Страница:
Но стоило коснуться денег… Славка сразу приехал.
А теперь и они…"
Звонки прекратились. Таня ясно слышала, как свекровь выговаривает мужу за то, что он не мог приехать из банка пораньше.
– Ну и где она теперь? – раздраженно говорила Ольга Григорьевна. – Погоди, может быть, у Ксении…
Свекор что-то невнятно ответил. Таня услышала, как хлопает дверь тамбура. В глазке теперь никого не было – только кипы бесплатных газет «Экстра-М», сложенных у стены напротив. Соседи складывали здесь газеты из года в год, и Стас неоднократно ругался с ними из-за этого. «Если вдруг пожар, мы все изжаримся, как утки! – говорил он после очередной перепалки. – И все это топливо лежит прямо против нашей двери!» Таня вспомнила его слова, и ей стало жутко. «Он всегда боялся пожара, и перед сном несколько раз проверял, выключен ли газ, погашены ли окурки в пепельнице… Неужели человек может предугадать, какой смертью умрет? А я боюсь высоты… Так, может, не сопротивляться судьбе? Открыть балкон и шагнуть…»
Таня отпрянула от двери. На площадке раздались громкие голоса, и мгновение спустя звонки в дверь возобновились с прежней регулярностью. Она слышала взволнованный голос Ксении:
– Только что была дома. Таня! Таня!
Ксения несколько раз ударила в дверь то ли ногой, то ли кулаком и продолжала нажимать на звонок. Ее голос звучал все громче и истеричней – она легко заводилась.
– А может, Татка что-то с собой сделала? Только что была в полном порядке. А может…
Внезапно Ксения перешла на шепот. Таня уже ничего не слышала. За ее дверью перешептывались люди, и это ее пугало сильнее, чем крики. Но что-то мешало ей откликнуться, успокоить их. «Они уже Бог знает что напридумывали, – уговаривала она себя. – Скажи хотя бы, что спала, что плохо себя чувствуешь, что не хочешь отпирать… Тогда они уйдут. И в конце концов, почему ты прячешься от свекрови? Ты не обязана давать ей деньги. Это тоже можно сказать прямым текстом, и Ксения меня поддержит…» Но она не могла заставить себя подать голос, повернуть ключ, нажать дверную ручку…
– Бог знает что, – взволнованно произнесла свекровь. – Ты говоришь, паспорт Стаса? Ксюша, но ты уверена?
– Лично видела справку! – Ксения еще раз позвонила. – Что же делать? А может, там бандиты?
И тут Таня услышала спокойный голос свекра.
Этот немногословный, всегда как будто немного заторможенный человек заявил:
– Ну, хватит. Значит, она просто куда-то вышла.
Оля, поехали. Позвонишь ей вечером.
Таня услышала, как возражает свекровь. Как Ксения дает клятвенное обещание через десять минут снова сюда зайти, а если понадобится, то и не один раз. Наконец шаги и голоса удалились. В тамбуре хлопнула дверь и стало тихо.
– Сумасшедшая, – пробормотала Таня, имея в виду себя. – Уже от людей шарахаешься. В конце концов, что они тебе плохого сделали?
На улице было пасмурно, и тучи приобрели синеватый, грозовой оттенок. Таня протянула руку к выключателю, но не решилась зажечь свет. Если свекровь увидит с улицы, что на кухне горит лампа, то непременно вернется, и тогда придется оправдываться. Таня поставила на плиту чайник и уселась за стол, уронив голову на скрещенные руки.
Все эти дни самым страшным было ощущение пустоты. Когда Таня напивалась, ей удавалось уснуть или заплакать, и это немного помогало. Но сейчас ей было еще хуже, чем всегда. Можно было снять телефонную трубку, открыть записную книжку и звонить всем подряд – бывшим сокурсникам, друзьям, продавщицам из книжного магазина… Когда человек в таком горе, его, как правило, не отталкивают, а выслушивают, даже если нет ни настроения, ни времени…
И, как будто услышав ее мысли, зазвонил телефон. Девушка вяло, машинально встала, прошла в прихожую, сняла трубку и сказала «алло». Ей и в голову не пришло, что могут звонить свекровь или Ксения. Но голос был мужской. Буднично и вроде бы устало он произнес:
– Позови мужа.
– А его нет, – автоматически ответила она.
– А когда будет? – все тем же усталым голосом спросил мужчина. – Он тебе не сказал?
Мужчина обращался к ней на «ты», и это ей не понравилось. С какой стати? Или они знакомы? Таня собралась с мыслями и резко ответила:
– Вообще-то он умер. Еще неделю назад.
И тут она услышала такие выражения, что сразу бросила трубку. Сердце заколотилось быстрее, к щекам прилила кровь. «Какое хамство! – Таня чуть не плакала и прижимала трубку рукой, как будто это могло помешать телефону зазвонить снова. – Я же ему человеческим языком сказала – Стас умер. Какого черта он на меня сорвался?» Она ждала несколько минут. Твердо решила: если этот хам позвонит еще раз, она скажет, что телефон прослушивает милиция, потому что ее мужа убили. «Хотя вряд ли он испугается, ведь он же ничего угрожающего не сказал, просто матерился…» Но телефон больше не звонил.
Таня выпила чаю в полутемной кухне. Света она все еще не зажигала, хотя свекрови явно и близко не было. Глаза понемногу привыкли к сумеркам, и ей уже казалось, что так существовать намного легче. При свете все уж слишком определенно, чересчур тоскливо… А в сумерках можно многое себе вообразить. Она закрыла глаза и в который раз представила себе, что все осталось по-прежнему.
Через полчаса, через час Стас вернется домой, весело, отрывисто позвонит, предупреждая ее о своем возвращении, а потом она услышит, как в замке щелкает ключ…
И она услышала звонок в дверь. Открыла глаза, чиркнула зажигалкой и осветила циферблат наручных часов. Без пятнадцати десять. Ксения не слишком торопилась, а ведь обещала прийти через десять минут.
«Если начнет трезвонить как оглашенная, я открою и скажу, чтобы убиралась, – решила Таня. – Только что мне было так хорошо! Сегодня я вообще не буду зажигать свет!»
Но звонок не повторился. Зато она услышала звук, от которого почти успела отвыкнуть. В дверном замке повернулся ключ. Один поворот, другой, третий… Потом щелкнул нижний замок – немного потише. Над открытой форточкой вздулась занавеска, по ногам потянуло сквозняком – это отворилась входная дверь. Таня сидела за столом будто каменная. С того места, где стоял ее стул, коридор не просматривался. Она видела только стену напротив, стену, на которой чернел овальный жостовский поднос – подарок ее матери к свадьбе. Занавеска втянулась в проем форточки, а потом повисла неподвижно. Кто-то закрыл входную дверь, и слабо щелкнул язычок нижнего замка. Таня услышала шаги – сперва отчетливо, потом все глуше. Кто-то вошел в комнату. Там слегка поскрипывал паркет.
Потом раздался глухой звук, будто выдвинули и задвинули ящик. Какой-то шорох. Шаги все ближе, ближе, уже в прихожей…
Таня вскочила. Горло как будто ремнем перехватило, но она попыталась выжать из себя хоть какой-то звук, хоть какое-то подобие речи… Ничего не получалось – все было как в дурном сне, как в кошмаре, когда чудовище приближается, нужно звать на помощь, а губы не в состоянии разомкнуться. Шаги удалились – на этот раз в другую комнату. Таня стояла, схватившись за спинку стула и чувствуя, как мелко-мелко и очень быстро дрожит правое колено. Ей казалось, достаточно одного движения, одного слова – и все изменится, вспыхнет свет, он войдет, обо всем расскажет, все объяснит…
Шаги в прихожей – быстрые, уверенные, щелканье нижнего замка, взмах занавески, темнота, тишина, безумие.
Колено дрожало так, что ей пришлось опираться обо все предметы, которые попадались по пути.
Первым делом Таня добрела до выключателей в коридоре и зажгла везде свет. Кухня, прихожая, ванная, туалет. Потом обе комнаты. Все вещи глядели на свою хозяйку невинно и как будто вопросительно. Все было на своих местах. В комнатах ровным счетом ничего не изменилось.
"Дверь, – подумала она. – Надо проверить дверь.
Если я сошла с ума, значит, так тому и быть. Но ключи у него были, я слышала, как они звенят". Таня на подгибающихся ногах подошла к двери, нажала ручку… Дверь легко приоткрылась. И девушка почувствовала некоторое облегчение. Значит, это все-таки не бред. Значит, здесь кто-то побывал! Возле входной двери, на специально прибитом крючке, висела ее собственная связка ключей. Таня сняла ее и заперла дверь на все замки. Потом накинула цепочку и посмотрела в глазок. Тамбур, тоскливо освещенный лампой дневного света, был пуст.
Она сделала несколько шагов и остановилась на пороге комнаты. На диване лежал синий плащ – и она уже не могла смотреть ни на что другое. «Я упустила его». Она сама себе удивилась. Несколько минут назад умирала от страха, от одной мысли, что сейчас ее обнаружат в темной кухне… Ее трясло как в лихорадке от одного звука тех быстрых, уверенных шагов. Но теперь дрожь прошла. Во всей квартире горел свет, и она видела, что осталась совершенно одна. Железная дверь заперта. Стоит набрать номер Ксении – и та прибежит на помощь вместе с мужем.
Ей невероятно повезло, что ее не обнаружили, – да, наверное, повезло… Неизвестно, с кем бы ей пришлось столкнуться в темной кухне… Так откуда же это сожаление? Она поздравила себя с тем, что устояла на ногах. Если вспомнить, как она сегодня упала в обморок перед Славкой, – это уже большое достижение. Если вспомнить, как ей показалось, что на кухне стоит муж…
И тут ее прорвало. Таня вскрикнула высоким, неестественным голосом и снова бросилась к двери. Отпирая один за другим замки, она уже в голос рыдала.
Выскочила в тамбур, на площадку к лифтам, на запасную лестницу… Мертвый свет длинных белых ламп, разбитое окно, окурки возле мусоропровода, слабый запах гари…
– Нет его, нет… – шептала она, даже не пытаясь вытереть слезы. – Нет его, нет! Зачем же ты меня мучаешь? Почему не уйдешь совсем?
Она знала, что таких слов говорить нельзя. Произнося их, она принимает новые правила игры. Меняет реальность на безумие, отчаяние – на надежду. Потому что надеяться на его возвращение – чистой воды безумие. Но Таня шептала одно и то же, прижавшись к стене на запасной лестнице, глядя вверх, туда, где в окне от ветра дрожало и позвякивало стекло. Она больше не могла терпеть, не могла уговаривать себя жить нормальной жизнью, тоскливой и размеренной.
Сидя в темной кухне, слушая шаги, она в полной мере испытала тот ужас и то счастье, которое до этого испытывала только в мечтах. Он должен был вернуться – хотя бы на минуту! Он вернулся, потому что и ему не может быть покоя, если здесь его так ждут!
– О Господи! – закричала она и ударила кулаком в стену. – Да где же ты!
В наступившей затем тишине она услышала, как в шахте поднимается лифт. Короткое звяканье – и послышался шум раздвигающихся дверей. Шарканье домашних тапочек, хлопанье двери… И голос Ксении, которая возмущенно и громко что-то говорила в тамбуре. Таня с трудом отлепилась от стены и вытерла слезы.
***
– Ну, ты только никому такого не рассказывай, договорились? – почти испуганно перебила Таню подруга. – Насчет ключей это все ужасно. Но если ты кому-нибудь скажешь, что приходил Стас, тебя увезут в дурдом, ты понимаешь?
Они вдвоем сидели на кухне. Таня тщательно заперла дверь, а Ксения так же тщательно за этим проследила. Она была возмущена, что Таня так легкомысленно покидает квартиру, оставляя дверь настежь. Ксения выслушала рассказ о происшествии и, судя по выражению лица, поверила. Но истолковала все куда проще и страшней.
– Пойми, Татка, что и ключи у Стаса украли! – Ксения от волнения выдернула из прически гребень и принялась теребить его зубья. – Кто, по-твоему, сегодня предъявлял паспорт в обменном пункте? Призрак, что ли? Тебе же его описали – высокий брюнет в светлом пиджаке. Очень похож на Стаса, не находишь? – Она усмехнулась и продолжала:
– Так вот, и ключи, скорее всего" у этого брюнета. Если их не целая банда.
– Ксень, но ты бы слышала, он так уверенно ходил по квартире… – растерянно возразила Таня.
Она не слишком защищала свою версию. Теперь, при ярком электрическом свете, в обществе подруги, все и в самом деле сделалось как-то проще и приземленней.
– Значит, он бывал тут! Мало ли народу у вас толклось! – жестко ответила Ксения. – И этот тип знал, что ему надо! А что он унес?
Таня пожала плечами. Уже при Ксении она более тщательно осмотрела обе комнаты. Но по-прежнему не заметила никаких изменений.
– Ох, ну как же тебе повезло, что он на кухню не зашел! – почти простонала Ксения. – Боюсь, я бы тебя больше живой не увидела! Да очнись ты, Бога ради! Ну сходи в церковь, поставь свечку, если хочешь! Только это был не Стас!
– Я знаю. – Таня вытащила из пачки сигарету и жадно закурила. – Ксюша, я все знаю, но, если это был вор, что он украл?
Ксения задумалась. Потом пожелала знать, были ли еще у кого-нибудь ключи от этой квартиры. Таня предъявила ей свою связку, а также запасные ключи, которые хранились в одном из ящиков письменного стола.
– А ключи Стаса сгорели в машине, – пояснила она. – Кажется, больше связок не было.
– Кажется… – передразнила Ксения. – Вообще-то ключи не горят. Их должны были найти и отдать тебе. А если не отдали, значит, их там и не было. Слушай, тебе просто необходимо поговорить со следователем. К тебе уже бандиты на дом приходят. Давай бери зубную щетку и пошли ночевать к нам.
На этот раз Тане не удалось отвертеться. Она выпила предложенную Алешей рюмку водки, умылась и уснула на старой, но очень мягкой кровати, на которой когда-то спала покойная бабушка Ксении. Никакие призраки ее сон не нарушали.
***
С самим следователем ей встретиться не удалось.
Она просидела в коридоре следственного управления полдня, пока ее не принял помощник следователя.
Волнуясь, с запинками Таня рассказала о том, что произошло за последние сутки.
– Справку из обменного пункта вы принесли? – спросил ее парень, совсем молодой, почти ее ровесник.
Таня не испытывала к нему особого доверия и предпочла бы говорить с кем-нибудь постарше. Но справку все же отдала.
Парень прочитал справку и задумался. Таня робко напомнила, что до сих пор не знает, при каких обстоятельствах погиб ее муж. Что, в конце концов, случилось в тот день за городом, на проселочной дороге? Почему загорелась машина? Как вдова, она имеет право это знать!
– Дело заведено, – уклончиво ответил парень. – Лучше бы вам поговорить с самим Каримовым, это ваш следователь. А я могу принять от, вас только заявление. Будете писать?
Таня примостилась сбоку у стола и с трудом исписала полтора листа сероватой бумаги. Она постоянно останавливала себя, ловила на том, что уходит в сторону от сути дела. Какие детали важны для следствия? Писать или нет о том, что шаги, которые вчера раздавались в темной квартире, показались ей знакомыми? Да что там показались, она их узнала сразу! Она вспомнила предостережение Ксении – об этом не говорить ни при каких обстоятельствах. Никто не станет разбираться с бредом сумасшедшей. Таня ограничилась тем, что описала происшествие в обменном пункте, звонок по телефону, а затем пугающий поздний визит. Помощник следователя (Таня все больше опасалась, что это просто практикант) взял ее заявление и прочел его.
Несколько раз он усмехался, особенно дочитывая последние строки. Таня забеспокоилась:
– Что-то не так?
– Вы пишете, что в квартире было темно, что ж он свет не включил?
Она пожала плечами. Что тут скажешь… Если человек чувствует себя в квартире как дома и не собирается читать газету, то зачем включать свет? Ведь еще не окончательно стемнело. Парень смотрел на нее с любопытством. Таня вспыхнула:
– Я все написала как было. Ничего не выдумала. Вы лучше скажите, что мне делать? Пока вы его поймаете, он еще сто раз придет. Где мне жить?
Она нарочно заговорила деловито, почти грубо.
Больше всего она боялась, что ей не поверят. Решат, что вдова слегка повредилась в уме. Стоит ли обращать внимание?
– Поживите у родителей, – предложил тот.
– Они в Калининграде, не могу же я туда уехать.
– А почему не можете?
Таня объяснила, что пока ее никто с работы не увольнял.
– А вы работаете? – как будто удивился парень. – Муж занимался бизнесом, вам что, не хватало?
Таня опять пожала плечами. Зачем она будет распинаться перед этим нагловатым молодым человеком? Объяснять, что по натуре она не домохозяйка?
Что зарплата у нее была небольшая, но зато это собственные деньги, и она почти все отсылала родителям? Что работу в книжном магазине она нашла сама и Стас ни словом не возразил, а даже как будто обрадовался? И наконец, что ей стыдно было так явно сесть ему на шею, что эта работа была единственным козырем против всех обвинений, которые могли бы ей предъявить родственники мужа?
– Хватало, – только и ответила она.
Еще помощник следователя спросил ее только о том, не пропало ли что-нибудь из квартиры. Но Таня это отрицала. Все, что можно было украсть – деньги, ценности, техника, – осталось на месте.
– Ну, так, может, вам просто показалось? – настойчиво спросил парень. – Вас не тронули, ничего не взяли, и вы даже не видели, заходил кто-то или нет. Верно?
– Я слышала! – Таня встала, перебросила через плечо ремень сумки. – Ну а звонок по телефону?
– Вам что, никогда по телефону не грубили?
Ей пришлось признать, что грубили. И конечно, особо удивляться нечему. Среди знакомых мужа попадались самые разные люди… Получается, что и об этом она написала зря? Что же тогда остается от ее заявления?
– А вот справка из обменного пункта – это серьезно, – подвел итог помощник следователя. – Мы ею займемся. Вы пока будьте поосторожнее. Поменяйте замки, что ли. Никому не открывайте. Или заведите собаку. Вот моя овчарка, если кто-то просто подходит к двери… – отвлекся было он.
– До свидания. – Таня уже шла к двери. Ее вернули, чтобы отметить пропуск. Она старалась сохранить каменное выражение лица. «Надо вести себя как можно спокойнее, – уговаривала она себя. – Пусть они издеваются, пусть не верят. Я написала заявление, и им все равно придется разбираться по всем пунктам».
Едва оказавшись на улице, она зашла в первое попавшееся кафе. Из алкогольных напитков там оказалась одна водка. Таня лихо опрокинула стопочку и почувствовала привычное облегчение. Мелькнула издевательская мысль: «А если те шаги в темноте мне просто померещились спьяну? Ведь за день я выпила немало!» Она достала из сумки кошелек, открыла его, пересчитала деньги. Вся сумма, вырученная вчера от продажи валюты, оказалась на месте. Таня так и не успела переложить ее в другое место, даже не подумала об этом. Сумка валялась на диване, рядом с плащом Стаса… Она была на самом виду. Только вор-недоумок мог не понять, что в сумке обычно находится кошелек, а в кошельке – деньги. Если за ней следили в обменном пункте и решили ограбить, то первым делом схватили бы сумку, с которой она была в ювелирном магазине. Однако до сумки никто не дотронулся.
Таня расплатилась с барменшей и вышла на улицу, застегивая куртку. С трудом закурила на ветру, щуря ненакрашенные ресницы. Вся косметика осталась дома, а к следователю она отправилась прямо от Ксении. «Это был не вор и не бандит, я уверена. Но зачем же он приходил?»
Она сразу отказалась от мысли, поданной помощником следователя, – переехать или поменять замки. Переезжать ей некуда. А среди трех замков на двери один невозможно открыть снаружи, если его заперли изнутри. Вчерашний визитер только потому и попал в квартиру, что Таня заперла дверь на два простых замка. «Если он придет еще раз, я попробую увидеть его. – Она подошла к бровке тротуара и подняла руку, останавливая машину. – А вообще все это смешно. Почему он не зажег свет? Если это был призрак, то свет ему не нужен. Хотя и ключи ему тоже не нужны». Она пыталась шутить над собой, над своими вчерашними глупыми фантазиями. Но, уже усевшись в машину и назвав свой адрес, она начала волноваться. А войдя в подъезд и нажав кнопку вызова лифта, Таня струсила всерьез. За ночь и за сегодняшний день в квартире мог побывать кто угодно… А если он и сейчас там?
Но все осталось по-прежнему. На кухонном столе пепельница с окурками от ее сигарет. В комнатах относительный порядок, насколько это возможно, если давно не делать уборки. На диване валяется синий плащ… Таня подняла его и задумалась. А потом решительно направилась в коридор и вытащила с антресолей две большие дорожные сумки.
– Все так все! – И для начала она аккуратно уложила на дно одной из сумок плащ. – Вот кто-то обрадуется!
Туда же, на дно сумки, она положила куртку Стаса. Засунула в пакеты все его ботинки, вынесла из ванной бритвенные принадлежности, даже полотенца, которыми он вытирался в последний раз. Все это она тщательно упаковывала и укладывала в сумку.
С трудом задернула «молнию» и открыла шкаф. Его свитера, его майки и рубашки, его, брюки и пиджаки… Она укладывала вещи с каким-то остервенением и сама не знала, на кого злится. На него? За то, что умер? На себя? За то, что ее бросили? «Ну да, он все равно что бросил меня. – Таня застегнула сумку и выпрямилась. – Ладно, пусть теперь всем этим пользуется кто-то другой. Только не его отец. И не Славка. Не желаю знать этого человека. Не желаю еще раз увидеть эти вещи на ком-то. Ведь сколько я с ними всегда возилась, гладила, стирала, носила в химчистку! Я ведь каждую тряпку сразу узнаю… Вот, например, голубой свитер…»
Таня нахмурилась. Голубой свитер? Разве она его укладывала? Начался вечный психоз, который охватывал ее перед дорогой, – она сомневалась, положила ли зубную щетку, косметичку, белье… Со вздохом она заглянула в шкаф. Он опустел больше чем наполовину. Все оставшиеся вещи, лежащие на полках и висевшие на плечиках, принадлежали ей. Голубой свитер с: желтыми полосками – дорогой свитер из «Гленфильда» – сразу был бы виден среди этих вещей. Сама Таня предпочитала красный, серый и белый цвета.
Она расстегнула сперва одну сумку, потом другую.
Свитера там не оказалось. Но в тот день, отправляясь к родителям на дачу. Стас надел спортивный костюм.
В нем он и был, когда все случилось. Через полчаса Таня обнаружила отсутствие еще некоторых вещей. Теперь она тщательно перерыла все шкафы и сумки. В комнате все было вверх дном.
Она не знала, что и подумать. Кроме голубого свитера, новехонького, купленного незадолго до гибели мужа, пропал его серый костюм, самый дорогой, несколько рубашек (она выстирала и погладила их приблизительно месяц назад и с тех пор не видела).
Два галстука, среди них его любимый. Таня сбегала в ванную и заглянула в стиральную машину. Ни одной вещи из числа исчезнувших там не обнаружилось. «Это очень странно… – Она захлопнула дверцу машины и уселась на бортик ванны. – Куда все это делось? Может, он дал Славке поносить?» Но Это было не похоже на правду. Стас любил хорошо одеться и ревностно относился к своим вещам. Как-то она надела его свитер, чтобы сбегать в булочную.
Просто ничего другого под руку не попалось. Стас закатил сцену – у нее что, своих свитеров нет? А потом, извинившись, добавил, что не любит, когда у него что-то берут без спросу. И объяснил, что в детстве натерпелся от старшего брата – ему пришлось все донашивать за Славкой. С тех пор он ненавидит, когда кто-то трогает его вещи. Сам никому не даст и ни за что не наденет после кого-то.
Таня вгляделась в свое отражение в зеркале ванной. Вполне нормальное лицо. Не сошла же она в самом деле с ума? Если вещей нет, значит, их кто-то унес. Сам Стас или кто-то другой… Она прошла к телефону и набрала номер Славки. Его дома не оказалось, и Таня поговорила с его женой. Через минуту она точно знала – ни голубого свитера, ни других вещей Стаса Славка домой не приносил. Лариса, его жена, сперва даже не поняла, о чем идет речь. А потом отрезала:
– Ну, не настолько уж у нас плохи дела.
Таня извинилась и повесила трубку. "Смешно – ведь это Стас всю жизнь донашивал за Славкой.
А обижается Славкина жена. У кого же тогда вещи?" Этот вопрос волновал ее все больше. Не потому, что ей было жалко, – она все равно собиралась позвонить в какую-нибудь благотворительную организацию и сказать, чтобы эти вещи у нее забрали и раздали погорельцам. Но ведь вещи пропали… Кто-то вынес их из дому. Сам Стас? Но зачем? Чего ради?
Вчера, поздно вечером, она говорила по телефону с Ольгой Григорьевной. Ее заставила позвонить Ксения, мотивируя это тем, что свекровь просто из себя выходила. Разговор был недолгий и не очень приятный. Таня сказала, что была весь вечер дома, но не открывала, потому что мылась в ванне. И что очень сожалеет, но денег одолжить не может – ее вот-вот выгонят с работы. Свекровь сухо ответила, что извиняться не стоит. Время такое – кто может тот выживает в одиночку.
Сейчас свекровь наверняка была дома, но Тане не хотелось ей звонить. Пересилив себя, она все же набрала знакомый номер. Ольга Григорьевна тоже не поняла, о чем речь:
– Вещи? Голубой свитер? Ничего не оставлял…
Танечка, ты не по адресу обращаешься.
Таня уцепилась даже не за намек – за тень намека, проскользнувшую в голосе свекрови.
– А по какому адресу надо обращаться?
– Ну, не знаю, кому он мог все это отдать…
Славку спроси.
– У него нет.
Свекровь больше не скрывала своих чувств. Все еще вежливо, но уже раздраженно она попросила дать ей возможность приготовить ужин. У нее все выкипает. Пусть Таня позвонит позже, если ей будет одиноко. Трубку Ольга Григорьевна повесила первой. Но Таня даже не обиделась. Ни о каких теплых отношениях уже и речи быть не могло. Впервые в жизни она в чем-то отказала свекрови. И это сразу дало результат. «Славка хорошо ко мне относится, но если бы я не дала ему денег? – Таня усмехнулась. – Неужели все такие, неужели я им всем стою поперек горла?»
А теперь и они…"
Звонки прекратились. Таня ясно слышала, как свекровь выговаривает мужу за то, что он не мог приехать из банка пораньше.
– Ну и где она теперь? – раздраженно говорила Ольга Григорьевна. – Погоди, может быть, у Ксении…
Свекор что-то невнятно ответил. Таня услышала, как хлопает дверь тамбура. В глазке теперь никого не было – только кипы бесплатных газет «Экстра-М», сложенных у стены напротив. Соседи складывали здесь газеты из года в год, и Стас неоднократно ругался с ними из-за этого. «Если вдруг пожар, мы все изжаримся, как утки! – говорил он после очередной перепалки. – И все это топливо лежит прямо против нашей двери!» Таня вспомнила его слова, и ей стало жутко. «Он всегда боялся пожара, и перед сном несколько раз проверял, выключен ли газ, погашены ли окурки в пепельнице… Неужели человек может предугадать, какой смертью умрет? А я боюсь высоты… Так, может, не сопротивляться судьбе? Открыть балкон и шагнуть…»
Таня отпрянула от двери. На площадке раздались громкие голоса, и мгновение спустя звонки в дверь возобновились с прежней регулярностью. Она слышала взволнованный голос Ксении:
– Только что была дома. Таня! Таня!
Ксения несколько раз ударила в дверь то ли ногой, то ли кулаком и продолжала нажимать на звонок. Ее голос звучал все громче и истеричней – она легко заводилась.
– А может, Татка что-то с собой сделала? Только что была в полном порядке. А может…
Внезапно Ксения перешла на шепот. Таня уже ничего не слышала. За ее дверью перешептывались люди, и это ее пугало сильнее, чем крики. Но что-то мешало ей откликнуться, успокоить их. «Они уже Бог знает что напридумывали, – уговаривала она себя. – Скажи хотя бы, что спала, что плохо себя чувствуешь, что не хочешь отпирать… Тогда они уйдут. И в конце концов, почему ты прячешься от свекрови? Ты не обязана давать ей деньги. Это тоже можно сказать прямым текстом, и Ксения меня поддержит…» Но она не могла заставить себя подать голос, повернуть ключ, нажать дверную ручку…
– Бог знает что, – взволнованно произнесла свекровь. – Ты говоришь, паспорт Стаса? Ксюша, но ты уверена?
– Лично видела справку! – Ксения еще раз позвонила. – Что же делать? А может, там бандиты?
И тут Таня услышала спокойный голос свекра.
Этот немногословный, всегда как будто немного заторможенный человек заявил:
– Ну, хватит. Значит, она просто куда-то вышла.
Оля, поехали. Позвонишь ей вечером.
Таня услышала, как возражает свекровь. Как Ксения дает клятвенное обещание через десять минут снова сюда зайти, а если понадобится, то и не один раз. Наконец шаги и голоса удалились. В тамбуре хлопнула дверь и стало тихо.
– Сумасшедшая, – пробормотала Таня, имея в виду себя. – Уже от людей шарахаешься. В конце концов, что они тебе плохого сделали?
На улице было пасмурно, и тучи приобрели синеватый, грозовой оттенок. Таня протянула руку к выключателю, но не решилась зажечь свет. Если свекровь увидит с улицы, что на кухне горит лампа, то непременно вернется, и тогда придется оправдываться. Таня поставила на плиту чайник и уселась за стол, уронив голову на скрещенные руки.
Все эти дни самым страшным было ощущение пустоты. Когда Таня напивалась, ей удавалось уснуть или заплакать, и это немного помогало. Но сейчас ей было еще хуже, чем всегда. Можно было снять телефонную трубку, открыть записную книжку и звонить всем подряд – бывшим сокурсникам, друзьям, продавщицам из книжного магазина… Когда человек в таком горе, его, как правило, не отталкивают, а выслушивают, даже если нет ни настроения, ни времени…
И, как будто услышав ее мысли, зазвонил телефон. Девушка вяло, машинально встала, прошла в прихожую, сняла трубку и сказала «алло». Ей и в голову не пришло, что могут звонить свекровь или Ксения. Но голос был мужской. Буднично и вроде бы устало он произнес:
– Позови мужа.
– А его нет, – автоматически ответила она.
– А когда будет? – все тем же усталым голосом спросил мужчина. – Он тебе не сказал?
Мужчина обращался к ней на «ты», и это ей не понравилось. С какой стати? Или они знакомы? Таня собралась с мыслями и резко ответила:
– Вообще-то он умер. Еще неделю назад.
И тут она услышала такие выражения, что сразу бросила трубку. Сердце заколотилось быстрее, к щекам прилила кровь. «Какое хамство! – Таня чуть не плакала и прижимала трубку рукой, как будто это могло помешать телефону зазвонить снова. – Я же ему человеческим языком сказала – Стас умер. Какого черта он на меня сорвался?» Она ждала несколько минут. Твердо решила: если этот хам позвонит еще раз, она скажет, что телефон прослушивает милиция, потому что ее мужа убили. «Хотя вряд ли он испугается, ведь он же ничего угрожающего не сказал, просто матерился…» Но телефон больше не звонил.
Таня выпила чаю в полутемной кухне. Света она все еще не зажигала, хотя свекрови явно и близко не было. Глаза понемногу привыкли к сумеркам, и ей уже казалось, что так существовать намного легче. При свете все уж слишком определенно, чересчур тоскливо… А в сумерках можно многое себе вообразить. Она закрыла глаза и в который раз представила себе, что все осталось по-прежнему.
Через полчаса, через час Стас вернется домой, весело, отрывисто позвонит, предупреждая ее о своем возвращении, а потом она услышит, как в замке щелкает ключ…
И она услышала звонок в дверь. Открыла глаза, чиркнула зажигалкой и осветила циферблат наручных часов. Без пятнадцати десять. Ксения не слишком торопилась, а ведь обещала прийти через десять минут.
«Если начнет трезвонить как оглашенная, я открою и скажу, чтобы убиралась, – решила Таня. – Только что мне было так хорошо! Сегодня я вообще не буду зажигать свет!»
Но звонок не повторился. Зато она услышала звук, от которого почти успела отвыкнуть. В дверном замке повернулся ключ. Один поворот, другой, третий… Потом щелкнул нижний замок – немного потише. Над открытой форточкой вздулась занавеска, по ногам потянуло сквозняком – это отворилась входная дверь. Таня сидела за столом будто каменная. С того места, где стоял ее стул, коридор не просматривался. Она видела только стену напротив, стену, на которой чернел овальный жостовский поднос – подарок ее матери к свадьбе. Занавеска втянулась в проем форточки, а потом повисла неподвижно. Кто-то закрыл входную дверь, и слабо щелкнул язычок нижнего замка. Таня услышала шаги – сперва отчетливо, потом все глуше. Кто-то вошел в комнату. Там слегка поскрипывал паркет.
Потом раздался глухой звук, будто выдвинули и задвинули ящик. Какой-то шорох. Шаги все ближе, ближе, уже в прихожей…
Таня вскочила. Горло как будто ремнем перехватило, но она попыталась выжать из себя хоть какой-то звук, хоть какое-то подобие речи… Ничего не получалось – все было как в дурном сне, как в кошмаре, когда чудовище приближается, нужно звать на помощь, а губы не в состоянии разомкнуться. Шаги удалились – на этот раз в другую комнату. Таня стояла, схватившись за спинку стула и чувствуя, как мелко-мелко и очень быстро дрожит правое колено. Ей казалось, достаточно одного движения, одного слова – и все изменится, вспыхнет свет, он войдет, обо всем расскажет, все объяснит…
Шаги в прихожей – быстрые, уверенные, щелканье нижнего замка, взмах занавески, темнота, тишина, безумие.
Колено дрожало так, что ей пришлось опираться обо все предметы, которые попадались по пути.
Первым делом Таня добрела до выключателей в коридоре и зажгла везде свет. Кухня, прихожая, ванная, туалет. Потом обе комнаты. Все вещи глядели на свою хозяйку невинно и как будто вопросительно. Все было на своих местах. В комнатах ровным счетом ничего не изменилось.
"Дверь, – подумала она. – Надо проверить дверь.
Если я сошла с ума, значит, так тому и быть. Но ключи у него были, я слышала, как они звенят". Таня на подгибающихся ногах подошла к двери, нажала ручку… Дверь легко приоткрылась. И девушка почувствовала некоторое облегчение. Значит, это все-таки не бред. Значит, здесь кто-то побывал! Возле входной двери, на специально прибитом крючке, висела ее собственная связка ключей. Таня сняла ее и заперла дверь на все замки. Потом накинула цепочку и посмотрела в глазок. Тамбур, тоскливо освещенный лампой дневного света, был пуст.
Она сделала несколько шагов и остановилась на пороге комнаты. На диване лежал синий плащ – и она уже не могла смотреть ни на что другое. «Я упустила его». Она сама себе удивилась. Несколько минут назад умирала от страха, от одной мысли, что сейчас ее обнаружат в темной кухне… Ее трясло как в лихорадке от одного звука тех быстрых, уверенных шагов. Но теперь дрожь прошла. Во всей квартире горел свет, и она видела, что осталась совершенно одна. Железная дверь заперта. Стоит набрать номер Ксении – и та прибежит на помощь вместе с мужем.
Ей невероятно повезло, что ее не обнаружили, – да, наверное, повезло… Неизвестно, с кем бы ей пришлось столкнуться в темной кухне… Так откуда же это сожаление? Она поздравила себя с тем, что устояла на ногах. Если вспомнить, как она сегодня упала в обморок перед Славкой, – это уже большое достижение. Если вспомнить, как ей показалось, что на кухне стоит муж…
И тут ее прорвало. Таня вскрикнула высоким, неестественным голосом и снова бросилась к двери. Отпирая один за другим замки, она уже в голос рыдала.
Выскочила в тамбур, на площадку к лифтам, на запасную лестницу… Мертвый свет длинных белых ламп, разбитое окно, окурки возле мусоропровода, слабый запах гари…
– Нет его, нет… – шептала она, даже не пытаясь вытереть слезы. – Нет его, нет! Зачем же ты меня мучаешь? Почему не уйдешь совсем?
Она знала, что таких слов говорить нельзя. Произнося их, она принимает новые правила игры. Меняет реальность на безумие, отчаяние – на надежду. Потому что надеяться на его возвращение – чистой воды безумие. Но Таня шептала одно и то же, прижавшись к стене на запасной лестнице, глядя вверх, туда, где в окне от ветра дрожало и позвякивало стекло. Она больше не могла терпеть, не могла уговаривать себя жить нормальной жизнью, тоскливой и размеренной.
Сидя в темной кухне, слушая шаги, она в полной мере испытала тот ужас и то счастье, которое до этого испытывала только в мечтах. Он должен был вернуться – хотя бы на минуту! Он вернулся, потому что и ему не может быть покоя, если здесь его так ждут!
– О Господи! – закричала она и ударила кулаком в стену. – Да где же ты!
В наступившей затем тишине она услышала, как в шахте поднимается лифт. Короткое звяканье – и послышался шум раздвигающихся дверей. Шарканье домашних тапочек, хлопанье двери… И голос Ксении, которая возмущенно и громко что-то говорила в тамбуре. Таня с трудом отлепилась от стены и вытерла слезы.
***
– Ну, ты только никому такого не рассказывай, договорились? – почти испуганно перебила Таню подруга. – Насчет ключей это все ужасно. Но если ты кому-нибудь скажешь, что приходил Стас, тебя увезут в дурдом, ты понимаешь?
Они вдвоем сидели на кухне. Таня тщательно заперла дверь, а Ксения так же тщательно за этим проследила. Она была возмущена, что Таня так легкомысленно покидает квартиру, оставляя дверь настежь. Ксения выслушала рассказ о происшествии и, судя по выражению лица, поверила. Но истолковала все куда проще и страшней.
– Пойми, Татка, что и ключи у Стаса украли! – Ксения от волнения выдернула из прически гребень и принялась теребить его зубья. – Кто, по-твоему, сегодня предъявлял паспорт в обменном пункте? Призрак, что ли? Тебе же его описали – высокий брюнет в светлом пиджаке. Очень похож на Стаса, не находишь? – Она усмехнулась и продолжала:
– Так вот, и ключи, скорее всего" у этого брюнета. Если их не целая банда.
– Ксень, но ты бы слышала, он так уверенно ходил по квартире… – растерянно возразила Таня.
Она не слишком защищала свою версию. Теперь, при ярком электрическом свете, в обществе подруги, все и в самом деле сделалось как-то проще и приземленней.
– Значит, он бывал тут! Мало ли народу у вас толклось! – жестко ответила Ксения. – И этот тип знал, что ему надо! А что он унес?
Таня пожала плечами. Уже при Ксении она более тщательно осмотрела обе комнаты. Но по-прежнему не заметила никаких изменений.
– Ох, ну как же тебе повезло, что он на кухню не зашел! – почти простонала Ксения. – Боюсь, я бы тебя больше живой не увидела! Да очнись ты, Бога ради! Ну сходи в церковь, поставь свечку, если хочешь! Только это был не Стас!
– Я знаю. – Таня вытащила из пачки сигарету и жадно закурила. – Ксюша, я все знаю, но, если это был вор, что он украл?
Ксения задумалась. Потом пожелала знать, были ли еще у кого-нибудь ключи от этой квартиры. Таня предъявила ей свою связку, а также запасные ключи, которые хранились в одном из ящиков письменного стола.
– А ключи Стаса сгорели в машине, – пояснила она. – Кажется, больше связок не было.
– Кажется… – передразнила Ксения. – Вообще-то ключи не горят. Их должны были найти и отдать тебе. А если не отдали, значит, их там и не было. Слушай, тебе просто необходимо поговорить со следователем. К тебе уже бандиты на дом приходят. Давай бери зубную щетку и пошли ночевать к нам.
На этот раз Тане не удалось отвертеться. Она выпила предложенную Алешей рюмку водки, умылась и уснула на старой, но очень мягкой кровати, на которой когда-то спала покойная бабушка Ксении. Никакие призраки ее сон не нарушали.
***
С самим следователем ей встретиться не удалось.
Она просидела в коридоре следственного управления полдня, пока ее не принял помощник следователя.
Волнуясь, с запинками Таня рассказала о том, что произошло за последние сутки.
– Справку из обменного пункта вы принесли? – спросил ее парень, совсем молодой, почти ее ровесник.
Таня не испытывала к нему особого доверия и предпочла бы говорить с кем-нибудь постарше. Но справку все же отдала.
Парень прочитал справку и задумался. Таня робко напомнила, что до сих пор не знает, при каких обстоятельствах погиб ее муж. Что, в конце концов, случилось в тот день за городом, на проселочной дороге? Почему загорелась машина? Как вдова, она имеет право это знать!
– Дело заведено, – уклончиво ответил парень. – Лучше бы вам поговорить с самим Каримовым, это ваш следователь. А я могу принять от, вас только заявление. Будете писать?
Таня примостилась сбоку у стола и с трудом исписала полтора листа сероватой бумаги. Она постоянно останавливала себя, ловила на том, что уходит в сторону от сути дела. Какие детали важны для следствия? Писать или нет о том, что шаги, которые вчера раздавались в темной квартире, показались ей знакомыми? Да что там показались, она их узнала сразу! Она вспомнила предостережение Ксении – об этом не говорить ни при каких обстоятельствах. Никто не станет разбираться с бредом сумасшедшей. Таня ограничилась тем, что описала происшествие в обменном пункте, звонок по телефону, а затем пугающий поздний визит. Помощник следователя (Таня все больше опасалась, что это просто практикант) взял ее заявление и прочел его.
Несколько раз он усмехался, особенно дочитывая последние строки. Таня забеспокоилась:
– Что-то не так?
– Вы пишете, что в квартире было темно, что ж он свет не включил?
Она пожала плечами. Что тут скажешь… Если человек чувствует себя в квартире как дома и не собирается читать газету, то зачем включать свет? Ведь еще не окончательно стемнело. Парень смотрел на нее с любопытством. Таня вспыхнула:
– Я все написала как было. Ничего не выдумала. Вы лучше скажите, что мне делать? Пока вы его поймаете, он еще сто раз придет. Где мне жить?
Она нарочно заговорила деловито, почти грубо.
Больше всего она боялась, что ей не поверят. Решат, что вдова слегка повредилась в уме. Стоит ли обращать внимание?
– Поживите у родителей, – предложил тот.
– Они в Калининграде, не могу же я туда уехать.
– А почему не можете?
Таня объяснила, что пока ее никто с работы не увольнял.
– А вы работаете? – как будто удивился парень. – Муж занимался бизнесом, вам что, не хватало?
Таня опять пожала плечами. Зачем она будет распинаться перед этим нагловатым молодым человеком? Объяснять, что по натуре она не домохозяйка?
Что зарплата у нее была небольшая, но зато это собственные деньги, и она почти все отсылала родителям? Что работу в книжном магазине она нашла сама и Стас ни словом не возразил, а даже как будто обрадовался? И наконец, что ей стыдно было так явно сесть ему на шею, что эта работа была единственным козырем против всех обвинений, которые могли бы ей предъявить родственники мужа?
– Хватало, – только и ответила она.
Еще помощник следователя спросил ее только о том, не пропало ли что-нибудь из квартиры. Но Таня это отрицала. Все, что можно было украсть – деньги, ценности, техника, – осталось на месте.
– Ну, так, может, вам просто показалось? – настойчиво спросил парень. – Вас не тронули, ничего не взяли, и вы даже не видели, заходил кто-то или нет. Верно?
– Я слышала! – Таня встала, перебросила через плечо ремень сумки. – Ну а звонок по телефону?
– Вам что, никогда по телефону не грубили?
Ей пришлось признать, что грубили. И конечно, особо удивляться нечему. Среди знакомых мужа попадались самые разные люди… Получается, что и об этом она написала зря? Что же тогда остается от ее заявления?
– А вот справка из обменного пункта – это серьезно, – подвел итог помощник следователя. – Мы ею займемся. Вы пока будьте поосторожнее. Поменяйте замки, что ли. Никому не открывайте. Или заведите собаку. Вот моя овчарка, если кто-то просто подходит к двери… – отвлекся было он.
– До свидания. – Таня уже шла к двери. Ее вернули, чтобы отметить пропуск. Она старалась сохранить каменное выражение лица. «Надо вести себя как можно спокойнее, – уговаривала она себя. – Пусть они издеваются, пусть не верят. Я написала заявление, и им все равно придется разбираться по всем пунктам».
Едва оказавшись на улице, она зашла в первое попавшееся кафе. Из алкогольных напитков там оказалась одна водка. Таня лихо опрокинула стопочку и почувствовала привычное облегчение. Мелькнула издевательская мысль: «А если те шаги в темноте мне просто померещились спьяну? Ведь за день я выпила немало!» Она достала из сумки кошелек, открыла его, пересчитала деньги. Вся сумма, вырученная вчера от продажи валюты, оказалась на месте. Таня так и не успела переложить ее в другое место, даже не подумала об этом. Сумка валялась на диване, рядом с плащом Стаса… Она была на самом виду. Только вор-недоумок мог не понять, что в сумке обычно находится кошелек, а в кошельке – деньги. Если за ней следили в обменном пункте и решили ограбить, то первым делом схватили бы сумку, с которой она была в ювелирном магазине. Однако до сумки никто не дотронулся.
Таня расплатилась с барменшей и вышла на улицу, застегивая куртку. С трудом закурила на ветру, щуря ненакрашенные ресницы. Вся косметика осталась дома, а к следователю она отправилась прямо от Ксении. «Это был не вор и не бандит, я уверена. Но зачем же он приходил?»
Она сразу отказалась от мысли, поданной помощником следователя, – переехать или поменять замки. Переезжать ей некуда. А среди трех замков на двери один невозможно открыть снаружи, если его заперли изнутри. Вчерашний визитер только потому и попал в квартиру, что Таня заперла дверь на два простых замка. «Если он придет еще раз, я попробую увидеть его. – Она подошла к бровке тротуара и подняла руку, останавливая машину. – А вообще все это смешно. Почему он не зажег свет? Если это был призрак, то свет ему не нужен. Хотя и ключи ему тоже не нужны». Она пыталась шутить над собой, над своими вчерашними глупыми фантазиями. Но, уже усевшись в машину и назвав свой адрес, она начала волноваться. А войдя в подъезд и нажав кнопку вызова лифта, Таня струсила всерьез. За ночь и за сегодняшний день в квартире мог побывать кто угодно… А если он и сейчас там?
Но все осталось по-прежнему. На кухонном столе пепельница с окурками от ее сигарет. В комнатах относительный порядок, насколько это возможно, если давно не делать уборки. На диване валяется синий плащ… Таня подняла его и задумалась. А потом решительно направилась в коридор и вытащила с антресолей две большие дорожные сумки.
– Все так все! – И для начала она аккуратно уложила на дно одной из сумок плащ. – Вот кто-то обрадуется!
Туда же, на дно сумки, она положила куртку Стаса. Засунула в пакеты все его ботинки, вынесла из ванной бритвенные принадлежности, даже полотенца, которыми он вытирался в последний раз. Все это она тщательно упаковывала и укладывала в сумку.
С трудом задернула «молнию» и открыла шкаф. Его свитера, его майки и рубашки, его, брюки и пиджаки… Она укладывала вещи с каким-то остервенением и сама не знала, на кого злится. На него? За то, что умер? На себя? За то, что ее бросили? «Ну да, он все равно что бросил меня. – Таня застегнула сумку и выпрямилась. – Ладно, пусть теперь всем этим пользуется кто-то другой. Только не его отец. И не Славка. Не желаю знать этого человека. Не желаю еще раз увидеть эти вещи на ком-то. Ведь сколько я с ними всегда возилась, гладила, стирала, носила в химчистку! Я ведь каждую тряпку сразу узнаю… Вот, например, голубой свитер…»
Таня нахмурилась. Голубой свитер? Разве она его укладывала? Начался вечный психоз, который охватывал ее перед дорогой, – она сомневалась, положила ли зубную щетку, косметичку, белье… Со вздохом она заглянула в шкаф. Он опустел больше чем наполовину. Все оставшиеся вещи, лежащие на полках и висевшие на плечиках, принадлежали ей. Голубой свитер с: желтыми полосками – дорогой свитер из «Гленфильда» – сразу был бы виден среди этих вещей. Сама Таня предпочитала красный, серый и белый цвета.
Она расстегнула сперва одну сумку, потом другую.
Свитера там не оказалось. Но в тот день, отправляясь к родителям на дачу. Стас надел спортивный костюм.
В нем он и был, когда все случилось. Через полчаса Таня обнаружила отсутствие еще некоторых вещей. Теперь она тщательно перерыла все шкафы и сумки. В комнате все было вверх дном.
Она не знала, что и подумать. Кроме голубого свитера, новехонького, купленного незадолго до гибели мужа, пропал его серый костюм, самый дорогой, несколько рубашек (она выстирала и погладила их приблизительно месяц назад и с тех пор не видела).
Два галстука, среди них его любимый. Таня сбегала в ванную и заглянула в стиральную машину. Ни одной вещи из числа исчезнувших там не обнаружилось. «Это очень странно… – Она захлопнула дверцу машины и уселась на бортик ванны. – Куда все это делось? Может, он дал Славке поносить?» Но Это было не похоже на правду. Стас любил хорошо одеться и ревностно относился к своим вещам. Как-то она надела его свитер, чтобы сбегать в булочную.
Просто ничего другого под руку не попалось. Стас закатил сцену – у нее что, своих свитеров нет? А потом, извинившись, добавил, что не любит, когда у него что-то берут без спросу. И объяснил, что в детстве натерпелся от старшего брата – ему пришлось все донашивать за Славкой. С тех пор он ненавидит, когда кто-то трогает его вещи. Сам никому не даст и ни за что не наденет после кого-то.
Таня вгляделась в свое отражение в зеркале ванной. Вполне нормальное лицо. Не сошла же она в самом деле с ума? Если вещей нет, значит, их кто-то унес. Сам Стас или кто-то другой… Она прошла к телефону и набрала номер Славки. Его дома не оказалось, и Таня поговорила с его женой. Через минуту она точно знала – ни голубого свитера, ни других вещей Стаса Славка домой не приносил. Лариса, его жена, сперва даже не поняла, о чем идет речь. А потом отрезала:
– Ну, не настолько уж у нас плохи дела.
Таня извинилась и повесила трубку. "Смешно – ведь это Стас всю жизнь донашивал за Славкой.
А обижается Славкина жена. У кого же тогда вещи?" Этот вопрос волновал ее все больше. Не потому, что ей было жалко, – она все равно собиралась позвонить в какую-нибудь благотворительную организацию и сказать, чтобы эти вещи у нее забрали и раздали погорельцам. Но ведь вещи пропали… Кто-то вынес их из дому. Сам Стас? Но зачем? Чего ради?
Вчера, поздно вечером, она говорила по телефону с Ольгой Григорьевной. Ее заставила позвонить Ксения, мотивируя это тем, что свекровь просто из себя выходила. Разговор был недолгий и не очень приятный. Таня сказала, что была весь вечер дома, но не открывала, потому что мылась в ванне. И что очень сожалеет, но денег одолжить не может – ее вот-вот выгонят с работы. Свекровь сухо ответила, что извиняться не стоит. Время такое – кто может тот выживает в одиночку.
Сейчас свекровь наверняка была дома, но Тане не хотелось ей звонить. Пересилив себя, она все же набрала знакомый номер. Ольга Григорьевна тоже не поняла, о чем речь:
– Вещи? Голубой свитер? Ничего не оставлял…
Танечка, ты не по адресу обращаешься.
Таня уцепилась даже не за намек – за тень намека, проскользнувшую в голосе свекрови.
– А по какому адресу надо обращаться?
– Ну, не знаю, кому он мог все это отдать…
Славку спроси.
– У него нет.
Свекровь больше не скрывала своих чувств. Все еще вежливо, но уже раздраженно она попросила дать ей возможность приготовить ужин. У нее все выкипает. Пусть Таня позвонит позже, если ей будет одиноко. Трубку Ольга Григорьевна повесила первой. Но Таня даже не обиделась. Ни о каких теплых отношениях уже и речи быть не могло. Впервые в жизни она в чем-то отказала свекрови. И это сразу дало результат. «Славка хорошо ко мне относится, но если бы я не дала ему денег? – Таня усмехнулась. – Неужели все такие, неужели я им всем стою поперек горла?»