Эта попытка исключить из числа рыцарей людей, не имевших рыцарских корней, предпринималась не только орденом тамплиеров. Однако она оказалась безуспешной. К XIII веку относится презабавная история о трех рыцарях, которые, желая начать некую кампанию, для которой им требовался четвертый рыцарь, схватили проходящего мимо крестьянина, заставили его встать на колени и со словами «Будь же ты теперь рыцарем!» увлекли его за собой в свое предприятие. Это незаконное действие повлекло за собой наказание – крупный штраф, поскольку к этому времени только король мог посвятить в рыцарское звание человека нерыцарского происхождения.
   Постепенно сформировалась сложная церемония посвящения в рыцари с соответствующими символическими обрядами. В XI веке для посвящения было достаточно, чтобы старейший рыцарь протянул посвященному меч и ладонью нанес ему удар по лицу и по шее. Затем новоиспеченный рыцарь должен был вскочить на коня с пикой в руке и метнуть ее в столб или щит, висевший на столбе, чтобы проявить свое мастерство наездника и воина.
   Однако к 1150 году церковь решила ввести военные действия в «правильное русло». Кандидат в рыцари приносил свой меч священнику, который возлагал его на алтарь, и над мечом произносились молитвы. В молитве XIII века делается попытка ограничить применение меча случаями, когда это «справедливо и правильно»:
   «Господь пресвятой и всемогущий… Ты, Который дозволил на земле использовать меч, чтобы покарать зло и отстоять справедливость; Ты, Кто защиты людей своих ради решил учредить орден рыцарей… Слуга Твой, стоящий перед Тобой, открыл свое сердце добру, чтобы никогда не поднимать свой меч за несправедливое дело; но сделай так, чтобы он всегда мечом своим защищал Добро и Справедливость».
 
   Рис. 12. Трубачи созывают на праздничный обед
 
   В последующие века церемония посвящения в рыцари стала более сложной. У кандидата остригали волосы, и эта прическа, как тонзура монаха, символизировала его преданность Богу. Также иногда его окунали в купель и укладывали на постель, что символизировало чистоту и отдохновение праведного в раю. Надевая одежды трех цветов – белую, красную и черную – одну на другую, кандидат символизировал вступление в состояние чистоты, готовности умереть за дело Бога и смиренного принятия смерти. Вернувшись в свой замок, рыцарь также проходил через церемонию одевания. Галеран в одноименной поэме набрасывает кольчугу, сапоги и шлем. Поверх он надевает голубой плащ со своим гербом – двуглавым орлом. От самого герцога он получил правую шпору и великолепный меч с золотым эфесом и выгравированными буквами. Знаменитый рыцарь пристегнул этот меч к поясу Галерана, который на коленях принял меч из рук герцога как знак рыцарского звания со словами: «Рыцарь, Бог дарует тебе жизнь чести, чтобы в мыслях, словах и поступках ты был совершенным человеком». Затем герцогиня вручила ему щит с его гербовым орлом, и все вместе они отправились к мессе. После этого Галеран снял свои доспехи и надел богатые одежды из шелка, более подобающие грандиозному пиру. На следующий день он впервые участвовал в рыцарском турнире:
   «Затем Галеран едет с караваном из 30 груженых лошадей и 10 исполинских верховых коней в Метц. Улицы полны рыцарей на боевых конях, горожан, несущих подарки женам, молодых людей, запускающих ястребов. Из окон свисают разноцветные знамена и щиты – стены украшены по-праздничному. Рынок полон: ювелиры нахваливают серебро и драгоценности, на прилавках выложены дичь, птица, рыба и самые разнообразные пряности. Циркачи забавляют народ своими львами, леопардами и медведями; повсюду бродят скрипачи и певцы, а поверх всего этого гвалта плывет колокольный перезвон городской церкви, наполняя воздух радостными звуками, воодушевляя новых рыцарей на подвиги».
 
   Рис. 13. Символическое одевание и вооружение рыцаря
 
   Очень часто в рыцари посвящали перед или после какого-то вооруженного конфликта. Филипп Справедливый вручил знаки рыцарского отличия мяснику за его храбрость в битве при Монпелье, и это несмотря на настойчивые попытки закрыть доступ в рыцарские ордена людям недворянского происхождения. Крестьянам было даже запрещено носить за рыцарем его оружие – меч и пику. Тем не менее в одном из стихотворений примерно 1160 года говорится: «О Бог! Как же плохо поступает доблестный воин, который делает простолюдина рыцарем!» Эти строки свидетельствуют о том, что крестьяне могли преодолеть пропасть, отделяющую их от рыцарских привилегий. Общепринятая точка зрения заключалась в том, что слуги и существовали-то лишь для удовлетворения потребностей двух высших сословий – воинов и тех, кто молится, поскольку, как указал Рамон Лалл, своими молитвами они помогали воинам:
   «Так положено, чтобы мужики пахали и копали и упорно работали, чтобы земля давала урожай, благодаря которому будет жить рыцарь и его конь; а рыцарь, который скачет верхом и делает положенную господином работу, богатеет за счет того, что создается трудом и потом многих людей».
 
   Рис. 14. Посвящение в рыцари на поле сражения
 
   Но как же появился класс крепостных крестьян? Некоторые из них отказывались от статуса свободного человека в обмен на защиту и покровительство; однако, не имея возможности пополнить ряды воинов, они были вынуждены отдавать себя и свою землю (если она у них была) в обмен на еду, кров и одежду. Таким как раз был Вильгельм, брат Реджинальда, который в XI веке добровольно стал собственностью монахов в Мармутье, что близ Тура, – «во имя любви к Господу», как было сказано в договоре, а на деле ради чисто земных выгод:
   «Пусть знают все, кто придет к нам, что один из наших людей – Вильгельм, брат Реджинальда, рожденный от свободных родителей, движимый любовью к Богу, – отдал себя в качестве крепостного монастырю Святого Мартина в Мармутье; и отдал он не только себя, но и всех своих потомков. Так что они будут служить монастырю и монахам как крепостные слуги. Чтобы этот дар был очевиден и понятен для всех, он повязал себе вокруг шеи веревку от колокола и положил четыре монетки со своей головы на алтарь Святого Мартина в знак признания своего крепостного состояния и предложил их всемогущему Господу. Нижеупомянутые являются свидетелями, поскольку они видели и слышали все, что происходило».
   Вильгельм сделал крепостным не только себя, но и всех своих потомков. Действительно, свободные люди работали так же много, как и крепостные, платили столько же пошлин и выполняли столько же услуг, да и жили они зачастую в тех же условиях, что и крепостные. Практически все были связаны соответствующими обязательствами с выше– и нижестоящими. Даже арендаторы, имеющие рыцарское звание, получали вместе со своим поместьем по наследству и соответствующие обязательства. И они не могли избавиться от них или как-то уменьшить. Единственный выход был – отдать землю в последующую аренду. Монахи и крестоносцы использовали те же символы, что и Вильгельм, чтобы показать, что они стали слугами Бога. Сам папа носил титул «первый из слуг Божьих». Но такие услуги не несли на себе никакой негативной печати. А вот потомки Вильгельма унаследовали положение презираемых.
   Тем не менее без работы крепостных на господских землях вся сложная система средневекового сельского хозяйства, на которой строился феодализм, просто рухнула бы. Дело в том, что, хотя существовали еще и свободно отчуждаемые земли и независимые хозяйства, большая часть западного христианского мира была организована по манориальной системе. У феодала имелись земли, возделываемые работниками, которые жили на территории поместья. Это были и крепостные, и свободные крестьяне. Все произведенное на этих землях принадлежало феодалу. Крестьяне были обязаны выплачивать феодалу определенные суммы – деньгами или натурой. Например, один крепостной отдавал своему феодалу каждый год бушель пшеницы, восемнадцать снопов овса, три курицы и петуха и еще пять яиц на Пасху. Помимо этого он должен был работать на феодала три дня в неделю, за исключением Рождества, Пасхи и Троицы, когда ему выпадала свободная неделя. Условия, на которых работник владел своей землей, варьировались в зависимости от площади земельного участка. Крепостной также компенсировал феодалу право пользоваться его мельницей, давильней винограда, очагом и овчарней. Его дом и земля всегда находились под угрозой разорения в результате междоусобных войн; а урожай мог быть вытоптан хозяйской охотой или потравлен дикими животными. Хуже того, его собственность, пусть и теоретически, могла быть захвачена феодалом. Кроме этого, крепостной мог жениться только на женщине аналогичного статуса внутри своего феода; к тому же он не мог уйти в монахи без разрешения господина. Он также должен был платить душевой налог – те самые четыре монетки, которые были на голове у «Вильгельма, брата Реджинальда». И все же самым тяжелым была печать презрения, лежавшая на крепостном. Тем не менее его положение было значительно лучше, чем положение раба. Он не был вещью, у него были определенные права, и, хотя он был привязан к своему господину «от макушек до пяток», он не был привязан к земле.
 
   Рис. 15. Водяная мельница с сетями для угрей
 
   В XI веке беспрецедентное развитие Европы дало крепостным возможность выйти из своего подневольного состояния. Новые методы обработки земли дали возможность начать освоение заброшенных земель. Это было жизненно необходимо из-за роста населения, который одновременно обеспечивал рабочую силу для обработки новых земель. Использование утяжеленного плуга с железным наконечником, который глубоко врезался в землю, увеличило урожайность земли. Изобретение жесткого хомута и упряжи, при которой животные двигались друг за другом, высвободило множество рабочих рук, которых раньше категорически не хватало, и к тому же позволило перевозить более тяжелые грузы. Благоприятные условия аренды вновь осваиваемых земель, которые вынуждены стали предлагать и хозяева старых – если только они не хотели, чтобы крестьяне покинули их, – должны были создать новые привилегии и снять самый тяжелый груз с работников.
   Мы видим все это на примере франкской семьи, приехавшей осваивать новые земли возле Сарты, где местный граф был рад принять новых колонистов. Робер Графар хотел создать хозяйство на земле, которая лежала далеко за пределами границы недавно построенного города. К счастью, у него были помощники – жена и двое сыновей. Даже если бы до этого у него был статус крепостного, теперь он мог сделаться свободным человеком и даже договориться с графом относительно того, что должен платить и какие услуги оказывать. Он мог договориться с феодалом, что тот выделит ему пару быков для пахоты, и, если повезет, получить несколько клочков плодородной земли для выращивания пшеницы. Но в первую очередь Роберу надо было свести деревья и на освободившемся месте построить дом. После этого он разбил огород, где можно было выращивать бобы, фасоль, коноплю и другие овощи. На лугу росла трава для скота, а право рубить деревья в графском лесу обеспечивало его строительным материалом для постройки хозяйственных помещений, заборов, а также для отопления дома. У него также было право пасти там свиней.
   В это время стали бурно расти новые, независимые крестьянские хозяйства, а также небольшие городки, где бывшие крепостные могли стать свободными людьми. Зачастую управляющие поместьями, которые происходили из сословия слуг, пользовались сложившимися обстоятельствами и нехваткой рабочих рук, чтобы захватить земли своих хозяев. Так поступил и Жан, управляющий землями аббатства в Брабанте. Он перестал выплачивать арендную плату и объявил земли аббатства своими. Его сын Макариус пошел еще дальше. Укрепив свой дом и вооружив слуг, он так запугал аббата, что в 1146 году испуганный священник был вынужден дать имеющее юридическую силу распоряжение формально изменить социальный статус отца и сына. В Германии и Франции подобные случаи получили широкое распространение: ключники, управляющие, лесники и другие работники манориальных земель стали захватывать земли и деньги, которыми они раньше заведовали, и превратились в землевладельцев с собственными крепостными.
   Иногда крепостной покупал себе свободу. По тем, еще весьма примитивным законам, освобождая крепостного, феодал должен был – при свидетелях – подвести его к открытой двери и вывести на дорогу. При помощи этих символических действий он освобождал крестьянина.
   Увеличение торгового оборота пополнило сундуки крестьян и изменило условия жизни даже в отдаленных деревнях. К XIII веку торговля снова начала бурно развиваться. Венеция, как и другие порты, экспортировала зерно, масло, лес, фрукты, животных и мясо – то есть продукцию сельского хозяйства. Купцы и их агенты рыскали по труднодоступным регионам в поисках товаров на экспорт. В один из дней в июне 1236 года жители отдаленной горной деревушки Тессеро, что недалеко от Трента, наблюдали прибытие богатого купца – Коррадо из Ора – и его каравана. Они видели, как он спешился у дома Отто Грассо, итальянского землевладельца. В прохладной горнице собрались другие видные жители деревни, чтобы стать свидетелями сделки, в ходе которой в обмен на 200 веронских фунтов купец должен был получить от Грассо 500 мер зерна – ржи, пшеницы, бобов, проса. Это соглашение было заключено на несколько лет.
   Точно так же флорентийские торговцы ездили в Апулию, чтобы закупать там сыр, другие – чтобы договориться «о поставке 20 сосновых бревен, заготовленных на берегу реки Авидо». Мы привели только три примера из бессчетного числа таких же сделок. Однако за голыми цифрами скрывались торговцы, снующие по всей Европе, а за ними – крестьяне в отдаленных деревушках, на целинных и плодородных землях, которые пахали, сеяли, собирали урожай, ткали, пасли и стригли овец, делали ткани, валили и сплавляли деревья, охотились на зверя и птицу. В результате на свет народилась новая Европа. На вновь появившиеся деньги стали возводиться грандиозные церкви и дворцы, библиотеки, университеты, больницы, города. Часть этого богатства (пусть не очень большая, но важная) шла крестьянам, которые на эти деньги могли купить себе свободу, заплатить за образование сыновей, собрать приданое дочерям, открыть дверь в новую жизнь и дать новый социальный статус потомкам Вильгельма, брата Реджинальда, который двести лет назад надел себе на шею веревку. Развитие торговли повлекло за собой изменения и в высших слоях общества. До VII века владение землей было в основном прерогативой дворянства, однако теперь в Италии и Фландрии крупные торговцы сформировали новый класс городских патрициев, которые начали постепенно вытеснять феодалов. Они восприняли их манеры и образ жизни, приобретя многие поместья.
 
   Рис. 16. Вьючная лошадь (Германия)
 
   Один из итальянских купцов средней руки Франческо Датини оставил потомкам массу писем и отчетов, которые проливают свет на его жизнь и деятельность. Хотя он унаследовал большое поместье от семьи жены, ему доставляло удовольствие покупать участки земли возле своей родины Прато. На главной ферме трудилось два работника, имелась конюшня с лошадьми и осликами, рига и башня с голубятней. Датини построил для своих работников новые дома, против чего резко возражали его друзья: «Если они будут жить в домах, годящихся для ремесленников, то умрут от духоты». Тем не менее и один из тех же друзей продемонстрировал гуманное отношение к своим работникам. В письме к Датини он говорит:
   «Я держал у себя Мокко (моего работника) много лет, хотя его сыновья подросли и Господь забрал их к себе, так что он у меня всегда был один. И он такой искусный пахарь и винодел, что я даже не знал, кем смогу заменить его… Но я нашел большую семью, которую хочу поселить на своей ферме. Моя трусливая и сострадательная душа не знает, как сказать Мокко: «Поищи себе другое место»… Сообщи мне в течение восьми – десяти дней, если ты возьмешь его».
   Но не все итальянцы так беспокоились о своих крестьянах. К примеру, один итальянец в XIV веке в письме к другу-землевладельцу советовал ему как можно реже посещать свои земли и никогда не делать этого в праздничные дни, когда все работники собираются на молотильне: «Поскольку тогда они разгорячены вином и вооружены и с ними невозможно договориться. Каждый мнит себя королем и желает говорить, поскольку всю неделю им не с кем общаться, кроме скотины. Лучше ездить на их поля, когда они работают, – плуг, тяпка и лопата делают их робкими и униженными».
   Двумя веками ранее некий Орфредо – юрист писал:
   «Если рыцарь наедине с крестьянином – пусть даже он угрожает выколоть тому глаза, крестьянин не ответит; но если этих несчастных несколько, то они начнут кричать на него и даже попытаются стащить его с лошади. Когда они вместе, то готовы на любое преступление, но когда поодиночке – они покорнее кур».
   Утомительная работа – все дни, за исключением церковных праздников, – и положение крепостного были не самым большим злом для крестьян. До XII века весьма распространенным явлением был голод, и один хронист пишет, что в самые страшные годы на базаре продавали даже человечье мясо. В XIV веке крестьяне Франции и Италии больше всего страдали от бесконечных войн. В обеих странах хозяйничали банды наемников, наводившие ужас на мирных жителей. Самой «знаменитой» из них был «Белый отряд» сэра Джона Хоквуда. Узнав о приближении солдат, крестьяне собирали все, что можно было унести из своего и хозяйского добра, брали запас еды, сажали в повозки маленьких детей и, гоня перед собой скот, бежали в ближайший город, обнесенный крепостной стеной. Иногда, правда, бывало, что, пока крестьяне работали в поле, разбойники поджигали их дома и уводили их жен и детей. Хозяйство Датини в Иль-Пако оказалось под угрозой такого нападения в 1337 году. Купец писал из Флоренции своей жене:
   «Проследи вместе с Барцалоне и Николо, чтобы все вещи из Иль-Пако были перевезены в Прато и чтобы ничего там не осталось, даже куска железа, потому что сейчас все в опасности. Сегодня вечером солдаты приблизились сюда на 12 миль. И еще привези как можно больше соломы и спрячь ее, где сочтешь нужным. Когда у скота не будет овса, он сможет продержаться на соломе».
 
   Рис. 17. В битве при Креси альпийские лучники помогли победить тяжелую кавалерию и арбалетчиков французов
 
   Чума и другие болезни были еще одним бичом крестьян, да и всего средневекового общества. С другой стороны, в середине XIV века «черная смерть», вызвав острейшую нехватку рабочих рук, помогла крестьянам выторговать для себя у феодалов лучшие условия работы и жизни. К этому времени феодалы и рыцари уже не играли такой важной роли в вооруженных силах. Их место заняли лучники и пехотинцы, которые не принадлежали к сословию землевладельцев и рыцарей, но которые доказали свое превосходство над ними на поле брани. Тем не менее класс феодалов и класс крепостных продолжали существовать. Даже в XVIII веке во Франции и Пруссии еще были крепостные. В целом, однако, положение работников значительно улучшилось. Средневековый поэт так выразил врожденную любовь человека к свободе:
 
Свобода – это благородство.
Свободен будь и будь любим.
 

Глава 3
Горожане и торговцы

   Одним из факторов, способствовавших разрушению устоев феодального общества, было активное развитие торговли и, как результат, возрождение и расцвет городов в Западной Европе. Еще задолго до падения Рима торговля и города Римской империи переживали период упадка. Богатые патриции удалились в свои роскошные поместья, дававшие им все необходимое для жизни, в то время как в городах царил хаос и нищета. Население городов резко сократилось. В загородных усадьбах цивилизация и культура еще сохранились, но это положение было очень шатким. Нашествия варваров довершили уничтожение центров городской цивилизации.
   К концу VI века различные племена варваров осели – франки и бургундцы заняли территорию нынешней Франции и долины Рейна, вестготы – Испанию, вандалы расселились на северном побережье Африки (рис. 18), а ломбардцы – в Северной Италии. Там еще сохранялись ранее великие города, и некоторые из них даже процветали благодаря уцелевшим торговым связям. В Северной Европе города, которые стали центрами крупных епископств, тоже демонстрировали вполне стабильное существование.
 
   Рис. 18. Вандал, покидающий свой дом в Африке
 
   В эпоху правления Константина Великого (323–353) епископ, действуя как главный магистрат, отправлявший правосудие и улаживающий конфликты, при помощи местного духовенства управлял своей епархией по образу и подобию Римской империи. Хотя короли династии Меровингов не были большими любителями городского образа жизни, обратившись в христианство, они посещали важные религиозные мероприятия в столицах различных епархий. Эти празднества, проводимые с большим размахом и пышностью, привлекали в города тысячи людей и тем способствовали их выживанию. Этому также помогало основание ранних монастырей за стенами многих городов. Когда умирали их благочестивые основатели, христиане отправлялись в паломничества к местам их захоронения. Такие города, как Тур, Реймс и некоторые другие, богатели, заботясь о нуждах верующих, которые приходили искать помощи или исцеления у мощей святого Мартина, святого Реми или святого Юлиана.
   Несмотря на тревожные времена, некоторые города сумели сохранить и развивать древние ремесла. В Кельне сирийская община продолжала традиции производства стекла, и вообще, во многом благодаря именно предприимчивости восточных купцов и ремесленников, в Западной Европе все-таки не совсем заглохла торговля. Во внутренних провинциях Франции и Германии монополия на торговлю, судя по всему, была у евреев. Когда король Гунтрам вошел в Орлеан, приветственные крики на сирийском и еврейском языках чуть ли не заглушили добрую старую латынь. В период правления Меровингов и Каролингов именно выходцы с Востока занимали должности негоциантов – официально назначенных агентов, закупавших товары для короля и его двора. Еврей Соломон был одним из купцов короля Дагобера, а Приск (тоже еврей) выполнял те же обязанности при короле Хильперике. При дворе Карла Великого тоже было много сирийцев и греков; с их помощью появилась на свет исправленная версия четырех Евангелий. При Людовике Святом – сыне Карла Великого – официальные поставщики двора пользовались огромным доверием. Многие из них были евреями, и епископ Агобард упрекал короля за то, что тот благоволит к ним, говоря, что они были насильно обращены в христианство. Тем не менее именно они закупали для короля и его дворян предметы роскоши – специи, шелка и кружево с Востока – и более распространенные товары для мастерских и присутственных мест – бумагу, индиго, масло и т. д. После завоевания Африки, Испании и островов мусульманами французская морская торговля практически остановилась и воск, масло, пергамент и другие товары были заменены их аналогами с Востока.
   В Лионе при Каролингах евреев было довольно много, и там открылось несколько синагог. Евреи также владели домами и землями, на которых работали рабы и которые давали им отличное вино. На деле евреев-торговцев во Франции было подавляющее большинство, и даже указы, касающиеся торговли, начинались со слов «евреям и другим купцам». Персидский ученый X века так описывает евреев IX века:
   «Эти купцы говорят на арабском, персидском, греческом и латыни, франкском, испанском и славянском языках. Они путешествуют от крайнего запада до крайнего востока, по суше и по морю. С запада они везут евнухов, рабынь и рабов, кружева, шкуры диких животных, меха и мечи».
   Он пишет, что они плывут с «франкского берега» (юг Италии и Франции). Они высаживаются в дельте Нила, в Сирии или Константинополе. Затем, «погрузив свои товары на спину верблюдов, они идут по суше к Красному морю или Персидскому заливу, где садятся на корабли, чтобы плыть в Индию или Китай».
 
   Рис. 19. Франкская повозка X века
 
   Существовало несколько сухопутных маршрутов из Испании через Северную Африку в Дамаск и далее в Багдад, Персию и Индию. Дорога позади Рима шла через земли славян в современную Россию и далее в Китай. Евреи путешествовали всеми этими маршрутами, поскольку, где была торговля, там были и евреи – в Праге, городе камней, где темнокожие южане платили за товары арабскими монетами, а одетые в шкуру прибалты товаром же платили за тюки тканей и мехов; в деревянных домиках на Волге, где хазар обратили в иудаизм и где еврейские купцы были всегда уверены в теплом приеме; в Самкарше, укрепленном поселении евреев на Азове; и на Востоке, где они основали банкирские дома, чтобы их братья в Западной Европе могли при необходимости ссужать деньгами королей Франции, Германии и Италии.
   К VII веку появились первые купцы – авантюристы в Европе. Само из Зенона во время правления Дагобера ездил в Эсклавонию (Богемия), чтобы продавать там оружие и покупать рабов. Торговля оружием запрещалась франкскими законодателями, но это не останавливало Само. Впоследствии он так хорошо наладил отношения с вендами, одним из племен варваров, что стал их королем.