Маргарет Макфи. Сорвать маску

   Ее сопровождал дворецкий, и Арабелла приложила все усилия, чтобы пробить броню надлежащего отстраненного раболепия. К тому времени, как подали чай в гостиной, она сумела разговорить Джеммела и узнала все о трех маленьких внучках и десяти внуках пожилого мужчины. Его жена Мэри – лучшая экономка в Англии – скончалась три года назад. Они целых двадцать лет служили в охотничьем доме герцога Гамильтона в Шотландии, а затем переехали на юг, потому что семья важнее.
   Арабелла поняла, что наступил подходящий момент заговорить о собственной семье, рассказать дворецкому о сыне и матери. И когда она объяснила суть проблемы, мистер Джеммел проявил такт и понимание, не обманув ее надежд.
   Она прекрасно понимала, что выполнение ее просьбы представляет для слуг немалый риск. Осознавал это и Джеммел. Однако иного выхода у Арабеллы не было. И дворецкий согласился, пообещав лично поговорить с другими слугами, и подал Арабелле записку, оставленную Домиником.
   Сердце забилось чаще, во рту пересохло, когда Арабелла сломала печать и развернула сложенный лист. Она узнала его почерк сразу же – решительный, размашистый, бойко текущий с кончика пера, прижатого к бумаге.
   Письмо было лаконичным и состояло из двух строчек, в которых Доминик выражал надежду на то, что дом и прислуга ей понравились, и сообщал, что заглянет вечером.
   Ну разумеется, он придет вечером! Джентльмены не навещали своих любовниц при свете дня, когда любой мог догадаться о цели их визита. Арабелла попыталась не думать о том, что сулил вечер. Она разберется с этим позже. Пока можно сосредоточиться на более приятных вещах.
   Она позвонила в колокольчик, вызывая дворецкого, и отправила карету на Флауэр-энд-Дин-стрит – за матерью и Арчи.
 
   Днем из-за облаков наконец-то вышло солнце. Арабелла была уверена, что это добрый знак, и поделилась своей мыслью с матерью, пока они бродили по комнатам дома на Керзон-стрит. Миссис Тэттон то и дело останавливалась, чтобы восхититься превосходной мебелью, богатой тканью занавесей и сверкающим хрусталем люстр.
   – Арабелла, эти стулья сделаны в мастерской мистера Чиппендейла. А эта камка стоит тридцать шиллингов за ярд. Я слышала, что даже у самого принца Уэльского в Карлтон-Хаус такие обои.
   Арабелла не стала упоминать о том, что мужская одежда, висевшая в одном из гардеробов в ее спальне, сшита одним из лучших портных города, Джоном Вестоном. И о том, что от вещей слабо пахнет одеколоном Доминика.
   После долгого заточения в крохотной комнате на Флауэр-энд-Дин-стрит Арчи носился по просторному дому, охваченный бурным возбуждением.
   – Все комнаты обставлены с таким вкусом и шиком… Должно быть, этот… джентльмен действительно весьма богат, – заметила миссис Тэттон. Нахмурившись, она остановилась, по ее лицу вновь скользнула тень беспокойства. – Я виню себя в том, что дошло до этого… – тихо произнесла она, чтобы не услышал Арчи, и промокнула глаза маленьким платочком.
   – Тише, успокойся, мама. Ты расстроишь Арчи. – Арабелла взглянула на сына и с облегчением поняла, что он слишком занят скачкой на воображаемой лошади, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
   – Прости, Арабелла. Но одна мысль о том, что ты стала любовницей какого-то богача…
   – Не такая уж плохая сделка, мама. Заверяю тебя, это лучшее, на что можно было рассчитывать. – Перед глазами снова промелькнула картина – нетрезвые джентльмены гурьбой вваливаются в гостиную миссис Сильвер… Арабелла не смогла подавить дрожь. Она поспешно отогнала эту мысль и заставила себя подарить матери ободряющую улыбку. – И мы только выиграем.
   – Ты уже говорила со слугами?
   Арабелла кивнула.
   – И ты уверена, что они будут скрывать от хозяина, что здесь живем еще и мы с Арчи?
   – Я не думаю, что кто-то из них поторопится сообщить об этом Д… джентльмену.
   – Что ж, хотя бы в этом нам улыбнулась удача.
   – Да.
   Миссис Тэттон посмотрела в глаза дочери:
   – А что за человек твой покровитель? Старый, женатый, притворщик? Я не могу не волноваться за тебя. Некоторые мужчины… – Женщина не сумела заставить себя договорить.
   – Ничего подобного, мама. – Арабелла нежно гладила руку матери. – Он… – Что она может сказать о Доминике? Из пришедших в голову сотни слов ни одно не умерило бы беспокойства матери. – Щедрый… не лишен доброты, – подумав, произнесла она. Хотя то, что он сделал шесть лет назад, добром никак не назовешь. – Только это важно, когда пытаешься заключить соглашение на выгодных для себя условиях.
   Миссис Тэттон вздохнула и отвела взгляд.
   – Мы будем очень бережно распоряжаться деньгами, которые он мне дает. Будем экономить каждый пенни и очень, очень скоро соберем достаточно для того, чтобы забыть обо всем и жить своей жизнью. Снова уедем за город, снимем маленький домик с садом. И никто не будет знать об этой истории. Мы снова сможем высоко держать голову и вернем себе уважение. – Как будто она когда-либо сможет уважать саму себя. Можно обмануть весь мир – но Арабелла знала, что никогда не забудет о своем поступке. Ничто не смоет с нее позора. Она взяла мать за руку и безмятежно улыбнулась, словно не видела ничего ужасного в сложившейся ситуации. – Все будет хорошо, вот увидишь.
   – Хотела бы я на это надеяться, Арабелла, – кивнула миссис Тэттон, успокаиваясь. – Мы с твоим отцом были очень счастливы за городом. – Она улыбнулась своим воспоминаниям, и две женщины направились дальше, притворяясь, что в жизни нет никаких проблем и трудностей. Даже не подозревая о царившем вокруг напряжении, Арчи самозабвенно играл и бегал вокруг них.

* * *

   Доминик старательно притворялся, что этот день ничуть не отличается от других, но сегодня была пятница, и ему ни на секунду не удавалось забыть о том, что Арабелла будет ждать его в доме на Керзон-стрит.
   Большую часть дня он провел со своим стюардом, который приехал из Амершема, чтобы обсудить различные сельскохозяйственные вопросы, точнее, предложить хозяину приобрести молотилку, созданную Эндрю Мейклом. Затем Доминик отправился смотреть забег на четверках – состязание между молодым Норткотом и Дарлингтоном, а потом в клуб «Уайтс» выпить с друзьями. Но все это время он был не в духе. Впрочем, не в духе он был с той ночи, когда встретил Арабеллу. Его обычное хорошее настроение исчезло, а беспокойство с каждым днем только усиливалось. Хотя вместо него должно быть лишь желание, нетерпение удовлетворить с ней свою страсть, прижаться к ее обнаженному теплому телу.
   Но этих чувств не было и в помине.
   «Выживаю». Это слово вновь прошелестело в сознании, и Доминик со стуком поставил бокал на стол.
   – Арлесфорд? – осторожно повторил Буллфорд.
   Доминик поднял глаза и увидел Хантера, Буллфорда и Норткота, выжидающе смотревших на него.
   – Прости, не расслышал, что ты сказал, – лениво отозвался герцог. Его длинные пальцы небрежно крутили бокал за ножку, как будто все было в полном порядке.
   – Я сказал, что наш юный Норткот жаждет попробовать свои силы в очередном игровом заведении в Ист-Энде, – произнес Буллфорд. – Очевидно, стоящая затея – и определенно не для слабонервных. Если есть люди, способные сорвать там куш, то это ты и Хантер. Ни разу не видел других игроков, которым бы так везло. Хантер согласен рискнуть. Не хочешь присоединиться к нам?
   – Не сегодня, – осторожно отозвался Доминик. – У меня другие планы. – Он снова услышал ее слова: «Это мой первый день здесь. Простите, но я не знакома с правилами». Доминик попытался не думать об этом.
   Буллфорд многозначительно ухмыльнулся:
   – А, таинственная мисс Нуар. Слышал, ты выкупил ее услуги у миссис Сильвер. Запрятал самую шикарную женщину в городе подальше от внимания жаждущих развлечений мужчин Лондона?
   Доминик невольно стиснул зубы и напрягся всем телом, возмущенный тем, как Буллфорд говорит об Арабелле. Он удивился собственной реакции. В конце концов, его приятель не знал, что под черной маской скрывалась Арабелла. Которая к тому же и впрямь оказалась женщиной легкого поведения. Но здравый смысл ничуть не умерил его гнева, и Доминик с трудом заставил себя дышать медленнее и разжать кулаки.
   Буллфорд, похоже, не заметил опасности и продолжил свои излияния:
   – Должен признать, мне она тоже приглянулась, когда мы зашли в гостиную миссис Сильвер. Какая жалость, что ты заполучил ее первым! Иначе прекрасная незнакомка могла бы сегодня согревать мою постель.
   – Уверяю тебя, такой ход событий был бы для тебя весьма нежелательным, – холодно и жестко ответил Доминик. Он не понимал, откуда взялась эта ярость, знал только, что если бы Буллфорд поднялся с Арабеллой наверх… Доминик с трудом сглотнул, чувствуя, что его терпение быстро истончается.
   – Буллфорд, – произнес Хантер, привлекая внимание виконта, и покачал головой.
   – А, понимаю, – самодовольно хмыкнул тот, подмигнув Доминику. – Больше ни слова об этом, старина. Кровь кипит и все такое. Всем молчок! Мы перенесем свою игру и не будем сегодня отвлекать тебя от прекрасной куртизанки.
   Доминик с трудом удержался от желания схватить Буллфорда за грудки и хорошенько врезать ему по губам, хотя приятель лишь озвучил его собственные мысли. На него нашло какое-то безумие.
   Хантер поспешно перевел разговор в другое русло.
   Но Доминик уже поднялся и направился к выходу, оставив друзей изумленно смотреть ему вслед.
 
   Арчи и его бабушка быстро заснули в маленькой уютной спальне под самой крышей дома на Керзон-стрит, а вскоре у крыльца остановилась карета.
   Арабелла нервно мерила шагами комнату, не в силах ни на чем сосредоточиться. Неминуемый приезд Доминика занимал все ее мысли. Она поняла, что он приехал, как только услышала цокот копыт. Не было необходимости прислушиваться к шагам на ступеньках или к тихому звучанию голосов, чтобы убедиться в своей правоте. Сердце забилось быстрее. Ладони вспотели. Она всем сердцем надеялась на то, что мнению Джеммела о благоразумии других слуг можно доверять.
   Арабелла схватила незаконченное шитье и проворно присела в кресло у камина, словно визит Доминика ее совершенно не тревожил. Она услышала, как открылась и захлопнулась дверь гостиной, намеренно не поднимая глаз от работы, хотя знала, что он стоит рядом.
   Арабелла собрала остатки храбрости. Сказала себе, что их… совокупление ничего для нее не значит. Можно отдать ему свое тело, сохранив душу и сердце. Ему не суждено вновь затронуть ее чувства, не говоря уже о том, чтобы снова ранить их.
   Она не будет думать о нем как о Доминике. Это просто мужчина. Арабелла была далеко не столь наивна, чтобы полагать, будто женщина, отдаваясь мужчине, должна непременно его любить. В конце концов, она ведь спала с Генри, чувствуя к нему лишь привязанность и благодарность. Никакой любви.
   Но вечно оттягивать неизбежное невозможно. Арабелла бережно положила шитье на маленький столик, встала, разглаживая несуществующие складки на юбке.
   И наконец подняла глаза.
   Арабелла была довольно рослой женщиной, но Доминику едва доставала до плеча. Он стоял перед ней высокий, мускулистый, прекрасно сложенный, в безупречно скроенном темно-синем фраке, жилете и белоснежной рубашке с модно повязанным галстуком. Длинные ноги обтянуты темными бриджами. Высокие сапоги ярко блестели даже в слабом мерцании свечей.
   Доминик был заметно бледнее, чем при их последней встрече, но все так же удивительно красив, как и человек из ее ночных кошмаров. Арабелла знала каждую черточку на этом лице – сколько раз она покрывала его поцелуями! Его выражение было непроницаемым. Когда их взгляды наконец встретились, Арабелла поняла, что все уговоры и заверения были тщетны. Она не могла смотреть на него и оставаться равнодушной.
   Сердце пропустило удар, а затем бешено забилось.
   – Доминик, – услышала она собственный тихий шепот. Внезапно вернулись все чувства: любовь, боль, ненависть. Арабелла почувствовала, как глаза наполняются слезами, и поспешно отвела взгляд, кляня себя за слабость. Она подумала об Арчи и вновь обрела твердость. Возможно, ей было бы не по силам сделать это для себя, но ради сына она справится. – Арлесфорд, – поправилась она – и на этот раз с радостью отметила, что в ее голосе прозвучала нотка холодного презрения.
   – Арабелла. – Доминик слегка поклонился, но не двинулся с места.
   Он стоял спокойно и неподвижно, но Арабелла чувствовала исходящее от него напряжение. Доминик излучал его всем телом. Выдавали стиснутые челюсти, сжатые губы, взгляд. Глаза потемнели и казались почти черными. Он так пристально вглядывался в ее лицо, словно пытался прочесть мысли.
   Нервная дрожь пробежала по телу, когда Арабелла вспомнила о том, что пытается скрыть.
   – Дом тебе по вкусу? – спросил Доминик.
   – Он весьма изысканный, благодарю вас, ваша светлость. Прекрасно обставлен, с безупречным вкусом и щедростью. – Арабелла старалась говорить безразлично и холодно.
   Они смотрели друг на друга. Воцарилось молчание – неловкое и напряженное. Наконец молодая женщина отвела взгляд, ожидая, что Доминик снимет фрак и предложит ей отправиться наверх. Но он этого не сделал.
   – Я хочу поговорить с тобой, Арабелла.
   – Поговорить? – Сердце на миг сбилось с ритма.
   Предчувствие опасности холодком прокатилось по спине. Она не хотела ни о чем говорить. Инстинктивно взглянула вверх, словно пытаясь разглядеть через два этажа маленькую спальню под самой крышей.
   Она боялась того, что могло открыться в этом разговоре.
   Боялась, что Доминик узнает об Арчи. Своем сыне.

Глава 5

   Если бы Доминик и впрямь узнал правду, одному Богу ведомо, что могло бы случиться с Арчи. Он будет носить клеймо бастарда, и его жизнь разрушится, едва успев начаться, вне зависимости от того, признает его Доминик или нет. Если бы герцог узнал, что у него пятилетний сын, то вполне мог бы решить вырастить его у себя или же отослать куда-нибудь, назначив подходящего, на его взгляд, человека. Какой мужчина благородного происхождения, особенно богатый, властный и безжалостный, как Доминик, оставит своего ребенка с женщиной, которую встретил в борделе? Станет ли он слушать ее объяснения? Арчи могут забрать у нее и отдать людям, которые не любят и не понимают насущных потребностей маленького мальчика. Арабелла невольно содрогнулась.
   Облизнув внезапно пересохшие губы, она принужденно рассмеялась, пытаясь скрыть страх:
   – А о чем нам говорить, ваша светлость? Мы уже обсудили все существенные детали нашего соглашения.
   Темные глаза вспыхнули от гнева.
   – Я бы предпочел, чтобы ты называла меня по имени. И за прошедшие шесть лет произошло очень много того, что мы едва начали обсуждать, Арабелла.
   – Я думала, ты уже все знаешь. – «Нападение – лучшая форма защиты», – подумала она, собираясь с мыслями. – Я вышла замуж за Генри Марлбрука. Он умер. Я нашла работу у миссис Сильвер. Это все, о чем тебе нужно знать… Доминик. – Арабелла отвернулась, пытаясь вернуть себе хотя бы подобие власти над собственными чувствами.
   – Напротив, Арабелла. Я думаю, мне следует знать гораздо больше этого.
   – Что еще я должна тебе рассказать? – с горечью спросила она. – Каким хорошим человеком был Генри?
   – Ты вполне ясно дала мне понять, что я ему и в подметки не гожусь. – Он буравил ее своими темными глазами.
   – Он был в тысячу раз лучше тебя.
   – Ты забываешь свое место, Арабелла.
   – Нет, – произнесла она, пытаясь говорить спокойнее, и заставила себя принужденно улыбнуться. – Я прекрасно помню свое место. – Она прожгла его гневным взглядом. – Ты хочешь меня прямо здесь? Возможно, на диване? Или на ковре у камина? Мне раздеться для тебя прямо сейчас?
   – Арабелла! – резко бросил он, но в темных глазах мелькнула боль, сходная с ее собственной.
   В это мгновение Арабелла поняла, что действует неправильно и рискует всем.
   Она закрыла глаза, приводя в порядок чувства.
   – Прости, – выдохнула она и, снова открыв глаза, не рискнула посмотреть на Доминика.
   – Арабелла, – мягко произнес он.
   Но его доброта была еще хуже презрения, напомнив Арабелле о человеке, которого она когда-то любила.
   – Что с тобой случилось?
   – Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, – тихо произнесла она.
   – Нет, не знаю. – Он пристально вгляделся в ее глаза. – Я бы хотел, чтобы ты мне рассказала обо всем.
   Сердце бешено заколотилось, Арабелла невольно удивилась, что Доминик не слышит его громкого стука.
   – Обо всем, что произошло за эти долгие годы.
   Она покачала головой и вымученно улыбнулась, надеясь провести его. Но он не отвел взгляда:
   – Там, в доме миссис Сильвер, притворяясь мисс Нуар, ты сказала, что это твой первый вечер.
   – Обычная ложь проститутки. Ведь именно это хочет услышать любой мужчина, не так ли? – Арабелла отвела взгляд и прижала пальцы к губам, ненавидя себя за слова, которые нужно было сказать. Но она произнесет их, потому что ей не нужна его жалость. Нельзя было рисковать, отвечая на его вопросы.
   Доминик стоял перед ней, молча и неподвижно.
   – Пойдем наверх? – Она прекрасно знала свою роль, не забывая о цели его визита. Получив свое, Доминик уйдет, и эта пытка закончится – по крайней мере, на сегодня.
   Не сказав ни слова, он последовал за Арабеллой вверх по лестнице в просторную спальню, оформленную в золотисто-бежевых тонах.
   Не было речи о том, чтобы проявить скромность и сохранить хотя бы остатки гордости. Арабелла знала свою роль.
   Она отвернулась и заставила себя раздеться – полностью, до последнего лоскутка. Обнажившись, опустилась за туалетный столик и стала вынимать шпильки из волос, распуская шелковистые локоны и наблюдая за Домиником в зеркале. Арабелла видела, как он, стащив фрак и жилет, бросил их на стул.
   Она сидела на месте, приготовившись к неизбежному. Собирая остатки храбрости, чтобы вынести остальное. Но Доминик по-прежнему стоял на месте и не предпринимал никаких шагов к сближению.
   Ее охватило беспокойство. Арабелла нервно сглотнула. Как поступает любовница в таких случаях? Ждет, пока ее покровитель не решит приблизиться к ней, или же идет к нему сама? Арабелла не знала ответа на этот вопрос. Но чем быстрее все это закончится, тем лучше для нее. Рассудив так, она направилась к Доминику. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не прикрыть наготу руками и заставить себя выпрямиться перед ним, позволяя ему рассмотреть ее тело.
   Его прикосновение было нежным, почти благоговейным, и она невольно вздрогнула от нахлынувших непрошеных воспоминаний о прошлом – о страсти и любви, царивших между ними.
   Он погладил ее по волосам, скользнув к затылку, прикасаясь легко, словно крылья бабочки, вызывая приятное покалывание, тут же распространившееся по всему телу. Медленно, бережно он провел пальцами по ее шее сбоку.
   Арабелла тщательно следила за выражением своего лица, чтобы на нем не отразилось ни единого чувства, склонила голову, позволяя Доминику ласкать себя. Он – ее покровитель и платит за это немалые деньги. Но Арабелла чувствовала бешеный стук сердца, под его умелыми пальцами горела кожа. Ей захотелось плакать.
   Рука опустилась ниже и легла на ключицу, поглаживая и лаская, а затем снова поднялась к шее. Арабелла пыталась справиться со сбившимся дыханием, борясь с подступившими рыданиями. Но, похоже, от этого становилось только хуже.
   Доминик не произнес ни единого слова. Ни разу не взглянул ей в глаза, сосредоточившись на движениях своих пальцев.
   Он замер.
   Арабелла невольно задержала дыхание.
   Затем медленно, дюйм за дюймом его пальцы опус тились к ложбинке между грудями.
   И снова Доминик замер. Арабелла не понимала, кого он мучает, себя или ее. Если так пойдет и дальше, она этого просто не вынесет. Доминик накрыл ладонью ее левую грудь, под которой отчаянно колотилось сердце. Сосок уже заострился и ныл.
   Арабелла уговаривала себя не отвечать на эти ласки, не реагировать на них. Доминик не любит ее. Она вспомнила, как он обошелся с ней шесть лет назад. Но когда Доминик поднял руку и начал ласкать сосок кончиками пальцев, пощипывая и поглаживая, она не смогла с собой совладать и перестать наслаждаться этими прикосновениями. Собственное распутство вызывало отвращение.
   Арабелла зажмурилась, пытаясь сдержать слезы, зная, что за этим последует.
   Но его рука замерла и беспомощно опустилась, отстранившись.
   Доминик замер, прекрасно чувствуя напряжение, повисшее в воздухе. Он медленно поднял глаза, встретившись с ней взглядом, и в них промелькнуло странное чувство. Не страсть, как ожидала Арабелла. Не торжество победителя и даже не надменность. Возможно, озарение. И что-то еще, чему Арабелла не смогла дать определение. В его глазах застыло странное затравленное выражение.
   – Доминик? – прошептала она.
   Но тот словно не слышал ее. Застыл на месте, глядя на нее так, словно силился прочесть чувства, бурлящие в глубине ее души.
   Затем он попятился, взъерошив рукой волосы.
   – Я не могу, – побелев как мел, произнес он. Отвернувшись, забрал жилет и фрак и направился к двери.
   – Доминик!
   Он замер, положив пальцы на дверную ручку, но не обернулся.
   А затем вышел, тихо закрыв за собой дверь.
   До нее донесся звук шагов. Доминик спустился по лестнице, коротко переговорил с кем-то в холле. Затем на улице раздался скрип колес кареты и цокот копыт.
   Арабелла следила взглядом за темной каретой без герба, пока та не скрылась в ночи. Вздрогнув, женщина закуталась в шаль, пытаясь понять, что именно сейчас произошло между ними.
 
   Доминик не спал всю ночь. Он стоял у окна в библиотеке, глядя на спящий город, наблюдая за первыми лучами рассвета, пролившимися в чернильную тьму небес.
   Каким же он был дураком, полагая, что сможет сделать Арабеллу своей любовницей и относиться к ней как к шлюхе! Несмотря на то что, по всей видимости, она стала таковой. Прошлое было слишком свежо в памяти. Возможно, Арабелла сумела разорвать все, что их связывало, и уйти, но он только сейчас понял, что ему никогда не разорвать эти узы. Она была его первой и единственной любовью. Что бы Арабелла ни совершила, кем бы она ни была, он не смог забыть об этом. При каждом взгляде на нее перед глазами проносилось прошлое. При каждом прикосновении сердце начинало ныть.
   Доминик думал, что будет относиться к Арабелле точно так же, как к другим женщинам, которые были у него, – без каких-либо чувств, холодно и отстраненно. Он ошибся.
   Ее образ не выходил из сердца, проник в душу. Доминик на протяжении всех этих лет не мог мечтать ни о чем другом. Он желал Арабеллу, ненавидел и отчаянно нуждался в ней. Он все время думал о ней. Даже лежа в постели с другими женщинами.
   Он по-прежнему помнил ее вкус и аромат, свежий и сладкий, как розы, омытые летним дождем. Пальцы не забыли гладкой бархатистой кожи, округлых упругих грудей. Он хотел провести губами по каждому дюйму ее тела, погрузиться в шелковистую плоть. Взять ее всеми возможными способами, пока наконец не прекратится эта бесконечная мука.
   Но не мог этого сделать.
   Серое платье, которое было на ней в спальне в доме на Керзон-стрит, ничем не напоминало наряд куртизанки. Старое, потрепанное и пристойное. Ее собственное. Когда Арабелла сбросила платье и встала перед ним, предлагая то, что принадлежало ему по праву, Доминик заставил себя предпринять попытку. Коснулся ее, пытаясь уговорить себя сделать это, повинуясь собственному телу, охваченному огнем неутоленной страсти. Но, почувствовав, как бьется под его ладонью ее сердце, Доминик понял, что не может так поступить.
   В голове по-прежнему звучали слова Арабеллы. «Он был в тысячу раз лучше тебя». «…Ложь проститутки. Ведь именно это хочет услышать любой мужчина, не так ли?» Только сейчас Доминик осознал, что в глубине души глупо надеялся, что она примет его с радостью и желанием. Он хотел услышать, что в прошлом она совершила большую ошибку, но до сих пор любит его.
   Доминик покачал головой, поражаясь собственной глупости. Ничего не изменилось. И никогда не изменится. Арабелла по-прежнему обладала властью над ним, по-прежнему могла причинить ему боль. И без колебаний сделала это.