Когда пришла пора пройти обряд посвящения и «второго рождения», обязательный для мальчиков высшей касты, Нанак отказался надевать, как положено, шнур, сделанный из хлопковых нитей, знак нового статуса. Нет, он предпочитает другой шнур, который сплетен из нитей понимания, полученных из волокон сострадания; он свит из истины и завязан узлами воздержания. Такой шнур никогда не порвется, не загрязнится, не сгорит, не потеряется.
Ничуть не привлекала Нанака и карьера, уготованная ему по кастовым правилам с рождения. Когда его отец, не слишком веривший в высокое предназначение сына и недовольный тем, что тот не занимается настоящим делом, а проводит время в бесплодном созерцании, дал ему двадцать рупий и послал в ближайший город за покупками, Нанак потратил все деньги на то, чтобы накормить встретившихся ему на пути аскетов.
Даже женитьба не отвлекла его от высшего призвания, хотя он вступил брак и его жена Сулакхни родила ему двух сыновей, Шри Чанду и Лакхми Даса. Ни семейная жизнь, ни попытки заинтересовать Нанака житейскими делами так и не принесли успеха. Он не сворачивал с уготованного ему пути к постижению высшей истины.
Небесный зов Нанак услышал уже в молодые годы, когда жил у своей сестры в городке Султанпуре. С этого времени начались его странствия по Индии, а возможно, и за ее пределами. Традиция приписывает ему посещение Арабского Востока и Гималаев, Цейлона и Ассама. Нанаку пришлось претерпеть и испытание, подобное искушению Будды Марой или Иисуса сатаной. Во время одного из своих путешествий он встретил «дух Калиюги», нынешнего греховного времени, соблазнявший его всеми привлекательными земными богатствами. Разумеется, будущий гуру с честью выдержал это испытание.
Однако неотвратимо приближалось время, когда Нанак должен был приступить к исполнению предназначенной ему высокой миссии. В одно прекрасное утро он отправился искупаться в реке, но внезапно исчез в воде и не появлялся три дня. Как позже выяснилось, за время таинственного отсутствия было ему видение всемогущего Бога, поручившего Нанаку поведать миру божественное имя Нам, а сам он был провозглашен наставником, гуру. Ему было велено идти в мир и воспевать Бога в гимнах. Согласно преданиям, когда Нанак спустя три дня появился вновь, многие увидели сияние вокруг его головы.
Целые сутки после возвращения гуру хранил молчание, а потом возвестил: «Нет ни индуса, ни мусульманина». Эта фраза до сих пор служит предметом многочисленных толков и комментариев. В большинстве случаев предполагается, что Нанак хотел сказать, будто разница в вере не означает разницы между людьми, и что все равны вне зависимости от вероисповедания и касты. Пережив мистическое преображение и раздав все имущество бедным, гуру Нанак начал проповедовать свое учение.
Чему учил гуру Нанак?
Ничуть не привлекала Нанака и карьера, уготованная ему по кастовым правилам с рождения. Когда его отец, не слишком веривший в высокое предназначение сына и недовольный тем, что тот не занимается настоящим делом, а проводит время в бесплодном созерцании, дал ему двадцать рупий и послал в ближайший город за покупками, Нанак потратил все деньги на то, чтобы накормить встретившихся ему на пути аскетов.
Даже женитьба не отвлекла его от высшего призвания, хотя он вступил брак и его жена Сулакхни родила ему двух сыновей, Шри Чанду и Лакхми Даса. Ни семейная жизнь, ни попытки заинтересовать Нанака житейскими делами так и не принесли успеха. Он не сворачивал с уготованного ему пути к постижению высшей истины.
Небесный зов Нанак услышал уже в молодые годы, когда жил у своей сестры в городке Султанпуре. С этого времени начались его странствия по Индии, а возможно, и за ее пределами. Традиция приписывает ему посещение Арабского Востока и Гималаев, Цейлона и Ассама. Нанаку пришлось претерпеть и испытание, подобное искушению Будды Марой или Иисуса сатаной. Во время одного из своих путешествий он встретил «дух Калиюги», нынешнего греховного времени, соблазнявший его всеми привлекательными земными богатствами. Разумеется, будущий гуру с честью выдержал это испытание.
Однако неотвратимо приближалось время, когда Нанак должен был приступить к исполнению предназначенной ему высокой миссии. В одно прекрасное утро он отправился искупаться в реке, но внезапно исчез в воде и не появлялся три дня. Как позже выяснилось, за время таинственного отсутствия было ему видение всемогущего Бога, поручившего Нанаку поведать миру божественное имя Нам, а сам он был провозглашен наставником, гуру. Ему было велено идти в мир и воспевать Бога в гимнах. Согласно преданиям, когда Нанак спустя три дня появился вновь, многие увидели сияние вокруг его головы.
Целые сутки после возвращения гуру хранил молчание, а потом возвестил: «Нет ни индуса, ни мусульманина». Эта фраза до сих пор служит предметом многочисленных толков и комментариев. В большинстве случаев предполагается, что Нанак хотел сказать, будто разница в вере не означает разницы между людьми, и что все равны вне зависимости от вероисповедания и касты. Пережив мистическое преображение и раздав все имущество бедным, гуру Нанак начал проповедовать свое учение.
Чему учил гуру Нанак?
Гуру Нанак противопоставлял искреннюю любовь к единому Богу и людям кастовому, ритуалистическому и книжному формализму. Он говорил: «Не едой мы оскверняемся, а злыми мыслями». Уподобляясь лотосу, вырастающему из грязного ила с незапятнанными лепестками, человек должен сохранять чистыми свои помыслы, и потому «йога заключается не в рваной одежде, не в палке йога, не в посыпании тела пеплом… Только тот знает путь, кто пребывает среди нечистот мира и остается отстранен и незапятнан».
Поначалу у него было мало учеников и последователей. Его окружала лишь небольшая группа приверженцев, которых он называл сикхами – учениками. Они трепетно внимали своему гуру и повсюду следовали за ним. Со временем сложилась значительная община, в которую входили самые разные люди, индусы и мусульмане.
В отличие от индусских аскетов и мусульманских святых, гуру Нанак не искал тишины и уеди нения, не предавался изнурительным постам и длительным медитациям на лоне умиротворяющей природы. Напротив, он отправился в самую бурлящую людскую гущу, в города и селения, положив тем самым начало традиции, которой потом следовали все сикхские гуру: ни один из них не призывал к уходу от мирской жизни, провозглашая достойным образом жизни лишь упорный труд, активную жизнь и взаимную помощь.
Около четверти века гуру Нанак бродил по стране, общаясь с буддистами, джайнами, суфиями, йогами, произнося проповеди и слагая гимны во славу единого Бога, который не воплощен в рукотворных изваяниях, а присутствует повсюду в мире, являясь высшим нравственным принципом каждого человека. По легендам, его сопровождали мусульманин музыкант Мардана и индус Бала, записывавшие гимны учителя.
Осуждая многобожие, гуру Нанак отрицал равным образом и индусскую, и мусульманскую обрядность, выступая против ритуалов, которые считал бессмысленными. Не щадил он и жрецов, алчных мздоимцев. По всей вероятности, гуру Нанак был талантливым проповедником, энергичным и умеющим убеждать в своей правоте аудиторию. Был он и не менее талантливым поэтом, а это не могло не стяжать ему славу во всем Пенджабе.
Отличаясь недюжинным педагогическим даром, он предпочитал учить других собственным примером. Сломать привычный стереотип поведения – вот что лучше всего может убедить в бесполезности и бездумного служения идолам, и неразумного подвижничества, и паломничеств.
Поведение вероучителя явно подрывало устои традиционного кастового общества.
Рассказывают, будто однажды он со своими учениками ночевал в доме разбойника-мусульманина, наставляя его на путь истинный, а в другой раз разоблачил жадного богача-индуса. Попав во время странствий в большую деревню, он принял приглашение на скромный ужин к человеку из низкой касты и отклонил приглашение на роскошный ужин богача. Когда же его спросили о причине выбора, он будто бы взял в одну руку хлеб со стола бедняка, а в другую – богача и сильно сжал их в кулаке. Из хлеба бедняка начало капать молоко, символизирующее честный труд, а из хлеба богача закапала кровь, напоминающая кровавый пот работавших на него людей.
В другой раз гуру Нанак убедил паломников не приносить пищу, предназначенную для поминания предков, так как ее все равно присвоят себе нечестные жрецы. Увидев, как индусы-паломники совершают обряд поминания усопших предков и брызгают водой в сторону восходящего солнца, гуру тут же начал брызгать водой в обратном направлении. Он объяснил, что это он поливает свои поля в Пенджабе: «Ведь если вы окропляете водой умершего, который теперь живет на небе, то еще легче мне полить какое-нибудь место на земле».
Поначалу у него было мало учеников и последователей. Его окружала лишь небольшая группа приверженцев, которых он называл сикхами – учениками. Они трепетно внимали своему гуру и повсюду следовали за ним. Со временем сложилась значительная община, в которую входили самые разные люди, индусы и мусульмане.
В отличие от индусских аскетов и мусульманских святых, гуру Нанак не искал тишины и уеди нения, не предавался изнурительным постам и длительным медитациям на лоне умиротворяющей природы. Напротив, он отправился в самую бурлящую людскую гущу, в города и селения, положив тем самым начало традиции, которой потом следовали все сикхские гуру: ни один из них не призывал к уходу от мирской жизни, провозглашая достойным образом жизни лишь упорный труд, активную жизнь и взаимную помощь.
Около четверти века гуру Нанак бродил по стране, общаясь с буддистами, джайнами, суфиями, йогами, произнося проповеди и слагая гимны во славу единого Бога, который не воплощен в рукотворных изваяниях, а присутствует повсюду в мире, являясь высшим нравственным принципом каждого человека. По легендам, его сопровождали мусульманин музыкант Мардана и индус Бала, записывавшие гимны учителя.
Осуждая многобожие, гуру Нанак отрицал равным образом и индусскую, и мусульманскую обрядность, выступая против ритуалов, которые считал бессмысленными. Не щадил он и жрецов, алчных мздоимцев. По всей вероятности, гуру Нанак был талантливым проповедником, энергичным и умеющим убеждать в своей правоте аудиторию. Был он и не менее талантливым поэтом, а это не могло не стяжать ему славу во всем Пенджабе.
Отличаясь недюжинным педагогическим даром, он предпочитал учить других собственным примером. Сломать привычный стереотип поведения – вот что лучше всего может убедить в бесполезности и бездумного служения идолам, и неразумного подвижничества, и паломничеств.
Поведение вероучителя явно подрывало устои традиционного кастового общества.
Рассказывают, будто однажды он со своими учениками ночевал в доме разбойника-мусульманина, наставляя его на путь истинный, а в другой раз разоблачил жадного богача-индуса. Попав во время странствий в большую деревню, он принял приглашение на скромный ужин к человеку из низкой касты и отклонил приглашение на роскошный ужин богача. Когда же его спросили о причине выбора, он будто бы взял в одну руку хлеб со стола бедняка, а в другую – богача и сильно сжал их в кулаке. Из хлеба бедняка начало капать молоко, символизирующее честный труд, а из хлеба богача закапала кровь, напоминающая кровавый пот работавших на него людей.
В другой раз гуру Нанак убедил паломников не приносить пищу, предназначенную для поминания предков, так как ее все равно присвоят себе нечестные жрецы. Увидев, как индусы-паломники совершают обряд поминания усопших предков и брызгают водой в сторону восходящего солнца, гуру тут же начал брызгать водой в обратном направлении. Он объяснил, что это он поливает свои поля в Пенджабе: «Ведь если вы окропляете водой умершего, который теперь живет на небе, то еще легче мне полить какое-нибудь место на земле».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента