Я закашлялась. Ничего себе! Логинов с Люби-мовой – понятно. Фаля с Фелей – тоже. Ос-таль-ные-то как?
Самойлов обернулся ко мне и подмигнул. Я же погрозила ему кулаком. Барская оглядела поочередно чудаковатого индейца; подозрительно постоянно всем довольного негра; имевшего в носу кольцо, на щеке тату, а в ушах, бровях и языке и еще много где пирсинг Фалалея и пригорюнилась.
Малинова взяла ключи из рук рабочего и выяснила, куда идти.
– Что ж, идемте, – сказала она.
Водитель с украинцем остались латать машину, остальные члены экипажа отправились искать отдаленную сторожку, в которой предполагалось провести конец дня и всю сегодняшнюю ночь. Она стояла почти возле самой воды, западнее Нижнего парка, и поразила нас своими габаритами. Снаружи это было длинное, как барак, деревянное здание из темных, наполовину гнилых досок. Внутри же имелись такие неожиданности, как водопровод, электричество, туалет (какой-никакой) и целых шесть комнат, выходящих окнами три на восток и три на запад и объединенных одной залой, выполнявшей роль кухни, столовой и комнаты для отдыха одновременно.
– Большая была семья у лесника, – заметила Катя.
– Знаете что, – подала голос Фелициана, – я пойду вернусь и помогу мужчинам с автомобилем. Я же в прошлом гонщица, знакома с машинами, могу оказаться им полезной.
– Даже не думай, – затряс косой басист группы «Фалалей-Энд-Фелициана». – Не хватало тебе одной блуждать в такую погоду по незнакомой местности!
– Опять начинаешь? Я же предупреждала, что быть со мной можно, только давая мне свободу! – Похоже, внутри пары разгорелся какой-то давнишний спор. Чтобы не мешать, мы тактично отделились от них, услышав только, как Феля сказала: – Я люблю острые ощущения! Без них моя жизнь превращается в ноль!
Мы с Катькой облюбовали для нас одну из комнат западной стороны и «забили» рядом расположенную для ребят, бросив на кровати часть вещей. Сами парни осматривали район, куда мы угодили, не успев еще зайти в дом.
– Как думаешь, кому предназначалась записка? – спросила подруга таким тоном, словно, только зная ответ, можно спасти Вселенную от Великой Катастрофы.
– Любимова, ты совсем чокнулась с этой запиской. Кому, хочешь знать? Тому, кому задолжа-ли. Там ясно сказано: «Я принесу деньги». Но явно не нам.
– Думаешь, это чистая случайность, что лист попал к нам, или в этом есть божий промысел?
Я почесала нос.
– Навряд ли. Я понимаю твое желание во что-нибудь влипнуть, но зашифрованное послание явно не тот путь.
– Ладно, – погрустнела Катька. – Просто… это как-то странно… Подбросивший скрылся, не потрудившись проверить, а в те ли руки попало письмо, а само письмо довольно хитро зашифровали, чтобы никто посторонний не смог прочитать. Однако мы прочитать сумели. Ну согласись же, что-то в этом есть?
– Да, есть, – кивнула я. – Но шифровка была не такой уж хитрой, раз даже Паша сумел ее разгадать.
– А вот и нет. – Катька как-то странно улыбнулась, напугав меня. – Юль, у нас с тобой был в номере компьютер?
– О чем ты говоришь? Конечно, нет.
– А у ребят?
– К чему ты ведешь? – устала я играть в игры.
Любимова поднялась и стала разглаживать юбку.
– К тому, что лично мне незнаком человек, знающий обе раскладки клавиатуры наизусть, следовательно, адресата следует искать из тех, кто носит с собой ноутбук. Как только вернемся в гостиницу, я займусь поисками.
Я покачала головой, но сочла за благо смолчать: если горбатого могила исправит, то Любимову не исправит ничто и никогда.
Вскоре Лера попросила нас помочь ей в приготовлении раннего ужина. К счастью, в доме остались кое-какие запасы долговечной еды, как-то: несколько банок тушенки, много пачек макарон, соленья из помидор и огурцов, зеленый горошек, кукуруза, рыбьи консервы, а в морозилке имелись пельмени, котлеты, вареники и иные замороженные продукты.
– Ура, будем жить! – порадовалась Катька, любительница набить желудок (что никаким образом не сказывается на ее великолепной точеной фигурке), на время оставив дурацкие мысли о поиске адресата диковинного послания.
Мы втроем сварганили нехитрый ужин на одиннадцать персон, рассчитывая на то, что Альберт Семеныч с Фелей могут вернуться в любую минуту, и стали накрывать на стол. Павел с Кешей кинулись нам помогать, по-прежнему сверля друг друга при встрече недобрыми взглядами, а ос-тальные расселись на стульях вокруг стола, словно являлись боярами, которым обязана была прислуживать челядь вроде нас.
– Жека, отрывай свою задницу! – не выдержал Паша.
– Ты как со мной разговариваешь?! – разозлился «боярин». – Да и вообще ты же в курсе, что я непригоден для ведения домашнего хозяйства. Я даже яичницу не умею готовить, чего ты хочешь от меня?
– Никто не заставляет тебя готовить! Просто расставь тарелки на столе, и все!
– Паш, отстань от него! – по обычаю встала на сторону любимого Екатерина. – Он устал с дороги, пусть посидит. Накрывать на стол – обязанность жены.
– Киса моя, наклонись, дай я тебя поцелую!
– Нет, а я что, жена ему? – Возмущенный Павел отошел от стола, чтобы поделиться со мной негодованием. Я заверила друга, что женой Логинова он не является.
Любимова действительно наклонилась к жениху и была выведена из строя официантов на целых полторы минуты продолжительным французским поцелуем.
– Ну что, будем ждать остальных? – спросила Лера, когда все приготовления были завершены. – Или сядем?
– Сядем, жрать хочу, – поделился своей проблемой Самойлов и занял место возле сачкующего друга, тут же начав накладывать в свою тарелку все без разбора.
– Не налетай так, – погрозился Логинов, – а то народ подумает, что мы тебя дома не кормим, чудо наше.
Павел уже успел набить себе рот, так что нам не удалось разобрать, что же он ответил.
Фалалей, игнорируя еду, корпел над большим блокнотом.
– Муза поперла? – обратилась к нему Катя, садясь между Женькой и мной. Фаля оказался прямо напротив нее.
– Что? – поднял тот татуированное лицо.
– О чем новая песня, спрашиваю?
– А-а. Про серое небо и ураган. Вот, послушайте и оцените: «Ураган надвигается,/Ну а тучи сгущаются/Прямо над нами с тобой./Нагло мы их украдем,/И тогда, когда мы умрем,/Чужая кровь будет литься рекой». Как вам?
– Здорово, прям по мне, – улыбнулась кровожадная Катя. – Мрачно и о смерти. Готика. Обожаю!
– Спасибо, рад, что оценили. А другие что скажут?
– Тупость, – высказалась Света, наверняка только ради того, чтобы пойти вразрез с моей подругой. – Ни слога, ни рифмы.
– Критику я тоже уважаю, – авторитетно изрек Фаля, чем очень подкупил нас всех. Снаружи Фалалей был угрожающим неандертальцем и жестоким панком, а внутри сидел умный, рассудительный человек. – Она помогает адекватно смотреть на свое творение. Что вы скажете? – обратился он к Лере.
– Почему сразу я? Не люблю я говорить неприятности. Ох… Просто это не мое, я этого не понимаю, вот и все. Если в мире и так полно негатива, зачем же еще в книги его вносить, в песни, в другое творчество? Не пойму никогда.
Фалалей посмотрел на меня.
– Мне понравилось, – робко ответила я на непроизнесенный вопрос.
Тогда он перевел взор на Женьку.
– Вот вы говорите, black metal пополам с готикой играете, – сказал Логинов, – и песни, вижу, пишете готические. А видок у вас совсем не подобающий. У готов длинные прямые черные волосы, а лица желательно замазаны какой-нибудь белой красящей фигней. Губы либо черные, либо ядовито-красные. Блэки выглядят попроще, но вид вашей пары вызывает у меня ассоциации с панк-музыкой. Хотя тоже не слишком в их стиле.
– Вы правы абсолютно. Дело в том, – пустился в разглагольствования Фаля, – что мы планируем открыть нечто совершенно новое в жанре музыки. Оттого и выдумали себе такие имена и неповторимый имидж. Чтобы не было никаких стереотипов, понимаете? Чтобы этот новый жанр воспринимали как бы заново, а не в сравнении с уже существующими группами.
– Это интересная точка построения, – повертел в руках вилку зачарованный Логинов и задумался.
– А мне, – подключился к дискуссии Кеша, – кажется, что вам нужно сократить долю триллера в ваших текстах и сконцентрироваться именно на пессимизме, но на реалистичном пессимизме. То есть вместо «кровь рекой» написать что-то вроде «потому что такова жизнь, все умирают…». Наподобие того. Тогда вас будут воспринимать серьезно. – Несколько смутившись, Иннокентий прибавил: – Но это лишь моя сугубо субъективная точка зрения. Молодежь пошла ныне странная, так что… Может, им как раз и хочется, чтобы «кровь рекой». К тому же, если она «чужая», а не своя.
Шутка не многим пришлась по вкусу, но я усмехнулась, а сам негр громко рассмеялся. Что ж, не буду спорить, если кто скажет, что сейчас Александров выглядел с самой лучшей стороны – как мудрый, эрудированный, всесторонне развитый человек, да еще и с чувством юмора. По крайней мере, в моих глазах.
Светлана решила дать совет:
– Вместо того чтобы тратить деньги на выпуск никому не нужных трех сотен дисков пока еще неизвестной группы, купили бы лучше компьютер. Чем в блокноты-то писать бестселлеры свои. Растеряете все.
– У меня есть ноутбук, – опровергнул Фалалей. – Но сейчас он в гостинице, потому пришлось прибегнуть к столь древнему способу.
Катька толкнула меня под столом ногой, но я и без того обратила на его высказывание внимание. Впрочем, то, что у Фали есть ноутбук в номере, еще ничего не доказывает.
– А на каком этаже вы остановились? – осмелилась я его спросить.
– Гляжу, это ваш любимый вопрос, – заметил Иннокентий чуть ли не с укоризной.
– А ты не лезь к ней, – прожевав пищу, чтобы его поняли, пригрозил Павел и продолжил есть.
– Наш номер на втором этаже, – сообщил обладатель дохлой косички. – А ваш?
– Наш на третьем.
– Белое мясо – табу! – внезапно воскликнул страшным голосом Орлиный Глаз и опрокинул тарелку. Специально ли, нечаянно ли – поди разбери.
– Это не белое мясо, это макароны, – пустилась в объяснения Валерия, так как, во-первых, к несчастью, сидела рядом с ним, а во-вторых, никто другой так или иначе не собирался вступать в дебаты с диковинным мужчиной, а она была жалостлива и воспитанна, так что не могла оставить замечание пожилого человека без внимания.
– Что ты сказала, бледнолицая? – Индеец начал бестолково озираться по сторонам, ища того, кто отважился возразить ему.
– Я здесь, справа от вас, – осторожно кашлянув, сказала она несмело. Когда Орлиный Глаз уставился на нее, Лера продолжила: – Я говорю, это макароны с тушенкой. Макароны – мука, тушенка – говядина. Не белое мясо, понимаете? Но если вы полностью вегетарианец, то вам, конечно…
– Нет белого мяса? – не дав договорить, уточнил недоверчиво краснокожий, переворачивая тарелку обратно.
– Да, белого мяса тут нет.
– А что это белое?
– Это мука! Му-ка! Макароны из муки!
– Лер, оставь, – встряла Барская, пожалев подругу. – Пустое это. Не хочет, пусть не ест. Негр Кеша, объясните же ему! Скажите, как это по-вашему будет, ну, что с ним никто возиться не станет, это ему не дом для престарелых.
– Что значит «по-вашему»? – мягко возмутился Александров, сохраняя на лице натянутую улыбочку. – Я говорю на русском языке так же, как и вы.
– Ах, ну да, я забыла.
Когда все доели, так и не дождавшись остальных членов бригады, Лера предложила посмотреть фотографии и достала их из пакета. Мы расселись рядом. Это были съемки вчерашнего, первого, дня. Да, много же мы с Пашей пропустили. Молодец, Валерия! Успела и себя снять, и других, и практически все экспонаты, с которыми ознакомила гид Эрмитажа. Часто мелькали Катька с Женькой, мы же с Самойловым, конечно, остались в стороне. Зато я на удивление хорошо получилась на последнем снимке, возле гостиницы. Любимова тоже прелестно вышла, она вообще очень фотогенична. Однако стоит об этом при ней заикнуться, как тут же повалит дым из ее ушей, дескать, да ты что, в жизни я куда лучше, посмотри хоть сюда, что это за вурдалак с красными глазами? Но это нормально, мало кто любит себя на снимках.
– Поставь ее сюда, – предложил Павел и сам водрузил снимок на полку, подперев его перечницей, чтобы крепко стоял «на ногах». – Чтобы Фелька с водилой полюбовались, когда пришли.
Индеец ткнул черным ногтем в край фотографии, а потом показал на потолок.
– Кеша? – вопросительно уставилась на негра Светлана, мол, переведи.
– Боже! – схватился тот за лицо, но через пять секунд хладнокровие вновь к нему вернулось, и Александров произнес: – Я так полагаю, он говорит об Агате.
Индеец закивал.
– Древний обычай, – более-менее внятно ответил сам за себя. – Глаза мертвого, – поднес тот же обугленный ноготь попеременно к правому и левому глазам, – на снимке! Нельзя! Табу! Смотрят в мир живых, нельзя! Это табу!
– Да? Что еще табу? – скептически ухмыляясь, спросил Жека. – Говорите сразу, чтобы мы знали. Все-все табу, сразу списком.
Индеец проигнорировал насмешку.
– Что же делать с глазами? – обратилась я к Орлиному Глазу, почуяв внутри неприятный холодок. Действительно, лицо умершей на снимке нагнетало какую-то тоску, отчаяние и что-то еще очень нехорошее, что я не смогла классифицировать.
Индеец молча взял со стола неизвестно кем оброненный фломастер и, не спрашивая разрешения, взял в руки фото и закрасил глаза Агаты Никитичны.
– Какое неуважение к усопшим, – ужаснулся металлист и непривычным жестом дернул себя за кольцо в носу.
– Наоборот, – пошептавшись с краснолицым, низко-низко для того наклонившись, ответил Иннокентий. – Это обряд такой. Чтобы она никого не смогла с собой забрать в царство мертвых.
– О господи! – воскликнули все, а я даже схватилась руками за горло, словно незримая Агата в обличье призрака собиралась меня задушить.
Индеец еще что-то горячо зашептал в ухо согнувшемуся в три погибели Александрову.
– Он говорит, что, возможно, уже поздно, – скривившись, перевел нам баскетболист и начал поглаживать желудок. – Что-то мне нехорошо. Тушенка точно свежая была?
– Мне тоже нехорошо, – поделился Павел. – И дело отнюдь не в тушенке. Этот ацтек сейчас еще навлечет на нас какое-нибудь проклятие своими словами!
У индейца аж глаза чуть не вылезли из орбит.
– Ацтеки – враги! – в полном аффекте выкрикнул он и обмяк, обессиленный, на руках негра.
– Что ж ты делаешь, гад? – бросил Самойлову Александров. – Он не любит ацтеков. Благодаря правителю ацтеков Монтесуме испанцам удалось захватить государство Анауак, а потом и оставшиеся города. Его соплеменники были отдаленными родственниками ацтекам, но все-таки они себя к ним не причисляли. Эх, пойду отнесу его в комнату.
С этими словами негр Кеша перекинул индейца через плечо и легко, точно это был не человек, а воздушная накидка, понес в комнату, что была прямо напротив нашей с Катей, с восточной стороны.
Только мы отошли от этих пугающих бредней, как в сторожку вошел Альберт, очень устало выглядящий. Он вытер рукой лоб, который тут же потемнел, потому что ладонь была грязная, и произнес:
– Ну и достал же меня хохол этот. Что-нибудь пожрать есть в доме?
– Есть, – ответила Лера.
– А где Феля? – недоумевая, обратился к Морозову Фалалей.
– Кто?
– Феля! Жена моя! Она же к вам пошла помогать. Еще два с половиной часа назад!
– Да вы что? Не было там никакой Фели. Только я и этот хохол жуткий. Такой приставучий, еле отделался от него. Усиленно изображает из себя великого аса, а сам ни тура не сечет. – Водитель обвел нас глазами, под которыми назрели темные круги, точно от какой-то болезни, но, видимо, просто от утомления. – Да что с вами всеми такое?
– Альберт Семеныч, это очень серьезно, – твердо заявила Лера. – Вы видели Фелициану?
– Да не было ее!
Фаля кинулся на колени и зарыдал. Его жена пропала. Предсказание старого индейца, всего минуту назад произнесенное, неотвратимо начало сбываться. Фелициана стала первой жертвой. Кто будет следующей?
Глава 5
Самойлов обернулся ко мне и подмигнул. Я же погрозила ему кулаком. Барская оглядела поочередно чудаковатого индейца; подозрительно постоянно всем довольного негра; имевшего в носу кольцо, на щеке тату, а в ушах, бровях и языке и еще много где пирсинг Фалалея и пригорюнилась.
Малинова взяла ключи из рук рабочего и выяснила, куда идти.
– Что ж, идемте, – сказала она.
Водитель с украинцем остались латать машину, остальные члены экипажа отправились искать отдаленную сторожку, в которой предполагалось провести конец дня и всю сегодняшнюю ночь. Она стояла почти возле самой воды, западнее Нижнего парка, и поразила нас своими габаритами. Снаружи это было длинное, как барак, деревянное здание из темных, наполовину гнилых досок. Внутри же имелись такие неожиданности, как водопровод, электричество, туалет (какой-никакой) и целых шесть комнат, выходящих окнами три на восток и три на запад и объединенных одной залой, выполнявшей роль кухни, столовой и комнаты для отдыха одновременно.
– Большая была семья у лесника, – заметила Катя.
– Знаете что, – подала голос Фелициана, – я пойду вернусь и помогу мужчинам с автомобилем. Я же в прошлом гонщица, знакома с машинами, могу оказаться им полезной.
– Даже не думай, – затряс косой басист группы «Фалалей-Энд-Фелициана». – Не хватало тебе одной блуждать в такую погоду по незнакомой местности!
– Опять начинаешь? Я же предупреждала, что быть со мной можно, только давая мне свободу! – Похоже, внутри пары разгорелся какой-то давнишний спор. Чтобы не мешать, мы тактично отделились от них, услышав только, как Феля сказала: – Я люблю острые ощущения! Без них моя жизнь превращается в ноль!
Мы с Катькой облюбовали для нас одну из комнат западной стороны и «забили» рядом расположенную для ребят, бросив на кровати часть вещей. Сами парни осматривали район, куда мы угодили, не успев еще зайти в дом.
– Как думаешь, кому предназначалась записка? – спросила подруга таким тоном, словно, только зная ответ, можно спасти Вселенную от Великой Катастрофы.
– Любимова, ты совсем чокнулась с этой запиской. Кому, хочешь знать? Тому, кому задолжа-ли. Там ясно сказано: «Я принесу деньги». Но явно не нам.
– Думаешь, это чистая случайность, что лист попал к нам, или в этом есть божий промысел?
Я почесала нос.
– Навряд ли. Я понимаю твое желание во что-нибудь влипнуть, но зашифрованное послание явно не тот путь.
– Ладно, – погрустнела Катька. – Просто… это как-то странно… Подбросивший скрылся, не потрудившись проверить, а в те ли руки попало письмо, а само письмо довольно хитро зашифровали, чтобы никто посторонний не смог прочитать. Однако мы прочитать сумели. Ну согласись же, что-то в этом есть?
– Да, есть, – кивнула я. – Но шифровка была не такой уж хитрой, раз даже Паша сумел ее разгадать.
– А вот и нет. – Катька как-то странно улыбнулась, напугав меня. – Юль, у нас с тобой был в номере компьютер?
– О чем ты говоришь? Конечно, нет.
– А у ребят?
– К чему ты ведешь? – устала я играть в игры.
Любимова поднялась и стала разглаживать юбку.
– К тому, что лично мне незнаком человек, знающий обе раскладки клавиатуры наизусть, следовательно, адресата следует искать из тех, кто носит с собой ноутбук. Как только вернемся в гостиницу, я займусь поисками.
Я покачала головой, но сочла за благо смолчать: если горбатого могила исправит, то Любимову не исправит ничто и никогда.
Вскоре Лера попросила нас помочь ей в приготовлении раннего ужина. К счастью, в доме остались кое-какие запасы долговечной еды, как-то: несколько банок тушенки, много пачек макарон, соленья из помидор и огурцов, зеленый горошек, кукуруза, рыбьи консервы, а в морозилке имелись пельмени, котлеты, вареники и иные замороженные продукты.
– Ура, будем жить! – порадовалась Катька, любительница набить желудок (что никаким образом не сказывается на ее великолепной точеной фигурке), на время оставив дурацкие мысли о поиске адресата диковинного послания.
Мы втроем сварганили нехитрый ужин на одиннадцать персон, рассчитывая на то, что Альберт Семеныч с Фелей могут вернуться в любую минуту, и стали накрывать на стол. Павел с Кешей кинулись нам помогать, по-прежнему сверля друг друга при встрече недобрыми взглядами, а ос-тальные расселись на стульях вокруг стола, словно являлись боярами, которым обязана была прислуживать челядь вроде нас.
– Жека, отрывай свою задницу! – не выдержал Паша.
– Ты как со мной разговариваешь?! – разозлился «боярин». – Да и вообще ты же в курсе, что я непригоден для ведения домашнего хозяйства. Я даже яичницу не умею готовить, чего ты хочешь от меня?
– Никто не заставляет тебя готовить! Просто расставь тарелки на столе, и все!
– Паш, отстань от него! – по обычаю встала на сторону любимого Екатерина. – Он устал с дороги, пусть посидит. Накрывать на стол – обязанность жены.
– Киса моя, наклонись, дай я тебя поцелую!
– Нет, а я что, жена ему? – Возмущенный Павел отошел от стола, чтобы поделиться со мной негодованием. Я заверила друга, что женой Логинова он не является.
Любимова действительно наклонилась к жениху и была выведена из строя официантов на целых полторы минуты продолжительным французским поцелуем.
– Ну что, будем ждать остальных? – спросила Лера, когда все приготовления были завершены. – Или сядем?
– Сядем, жрать хочу, – поделился своей проблемой Самойлов и занял место возле сачкующего друга, тут же начав накладывать в свою тарелку все без разбора.
– Не налетай так, – погрозился Логинов, – а то народ подумает, что мы тебя дома не кормим, чудо наше.
Павел уже успел набить себе рот, так что нам не удалось разобрать, что же он ответил.
Фалалей, игнорируя еду, корпел над большим блокнотом.
– Муза поперла? – обратилась к нему Катя, садясь между Женькой и мной. Фаля оказался прямо напротив нее.
– Что? – поднял тот татуированное лицо.
– О чем новая песня, спрашиваю?
– А-а. Про серое небо и ураган. Вот, послушайте и оцените: «Ураган надвигается,/Ну а тучи сгущаются/Прямо над нами с тобой./Нагло мы их украдем,/И тогда, когда мы умрем,/Чужая кровь будет литься рекой». Как вам?
– Здорово, прям по мне, – улыбнулась кровожадная Катя. – Мрачно и о смерти. Готика. Обожаю!
– Спасибо, рад, что оценили. А другие что скажут?
– Тупость, – высказалась Света, наверняка только ради того, чтобы пойти вразрез с моей подругой. – Ни слога, ни рифмы.
– Критику я тоже уважаю, – авторитетно изрек Фаля, чем очень подкупил нас всех. Снаружи Фалалей был угрожающим неандертальцем и жестоким панком, а внутри сидел умный, рассудительный человек. – Она помогает адекватно смотреть на свое творение. Что вы скажете? – обратился он к Лере.
– Почему сразу я? Не люблю я говорить неприятности. Ох… Просто это не мое, я этого не понимаю, вот и все. Если в мире и так полно негатива, зачем же еще в книги его вносить, в песни, в другое творчество? Не пойму никогда.
Фалалей посмотрел на меня.
– Мне понравилось, – робко ответила я на непроизнесенный вопрос.
Тогда он перевел взор на Женьку.
– Вот вы говорите, black metal пополам с готикой играете, – сказал Логинов, – и песни, вижу, пишете готические. А видок у вас совсем не подобающий. У готов длинные прямые черные волосы, а лица желательно замазаны какой-нибудь белой красящей фигней. Губы либо черные, либо ядовито-красные. Блэки выглядят попроще, но вид вашей пары вызывает у меня ассоциации с панк-музыкой. Хотя тоже не слишком в их стиле.
– Вы правы абсолютно. Дело в том, – пустился в разглагольствования Фаля, – что мы планируем открыть нечто совершенно новое в жанре музыки. Оттого и выдумали себе такие имена и неповторимый имидж. Чтобы не было никаких стереотипов, понимаете? Чтобы этот новый жанр воспринимали как бы заново, а не в сравнении с уже существующими группами.
– Это интересная точка построения, – повертел в руках вилку зачарованный Логинов и задумался.
– А мне, – подключился к дискуссии Кеша, – кажется, что вам нужно сократить долю триллера в ваших текстах и сконцентрироваться именно на пессимизме, но на реалистичном пессимизме. То есть вместо «кровь рекой» написать что-то вроде «потому что такова жизнь, все умирают…». Наподобие того. Тогда вас будут воспринимать серьезно. – Несколько смутившись, Иннокентий прибавил: – Но это лишь моя сугубо субъективная точка зрения. Молодежь пошла ныне странная, так что… Может, им как раз и хочется, чтобы «кровь рекой». К тому же, если она «чужая», а не своя.
Шутка не многим пришлась по вкусу, но я усмехнулась, а сам негр громко рассмеялся. Что ж, не буду спорить, если кто скажет, что сейчас Александров выглядел с самой лучшей стороны – как мудрый, эрудированный, всесторонне развитый человек, да еще и с чувством юмора. По крайней мере, в моих глазах.
Светлана решила дать совет:
– Вместо того чтобы тратить деньги на выпуск никому не нужных трех сотен дисков пока еще неизвестной группы, купили бы лучше компьютер. Чем в блокноты-то писать бестселлеры свои. Растеряете все.
– У меня есть ноутбук, – опровергнул Фалалей. – Но сейчас он в гостинице, потому пришлось прибегнуть к столь древнему способу.
Катька толкнула меня под столом ногой, но я и без того обратила на его высказывание внимание. Впрочем, то, что у Фали есть ноутбук в номере, еще ничего не доказывает.
– А на каком этаже вы остановились? – осмелилась я его спросить.
– Гляжу, это ваш любимый вопрос, – заметил Иннокентий чуть ли не с укоризной.
– А ты не лезь к ней, – прожевав пищу, чтобы его поняли, пригрозил Павел и продолжил есть.
– Наш номер на втором этаже, – сообщил обладатель дохлой косички. – А ваш?
– Наш на третьем.
– Белое мясо – табу! – внезапно воскликнул страшным голосом Орлиный Глаз и опрокинул тарелку. Специально ли, нечаянно ли – поди разбери.
– Это не белое мясо, это макароны, – пустилась в объяснения Валерия, так как, во-первых, к несчастью, сидела рядом с ним, а во-вторых, никто другой так или иначе не собирался вступать в дебаты с диковинным мужчиной, а она была жалостлива и воспитанна, так что не могла оставить замечание пожилого человека без внимания.
– Что ты сказала, бледнолицая? – Индеец начал бестолково озираться по сторонам, ища того, кто отважился возразить ему.
– Я здесь, справа от вас, – осторожно кашлянув, сказала она несмело. Когда Орлиный Глаз уставился на нее, Лера продолжила: – Я говорю, это макароны с тушенкой. Макароны – мука, тушенка – говядина. Не белое мясо, понимаете? Но если вы полностью вегетарианец, то вам, конечно…
– Нет белого мяса? – не дав договорить, уточнил недоверчиво краснокожий, переворачивая тарелку обратно.
– Да, белого мяса тут нет.
– А что это белое?
– Это мука! Му-ка! Макароны из муки!
– Лер, оставь, – встряла Барская, пожалев подругу. – Пустое это. Не хочет, пусть не ест. Негр Кеша, объясните же ему! Скажите, как это по-вашему будет, ну, что с ним никто возиться не станет, это ему не дом для престарелых.
– Что значит «по-вашему»? – мягко возмутился Александров, сохраняя на лице натянутую улыбочку. – Я говорю на русском языке так же, как и вы.
– Ах, ну да, я забыла.
Когда все доели, так и не дождавшись остальных членов бригады, Лера предложила посмотреть фотографии и достала их из пакета. Мы расселись рядом. Это были съемки вчерашнего, первого, дня. Да, много же мы с Пашей пропустили. Молодец, Валерия! Успела и себя снять, и других, и практически все экспонаты, с которыми ознакомила гид Эрмитажа. Часто мелькали Катька с Женькой, мы же с Самойловым, конечно, остались в стороне. Зато я на удивление хорошо получилась на последнем снимке, возле гостиницы. Любимова тоже прелестно вышла, она вообще очень фотогенична. Однако стоит об этом при ней заикнуться, как тут же повалит дым из ее ушей, дескать, да ты что, в жизни я куда лучше, посмотри хоть сюда, что это за вурдалак с красными глазами? Но это нормально, мало кто любит себя на снимках.
– Поставь ее сюда, – предложил Павел и сам водрузил снимок на полку, подперев его перечницей, чтобы крепко стоял «на ногах». – Чтобы Фелька с водилой полюбовались, когда пришли.
Индеец ткнул черным ногтем в край фотографии, а потом показал на потолок.
– Кеша? – вопросительно уставилась на негра Светлана, мол, переведи.
– Боже! – схватился тот за лицо, но через пять секунд хладнокровие вновь к нему вернулось, и Александров произнес: – Я так полагаю, он говорит об Агате.
Индеец закивал.
– Древний обычай, – более-менее внятно ответил сам за себя. – Глаза мертвого, – поднес тот же обугленный ноготь попеременно к правому и левому глазам, – на снимке! Нельзя! Табу! Смотрят в мир живых, нельзя! Это табу!
– Да? Что еще табу? – скептически ухмыляясь, спросил Жека. – Говорите сразу, чтобы мы знали. Все-все табу, сразу списком.
Индеец проигнорировал насмешку.
– Что же делать с глазами? – обратилась я к Орлиному Глазу, почуяв внутри неприятный холодок. Действительно, лицо умершей на снимке нагнетало какую-то тоску, отчаяние и что-то еще очень нехорошее, что я не смогла классифицировать.
Индеец молча взял со стола неизвестно кем оброненный фломастер и, не спрашивая разрешения, взял в руки фото и закрасил глаза Агаты Никитичны.
– Какое неуважение к усопшим, – ужаснулся металлист и непривычным жестом дернул себя за кольцо в носу.
– Наоборот, – пошептавшись с краснолицым, низко-низко для того наклонившись, ответил Иннокентий. – Это обряд такой. Чтобы она никого не смогла с собой забрать в царство мертвых.
– О господи! – воскликнули все, а я даже схватилась руками за горло, словно незримая Агата в обличье призрака собиралась меня задушить.
Индеец еще что-то горячо зашептал в ухо согнувшемуся в три погибели Александрову.
– Он говорит, что, возможно, уже поздно, – скривившись, перевел нам баскетболист и начал поглаживать желудок. – Что-то мне нехорошо. Тушенка точно свежая была?
– Мне тоже нехорошо, – поделился Павел. – И дело отнюдь не в тушенке. Этот ацтек сейчас еще навлечет на нас какое-нибудь проклятие своими словами!
У индейца аж глаза чуть не вылезли из орбит.
– Ацтеки – враги! – в полном аффекте выкрикнул он и обмяк, обессиленный, на руках негра.
– Что ж ты делаешь, гад? – бросил Самойлову Александров. – Он не любит ацтеков. Благодаря правителю ацтеков Монтесуме испанцам удалось захватить государство Анауак, а потом и оставшиеся города. Его соплеменники были отдаленными родственниками ацтекам, но все-таки они себя к ним не причисляли. Эх, пойду отнесу его в комнату.
С этими словами негр Кеша перекинул индейца через плечо и легко, точно это был не человек, а воздушная накидка, понес в комнату, что была прямо напротив нашей с Катей, с восточной стороны.
Только мы отошли от этих пугающих бредней, как в сторожку вошел Альберт, очень устало выглядящий. Он вытер рукой лоб, который тут же потемнел, потому что ладонь была грязная, и произнес:
– Ну и достал же меня хохол этот. Что-нибудь пожрать есть в доме?
– Есть, – ответила Лера.
– А где Феля? – недоумевая, обратился к Морозову Фалалей.
– Кто?
– Феля! Жена моя! Она же к вам пошла помогать. Еще два с половиной часа назад!
– Да вы что? Не было там никакой Фели. Только я и этот хохол жуткий. Такой приставучий, еле отделался от него. Усиленно изображает из себя великого аса, а сам ни тура не сечет. – Водитель обвел нас глазами, под которыми назрели темные круги, точно от какой-то болезни, но, видимо, просто от утомления. – Да что с вами всеми такое?
– Альберт Семеныч, это очень серьезно, – твердо заявила Лера. – Вы видели Фелициану?
– Да не было ее!
Фаля кинулся на колени и зарыдал. Его жена пропала. Предсказание старого индейца, всего минуту назад произнесенное, неотвратимо начало сбываться. Фелициана стала первой жертвой. Кто будет следующей?
Глава 5
Мы образовали две группки и отправились искать жену Фалалея. Кстати, не знала, что они женаты. Альберт заявил, что это ерунда, гуляет баба (в оправдание его безучастности к чужому горю напомню, что металлисты перед расставанием взаправду разругались, так что она вполне могла захотеть побыть вдали от ненаглядного мужа), индеец был не в себе и валялся на постели в комнате, Света вызвалась мыть посуду, заявив, что разукрашенная панкерша ей по фене, лучше доброе дело сделает. Остальные решили помочь с поисками. Фаля взял в помощники Леру и Иннокентия, мы же вчетвером отправились в противоположную сторону, решив, что так разыскная работа будет более плодотворной.
Непогода набирала обороты. Небо почернело, казалось, еще чуть-чуть, и мы друг друга не увидим в этой тьме, так какой толк пытаться отыскать кого-то еще? Но, несмотря на сильный промозглый завывающий ветер, опустившийся туман и начавшийся дождь, четверка друзей продолжала гулять по лесу близ Петергофа, высматривая в полумраке человека. Сразу вспомнился Диоген Синопский. «Ищу человека!» – говорил он, намекая на то, что далеко не все достойны так называться. Если бы мы жили не в сторожке лесника, а в бочке, каждый в своей, и плевали бы на вежливость и общественное мнение, сходство было бы полным.
– Юля, он тебе правда нравится? – жалостливо произнес Паша, когда мы с ним чуть отстали от друзей.
Непогода набирала обороты. Небо почернело, казалось, еще чуть-чуть, и мы друг друга не увидим в этой тьме, так какой толк пытаться отыскать кого-то еще? Но, несмотря на сильный промозглый завывающий ветер, опустившийся туман и начавшийся дождь, четверка друзей продолжала гулять по лесу близ Петергофа, высматривая в полумраке человека. Сразу вспомнился Диоген Синопский. «Ищу человека!» – говорил он, намекая на то, что далеко не все достойны так называться. Если бы мы жили не в сторожке лесника, а в бочке, каждый в своей, и плевали бы на вежливость и общественное мнение, сходство было бы полным.
– Юля, он тебе правда нравится? – жалостливо произнес Паша, когда мы с ним чуть отстали от друзей.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента