Страница:
Вопросы и задания
1. Как соотносятся между собой когнитивная лингвистика и лингвокультурология? Что между ними общего и отличного?2. Определите междисциплинарный характер лингвокультурологии.
3. Каковы предпосылки возникновения лингвокультурологии?
4. Охарактеризуйте основные этапы развития лингвокультурологии.
5. Как соотносятся лингвокультурология и этнолингвистика?
6. Перечислите задачи, стоящие перед лингвокультурологией.
7. Что является объектом лингвокультурологии?
8. Опишите проблему синхронных и диахронных лингвокультурологических исследованиях в концепциях В.Н. Телия и В.А. Масловой?
9. Расскажите об известных вам лингвокультурологических школах.
10. Какие методологические установки являются общими для когнитивной лингвистики и лингвокультурологии?
Темы для сообщений и рефератов
• Лингвокультурология и лингвострановедение.• Лингвокультурологическая концепция В.В. Воробьева.
• «Лингвокультуроведение» А.Т. Хроленко.
Основная литература
1. Верещагин Е.М. Лингвострановедческая теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Русский язык, 1980.2. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.
3. Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа. – Краснодар, 2002.
4. Воробьев В.П. Лингвокультурология (теория и методы). – М.: РУДН, 1997.
5. Кошарная С.А. Миф и язык: Опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира. – Белгород: Белгородский гос. ун-т, 2002.
6. Карасик В.И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 75–79.
7. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – Волгоград: Перемена, 2001.
8. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. – М.: Academia, 2001.
8. Слышкин Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецендентных текстов в сознании и дискурсе. – М.: Academia, 2000.
9. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
10. Хроленко А.Т. Лингвокультуроведение: пособие к спецкурсу по проблеме «Язык и культура». – Курск, 2000.
Раздел 2
Терминология концептуальных исследований
2.1. Термин картина мира в современных лингвистических исследованиях
Термин картина мира введен в научный обиход физиком Г. Герцем, определившем его как совокупность внутренних образов внешних объектов, служащих для выведения логических суждений о поведении этих объектов. Позднее термин переносится в гуманитарные науки, появляется в работах К. Ясперса и Л. Витгенштейна («Логико-философский трактат»), а также у Л. Вайсгербера. На данный момент можно говорить о безусловном вхождении понятия картина мира в терминологическую систему современной лингвистики. Наряду с традиционным наименованием «картина мира» в научной литературе используются и менее распространенные и ориентированные на индивидуальные исследовательские традиции термины – «образ мира» и «модель мира».
Предпосылки формирования концепции картины мира присутствовали уже в античных теориях языка (анализ подобных представлений изложен в работе Л.Г. Зубковой 1998 г.). Центральным импульсом для развития лингвистической концепции картины мира послужили работы В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б.Л. Уорфа, A.A. Потебни. В. фон Гумбольдт рассматривал язык как опосредующее звено между человеком и миром. По A.A. Потебне, поэзия, проза, искусство и наука, т. е. мировоззрение народа, обретают жизнь в языке и обусловлены языком. Идеи, близкие к теории В. фон Гумбольдта, высказывались как зарубежными – Г. Гердером, Я. Гриммом, Ф. Шлегелем, так и отечественными лингвистами – Ф.И. Буслаевым, Ф.Ф. Фортунатовым и др.
В России изучение картины мира начинается в 60-е годы XX в. и связано с работами Г.А. Брутяна, Г.В. Колшанского, Р.Й. Павилениса. Общепринятым считается истолкование картины мира как «глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21). Следовательно, картина мира является субъективным образом объективной реальности и входит в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них. Целостная картина мира реализуется как сумма теоретических (философско-научных), внетеоретических (религиозно-художественных) и донаучных форм познания.
Изначально было выявлено, что вопрос о статусе картины мира связан с проблемой взаимодействия языка, мышления и действительности. Так, В. фон Гумбольдт рассматривал язык как способ видения мира, аналогичные трактовки присутствуют в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира – Б. Уорфа, исследованиях американских этнолингвистов. Показательна в этом отношении и неогумбольдтианская концепция языка как промежуточного мира.
В XX в. вопрос о роли языка в формировании картины мира оказался в центре внимания исследователей. Возникают две точки зрения по вопросу о способности языка отражать окружающую действительность. Согласно первой, язык отражает мир. Подобный взгляд присутствует, например, в работе Г.Г. Почепцова, утверждающего, что «с помощью языка мы отражаем мир. Именно отражаем, а не описываем или, точнее, не только описываем, поскольку описание – это лишь одна из форм языкового отражения мира. Вопросы, побуждения – это такие же формы отражения, или представления, мира, как и все остальные речевые акты» (Почепцов 1990: 110).
Иной взгляд на данную проблему содержится в коллективной монографии «Роль человеческого фактора в языке.
Язык и картина мира» (1988). В предисловии Б.А. Серебренников подчеркивает, что «утверждение многих лингвистов и философов, будто бы язык отражает действительность, основано на недоразумении. Звуковой комплекс, образующий слово, ни к какому отражению сам не способен. Фактически результатом отражения являются концепты или понятия. Язык связан с действительностью через знаковую соотнесенность. Язык не отражает действительность, а отображает ее знаковым способом» (Серебренников 1988: 6). Таким образом, язык, в понимании большинства исследователей, представляет собой инструмент, с помощью которого происходит концептуализация мира человеком.
Поскольку концептуализация мира осуществляется через язык, возникает вопрос о соотношении мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке. Постановка подобной проблемы способствовала выделению двух форм картины мира – концептуальной (в иной терминологии – когнитивной) и языковой. Г.А. Брутян в своей статье 1973 г. одним из первых четко разграничивает эти две картины мира. Выделение языковой и концептуальной картин мира позволяет, по мнению Г.А. Брутяна, раскрыть взаимоотношение языка и мышления в процессе познания, показать роль языка в формировании картины мира в сознании людей, избежать схематичности при воссоздании действительной картины мира и более полно представить проекцию окружающей действительности в нашем сознании (Брутян 1973: 108).
Г.А. Брутян определил концептуальную картину мира как «не только знание, которое выступает как результат мыслительного отражения действительности, но и итог чувственного познания, в снятом виде содержащийся в логическом познании» (Брутян 1973: 108). Соответственно, языковая картина мира понимается исследователем как «вся информация о внешнем и внутреннем мире, закрепленная средствами живых, разговорных языков» (Брутян 1973: 108). Практически сразу же за разведением этих двух понятий в лингвистических исследованиях возникает вопрос о соотношении концептуальной и языковой картин мира, формируется три подхода к названной проблеме.
Согласно первому, идущему от Г.А. Брутяна, считается, что языковая картина мира шире концептуальной. Исследователь развивает мысль о том, что концептуальная картина мира совпадает «с сердцевиной, основной частью» языковой картины мира, т. е. «основное содержание языковой модели мира покрывает все содержание концептуальной модели мира». За пределами концептуальной картины мира, по мнению ученого, остаются периферийные участки, которые выступают как носители дополнительной информации о мире. При этом информация, входящая как в концептуальную, так и в языковую картину мира, является инвариантной, независимо от того, на каком языке она выражается, а информация, содержащаяся в периферийных участках языковой картины мира, т. е. в тех участках, которые остаются за пределами концептуальной картины, варьируется от языка к языку (Брутян 1973: 109–110).
Второй подход исходит из совпадения, идентичности языковой и концептуальной картин мира. Элементы этого подхода присутствуют в работе Г.В. Колшанского, в частности, в его высказывании о том, что «в гносеологическом плане действительно не отношение "язык-мышление", а "языкомышление – мир"» и «правильно поэтому говорить не о языковой картине мира, а о языково-мыслительной картине мира» (Колшанский 1990: 37). Хотя далее автор признает, что «языковая картина мира есть вторичное существование объективной картины мира» (Колшанский 1990: 40), и такая вторичность означает не что иное, как принципиальную зависимость языка от мышления.
И, наконец, согласно третьему подходу, концептуальная картина мира признается более масштабной по сравнению с языковой. Эта точка зрения присутствует в работах большинства лингвистов (Почепцов 1990, Попова, Стернин 2002, Серебренников 1988, Телия 1988). Так, Г.Г. Почепцов утверждает, что языковое представление мира «информационно неполно и / или неточно», и причину этого он видит в том, что «отражению подвергается не мир в целом, а лишь его пики, т. е. его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными, наиболее релевантными, наиболее полно характеризующими мир» (Почепцов 1990: 111–112).
В.Н. Телия указывает, что «то, что называют языковой картиной мира, это информация, рассеянная по всему концептуальному каркасу и связанная с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители языка. Языковая картина мира не имеет четких границ, поэтому ее место относительно концептуальной картины мира не может быть определено как периферия» (Телия 1988: 177–180). Обобщение этого подхода содержится в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, отмечающих, что в языке «присутствует далеко не все содержание концептосферы, далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации» (Попова, Стернин 2003: 6).
В настоящий момент практически общепринятым является положение о несовпадении концептуальной и языковой картин мира, при этом подчеркивается глобальность, объемность концептуальной картины мира по сравнению с языковой. Языковой мир рассматривается как репрезентант концептуального мира, который, в свою очередь, репрезентирует реальный объективный мир, а репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой, как метаязык беднее естественного языка.
Различия концептуальной и языковой картин мира можно проследить по следующим параметрам:
1. Отношение к действительности: концептуальная картина мира является более близким образом действительности, нежели языковая (как это было рассмотрено выше).
2. Характер восприятия действительности: непосредственное восприятие при формировании концептуальной картины мира и опосредованное языковыми знаками – при формировании языковой.
3. Участие в формировании каждой из картин определенных типов мышления: в отличие от языковой, в создании концептуальной картины мира принимают разные типы мышления, в том числе и невербальные (Постовалова 1988: 33, Серебренников 1988: 6).
4. Основные единицы (структурные составляющие). Уже в работе Г.А. Брутяна акцентируется, что каждая из картин мира обладает своими структурными элементами, в частности, «сердцевиной КММ является информация, данная в понятиях, главное же в ЯММ – это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях конкретных разговорных языков» (Брутян 1973: 108).
Данный тезис получает развитие в работах других исследователей. Так, Е.С. Кубрякова указывает, что «содержательным компонентом языковой модели мира… является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира… – константы сознания. КММ содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе ЯММ лежат значения, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленные из слов и словосочетаний, по-разному структурированные в границах этого поля разных языков. ЯММ должна быть организована по законам языка, КММ – по законам физики» (Кубрякова 1988: 142).
Аналогичная позиция представлена и в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, утверждающих, что концептуальная картина мира «существует в виде концептов, образующих концептосферу народа, языковая картина мира – в виде значений языковых знаков, образующих совокупное "семантическое пространство языка"» (Попова, Стернин 2003: 6).
5. Степень подвижности, изменчивости: концептуальная картина мира регулярно обновляется, «перерисовывается», тогда как языковая картина мира отличается большей стабильностью, она достаточно медленно реагирует на изменения, происходящие в осознании мира человеком. Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина рассматривают языковую картину мира как наиболее долговечную, устойчивую и во многом стандартную, так как воспроизводятся именно стандартные единицы языка, ставшие узуальными (Новикова, Черемисина 2000: 45).
По наблюдениям В.Б. Касевича (Касевич 1996), картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказываться реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария. Возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной моделью мира, которая действительна для языкового коллектива в данный момент.
В итоге можно констатировать, что концептуальная картина мира и языковая картина мира «связаны между собой как первичное и вторичное, как ментальное явление и его вербальное овнешнение, как содержание понятия и средство доступа исследователя к этому понятию» (Попова, Стернин 2003: 8). Языковая картина мира означивает основные элементы концептуальной картины мира и эксплицирует концептуальную картину мира средствами языка. Необходимо отметить, что языковая картина мира лишь частично отражает концептуальную систему. Поэтому изучение языковой картины мира «лишь фрагментарно позволяет судить о концептосфере, хотя более удобного доступа к концептосфере, чем через язык, видимо, нет» (Попова, Стернин 2003: 8).
Еще одна проблема, связанная с картиной мира, это разработка классификации (типологии) картин мира. Решение данной задачи во многом зависит от того, какие признаки картины мира берутся исследователями за основу классификации. В.И. Постовалова считает, что «в основу исчисления картин мира может быть положена деятельностная парадигма:
1) субъект картины мира (ее «деятель», «кто»),
2) изображающий; предмет картины мира (ее объект, «что»), изображаемое;
3) результат деятельности (сам образ, собственно картина) (Постовалова 1988: 32).
В зависимости от субъекта картины мира, смотрящего на мир и выражающего свое видение, выделяется картина мира отдельного человека, группы людей (сообщества), определенного народа, человечества в целом. Различаются картина мира взрослого человека и ребенка, психически нормального лица и лица с нарушениями психики, людей современной цивилизации и архаического мировидения.
В зависимости от объекта рассматривается мир в целом (целостная картина мира) или его отдельный фрагмент (локальная картина мира), определенный его срез или аспект. Примерами целостных картин являются мифологические, религиозные, философские, а из числа научных – физическая картина мира (Постовалова 1988: 33).
В зависимости от результата деятельности «можно признать тип изображения на самой картинке, технике ее исполнения, характеризующиеся следующими особенностями:
1) одинаковыми ли «глазами» смотрят их субъекты на мир;
2) с одной ли точки пространства субъекты картины смотрят на мир; неподвижна ли она или эта «точка зрения» перемещается за изображаемым;
3) с одинаковой глубины (высоты) смотрят они на мир или с разного расстояния до мира;
4) изображают они мир гомогенно или гетерогенно» (Постовалова 1988: 34).
Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина, рассматривая типологию языковых картин мира, говорят об их иерархии и выделяют следующие оппозиции: универсальная / идиоэтническая, общенациональная и социально (территориально и профессионально) ограниченная, общенациональная / в сфере религиозного культа, общечеловеческая / индивидуальная (Новикова, Черемисина 2000: 48–50).
В работах, посвященных языковой картине мира, на первый план выдвигается противопоставление научной системы понятий (представленной в физике, психологии, логике, геометрии, анатомии и т. д.), в совокупности образующих научную картину мира, и обыденной, «наивной» понятийной системы (наивные физика, психология, логика, геометрия, анатомия), которую человек использует относительно независимо от научных знаний (Яковлева 1994: 9). Таким образом, вполне устоявшимся является и разграничение научной и «наивной» картин мира.
Под научной картиной мира в данный момент понимают «систему наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся основные положения данной науки. С картиной мира связываются исходные предпосылки рассмотрения мира, содержательно-онтологические построения научного знания, глубинные структуры, лежащие в основании научно-познавательной деятельности» (Швырев 1984: 37–38; цит. по: Постовалова 1988: 14).
Соответственно, наивная картина мира определяется как «донаучная», представляющая собой «отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире» (см. работы Ю.Д. Апресяна, С.Г. Воркачева, Е.В. Урысон, Е.С. Яковлевой).
Разведение научной и наивной картин мира также имеет давние истоки и восходит к предложенному A.A. Потебней тезису о разграничении «ближайшего» (собственно языкового) и «дальнейшего» (соответствующего данным науки) значений слова, что предопределяет и дифференциацию научных и обыденных («наивных») классификаций. Отличия научных и наивных классификаций проиллюстрированы на примере биологии (Булыгина, Шмелев 2000) и зоологии (Гура 1997). Так, научная зоологическая классификация царства животных очень сложна и многоступенчата. Большинство же людей вполне обходится наивной (обыденной, элементарной) классификацией, которая и является основой концептуальной структурированности мира животных.
Различие между научной и «наивной» картинами мира особенно ярко проявляется при анализе слов естественного языка, используемых и в качестве терминов, например линия, сосуд, тепло, точка и др. Интересны в этом отношении рассуждения И.А. Бодуэна де Куртенэ о количественности в языковом мышлении, отличающейся от математической количественности (Бодуэн де Куртенэ 1963: 312–319, 323). Классическим стал пример из работы Л.В. Щербы, содержащий толкование понятия «прямая линия»: «Прямая (линия) определяется в геометрии как 'кратчайшее расстояние между двумя точками'. Но в литературном языке это, очевидно, не так…Прямой мы называем в быту 'линию, которая не отклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз)'» (Щерба 1974: 280).
Своеобразной точкой отсчета в изучении «наивной» картины мира является доклад Ю.Д. Апресяна «Дейксис в лексике и грамматике и наивная картина мира», прочитанный на конференции в Кутаиси в 1985 г. и опубликованный в «Семиотике и информатике» в 1986 г. Идея наивной картины мира, в интерпретации Ю.Д. Апресяна, состоит в том, что в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, который навязывается в качестве обязательного всем носителям языка. В способе осмысления мира «воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка, иногда она называется наивным реализмом (термин Р. Халлига и В. Вартбурга), потому что образ мира, запечатленный в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» (Апресян 1995: 629).
Исследователь указал на то, что «понятие наивной модели мира дает семантике новую интересную возможность. Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определенным деталям наивной картины мира, как она представлена в данном языке» (Апресян 1995: 630). В результате подобного изучения становится возможным выявление универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, прояснение фундаментальных принципов формирования языковых значений (Апресян 1995: 630).
Концепция картины мира получает свое развитие в работе Ю.Д. Апресяна «Образ человека по данным языка: попытка системного описания» (1995), где особо отмечается, что способ концептуализации действительности, свойственный каждому языку, отчасти универсален, отчасти национально специфичен, кроме того, он «наивен». «Наивные» представления о мире являются не менее сложными и интересными, чем научные, и обобщают опыт интроспекции десятков поколений. «В наивную картину мира входят наивная психология, наивная антропология, наивная физика, наивная геометрия и т. д. Именно в наивных представлениях ученые видят зачатки научной классификации» (Пименова 1999: 10). Наивная и научная классификация объектов мира отличаются друг от друга. Пример такого различия – представления о Байкале: в научной классификации это озеро, в народном восприятии это море (славное море, священный Байкал). Другой пример такого расхождения – представления об арбузе, который в обыденном сознании ассоциируется с фруктом, а в научной классификации арбуз относится к классу ягод.
«Чрезвычайно большую роль в деятельности сознания играют стереотипы. Эти стереотипы существуют у каждого носителя языка, однако практически ни один словарь не дает о них представления. Стереотипы проявляются в виде культурной составляющей концептуальных структур» (Пименова 2009: 67). Интересен, например, факт общего мнения о появлении мудрости у человека. Согласно бытующему у русского и английского народов мнению, мудрость активируется в человеке после двадцати лет, когда появляются зубы мудрости (третий большой коренной зуб в зубном ряде каждой челюсти). К этому времени каждый успевает обрести некоторый жизненный опыт, знание жизни. Именно к этому времени человек считается не только взрослым, но и готовым к принятию самостоятельных решений (И пусть на гробе, где певец Исчезнет в рощах Геликона, Напишет беглый ваш резец: «Здесь дремлет Юноша-Мудрец, Питомец Нег и Аполлона». Пушкин. Мое завещание друзьям; wise guy «умник; наглец»).
Однако и здесь заметны лингвокультурные различия. Если для русских выражение мудрый не по годам человек означает «молодой, но взрослый (не ребенок)», то для англичан привычно выражение the child is wise for his age, которое переводится на русский как «ребенок умен не по годам (но не мудр!)» (ср.: Зодчество тогдашнего времени было немудрое, детское; затеи его состояли только в некоторых наружных прикрасах. Лажечников. Басурман).
«Наивная» картина мира становится одним из основных объектов изучения для Московской семантической школы, Школы логического анализа языка и целого ряда лингвистов. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, развивая концепцию «наивной» картины мира, обращают внимание на необходимость разграничения «осознанных» и «неосознанных» наивных представлений о мире. «Осознанные» наивные представления о мире могут быть эксплицированы их носителем, они относятся к области так называемой Popular Science. Особенно представительны в этом отношении такие области знания, как политика, здоровье, погода и язык, именно на эти темы любят рассуждать самые разные люди, не являющиеся, как правило, специалистами в данных областях. «Неосознанные» представления имплицитно содержатся в высказываниях носителей языка и реконструируются лингвистами. «Имплицитная» («наивно-языковая») картина мира представляет собою конструкт, создаваемый лингвистами в целях наглядного и компактного описания правил употребления языковых единиц (Булыгина, Шмелев 2000: 9—11).
«Наивная картина мира» как «факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью» (Воркачев 2001: 67). В.Б. Борщев отмечает, что «в каком-то смысле именно язык структурирует мир, накладывает на него сетку понятий, создает то, что и называется наивной картиной мира» (Борщев 1996: 207).
Предпосылки формирования концепции картины мира присутствовали уже в античных теориях языка (анализ подобных представлений изложен в работе Л.Г. Зубковой 1998 г.). Центральным импульсом для развития лингвистической концепции картины мира послужили работы В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б.Л. Уорфа, A.A. Потебни. В. фон Гумбольдт рассматривал язык как опосредующее звено между человеком и миром. По A.A. Потебне, поэзия, проза, искусство и наука, т. е. мировоззрение народа, обретают жизнь в языке и обусловлены языком. Идеи, близкие к теории В. фон Гумбольдта, высказывались как зарубежными – Г. Гердером, Я. Гриммом, Ф. Шлегелем, так и отечественными лингвистами – Ф.И. Буслаевым, Ф.Ф. Фортунатовым и др.
В России изучение картины мира начинается в 60-е годы XX в. и связано с работами Г.А. Брутяна, Г.В. Колшанского, Р.Й. Павилениса. Общепринятым считается истолкование картины мира как «глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21). Следовательно, картина мира является субъективным образом объективной реальности и входит в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них. Целостная картина мира реализуется как сумма теоретических (философско-научных), внетеоретических (религиозно-художественных) и донаучных форм познания.
Изначально было выявлено, что вопрос о статусе картины мира связан с проблемой взаимодействия языка, мышления и действительности. Так, В. фон Гумбольдт рассматривал язык как способ видения мира, аналогичные трактовки присутствуют в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира – Б. Уорфа, исследованиях американских этнолингвистов. Показательна в этом отношении и неогумбольдтианская концепция языка как промежуточного мира.
В XX в. вопрос о роли языка в формировании картины мира оказался в центре внимания исследователей. Возникают две точки зрения по вопросу о способности языка отражать окружающую действительность. Согласно первой, язык отражает мир. Подобный взгляд присутствует, например, в работе Г.Г. Почепцова, утверждающего, что «с помощью языка мы отражаем мир. Именно отражаем, а не описываем или, точнее, не только описываем, поскольку описание – это лишь одна из форм языкового отражения мира. Вопросы, побуждения – это такие же формы отражения, или представления, мира, как и все остальные речевые акты» (Почепцов 1990: 110).
Иной взгляд на данную проблему содержится в коллективной монографии «Роль человеческого фактора в языке.
Язык и картина мира» (1988). В предисловии Б.А. Серебренников подчеркивает, что «утверждение многих лингвистов и философов, будто бы язык отражает действительность, основано на недоразумении. Звуковой комплекс, образующий слово, ни к какому отражению сам не способен. Фактически результатом отражения являются концепты или понятия. Язык связан с действительностью через знаковую соотнесенность. Язык не отражает действительность, а отображает ее знаковым способом» (Серебренников 1988: 6). Таким образом, язык, в понимании большинства исследователей, представляет собой инструмент, с помощью которого происходит концептуализация мира человеком.
Поскольку концептуализация мира осуществляется через язык, возникает вопрос о соотношении мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке. Постановка подобной проблемы способствовала выделению двух форм картины мира – концептуальной (в иной терминологии – когнитивной) и языковой. Г.А. Брутян в своей статье 1973 г. одним из первых четко разграничивает эти две картины мира. Выделение языковой и концептуальной картин мира позволяет, по мнению Г.А. Брутяна, раскрыть взаимоотношение языка и мышления в процессе познания, показать роль языка в формировании картины мира в сознании людей, избежать схематичности при воссоздании действительной картины мира и более полно представить проекцию окружающей действительности в нашем сознании (Брутян 1973: 108).
Г.А. Брутян определил концептуальную картину мира как «не только знание, которое выступает как результат мыслительного отражения действительности, но и итог чувственного познания, в снятом виде содержащийся в логическом познании» (Брутян 1973: 108). Соответственно, языковая картина мира понимается исследователем как «вся информация о внешнем и внутреннем мире, закрепленная средствами живых, разговорных языков» (Брутян 1973: 108). Практически сразу же за разведением этих двух понятий в лингвистических исследованиях возникает вопрос о соотношении концептуальной и языковой картин мира, формируется три подхода к названной проблеме.
Согласно первому, идущему от Г.А. Брутяна, считается, что языковая картина мира шире концептуальной. Исследователь развивает мысль о том, что концептуальная картина мира совпадает «с сердцевиной, основной частью» языковой картины мира, т. е. «основное содержание языковой модели мира покрывает все содержание концептуальной модели мира». За пределами концептуальной картины мира, по мнению ученого, остаются периферийные участки, которые выступают как носители дополнительной информации о мире. При этом информация, входящая как в концептуальную, так и в языковую картину мира, является инвариантной, независимо от того, на каком языке она выражается, а информация, содержащаяся в периферийных участках языковой картины мира, т. е. в тех участках, которые остаются за пределами концептуальной картины, варьируется от языка к языку (Брутян 1973: 109–110).
Второй подход исходит из совпадения, идентичности языковой и концептуальной картин мира. Элементы этого подхода присутствуют в работе Г.В. Колшанского, в частности, в его высказывании о том, что «в гносеологическом плане действительно не отношение "язык-мышление", а "языкомышление – мир"» и «правильно поэтому говорить не о языковой картине мира, а о языково-мыслительной картине мира» (Колшанский 1990: 37). Хотя далее автор признает, что «языковая картина мира есть вторичное существование объективной картины мира» (Колшанский 1990: 40), и такая вторичность означает не что иное, как принципиальную зависимость языка от мышления.
И, наконец, согласно третьему подходу, концептуальная картина мира признается более масштабной по сравнению с языковой. Эта точка зрения присутствует в работах большинства лингвистов (Почепцов 1990, Попова, Стернин 2002, Серебренников 1988, Телия 1988). Так, Г.Г. Почепцов утверждает, что языковое представление мира «информационно неполно и / или неточно», и причину этого он видит в том, что «отражению подвергается не мир в целом, а лишь его пики, т. е. его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными, наиболее релевантными, наиболее полно характеризующими мир» (Почепцов 1990: 111–112).
В.Н. Телия указывает, что «то, что называют языковой картиной мира, это информация, рассеянная по всему концептуальному каркасу и связанная с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители языка. Языковая картина мира не имеет четких границ, поэтому ее место относительно концептуальной картины мира не может быть определено как периферия» (Телия 1988: 177–180). Обобщение этого подхода содержится в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, отмечающих, что в языке «присутствует далеко не все содержание концептосферы, далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации» (Попова, Стернин 2003: 6).
В настоящий момент практически общепринятым является положение о несовпадении концептуальной и языковой картин мира, при этом подчеркивается глобальность, объемность концептуальной картины мира по сравнению с языковой. Языковой мир рассматривается как репрезентант концептуального мира, который, в свою очередь, репрезентирует реальный объективный мир, а репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой, как метаязык беднее естественного языка.
Различия концептуальной и языковой картин мира можно проследить по следующим параметрам:
1. Отношение к действительности: концептуальная картина мира является более близким образом действительности, нежели языковая (как это было рассмотрено выше).
2. Характер восприятия действительности: непосредственное восприятие при формировании концептуальной картины мира и опосредованное языковыми знаками – при формировании языковой.
3. Участие в формировании каждой из картин определенных типов мышления: в отличие от языковой, в создании концептуальной картины мира принимают разные типы мышления, в том числе и невербальные (Постовалова 1988: 33, Серебренников 1988: 6).
4. Основные единицы (структурные составляющие). Уже в работе Г.А. Брутяна акцентируется, что каждая из картин мира обладает своими структурными элементами, в частности, «сердцевиной КММ является информация, данная в понятиях, главное же в ЯММ – это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях конкретных разговорных языков» (Брутян 1973: 108).
Данный тезис получает развитие в работах других исследователей. Так, Е.С. Кубрякова указывает, что «содержательным компонентом языковой модели мира… является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира… – константы сознания. КММ содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе ЯММ лежат значения, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленные из слов и словосочетаний, по-разному структурированные в границах этого поля разных языков. ЯММ должна быть организована по законам языка, КММ – по законам физики» (Кубрякова 1988: 142).
Аналогичная позиция представлена и в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, утверждающих, что концептуальная картина мира «существует в виде концептов, образующих концептосферу народа, языковая картина мира – в виде значений языковых знаков, образующих совокупное "семантическое пространство языка"» (Попова, Стернин 2003: 6).
5. Степень подвижности, изменчивости: концептуальная картина мира регулярно обновляется, «перерисовывается», тогда как языковая картина мира отличается большей стабильностью, она достаточно медленно реагирует на изменения, происходящие в осознании мира человеком. Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина рассматривают языковую картину мира как наиболее долговечную, устойчивую и во многом стандартную, так как воспроизводятся именно стандартные единицы языка, ставшие узуальными (Новикова, Черемисина 2000: 45).
По наблюдениям В.Б. Касевича (Касевич 1996), картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказываться реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария. Возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной моделью мира, которая действительна для языкового коллектива в данный момент.
В итоге можно констатировать, что концептуальная картина мира и языковая картина мира «связаны между собой как первичное и вторичное, как ментальное явление и его вербальное овнешнение, как содержание понятия и средство доступа исследователя к этому понятию» (Попова, Стернин 2003: 8). Языковая картина мира означивает основные элементы концептуальной картины мира и эксплицирует концептуальную картину мира средствами языка. Необходимо отметить, что языковая картина мира лишь частично отражает концептуальную систему. Поэтому изучение языковой картины мира «лишь фрагментарно позволяет судить о концептосфере, хотя более удобного доступа к концептосфере, чем через язык, видимо, нет» (Попова, Стернин 2003: 8).
Еще одна проблема, связанная с картиной мира, это разработка классификации (типологии) картин мира. Решение данной задачи во многом зависит от того, какие признаки картины мира берутся исследователями за основу классификации. В.И. Постовалова считает, что «в основу исчисления картин мира может быть положена деятельностная парадигма:
1) субъект картины мира (ее «деятель», «кто»),
2) изображающий; предмет картины мира (ее объект, «что»), изображаемое;
3) результат деятельности (сам образ, собственно картина) (Постовалова 1988: 32).
В зависимости от субъекта картины мира, смотрящего на мир и выражающего свое видение, выделяется картина мира отдельного человека, группы людей (сообщества), определенного народа, человечества в целом. Различаются картина мира взрослого человека и ребенка, психически нормального лица и лица с нарушениями психики, людей современной цивилизации и архаического мировидения.
В зависимости от объекта рассматривается мир в целом (целостная картина мира) или его отдельный фрагмент (локальная картина мира), определенный его срез или аспект. Примерами целостных картин являются мифологические, религиозные, философские, а из числа научных – физическая картина мира (Постовалова 1988: 33).
В зависимости от результата деятельности «можно признать тип изображения на самой картинке, технике ее исполнения, характеризующиеся следующими особенностями:
1) одинаковыми ли «глазами» смотрят их субъекты на мир;
2) с одной ли точки пространства субъекты картины смотрят на мир; неподвижна ли она или эта «точка зрения» перемещается за изображаемым;
3) с одинаковой глубины (высоты) смотрят они на мир или с разного расстояния до мира;
4) изображают они мир гомогенно или гетерогенно» (Постовалова 1988: 34).
Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина, рассматривая типологию языковых картин мира, говорят об их иерархии и выделяют следующие оппозиции: универсальная / идиоэтническая, общенациональная и социально (территориально и профессионально) ограниченная, общенациональная / в сфере религиозного культа, общечеловеческая / индивидуальная (Новикова, Черемисина 2000: 48–50).
В работах, посвященных языковой картине мира, на первый план выдвигается противопоставление научной системы понятий (представленной в физике, психологии, логике, геометрии, анатомии и т. д.), в совокупности образующих научную картину мира, и обыденной, «наивной» понятийной системы (наивные физика, психология, логика, геометрия, анатомия), которую человек использует относительно независимо от научных знаний (Яковлева 1994: 9). Таким образом, вполне устоявшимся является и разграничение научной и «наивной» картин мира.
Под научной картиной мира в данный момент понимают «систему наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся основные положения данной науки. С картиной мира связываются исходные предпосылки рассмотрения мира, содержательно-онтологические построения научного знания, глубинные структуры, лежащие в основании научно-познавательной деятельности» (Швырев 1984: 37–38; цит. по: Постовалова 1988: 14).
Соответственно, наивная картина мира определяется как «донаучная», представляющая собой «отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире» (см. работы Ю.Д. Апресяна, С.Г. Воркачева, Е.В. Урысон, Е.С. Яковлевой).
Разведение научной и наивной картин мира также имеет давние истоки и восходит к предложенному A.A. Потебней тезису о разграничении «ближайшего» (собственно языкового) и «дальнейшего» (соответствующего данным науки) значений слова, что предопределяет и дифференциацию научных и обыденных («наивных») классификаций. Отличия научных и наивных классификаций проиллюстрированы на примере биологии (Булыгина, Шмелев 2000) и зоологии (Гура 1997). Так, научная зоологическая классификация царства животных очень сложна и многоступенчата. Большинство же людей вполне обходится наивной (обыденной, элементарной) классификацией, которая и является основой концептуальной структурированности мира животных.
Различие между научной и «наивной» картинами мира особенно ярко проявляется при анализе слов естественного языка, используемых и в качестве терминов, например линия, сосуд, тепло, точка и др. Интересны в этом отношении рассуждения И.А. Бодуэна де Куртенэ о количественности в языковом мышлении, отличающейся от математической количественности (Бодуэн де Куртенэ 1963: 312–319, 323). Классическим стал пример из работы Л.В. Щербы, содержащий толкование понятия «прямая линия»: «Прямая (линия) определяется в геометрии как 'кратчайшее расстояние между двумя точками'. Но в литературном языке это, очевидно, не так…Прямой мы называем в быту 'линию, которая не отклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз)'» (Щерба 1974: 280).
Своеобразной точкой отсчета в изучении «наивной» картины мира является доклад Ю.Д. Апресяна «Дейксис в лексике и грамматике и наивная картина мира», прочитанный на конференции в Кутаиси в 1985 г. и опубликованный в «Семиотике и информатике» в 1986 г. Идея наивной картины мира, в интерпретации Ю.Д. Апресяна, состоит в том, что в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, который навязывается в качестве обязательного всем носителям языка. В способе осмысления мира «воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка, иногда она называется наивным реализмом (термин Р. Халлига и В. Вартбурга), потому что образ мира, запечатленный в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» (Апресян 1995: 629).
Исследователь указал на то, что «понятие наивной модели мира дает семантике новую интересную возможность. Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определенным деталям наивной картины мира, как она представлена в данном языке» (Апресян 1995: 630). В результате подобного изучения становится возможным выявление универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, прояснение фундаментальных принципов формирования языковых значений (Апресян 1995: 630).
Концепция картины мира получает свое развитие в работе Ю.Д. Апресяна «Образ человека по данным языка: попытка системного описания» (1995), где особо отмечается, что способ концептуализации действительности, свойственный каждому языку, отчасти универсален, отчасти национально специфичен, кроме того, он «наивен». «Наивные» представления о мире являются не менее сложными и интересными, чем научные, и обобщают опыт интроспекции десятков поколений. «В наивную картину мира входят наивная психология, наивная антропология, наивная физика, наивная геометрия и т. д. Именно в наивных представлениях ученые видят зачатки научной классификации» (Пименова 1999: 10). Наивная и научная классификация объектов мира отличаются друг от друга. Пример такого различия – представления о Байкале: в научной классификации это озеро, в народном восприятии это море (славное море, священный Байкал). Другой пример такого расхождения – представления об арбузе, который в обыденном сознании ассоциируется с фруктом, а в научной классификации арбуз относится к классу ягод.
«Чрезвычайно большую роль в деятельности сознания играют стереотипы. Эти стереотипы существуют у каждого носителя языка, однако практически ни один словарь не дает о них представления. Стереотипы проявляются в виде культурной составляющей концептуальных структур» (Пименова 2009: 67). Интересен, например, факт общего мнения о появлении мудрости у человека. Согласно бытующему у русского и английского народов мнению, мудрость активируется в человеке после двадцати лет, когда появляются зубы мудрости (третий большой коренной зуб в зубном ряде каждой челюсти). К этому времени каждый успевает обрести некоторый жизненный опыт, знание жизни. Именно к этому времени человек считается не только взрослым, но и готовым к принятию самостоятельных решений (И пусть на гробе, где певец Исчезнет в рощах Геликона, Напишет беглый ваш резец: «Здесь дремлет Юноша-Мудрец, Питомец Нег и Аполлона». Пушкин. Мое завещание друзьям; wise guy «умник; наглец»).
Однако и здесь заметны лингвокультурные различия. Если для русских выражение мудрый не по годам человек означает «молодой, но взрослый (не ребенок)», то для англичан привычно выражение the child is wise for his age, которое переводится на русский как «ребенок умен не по годам (но не мудр!)» (ср.: Зодчество тогдашнего времени было немудрое, детское; затеи его состояли только в некоторых наружных прикрасах. Лажечников. Басурман).
«Наивная» картина мира становится одним из основных объектов изучения для Московской семантической школы, Школы логического анализа языка и целого ряда лингвистов. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, развивая концепцию «наивной» картины мира, обращают внимание на необходимость разграничения «осознанных» и «неосознанных» наивных представлений о мире. «Осознанные» наивные представления о мире могут быть эксплицированы их носителем, они относятся к области так называемой Popular Science. Особенно представительны в этом отношении такие области знания, как политика, здоровье, погода и язык, именно на эти темы любят рассуждать самые разные люди, не являющиеся, как правило, специалистами в данных областях. «Неосознанные» представления имплицитно содержатся в высказываниях носителей языка и реконструируются лингвистами. «Имплицитная» («наивно-языковая») картина мира представляет собою конструкт, создаваемый лингвистами в целях наглядного и компактного описания правил употребления языковых единиц (Булыгина, Шмелев 2000: 9—11).
«Наивная картина мира» как «факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью» (Воркачев 2001: 67). В.Б. Борщев отмечает, что «в каком-то смысле именно язык структурирует мир, накладывает на него сетку понятий, создает то, что и называется наивной картиной мира» (Борщев 1996: 207).
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента