Страница:
– Я же говорила тебе, что ты не повзрослел за эти годы. Для тебя по-прежнему на первом месте секс. Как был кобелем, так и остался. – Она улыбнулась и погладила его по руке. – И ничего-то ты не понял. Я сейчас поеду домой к своему заслуженному мужу, а ты на досуге подумай над тем, что я сказала. Завтра я снова приеду, и мы поговорим. Надеюсь, твои деловые друзья завтра не будут нам мешать. Все, Соловьев, я пошла. Провожать меня не надо, я уйду потихоньку, чтобы не прощаться с твоими акулами капитализма. Отсюда выход только в гостиную?
– Нет, вон та дверь ведет в прихожую.
– До завтра, дорогой, – насмешливо сказала она, уже стоя у самой двери.
Он молча кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда.
Настя тихонько выскользнула в прихожую. Дверь в гостиную была распахнута, и голоса доносились оттуда громко и отчетливо. Настя сделала пару шагов в другую сторону и заглянула в кухню. Там помощник Андрей мирно беседовал о чем-то с длинноусым соседом Женей Якимовым. Стало быть, в комнате находятся только издатели.
Она осторожно, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку, прислушиваясь к разговору.
– …для этого дела нужна «Газель», – говорил коммерческий директор Автаев. – Больше никак не получится.
– Сложно это, – неуверенно ответил Воронец. – Столько усилий, а вдруг все напрасно?
– Нечего тут обсуждать, – оборвал их Есипов. – Дело есть, и его нужно сделать. Во что бы то ни стало…
Понятно, кто из них троих хозяин, думала Настя, аккуратно открывая замок на входной двери.
– Ты что, Лешик? – озабоченно спросила она. – Заболел?
– Не-а, – он помотал рыжей шевелюрой. – Забастовал.
– Причина?
– Эти суки из колледжа не заплатили за курс. Сказали, что оплату произведут после приема экзаменов. Дескать, посмотрят еще, как я курс прочитал, чему смог студентов научить.
– А экзамены когда?
– В мае.
– Ничего себе! – присвистнула Настя. – Опять будем без денег сидеть? Наша годовщина свадьбы накрывается железной крышкой.
– Очень изящный эвфемизм для обозначения медного таза, – прокомментировал муж.
Они поженились год назад, 13 мая. В этот же день зарегистрировал брак Настин единокровный брат – сын ее отца от второго брака. Брат был так счастлив, готовясь к двойной свадьбе, и строил шутливые планы совместных празднований первой и всех последующих годовщин. Александр Каменский настаивал на том, чтобы на первую годовщину всем четверым поехать в Париж, на вторую – в Вену, на третью – в Рим. Настя отмахивалась, понимая, что на деньги брата никуда не поедет, а своих собственных на такую поездку все равно не будет. Леша мог бы зарабатывать очень прилично, если бы принимал приглашения зарубежных университетов и подписывал с ними контракты. Но уезжать без Насти он категорически не хотел, а Настя, в свою очередь, отказывалась бросить работу. Поэтому приходилось почти ежедневно решать проблемы латания дыр в семейном бюджете.
– Ужинать будешь? – спросил Алексей, вылезая из-под теплого клетчатого пледа и шаря ногами по полу в поисках вечно убегающих тапочек.
– Не хочу, спасибо.
– Где же это тебя кормили? Ты разве не с работы?
Она уже давно перестала решать для себя задачку «врать – не врать», если речь шла о ее муже. Ответ был один: не врать. Лешка, во-первых, был знаком с Настей с пятнадцати лет, знал ее как облупленную и совершение не характерных для нее действий просекал мгновенно, тут же начиная подозревать что-нибудь нечистое. Во-вторых, он был действительно талантливым математиком, крупным ученым и обладал четким и свободным от эмоций мышлением, что позволяло ему без труда разоблачать ложь. И в-третьих, все, что произошло между Настей и Соловьевым много лет назад, было ему известно. Он мужественно перенес эту историю, но пережитые страдания и тот ужас, который он испытывал на протяжении почти полутора лет, ожидая, что вот-вот потеряет единственную женщину, которую любит, оставили в его душе след, который до сих пор не померк. При возникновении малейших подозрений он начинал бешено ревновать, внутри у него все кипело и болело от страха потерять непредсказуемую, непокорную и своевольную Анастасию – единственную женщину, которая вообще была ему нужна в этой жизни. Поэтому Настя знала твердо: поводов для ревности Алексею давать нельзя, иначе он сойдет с ума.
– Я была в гостях.
– В рабочее время? – Он удивленно посмотрел на нее. За Настей такого не водилось. Она никогда не занималась личными делами в рабочее время.
– Это нужно для работы. Лешик, я была у Соловьева.
Она могла не спрашивать, помнит ли муж, кто такой Владимир Александрович Соловьев. Она знала совершенно точно, что помнит.
– Вот как?
Он старался казаться спокойным, и Настя оценила это по достоинству.
– Он живет там, где мы ищем преступников. И мне нужен был повод, чтобы там появиться. Более того, мне нужен повод, чтобы появляться там постоянно, пока мы не разберемся с нашим делом, и для этого Соловьев подходит как нельзя лучше. У нас был роман, который ничем хорошим не закончился, но теперь он овдовел, и вполне естественно, что я попытаюсь восстановить отношения. Ты понимаешь?
– Да, конечно. Это действительно вполне естественно. Мне что, готовиться к разводу?
– Леша, ну как тебе не стыдно!
Она села рядом с ним на диван, обняла за шею, прижалась щекой к его плечу.
– Это работа, Лешенька. И больше ничего. Прошло столько лет, Соловьев давно перестал меня волновать. Я уже большая девочка. И я прошу тебя, не бери это в голову. Я могла бы скрывать от тебя, что снова вижусь с ним. Ты бы никогда и не узнал. Но я не вижу, почему бы не сказать тебе об этом. Соловьев не означает для меня сегодня ровно ничего. Пустое место. Владелец дома, где мне необходимо регулярно бывать.
Алексей молчал, тихонько поглаживая жену по голове.
– А он… Он знает, что твои визиты к нему – это просто работа?
Зрит прямо в корень. Настя поежилась, теснее прижимаясь к нему. Обмани такого попробуй. Себе дороже. Вообще-то, если бы Чистяков не был таким умным, она бы не вышла за него замуж.
– Нет, солнышко, он этого не знает.
– Значит, он воспринимает тебя именно как свою бывшую любовницу?
– Леша!
– Асенька, мы с тобой знакомы двадцать лет, и давай не будем морочить друг другу голову и выбирать выражения, когда обсуждаем важные вещи. Как ты объяснила Соловьеву свое появление?
– Так, как ты и думаешь. Сказала, мол, хочу убедиться, что полностью остыла к нему. У него сегодня день рождения. Воспользовалась поводом и приехала.
– И как, убедилась?
– Убедилась. Леша, перестань ты, ради бога, себя мучить. О том, что Соловьев для меня ничего не значит, я знала еще несколько лет назад. И мне совершенно не нужно было для этого ездить к нему домой. Но мне нужен был повод, который я могла бы ему предъявить.
– А ты не боишься, что теперь, когда у него нет жены, он может воспылать к тебе чувствами?
– Не боюсь. Если он не смог любить меня тогда, то и сейчас не сможет. Мировой опыт показывает, что наличие или отсутствие супругов в этом деле ровно никакой роли не играет. И потом, я не сказала тебе… Он инвалид. Калека. Передвигается в инвалидной коляске.
– Несчастный случай?
– Не знаю пока. Он не захотел это обсуждать, а я не стала настаивать. Но я это и без него узнаю, трудность невелика. Леш, давай забудем, а? Что ты из ерунды проблему делаешь? Ты спросил, почему я не хочу ужинать, я ответила, что была в гостях у Соловьева. Ну и все, и проехали. Я могла бы тебе сказать, что была в гостях у Тютькина или Хренкина, и ты спал бы спокойно. Не думай ты о Соловьеве. Я люблю тебя, и замуж я вышла за тебя, и жить до самой старости я собираюсь с тобой. Пойдем пить чай.
Она встала с дивана и потянула мужа за руку. Глядя на его взлохмаченную шевелюру, она невольно сравнивала Алексея с Соловьевым. Да, Володя, бесспорно, красивее. И взгляд у Лешки никогда не бывает таким теплым и чарующим. Его зеленовато-коричневые глаза могут смотреть серьезно, ехидно, насмешливо, с откровенной издевкой, с нежной заботой. Но того настоящего мужского взгляда, от которого опускаются руки и в голове мутится, у Чистякова не было. Может быть, поэтому Настя и любила его, своего рыжего гения математики. Больше всего она терпеть не могла самцов – мужчин, уверенных в том, что их сексуальная притягательность помогает властвовать над женщинами, подчинять их своей воле. Мужчин, уверенных в том, что предназначение женщины – испытывать оргазм и производить потомство и подчиняться она должна тому мужчине, который помогает или позволяет ей свое предназначение исполнять.
Он никогда не был бойцом, умеющим настаивать на том, что сам считал правильным и необходимым. Ему всегда легче было подчиниться обстоятельствам, чем пытаться подчинить их себе, своим желаниям и устремлениям. Пусть идет как идет. Пусть будет как есть. Как случилось – так случилось. Когда он понял, что дочка его научного руководителя влюблена в него до помрачения рассудка, ему было проще пойти навстречу обстоятельствам и закрутить с ней ненужный и тягостный для него роман, чем постепенно и деликатно переводить отношения на дружеские рельсы, стараясь не обидеть и не ранить молодую девушку. Он привык плыть по течению, а не сопротивляться.
Соловьев видел, как она страдала, и понимал, что своим поведением причинил ей боль, сначала заставив поверить, что тоже любит ее, а потом не сумев скрыть правду. Но осознание собственной вины было для него тягостным, и он предпочел не думать об этом. Не вспоминать. Забыть. И это ему вполне удалось.
Зачем она явилась сейчас? Дразнит? Наслаждается видом его беспомощности, радуется его страданиям? Но она его уже не любит, это он видит совершенно ясно. Хотя, впрочем… Как знать. То, что не заводится от первого же прикосновения, еще ничего не означает. Возраст все-таки. Сколько, она сказала? Скоро тридцать шесть. Она стала холодной и рассудочной. Даже, кажется, немного циничной. И очень красивой. Теперь она гораздо красивее, чем была двенадцать лет назад. Она по-прежнему неяркая, неброская, почти не пользуется косметикой, но Соловьев по достоинству оценил чистоту линий и лица, и фигуры. Длинные стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь, роскошные густые длинные волосы, изящные руки, высокие, красиво вылепленные скулы, прямой нос. Про таких женщин говорят, что они «на любителя». Они не бросаются в глаза, мимо них можно пройти десятки раз и не заметить, и только очень искушенный и взыскательный взгляд может оценить их прелесть.
Она приедет завтра. Радуется ли он этому или хотел бы, чтобы новый визит не состоялся? Соловьев пытался разобраться в себе, но, как обычно, ему не хватало для этого упорства. Так приятно и легко было бы плыть по течению, пусть Анастасия приезжает, пусть снова любит его. Сейчас это его не тяготило бы, ибо его положение инвалида освобождало Соловьева от всяких обязательств по отношению к женщинам. Он слишком одинок, и влюбленная женщина совсем не помешает. Тем более он живет так далеко, что приезжать каждый день она не сможет. К тому же она замужем. Что ж, решил Владимир Александрович, все к лучшему.
Глава 3
– Нет, вон та дверь ведет в прихожую.
– До завтра, дорогой, – насмешливо сказала она, уже стоя у самой двери.
Он молча кивнул, не сводя с нее настороженного взгляда.
Настя тихонько выскользнула в прихожую. Дверь в гостиную была распахнута, и голоса доносились оттуда громко и отчетливо. Настя сделала пару шагов в другую сторону и заглянула в кухню. Там помощник Андрей мирно беседовал о чем-то с длинноусым соседом Женей Якимовым. Стало быть, в комнате находятся только издатели.
Она осторожно, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку, прислушиваясь к разговору.
– …для этого дела нужна «Газель», – говорил коммерческий директор Автаев. – Больше никак не получится.
– Сложно это, – неуверенно ответил Воронец. – Столько усилий, а вдруг все напрасно?
– Нечего тут обсуждать, – оборвал их Есипов. – Дело есть, и его нужно сделать. Во что бы то ни стало…
Понятно, кто из них троих хозяин, думала Настя, аккуратно открывая замок на входной двери.
* * *
Алексей Чистяков, растянувшись на диване, смотрел по телевизору детектив. Рядом с диваном на полу стоял поднос с пустыми тарелками и чашка с остатками чая. Настя поняла, что муж лежит перед телевизором давно, с обеда.– Ты что, Лешик? – озабоченно спросила она. – Заболел?
– Не-а, – он помотал рыжей шевелюрой. – Забастовал.
– Причина?
– Эти суки из колледжа не заплатили за курс. Сказали, что оплату произведут после приема экзаменов. Дескать, посмотрят еще, как я курс прочитал, чему смог студентов научить.
– А экзамены когда?
– В мае.
– Ничего себе! – присвистнула Настя. – Опять будем без денег сидеть? Наша годовщина свадьбы накрывается железной крышкой.
– Очень изящный эвфемизм для обозначения медного таза, – прокомментировал муж.
Они поженились год назад, 13 мая. В этот же день зарегистрировал брак Настин единокровный брат – сын ее отца от второго брака. Брат был так счастлив, готовясь к двойной свадьбе, и строил шутливые планы совместных празднований первой и всех последующих годовщин. Александр Каменский настаивал на том, чтобы на первую годовщину всем четверым поехать в Париж, на вторую – в Вену, на третью – в Рим. Настя отмахивалась, понимая, что на деньги брата никуда не поедет, а своих собственных на такую поездку все равно не будет. Леша мог бы зарабатывать очень прилично, если бы принимал приглашения зарубежных университетов и подписывал с ними контракты. Но уезжать без Насти он категорически не хотел, а Настя, в свою очередь, отказывалась бросить работу. Поэтому приходилось почти ежедневно решать проблемы латания дыр в семейном бюджете.
– Ужинать будешь? – спросил Алексей, вылезая из-под теплого клетчатого пледа и шаря ногами по полу в поисках вечно убегающих тапочек.
– Не хочу, спасибо.
– Где же это тебя кормили? Ты разве не с работы?
Она уже давно перестала решать для себя задачку «врать – не врать», если речь шла о ее муже. Ответ был один: не врать. Лешка, во-первых, был знаком с Настей с пятнадцати лет, знал ее как облупленную и совершение не характерных для нее действий просекал мгновенно, тут же начиная подозревать что-нибудь нечистое. Во-вторых, он был действительно талантливым математиком, крупным ученым и обладал четким и свободным от эмоций мышлением, что позволяло ему без труда разоблачать ложь. И в-третьих, все, что произошло между Настей и Соловьевым много лет назад, было ему известно. Он мужественно перенес эту историю, но пережитые страдания и тот ужас, который он испытывал на протяжении почти полутора лет, ожидая, что вот-вот потеряет единственную женщину, которую любит, оставили в его душе след, который до сих пор не померк. При возникновении малейших подозрений он начинал бешено ревновать, внутри у него все кипело и болело от страха потерять непредсказуемую, непокорную и своевольную Анастасию – единственную женщину, которая вообще была ему нужна в этой жизни. Поэтому Настя знала твердо: поводов для ревности Алексею давать нельзя, иначе он сойдет с ума.
– Я была в гостях.
– В рабочее время? – Он удивленно посмотрел на нее. За Настей такого не водилось. Она никогда не занималась личными делами в рабочее время.
– Это нужно для работы. Лешик, я была у Соловьева.
Она могла не спрашивать, помнит ли муж, кто такой Владимир Александрович Соловьев. Она знала совершенно точно, что помнит.
– Вот как?
Он старался казаться спокойным, и Настя оценила это по достоинству.
– Он живет там, где мы ищем преступников. И мне нужен был повод, чтобы там появиться. Более того, мне нужен повод, чтобы появляться там постоянно, пока мы не разберемся с нашим делом, и для этого Соловьев подходит как нельзя лучше. У нас был роман, который ничем хорошим не закончился, но теперь он овдовел, и вполне естественно, что я попытаюсь восстановить отношения. Ты понимаешь?
– Да, конечно. Это действительно вполне естественно. Мне что, готовиться к разводу?
– Леша, ну как тебе не стыдно!
Она села рядом с ним на диван, обняла за шею, прижалась щекой к его плечу.
– Это работа, Лешенька. И больше ничего. Прошло столько лет, Соловьев давно перестал меня волновать. Я уже большая девочка. И я прошу тебя, не бери это в голову. Я могла бы скрывать от тебя, что снова вижусь с ним. Ты бы никогда и не узнал. Но я не вижу, почему бы не сказать тебе об этом. Соловьев не означает для меня сегодня ровно ничего. Пустое место. Владелец дома, где мне необходимо регулярно бывать.
Алексей молчал, тихонько поглаживая жену по голове.
– А он… Он знает, что твои визиты к нему – это просто работа?
Зрит прямо в корень. Настя поежилась, теснее прижимаясь к нему. Обмани такого попробуй. Себе дороже. Вообще-то, если бы Чистяков не был таким умным, она бы не вышла за него замуж.
– Нет, солнышко, он этого не знает.
– Значит, он воспринимает тебя именно как свою бывшую любовницу?
– Леша!
– Асенька, мы с тобой знакомы двадцать лет, и давай не будем морочить друг другу голову и выбирать выражения, когда обсуждаем важные вещи. Как ты объяснила Соловьеву свое появление?
– Так, как ты и думаешь. Сказала, мол, хочу убедиться, что полностью остыла к нему. У него сегодня день рождения. Воспользовалась поводом и приехала.
– И как, убедилась?
– Убедилась. Леша, перестань ты, ради бога, себя мучить. О том, что Соловьев для меня ничего не значит, я знала еще несколько лет назад. И мне совершенно не нужно было для этого ездить к нему домой. Но мне нужен был повод, который я могла бы ему предъявить.
– А ты не боишься, что теперь, когда у него нет жены, он может воспылать к тебе чувствами?
– Не боюсь. Если он не смог любить меня тогда, то и сейчас не сможет. Мировой опыт показывает, что наличие или отсутствие супругов в этом деле ровно никакой роли не играет. И потом, я не сказала тебе… Он инвалид. Калека. Передвигается в инвалидной коляске.
– Несчастный случай?
– Не знаю пока. Он не захотел это обсуждать, а я не стала настаивать. Но я это и без него узнаю, трудность невелика. Леш, давай забудем, а? Что ты из ерунды проблему делаешь? Ты спросил, почему я не хочу ужинать, я ответила, что была в гостях у Соловьева. Ну и все, и проехали. Я могла бы тебе сказать, что была в гостях у Тютькина или Хренкина, и ты спал бы спокойно. Не думай ты о Соловьеве. Я люблю тебя, и замуж я вышла за тебя, и жить до самой старости я собираюсь с тобой. Пойдем пить чай.
Она встала с дивана и потянула мужа за руку. Глядя на его взлохмаченную шевелюру, она невольно сравнивала Алексея с Соловьевым. Да, Володя, бесспорно, красивее. И взгляд у Лешки никогда не бывает таким теплым и чарующим. Его зеленовато-коричневые глаза могут смотреть серьезно, ехидно, насмешливо, с откровенной издевкой, с нежной заботой. Но того настоящего мужского взгляда, от которого опускаются руки и в голове мутится, у Чистякова не было. Может быть, поэтому Настя и любила его, своего рыжего гения математики. Больше всего она терпеть не могла самцов – мужчин, уверенных в том, что их сексуальная притягательность помогает властвовать над женщинами, подчинять их своей воле. Мужчин, уверенных в том, что предназначение женщины – испытывать оргазм и производить потомство и подчиняться она должна тому мужчине, который помогает или позволяет ей свое предназначение исполнять.
* * *
Гости давно ушли, а Соловьев все сидел в кабинете, отпустив Андрея наверх и сказав, что ляжет спать без его помощи. Визит Анастасии выбил его из колеи. То, что произошло много лет назад, было постыдным, и вспоминать об этом ему всегда было неприятно. А коль неприятно, так он и не вспоминал.Он никогда не был бойцом, умеющим настаивать на том, что сам считал правильным и необходимым. Ему всегда легче было подчиниться обстоятельствам, чем пытаться подчинить их себе, своим желаниям и устремлениям. Пусть идет как идет. Пусть будет как есть. Как случилось – так случилось. Когда он понял, что дочка его научного руководителя влюблена в него до помрачения рассудка, ему было проще пойти навстречу обстоятельствам и закрутить с ней ненужный и тягостный для него роман, чем постепенно и деликатно переводить отношения на дружеские рельсы, стараясь не обидеть и не ранить молодую девушку. Он привык плыть по течению, а не сопротивляться.
Соловьев видел, как она страдала, и понимал, что своим поведением причинил ей боль, сначала заставив поверить, что тоже любит ее, а потом не сумев скрыть правду. Но осознание собственной вины было для него тягостным, и он предпочел не думать об этом. Не вспоминать. Забыть. И это ему вполне удалось.
Зачем она явилась сейчас? Дразнит? Наслаждается видом его беспомощности, радуется его страданиям? Но она его уже не любит, это он видит совершенно ясно. Хотя, впрочем… Как знать. То, что не заводится от первого же прикосновения, еще ничего не означает. Возраст все-таки. Сколько, она сказала? Скоро тридцать шесть. Она стала холодной и рассудочной. Даже, кажется, немного циничной. И очень красивой. Теперь она гораздо красивее, чем была двенадцать лет назад. Она по-прежнему неяркая, неброская, почти не пользуется косметикой, но Соловьев по достоинству оценил чистоту линий и лица, и фигуры. Длинные стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь, роскошные густые длинные волосы, изящные руки, высокие, красиво вылепленные скулы, прямой нос. Про таких женщин говорят, что они «на любителя». Они не бросаются в глаза, мимо них можно пройти десятки раз и не заметить, и только очень искушенный и взыскательный взгляд может оценить их прелесть.
Она приедет завтра. Радуется ли он этому или хотел бы, чтобы новый визит не состоялся? Соловьев пытался разобраться в себе, но, как обычно, ему не хватало для этого упорства. Так приятно и легко было бы плыть по течению, пусть Анастасия приезжает, пусть снова любит его. Сейчас это его не тяготило бы, ибо его положение инвалида освобождало Соловьева от всяких обязательств по отношению к женщинам. Он слишком одинок, и влюбленная женщина совсем не помешает. Тем более он живет так далеко, что приезжать каждый день она не сможет. К тому же она замужем. Что ж, решил Владимир Александрович, все к лучшему.
Глава 3
Настя терпеливо выжидала момент, когда Соловьева не будет дома. Спустя два дня, как только Андрей вывез на улицу коляску и отправился с Владимиром гулять, она позвонила в дверь коттеджа номер 12. В ответ сразу же раздались звонкие детские голоса, дверь распахнулась, и на пороге возникла перемазанная краской девчушка лет восьми.
– Вы к нам? – требовательно вопросило дитя.
– К вам, если впустите, – улыбнулась Настя.
Тут же за спиной юной художницы появился Женя Якимов.
– Это вы? – удивился он. – Ко мне?
– Вообще-то к Соловьеву, но его нет дома, и я подумала, что, может быть, вы приютите меня, пока он не вернется.
– Они, наверное, гулять отправились, – предположил длинноусый сосед.
Настя поняла, что ей сейчас предложат пойти на поиски и даже укажут вероятное направление, тем более что такого рода прогулки не бывают на очень уж большие расстояния.
– Наверное, – согласилась она. – Но у меня ужасно болит нога. Надела новые туфли – и неудачно. Можно мне войти?
– Конечно, конечно, – спохватился Женя. – Проходите.
Этот коттедж был спланирован совсем по-другому. Кухня намного просторнее, остальную площадь первого этажа занимала огромная гостиная, где сейчас находились все трое отпрысков – двенадцатилетний Митя, абсолютно непохожий на Женю, юная любительница живописи Лера и крошечное существо с длинными русыми кудрями, которое при ближайшем рассмотрении оказалось мальчиком Федей. Митя увлеченно играл с компьютерным противником во что-то ужасно захватывающее, в то время как Лера, лежа на полу, пыталась под чутким руководством не по годам серьезного Федора изобразить Крокозябру. Это существо являлось плодом безудержного малышового воображения, и мальчик объяснял сестре, как оно должно выглядеть, используя при этом мимику, жесты и богатый набор звуков, от утробного рычания до тоненького попискивания. Если учесть, что компьютер при этом издавал множество шумов, а Митя сопровождал игру разнообразными репликами и вскриками, то можно представить, какой гвалт стоял в гостиной. Женя, познакомив Настю с детьми, тут же увел ее на кухню, которая благодаря своим размерам и европейскому дизайну вполне могла считаться столовой.
– Вы не обидитесь, если я буду возиться с ужином? – смущенно спросил Якимов. – Через час я должен покормить детей, а у меня еще конь не валялся.
Они мирно болтали вроде бы ни о чем. Какие люди живут в коттеджах? Чем занимаются? Кем надо быть, чтобы позволить себе такое дорогое жилье? Без муниципального транспорта, конечно, не очень удобно, но здесь у каждого есть машина, а порой и не одна. У Якимовых, например, две машины, на одной ездит жена, другая остается Жене – мало ли что случится в течение дня, например, нужно срочно везти к врачу кого-то из детей или быстренько смотаться в магазин.
Настя плавно перевела разговор на программу «Соседский присмотр», которая широко применяется в некоторых странах для профилактики преступлений.
– Да, – согласился Женя, – в многоквартирных домах такая программа вряд ли сработает, а в районе индивидуальной застройки в этом есть смысл, соседние дома хорошо просматриваются. И потом, если знаком с жильцами, то чужой человек сразу бросается в глаза. Особенно днем, когда знаешь, что никого дома нет.
Еще пять минут, и он сказал, что в «Мечте» он чужих практически не видел, по крайней мере в дневное время. За вечернее время поручиться не может, во-первых, темно, а во-вторых, хоть они живут и далеко от центра, но гости к обитателям микрорайона все-таки приезжают, случается, и целыми компаниями. Нет, такого, чтобы кто-то незнакомый болтался вокруг коттеджей без видимой причины, он не припомнит. Свой интерес Настя объяснила тем, что фирма, где она работает, собирается наряду с прочим заняться страхованием индивидуальных жилых построек, в том числе и от вторжения воров и грабителей.
Внезапно Женя напрягся и прислушался. Звуки, доносящиеся из гостиной, стали немного другими. Теперь среди них не было характерных шумов, производимых компьютером во время батальных игр.
– Простите, – пробормотал хозяин и быстро вышел из кухни.
Через некоторое время он вернулся, укоризненное выражение еще не успело сойти с его подвижного лица.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Настя.
– Ничего особенного. Дмитрий опять начал играть с компьютером в шахматы.
– И что вас встревожило? Разве это плохо? – удивилась она.
– Ему еще рано играть в шахматы, – непреклонным тоном заявил Якимов. – Он должен играть в развивающие и обучающие игры, вырабатывать внимание, быструю реакцию, приучаться к точным движениям и координации пальцев.
Настя хотела было возразить, что если мальчик играет в шахматы с компьютером, то одно это свидетельствует о том, что он уже достаточно развит и обучен, но промолчала. В конце концов, какое ей дело? Он отец, и ему видней, как правильно воспитывать ребенка. Не следует ей лезть в чужой монастырь со своими представлениями о развитии интеллекта.
– Женя, а вы кто по образованию? – спросила она.
– Инженер, заканчивал инженерно-строительный институт.
– А детям своим что планируете?
– Да что получится, – ответил он, как показалось Насте, неохотно. – Никаких особых талантов у них пока не наблюдается. Знаете, от осинки не родятся апельсинки.
– Как вы сказали? – Она расхохоталась. – Никогда не слышала этого выражения. Это что, пословица такая?
Он улыбнулся, продолжая старательно перемешивать фарш.
– Мы в студенческие годы увлекались тем, что переиначивали традиционные пословицы и поговорки. Даже конкурсы между группами устраивали. Например: «Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь».
– Забавно. А еще?
– Не по Хуану сомбреро.
Он произнес эти слова быстро и слитно, и Настя даже не сразу сообразила, что это вариант поговорки «не по Сеньке шапка».
– Здорово! – искренне восхитилась она.
Из окна ей было видно, как на противоположной стороне дороги показался Андрей, толкавший перед собой инвалидную коляску, в которой сидел Соловьев. Якимов стоял спиной к окну и их не видел, так что при необходимости можно было бы ничего «не заметить» и продолжать выспрашивать отца троих симпатичных ребятишек о людях, проживающих в коттеджах. Но Настя решила не пережимать. Все хорошо в меру.
– Вот они, возвращаются, – сказала она, вставая. – Спасибо вам, Женя, за то, что приютили.
После первого визита к бывшему возлюбленному Настя попыталась выяснить, какое несчастье с ним произошло, но за два дня ей это не удалось. То, что это не результат преступного насилия, было ясно: в последние годы все сведения об убийствах и тяжких телесных повреждениях, проходившие по московским сводкам, обязательно попадали к ней на стол, а оттуда – в разные справки, таблицы, папки и в конечном счете в ее домашний компьютер. Она не могла бы пропустить фамилию Соловьева, даже если бы очень захотела. С памятью у нее всегда было все в порядке, а уж Володю Соловьева она будет помнить, пока жива. Слишком болезненный след он оставил в ее душе. Что ж, значит, его ноги лишились подвижности в результате какой-то тяжелой болезни. Может быть, эта болезнь связана со смертью его жены Светланы? Интересно, отчего она умерла? Насколько Настя знала, Владимир и его супруга были ровесниками, стало быть, умерла она совсем молодой, еще и сорока не исполнилось.
– Ты обещала приехать в субботу, – заметил Соловьев. – Ты стала необязательной, Ася?
– Я же предупреждала тебя, что изменилась. Вероятно, в чем-то – в худшую сторону. А ты меня ждал?
– Ждал.
Он улыбнулся ей так тепло и нежно, что на какое-то мгновение она опять обо всем забыла.
– А твой мальчик, похоже, твоих чувств не разделяет, – сказала она уклончиво. – Может быть, он ревнует?
– Почему он должен ревновать? – удивился Соловьев. – Он же не сын, который бывает недоволен, когда вдовый папаша приводит в дом новую женщину.
«Он, конечно, не сын, – ответила мысленно Настя. – Но он может оказаться гомосексуалистом. Так же, между прочим, как и ты, когда-то страстно любимый Соловьев». Но вслух она произнесла совсем другое:
– Знаешь, когда мужчина занимается женской работой, у него появляется и женская психология. Твой Андрей чувствует себя хозяйкой в твоем доме, он здесь убирает, поддерживает чистоту, готовит, ухаживает за тобой, и вдруг появляется какая-то… Носит грязь с улицы, мешает тебе работать, а он ей еще кофе подавать должен.
– Не говори ерунды, – отмахнулся Соловьев. – Расскажи лучше о себе. Как жила все эти годы, чем занималась.
– Это неинтересно. Жила скучно, занималась одним и тем же, в перерывах подрабатывала переводами. А ты?
– А я… – Он как-то странно усмехнулся. – Я прожил несостоявшуюся жизнь.
– Как это?
– Моя жизнь могла бы быть совсем другой, но в результате стала такой, какой стала.
– В результате чего?
– Всяких событий. Я дважды собирался уехать за границу на постоянное жительство, и дважды у меня ничего не получалось. Просто рок какой-то надо мной висит. В итоге я стал инвалидом и теперь уж совершенно точно никуда не уеду не то что из России, а даже из Москвы.
– И почему так получилось? Тебе что-то помешало?
– Что-то? – иронично переспросил он. – Судьба. Судьба мне помешала. Я хотел развестись, жениться на другой женщине и уехать с ней. В этот момент Света погибла, и я не мог оставить здесь сына одного. Женщина та уехала, как и планировала, а я остался.
– А во второй раз?
– Во второй… Ноги подвели. Куда я в таком виде поеду?
Настя видела, что ему не хочется вдаваться в детали. Ладно, все, что нужно, можно выяснить и без него. Но вообще-то странно, что у него не возникает потребности поделиться с ней. Насколько она знала Соловьева, тот всегда любил поныть и пожаловаться, подробно рассказать, какой он несчастный и как его обидели. Он всегда нуждался в сочувствии. Впрочем, это было двенадцать лет назад. Теперь он, наверное, стал совсем другим. Как и она сама.
– Интересно, что ты сказала мужу, когда поехала сюда? – неожиданно сменил тему Соловьев.
– Какую-то неправду. Это несущественно. Он знает, что я целыми днями занята по работе, и не контролирует меня.
– Значит, он у тебя не ревнивый?
– Абсолютно, – солгала Настя не моргнув глазом.
Бедный Лешка! Да он с ума сходит от ревности к Соловьеву, несмотря на все ее уговоры и объяснения. Она вынуждена заставлять его страдать ради того, чтобы попытаться раскрыть тайну исчезновения юношей. Да стоит ли эта тайна его мучений? Есть ли вообще что-нибудь в этой жизни, ради чего имеет смысл заставлять страдать самого близкого ей человека? Конечно, Алексей больше ей слова не скажет по этому поводу, будет молча злиться и переживать, но разве от этого легче?
Настя просидела у Соловьева около двух часов. Они болтали, ужинали, вспоминали общих знакомых, старательно обходя острые моменты, связанные с их прошлыми отношениями и возможными отношениями сегодня. Настя то и дело ловила на себе настороженные взгляды помощника, но старалась не обращать внимания. Распростились они вполне дружески.
Домой она вернулась поздно и сразу кинулась к телефону звонить матери.
– Мама, ты помнишь своего аспиранта Володю Соловьева?
Голос Надежды Ростиславовны сразу стал холодным и напряженным. Она была в курсе тех давних событий.
– Помню. Но гораздо хуже, что его помнишь ты, – сдержанно ответила она.
– Да ладно тебе, мам, – рассмеялась Настя. – Я же не виновата, что у меня от природы хорошая память, я вообще ничего не забываю.
– В связи с чем ты его вспомнила? – продолжала допытываться мать.
– Я случайно с ним столкнулась по работе. Оказывается, его жена какое-то время назад погибла, а сам он теперь инвалид, ходить не может. Ты ничего об этом не слышала?
– Нет.
– А не могла бы разузнать? Он же из вашей среды, лингвист. Наверняка кто-нибудь из твоих коллег знает подробности.
– Почему бы тебе не спросить у него самого?
– Я пыталась, но он уклоняется. Давить не хочется. Ну мам…
– Ладно, – смягчилась Надежда Ростиславовна. – Я попробую узнать. Он что-то натворил?
– Да бог с тобой! Что может натворить Соловьев? Он, прежде чем сделать шаг, сто лет думает, а потом ничего не делает. Просто мне нужно знать подробности, чтобы правильно себя вести. А то ляпну что-нибудь не то, он обидится или рассердится, и контакта не получится.
– Странно, что тебе понадобились дополнительные условия для контакта с ним, – сухо заметила мать. – Раньше, по-моему, ты прекрасно с ним общалась.
– Мама!
– Ладно, ладно, не злись. Узнаю, что смогу. Алеша знает?
– Конечно.
– Господи, ну кого я вырастила! – вздохнула Надежда Ростиславовна. – В тебе никогда не было деликатности. Зачем ты его мучаешь?
– Я работаю, мама. А не развлекаюсь со старым любовником, – устало сказала Настя.
Она очень любила свою мать. Но в последние годы Надежда Ростиславовна совсем перестала ее понимать. Особенно после нескольких лет, проведенных за границей. С отчимом Настя чувствовала себя гораздо уютнее, он всю жизнь проработал в милиции и все ее проблемы, что называется, ловил на лету.
– Вы к нам? – требовательно вопросило дитя.
– К вам, если впустите, – улыбнулась Настя.
Тут же за спиной юной художницы появился Женя Якимов.
– Это вы? – удивился он. – Ко мне?
– Вообще-то к Соловьеву, но его нет дома, и я подумала, что, может быть, вы приютите меня, пока он не вернется.
– Они, наверное, гулять отправились, – предположил длинноусый сосед.
Настя поняла, что ей сейчас предложат пойти на поиски и даже укажут вероятное направление, тем более что такого рода прогулки не бывают на очень уж большие расстояния.
– Наверное, – согласилась она. – Но у меня ужасно болит нога. Надела новые туфли – и неудачно. Можно мне войти?
– Конечно, конечно, – спохватился Женя. – Проходите.
Этот коттедж был спланирован совсем по-другому. Кухня намного просторнее, остальную площадь первого этажа занимала огромная гостиная, где сейчас находились все трое отпрысков – двенадцатилетний Митя, абсолютно непохожий на Женю, юная любительница живописи Лера и крошечное существо с длинными русыми кудрями, которое при ближайшем рассмотрении оказалось мальчиком Федей. Митя увлеченно играл с компьютерным противником во что-то ужасно захватывающее, в то время как Лера, лежа на полу, пыталась под чутким руководством не по годам серьезного Федора изобразить Крокозябру. Это существо являлось плодом безудержного малышового воображения, и мальчик объяснял сестре, как оно должно выглядеть, используя при этом мимику, жесты и богатый набор звуков, от утробного рычания до тоненького попискивания. Если учесть, что компьютер при этом издавал множество шумов, а Митя сопровождал игру разнообразными репликами и вскриками, то можно представить, какой гвалт стоял в гостиной. Женя, познакомив Настю с детьми, тут же увел ее на кухню, которая благодаря своим размерам и европейскому дизайну вполне могла считаться столовой.
– Вы не обидитесь, если я буду возиться с ужином? – смущенно спросил Якимов. – Через час я должен покормить детей, а у меня еще конь не валялся.
Они мирно болтали вроде бы ни о чем. Какие люди живут в коттеджах? Чем занимаются? Кем надо быть, чтобы позволить себе такое дорогое жилье? Без муниципального транспорта, конечно, не очень удобно, но здесь у каждого есть машина, а порой и не одна. У Якимовых, например, две машины, на одной ездит жена, другая остается Жене – мало ли что случится в течение дня, например, нужно срочно везти к врачу кого-то из детей или быстренько смотаться в магазин.
Настя плавно перевела разговор на программу «Соседский присмотр», которая широко применяется в некоторых странах для профилактики преступлений.
– Да, – согласился Женя, – в многоквартирных домах такая программа вряд ли сработает, а в районе индивидуальной застройки в этом есть смысл, соседние дома хорошо просматриваются. И потом, если знаком с жильцами, то чужой человек сразу бросается в глаза. Особенно днем, когда знаешь, что никого дома нет.
Еще пять минут, и он сказал, что в «Мечте» он чужих практически не видел, по крайней мере в дневное время. За вечернее время поручиться не может, во-первых, темно, а во-вторых, хоть они живут и далеко от центра, но гости к обитателям микрорайона все-таки приезжают, случается, и целыми компаниями. Нет, такого, чтобы кто-то незнакомый болтался вокруг коттеджей без видимой причины, он не припомнит. Свой интерес Настя объяснила тем, что фирма, где она работает, собирается наряду с прочим заняться страхованием индивидуальных жилых построек, в том числе и от вторжения воров и грабителей.
Внезапно Женя напрягся и прислушался. Звуки, доносящиеся из гостиной, стали немного другими. Теперь среди них не было характерных шумов, производимых компьютером во время батальных игр.
– Простите, – пробормотал хозяин и быстро вышел из кухни.
Через некоторое время он вернулся, укоризненное выражение еще не успело сойти с его подвижного лица.
– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Настя.
– Ничего особенного. Дмитрий опять начал играть с компьютером в шахматы.
– И что вас встревожило? Разве это плохо? – удивилась она.
– Ему еще рано играть в шахматы, – непреклонным тоном заявил Якимов. – Он должен играть в развивающие и обучающие игры, вырабатывать внимание, быструю реакцию, приучаться к точным движениям и координации пальцев.
Настя хотела было возразить, что если мальчик играет в шахматы с компьютером, то одно это свидетельствует о том, что он уже достаточно развит и обучен, но промолчала. В конце концов, какое ей дело? Он отец, и ему видней, как правильно воспитывать ребенка. Не следует ей лезть в чужой монастырь со своими представлениями о развитии интеллекта.
– Женя, а вы кто по образованию? – спросила она.
– Инженер, заканчивал инженерно-строительный институт.
– А детям своим что планируете?
– Да что получится, – ответил он, как показалось Насте, неохотно. – Никаких особых талантов у них пока не наблюдается. Знаете, от осинки не родятся апельсинки.
– Как вы сказали? – Она расхохоталась. – Никогда не слышала этого выражения. Это что, пословица такая?
Он улыбнулся, продолжая старательно перемешивать фарш.
– Мы в студенческие годы увлекались тем, что переиначивали традиционные пословицы и поговорки. Даже конкурсы между группами устраивали. Например: «Не плюй в колодец, вылетит – не поймаешь».
– Забавно. А еще?
– Не по Хуану сомбреро.
Он произнес эти слова быстро и слитно, и Настя даже не сразу сообразила, что это вариант поговорки «не по Сеньке шапка».
– Здорово! – искренне восхитилась она.
Из окна ей было видно, как на противоположной стороне дороги показался Андрей, толкавший перед собой инвалидную коляску, в которой сидел Соловьев. Якимов стоял спиной к окну и их не видел, так что при необходимости можно было бы ничего «не заметить» и продолжать выспрашивать отца троих симпатичных ребятишек о людях, проживающих в коттеджах. Но Настя решила не пережимать. Все хорошо в меру.
– Вот они, возвращаются, – сказала она, вставая. – Спасибо вам, Женя, за то, что приютили.
* * *
Она никак не могла понять, рад ли Соловьев ее приходу. Но вот то, что это категорически не нравится его помощнику Андрею, было совершенно очевидно. Разумеется, молодой человек не допускал никаких высказываний или неодобрительных жестов, но Настя чувствовала его недовольство, как невестки чувствуют нелюбовь даже очень воспитанной и приветливой свекрови.После первого визита к бывшему возлюбленному Настя попыталась выяснить, какое несчастье с ним произошло, но за два дня ей это не удалось. То, что это не результат преступного насилия, было ясно: в последние годы все сведения об убийствах и тяжких телесных повреждениях, проходившие по московским сводкам, обязательно попадали к ней на стол, а оттуда – в разные справки, таблицы, папки и в конечном счете в ее домашний компьютер. Она не могла бы пропустить фамилию Соловьева, даже если бы очень захотела. С памятью у нее всегда было все в порядке, а уж Володю Соловьева она будет помнить, пока жива. Слишком болезненный след он оставил в ее душе. Что ж, значит, его ноги лишились подвижности в результате какой-то тяжелой болезни. Может быть, эта болезнь связана со смертью его жены Светланы? Интересно, отчего она умерла? Насколько Настя знала, Владимир и его супруга были ровесниками, стало быть, умерла она совсем молодой, еще и сорока не исполнилось.
– Ты обещала приехать в субботу, – заметил Соловьев. – Ты стала необязательной, Ася?
– Я же предупреждала тебя, что изменилась. Вероятно, в чем-то – в худшую сторону. А ты меня ждал?
– Ждал.
Он улыбнулся ей так тепло и нежно, что на какое-то мгновение она опять обо всем забыла.
– А твой мальчик, похоже, твоих чувств не разделяет, – сказала она уклончиво. – Может быть, он ревнует?
– Почему он должен ревновать? – удивился Соловьев. – Он же не сын, который бывает недоволен, когда вдовый папаша приводит в дом новую женщину.
«Он, конечно, не сын, – ответила мысленно Настя. – Но он может оказаться гомосексуалистом. Так же, между прочим, как и ты, когда-то страстно любимый Соловьев». Но вслух она произнесла совсем другое:
– Знаешь, когда мужчина занимается женской работой, у него появляется и женская психология. Твой Андрей чувствует себя хозяйкой в твоем доме, он здесь убирает, поддерживает чистоту, готовит, ухаживает за тобой, и вдруг появляется какая-то… Носит грязь с улицы, мешает тебе работать, а он ей еще кофе подавать должен.
– Не говори ерунды, – отмахнулся Соловьев. – Расскажи лучше о себе. Как жила все эти годы, чем занималась.
– Это неинтересно. Жила скучно, занималась одним и тем же, в перерывах подрабатывала переводами. А ты?
– А я… – Он как-то странно усмехнулся. – Я прожил несостоявшуюся жизнь.
– Как это?
– Моя жизнь могла бы быть совсем другой, но в результате стала такой, какой стала.
– В результате чего?
– Всяких событий. Я дважды собирался уехать за границу на постоянное жительство, и дважды у меня ничего не получалось. Просто рок какой-то надо мной висит. В итоге я стал инвалидом и теперь уж совершенно точно никуда не уеду не то что из России, а даже из Москвы.
– И почему так получилось? Тебе что-то помешало?
– Что-то? – иронично переспросил он. – Судьба. Судьба мне помешала. Я хотел развестись, жениться на другой женщине и уехать с ней. В этот момент Света погибла, и я не мог оставить здесь сына одного. Женщина та уехала, как и планировала, а я остался.
– А во второй раз?
– Во второй… Ноги подвели. Куда я в таком виде поеду?
Настя видела, что ему не хочется вдаваться в детали. Ладно, все, что нужно, можно выяснить и без него. Но вообще-то странно, что у него не возникает потребности поделиться с ней. Насколько она знала Соловьева, тот всегда любил поныть и пожаловаться, подробно рассказать, какой он несчастный и как его обидели. Он всегда нуждался в сочувствии. Впрочем, это было двенадцать лет назад. Теперь он, наверное, стал совсем другим. Как и она сама.
– Интересно, что ты сказала мужу, когда поехала сюда? – неожиданно сменил тему Соловьев.
– Какую-то неправду. Это несущественно. Он знает, что я целыми днями занята по работе, и не контролирует меня.
– Значит, он у тебя не ревнивый?
– Абсолютно, – солгала Настя не моргнув глазом.
Бедный Лешка! Да он с ума сходит от ревности к Соловьеву, несмотря на все ее уговоры и объяснения. Она вынуждена заставлять его страдать ради того, чтобы попытаться раскрыть тайну исчезновения юношей. Да стоит ли эта тайна его мучений? Есть ли вообще что-нибудь в этой жизни, ради чего имеет смысл заставлять страдать самого близкого ей человека? Конечно, Алексей больше ей слова не скажет по этому поводу, будет молча злиться и переживать, но разве от этого легче?
Настя просидела у Соловьева около двух часов. Они болтали, ужинали, вспоминали общих знакомых, старательно обходя острые моменты, связанные с их прошлыми отношениями и возможными отношениями сегодня. Настя то и дело ловила на себе настороженные взгляды помощника, но старалась не обращать внимания. Распростились они вполне дружески.
Домой она вернулась поздно и сразу кинулась к телефону звонить матери.
– Мама, ты помнишь своего аспиранта Володю Соловьева?
Голос Надежды Ростиславовны сразу стал холодным и напряженным. Она была в курсе тех давних событий.
– Помню. Но гораздо хуже, что его помнишь ты, – сдержанно ответила она.
– Да ладно тебе, мам, – рассмеялась Настя. – Я же не виновата, что у меня от природы хорошая память, я вообще ничего не забываю.
– В связи с чем ты его вспомнила? – продолжала допытываться мать.
– Я случайно с ним столкнулась по работе. Оказывается, его жена какое-то время назад погибла, а сам он теперь инвалид, ходить не может. Ты ничего об этом не слышала?
– Нет.
– А не могла бы разузнать? Он же из вашей среды, лингвист. Наверняка кто-нибудь из твоих коллег знает подробности.
– Почему бы тебе не спросить у него самого?
– Я пыталась, но он уклоняется. Давить не хочется. Ну мам…
– Ладно, – смягчилась Надежда Ростиславовна. – Я попробую узнать. Он что-то натворил?
– Да бог с тобой! Что может натворить Соловьев? Он, прежде чем сделать шаг, сто лет думает, а потом ничего не делает. Просто мне нужно знать подробности, чтобы правильно себя вести. А то ляпну что-нибудь не то, он обидится или рассердится, и контакта не получится.
– Странно, что тебе понадобились дополнительные условия для контакта с ним, – сухо заметила мать. – Раньше, по-моему, ты прекрасно с ним общалась.
– Мама!
– Ладно, ладно, не злись. Узнаю, что смогу. Алеша знает?
– Конечно.
– Господи, ну кого я вырастила! – вздохнула Надежда Ростиславовна. – В тебе никогда не было деликатности. Зачем ты его мучаешь?
– Я работаю, мама. А не развлекаюсь со старым любовником, – устало сказала Настя.
Она очень любила свою мать. Но в последние годы Надежда Ростиславовна совсем перестала ее понимать. Особенно после нескольких лет, проведенных за границей. С отчимом Настя чувствовала себя гораздо уютнее, он всю жизнь проработал в милиции и все ее проблемы, что называется, ловил на лету.