– Вот дурак же ты все-таки, – в сердцах бросил Генка. – Ну что ты такое говоришь? Мы всегда были вместе и дальше будем вместе, что бы ни случилось. Как же мы тебя одного бросим? А после армии сюда еще легче будет поступить, тем, кто отслужил, в военные вузы всегда дорога открыта. Согласен, нет?
Они проспорили до самого вечера, Игорь уговаривал друзей остаться, и те, в свою очередь, уговаривали его не расстраиваться и рисовали радужные перспективы совместной воинской службы в армии и потом в училище. На другой день с самого утра они втроем явились в приемную комиссию и забрали документы.
Пока Игорь наслаждался одиночеством и покоем в своей комнате, лежа на удобном диване с книжкой, Виктор Федорович весь день просидел у телефона, сам кому-то звонил, ждал ответных звонков. Наконец он вошел в комнату сына.
– Собери свои вещи и ложись спать. Завтра мы улетаем в Томск.
– Почему в Томск? – удивился Игорь. – Зачем?
– Подавать документы. Ты будешь поступать в Томский университет, на юридический факультет. Это единственное, что я сейчас могу для тебя сделать.
– Но я думал, что буду поступать в Москве… – растерянно пробормотал юноша.
– Ты думал! Я вообще не знаю, о чем ты думал, когда поперся в этот свой Харьков! Прием документов закончился 25 июля, с первого августа уже начнутся экзамены, сегодня 27 июля, а ты все еще о чем-то думаешь! Я поднял все свои связи, я с огромным трудом нашел вуз, где для тебя сделают исключение и завтра примут документы, чтобы ты мог сдавать экзамены. Ты же получил двойку по математике, то есть этот предмет ты знаешь слабо, и мне пришлось искать такой институт, где ее не надо сдавать. Пожалуйста, я мог бы договориться в нескольких московских вузах, чтобы у тебя приняли документы, но это технические вузы, и там нужна математика, которую ты снова завалишь. Так что выбор у меня был ограниченный, в гуманитарные вузы конкурсы огромные, и людей, которые хотят, чтобы им пошли навстречу, гораздо больше, чем ты думаешь.
– Но я… – начал было Игорь и осекся.
В самом деле, ну что он может сказать отцу. Тот прав, безусловно прав.
– Что – ты? – Виктор Федорович подозрительно уставился на сына.
– Я хотел сказать… Ну, в общем, там же историю надо сдавать и литературу. Я не готовился.
– Так подготовишься! Найди учебники, будешь читать в самолете. До первого экзамена еще несколько дней. У тебя, сын, тоже выбор ограниченный: или в Томск, на юрфак, или в армию. Ты сам своими дурацкими поступками, своим непростительным легкомыслием поставил себя в такое положение.
На следующий день рано утром они уехали в аэропорт. Игорь не позвонил ни Генке, ни Жеке и, уже сидя в самолете, думал о том, что второй раз за это лето совершает то, что очень напоминает постыдное бегство. Втихаря, без объяснений и предупреждения.
– Только пусть чистоту соблюдает и компаний сюда не водит, – деловито говорила полная яркая женщина – хозяйка квартиры Тамара Серафимовна. – Холодильником пусть пользуется, я ему полочку целую освобожу, кастрюли, сковородки, тарелки, вилки-ложки – пусть все берет, не стесняется, только чтоб мыл за собой, грязное не оставлял.
За комнату она попросила 30 рублей в месяц, и Виктор Федорович пообещал высылать ей деньги ежемесячно почтовым переводом.
– Я оплачиваю твое жилье, а жить будешь на свою стипендию, – сказал он Игорю.
Однако примерно через месяц отец поостыл и, видимо, решил, что уже достаточно повоспитывал непокорного сына. Первый денежный перевод из дома – 40 рублей – Игорь получил в середине октября. И с тех пор регулярно, раз в месяц, по адресу, где он снимал комнату, приходили два извещения, одно на перевод для Тамары Серафимовны, второе – для Игоря Мащенко.
Тамара Серафимовна оказалась замечательной женщиной, доброй, веселой и жизнерадостной. У нее был любовник, у которого она частенько оставалась ночевать, а бывало, и по два-три дня не появлялась дома. Кроме того, где-то в деревне у нее был участок, который тоже требовал внимания и заботы: то копать, то сажать, то полоть, то поливать, то урожай собирать и консервировать. В общем, присутствием своим она городскую квартиру не сильно баловала, и это Игоря весьма и весьма радовало. Правда, появлялась она всегда неожиданно, без предупреждения, и Игорь, несколько раз пытавшийся нарушить запрет и пригласить к себе компанию сокурсников, вскоре понял, что дешевле все-таки выйдет соблюдать требования хозяйки. А то что это за радость – ребята веселятся, пьют пиво и вино, слушают музыку, целуются по углам, а он только и делает, что прислушивается или в окно выглядывает, не появится ли Тамара. А вдруг сейчас придет, увидит это развеселое сборище, да и откажет ему от комнаты. Куда деваться? В общагу? Нет уж, спасибо, коллективной жизнью он сыт до самой смерти. Лучше уж он сам будет ходить в гости.
Тамара Серафимовна работала администратором в ресторане «Томь», питалась на рабочем месте, а посему дома практически ничего не готовила и продукты почти не покупала. То есть покупала, конечно, и готовила из них разные вкусные блюда, но не у себя дома, а у своего дружка. Рассчитывать на сердобольность хозяйки, которая пожалеет бедного студента и покормит его, таким образом, не приходилось. Игорь никак не мог понять, почему двадцатого числа, в день стипендии, у него в кошельке лежит 40 рублей, а двадцать пятого – только десять. Куда в течение пяти дней улетало три «чирика», было непонятно. Он честно старался наладить быт, покупал продукты и пытался из них варить себе обеды, но отчего-то выходило так, что из того, что можно было купить в магазине, ничего путного не сваришь, а если хочешь съедобного и вкусного, то покупай продукты на рынке, а на это никакой стипендии не хватало, даже с учетом родительских дотаций. Да и умения кулинарного у Игоря не было никакого, он пару раз покупал на рынке мясо с косточкой, в магазине брал свеклу, морковь, картошку, капусту, лук, сметану, полдня возился у плиты, натирая овощи на крупной терке и содрав кожу на пальцах рук, в попытках сварить себе борщ. Но получилось у него что-то невразумительное, даже отдаленно не напоминающее тот густой ароматный борщ, которым кормила его мама. Он решил проконсультироваться у сокурсницы, и девушка, выслушав его горестный рассказ, посоветовала покупать на рынке и овощи тоже, потому что в магазине они перемороженные и полугнилые, какой от них вкус, одна горечь. Игорь прикинул, во что обойдется ему борщ из рыночных продуктов, и решил, что лучше перебьется без любимого блюда, потерпит до каникул, когда можно будет поехать в Москву.
Весь первый семестр он то и дело ловил себя на мысли: а зачем, собственно говоря, он здесь учится? История государства и права СССР, история государства и права зарубежных стран, история КПСС, теория государства и права, римское право, политэкономия – все это было для него скучным и неинтересным, а главное – бесконечно далеким от той материи, вокруг которой вертелись и «Знатоки», и «Рожденная революцией», и «Место встречи изменить нельзя», и множество других замечательных фильмов о борьбе с преступностью. Учеба навевала тоску, и ненужные, как ему казалось, дисциплины никак не хотели укладываться в голове в стройную, пригодную для запоминания и усвоения систему.
Зато вне учебы студенческая жизнь ему нравилась. Игорь сразу, еще во время вступительных экзаменов, познакомился с ребятами-москвичами, которые по тем или иным причинам тоже не стали испытывать судьбу попытками поступать в Москве.
– Ты знаешь, какой в Москве конкурс на юрфак? – сказал ему один из новых друзей, смешной очкарик по имени Василий. – Сорок семь человек на место среди школьников. Среди тех, кто имеет стаж работы или служил в армии, конкурс, конечно, поменьше, человек двадцать. При таком конкурсе лучше туда не соваться, если не имеешь блата. Да что я тебе рассказываю, ты же сам сюда приехал поступать, значит, знаешь все это не хуже меня.
Игорь молча кивал, делая вид, что полностью согласен с Васей. Ему совсем не хотелось рассказывать, как он пытался стать летчиком, как получил двойку по математике и как потом его папа по блату устраивал сюда, в Томский университет.
Компания сложилась быстро и легко; кроме Игоря и Василия, в нее входили Георгий Попандопуло, вскоре переименованный в Жору Грека, и две девушки-подружки, вместе решившие стать юристами и вместе приехавшие поступать, – Света и Лена. Все они были из Москвы и все жили в общежитии, ибо только у Игоря была семья, способная оплачивать своему отпрыску отдельное жилье. Со временем он понял, что все закономерно: люди более состоятельные и благополучные находят возможность пристроить свои чада на учебу в Москве, в крайнем случае посылают их в другой город поступать в институт, а потом добиваются разрешения на перевод в аналогичный московский вуз. Для этого, правда, тоже нужен блат, которого у семей малообеспеченных, как правило, не бывает.
Ребята вместе ходили в кино, на танцы или устраивали в складчину веселые посиделки в общежитии. Переписывали друг у друга конспекты, сидели на лекциях вместе и валяли дурака, играя в «морской бой» или в «балду». Юноши и девушки почти сразу разбились на пары, Вася трогательно ухаживал за маленькой тщедушной Леночкой, а мужественному, широкоплечему Жоре Греку выпало счастье удостоиться внимания красивой и слегка надменной Светы. Игорь немного комплексовал из-за того, что остался в этой дружной компании как будто бы не у дел, и усиленно искал девушку, которую мог бы ввести в этот узкий круг в качестве своей подружки. Но пока ничего подходящего на горизонте не появлялось, девушки им интересовались, но все они были, на его взгляд, или глуповатые, или некрасивые. Одним словом, недостойные того, чтобы быть представленными его московским друзьям.
На зимние каникулы поехали в Москву все вместе. Еще в самолете начали строить планы, как будут проводить время, куда пойдут.
– Я могу попросить отца, он нас проведет на закрытый просмотр в Дом кино, – брякнул Игорь, который все время по мелочам пытался доказать, что тот факт, что у него нет на данный момент девушки, еще не свидетельствует о том, что он ущербный. Пусть девушки нет, зато в другом он может себя проявить.
– Да? – Света с интересом посмотрела на него, приподняв красивые брови. – Он у тебя что, артист? Ты никогда не говорил об этом.
– Он не артист, он преподает во ВГИКе. У него среди киношников знаете какие связи?
– Что ж он со своими связями тебя в Москве учиться не пристроил? – с насмешкой спросил очкарик Вася, который всегда и во всем видел подвох или попытку обмануть себя.
– Так у него связи среди киношников, а не среди юристов, – ответил Игорь, полагая, что привел достаточно убедительный аргумент.
Через некоторое время Света, сидевшая через проход от Игоря, рядом со своим Жориком, протянула руку и тронула Игоря за рукав куртки.
– А твой отец действительно связан с кино или ты просто так сболтнул?
– Действительно. Он доктор наук, профессор кафедры во ВГИКе.
Игорь предусмотрительно умалчивал до поры до времени, что его отец преподает научный коммунизм, а не дисциплину, непосредственно связанную с искусством кино, с актерским или режиссерским мастерством.
До конца полета Света еще несколько раз обращалась к Игорю с какими-то ничего не значащими вопросами и разговаривала с ним, понизив голос, словно между ними происходило что-то интимное, не предназначенное для глаз и ушей ни Васи, ни Леночки, ни тем более Жорика.
Из аэропорта они доехали на большом автобусе до аэровокзала на Ленинградском проспекте и направились к метро. Ехать всем нужно было в разные стороны, ребята еще раз проверили, записали ли телефоны друг друга, и договорились на следующий день созвониться.
Дома Игоря ждали родители и накрытый стол, в центре которого торжественно возвышалась фарфоровая супница с дымящимся ароматным борщом – он специально просил маму по телефону приготовить его любимое блюдо. Игорь, стараясь не растерять солидность – все-таки он теперь студент, а не пацан сопливый, – рассказывал об учебе, о житье-бытье в квартире Тамары Серафимовны и о своих новых друзьях.
– Какие планы на каникулы? – осведомился отец.
– Хотим с ребятами по выставкам побегать, по театрам. Может быть, ты нам поможешь? – Игорь просительно взглянул на отца.
– Ты имеешь в виду помощь с билетами или материальную?
Игорь рассмеялся. До чего же все-таки хорошо дома! Тепло, уютно, безопасно, сытно.
– С билетами, конечно. Ну и материально если поможешь – буду благодарен. Кстати, ты, помнится, говорил, что в Доме кино бывают закрытые просмотры западных фильмов. Ты не мог бы?..
– Отчего же, можно попробовать. Завтра узнаю, где у нас что идет. Кстати, интересные просмотры бывают и в Доме архитектора, вот туда я вас наверняка смогу устроить. Годится?
– Годится, пап, спасибо, – благодарно произнес Игорь.
– А как твои друзья поживают? – неожиданно спросила мама.
Игорь, увлеченный мыслями о предстоящих каникулах, даже не сразу понял, о ком речь.
– Я имею в виду Гену и Женю. Ты с ними переписываешься?
– Ой, мам, письма в наше время – это архаизм, – отмахнулся Игорь. – Зачем писать письма, когда есть телефоны?
– Значит, ты с ними перезваниваешься? – не отставала мама. – Как у них дела? Они учатся где-нибудь или работают? Они в августе несколько раз звонили, когда вы с папой были в Томске, я сказала им, что ты уехал поступать. А потом они перестали звонить.
Настроение у Игоря испортилось. За полгода он ни разу не позвонил ни Генке, ни Жеке. Не позвонил, потому что боялся. Ведь это из-за него они забрали документы из летного училища, в которое практически уже поступили, из-за него, из-за его двойки по математике они отказались от учебы и решили все вместе идти в армию, а он струсил, испугался армии и поехал в Томск поступать в университет. Конечно, у Генкиного отца связей побольше, чем у Мащенко-старшего, и он, вполне вероятно, Генку тоже в какой-нибудь институт пристроил, а вот Жека – тот уж точно в весенний призыв загремит в казарму. И все это будет на его, Игоря, совести. Зачем он будет им звонить? Чтобы выслушать по телефону, что он – трус и подонок?
– Честно говоря, не знаю. Я им не звоню, – признался он.
– Вот как? Почему же? Вы что, поссорились?
Мама, сама того не подозревая, бросила ему спасательный круг, и Игорь немедленно в него вцепился:
– Да, знаешь, еще в поезде, когда ехали из Харькова.
– И из-за чего вы поссорились? – продолжала допытываться мама.
– Мы… ну, разошлись по идейным соображениям. Ну мама, ну какое это имеет значение? Главное – результат. Я не хочу больше с ними общаться.
– Но как же так? – недоумевала Елизавета Петровна. – Вы столько лет дружили, вас водой не разольешь, как же можно из-за какой-то пустяковой ссоры отказываться от многолетней дружбы? Нет, я этого не понимаю!
– Оставь, Лизонька, – вмешался отец, – разве ты забыла, что такое юношеский максимализм? В его годы у всех молодых людей любимые слова – «никогда» и «навсегда». Поссорятся из-за пустяка – и жизнь кончается, потому что больше никогда… и так далее. А потом все проходит и даже не вспоминается. Ты уже забыла, как ты отказывалась выходить за меня замуж? Говорила: никогда, Витя, я твоей женой не буду. И что? Вышла за меня как миленькая.
Родители засмеялись, глядя друг на друга теплыми глазами, и Игорь вдруг остро почувствовал свое одиночество. Старых друзей он предал и теперь скрывается от них, прячется, как преступник, а новым он не особенно-то и нужен, они существуют парами, Вася с Леночкой, а Жорик со Светой.
Зазвонил телефон. Игорь даже головы не повернул, он точно знал, что ему никто звонить не может.
– Это тебя, сынок, – сказала мама, почему-то хитро улыбаясь.
Сердце у него упало: кто мог позвонить ему сегодня? Только Генка или Жека. С ребятами он договорился на завтра.
– Кто? – спросил он одними губами.
– Девушка, – шепнула мама.
Игорь быстро схватил трубку. И, к своему изумлению, услышал голос красавицы Светы.
– Игорь, я, наверное, не вовремя…
– Нет-нет, все в порядке, – торопливо произнес он. – Что-нибудь случилось?
– Нет, – Света издала короткий смущенный смешок, – у меня тоже все в порядке. Я тут вспомнила, ты, кажется, говорил, что у тебя есть французский диск Высоцкого.
– Да, – подтвердил Игорь.
Этот диск ему подарил Генка на последний день рождения, от сердца оторвал, отдал свой собственный, привезенный прямо из Парижа, ему отец по своим каналам доставал.
– А ты не мог бы дать его переписать?
– Пожалуйста, бери. Когда встретимся, я принесу.
– А сегодня нельзя? Понимаешь, у меня будет возможность переписать только завтра с утра, магнитофон принесут…
Через пятнадцать минут Игорь, упакованный в новенькую куртку-аляску оливкового цвета с оранжевой подкладкой (мама постаралась к его приезду), мчался с пластинкой в руках к месту встречи со Светой. Казалось бы, ничего особенного не произошло, но он чувствовал, что все это неспроста – и ее звонок, и просьба, и свидание, назначенное в девять вечера и явно за спиной у Жорика.
– Давай я запишу твой адрес, – сказала Света на прощание, когда они стояли перед подъездом ее дома.
– Зачем? – не понял Игорь.
– Завтра привезу пластинку.
– Да не нужно специально ездить, ты что? Завтра созвонимся, все равно будем встречаться все вместе, тогда и отдашь.
– Нет, Игорь, я так не могу. Во-первых, это очень дорогая и редкая пластинка, я ее перепишу завтра с утра и хочу сразу же вернуть, не дай бог с ней что-нибудь случится.
– Господи, Светка, что ты выдумываешь? Что с ней может случиться?
– Ты не понимаешь. – Девушка грустно вздохнула. – Я не хотела говорить, это стыдно, никто из ребят не знает. Но тебе скажу. Понимаешь, у меня старший брат… он… в общем, он сильно пьет. Алкоголик. Он из дома все выносит и толкает за бутылку. Мы с мамой давно уже привыкли все прятать, а он все равно находит и продает. Магнитофон мой унес. Теперь вот у подруги одалживаю. Так что пластинку я хочу сразу вернуть от греха подальше.
Вот это да! У Светки, такой красивой и неприступной, оказывается, брат алкоголик. Игорю отчего-то всегда казалось, что пьянство и алкоголизм бывают только в неблагополучных семьях, а в неблагополучных семьях люди обязательно некрасивые и убогие. Красивые же и умные люди непременно живут в достатке, мире и благополучии.
– А во-вторых? – озадаченно спросил он.
– А во-вторых, я не хочу возвращать тебе пластинку при всех. Жорик сразу поймет, что мы с тобой встречались.
– Ну и что? – не понял Игорь. – Что особенного в том, что ты взяла у меня пластинку?
– Ты не понимаешь, – снова повторила Света, и Игорь почувствовал себя полным идиотом. Оказывается, существует масса вещей, которых он не понимает, зато понимает красивая и умная Света, его ровесница. – Я должна была бы позвонить Жорику и попросить его вместе со мной поехать к тебе за пластинкой. Тогда все было бы в порядке. А я не позвонила ему, и он может подумать, что я хотела встретиться с тобой без него.
– А почему ты ему не позвонила? – тупо спросил Игорь.
– Ты не понимаешь, – в третий раз произнесла Света уже совсем грустно. – Диктуй адрес, и будем прощаться. Поздно уже, мама ругаться будет.
Всю дорогу домой Игорь пытался сообразить, что же такого он не понимает и почему Света и в самом деле не позвонила Жорику, а поехала за пластинкой одна. Но так и не понял.
– Сынок! – в ванную заглянула мама. – К тебе девушка пришла.
Света! Ох ты господи, он так разоспался, что совсем забыл о ней. Как же в таком виде из ванной выходить?
– Мам! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Кинь мне джинсы и майку, пожалуйста.
Он быстро закончил бритье, оделся и выскочил на кухню. Светка уже сидела за столом вместе с родителями, перед ней стояли чашка и тарелка, ее, совершенно очевидно, пригласили позавтракать вместе со всеми, и она, столь же очевидно, не отказалась. Сегодня она показалась Игорю еще красивее, хотя там, в Томске, он видел девушку каждый день и в самых разных обстоятельствах, и принаряженную, с ярким макияжем, и невыспавшуюся, с опухшим лицом и покрасневшими глазами – перед экзаменами или после затянувшихся за полночь посиделок со спиртным. Но такой, как сегодня, она никогда еще не была. Длинные белокурые волосы завиты в локоны и свободно падают на плечи, голубизна глаз умело подчеркнута тенями и тушью, а также нарядным голубым платьем, слишком тонким и легким, чтобы носить зимой. «И как она не замерзла, – подумал Игорь, усаживаясь рядом с ней за стол. – Январь на дворе, а у нее даже не шуба, а пальто».
– Вы извините, что я так рано вас потревожила, – вежливо говорила Света, – но я Игорю еще вчера сказала, что принесу пластинку прямо с утра. Я думала, он вас предупредит.
– Ну что вы, Светочка, стоило ли так беспокоиться, – великодушно ответила Елизавета Петровна.
– Нет, у меня принцип: ценные вещи вообще лучше ни у кого не брать, а если уж взял, то как можно быстрее вернуть.
– Похвально, – коротко бросил Виктор Федорович. – И вообще радостно слышать, что у нашей молодежи есть хоть какие-то принципы.
– Пап, – Игорь умоляюще взглянул на отца, – ну зачем за завтраком говорить о политике?
– Принципы – это не политика, это нравственность, а говорить о нравственности уместно всегда и везде, эта тема неисчерпаема и актуальна, – внезапно выдала Света.
Игорь ошеломленно уставился на девушку. Что она такое говорит? И это Светка, которая на лекциях умирает от скуки и готовится к экзаменам ровно столько, сколько нужно, чтобы получить хиленькую четверочку и не потерять стипендию? Это Светка, которая больше всего на свете любит наряды и танцульки и считает себя первой красавицей Томского университета? Да откуда она слова-то такие знает? Отец, однако, ничего необычного в ее словах не уловил, но это и понятно, он ведь видит Светку в первый раз и не знает, какая она на самом деле.
– Ну, с этим, уважаемая гостья, я бы поспорил. Нравственность не так легко отделить и отграничить от политики, как вам кажется. Они очень взаимосвязаны и влияют друг на друга. Какова политика государства, такова и нравственность в обществе. Но, впрочем, это действительно слишком тонкая и сложная материя, чтобы обсуждать ее субботним утром за завтраком. Давайте лучше поговорим о приятном.
– Давайте, – с готовностью согласился Игорь, поглощая уже третий гренок.
Они принялись обсуждать культурную программу на предстоящие каникулы, отец со знанием дела советовал, куда сходить и что посмотреть, обещал достать билеты.
– Но только по пять билетов я вам обеспечить не смогу, – предупредил он. – Это много.
– А зачем нам пять билетов? – Света выразительно округлила свои голубые глазки. – Нас же двое, я и Игорь.
Игорь поперхнулся и долго откашливался, мама похлопывала его ладонью по спине, а Виктор Федорович некоторое время насмешливо посматривал то на сына, то на девушку в голубом платьице.
– Ну что ж, – наконец произнес он, – если двое – то уже легче.
После завтрака Игорь пригласил Свету в свою комнату и показал свою коллекцию пластинок и магнитофонных записей.
– Ты посмотри, может, тебе еще что-нибудь нужно, – предложил он. – Перепишешь, пока мы в Москве.
Света долго разглядывала книжные полки, мебель, шторы на окнах.
– Хорошо у тебя, уютно. И вообще у вас квартира хорошая, большая такая, никто никому не мешает. И родители у тебя очень приятные.
Они проспорили до самого вечера, Игорь уговаривал друзей остаться, и те, в свою очередь, уговаривали его не расстраиваться и рисовали радужные перспективы совместной воинской службы в армии и потом в училище. На другой день с самого утра они втроем явились в приемную комиссию и забрали документы.
* * *
Дома Игорь с наслаждением залез в ванну, вылив туда изрядное количество немецкого «Бадузана». Вот он и дома, вот и кончились его мучения. Как хорошо, что папа с мамой не стали его ругать и все поняли. Папа обязательно что-нибудь придумает, найдет выход. Игорь готов поступать в любой гражданский институт, только бы не идти в армию.Пока Игорь наслаждался одиночеством и покоем в своей комнате, лежа на удобном диване с книжкой, Виктор Федорович весь день просидел у телефона, сам кому-то звонил, ждал ответных звонков. Наконец он вошел в комнату сына.
– Собери свои вещи и ложись спать. Завтра мы улетаем в Томск.
– Почему в Томск? – удивился Игорь. – Зачем?
– Подавать документы. Ты будешь поступать в Томский университет, на юридический факультет. Это единственное, что я сейчас могу для тебя сделать.
– Но я думал, что буду поступать в Москве… – растерянно пробормотал юноша.
– Ты думал! Я вообще не знаю, о чем ты думал, когда поперся в этот свой Харьков! Прием документов закончился 25 июля, с первого августа уже начнутся экзамены, сегодня 27 июля, а ты все еще о чем-то думаешь! Я поднял все свои связи, я с огромным трудом нашел вуз, где для тебя сделают исключение и завтра примут документы, чтобы ты мог сдавать экзамены. Ты же получил двойку по математике, то есть этот предмет ты знаешь слабо, и мне пришлось искать такой институт, где ее не надо сдавать. Пожалуйста, я мог бы договориться в нескольких московских вузах, чтобы у тебя приняли документы, но это технические вузы, и там нужна математика, которую ты снова завалишь. Так что выбор у меня был ограниченный, в гуманитарные вузы конкурсы огромные, и людей, которые хотят, чтобы им пошли навстречу, гораздо больше, чем ты думаешь.
– Но я… – начал было Игорь и осекся.
В самом деле, ну что он может сказать отцу. Тот прав, безусловно прав.
– Что – ты? – Виктор Федорович подозрительно уставился на сына.
– Я хотел сказать… Ну, в общем, там же историю надо сдавать и литературу. Я не готовился.
– Так подготовишься! Найди учебники, будешь читать в самолете. До первого экзамена еще несколько дней. У тебя, сын, тоже выбор ограниченный: или в Томск, на юрфак, или в армию. Ты сам своими дурацкими поступками, своим непростительным легкомыслием поставил себя в такое положение.
На следующий день рано утром они уехали в аэропорт. Игорь не позвонил ни Генке, ни Жеке и, уже сидя в самолете, думал о том, что второй раз за это лето совершает то, что очень напоминает постыдное бегство. Втихаря, без объяснений и предупреждения.
* * *
На всех экзаменах Игорь получил четверки и был зачислен на первый курс юридического факультета Томского государственного университета. Энергично взявшийся за устройство судьбы сына Виктор Федорович нашел двухкомнатную квартиру, в которой хозяйка сдавала одну комнату, и обо всем с ней договорился.– Только пусть чистоту соблюдает и компаний сюда не водит, – деловито говорила полная яркая женщина – хозяйка квартиры Тамара Серафимовна. – Холодильником пусть пользуется, я ему полочку целую освобожу, кастрюли, сковородки, тарелки, вилки-ложки – пусть все берет, не стесняется, только чтоб мыл за собой, грязное не оставлял.
За комнату она попросила 30 рублей в месяц, и Виктор Федорович пообещал высылать ей деньги ежемесячно почтовым переводом.
– Я оплачиваю твое жилье, а жить будешь на свою стипендию, – сказал он Игорю.
Однако примерно через месяц отец поостыл и, видимо, решил, что уже достаточно повоспитывал непокорного сына. Первый денежный перевод из дома – 40 рублей – Игорь получил в середине октября. И с тех пор регулярно, раз в месяц, по адресу, где он снимал комнату, приходили два извещения, одно на перевод для Тамары Серафимовны, второе – для Игоря Мащенко.
Тамара Серафимовна оказалась замечательной женщиной, доброй, веселой и жизнерадостной. У нее был любовник, у которого она частенько оставалась ночевать, а бывало, и по два-три дня не появлялась дома. Кроме того, где-то в деревне у нее был участок, который тоже требовал внимания и заботы: то копать, то сажать, то полоть, то поливать, то урожай собирать и консервировать. В общем, присутствием своим она городскую квартиру не сильно баловала, и это Игоря весьма и весьма радовало. Правда, появлялась она всегда неожиданно, без предупреждения, и Игорь, несколько раз пытавшийся нарушить запрет и пригласить к себе компанию сокурсников, вскоре понял, что дешевле все-таки выйдет соблюдать требования хозяйки. А то что это за радость – ребята веселятся, пьют пиво и вино, слушают музыку, целуются по углам, а он только и делает, что прислушивается или в окно выглядывает, не появится ли Тамара. А вдруг сейчас придет, увидит это развеселое сборище, да и откажет ему от комнаты. Куда деваться? В общагу? Нет уж, спасибо, коллективной жизнью он сыт до самой смерти. Лучше уж он сам будет ходить в гости.
Тамара Серафимовна работала администратором в ресторане «Томь», питалась на рабочем месте, а посему дома практически ничего не готовила и продукты почти не покупала. То есть покупала, конечно, и готовила из них разные вкусные блюда, но не у себя дома, а у своего дружка. Рассчитывать на сердобольность хозяйки, которая пожалеет бедного студента и покормит его, таким образом, не приходилось. Игорь никак не мог понять, почему двадцатого числа, в день стипендии, у него в кошельке лежит 40 рублей, а двадцать пятого – только десять. Куда в течение пяти дней улетало три «чирика», было непонятно. Он честно старался наладить быт, покупал продукты и пытался из них варить себе обеды, но отчего-то выходило так, что из того, что можно было купить в магазине, ничего путного не сваришь, а если хочешь съедобного и вкусного, то покупай продукты на рынке, а на это никакой стипендии не хватало, даже с учетом родительских дотаций. Да и умения кулинарного у Игоря не было никакого, он пару раз покупал на рынке мясо с косточкой, в магазине брал свеклу, морковь, картошку, капусту, лук, сметану, полдня возился у плиты, натирая овощи на крупной терке и содрав кожу на пальцах рук, в попытках сварить себе борщ. Но получилось у него что-то невразумительное, даже отдаленно не напоминающее тот густой ароматный борщ, которым кормила его мама. Он решил проконсультироваться у сокурсницы, и девушка, выслушав его горестный рассказ, посоветовала покупать на рынке и овощи тоже, потому что в магазине они перемороженные и полугнилые, какой от них вкус, одна горечь. Игорь прикинул, во что обойдется ему борщ из рыночных продуктов, и решил, что лучше перебьется без любимого блюда, потерпит до каникул, когда можно будет поехать в Москву.
Весь первый семестр он то и дело ловил себя на мысли: а зачем, собственно говоря, он здесь учится? История государства и права СССР, история государства и права зарубежных стран, история КПСС, теория государства и права, римское право, политэкономия – все это было для него скучным и неинтересным, а главное – бесконечно далеким от той материи, вокруг которой вертелись и «Знатоки», и «Рожденная революцией», и «Место встречи изменить нельзя», и множество других замечательных фильмов о борьбе с преступностью. Учеба навевала тоску, и ненужные, как ему казалось, дисциплины никак не хотели укладываться в голове в стройную, пригодную для запоминания и усвоения систему.
Зато вне учебы студенческая жизнь ему нравилась. Игорь сразу, еще во время вступительных экзаменов, познакомился с ребятами-москвичами, которые по тем или иным причинам тоже не стали испытывать судьбу попытками поступать в Москве.
– Ты знаешь, какой в Москве конкурс на юрфак? – сказал ему один из новых друзей, смешной очкарик по имени Василий. – Сорок семь человек на место среди школьников. Среди тех, кто имеет стаж работы или служил в армии, конкурс, конечно, поменьше, человек двадцать. При таком конкурсе лучше туда не соваться, если не имеешь блата. Да что я тебе рассказываю, ты же сам сюда приехал поступать, значит, знаешь все это не хуже меня.
Игорь молча кивал, делая вид, что полностью согласен с Васей. Ему совсем не хотелось рассказывать, как он пытался стать летчиком, как получил двойку по математике и как потом его папа по блату устраивал сюда, в Томский университет.
Компания сложилась быстро и легко; кроме Игоря и Василия, в нее входили Георгий Попандопуло, вскоре переименованный в Жору Грека, и две девушки-подружки, вместе решившие стать юристами и вместе приехавшие поступать, – Света и Лена. Все они были из Москвы и все жили в общежитии, ибо только у Игоря была семья, способная оплачивать своему отпрыску отдельное жилье. Со временем он понял, что все закономерно: люди более состоятельные и благополучные находят возможность пристроить свои чада на учебу в Москве, в крайнем случае посылают их в другой город поступать в институт, а потом добиваются разрешения на перевод в аналогичный московский вуз. Для этого, правда, тоже нужен блат, которого у семей малообеспеченных, как правило, не бывает.
Ребята вместе ходили в кино, на танцы или устраивали в складчину веселые посиделки в общежитии. Переписывали друг у друга конспекты, сидели на лекциях вместе и валяли дурака, играя в «морской бой» или в «балду». Юноши и девушки почти сразу разбились на пары, Вася трогательно ухаживал за маленькой тщедушной Леночкой, а мужественному, широкоплечему Жоре Греку выпало счастье удостоиться внимания красивой и слегка надменной Светы. Игорь немного комплексовал из-за того, что остался в этой дружной компании как будто бы не у дел, и усиленно искал девушку, которую мог бы ввести в этот узкий круг в качестве своей подружки. Но пока ничего подходящего на горизонте не появлялось, девушки им интересовались, но все они были, на его взгляд, или глуповатые, или некрасивые. Одним словом, недостойные того, чтобы быть представленными его московским друзьям.
На зимние каникулы поехали в Москву все вместе. Еще в самолете начали строить планы, как будут проводить время, куда пойдут.
– Я могу попросить отца, он нас проведет на закрытый просмотр в Дом кино, – брякнул Игорь, который все время по мелочам пытался доказать, что тот факт, что у него нет на данный момент девушки, еще не свидетельствует о том, что он ущербный. Пусть девушки нет, зато в другом он может себя проявить.
– Да? – Света с интересом посмотрела на него, приподняв красивые брови. – Он у тебя что, артист? Ты никогда не говорил об этом.
– Он не артист, он преподает во ВГИКе. У него среди киношников знаете какие связи?
– Что ж он со своими связями тебя в Москве учиться не пристроил? – с насмешкой спросил очкарик Вася, который всегда и во всем видел подвох или попытку обмануть себя.
– Так у него связи среди киношников, а не среди юристов, – ответил Игорь, полагая, что привел достаточно убедительный аргумент.
Через некоторое время Света, сидевшая через проход от Игоря, рядом со своим Жориком, протянула руку и тронула Игоря за рукав куртки.
– А твой отец действительно связан с кино или ты просто так сболтнул?
– Действительно. Он доктор наук, профессор кафедры во ВГИКе.
Игорь предусмотрительно умалчивал до поры до времени, что его отец преподает научный коммунизм, а не дисциплину, непосредственно связанную с искусством кино, с актерским или режиссерским мастерством.
До конца полета Света еще несколько раз обращалась к Игорю с какими-то ничего не значащими вопросами и разговаривала с ним, понизив голос, словно между ними происходило что-то интимное, не предназначенное для глаз и ушей ни Васи, ни Леночки, ни тем более Жорика.
Из аэропорта они доехали на большом автобусе до аэровокзала на Ленинградском проспекте и направились к метро. Ехать всем нужно было в разные стороны, ребята еще раз проверили, записали ли телефоны друг друга, и договорились на следующий день созвониться.
Дома Игоря ждали родители и накрытый стол, в центре которого торжественно возвышалась фарфоровая супница с дымящимся ароматным борщом – он специально просил маму по телефону приготовить его любимое блюдо. Игорь, стараясь не растерять солидность – все-таки он теперь студент, а не пацан сопливый, – рассказывал об учебе, о житье-бытье в квартире Тамары Серафимовны и о своих новых друзьях.
– Какие планы на каникулы? – осведомился отец.
– Хотим с ребятами по выставкам побегать, по театрам. Может быть, ты нам поможешь? – Игорь просительно взглянул на отца.
– Ты имеешь в виду помощь с билетами или материальную?
Игорь рассмеялся. До чего же все-таки хорошо дома! Тепло, уютно, безопасно, сытно.
– С билетами, конечно. Ну и материально если поможешь – буду благодарен. Кстати, ты, помнится, говорил, что в Доме кино бывают закрытые просмотры западных фильмов. Ты не мог бы?..
– Отчего же, можно попробовать. Завтра узнаю, где у нас что идет. Кстати, интересные просмотры бывают и в Доме архитектора, вот туда я вас наверняка смогу устроить. Годится?
– Годится, пап, спасибо, – благодарно произнес Игорь.
– А как твои друзья поживают? – неожиданно спросила мама.
Игорь, увлеченный мыслями о предстоящих каникулах, даже не сразу понял, о ком речь.
– Я имею в виду Гену и Женю. Ты с ними переписываешься?
– Ой, мам, письма в наше время – это архаизм, – отмахнулся Игорь. – Зачем писать письма, когда есть телефоны?
– Значит, ты с ними перезваниваешься? – не отставала мама. – Как у них дела? Они учатся где-нибудь или работают? Они в августе несколько раз звонили, когда вы с папой были в Томске, я сказала им, что ты уехал поступать. А потом они перестали звонить.
Настроение у Игоря испортилось. За полгода он ни разу не позвонил ни Генке, ни Жеке. Не позвонил, потому что боялся. Ведь это из-за него они забрали документы из летного училища, в которое практически уже поступили, из-за него, из-за его двойки по математике они отказались от учебы и решили все вместе идти в армию, а он струсил, испугался армии и поехал в Томск поступать в университет. Конечно, у Генкиного отца связей побольше, чем у Мащенко-старшего, и он, вполне вероятно, Генку тоже в какой-нибудь институт пристроил, а вот Жека – тот уж точно в весенний призыв загремит в казарму. И все это будет на его, Игоря, совести. Зачем он будет им звонить? Чтобы выслушать по телефону, что он – трус и подонок?
– Честно говоря, не знаю. Я им не звоню, – признался он.
– Вот как? Почему же? Вы что, поссорились?
Мама, сама того не подозревая, бросила ему спасательный круг, и Игорь немедленно в него вцепился:
– Да, знаешь, еще в поезде, когда ехали из Харькова.
– И из-за чего вы поссорились? – продолжала допытываться мама.
– Мы… ну, разошлись по идейным соображениям. Ну мама, ну какое это имеет значение? Главное – результат. Я не хочу больше с ними общаться.
– Но как же так? – недоумевала Елизавета Петровна. – Вы столько лет дружили, вас водой не разольешь, как же можно из-за какой-то пустяковой ссоры отказываться от многолетней дружбы? Нет, я этого не понимаю!
– Оставь, Лизонька, – вмешался отец, – разве ты забыла, что такое юношеский максимализм? В его годы у всех молодых людей любимые слова – «никогда» и «навсегда». Поссорятся из-за пустяка – и жизнь кончается, потому что больше никогда… и так далее. А потом все проходит и даже не вспоминается. Ты уже забыла, как ты отказывалась выходить за меня замуж? Говорила: никогда, Витя, я твоей женой не буду. И что? Вышла за меня как миленькая.
Родители засмеялись, глядя друг на друга теплыми глазами, и Игорь вдруг остро почувствовал свое одиночество. Старых друзей он предал и теперь скрывается от них, прячется, как преступник, а новым он не особенно-то и нужен, они существуют парами, Вася с Леночкой, а Жорик со Светой.
Зазвонил телефон. Игорь даже головы не повернул, он точно знал, что ему никто звонить не может.
– Это тебя, сынок, – сказала мама, почему-то хитро улыбаясь.
Сердце у него упало: кто мог позвонить ему сегодня? Только Генка или Жека. С ребятами он договорился на завтра.
– Кто? – спросил он одними губами.
– Девушка, – шепнула мама.
Игорь быстро схватил трубку. И, к своему изумлению, услышал голос красавицы Светы.
– Игорь, я, наверное, не вовремя…
– Нет-нет, все в порядке, – торопливо произнес он. – Что-нибудь случилось?
– Нет, – Света издала короткий смущенный смешок, – у меня тоже все в порядке. Я тут вспомнила, ты, кажется, говорил, что у тебя есть французский диск Высоцкого.
– Да, – подтвердил Игорь.
Этот диск ему подарил Генка на последний день рождения, от сердца оторвал, отдал свой собственный, привезенный прямо из Парижа, ему отец по своим каналам доставал.
– А ты не мог бы дать его переписать?
– Пожалуйста, бери. Когда встретимся, я принесу.
– А сегодня нельзя? Понимаешь, у меня будет возможность переписать только завтра с утра, магнитофон принесут…
Через пятнадцать минут Игорь, упакованный в новенькую куртку-аляску оливкового цвета с оранжевой подкладкой (мама постаралась к его приезду), мчался с пластинкой в руках к месту встречи со Светой. Казалось бы, ничего особенного не произошло, но он чувствовал, что все это неспроста – и ее звонок, и просьба, и свидание, назначенное в девять вечера и явно за спиной у Жорика.
* * *
Света жила далеко, от метро «Водный стадион» еще несколько остановок на автобусе, но Игорь, конечно же, поехал ее провожать. И не переставал удивляться тому, что за все время девушка ни разу не упомянула о Жорике, словно его и не было в ее жизни. Сидя рядом с ней в холодном дребезжащем автобусе, он с необыкновенной ясностью ощущал, какая она красивая. Именно ощущал, а не видел, потому что боялся смотреть прямо ей в лицо, подумает еще, что он разглядывает ее с каким-то особенным смыслом, а какой же может быть смысл, если она – девушка его друга? Никакого, это и ежу понятно.– Давай я запишу твой адрес, – сказала Света на прощание, когда они стояли перед подъездом ее дома.
– Зачем? – не понял Игорь.
– Завтра привезу пластинку.
– Да не нужно специально ездить, ты что? Завтра созвонимся, все равно будем встречаться все вместе, тогда и отдашь.
– Нет, Игорь, я так не могу. Во-первых, это очень дорогая и редкая пластинка, я ее перепишу завтра с утра и хочу сразу же вернуть, не дай бог с ней что-нибудь случится.
– Господи, Светка, что ты выдумываешь? Что с ней может случиться?
– Ты не понимаешь. – Девушка грустно вздохнула. – Я не хотела говорить, это стыдно, никто из ребят не знает. Но тебе скажу. Понимаешь, у меня старший брат… он… в общем, он сильно пьет. Алкоголик. Он из дома все выносит и толкает за бутылку. Мы с мамой давно уже привыкли все прятать, а он все равно находит и продает. Магнитофон мой унес. Теперь вот у подруги одалживаю. Так что пластинку я хочу сразу вернуть от греха подальше.
Вот это да! У Светки, такой красивой и неприступной, оказывается, брат алкоголик. Игорю отчего-то всегда казалось, что пьянство и алкоголизм бывают только в неблагополучных семьях, а в неблагополучных семьях люди обязательно некрасивые и убогие. Красивые же и умные люди непременно живут в достатке, мире и благополучии.
– А во-вторых? – озадаченно спросил он.
– А во-вторых, я не хочу возвращать тебе пластинку при всех. Жорик сразу поймет, что мы с тобой встречались.
– Ну и что? – не понял Игорь. – Что особенного в том, что ты взяла у меня пластинку?
– Ты не понимаешь, – снова повторила Света, и Игорь почувствовал себя полным идиотом. Оказывается, существует масса вещей, которых он не понимает, зато понимает красивая и умная Света, его ровесница. – Я должна была бы позвонить Жорику и попросить его вместе со мной поехать к тебе за пластинкой. Тогда все было бы в порядке. А я не позвонила ему, и он может подумать, что я хотела встретиться с тобой без него.
– А почему ты ему не позвонила? – тупо спросил Игорь.
– Ты не понимаешь, – в третий раз произнесла Света уже совсем грустно. – Диктуй адрес, и будем прощаться. Поздно уже, мама ругаться будет.
Всю дорогу домой Игорь пытался сообразить, что же такого он не понимает и почему Света и в самом деле не позвонила Жорику, а поехала за пластинкой одна. Но так и не понял.
* * *
Утром он провалялся в постели допоздна, выполз умываться только часов в одиннадцать и долго разглядывал в зеркале свою заспанную физиономию. Была суббота, родители дома, из кухни тянет знакомым вкусным запахом – на сковородке поджариваются гренки из белого хлеба с сыром, Игорь так любит съесть несколько штучек со сладким чаем. Когда раздался звонок в дверь, он еще стоял в ванной в одних трусах и неторопливо, с удовольствием брился.– Сынок! – в ванную заглянула мама. – К тебе девушка пришла.
Света! Ох ты господи, он так разоспался, что совсем забыл о ней. Как же в таком виде из ванной выходить?
– Мам! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Кинь мне джинсы и майку, пожалуйста.
Он быстро закончил бритье, оделся и выскочил на кухню. Светка уже сидела за столом вместе с родителями, перед ней стояли чашка и тарелка, ее, совершенно очевидно, пригласили позавтракать вместе со всеми, и она, столь же очевидно, не отказалась. Сегодня она показалась Игорю еще красивее, хотя там, в Томске, он видел девушку каждый день и в самых разных обстоятельствах, и принаряженную, с ярким макияжем, и невыспавшуюся, с опухшим лицом и покрасневшими глазами – перед экзаменами или после затянувшихся за полночь посиделок со спиртным. Но такой, как сегодня, она никогда еще не была. Длинные белокурые волосы завиты в локоны и свободно падают на плечи, голубизна глаз умело подчеркнута тенями и тушью, а также нарядным голубым платьем, слишком тонким и легким, чтобы носить зимой. «И как она не замерзла, – подумал Игорь, усаживаясь рядом с ней за стол. – Январь на дворе, а у нее даже не шуба, а пальто».
– Вы извините, что я так рано вас потревожила, – вежливо говорила Света, – но я Игорю еще вчера сказала, что принесу пластинку прямо с утра. Я думала, он вас предупредит.
– Ну что вы, Светочка, стоило ли так беспокоиться, – великодушно ответила Елизавета Петровна.
– Нет, у меня принцип: ценные вещи вообще лучше ни у кого не брать, а если уж взял, то как можно быстрее вернуть.
– Похвально, – коротко бросил Виктор Федорович. – И вообще радостно слышать, что у нашей молодежи есть хоть какие-то принципы.
– Пап, – Игорь умоляюще взглянул на отца, – ну зачем за завтраком говорить о политике?
– Принципы – это не политика, это нравственность, а говорить о нравственности уместно всегда и везде, эта тема неисчерпаема и актуальна, – внезапно выдала Света.
Игорь ошеломленно уставился на девушку. Что она такое говорит? И это Светка, которая на лекциях умирает от скуки и готовится к экзаменам ровно столько, сколько нужно, чтобы получить хиленькую четверочку и не потерять стипендию? Это Светка, которая больше всего на свете любит наряды и танцульки и считает себя первой красавицей Томского университета? Да откуда она слова-то такие знает? Отец, однако, ничего необычного в ее словах не уловил, но это и понятно, он ведь видит Светку в первый раз и не знает, какая она на самом деле.
– Ну, с этим, уважаемая гостья, я бы поспорил. Нравственность не так легко отделить и отграничить от политики, как вам кажется. Они очень взаимосвязаны и влияют друг на друга. Какова политика государства, такова и нравственность в обществе. Но, впрочем, это действительно слишком тонкая и сложная материя, чтобы обсуждать ее субботним утром за завтраком. Давайте лучше поговорим о приятном.
– Давайте, – с готовностью согласился Игорь, поглощая уже третий гренок.
Они принялись обсуждать культурную программу на предстоящие каникулы, отец со знанием дела советовал, куда сходить и что посмотреть, обещал достать билеты.
– Но только по пять билетов я вам обеспечить не смогу, – предупредил он. – Это много.
– А зачем нам пять билетов? – Света выразительно округлила свои голубые глазки. – Нас же двое, я и Игорь.
Игорь поперхнулся и долго откашливался, мама похлопывала его ладонью по спине, а Виктор Федорович некоторое время насмешливо посматривал то на сына, то на девушку в голубом платьице.
– Ну что ж, – наконец произнес он, – если двое – то уже легче.
После завтрака Игорь пригласил Свету в свою комнату и показал свою коллекцию пластинок и магнитофонных записей.
– Ты посмотри, может, тебе еще что-нибудь нужно, – предложил он. – Перепишешь, пока мы в Москве.
Света долго разглядывала книжные полки, мебель, шторы на окнах.
– Хорошо у тебя, уютно. И вообще у вас квартира хорошая, большая такая, никто никому не мешает. И родители у тебя очень приятные.