Мария Северская. Подари мне выпускной!

   Когда-то Даша думала, что у нее будет так же, как у родителей, – одна любовь на всю жизнь. Конечно, с Тошкой. Они закончат школу, затем институты, поженятся, родят детей… Она и мысли не допускала, что они могут расстаться. Да и зачем расставаться, если между ними такая любовь? Но оказалось, что любила только она, а он – лишь играл…
   – Даш, а ты посмотри, какая вот это прелесть! – вырвал ее из невеселых размышлений мамин голос.
   На сей раз журнал был открыт на странице с пышным розовым платьем, какие носили придворные дамы Викторианской эпохи.
   Девушка умоляюще посмотрела на отца. Может, хоть он сможет объяснить ее позицию своей жене?
   – Зин, пусть Дашка сама решает, чего она хочет, – вступился папа. – Она на досуге спокойно все пролистает, подумает и скажет нам.
   – Так она же вообще идти не хочет! – взвилась мама. – Ну как так можно?! Такое событие – и пропустить! И все из-за какой-то несчастной любви!
   В этот момент раздался сигнал домофона.
   – А вот и наш ужин. – Отец встал с кресла и прошел к двери. – Кто со мной принимать? Я один все не унесу.
   Даша, конечно же, кинулась за ним. Позади нее тяжело вздохнула мама. Разговор снова откладывался до лучших времен.
 
   Конечно, учебой это было назвать уже трудно. Учителя еще всеми силами пытались впихнуть в головы учеников те знания, которые не удалось туда вложить за все школьные годы, но, видимо, и они понимали: бесполезно, весна, преддверие выпускного. А экзамены – это так, ерунда. Не о них думает среднестатистический ученик, а о новой, наполненной приключениями жизни, которая ждет его сразу же за школьным порогом.
   Даша меньше всего переживала о том, как сдаст ЕГЭ. Она всегда была круглой отличницей, и учеба давалась ей легко. Но хотелось поскорей уже распрощаться со школой, потому что девушка понимала: пока она каждый день видит Лику и Антона, не будет ей покоя.
   А Лика щебетала на переменах без умолку, ее не смущало даже то, что Даша не очень-то ее слушает. Рассказывала, какие планы у них с Тошей на лето, подробно описывала платье, купленное на бал, интересовалась, как у Даши дела на личном фронте, что-то советовала, сопереживала, утешала, хотя никто в ее сопереживаниях и тем более в утешениях не нуждался.
   Даша часто спрашивала себя: неужели подруга не понимает, что причинила ей просто чудовищную боль? Или считает, что это можно забыть?
   Как-то она задала свои вопросы Лике в лоб, на что та часто-часто заморгала, глаза ее тут же наполнились слезами.
   – Но ведь мы столько лет дружим! – В голосе подруги читалось удивление, непонимание и даже обида. – Мы же лучшие друзья! Неужели ты позволишь встать между нами какому-то парню?
   «Я не позволю, – хотелось сказать Даше, – а вот ты очень даже позволила!» Но она лишь махнула рукой. Не было желания наблюдать Ликины слезы. С некоторых пор они стали казаться ей насквозь лживыми, как и сама Лика.
   Странно, но Дашина боль не уходила. Разве что глуше стала. Она давно поняла: все эти банальные фразы о том, что тяжело только в первый месяц-два после расставания, – не более чем глупость. От человека зависит. Кто-то переживает разрыв быстро, легко – так, наверно, пережила бы Лика, а кто-то, как она сама, мучается месяцами, а то и годами, но держит все в себе, не выпускает наружу.
   Даша всеми силами старалась сгладить боль утраты. В свободное время не сидела дома – шла гулять. Втыкала в уши плеер и дотемна бродила по улицам города. Иногда брала с собой отцовский фотоаппарат и снимала приглянувшиеся сюжеты: гоняющихся за хлебными крошками голубей в парке, подсвеченные оранжевым окна старинного двухэтажного особнячка в одном из переулков, рвущуюся в синее небо одинокую ветку с клейкими зелеными листочками.
   А если оставалась дома, то читала книгу или смотрела какой-нибудь веселый фильм. Но даже все это не позволяло Даше выкинуть из головы Антона.
   Ей никто не звонил – к марту даже Лика перестала: все равно Даша не подходила к телефону, хотя в школе хоть натянуто, но общалась. Единственными ее собеседниками оставались родители – преимущественно отец, который почти все время находился дома.
   Так было всегда, сколько Даша себя помнила: мама целыми днями пропадает на работе, папа – сидит дома. Он занял под мастерскую одну из комнат их огромной четырехкомнатной квартиры и писал свои полотна там. Пару раз в год устраивал выставки в Доме художника. Его работы хорошо раскупались.
   С ним у Даши были более близкие отношения, чем с мамой. Отец объяснял это тем, что их с дочерью характеры очень похожи, но Даше казалось, что характеры тут ни при чем. Просто папа всегда был на ее стороне, что бы она ни делала. Даже когда Даша бывала откровенно не права, он старался понять ее позицию и спокойно объяснить свою, в отличие от мамы, которая тут же закипала и выходила из себя.
 
   – Может быть, ты все-таки передумаешь и пойдешь на выпускной? – спросил папа у Даши на следующий день.
   Была суббота. Девушка только недавно встала, но сменить пижаму на домашний костюм еще не успела, решила сперва попить кофе. И теперь сидела на кухонном диванчике, подогнув под себя одну ногу, глядя, как папа, стоя у плиты, помешивает ложкой с длинной ручкой варево в турке.
   – Я понимаю, почему ты не хочешь там появляться, – вздохнул он. – Но это не выход, Даш. Нельзя лишать себя праздника лишь потому, что на этом празднике будут присутствовать те, кто тебе неприятен.
   – Если бы только неприятен, – произнесла девушка.
   – Тогда тем более ты должна там быть. – Отец разлил кофе по чашкам, одну поставил перед дочерью. – Нельзя давать всем понять, что ты страдаешь. Ведь если ты не придешь, твои одноклассники сразу догадаются о причине.
   – Да какая мне разница, догадаются они или нет? Я скоро распрощаюсь с ними со всеми и забуду о них, как о страшном сне.
   – Не забудешь, поверь мне. Только сделаешь вид, что забудешь. На самом деле внутри останется обида, в том числе и на себя саму, – за то, что из-за собственной слабости пропустила одно из главных событий своей жизни. Пройдет лет десять, и ты будешь винить себя, что не пошла. – Он уселся за стол напротив нее, насыпал в свою чашку четыре ложки сахара.
   – Как ты можешь пить такой сладкий кофе? – в который раз удивилась Даша. – Это же уже не кофе, а кофейный сироп какой-то получается! – Она сделала глоток из своей чашки. – А где гарантия, что, если я пойду, мне не захочется сбежать оттуда через первые же полчаса?
   – Захочется – сбежишь, – уверенно произнес отец. – Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и опять же жалеть.
   Даша задумалась. Конечно, своя логика в его словах была, но стоило представить себе выпускной, на котором ее бывшая лучшая подруга будет танцевать с ее бывшим парнем, а она сама будет наблюдать за этим со стороны, как и без того довольно унылое настроение портилось еще больше.
   – Все зависит лишь от тебя. Веселье и радость – они в твоей голове, – будто в ответ на ее мысли проговорил папа. – Только ты решаешь, будет тебе весело или грустно. Знаешь, есть такое выражение: «праздник, который всегда с тобой». Позволь себе этот самый праздник, ты, как никто другой, его заслужила.
   Девушка улыбнулась одними губами. Глаза остались все такими же грустными.
   «Легко сказать: позволь себе праздник, – размышляла она. – Это же надо все мозги перестроить, чтобы искренне веселиться, когда застрелиться хочется».
   Внезапно вспомнились выражения лиц одноклассников в моменты, когда они узнавали, что первую красавицу школы ее парень променял на ее лучшую подругу. Девчонки якобы сочувствовали, а за глаза злорадствовали, парни загорались маниакальной идеей, что теперь-то у них появился шанс добиться Дашиного расположения. Но ни те, ни другие не воспринимали ее как человека – не видели ее чувств, боли, обиды, растерянности. Для них она была всего лишь объектом зависти или восхищения, каким оставалась все эти годы. Так что ничего не изменилось. Ничего. И почему ее воспринимают исключительно так, Даша не знает.
   Может, она сама виновата? Не проявляла себя как личность? Была слишком погружена в учебу? Недооценивала важность отношений с одноклассниками? Ей хватало одной-единственной подруги – Лики, как позже стало хватать одного-единственного парня – Антона. Других Даша просто не замечала. Она жила с установкой, что только у поверхностных людей, не знающих, чего они на самом деле хотят, бывает много друзей, а у людей цельных, выбравших свой путь в жизни, – один-два самых близ– ких.
   – Хорошо, – кивнула Даша. – Наверно, ты прав. Сходить посмотреть стоит. Но раз уж ты меня убедил, придется тебе и пожинать плоды. Помоги мне определиться с фасоном платья.
   – Да легко, – рассмеялся папа. – Сейчас позавтракаем и можем хоть целый день посвятить выбору.
 
   Но все те платья, что Даша видела в принесенных мамой журналах, ей по каким-либо причинам не нравились. Одни казались слишком вызывающими, другие – слишком ширпотребными, наверняка у большей половины девчонок будут такие.
   – Все не то, – констатировал отец. – Если уж идти на бал, надо быть королевой. – Он закрыл очередной журнал и отложил его в сторону. – Ты хотя бы примерно представляешь фасон?
   Даша неопределенно пожала плечами.
   – Что-то длинное, наверное струящееся, но в то же время и пышное. Но не кринолин! И уж точно не белое, не розовое и не голубое. Лучше вообще черное. Да, точно! Мое платье будет черным! – Ее глаза загорелись.
   – Это какая-то королева в изгнании получится, – усмехнулся папа. – Или вдовствующая королева-мать. Как-то не принято на выпускной надевать черное.
   – Это на свадьбу не принято, – настаивала на своем девушка, – а на выпускной – почему бы и нет? Кто мне запретит? По-моему, платье должно соответствовать настроению.
   Отец задумчиво потер переносицу:
   – Так, а если не целиком черное, а, например, с какими-нибудь яркими вставками? Предположим, юбку сделать клиньями. И по лифу можно что-то яркое пустить.
   – Красные вставки! – Даша уже горела энтузиазмом.
   – Ты же вроде не гот? – Папа глядел на нее так, словно прикидывал, как это будет смотреться.
   – А кто сказал, что черное с красным носят только готы? Зато в такой цветовой гамме точно платья ни у кого не будет.
   – Да уж. Наверняка. Ладно, хочешь черное с красным – будет тебе черное с красным. Мама только нас с тобой как бы в психушку на пару не отправила… – Он встал с дивана. – Сейчас попробую набросать эскиз. С фасоном-то конкретно так и не определились. Да и подумать надо, куда отдать шить. Времени мало осталось, а все ателье наверняка перегружены работой, могут не успеть к сроку.
   – Я сама сошью, – уверенно произнесла Даша.
   Года три-четыре назад она ходила на продвинутые курсы кройки и шитья. Просто в какой-то момент захотелось научиться делать что-то своими руками – будущему дизайнеру, да и архитектору, это не помешает. Знания и умения лишними не бывают. Тогда она много шила. И позже, уже окончив курсы, продолжала. Только в последний год, как начался роман с Антоном, забросила.
   – Думаешь, справишься? – засомневался отец. – Все-таки вечернее платье шить сложно. Да и выкройку еще надо правильно рассчитать.
   – Справлюсь, – кивнула девушка.
 
   До вечера они успели не только нарисовать эскиз, но и съездить в магазин за тканью.
   Даша долго ходила между рядами со всевозможными рулонами текстиля, смотрела, трогала, представляла конечный вариант. Теперь она точно знала, чего хочет, и уже не терпелось сесть за работу.
   Наконец нужные ткани были найдены. Девушка остановилась на мягком переливающемся шелке: чернильно-черном и ярко-алом. Заодно взяла и несколько метров тонких черных кружев – кое-где пустить по верху алых вставок.
   На обратном пути из магазина заехали за мамой на работу и в кафе – на этот раз итальянское, – поесть пиццы.
   Впервые за последние месяцы, прошедшие с момента расставания с Антоном, у Даши было хорошее настроение. Они с родителями сидели за столиком у большого окна – кафе располагалось на втором этаже нового торгового центра – и смотрели, как внизу едут трамваи, как город погружается в мягкие майские сумерки.
   Отец курил свою трубку, и аромат табака смешивался с ароматами крепкого кофе, восхитительной пиццы и легких, свежих маминых духов. Даша решила, что обязательно в ближайшее время сходит в парфюмерный магазин и присмотрит себе похожие, но все же немного другие, чтобы не сливаться с родительницей.
   Сейчас жизнь казалась ей очень даже неплохой штукой. На заднем сиденье машины лежали пакеты с рулонами тканей, и девушка предвкушала, как, вернувшись домой, примется за составление выкройки.
   Мама и правда сперва не оценила идею черного платья на выпускной, но Даше с отцом удалось ее переубедить, и потихоньку она тоже заразилась энтузиазмом дочери и даже вызвалась помочь с выкройкой.
   В тот вечер они допоздна ползали по покрытому миллиметровой бумагой полу, высчитывая и расчерчивая. Как надо вышло не сразу, два раза пришлось переделывать. Да и на третий, когда выкройка была уже составлена, у мамы остались сомнения и она заявила, что в понедельник возьмет ее с собой на работу, покажет коллеге, которая давно шьет.
   И хотя Даше не терпелось начать работать с тканью, пришлось дожидаться вердикта этой самой коллеги.
 
   Понедельник выдался солнечным и теплым. Даша впервые за эту весну оставила ветровку дома и вышла на улицу в тонких джинсах и футболке.
   Учебный год подходил к концу. В пятницу прозвенит последний звонок, а дальше – экзамены, выпускной и свободный полет.
   Девушка влилась в ручеек спешащих к школе учеников и вошла в ворота. До звонка оставалось еще пятнадцать минут, торопиться некуда. Она сбавила шаг и огляделась по сторонам.
   У стены школы, не скрываясь, курила группка ее одноклассников, среди них были двое из параллельного класса, как ни странно, без сигарет. Наверно, дышали никотином за компанию. Даша знала этих ребят только по именам, да и то не была уверена, что помнит правильно.
   «Странно, столько лет вместе учились, а словно чужие», – подумала она.
   Завидев ее, парни загалдели, замахали руками, зовя присоединиться к ним, но Даша подходить не стала, лишь тоже махнула в ответ. Вдыхать едкий дым не хотелось.
   Но и в душное здание идти желания не было, поэтому она расположилась на свободной скамейке под деревом, подставила лицо солнцу, закрыла глаза.
   – Загораешь? – почти тут же раздался над ней тенорок одноклассника Петьки Лавочкина. – А я вот решил: раз гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе! – Он довольно заржал и плюхнулся рядом.
   Невольно Даша подвинулась. Петька ей никогда не нравился. Был он наглым, невоспитанным и слишком самоуверенным. Даже когда Даша встречалась с Антоном, он все равно к ней цеплялся, да и Тошку то и дело норовил поддеть, а уж после их расставания и вовсе распоясался.
   – Пойдем вечером в клуб, – Петька бесцеремонно положил свою лапищу на Дашино колено.
   Девушка руку сняла и отодвинулась от него подальше.
   – Встречаемся в восемь у главного входа парка. – Парень словно и не заметил, что ей неприятно его общество. – Обещаю, скучать не будешь.
   Он снова оказался рядом и на этот раз обнял за плечи, уже не оставляя возможности вырваться. Плотно прижал к себе.
   – Я никуда не пойду, мне нужно готовиться к экзаменам. – Даша попыталась встать, но Петька держал ее крепко.
   – Кончай ломаться, какие экзамены?! Или думаешь, твой Антошечка оценит твою ему верность и вернется? – Он скептически хмыкнул. – Давай лучше оттянемся по полной. Пусть знает, что ты и без него веселиться можешь!
   – Убери, пожалуйста, руку. – Она начинала нервничать. Мимо шли люди, но никто из них не спешил к ней на помощь.
   – И не подумаю, – нагло ответил Петька. – Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой.
   – А я, представь себе, не хочу. – Даша снова попыталась встать, но и в этот раз была насильно усажена обратно.
   – А меня твое мнение и не интересует, – заржал одноклассник. – Если уж этот придурок Лисенко тебя в качестве парня устраивал, то я устрою и подавно.
   Она придумывала, что такого сказать ему, чтобы Петька понял и отстал, но, как назло, подходящих вариантов в голову не приходило.
   – Оставь ее в покое, – вдруг услышала Даша и повернула голову в сторону источника звука.
   За спиной Лавочкина стоял парень из параллельного – кажется, Костик.
   Петька тоже обернулся:
   – Что, решил защитить свою даму сердца, благородный рыцарь, спаситель слабых и убогих? Или тоже хочешь попытать счастья? Вдруг знатная донна обратит на тебя свое внимание?
   Вопреки ожиданиям, парень не нахамил в ответ. Более того, даже выражение его лица не изменилось – осталось все таким же доброжелательным и спокойным.
   – Да вот, всего лишь проходил мимо и решил восстановить справедливость. Благородная донна сама вправе решать, с кем ей идти вечером в клуб и идти ли туда в принципе. – Он улыбался. – По-моему, грубая сила вообще ни разу не аргумент.
   – А по-моему, очень действенный. – Тем не менее Петька руку с Дашиных плеч снял. И в этот момент где-то в глубине школы прозвенел звонок.
   Даша подхватила свою сумку и, даже не поблагодарив своего спасителя, кинулась в здание.
   Первым уроком была алгебра. Математичка раздала тесты – довольно простые, во всяком случае, Даша управилась за полчаса и оставшиеся пятнадцать минут сидела, водя ручкой по чистому листочку тетради и размышляя об утреннем происшествии.
   Конечно, поведение Лавочкина неприятно, но ничего такого уж криминального не происходит. Вряд ли он станет ее подстерегать после уроков в темном переулке в надежде уломать согласиться на свидание. В принципе, он неплохой парень, дурной просто еще в силу возраста. В их классе есть кадры гораздо противней. Вот от их посягательств ее вряд ли спас бы случайно проходивший мимо Костик.
   То есть не случайно, конечно. Он целенаправленно шел в школу.
   Даша вспомнила, как классе, кажется, в восьмом у них в школе был организован спецкурс актерского мастерства. Сама она на него не ходила – дни, в которые проводились занятия, у нее были заняты курсами кройки и шитья. А вот Костя ходил. И в конце года слушатели курса представили на суд зрителей постановку «Айвенго» Вальтера Скотта. Так вот Костя играл этого самого рыцаря. Видимо, с тех пор за ним и закрепилась дразнилка.
   Даша улыбнулась. Вспомнилось и другое. Леди Ровену в той постановке играла толстая Светка Терехова, тоже, как и Костик, из параллельного. Очень уж комичное было зрелище: стоящий перед монументальной дамой коленопреклоненный щуплый рыцарь. Зал просто лежал, так смешно они вместе смотрелись. И, по сути, постановка была сорвана – Света еще и текст забыла в самый неподходящий момент.
   Конечно, сейчас Костик уже не похож на того худосочного мальчика, каким был в восьмом. Он сильно вытянулся, раздался в плечах, перестал стричься под горшок. Надо признать, новая стрижка – чуть небрежная, хулиганская такая, – ему очень шла. Волосы у Костика от природы были красивые: густые, светло-каштановые, с медными проблесками. А вот цвета его глаз Даша вспомнить не могла. Не интересовали ее никогда такие мелочи, как цвет глаз какого-то парня из параллельного класса.