Мария Свешникова. М7

   С самого обеда Кати находилась в умоисступлении. Уж настолько она не рассчитывала встретить располагающего к доверию человека, да и просто кого-то, кто мог бы соответствовать ее наивным представлениям о мужчине-спасителе. Она вспомнила, как лежала на прелом рубероиде старого сарая и смотрела на закатное солнце, не щурясь, через боль и подергивание глаз пыталась впустить в себя как можно больше света.
   В. почувствовал свет, излучаемый Кати не нарочно, свет давно уже спрятанный и забытый за повседневными проблемами и заботами. Ему, в отличие от остервенелого юнца, уже не претила простота и дерзость, подростковая дикость, самобытность и при этом зрелый и глубокий, как будто вечно уставший, взгляд. В. приехал без звонка. Покурил, разглядывая чахлый дом, покосившийся и сгорбленный забор из штакетника, запущенный сад со старыми яблонями, грушами, разросшимся орешником и жухлым ольховником. В. проникся тоской и состраданием к молчаливому саду, как проникаются нежностью к обветшавшим усадьбам, пришедшим в запустение из-за разорения хозяев.
   Преисполненный немого сострадания, он усадил Кати в машину, пахнущую телячьей кожей и полиролью, и увез сначала к нотариусу, потом ужинать, а в завершении вечера они просто катались по М7, болтая о жизни, рассказывая забавные и постыдные случаи собственных фиаско, смеялись над провалами и со скрупулезной тщательностью запоминали детали услышанного. На первом же анекдоте перешли на «ты» и начали дотрагиваться друг до друга в разговоре. Кати не могла отделаться от желания прижаться к нему, В. часто хотелось ее обнять, но оба держали дистанцию.
   – Ты так и не рассказала, зачем тебе так срочно нужны деньги? – В. пытался пробраться в глубину ее замыслов.
   – Неужели тебя это правда так волнует? Но я расскажу тебе, зачем мне понадобилось продавать «Бьюик» только после того, как ты поделишься со мной, откуда у тебя деньги. Экспроприировал чужую собственность в девяностые, как и все? – Кати улыбнулась, она тоже смешала в последнем предложении иронию и любопытство.
   – Ты считаешь меня каким-то мелким бандюганом, что ли? Я, например, не понимаю, кто они такие – те, кто по рынкам носились и выручку по палаткам собирали, это они – экспроприаторы? Нет, я не бегал. По крайней мере, сам.
   – Но тем не менее…
   – Да, в девяностые у меня были ЧОПы. А у кого их не было?
   – ЧОП – это частное охранное предприятие?
   – Так точно.
   – А сейчас?
   – Да так, ерунда всякая. Маленький винный заводик, пара магазинов. И небольшая компания по оптовым поставкам алкоголя.
   – Спаиваешь народ?
   – А еще кормлю. И обманываю. – В. улыбнулся. Да, он никогда не расскажет Кати всех подробностей своих махинаций, которых было достаточно. – Я же вернулся из армии в 1986 году, когда ты еще, наверное, пешком под стол ходила или только в проекции была?
   – Под стол пешком и спотыкаясь.
   – Так вот, я вернулся из армии, поступил в энергетический институт – тогда только появился факультет энергомашиностроения. Отучился три курса – и все, понеслась душа в рай. Начали проворачивать разные темы и зарабатывать тогда еще рубли, а не доллары.
   – Ты так и не доучился потом?
   – Да нет, в конце девяностых закончил Академию народного хозяйства – как второе высшее. Тогда все эти вопросы проще решались. Ну что? Я тебе поведал причину возникновения купюр в своем кошельке, теперь колись ты – зачем тебе деньги нужны?
   – Сверни сейчас на Разина, и поехали до «Сатурна» прокатимся!
   – Ну поехали.
   И Кати поведала В. свой грандиозный, как ей казалось, план. Несмотря на то что Кати брала пока не самую высокую планку, В. оценил идею спортивного заведения в оживающей после начала перестройки, потом кризиса девяносто восьмого года Балашихе. Они подъехали к мрачному зданию на улице Разина, проникли в не менее мрачное помещение. В. познакомился с Ахмедом и даже, усадив Кати в машину, чтобы та не мерзла, вернулся к нему – поговорить. А когда сел в машину, помолчал пару минут, с какой-то практически отцовской улыбкой посмотрел на Кати, а потом сделал предложение:
   – Возьмешь меня в долю?
   – А что мне за это будет?
   – Ничего плохого. Как минимум.

* * *

   Спустя считанные недели Кати и В. зарегистрировали ЗАО. За Ахмедом, которому принадлежало помещение, закреплялось сорок пять процентов, за В. столько же, и десять законных за идею отошли Кати.
   В. нанял человека на пост генерального директора, который регулировал все санитарно-правовые нормы; бухгалтера, тучную пожилую даму за сорок, увлекающуюся макраме. Дама проживала в военном «городке» и предыдущие пять лет считала сметы в дивизии Дзержинского. А Кати, которой с минуты на минуту должно было стукнуть девятнадцать, отправили набираться опыта в уже действующий спортклуб недалеко от ее московской квартиры на Таганке. Она работала на ресепшене и честно вникала в процесс. Перевелась на заочное отделение, потому что не успевала не то что учиться, а даже обедать. И была по этому поводу в глубокой размолвке с матерью, которая отказывалась понимать – почему Кати бросила учебу и решила так быстро повзрослеть, и неужели эта игра во взрослую жизнь стоила свеч и заброшенного образования.
   Ремонт в «Сатурне» закончили за четыре месяца – к Новому году, а к Рождеству завезли оборудование. Кати переманила из того места, где набиралась ума-разума, кадры – коллегу с ресепшена и двух преподавателей дзюдо. Теперь занималась приятными мелочами вроде заказа полотенец с эмблемой спортклуба и обедала с В. все в той же «Руси», уже не боясь заказывать блюда без сверки с прейскурантом.
   В. постоянно нервничал, что Кати каждое утро приходится мотаться с Таганки в Балашиху наземным транспортом, и действительно переживал, что не каждый вечер может отвезти ее домой сам. А та садилась в последнюю маршрутку с шаткими сиденьями, часто засыпала от усталости в метро, пропуская свою станцию и наворачивала круги по кольцевой.
   За В. числилось несколько квартир в новостройке в самом конце шоссе Энтузиастов (городская часть М7), одну из которых он решил сдать Кати за символическую плату в виде воскресных завтраков. Просто так въезжать в квартиру она ни в какую не соглашалась, мотивируя свой отказ тем, что она ему не любовница, не лучший друг, а вообще непонятно кто, и остерегалась пересудов на работе. Кати была уже давно в него влюблена, но все еще боялась и В., и собственных чувств.
   Когда однажды ее обворовали в метро (она проснулась без сумки, телефона, документов, даже шелковый платок и тот с шеи сняли), В. закатил ей скандал, кричал, что она эгоистка и рискует собой, даже не задумываясь, как это сказывается на других. Собственноручно покидал ее вещи по коробкам и тюкам, купил все необходимое, вроде домашней утвари, сатинового постельного белья и мохнатых пушистых полотенец. В итоге Кати ничего не оставалось, кроме как покорно переехать в его квартиру.
   В. несколько раз предлагал купить Кати машину, однако сошлись они лишь на тех условиях, что она возьмет у него долгосрочный кредит под минимальный процент. И честно возвращала каждый месяц с зарплаты, которая внезапно выросла на сумму кредита. Не нужно только думать, что В. занимался чистого рода благотворительностью и не получал ничего взамен. Нет, Кати действительно хорошо работала, отдаваясь делу целиком, поддерживала порядок в квартире и душевном состоянии В.
   Иногда В., как последний забулдыга, уморившийся от ночных вакханалий в тогда еще не сгоревшем клубе «Слава» в Москве, заявлялся к Кати посреди ночи. Та не выносила, если он хмельным садился за руль, и неделями бойкотировала его звонки в случае подобной оказии. Со временем он привык по выходным спать на диване, который Кати специально раскладывала с вечера, ожидая пьяного гостя. Она укрывала его шерстяным пледом бургундского цвета в крупную клетку, ставила на журнальный столик стакан кипяченой воды и клала растворимые таблетки витамина С рядом. А с утра, еще похожего на сонного бражника, кормила В. омлетом с помидором и сыром, поила зеленым чаем из низких пиал. Так они могли провести все выходные кряду – под одним пледом возле телевизора, смотреть научно-популярные фильмы о затерянных мирах и мифических цивилизациях, есть из одной тарелки и поочередно гонять друг друга заваривать чай.
   А потом Кати отвозила В. на тенистую улицу старого дачного, а ныне коттеджного поселка и наступал понедельник.

* * *

   Кати постоянно задавалась вопросом, почему же у них никогда ничего не было с В. Уже случилось столько объятий, столько неслучайных прикосновений. Он частенько держал ее за руку, наворачивая круги по МКАДу, бесцельно странствуя по замкнутому кругу, делился сокровенным и смешным. Они могли пить пиво из мутных бутылок, сидя на кованой лавочке у дома и во всеуслышание, пугая соседских собак, распевать Цоя. Но дальше ничего не шло. Он не звал ее на свидания – а просто вез обедать или гулять, он не делал ей подарков и не дарил цветов – а молча обеспечил работой, жильем и машиной. Он был рядом, но не с ней.
   Кати же боялась делать первый шаг из страха все испортить. А вдруг не заладится? Что тогда? Ей придется уходить с работы? Бросать все и начинать с нуля? Когда же у нее налаживалась личная жизнь где-то и с кем-то, В. начинал с позиции старшего товарища объяснять Кати, что кандидат выбран неверно, расставлять акценты на недостатках и все чаще появляться в нерабочее время возле Кати.
   Так продолжалось практически два с половиной года.

Мечты о любви: несбыточные
2006 год

   В разные годы мы пели разные гимны, раскрашивали разные флаги. Но что любви до флагов и слов… Ведь мы любили сквозь секс и масштабную порнографию, потому что нам дико хотелось любить…

ДД

   Когда Кати отворяла легкие и податливые двери «Сатурна», порой сама не верила, что приложила руку к тому, что стало с безликим заброшенным зданием. Ведь в бассейне, где еще вчера хранились оптовые партии резины для «Жигулей», теперь крикливо и радостно бултыхались дети, учились плавать, фыркали и шмыгали от попадающей в нос хлорки. Дамы постарше заходили посмотреть на молодняк, играющий в одинаковых облегающих плавках в водное поло, повспоминать себя в двадцать, завидовать молодым дочерям, натянуть потуже резиновую шапочку и плыть. От бортика до бортика. От дня рождения к пенсии.
   Кати царственно восседала на одном из лежаков, расставленных по периметру бассейна, и составляла расписание инструкторов на праздничные дни – согласно нововведениям в середине июня страна отдыхала пять дней подряд. И снова нужно было менять планы, ставить замены и выкручиваться… У Кати же не существовало праздников и выходных.
   Как давно она развязно танцевала под игривую латиноамериканскую музыку или спала до обеда, отправив телефоны в корзину с грязным бельем? Когда в последний раз гуляла с друзьями по Лефортово, добредая до Басурманских склепов? А раньше она так любила усадебно-дворцовую Москву, легенды о Франце Лефорте и тишину Введенского кладбища. Кати разглядывала все происходящее в «Сатурне», как будто делала это в последний раз, и это странное ощущение вызвало тахикардию и испуг. Опять эти бабские предчувствия беды – они охватывают изнутри, зажимая нити чувств клешнями, как будто неясная сущность забирается на плечи, и легкость, которая была еще несколько минут назад, вдруг сменяется смятением, предвестиями и страхом. Страхом неизвестного.
   Кати пыталась отбросить прочь эти мысли и снова погрузилась в работу, лишь иногда вздрагивая и пытаясь стряхнуть с плеч тяжесть нашептанных неведомой Пифией прорицаний.
   Спустя пару минут, в которые Кати показалось, будто липкий вязкий воздух наполнил помещение, в «Сатурн» подтянулась Сашка, та, с которой три года назад они исхаживали все Никольское вдоль и поперек до самой М7 и мечтали именно об этом моменте работы и свободы, который сейчас уже воспринимался как обыденность. Время утекло сквозь пальцы, туда же просочилась отрада от сбывшейся и сотворенной своими руками мечты. Они стали реже созваниваться по личным вопросам, оставляя все больше места работе – как-никак теперь Кати решала, что и кому из них вести, а это всегда давит на больное самолюбие былых подруг.
   Так случилось и с этим разговором. Какие-то споры и капля воспоминаний.
   – Да не могу я поставить детскую группу раньше, чем на два часа. Тем более что она от семи до двенадцати. Кто из детей в летние каникулы встает раньше одиннадцати? – Кати пыталась объяснить свою позицию. – Пока позавтракают, доедут.
   – Но ты же знаешь, что у меня еще занятия в «Планете Фитнес»! А по пробкам мне ехать-собираться-парковаться как минимум минут двадцать.
   – Сань, я тебе давно говорила – на двух стульях одной жопой не усидишь, тем более твоей. Или толстей – или выбирай.
   – А нельзя тогда на четверг перенести детскую группу?
   – И что мне из-за тебя все расписание менять? – недоумевала Кати.
   – Можешь еще звезду почета и орден дать. Ладно, давай на час – позже никак.
   – И все два часа без того, чтобы отпускать пораньше? – Кати требовалась четкость.
   – И даже без опозданий, – разбрасывалась обещаниями Сашка, пока не отвлеклась на В.

* * *

   В. сегодня не работал в городе и потому, проплыв несколько километров в бассейне, облачился в пушистый махровый халат с ярко-желтой эмблемой «Сатурн» и теперь вальяжно семенил в сторону сауны. Кати навсегда запомнила, как привезли полотенца, халаты и тапочки их спортклуба – именно тогда она почувствовала, что все случившееся – реальность, а не просто разработанный в голове бизнес-план. Проходя мимо Кати, В. как-то наполовину по-отечески, наполовину по-мужски поцеловал ее в темечко, улыбнулся и, не проронив ни слова, ушел.
   – Слушай, давно хотела спросить, у вас роман-то есть? – не могла сдержать своего любопытства Сашка.
   – Нет.
   – А почему? – Ее действительно ввел в ступор ответ Кати.
   – Сама не знаю.
   – Не нравится, что ли? Или женат?
   – Не женат. И нравится. Просто я его боюсь – а он меня близко не подпускает. Так и живем на расстоянии вытянутой руки.
   – Странно. Он же тебе и машину купил, и вон – посмотри вокруг: тебе двадцать один – а ты директор спортивного клуба. Благодаря его участию, кстати.
   – Во-первых, не директор, а управляющая, а во-вторых, ты только не строй из него добродетеля – он все-таки имеет свои сорок пять процентов клуба и прибыли. И машину я взяла у него в кредит.
   – Да, но мог бы иметь все сто и заниматься этим без тебя.
   – Да, мог бы, но со мной же веселее?
   Или нет? А правда? Почему В. не мог заниматься «Сатурном» без Кати? Тем более что этот доход – капля в море в финансовой истории В.
   В тот вечер Кати не могла уснуть, ворочалась с боку на бок и спустя час перебралась с одного конца кровати на другой. А терзали ее вопросы вроде «Почему у них с В. никогда не было даже банального секса?» Он же мужчина в самом расцвете сил, она молодая, приятная девушка. Да, несколько раз были ситуации, когда, казалось, вот-вот он ее поцелует – или это сейчас так вспоминалось. Когда около двух ночи вопросы стали размножаться в геометрической прогрессии, Кати накинула на себя первое попавшееся платье и прыгнула в машину. Несколько раз она думала позвонить В. и предупредить о своем приезде. Сказать, что ей всего-то нужно пять минут, чтобы поговорить и все выяснить. Но она и сама не заметила, как, держа в руке телефон, оказалась у ворот его дома в Салтыковке.

* * *

   Далекий лай собак разрезал позднюю ночь на обрывки чужих снов. От шума мотора проснулся спящий в теплое время года во дворе алабай В. по имени Грант. Он лаял грозно, как будто отправлял Кати по всем нецензурным направлениям, но та не сдавалась: начала мигать дальним светом – прекрасно зная, что окна спальни В. выходят на уличную сторону.
   Не подействовало.
   Тогда Кати, взъерошенная, в длинном трикотажном платье, напоминающем халат, вышла из машины и начала нетерпеливо теребить звонок на высокой чугунной калитке.
   Грант стих, а возле крыльца загорелся свет, калитка с щелчком открылась, и Кати направилась в сторону дома – В. стоял в дверях в пижамных штанах на голое тело.
   – Что-то случилось? – сонно спросил он, пытаясь сообразить, который час.
   – Да. Случилось. Прошло три года. Я так больше не могу. Я думала, любовь живет три года – но моя слишком живучая. И я сейчас лежала в кровати и думала, почему у нас не было романа. Почему у нас с тобой до сих пор не было ничего, даже секса? А потом поняла, что у нас с тобой никогда и не будет романа. И в этот момент мне стало так обидно, что я лежала, переживала, била кулаком подушки…
   – И ты решила меня разбудить? Чтобы не одной обидно было? – В. жестом показал, что с подобными речами лучше пройти в дом или на террасу в глубине двора.
   – Я с тобой серьезно. А ты все время шутишь.
   – Да не шучу я. Просто я такой, – В. подошел к бару, налил бокал вина, потом кинул взгляд на Кати, перелил содержимое в большой резной стакан из бледно-лилового стекла и, заполнив его доверху, протянул ей для успокоения.
   – И такой ты мне нужен. – Кати покорно взяла стакан и подняла взгляд на В. Он присел на корточки и ладонями обхватил руку Кати.
   – Мне сорок, тебе – двадцать один… И пусть почти двадцать два – все равно между нами практически двадцать лет разницы. Зачем я тебе нужен? Мы с тобой находимся по разные стороны от молодости – я уже давно перешагнул на сторону заката, в то время как ты гуляешь по предрассветному туману. Найди себе молодого и будь всегда неправа. В чем проблема-то? Кто мне рассказывал, что ищет прекрасного принца с ужасным характером? Я уже слишком стар, чтобы быть принцем. Ты молодая – у тебя еще вся жизнь впереди.
   – В чем проблема?! – Кати перешла на крик. – Проблема в тебе. Что стоит мне кого-то найти, ты сразу натягиваешь свой поводок. Начинаешь звонить, шутить свои шутки про то, какие у нас красивые будут дети. Заявляться ко мне в три часа ночи с бутылкой вина, сидеть молча или рассказывать про свою молодость, а потом в четыре часа, нелепо обняв, сбегать спать в гостиную на диван! Это ты ведешь себя, как будто тебе двадцать один. А мне сорок. Вот скажи мне прямо сейчас – ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ! Произнеси это вслух. Озвучь – может, тогда мне полегчает.
   – Ты мне нравишься, и ты это знаешь.
   – Тогда уже я спрошу, в чем проблема? Почему у нас никогда ничего не было?
   – Проблем у нас не было именно потому, что у нас ничего не было. Ну что, мне надо было обязательно спать с тобой? – В. поднялся и перебрался в кресло.
   – Ну хотя бы – да! – возмущенно выпалила Кати.
   – И зачем? Секс в нашем с тобой случае ведет к отношениям.
   – И-и-и-и-и-и-и-и…
   – А я в отношениях ценю простоту и удобство, комфорт. Ты пойми, чувства, эмоции – это все здорово, классно… Но это иногда не для жизни… Да, ты вызываешь во мне массу переживаний и чувств. С тобой весело, интересно, здорово – но я уже прекрасно в силу возраста понимаю, что мы не сможем комфортно для нас обоих сосуществовать, если будем вместе… Что ты сама же сбежишь через две недели, потому что яркие краски – да, но в остальном я человек взрослый и бездушный, я не готов размениваться и переживать по мелочам. Я хочу свободы. А ты пока вряд ли меня поймешь – люди не принадлежат друг другу, и все, что можно получить от человека – это ровно то, что он готов тебе дать. А ты не готова мне дать молчаливый комфорт и уют. Ты не готова быть той, кто просто молчит и не задает вопросов. Да, я эгоист. И я не хочу, чтобы ты сейчас окунулась во всю пучину разочарований, пусть еще попрыгают перед тобой те, кто верит, что миром правит любовь, будут готовы к сценам, скандалам, всем этим краскам… Ты на самом деле не готова быть со мной. С тем, кто я есть на самом деле. Вот с этим, – В. показал на себя, – человеком, которому, как это ни мерзко звучит, уже практически все в этой жизни параллельно. Я не романтик. И мне уже не двадцать один. Повторюсь, тебе это не надо.
   – Откуда ты знаешь? Ты что, меня настолько хорошо выучил, что можешь с уверенностью сказать, что я чувствую и что мне надо по жизни? – Кати практически залпом осушила стакан и, приподняв его, показала, что не откажется от повторения.
   – Ты мне сейчас не поверишь – но именно так!
   Внутри Кати все смешалось: злость, недоумение, слезы.
   – У тебя есть сейчас женщина? – как будто всеведующая Пифия, расположившаяся на плече, снова шепнула Кати тайну, а та ее вмиг озвучила.
   – Ну, есть – и что это меняет? Если тебя это утешит – я ее не люблю, по крайней мере, в твоем понимании любви. – В. присел к Кати и скользнул взглядом по ее лицу.
   Он оказался совсем близко с ней и попытался обнять, но Кати неоднозначно и нервно увернулась.
   – Ты пойми, я вообще не уверен, что мне это все надо – чтобы кто-то маячил у меня перед глазами каждый день. Это сначала тебе кажется, что ты готов вытерпеть все – только потому, что ты любишь. Но потом ты понимаешь, что любовь со временем уходит вместе с терпением. И начинаются измены, ругань – но зачем мне все это тебе рассказывать. Ты ж потом замуж не пойдешь? – В. смеялся, и теперь Кати становилась ясна природа его шуток, а то, что с каждым последующим словом его голос становился все более убаюкивающим, начинало ее злить.
   – Если ты все знаешь, поведай, что со мной будет дальше?
   – Ты выйдешь замуж за молодого и будешь всегда неправа.
   – Твои слова – да Богу в уши. Вот ты мне тогда скажи, на фига было проводить со мной столько времени? Видеться через день, звонить через час, помогать мне во всем, быть рядом, держать за руку… Ты мне ответь, когда ты тогда приехал ко мне в три часа ночи с бутылкой вина – это был дружеский визит?
   – Мы оба знаем, что не существует дружбы между мужчиной и женщиной.
   – Ты мне так и не ответил, зачем? – Кати в силу возраста встала в позу и пыталась изо всех сил прижать В. к стенке, раздвигая ненужные границы откровенности. Она знала, что за этими границами лежит боль. Боль, способная ее излечить и уберечь от бездушной, немой и неразделенной любви.
   – А разве у всего на свете есть причины? Разве не бывает так, что люди просто хотят и делают? Только не надо мне сейчас петь про ответственность, что я должен был понимать, что ты можешь влюбиться. Я же не говорю, что я холодная глыба без чувств. Кстати, будь я именно таким – я бы поимел тебя еще в первый день. – В. взял пример с Кати, подошел к бару и налил себе бокал рома со льдом.
   – Тогда я уже ничего не понимаю. – Кати вышла на задний двор и присела на ступеньки крыльца. – Но ты же меня ревнуешь.
   – Ревную, и это неправильно. Но я же – мужчина. – В. последовал за ней и присел рядом. Он обнял Кати и еще несколько раз поцеловал в висок.
   – Вот! Ты опять это делаешь! – Кати встрепенулась. И как будто взвизгнула, выпустив эмоции на волю.
   – Да что именно я делаю?
   – Ты допускаешь нежность. Притягиваешь к себе. А потом разворачиваешься и уходишь! Вот так каждый раз.
   – Но я не разворачиваюсь и не ухожу. Я сижу тут рядом.
   – Посмотрим, на сколько тебя хватит. – Кати готова была расплакаться, но глотала слезы с обидой залпом. А в мыслях крутилось только одно: «Он меня не любит. Когда мужчина любит женщину – он сделает все, чтобы быть с ней рядом. Но он же рядом… Как просто человек… Но не как мужчина…»
   – Ну зачем ты решила сейчас все это поднимать со дна и выяснять? Ты выдернула нас из спокойного добродушного мира без сложностей и упреков. Мы наслаждались тем, что было, и не требовали ничего взамен. – В. хотелось вернуть события во вчерашнее русло – до этого разговора, когда все казалось ясным, четким, как ровная геометрическая фигура на экзаменационном чертеже. Да… Ясным… Но ясным лишь для него.
   – А не ты ли меня учил, что, когда оторвал мухе одно крыло, гуманнее ее добить. Помнишь, мы с тобой возвращались в Москву – и уже здесь, на Вишняковском шоссе, машина перед нами сбила пса, такого черного и мохнатого… с висящими ушками… – В кризисных ситуациях в голове Кати всплывали все незалеченные раны от впечатлений юности. Вся жестокость жизни наполняла ее до верха и яростным порывом вырывалась на окружающих.
   – Ты даже запомнила, какие у него были уши… Зачем? – В. терпеть не мог жалостливых разговоров о несправедливости мира.
   – Так вот, помнишь, когда его сбили и я кричала: «Давай остановимся и отвезем в больницу», он же еще визжал тогда… Что ты сказал? Ты сказал, что гуманнее его добить и что он все равно умрет по дороге у меня на руках.
   – Ты же понимаешь, что я просто не хотел, чтобы потом ты две недели ревела и винила себя. – В. начинал раздражать тот факт, что Кати в силу возраста не понимала банальных жизненных истин.
   – Но я и так винила, что мы не остановились. И вот сейчас я следую твоему совету. Я пытаюсь добить свои сбитые чувства, лежащие и визжащие на обочине. Расставить точки, стереть вопросы и дать возможность себе найти счастье. Если рядом с тобой его для меня нет.
   – Но я тебя не держу.
   – Нет, ты держишь! – Кати настаивала на своем и отказывалась прислушаться к В. – жажда противоречий и затухающая надежда на любовь давали о себе знать.
   – Ты просто сама до этого момента не искала поводов уйти.
   Кати встала с крыльца и направилась в дальнюю часть дома, где было темно и не проявлялись, как на негативе, слезы. Она заметила, насколько опрятно и чисто было прибрано в доме, как будто черти вылизывали. Часы били полночь. И больно били.