Страница:
На шестой день после убийства Валентины Соколовой, Леонид Иванович Титаров начал допрос Саренпи, который и не отрицал, что ранее знал Соколову.
– Я познакомился с ней в автобусе, еще в прошлом году. Работаю на маршруте Александров – Карабаново, а Валентина живет в Карабаново. Изредка я встречал ее и на улице. Иногда мы здоровались. Пятого марта я не работал. Заболел ангиной, и мне выдали больничный лист. Случайно через окно увидел своего старого приятеля Юрия Иванова. Я окликнул его, и он зашел ко мне домой. Юрий направлялся в ГИБДД получать права, и так как мне делать было нечего, а чувствовал я себя лучше, то пошел с ним прогуляться. Водительское удостоверение ему выдали лишь около шести часов вечера. После семи мы с Ивановым зашли в ресторан гостиницы, чтобы отметить получение прав. Заказали бутылку водки, две бутылки лимонада. Потом взяли еще бутылку сухого вина. Сидели, разговаривали. Домой я пришел около 23 часов.
Подруги по работе рассказали, что у Соколовой имелась лакированная хозяйственная сумка серо-голубого цвета. Обнаруженная в овраге у газораздаточной будки сумка была пуста. Но перед уходом с работы Валентина положила в нее чашки, подаренные ей к 8 Марта, и только что полученную зарплату.
В тот же день в квартире Саренпи был произведен обыск, во время которого в кармане его рабочей куртки обнаружили коричневый кошелек с подкладкой из красного шелка, а в шкафу четыре фарфоровые чашки с черно-красным рисунком и золотистым ободком по верхнему краю. Вещи эти принадлежали Соколовой. Кроме того, при обыске был изъят новый костюм из джинсовой ткани, который, как было установлено, Саренпя купил 6 марта, на следующий день после убийства девушки.
Улики были серьезные, но Титаров не спешил. На следующий день он целых четыре часа допрашивал Юрия Иванова. Следователь предупредил его о серьезности беседы, сразу же сказав, что дело, по которому он вызван, связано с убийством.
Иванов в основном подтвердил показания Саренпи, за исключением одной детали.
– Вечером из ресторана мы вышли не в начале одиннадцатого, а около девяти часов вечера, – уточнил он. – Расстались минут через десять…
Это была существенная поправка к показаниям Саренпи.
– Что же он делал два часа – с 21 до 23 вечера? – размышлял Титаров. – Соколова ушла с работы около десяти часов. Смерть ее, по данным судебно-медицинской экспертизы, наступила поздно вечером 5 марта. Саренпя говорит, что он пришел домой в двадцать три часа… Два часа, минимум полтора, из его показаний, если верить Иванову, определенно выпадают.
К этому же времени разными лицами были обнаружены многие личные вещи Соколовой, находившиеся у нее в сумке. За огородом дома № 10 по улице Вокзальной была найдена расческа Валентины, рядом у забора – ее записная книжка. Во дворе по улице Октябрьской – массажная щетка для волос и тюбик губной помады. Конверт от письма, адресованного Соколовой, нашел на Кооперативной улице гражданин Бутырин. Все эти вещи, опознанные матерью Вали и ее подругами, были приобщены к делу.
Любопытная и важная деталь – места обнаружения вещей последовательно указали на путь Саренпи домой после совершения преступления. Чашки и деньги из сумки Саренпя взял с собой, остальные, бесполезные для него предметы выбросил по дороге…
Итак, следствие располагало более чем бесспорными доказательствами его виновности в убийстве Валентины Соколовой. Но со времени смерти Агеевой прошло почти четыре месяца, и одним из важных звеньев в цепи улик против Саренпи стали его собственные зубы.
Когда Саренпя был задержан, первое, что ему предложили сделать, это открыть рот.
– Вы нас не поняли, – сказали ему, – покажите ваши зубы.
Губы его медленно, словно нехотя, приподнялись. Его лицо показалось мне застывшей маской из древней трагедии, но я ничего не видел на этом лице, кроме зубов. В коварной полуулыбке черты его растворились, отошли куда-то вдаль. Белые, с легкой желтизной зубы словно фосфоресцировали, хотя в комнате было светло. Широкие лопаточки резцов, острые хищные клыки, где-то в глубине рта тяжелыми валунами затаились коренные зубы. Хорошо развитая нижняя челюсть казалась странной по сравнению с довольно узким и худощавым лицом. Передние зубы верхней челюсти выдавались вперед, на нижней отсутствовал четвертый зуб справа…
Предположение профессора В. Ю. Курляндского подтвердилось. Теперь Саренпе предстоял путь в Москву. С челюстей преступника опытные стоматологи-ортопеды изготовили зеркальные гипсовые слепки, необходимые для идентификационной судебно-медицинской экспертизы.
Предварительное следствие подходило к концу, но Саренпя, находившийся в одиночной камере, вдруг повел себя довольно странно. Внезапно он отказался от своих первоначальных показаний и попытался направить следствие по ложному следу. Потом замкнулся, ушел в себя и вообще отказался от дачи показаний. С приближением дня суда воображение его заходило все дальше. Он передал следователю записи, где написал об угрожающей ему расправе и преследующих его лицах. Сомнения в полноценности его психического состояния явились поводом к назначению судебно-психиатрической экспертизы.
Такая экспертиза, как правило, проводится комиссией в составе трех врачей, один из которых, наиболее опытный, является председателем комиссии. Необходимость ее вызывается тем обстоятельством, что одно из обязательных условий признания виновности обвиняемого – это его вменяемость. К человеку невменяемому какие-либо санкции, предусмотренные законом, не могут быть применены, сколь бы тяжкое преступление он ни совершил.
Итак, три опытных врача из областной психиатрической больницы, освидетельствовав Саренпю и ознакомившись с материалами дела, пришли к такому заключению: «Саренпя В. Р. психическим заболеванием не страдает. Его отклонения от этических норм не могут рассматриваться в качестве болезненных признаков, поскольку имеют изолированный характер… Во время совершения преступлений он признаков какого-либо временного болезненного расстройства душевной деятельности также не обнаруживал, а находился в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому, как лицо, не страдающее психическим заболеванием, Саренпю в отношении инкриминируемых ему правонарушений следует считать вменяемым».
Суд над Владимиром Саренпей состоялся осенью, в конце сентября. Был вынесен суровый приговор – расстрел, воспринятый всеми в те далекие годы с подлинным удовлетворением. Судебная коллегия Верховного Суда страны оставила приговор без изменений.
Свидетель обвинения
Она стояла перед судом, прокурором, адвокатами, людьми, находившимися в зале, и плакала. Слезы катились по лицу, оставляя на щеках черные полосы. Но ни один человек из присутствующих не верил ей. Ибо плачем эта женщина хотела убедить всех, что ее показания правдивы, хотя говорила она заведомую ложь. В нескольких метрах от нее были потерпевшие – жена и мать убитого, дальше – за барьером – двое обвиняемых. Теперь, когда суд располагал неопровержимыми доказательствами их вины, эти слезы были таким кощунством и надругательством над памятью погибшего, что даже сами обвиняемые равнодушно смотрели мимо плачущей свидетельницы, а судья равнодушно попросил ее успокоиться и вызвал следующего свидетеля.
В зал вошла тоненькая светловолосая девушка в коричневой кофточке крупной вязки и повернулась лицом к плакавшей женщине, еще не успевшей сесть.
– Вы говорите неправду, – сказала она. Глаза ее ярко вспыхнули, а лицо окрасил румянец гнева. – Когда я остановила автобус, чтобы отвезти раненого в больницу, вы были первым человеком, который оказался рядом. Они, – она кивнула в сторону обвиняемых, – уже убежали, вы сказали, что все видели и знаете одного из них. Он живет у рыбного магазина, сказали вы, и назвали фамилию. Да, я точно помню, вы назвали фамилию, но какую – забыла. Слишком быстро все произошло и слишком страшно это было. И потом, когда машина уже увезла его, вы еще раз повторили, что знаете одного из них. Почему вы не хотите рассказать суду правду?
Женщина не переставала плакать. Теперь она вытирала слезы концом платка, все еще надеясь, что ей поверят. Судья жестом усадил ее на место и, посоветовавшись с заседателями, объявил перерыв. В этом коротком поединке правды и лжи меня поразило слепое, близкое к фанатизму стремление немолодой уже женщины слезами вызвать к себе доверие.
За годы работы мне не раз приходилось бывать в судах и видеть сотни свидетелей: молодых и пожилых, мужчин и женщин, даже детей, родственников обвиняемых и потерпевших, их близких знакомых, соседей, сослуживцев, просто посторонних лиц. Большинство из них говорили правду, некоторые – чаще всего родственники или близкие друзья – умалчивали об отдельных фактах, иногда давали неверные показания, пытаясь представить обвиняемых в более выгодном свете. Плачущего свидетеля, желающего слезами поколебать весы правосудия, я видел впервые.
Случилось это в городе Гусь-Хрустальном. Сухие строки милицейского протокола свидетельствуют о том, что в воскресенье, 3 октября, около 21 часа на улице Калинина, рядом с проходной завода «Стекловолокно», неизвестный преступник нанес ножевое ранение Дмитрию Николаеву, молодому человеку 24 лет, студенту лесотехнического техникума.
Хотя этот случай произошел в центре города, когда на улицах было много людей, следствию пришлось проделать большую работу, прежде чем преступники (их оказалось двое) были установлены. События развивались настолько стремительно, что очевидцам за считаные секунды, когда, как при обрыве ленты, на киноэкране начинает мелькать множество лиц и трудно понять, что же все-таки происходит, сразу невозможно было объективно разобраться в происшедшем. Через день в районной газете появилось объявление: «Просим всех граждан, которым что-либо известно о совершенном 3 октября около 21 часа на улице Калинина преступлении, сообщить об этом прокуратуре или по телефону 02». Бригада, ведущая расследование, опросила около шестидесяти свидетелей, прежде чем полностью удалось восстановить события трагического вечера.
Было установлено, что в этот воскресный день Сергей Попов и Константин Маркин, выпив бутылку водки и несколько бутылок вина, решили «культурно» завершить свой досуг. Они отправились в кинотеатр «Алмаз» на 19-часовой сеанс, во время которого от выпитого спиртного Попову стало плохо, и контролер предложила им покинуть зрительный зал. Приятели вышли на улицу и направились в сторону завода «Стекловолокно», нецензурно бранясь. По дороге им встретились Николаев с женой, возвращавшиеся домой от родителей. Сделав несколько шагов навстречу идущим, Маркин, цинично ухмыляясь, сказал Николаеву:
– Познакомь меня со своей девушкой.
– Это моя жена, – ответил Николаев, обходя пьяных стороной, но тут же получил удар кулаком в лицо. Дмитрий, занимавшийся боксом в армии и техникуме, быстро сориентировался и, защищаясь, нанес ответный удар. Тогда Попов, стоявший до этого в стороне, подбежал сбоку и ударил Николаева два раза ножом в область шеи. Вот что рассказывала на суде об этих трагических минутах жена Дмитрия Марина Владимировна:
– Когда один из парней ударил Диму, он оттолкнул меня и сам ударил нападавшего. Парень отлетел к газону. Упал он или нет, я не видела. Дима повернулся ко мне и взял за руку, но в это время второй парень, который стоял у калитки, бросился на него сзади. Дима упал, а парни стали его, лежащего, бить ногами. Я закричала: «Помогите!» Тогда они оставили мужа и побежали в сторону центра. Какие-то ребята помогли положить Диму в остановившийся автобус и довезти до больницы. Там я обратила внимание на часы – было 20 часов 50 минут, то есть все это заняло 10–15 минут.
Нож, которым, как предполагалось, были нанесены ранения Николаеву, изъяли у Попова не сразу. Он имел время, чтобы «поработать» над ним, и, вероятно, тщательно вымыв, смыл с клинка кровь, одну из важнейших улик совершенного преступления. Поэтому, когда нож и чехол, в котором он находился, эксперты-биологи подвергли тщательному исследованию, следов крови на них они не обнаружили.
…После биологического исследования нож Попова вместе с одеждой, в которую был одет Николаев, следователь прокуратуры направил в медико-криминалистическое отделение судебно-медицинской лаборатории.
На рабочей папке, в которой находилось постановление следователя, появилось сначала всего несколько слов: «Установление орудия травмы (ножа)». Но установить орудие в данном случае было очень трудно: преступник успел смыть с него кровь. Сложность экспертизы состояла еще и в том, что злоумышленник нанес Дмитрию два удара, причем второе ранение он причинил лишь мгновением позже первого, полностью не вынув нож из раны.
Он мог выбросить нож, ставший орудием убийства, куда-то спрятать его (чаще всего преступники так и поступают), но и теперь, после совершенного, ему не хотелось расставаться с этой изящной блестящей вещицей, которую он всегда носил в кармане. Привычка носить нож с собой оказалась выше страха. На одежде Николаева – светло-кофейной куртке, пиджаке и рубашке – имелись отверстия необычной формы, по виду отдаленно напоминающие фигуру летящей ласточки. Они появились от нанесения двух ударов в одно и то же место.
Преступникам все хотелось предусмотреть, уничтожить все улики. Но возможно ли это? И хотя на ноже крови не нашли, при осмотре куртки Маркина эксперт-биолог Ирина Петровна Иванникова обратила внимание на пять буроватых пятен, расположенных на подкладке левого кармана. Предварительные пробы и специфическая реакция преципитации показали, что это кровь человека. Но вот совпадение, и совсем некстати: у Маркина оказалась кровь той же группы!
В зале суда между экспертами и обвиняемыми произошел следующий диалог:
– Маркин, объясните, откуда появилась кровь в левом кармане вашей куртки?
– За несколько дней до задержания я оцарапал руку. Вероятно, от царапины и осталась кровь на куртке.
– Но при судебно-медицинском освидетельствовании никаких повреждений на ваших руках обнаружено не было.
Молчание. Потом после небольшой паузы:
– Тогда объяснить происхождение пятен крови не могу. Может быть, она осталась от моего брата, который когда-то надевал куртку…
Смех в зале. Представительствующий обращается к экспертам:
– Каково, по вашему мнению, происхождение крови на кармане куртки Маркина?
Ответ:
– Пять мелких, расположенных почти на одной линии пятен крови, имеющих равное расстояние друг от друга, вероятнее всего, образованы при контакте окровавленной руки человека с тканью пиджака.
– Стало быть, вы не исключаете возможность образования этих пятен от пальцев Маркина, испачканных кровью Николаева?
– Такая возможность не исключается.
Знай Маркин, с какими опытными экспертами ему предстоит вступить в поединок на суде, возможно, он не стал бы лгать, давать по-детски наивные показания.
Попов окончил ФЗУ, началась его трудовая жизнь. Время от времени она прерывалась: доставка в вытрезвитель, прогулы, появление на работе в нетрезвом виде.
За несколько месяцев до описываемых событий проявился грозный симптом далеко зашедшей «болезни». Не пройди он безнаказанно для Попова, Дима Николаев остался бы жив. Итак, 9 мая. День Победы. После полудня гр-н Соболев, живший с Поповым в одном подъезде, услышал громкие удары в дверь своей квартиры. Открыв ее, он увидел пьяного соседа, который держал в руке большой кухонный нож. Закричав, что он зарежет Андрея, сына Соболева, Попов замахнулся на хозяина ножом. Тот едва успел закрыть дверь, как клинок вонзился в нее. После этого распоясавшийся хулиган нанес ножом в дверь еще несколько ударов. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Попов не порезал ножом правую руку, повредив ладонь и сухожилия двух пальцев. На суде, показывая свое увечье, он пытался использовать его как средство спасения:
– Такой рукой, – утверждал Попов, – я не мог ни ударить человека, ни прочно держать нож.
Однако эксперты, прямо в зале суда осмотрев руку Попова, высказали мнение, что если, работая, он справлялся со своими обязанностями по управлению и уходу за машиной, то доводы о неполноценности руки следует считать необоснованными.
Итак, суд располагал неопровержимыми доказательствами вины задержанных, хотя с первого дня следствия они все отрицали, утверждая, что вечером 3 октября находились совершенно в другом месте.
Какая же из чаш правосудия более весома: научно обоснованные доводы экспертиз (их в деле целый том) или свидетельские показания? Конечно, если исходить из науки, которую мы, эксперты, представляем в суде, преимущество на нашей стороне. Объективные результаты, полученные с помощью точных приборов, экспериментальные данные, фотографии, взаимовытекающие выводы: «…Исходя из размеров и конструкции ножа, особенностей экспериментальных повреждений на теле и одежде Д. В. Николаева, полагаю, что ранения потерпевшему могли быть причинены клинком ножа, принадлежащим Попову и представленным на экспертизу… Ранения были нанесены при вертикальном положении тела в пространстве, при этом более вероятное положение нападающего было слева и несколько сбоку».
Когда из десятков людей определился круг лиц, всего несколько человек, показания которых отражали суть происшедшего, оператор завода «Стекловолокно» (женщина, плакавшая во время судебного заседания) не подтвердила слов, сказанных ею на месте преступления.
Я и сейчас вижу ее перед собой: опущенная голова, руки, перебирающие край платка, тихий голос. К счастью, были и показания другой свидетельницы, светловолосой девушки в коричневой кофточке, Надежды Завьяловой.
В кабинете следователя, на очной ставке между ними, когда гр-ка Б. впервые солгала, их было трое. И все, о чем они говорили, казалось, останется в стенах этого кабинета.
В зале суда атмосфера была иной. Лжесвидетельница увидела десятки требовательных глаз, со многими людьми она была знакома, здоровалась при встрече на улице, им правда о случившемся была нужна не меньше, чем суду и представителям обвинения. Тогда-то она и заплакала, во спасение от собственной лжи.
До сих пор речь шла об обвиняемых, поведении свидетелей, о тонкостях расследования, но почти ничего я не сказал о потерпевшем Диме Николаеве, 24-летнем парне, который уже никогда не пройдет по тихим улицам Гусь-Хрустального. Из его характеристики: «Николаев Дмитрий в лесной техникум поступил после демобилизации из армии. На занятиях всегда был внимателен и дисциплинирован. На 1–2 курсах был старостой группы. Пользовался авторитетом среди товарищей. Увлекался спортом, занимался в секции бокса. Принимал участие в соревнованиях по теннису. Занимался фотографией, посещал геодезический кружок. После окончания техникума мечтал поступить в лесотехнический институт. Выбыл из техникума по случаю смерти».
«Выбыл из техникума по случаю смерти.» За этой фразой страшная безвозвратная потеря не только для общества – молодого, полного сил человека. За ней и личная трагедия: сын, оставшийся без отца, жена, ожидающая второго ребенка, которого из-за внезапно свалившегося горя, ей так и не довелось родить.
Квартира номер семь
– Я познакомился с ней в автобусе, еще в прошлом году. Работаю на маршруте Александров – Карабаново, а Валентина живет в Карабаново. Изредка я встречал ее и на улице. Иногда мы здоровались. Пятого марта я не работал. Заболел ангиной, и мне выдали больничный лист. Случайно через окно увидел своего старого приятеля Юрия Иванова. Я окликнул его, и он зашел ко мне домой. Юрий направлялся в ГИБДД получать права, и так как мне делать было нечего, а чувствовал я себя лучше, то пошел с ним прогуляться. Водительское удостоверение ему выдали лишь около шести часов вечера. После семи мы с Ивановым зашли в ресторан гостиницы, чтобы отметить получение прав. Заказали бутылку водки, две бутылки лимонада. Потом взяли еще бутылку сухого вина. Сидели, разговаривали. Домой я пришел около 23 часов.
Подруги по работе рассказали, что у Соколовой имелась лакированная хозяйственная сумка серо-голубого цвета. Обнаруженная в овраге у газораздаточной будки сумка была пуста. Но перед уходом с работы Валентина положила в нее чашки, подаренные ей к 8 Марта, и только что полученную зарплату.
В тот же день в квартире Саренпи был произведен обыск, во время которого в кармане его рабочей куртки обнаружили коричневый кошелек с подкладкой из красного шелка, а в шкафу четыре фарфоровые чашки с черно-красным рисунком и золотистым ободком по верхнему краю. Вещи эти принадлежали Соколовой. Кроме того, при обыске был изъят новый костюм из джинсовой ткани, который, как было установлено, Саренпя купил 6 марта, на следующий день после убийства девушки.
Улики были серьезные, но Титаров не спешил. На следующий день он целых четыре часа допрашивал Юрия Иванова. Следователь предупредил его о серьезности беседы, сразу же сказав, что дело, по которому он вызван, связано с убийством.
Иванов в основном подтвердил показания Саренпи, за исключением одной детали.
– Вечером из ресторана мы вышли не в начале одиннадцатого, а около девяти часов вечера, – уточнил он. – Расстались минут через десять…
Это была существенная поправка к показаниям Саренпи.
– Что же он делал два часа – с 21 до 23 вечера? – размышлял Титаров. – Соколова ушла с работы около десяти часов. Смерть ее, по данным судебно-медицинской экспертизы, наступила поздно вечером 5 марта. Саренпя говорит, что он пришел домой в двадцать три часа… Два часа, минимум полтора, из его показаний, если верить Иванову, определенно выпадают.
* * *
Работа следователя сложна и кропотлива. До предъявления Саренпе обвинения Титаров опросил множество свидетелей – людей, работавших с Агеевой и Соколовой, других потерпевших женщин.К этому же времени разными лицами были обнаружены многие личные вещи Соколовой, находившиеся у нее в сумке. За огородом дома № 10 по улице Вокзальной была найдена расческа Валентины, рядом у забора – ее записная книжка. Во дворе по улице Октябрьской – массажная щетка для волос и тюбик губной помады. Конверт от письма, адресованного Соколовой, нашел на Кооперативной улице гражданин Бутырин. Все эти вещи, опознанные матерью Вали и ее подругами, были приобщены к делу.
Любопытная и важная деталь – места обнаружения вещей последовательно указали на путь Саренпи домой после совершения преступления. Чашки и деньги из сумки Саренпя взял с собой, остальные, бесполезные для него предметы выбросил по дороге…
Итак, следствие располагало более чем бесспорными доказательствами его виновности в убийстве Валентины Соколовой. Но со времени смерти Агеевой прошло почти четыре месяца, и одним из важных звеньев в цепи улик против Саренпи стали его собственные зубы.
Когда Саренпя был задержан, первое, что ему предложили сделать, это открыть рот.
– Вы нас не поняли, – сказали ему, – покажите ваши зубы.
Губы его медленно, словно нехотя, приподнялись. Его лицо показалось мне застывшей маской из древней трагедии, но я ничего не видел на этом лице, кроме зубов. В коварной полуулыбке черты его растворились, отошли куда-то вдаль. Белые, с легкой желтизной зубы словно фосфоресцировали, хотя в комнате было светло. Широкие лопаточки резцов, острые хищные клыки, где-то в глубине рта тяжелыми валунами затаились коренные зубы. Хорошо развитая нижняя челюсть казалась странной по сравнению с довольно узким и худощавым лицом. Передние зубы верхней челюсти выдавались вперед, на нижней отсутствовал четвертый зуб справа…
Предположение профессора В. Ю. Курляндского подтвердилось. Теперь Саренпе предстоял путь в Москву. С челюстей преступника опытные стоматологи-ортопеды изготовили зеркальные гипсовые слепки, необходимые для идентификационной судебно-медицинской экспертизы.
* * *
Коронки зубов (часть зуба, выходящая в полость рта) имеют различную форму и величину, индивидуальным признаком является также расстояние между зубами. Но особенно важны отклонения в строении зубов у конкретного лица, так называемые аномалии (отсутствие отдельных зубов, изменение их формы, состояние зубов при смыкании челюстей – прикус и т. п.), имеющие врожденный характер, и изменения приобретенные, возникающие при заболеваниях и травмах зубов (пломбы, дефекты на зубах травматического и профессионального характера, зубные протезы).СПРАВКА
Теперь известно, что тело преступника № 1 в мировой истории – Адольфа Гитлера – после сожжения было идентифицировано коллективными усилиями судебных медиков и стоматологов. Гитлер покончил жизнь самоубийством, раздавив во рту ампулу с цианистым калием, потом его тело облили бензином и подожгли. Обгоревшие останки Гитлера и Евы Браун, полностью непригодные для идентификации личности, были обнаружены 4 мая 1945 года в подвальном помещении имперской канцелярии. Однако зубы, которые из-за твердости ткани хорошо противостоят различным механическим и температурным воздействиям, отлично сохранились. Эксперты, которыми руководил главный судебно-медицинский эксперт 1-го Белорусского фронта Ф. И. Шкаравский, изъяли зубы неизвестного мужчины и с помощью личных дантистов фюрера К. Хойзерман и Ф. Эхтмана установили, что покойным является не кто иной, как А. Гитлер. Во рту у него были обнаружены также кусочки стекла, составляющие ранее стенки медицинской ампулы, а при судебно-химическом исследовании органов – цианистые соединения.
* * *
По делу Саренпи было проведено около двадцати различных экспертиз (криминалистических, судебно-медицинских, дактилоскопических и др.), но наибольшее психологическое воздействие на преступника оказал результат медико-криминалистической экспертизы. Именно после нее Саренпя понял бессмысленность его наивных попыток уйти от ответственности и начал давать правдивые показания. В выводах ее, в частности, говорится: «Возможность того, что следы зубов на коже тела Агеевой и Соколовой оставлены одним и тем же человеком, не исключается… Следы зубов на теле потерпевших оставлены, вероятнее всего, гражданином Саренпей Владимиром Рональдовичем…»Предварительное следствие подходило к концу, но Саренпя, находившийся в одиночной камере, вдруг повел себя довольно странно. Внезапно он отказался от своих первоначальных показаний и попытался направить следствие по ложному следу. Потом замкнулся, ушел в себя и вообще отказался от дачи показаний. С приближением дня суда воображение его заходило все дальше. Он передал следователю записи, где написал об угрожающей ему расправе и преследующих его лицах. Сомнения в полноценности его психического состояния явились поводом к назначению судебно-психиатрической экспертизы.
Такая экспертиза, как правило, проводится комиссией в составе трех врачей, один из которых, наиболее опытный, является председателем комиссии. Необходимость ее вызывается тем обстоятельством, что одно из обязательных условий признания виновности обвиняемого – это его вменяемость. К человеку невменяемому какие-либо санкции, предусмотренные законом, не могут быть применены, сколь бы тяжкое преступление он ни совершил.
Итак, три опытных врача из областной психиатрической больницы, освидетельствовав Саренпю и ознакомившись с материалами дела, пришли к такому заключению: «Саренпя В. Р. психическим заболеванием не страдает. Его отклонения от этических норм не могут рассматриваться в качестве болезненных признаков, поскольку имеют изолированный характер… Во время совершения преступлений он признаков какого-либо временного болезненного расстройства душевной деятельности также не обнаруживал, а находился в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому, как лицо, не страдающее психическим заболеванием, Саренпю в отношении инкриминируемых ему правонарушений следует считать вменяемым».
Суд над Владимиром Саренпей состоялся осенью, в конце сентября. Был вынесен суровый приговор – расстрел, воспринятый всеми в те далекие годы с подлинным удовлетворением. Судебная коллегия Верховного Суда страны оставила приговор без изменений.
Свидетель обвинения
Ложь сознательная и бессознательная всегда будет в свидетельских показаниях, и вопрос сводится не к тому, доверять или вовсе не доверять свидетельским показаниям, а к тому, чего в них больше – правды или лжи. На этот вопрос можно с уверенностью ответить, что как в жизни, так и в уголовных делах в свидетельских показаниях всегда больше правды, чем лжи. Судебные ошибки, основанные на ложных показаниях, к счастью для человечества, все-таки не правило, а исключение.
И. Якимов
Она стояла перед судом, прокурором, адвокатами, людьми, находившимися в зале, и плакала. Слезы катились по лицу, оставляя на щеках черные полосы. Но ни один человек из присутствующих не верил ей. Ибо плачем эта женщина хотела убедить всех, что ее показания правдивы, хотя говорила она заведомую ложь. В нескольких метрах от нее были потерпевшие – жена и мать убитого, дальше – за барьером – двое обвиняемых. Теперь, когда суд располагал неопровержимыми доказательствами их вины, эти слезы были таким кощунством и надругательством над памятью погибшего, что даже сами обвиняемые равнодушно смотрели мимо плачущей свидетельницы, а судья равнодушно попросил ее успокоиться и вызвал следующего свидетеля.
В зал вошла тоненькая светловолосая девушка в коричневой кофточке крупной вязки и повернулась лицом к плакавшей женщине, еще не успевшей сесть.
– Вы говорите неправду, – сказала она. Глаза ее ярко вспыхнули, а лицо окрасил румянец гнева. – Когда я остановила автобус, чтобы отвезти раненого в больницу, вы были первым человеком, который оказался рядом. Они, – она кивнула в сторону обвиняемых, – уже убежали, вы сказали, что все видели и знаете одного из них. Он живет у рыбного магазина, сказали вы, и назвали фамилию. Да, я точно помню, вы назвали фамилию, но какую – забыла. Слишком быстро все произошло и слишком страшно это было. И потом, когда машина уже увезла его, вы еще раз повторили, что знаете одного из них. Почему вы не хотите рассказать суду правду?
Женщина не переставала плакать. Теперь она вытирала слезы концом платка, все еще надеясь, что ей поверят. Судья жестом усадил ее на место и, посоветовавшись с заседателями, объявил перерыв. В этом коротком поединке правды и лжи меня поразило слепое, близкое к фанатизму стремление немолодой уже женщины слезами вызвать к себе доверие.
За годы работы мне не раз приходилось бывать в судах и видеть сотни свидетелей: молодых и пожилых, мужчин и женщин, даже детей, родственников обвиняемых и потерпевших, их близких знакомых, соседей, сослуживцев, просто посторонних лиц. Большинство из них говорили правду, некоторые – чаще всего родственники или близкие друзья – умалчивали об отдельных фактах, иногда давали неверные показания, пытаясь представить обвиняемых в более выгодном свете. Плачущего свидетеля, желающего слезами поколебать весы правосудия, я видел впервые.
Случилось это в городе Гусь-Хрустальном. Сухие строки милицейского протокола свидетельствуют о том, что в воскресенье, 3 октября, около 21 часа на улице Калинина, рядом с проходной завода «Стекловолокно», неизвестный преступник нанес ножевое ранение Дмитрию Николаеву, молодому человеку 24 лет, студенту лесотехнического техникума.
Хотя этот случай произошел в центре города, когда на улицах было много людей, следствию пришлось проделать большую работу, прежде чем преступники (их оказалось двое) были установлены. События развивались настолько стремительно, что очевидцам за считаные секунды, когда, как при обрыве ленты, на киноэкране начинает мелькать множество лиц и трудно понять, что же все-таки происходит, сразу невозможно было объективно разобраться в происшедшем. Через день в районной газете появилось объявление: «Просим всех граждан, которым что-либо известно о совершенном 3 октября около 21 часа на улице Калинина преступлении, сообщить об этом прокуратуре или по телефону 02». Бригада, ведущая расследование, опросила около шестидесяти свидетелей, прежде чем полностью удалось восстановить события трагического вечера.
Было установлено, что в этот воскресный день Сергей Попов и Константин Маркин, выпив бутылку водки и несколько бутылок вина, решили «культурно» завершить свой досуг. Они отправились в кинотеатр «Алмаз» на 19-часовой сеанс, во время которого от выпитого спиртного Попову стало плохо, и контролер предложила им покинуть зрительный зал. Приятели вышли на улицу и направились в сторону завода «Стекловолокно», нецензурно бранясь. По дороге им встретились Николаев с женой, возвращавшиеся домой от родителей. Сделав несколько шагов навстречу идущим, Маркин, цинично ухмыляясь, сказал Николаеву:
– Познакомь меня со своей девушкой.
– Это моя жена, – ответил Николаев, обходя пьяных стороной, но тут же получил удар кулаком в лицо. Дмитрий, занимавшийся боксом в армии и техникуме, быстро сориентировался и, защищаясь, нанес ответный удар. Тогда Попов, стоявший до этого в стороне, подбежал сбоку и ударил Николаева два раза ножом в область шеи. Вот что рассказывала на суде об этих трагических минутах жена Дмитрия Марина Владимировна:
– Когда один из парней ударил Диму, он оттолкнул меня и сам ударил нападавшего. Парень отлетел к газону. Упал он или нет, я не видела. Дима повернулся ко мне и взял за руку, но в это время второй парень, который стоял у калитки, бросился на него сзади. Дима упал, а парни стали его, лежащего, бить ногами. Я закричала: «Помогите!» Тогда они оставили мужа и побежали в сторону центра. Какие-то ребята помогли положить Диму в остановившийся автобус и довезти до больницы. Там я обратила внимание на часы – было 20 часов 50 минут, то есть все это заняло 10–15 минут.
Нож, которым, как предполагалось, были нанесены ранения Николаеву, изъяли у Попова не сразу. Он имел время, чтобы «поработать» над ним, и, вероятно, тщательно вымыв, смыл с клинка кровь, одну из важнейших улик совершенного преступления. Поэтому, когда нож и чехол, в котором он находился, эксперты-биологи подвергли тщательному исследованию, следов крови на них они не обнаружили.
…После биологического исследования нож Попова вместе с одеждой, в которую был одет Николаев, следователь прокуратуры направил в медико-криминалистическое отделение судебно-медицинской лаборатории.
На рабочей папке, в которой находилось постановление следователя, появилось сначала всего несколько слов: «Установление орудия травмы (ножа)». Но установить орудие в данном случае было очень трудно: преступник успел смыть с него кровь. Сложность экспертизы состояла еще и в том, что злоумышленник нанес Дмитрию два удара, причем второе ранение он причинил лишь мгновением позже первого, полностью не вынув нож из раны.
Он мог выбросить нож, ставший орудием убийства, куда-то спрятать его (чаще всего преступники так и поступают), но и теперь, после совершенного, ему не хотелось расставаться с этой изящной блестящей вещицей, которую он всегда носил в кармане. Привычка носить нож с собой оказалась выше страха. На одежде Николаева – светло-кофейной куртке, пиджаке и рубашке – имелись отверстия необычной формы, по виду отдаленно напоминающие фигуру летящей ласточки. Они появились от нанесения двух ударов в одно и то же место.
Расследованию помог экспериментальный метод: ножом Попова я нанес на одежду, доставленную в отделение, серию повреждений для их сравнения с разрезами, оставшимися на одежде жертвы.Приблизиться к истине во многом помог экспериментальный метод, когда ножом Попова я нанес на одежду, доставленную в отделение, серию повреждений для их сравнения с разрезами, оставшимися на одежде жертвы.
Преступникам все хотелось предусмотреть, уничтожить все улики. Но возможно ли это? И хотя на ноже крови не нашли, при осмотре куртки Маркина эксперт-биолог Ирина Петровна Иванникова обратила внимание на пять буроватых пятен, расположенных на подкладке левого кармана. Предварительные пробы и специфическая реакция преципитации показали, что это кровь человека. Но вот совпадение, и совсем некстати: у Маркина оказалась кровь той же группы!
В зале суда между экспертами и обвиняемыми произошел следующий диалог:
– Маркин, объясните, откуда появилась кровь в левом кармане вашей куртки?
– За несколько дней до задержания я оцарапал руку. Вероятно, от царапины и осталась кровь на куртке.
– Но при судебно-медицинском освидетельствовании никаких повреждений на ваших руках обнаружено не было.
Молчание. Потом после небольшой паузы:
– Тогда объяснить происхождение пятен крови не могу. Может быть, она осталась от моего брата, который когда-то надевал куртку…
Смех в зале. Представительствующий обращается к экспертам:
– Каково, по вашему мнению, происхождение крови на кармане куртки Маркина?
Ответ:
– Пять мелких, расположенных почти на одной линии пятен крови, имеющих равное расстояние друг от друга, вероятнее всего, образованы при контакте окровавленной руки человека с тканью пиджака.
– Стало быть, вы не исключаете возможность образования этих пятен от пальцев Маркина, испачканных кровью Николаева?
– Такая возможность не исключается.
Знай Маркин, с какими опытными экспертами ему предстоит вступить в поединок на суде, возможно, он не стал бы лгать, давать по-детски наивные показания.
ЕЩЕ ОДИН СЛУЧАЙКак раковая опухоль иногда медленно поражает здоровую ткань, так постепенно «заболевал» Попов. Установлено, что еще во время учебы в школе ФЗУ он изготовил из напильника нож, позже отобранный у него мастером производственного обучения. С этого времени «умельца» поставили на учет как склонного к правонарушениям.
Вечер. Из ресторана вышли двое. Затем в строках милицейского протокола будет сказано, что между ними и гр-ном Г., проезжавшим мимо на велосипеде, произошла ссора, в ходе которой ему была причинена тупая травма головы. Преступники скрылись, а пострадавший был доставлен в больницу. С места происшествия изъяли каблук от мужского ботинка и сломанный велосипед. Тремя днями позже милиция задержала Александра Колесникова, которого в тот вечер видели в ресторане. По его словам, никакого отношения к инциденту с Г. он не имел. У Колесникова был, правда, небольшой порез пальца, который он объяснил неосторожным обращением с ножом при резке хлеба, а на куртке были следы крови. Уже на следующий день одежда Колесникова – куртка и потертые синие джинсы – поступили в бюро судебно-медицинской экспертизы.
На застежке куртки, ее карманах и рукавах имелась только кровь четвертой группы, такая же группа была у Колесникова. С учетом того, что у него был поврежден палец, все, казалось бы, было логично. Потертые синие джинсы, на первый взгляд, никакого интереса для экспертов не представляли. Крови на них не было заметно, колени стерты почти до дыр. «Ничего не поделаешь – мода, – размышляла И. П. Иванникова. – Но что-то уж цвет какой-то неестественный, да и пятна на коленях большие.» Она продолжила исследование и обнаружила в этих местах следы крови третьей группы, совпадающей с группой крови Г. Пятна оказались замытыми. Такие же следы были обнаружены на каблуке, найденном у ресторана и, как потом оказалось, принадлежавшем второму преступнику. Под влиянием улик Колесников и его сообщник признали себя виновными.
Попов окончил ФЗУ, началась его трудовая жизнь. Время от времени она прерывалась: доставка в вытрезвитель, прогулы, появление на работе в нетрезвом виде.
За несколько месяцев до описываемых событий проявился грозный симптом далеко зашедшей «болезни». Не пройди он безнаказанно для Попова, Дима Николаев остался бы жив. Итак, 9 мая. День Победы. После полудня гр-н Соболев, живший с Поповым в одном подъезде, услышал громкие удары в дверь своей квартиры. Открыв ее, он увидел пьяного соседа, который держал в руке большой кухонный нож. Закричав, что он зарежет Андрея, сына Соболева, Попов замахнулся на хозяина ножом. Тот едва успел закрыть дверь, как клинок вонзился в нее. После этого распоясавшийся хулиган нанес ножом в дверь еще несколько ударов. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Попов не порезал ножом правую руку, повредив ладонь и сухожилия двух пальцев. На суде, показывая свое увечье, он пытался использовать его как средство спасения:
– Такой рукой, – утверждал Попов, – я не мог ни ударить человека, ни прочно держать нож.
Однако эксперты, прямо в зале суда осмотрев руку Попова, высказали мнение, что если, работая, он справлялся со своими обязанностями по управлению и уходу за машиной, то доводы о неполноценности руки следует считать необоснованными.
Итак, суд располагал неопровержимыми доказательствами вины задержанных, хотя с первого дня следствия они все отрицали, утверждая, что вечером 3 октября находились совершенно в другом месте.
Какая же из чаш правосудия более весома: научно обоснованные доводы экспертиз (их в деле целый том) или свидетельские показания? Конечно, если исходить из науки, которую мы, эксперты, представляем в суде, преимущество на нашей стороне. Объективные результаты, полученные с помощью точных приборов, экспериментальные данные, фотографии, взаимовытекающие выводы: «…Исходя из размеров и конструкции ножа, особенностей экспериментальных повреждений на теле и одежде Д. В. Николаева, полагаю, что ранения потерпевшему могли быть причинены клинком ножа, принадлежащим Попову и представленным на экспертизу… Ранения были нанесены при вертикальном положении тела в пространстве, при этом более вероятное положение нападающего было слева и несколько сбоку».
Объективные результаты, полученные с помощью точных приборов, экспериментальные данные, фотографии, взаимовытекающие выводы, с одной стороны, и беспристрастное слово свидетеля – с другой.Но разве не всегда высоко ценились такие понятия, как честность, принципиальность, высокая гражданская ответственность? И разве беспристрастное слово свидетеля имеет меньший вес для правосудия, чем научные выводы даже самой совершенной экспертизы?
Когда из десятков людей определился круг лиц, всего несколько человек, показания которых отражали суть происшедшего, оператор завода «Стекловолокно» (женщина, плакавшая во время судебного заседания) не подтвердила слов, сказанных ею на месте преступления.
Я и сейчас вижу ее перед собой: опущенная голова, руки, перебирающие край платка, тихий голос. К счастью, были и показания другой свидетельницы, светловолосой девушки в коричневой кофточке, Надежды Завьяловой.
В кабинете следователя, на очной ставке между ними, когда гр-ка Б. впервые солгала, их было трое. И все, о чем они говорили, казалось, останется в стенах этого кабинета.
В зале суда атмосфера была иной. Лжесвидетельница увидела десятки требовательных глаз, со многими людьми она была знакома, здоровалась при встрече на улице, им правда о случившемся была нужна не меньше, чем суду и представителям обвинения. Тогда-то она и заплакала, во спасение от собственной лжи.
До сих пор речь шла об обвиняемых, поведении свидетелей, о тонкостях расследования, но почти ничего я не сказал о потерпевшем Диме Николаеве, 24-летнем парне, который уже никогда не пройдет по тихим улицам Гусь-Хрустального. Из его характеристики: «Николаев Дмитрий в лесной техникум поступил после демобилизации из армии. На занятиях всегда был внимателен и дисциплинирован. На 1–2 курсах был старостой группы. Пользовался авторитетом среди товарищей. Увлекался спортом, занимался в секции бокса. Принимал участие в соревнованиях по теннису. Занимался фотографией, посещал геодезический кружок. После окончания техникума мечтал поступить в лесотехнический институт. Выбыл из техникума по случаю смерти».
«Выбыл из техникума по случаю смерти.» За этой фразой страшная безвозвратная потеря не только для общества – молодого, полного сил человека. За ней и личная трагедия: сын, оставшийся без отца, жена, ожидающая второго ребенка, которого из-за внезапно свалившегося горя, ей так и не довелось родить.