Марриет Фредерик. Иафет в поисках отца

   — Это он! Это он! Мой нос! — кричал я, догоняя карету и опрокидывая всех, кто только ни попадался навстречу. Я потерял шляпу, но все еще бежал, боясь потерять из виду экипаж, и вдруг услышал за собою голоса: «Остановите его! Остановите его!.. » Думая, что дело идет о господине в карете, я, обернувшись, закричал тоже: «Остановите его! Остановите!»
   — Этим не отделаешься, голубчик, — заревел человек, схватив меня за ворот, — знаю эти проделки. Ты не побежишь дальше!..
   — Пустите меня! — кричал я во все горло, стараясь выбиться из чужих рук, но добрый покровитель не своего добра крепко держал меня, и я боролся до того, что платье и рубашка на мне были совершенно изорваны. Вырвавшись как-то, я было пустился опять, но передо мной собралась толпа народа, и таким образом я был остановлен. Дело было в том, что в ту минуту как раз случилась кража, и, видя меня, бежавшего без памяти, все подумали, что я вор. Полиция взяла меня. Напрасно я уверял в своей невиновности, меня притащили в суд в Мальборутскую улицу. Моя растрепанная голова, изорванное платье, висевшие лохмотья, потерянная шляпа не рекомендовали меня с хорошей стороны.
   Меня привели двое полисменов, скрутив назад руки тоненькой бечевкой.
   — Кого это привели сюда? — спросил судья.
   — Вора, — ответил один из полицейских.
   — Вора! Есть ли у вас доказательства?
   — Да, сударь, есть, — ответил молодой человек, выходя вперед. — Я прохаживался по Бонд-Стриту, как вдруг услышал, что кто-то шарит у меня в кармане. Я обернулся и увидел этого бежавшего молодого человека; я сейчас же схватился за карман, но платка уже не было.
   — Можете ли вы поклясться в истине ваших слов? Целая толпа народа клялась и божилась, что видела, как я бежал.
   — А вы можете ли что-нибудь сказать себе в оправдание? — спросил судья, обращаясь ко мне.
   — Да, могу, сударь, — ответил я. — Правда, что я шибко бежал по Бонд-Стриту, и, может быть, в это время украли у этого господина платок, но только не я это сделал… Я дворянин.
   — Вся ваша братия говорит то же, — ответил судья. — Скажите же нам, зачем вы бежали по Бонд-Стриту?
   — Я бежал за экипажем, чтобы поговорить с сидящей в нем особой.
   — Кто же была эта особа?
   — Не знаю.
   — Как не знаете? Зачем же вы бежали за тем, кого не знали?
   — Я увидел его нос.
   — Его нос? — сказал судья сердито и протяжно. — Шутить, что ли, вы со мной хотите? Сами вы с вашим носом отправляйтесь в тюрьму. Напиши рапорт, — сказал он, обращаясь к писарю.
   — Как вам угодно, сударь, но я сказал правду. Позвольте, впрочем, мне написать записку к одному моему знакомому и доказать, что никакого подозрения не может быть на мой счет.
   — Положим, вы можете написать, — ответил судья, — а покамест вас запрут.
   Менее нежели через час явился майор с Тимофеем. Карбонель пошел к судье, а Тимофей сердито спрашивал, что сделали с его барином. Майор сказал, что я его друг, Ньюланд, который получает десять тысяч годового дохода и который всем известен в лучшем обществе. Судья рассказал, что со мной случилось, и спросил на ухо майора, не помешан ли я немного. Но майор ответил, что кто-то обидел меня, и я хотел ему отомстить, и что, вероятно, в карете был мой враг, с которым я хотел разделаться.
   — В таком случае, я должен получить от мистера Ньюланда удостоверение, что он никому мстить не будет.
   На это я согласился. Карбонель послал за фиакром, и когда мы ехали домой, то он читал мне мораль за неблагоразумный мой поступок и взял с меня обещание быть в другой раз осторожнее. Так счастливо окончилось это дело, которое некоторое время заставило меня заниматься своим туалетом и не смотреть в окошки карет, но все-таки прежняя мысль преследовала меня, и я был грустен. Однажды я шел с майором, который, почитая меня помешанным, почти не выпускал без себя никуда. Я увидел опять ту же карету с тем же гербом, с тем же носом на лице особы, в ней сидящей.
   — Вот он, вот он! — закричал я.
   — Кто он? — спросил майор.
   — Человек, который так похож на отца моего.
   — В карете? Да это епископ, мой приятель. Что за странная идея у вас, Ньюланд! Это почти сумасшествие. Не смотрите так, пойдемте.
   Однако я все еще не мог оторвать взгляда от кареты до тех пор, пока она не скрылась из виду. Так как я теперь узнал, кто сидит в экипаже, или, по крайней мере, могу узнать, то успокоился немного. Я рассказал обо всем Тимофею и, посмотрев в адресе-календаре, где жил мнимый двойник моего отца, на другой же день, одевшись с чрезвычайным тщанием, ускользнул от бдительности майора и после завтрака тотчас же отправился в Портленд-Плес.

Глава XXVII

   Рука моя дрожала, когда я постучался у дверей. Мне отворили, и я послал свою карточку, прося допустить меня к епископу. Вскоре меня попросили войти в кабинет, где был мой воображаемый отец и еще какой-то человек пожилых лет.
   — Милорд, — сказал я моему двойнику с каким-то особенным чувством, — позвольте мне несколько минут с вами поговорить.
   — Это мой секретарь, сэр, и поверенный, от него я не скрываю никаких тайн. Впрочем, я не имею никакого права требовать, чтобы он был и для вас тем же. Мистер Темпль, будьте так добры выйти на минуту.
   Секретарь вышел. Епископ показал мне стул и попросил сесть. Я посмотрел ему в лицо, и мне казалось, что нос его был совершенно как мой; даже прочие черты лица, по моему мнению, походили на мои. Я совершенно был уверен, что отыскал отца и достиг конца своих розысков.
   — Вы согласитесь, милорд, — продолжал я, — что в юности мы часто вступаем в связи неблагоразумные и предосудительные и слишком поспешно удовлетворяем своим желаниям.
   И я посмотрел ему пристально в глаза.
   — Совершенно справедливо, молодой человек, и часто случается, что мы горько раскаиваемся в их последствиях.
   — Согласен. Но в таком случае мы должны переносить последствия, как бы они дурны ни были.
   — Когда мы делаем дурно, мистер Ньюланд, — ответил епископ, посмотрев на карточку и потом на меня, — то видим, что не только подвергаемся наказанию в будущей жизни, но и на этом свете. Надеюсь, что вы не страдаете от такого несчастья.
   — К сожалению, отцы часто бывают наказаны в их детях, и таким-то образом я несчастлив как сын.
   — Милостивый государь, — ответил мне епископ. — Извините, что я принужден буду вас остановить. Время для меня дорого. Если вам нужно что-нибудь важное сообщить мне или хотите спросить о чем, то говорите; впрочем, в деньгах вы, кажется, не нуждаетесь. Но прошу вас, объяснитесь покороче.
   — Постараюсь покороче, как только могу, но прежде позвольте спросить у вас несколько слов, на которые, я уверен, вы ответите справедливо и сообразно вашему сану. Не были ли вы женаты в молодости и не были ли тогда в стесненных обстоятельствах?
   Епископ удивился.
   — Признаюсь, мистер Ньюланд, это довольно странный вопрос, и я не знаю, к чему ведет он. Что вы хотите сказать этим? Впрочем, я могу ответить на него. Да, я женился в моей молодости и тогда не был богат.
   — Не имели ли вы сына?
   — Вы не ошибаетесь, мистер Ньюланд, — сказал он серьезно.
   — Давно ли вы его не видели?
   — Давно, — ответил епископ, вздыхая и закрыв лицо платком.
   — Скажите мне, не был ли он брошен вами на произвол судьбы?
   — Нет-нет, но странно, мистер Ньюланд, что вы все так подробно знаете. Я думаю, вы только что родились тогда; впрочем, я был в это время беден, очень беден, но все-таки дал ему пятьдесят фунтов.
   — Но, милорд, отчего вы не возвратили его назад, почему не держали при себе?
   — Я бы возвратил его, но не мог, и теперь он навсегда для меня потерян.
   — Вы, верно, хотели бы теперь его видеть?
   — Он умер! — сказал епископ, закрыв лицо.
   — Нет, он не умер, а просит вашего благословения, — сказал я, став перед ним на колени.
   Епископ вскочил со стула.
   — Что это значит, сэр? Вы хотите быть моим сыном?
   — Да, я ваш сын, которого вы оставили с пятьюдесятью фунтами…
   — Наверху кареты портсмутского дилижанса?
   — Нет, в корзине… вы знаете…
   — Сын мой!.. Нет, невозможно, он умер в госпитале…
   — Нет, он не умер. Он совершенно здоров, как вы еготеперь видите.
   — Вероятно, это или странная ошибка, или вы шутите надо мной, потому что я сам был при его похоронах.
   — Уверены ли вы в этом? — ответил я с удивлением.
   — Хотел бы быть не уверен. Но кто вы, которому известна так моя прошедшая жизнь и который так удивительно желает меня уверить в возможности ожить после смерти?
   — Уверить вас?.. К несчастью, в неправде, милорд, — ответил я, увидев свою ошибку. — Я бы никого не хотел обманывать! Я сын, желающий отыскать отца своего, а ваше лицо, и особенно ваш нос так похожи на мой, что я думал наверно найти в вас моего отца. Пожалейте обо мне, пожалейте! — продолжал я, закрыв лицо руками.
   Епископ, заметив, что я вовсе не был похож на обманщика, дал мне время опомниться и потом рассказал свою историю.
   — Когда я был еще пастором, — говорил он, — то имел сына, которого отправили в море, несмотря па то, что я вовсе не хотел этого. Когда он поехал в портсмутском дилижансе, я дал ему на дорогу пятьдесят фунтов стерлингов. Вскоре он получил смертельную рану в одном сражении и отправлен был в морской госпиталь в Плимут, где и умер.
   Выслушав его рассказ, я коротко поведал ему мою жизнь и потом с горестью отправился домой. Епископ, расставаясь, пожал мне руку, пожелав быть счастливым.
   С отчаянием в сердце пришел я к себе на квартиру. Тимофей старался утешить меня, как мог, и советовал выезжать почаще в общество. «Таким образом, — говорил он, — вы можете скорее найти отца вашего». Он говорил это, думая, что общество могло развеселить меня.
   — Я поеду на несколько дней к Флите, это будет для меня полезнее, нежели что-нибудь другое, — ответил я и на следующий же день отправился.
   Флита много переменилась и нравственно, и физически. Способности ее развивались, и она похорошела. Проведя с нею около недели, я почти забыл о моих приключениях. Меланхолия моя пропала, и я стал развязнее, словоохотливее. С каждым приездом к Флите братская привязанность моя усиливалась. Наконец я расстался с нею и, приехав обратно в Лондон, к большому удивлению, нашел майора чрезвычайно грустным.
   — Я думаю, любезный Карбонель, что потеря, о которой вы жалеете, не велика.
   — Нет, Ньюланд, я был бы ханжа, если бы сказал, что беда не велика. Дело в том, что М. , единственный мой соперник по дороге к пэрству, утонул в Роне; жена его скоро разрешится от бремени, и если ребенок будет мальчик, то я потеряю все надежды на звание пэра; в противном же случае, получаю пятнадцать тысяч фунтов годового дохода. Но, кажется, что победа будет на моей стороне.
   — Что хотите вы этим сказать, майор?
   — Говорят, что когда женщина имеет в первый раз девочку, то и в последующее время будет иметь все дочерей, следовательно, можно держать пари, один против двух, что у госпожи М. будет дочь. Я уже в клубе побился об заклад на будущие пятнадцать тысяч фунтов, именно: если будет мальчик, то я получаю тридцать тысяч фунтов, а в противном случае должен буду уплачивать каждый год из доходов, и если только получу имение, то непременно буду платить.
   — Да-да, они знают, что вы никогда не платите.
   — Никогда не плачу при настоящих моих обстоятельствах, но тогда, наверное, заплачу.
   — Поздравляю вас, майор. А каких лет лорд Б…?
   — Семидесяти двух. Но он еще крепок, здоров и может еще очень долго прожить. Кстати, Ньюланд, я сделал ужасную ошибку в последний вечер в клубе, я сел играть и проиграл много денег.
   — Это неприятно.
   — Но ошибка не в проигрыше, а в том, что я заплатил все деньги сполна, что удивительно уменьшило наш капитал. Я проиграл семьсот пятьдесят фунтов. Знаю, что я не имею права располагать так деньгами, но штука в том, что я держал пари в это время, и пари бы не состоялось, если бы я не заплатил деньги. Но стоит только подождать несколько недель, пока у госпожи М. родится дочь; впрочем, тогда я, во всяком случае, буду с деньгами. Если вы не достанете, то мы пошлем за моим приятелем, вот и все, а вы займите для нас обоих.
   — Занять! — ответил я. — Мне это предложение вовсе не нравится, да никто и не поверит.
   — Об этом нечего беспокоится. Моя рекомендация и ваша подпись будут совершенно достаточным ручательством.
   — Лучше, если бы мы без этого обошлись, майор. Мне что-то очень не хочется занимать.
   — Хорошо бы, если б можно, но у меня не останется и восемнадцати фунтов. Сколько у вас?
   — Около двадцати, — ответил я со стесненным сердцем, — но, кажется, у меня есть еще немного у банкира. И я взял шляпу, чтобы пойти поскорее увериться в последней надежде.

Глава XXVIII

   Надобно сказать правду, что предложение майора меня действительно опечалило. Никто не захотел бы мне дать в заем денег, не уверившись, где мое имение и какие я имею на него права. Тогда все могло быть узнано, и майор стал бы считать меня обманщиком. В этом расположении духа я шел по улице и так был задумчив, что столкнулся с дамой, которая выходила из кареты, чтобы войти в модный магазин. Она обернулась, я стал извиняться и увидел прехорошенькое личико, но серьги ее еще более обратили на себя мое внимание. Они сделаны были из золота и кораллов и совершенно сходствовали по работе с цепочкой, которую Натте подарила моей сестре. В последнюю мою поездку к ней я часто брал в руки цепочку и очень хорошо заметил работу. Чтобы лучше рассмотреть эти серьги, я вошел в лавку и пристально глядел на даму и на них, пока она перебирала кружева.
   Когда покупки ее были закончены, и она, расплатившись, ушла, я спросил у приказчика ее фамилию; он не знал и сказал мне, что, может быть, знает хозяин лавки. Я обратился к нему, но, к несчастью, тот как был занят своими расчетами, что долго не отвечал мне, и яуслышал, как карета покатилась. Боясь потерять ее из вида, я выбежал из лавки и начал догонять экипаж. Неожиданный мой побег из лавки заставил купца подумать, что я украл кружева. Он, перескочив через конторку, выбежал на улицу и начал кричать во все горло: «Держите вора! », и за мной погнались, между тем как я не отставал от кареты. Первый попавшийся человек, услышав воззвание купца и видя меня бегущего без шляпы, подставил мне ногу, и я упал на мостовую. Кровь брызнула у меня из носа. Меня схватили, отдали в руки полиции и опять привели к тому же судье, у которого я был в первый раз.
   — Что это такое? — спросил судья.
   — Вор, сударь.
   — Я не вор, — сказал я судье, и вы меня знаете. — Я — Ньюланд.
   — Мистер Ньюланд, — ответил судья с видом недоумения, — странно, что вас вторично ко мне приводят за одно и то же.
   — И я точно так же невиновен теперь, как и в прошлый раз.
   Купец рассказал, что случилось.
   — Обыщите его, — ответил судья. Меня обыскали и ничего не нашли.
   — Довольны ли вы теперь, сударь? — спросил я.
   — Совсем нет. Пускай они сходят назад и посмотрят — все ли у них кружева, потому что очень легко спрятать куда-нибудь такую малую вещь, как кружево. А вы, мистер Ньюланд, между тем останьтесь здесь.
   Люди ушли, а я написал записку майору Карбонелю, прося его прийти на выручку. Майор пришел вместе с купцом, проверявшим кружева, и я рассказал ему, что случилось. Купец говорил, что у него двух штук не доставало.
   — Если и так, то все-таки он их не брал, — ответил майор. — Странно, сэр, что поступают так с порядочными людьми. Я уже раз приходил его выручать и сказал вам, что ручаюсь за него своей честью.
   — Все это прекрасно, сэр, но позвольте мне спросить мистера Ньюланда, что заставило его бежать за дамой?
   — Ее серьги, — ответил я.
   — Серьги?.. В первый раз, когда вы были приведены сюда, вы говорили, что вас привлек нос, а теперь — уши. Ну а что вас заставило бежать из лавки?
   — Мне надобно было узнать о серьгах.
   — Я не могу понять, как вы можете допустить эти вздорные оправдания. Мне надо вас арестовать для дальнейшего исследования, и вас также, — сказал судья майору Карбонелю, — потому что если он вор, то вы — соучастник.
   — Милостивый государь, — ответил майор, — вы, конечно, хорошо рассуждаете о благородных людях, когда случай заносит их в ваше общество. Но, с вашего позволения, я сию минуту пошлю еще за другим участником.
   Майор написал записку лорду Виндермиру, которую послал с Тимофеем.
   Между тем майор, приняв важный вид, смеялся над судьей, который наконец обещал его сейчас же отправить в тюрьму.
   — Вы будете сожалеть, — ответил майор, видя, что лорд Виндермир входит.
   — Клянусь, сэр, что вы будете раскаиваться! — вскричал судья, рассердившись.
   — Положите за фальшивую божбу пять шиллингов пени, которую вы собираете с других, — сказал майор… — Но вот мой другой участник — лорд Виндермир.
   — Карбонель, — сказал лорд, — это что значит?
   — Ничего, милорд. Нашего приятеля Ньюланда взяли за воровство, потому что ему захотелось бежать за каретой хорошенькой дамы; меня судья обличил в том, что я с ним заодно. Я бы простил ему его подозрения относительно Ньюланда, но принять и меня за участника в этом поступке есть совершенное отсутствие рассудка. Может быть, он и вас отправит в тюрьму, потому что не знает, имеет ли на это право.
   — Могу вас уверить, сэр, что это мой сосед майор Карбонель, а молодой человек — мистер Ньюланд. Я поручусь за обоих на какую угодно сумму.
   Судья удивился и не знал, что делать. Прежде, нежели он мог ответить; из лавки пришел человек и объявил, что кружева все нашлись. Лорд Виндермир отвел меня в сторону и спросил, как случилось это происшествие. Я рассказал ему все подробно, и он, вспомнив рассказ мой о Флите, говорил, что оправдывает мой поступок, как сделанный с целью узнать, кто была эта дама.
   Судья извинялся за подозрение и, в оправдание свое, растолковал лорду Виндермиру бывшее перед этим со мной приключение и с низкими поклонами проводил нас до дверей, беспрестанно извиняясь в своей ошибке.
   — Мистер Ньюланд, — сказал лорд Виндермир, — я надеюсь, что это вас научит не бегать в другой раз за носами и серьгами; между тем я и сам буду посматривать, не увижу ли эти серьги… Прощайте, майор.
   Лорд пожал нам обоим руки и сказал мне, что хотел бы видеть меня у себя почаще.
   — Черт возьми, да о каких серьгах говорил милорд? — сказал майор.
   Я сказал ему, что рассматривал серьги дамы, потому что отделка их была необыкновенна.
   — Другое, милый мой, вы рассматривали, другое… Вы, кажется, умеете всех обманывать, исключая меня. Очень понимаю, что не серьги, а самое даму разглядывали вы.
   Я оставил майора с его догадками, не отвечая более ни слова.

Глава XXIX

   Когда я пришел на другой день завтракать с майором, то он сказал мне:
   — Извините, Ньюланд, что я просил придти сюда одного старого моего приятеля. Не скрою от вас, что это жид Эммануил, который дает взаймы деньги; они нам надобны, пока дела мои не решатся, и я отдам в? м сумму, которую вы займете, сейчас же по получении моего пари или пэрства.
   Я закусил губы и не знал, что делать. Надобно было или открыть майору мое настоящее положение, или нерешительностью своей оставить его в сомнении о моем мнимом богатом наследстве. Наконец я решился предоставить дело судьбе.
   — Если это необходимо, то пускай так и будет, но сомневаюсь в успехе, — сказал я.
   — О, я уверен, что он согласится безо всяких прекословий, — ответил майор.
   Подумав немного я пошел наверх и позвал Тимофея.
   — Тимофей, — сказал я, — даю тебе честное слово, что не буду без твоего согласия занимать под проценты деньги.
   — Очень хорошо, сэр, я понимаю ваши намерения, только держите слово.
   Мы кончили завтракать, и Тимофей известил нас о приходе Эммануила, который вслед за ним вошел в комнату.
   — Ну, старый, сто-на-сто, каково твое здоровье? — сказал майор. — Позволь тебя познакомить с моим другом мистером Ньюландом.
   — О, господин майор, — ответил потомок Авраама, пригнутый к земле и сгорбившийся от бремени лет, у которого обыкновенно лежала одна рука за спиною, будто бы для равновесия, а плечи и голова выдавались вперед. — Вам угодно было меня назвать сто-на-сто. О, хотел бы очень, чтобы мне так платили… Мистер Ньюланд, чем могу я вам служить?
   — Садитесь, Эммануил, садитесь, я отвечай за Ньюланда, и чем скорее кончим дело, тем лучше.
   — Это правда, вы мне часто рекомендовали хороших должников, но не всегда хороших; однако я очень вам обязан… Чем могу я быть полезен вашему прекрасному молодому другу. Молодые люди всегда нуждаются в деньгах.
   — Ему нужна тысяча фунтов, Эммануил.
   — Тысяча?.. А, это большая сумма. Но больше ему не нужно?
   — Нет, этого достаточно, — ответил я.
   — Итак, деньги у меня в кармане. Я только попрошу молодого господина подписать расписочку, чтобы впоследствии получить деньги.
   — Но что это за расписка? — спросил я его.
   — Это обещание заплатить пятьдесят процентов, когда вы войдете во владение вашим имением.
   — Это невозможно! Я дал честное слово не брать денег взаймы под проценты.
   — Вы дали слово, но не присягали?
   — Нет, но этого достаточно. Если я дал честное слово, то не должен ему изменять, в противном случае я обманул бы и вас.
   — Это хорошо, очень хорошо сказано! Так нам надобно каким-нибудь другим образом договориться… Предположим… но сколько вам лет, молодой мой господин?
   — Двадцать первый год.
   — Прекрасные лета. Итак, вы мне дадите расписку в том, что уплатите мне две тысячи ливров, когда получите ваше имение, за тысячу, которую я вам теперь дам. Это очень хорошо; не правда ли, господин майор?
   — Слишком много просите.
   — Но риск, риск, господин майор!..
   — На это я не соглашусь, господин Эммануил; возьмите ваши деньги.
   — Что же вы мне заплатите?
   — Я вам обещаю дать полторы тысячи ливров, и если вы не согласны на это, то я поищу и займу где-нибудь в другом месте.
   — Слишком мало, дорогой господин, никакой нет выгоды… Но который вам год?..
   — Двадцать первый.
   — Так и быть, чтобы сделать удовольствие вам и господину майору, я соглашаюсь.
   Эммануил вынул свои очки, перо и чернильницу и подал мне расписку. Я прочитал ее со вниманием и подписал, а он между тем отсчитал деньги и ушел.
   Странно покажется, что я получил деньги так скоро, но надобно заметить, что майор был всем известен как человек, знакомый только с богатыми людьми. Он уже доставил много выгод Эммануилу, и тот совершенно был уверен в нем.
   Ростовщики обыкновенно ищут богатых людей и имеют списки их фамилий. Эммануил хотел сам, чтобы я у него просил денег и не хотел сейчас давать их, но несогласие мое на первое условие и спор за второе совсем лишили его обыкновенной осторожности.
   — Право, не надеялся, чтобы вы так сходно получили деньги от этого старого плута.
   — Дело удалось лучше, нежели я думал. Но сколько вам надобно, майор?
   — Вопрос этот доказывает ваше доброе сердце, Ньюланд. Слава Богу, что я вскоре буду в состоянии отдать вам их. Но что мне более всего нравится, это уверенность ваша во мне, которому никто бы и шиллинга не дал взаймы. Я воспользуюсь вашим предложением и возьму пятьсот фунтов — именно столько, чтобы достало на несколько недель, в продолжение которых я буду в неизвестности; но после вы увидите, что, несмотря на мои пороки, я умею быть благородным.
   Я разделил деньги с майором, и когда он ушел, то Тимофей потихоньку пролез в комнату и с любопытством спросил меня:
   — Что вы сделали, сударь?
   — Я занял тысячу фунтов с тем, чтобы заплатить полторы, когда вступлю во владение имением.
   — Прекрасно! Значит, жид простился со своими денежками.
   — Совсем нет, Тимофей. Я намерен заплатить их как только буду в состоянии.
   — Желал бы знать, когда это будет.
   — Я сам не знаю когда, потому что это зависит от того, как скоро мне удастся отыскать отца.
   «Но когда найду я отца моего? » — подумал я со вздохом.

Глава XXX

   Я оделся, пошел гулять и, повстречав Гаркура, обедал у него. Когда же возвратился домой, майор еще не приходил. Тогда было уже за полночь, но так как мне не хотелось спать, то я и остался в гостиной и начал читать книгу, ожидая его возвращения. Через три часа он возвратился с раскрасневшимся лицом и казался очень весел.
   — Ньюланд, — сказал он, бросив свой портфель на стол, — посмотрите-ка, вы удивитесь.
   Я раскрыл портфель и нашел в нем кипу ассигнаций — три тысячи пятьсот фунтов. Майору было от чего прийти в веселое настроение.
   — Что это?.. Вам, верно, посчастливилось?
   — Зная, что через некоторое время буду иметь деньги, я отправился в игорочный дом и рискнул пятьюстами фунтами, которые у вас занял. Сначала я проиграл, но потом счастье улыбнулось мне, и вы видите результаты. Но, Иафет, тут есть еще небольшая остановочка, а через два или три часа я попрошу вашего пособия.
   — В чем дело, майор?
   — Дело чести. Меня обидел один негодяй, и я вызвал его.
   — Негодяй!.. Если негодяй, то вы не будете с ним стреляться.
   — Друг мой, хотя он и негодяй, но все-таки надобно драться. Он пэр, и один титул заставляет меня с ним помериться.
   — Желаю, чтобы ничего не случилось, однако может и несчастливо кончиться.
   — Согласен, но мы все должны отдать жизнь Богу, и если я раз ее лишусь, то не надобно будет заботиться о богатстве.