Мартин Джордж. Умирающий свет

   — Ах, — громко возразил Руарк, — никто не работает для айронджейдов. Ты либо один из них, либо — нет. Третьего не дано. Если ты не айронджейд, ты не работаешь для них!
   — Да. — В голосе Гвен снова зазвучала злость. — И я — одна из них. Прошу тебя не забывать об этом, Аркин.
   — Гвен, Гвен, — взволнованно заговорил Руарк, — ты же друг, родственная душа. Мы с тобой много сделали, мы вместе. Я не хотел тебя обидеть. Но ты не кавалаанка и никогда ею не будешь. Хотя бы потому, что в тебе слишком много от настоящей женщины. Ты не какая-нибудь эйн-кети или бетейн.
   — Вот как? Ты так считаешь? Тем не менее я связана узами с Джааном и ношу символ нашей связи — серебро с жадеитом. — Она посмотрела на Дерка и негромко добавила: — Машина принадлежит Джаану, и, отвечая на твой вопрос, хочу сказать, что именно поэтому я летаю на ней.
   Они замолчали. Только ветер гудел вокруг пронизывавшей черноту ночи машины, развевая прямые длинные волосы Гвен и спутанные кудри Дерка, продувая насквозь его тонкую одежду. Он подумал было о том, почему на машине нет стеклянного колпака, а только ветровое стекло, от которого никакого толка, но потом сложил руки на груди и опустился пониже.
   — Кто такой Джаан? — спокойно спросил Дерк.
   Он со страхом ожидал ответа, потому что Гвен произнесла это имя с вызовом в голосе.
   — Он же ничего не знает, — сказал Руарк.
   Гвен вздохнула, и Дерк почувствовал ее напряжение.
   — Прости Дерк. Я думала, что ты знаешь. Это произошло давно. Я была уверена, что кто-нибудь из наших общих знакомых на Авалоне сказал тебе.
   — Я ни с кем из них не встречался, и тебе это хорошо известно, — сдержанно ответил Дерк. — Я много путешествовал, жил на Браке, на Прометее, на Джеймисоне… — Он замолчал, понимая бессмысленность своих объяснений, потом снова спросил:
   — Кто такой Джаан?
   — Джаантони Рив Вулф Высокородный Айронджейд Викари, — произнес Руарк.
   — Джаан — мой… — она замялась. — Это трудно объяснить. Я — бетейн для Джаана и собетейн для его тейна, которого зовут Гарс.
   Она посмотрела на него, на секунду оторвавшись от приборной доски, и опять устремила взгляд вперед. Лицо Дерка выражало полное недоумение.
   Пожав плечами, Гвен сказала:
   — Можно назвать его мужем. Извини, это слово не совсем подходит, но оно ближе всего по смыслу. Если объяснять кратко, то Джаан — мой муж.
   Дерк съежился, крепче стиснув руки на груди. Он молчал. Ему было холодно и больно, и он уже начал жалеть, что прилетел сюда. Но, вспомнив о говорящем камне, он отогнал эти мысли. Наверняка у нее была причина вызвать его, и в свое время она все ему объяснит. И, конечно, как можно рассчитывать на то, что она будет одна. При встрече на космодроме он даже подумал, что, может быть, Руарк… Но ему это безразлично.
   Молчание затянулось. Гвен снова посмотрела на него.
   — Прости, — повторила она. — Правда, Дерк, тебе не надо было прилетать.
   И он опять подумал, что она права.
   Полет продолжался в молчании. Слова были произнесены, но не те слова, которые ему хотелось бы услышать. То, что он услышал, не могло ничего изменить. Он на Уорлорне, и Гвен, внезапно оказавшаяся совсем чужой, все еще рядом. Дерк сидел, сгорбившись, погруженный в свои мысли, а в лицо ему дул холодный ветер.
   На Браке он думал, она позвала его, потому что он ей нужен. Он не знал только, хочет ли он сам вернуться к ней, сможет ли, способен ли еще Дерк т'Лариен любить и быть любимым? Теперь ему стало ясно, что проблема заключается в другом.
   «Пошли этот камень, и я приду, и не буду ни о чем спрашивать». Обещание. Ничего больше.
   Внезапно он разозлился. Зачем она так поступает с ним? Она, безусловно, должна была бы догадываться о его чувствах. Ни одно ее желание не стоит боли этих воспоминаний.
   Но постепенно Дерк т'Лариен успокоился. Он сидел с закрытыми глазами. Перед его мысленным взором снова плыла по каналу одинокая черная баржа. Он вспомнил, как принял решение попытаться снова стать тем, кем был прежде, полететь к ней и отдать ей все, что только сможет, все, что она захочет, — не только ради нее, но и ради самого себя.
   Дерк с усилием выпрямился, разомкнул руки, открыл глаза навстречу колючему ветру, затем медленно перевел взгляд на Гвен и улыбнулся ей своей прежней смущенной улыбкой.
   — Ах, Джинни, — сказал он. — Мне жаль. Но еще мне кажется, что это не имеет значения. Я рад, что оказался здесь, и ты должна радоваться. Ведь мы так давно не виделись, верно?
   Гвен посмотрела на него, затем снова на приборную панель и нервно облизнула губы.
   — Да, Дерк, мы слишком долго не виделись.
   — Я увижусь с Джааном?
   Она кивнула.
   — И с Гарсом тоже, его тейном.
   Где-то внизу шумела река, невидимая в темноте. Скоро звук пропал — они двигались довольно быстро. Дерк посмотрел в сторону, в ревущую мглу, затем взглянул наверх.
   — Тут не хватает звезд, — задумчиво произнес он. — Мне кажется, что я начинаю слепнуть.
   — Мне знакомо это чувство. — Гвен улыбнулась, и неожиданно Дерку стало хорошо. Впервые за все последнее время.
   — Помнишь небо на Авалоне? — спросил он.
   — Да, конечно.
   — Множество звезд. Прекрасный мир.
   — Уорлорн тоже красив по-своему. Что ты о нем знаешь?
   — Не много, — ответил Дерк, глядя на нее. — Знаю о Фестивале, о том, что планета — бродяга. Одна женщина на корабле рассказала мне, что Томо и Уолберг открыли ее во время прогулки к краю галактики.
   — Не совсем так, — возразила Гвен. — Но в этой истории есть свое очарование. Как бы то ни было, все, что ты здесь увидишь, существует благодаря Фестивалю. Весь Уорлорн. В празднествах участвовали планеты Окраины, и культура каждой из них воплотилась в здешних городах. Их четырнадцать — столько, сколько планет Окраины. Между ними космодром и Общественный Парк. Мы сейчас над ним летим. В нем мало интересного, даже днем. В годы Фестиваля там устраивали ярмарки, спортивные игры.
   — А где вы работаете?
   — В лесах и пустынях, — ответил Руарк, — вне городов, за горами.
   — Взгляни, — окликнула Гвен.
   Дерк посмотрел вперед и увидел на горизонте еле различимую гряду гор, черные зубцы которых, вырастая из массива Парка, вздымались ввысь, почти касаясь нижних звезд. На одной из вершин появилась темно-красная искорка, которая увеличивалась по мере их приближения. Она росла, но не становилась ярче. Ее свет оставался зловеще красным, напомнив почему-то Дерку о говорящем камне.
   — Вот мы и дома, — объявила Гвен. — Город Лартейн. На старом кавалаанском языке «лар» означает «небо». Здесь живут люди с Верхнего Кавалаана. Иногда его называют Огненной Крепостью.
   При первом взгляде на город сразу становилось понятно, почему его так называют. Построенный на крутом склоне горы с отвесными скалами внизу и позади него, кавалаанский город был похож на крепость с массивными стенами и узкими щелями окон. Башни, возвышавшиеся внутри стен города, казались тяжелыми и низкими на фоне нависшей над ними горы, по темным камням которой расплывались кровавые пятна отраженного света. Но огни города не были отражением, его стены и улицы излучали тусклый мерцающий свет.
   — Глоустоун, — ответила Гвен на его немой вопрос. — Светящийся камень. Он поглощает свет в течение дня, а ночью отдает его. На Верхнем Кавалаане его главным образом используют в ювелирном деле, а сюда, на Уорлорн, привезли специально для Фестиваля.
   — Кавалаанское барокко, — вставил Руарк.
   Дерк только кивнул головой в ответ.
   — Видел бы ты этот город раньше, — сказала Гвен. — Лартейн питался светом семи солнц, а ночью полыхал огнем. Он был похож на раскаленный добела кинжал. Теперь камни светятся не так ярко — Колесо отдаляется с каждым часом. Еще несколько лет — и они превратятся в слабо тлеющие угольки.
   — Город не кажется большим. Сколько здесь народу? — спросил Дерк.
   — Когда-то здесь жило около миллиона человек. Ты видишь только верхушку айсберга. Большая часть города внутри горы.
   — Как это по-кавалаански! — заметил Руарк. — Недоступная пещера в неприступных скалах. Правда, теперь пустая. По последним подсчетам, здесь сейчас двадцать человек включая нас.
   Аэромобиль миновал наружную стену, завис над краем широкого уступа горы и нырнул вниз мимо скал и светящихся камней. Внизу Дерк увидел широкие тротуары, слегка покачивающиеся висячие украшения домов и огромных каменных зверей со светящимися глазами из глоустоуна. Сами здания были выстроены из белого камня и черного дерева, на их стенах лежали длинные красные отблески, словно зияющие раны на теле гигантского темного животного. Они летели над башнями, крышами, извилистыми аллеями, широкими бульварами и площадями, над огромным открытым многоярусным театром. Всюду было пусто. Ни одной живой души на сумрачных улицах.
   Гвен по спирали опустила машину на крышу квадратной черной башни. Когда аэромобиль с затихшим двигателем завис над посадочной площадкой, Дерк увидел на ней две другие машины: желтую, в форме гладкой слезинки, и внушительных размеров боевой летательный аппарат, выглядевший как ветеран войн прошлого столетия: угловатый, с толстой броней оливково-зеленого цвета, с лазерными пушками на крыше кабины и на хвосте.
   Гвен посадила металлический скат между двумя машинами, и они вышли на крышу башни. Когда они остановились на площадке лифта, Гвен повернула к нему лицо, странно пылавшее в неприятном красноватом свете.
   — Уже поздно, — сказала она. — Нам всем лучше отправиться отдыхать.
   Дерк не стал возражать, лишь спросил о Джаане.
   — Ты встретишься с ним завтра, — ответила она. — Сначала мне нужно с ним поговорить.
   — Почему? — удивился Дерк.
   Но Гвен уже спешила к лестнице. Руарк положил ему руку на плечо и подтолкнул к кабине лифта.

2

   Той ночью Дерк почти не спал. Каждый раз, когда он начинал засыпать, отвратительные, сумбурные видения будили его. Просыпаясь, он пытался вспомнить, что ему снилось, но безуспешно. Наконец он сдался. Встав, Дерк порылся в сумке и отыскал свое сокровище — завернутый в фольгу и бархат говорящий камень. Он сидел один во мраке ночи, ощущая рукой его холод и вслушиваясь в его ледяные обещания.
   Прошли часы, прежде чем Дерк встал и оделся. Положив в карман говорящий камень, он отправился наверх, чтобы посмотреть на восход Колеса. Руарк крепко спал, но он с вечера объяснил, как пользоваться кодовым замком, поэтому Дерк мог войти и выйти в любое время. Он поднялся на лифте и вышел на крышу. Там, сидя на холодном металлическом крыле серой машины, он наблюдал, как рассвет смывает с неба остатки ночи.
   Этот странный тусклый рассвет сеял в душе смутное ощущение опасности, а рожденный им день был мрачен. Сначала неясное туманное свечение окрасило горизонт, расплывшись над ним темно-красным пятном, словно слабый отблеск светящихся камней города. Потом появилось первое солнце — крошечный желтый шарик, на который можно было смотреть, не щурясь, не прикрывая глаз. Через несколько минут немного поодаль всплыло второе светило, чуть больше и ярче первого, но оба они, хотя и были намного ярче звезд, вместе давали света меньше, чем одно огромное ночное светило Брака.
   Спустя некоторое время над зарослями парка показалась тонкая, грязно-красная полоска, которая вначале почти не выделялась на окрашенном зарей небе, но она продолжала расти, пока наконец Дерк не понял, что это верхняя часть огромного красного солнца. По мере того как оно поднималось выше и выше, все вокруг окрашивалось в красный цвет.
   Дерк посмотрел вниз, на улицы Лартейна. Светящиеся камни погасли, лишь кое-где в тени осталось слабое мерцание. Рассвет накрыл город серой пеленой с красноватым отливом. Тусклый, холодный свет занимавшегося дня погасил ночные огни, и теперь улицы города несли на себе еще более явственный отпечаток смерти и опустошения.
   Настал сумеречный день Уорлорна.
   — В прошлом году света было больше, — услышал Дерк голос позади себя. — Теперь каждый следующий день темнее и холоднее предыдущего. Две из шести звезд Чертовой Короны находятся сейчас позади Толстого Черта, и от них нет никакого толка, другие продолжают уменьшаться. Сам Черт еще довольно ярок, но и его красный свет слабеет. Выходит, что Уорлорн живет в угасающем свете заката, за которым не будет рассвета. Еще несколько лет, и все семь солнц станут далекими звездами, а на планету вернется лед.
   Говоривший стоял неподвижно лицом к рассвету, слегка расставив ноги, положив руки на бедра. Это был высокий, худощавый, мускулистый мужчина. Распахнутый несмотря на холодное утро ворот рубашки обнажал загорелую грудь, которая казалась медной в свете Толстого Черта. Бросались в глаза высокие скулы, тяжелая квадратная челюсть и волосы до плеч, такие же черные, как у Гвен. Его руки, покрытые густыми черными волосами, украшали два массивных браслета: левую — серебряный с жадеитами, правую — из потемневшего железа с красными светящимися глоустоунами.
   Дерк остался сидеть на крыле ската. Незнакомец смотрел на него сверху вниз.
   — Вы — Дерк т'Лариен, бывший возлюбленный Гвен.
   — А вы — Джаан.
   — Джаан Викари из Сообщества Айронджейд, — представился мужчина. Он шагнул вперед и поднял обе руки вверх, словно демонстрируя собеседнику пустые ладони.
   Дерку был знаком этот жест. Он встал и приложил свои ладони к ладоням кавалаанца. И в этот момент заметил кое-что еще: на черном металлическом поясе Джаана висел лазерный пистолет.
   Викари перехватил его взгляд и улыбнулся.
   — Да, кавалаанцы носят оружие. Это одна из наших традиций. Надеюсь, вас это не шокирует, как кимдиссца, приятеля Гвен. А если вас это тоже приводит в ужас, так это не наша вина, а ваша. Лартейн — часть Верхнего Кавалаана, и вы не вправе ожидать от нас отступления от своей культуры в угоду вашей.
   — Я и не ожидаю. Наверное, из-за того, что узнал о вас прошлой ночью. И все же этот обычай кажется мне странным. Что, здесь где-нибудь идет война?
   Викари слегка улыбнулся, блеснув зубами.
   — Здесь постоянно идет война, т'Лариен. Сама жизнь — война.
   Помолчав, он спросил:
   — У вас необычное имя, т'Лариен. Ни я, ни мой тейн Гарс никогда не слышали такого. Откуда вы родом?
   — Я родился на Бальдуре, очень далеко отсюда, на другой стороне галактики от Старой Земли. Но я почти его не помню. Родители привезли меня на Авалон, когда я был еще маленьким.
   — И вы много путешествовали, как сказала мне Гвен. На каких планетах вам пришлось побывать?
   Дерк пожал плечами.
   — Прометей, Рианнон, Тисрок, Джеймисон… Авалон, разумеется. Всего около дюжины. Большей частью планеты с более низким, чем на Авалоне, уровнем цивилизации, на которых могли пригодиться мои знания. С хорошим образованием легко найти работу даже без особых талантов. Меня это устраивает. Я люблю путешествовать.
   — Но до сих пор вы не залетали на Покров Соблазнителя. Вы не знаете ни одной планеты дальше джамблов. Вы увидите, что здесь все по-другому, т'Лариен.
   Дерк поморщился.
   — Как вы сказали? Джамблы?
   — Джамблы, — повторил Викари неизвестное Дерку слово. — Вулфхеймский сленг. «Косяковые миры». От слова «косяк», дверной косяк. Я узнал его от своих приятелей, вулфхеймцев, когда учился на Авалоне. Так они называли Межпланетье, пространство между Внешними Планетами и Поселениями Старой Земли первого и второго поколений. Именно в звездных системах Межпланетья хранги поработили некоторые планеты и там воевали с Империей Земли. Большинство планет, названных вами, тоже затронула война и последовавший за ней развал Империи. Сам Авалон — поселение второго поколения и когда-то был столицей сектора. А это немало для столь отдаленной планеты. Вы Согласны?
   Дерк кивнул.
   — Да, я немного знаком с историей. Судя по всему, вы знаете гораздо больше.
   — Я историк, — признался Викари. — Моя работа большей частью заключается в попытках извлечь исторические факты из мифов моей родной планеты. Верхнего Кавалаана. Именно для этого Айронджейд послал меня на Авалон, не считаясь с затратами. Я должен был изучить банки данных старинных компьютеров. Я провел там два года. Свободного времени было много, и я увлекся общими вопросами истории человечества.
   Дерк ничего не ответил и устремил взгляд на рассвет. Красный диск Толстого Черта наполовину выполз из-за горизонта, показалась и третья звезда Колеса. Она была немного севернее предыдущих и светила не ярче обычной звезды.
   — Красная звезда — супергигант, — задумчиво сказал Дерк. — Но отсюда она кажется не больше солнца Авалона. Наверное, она очень далеко, и здесь все уже должно было бы замерзнуть. А у вас всего лишь прохладно.
   — Это дело наших рук, — с гордостью в голосе сказал Викари. — Правда, заслуга принадлежит не Верхнему Кавалаану, но, тем не менее, внешнепланетянам. В Эпоху Крушения Империи Земли Тоберу удалось сохранить высокие технологии и потом значительно развить их. Без их экрана Фестиваль был бы невозможен. Когда планета проходила вблизи от Толстого Черта и Адской Короны, их жар выжег бы атмосферу Уорлорна, вскипятил бы его моря. Но благодаря тоберианскому экрану планета избежала страшной катастрофы, а мы получили долгое теплое лето. А теперь экран помогает удержать тепло. Но, как и все в нашем мире, он имеет ограниченные возможности. Холод придет.
   — Я не ожидал, что мы так встретимся, — проговорил Дерк. — Почему вы пришли сюда?
   — Наугад. Много лет назад Гвен рассказала мне, что вы любите смотреть на рассвет. И многое другое, Дерк т'Лариен. Я знаю о вас гораздо больше, чем вы обо мне.
   — Что правда, то правда, — рассмеялся Дерк. — До вчерашней ночи я не знал даже о вашем существовании.
   Лицо Джаана Викари было напряженным и серьезным.
   — Но я существую. Помните об этом, и мы можем быть друзьями. Я хотел встретиться с вами с глазу на глаз и поговорить до того, как проснутся остальные. Теперь мы не на Авалоне, т'Лариен, а сегодня — не вчера. Мы на умирающей планете Фестиваля, в мире, где не существует законов, кроме тех, которые мы привезли с собой. И мне не хотелось бы вести себя в соответствии с нашими. С тех пор как я пожил на Авалоне, я стараюсь считать себя Джааном Викари, но я остаюсь кавалаанцем. Не вынуждайте меня стать Джаантони Рив Вулфом Высокородным Айронджейдом Викари.
   — Я не совсем понял, что вы имеете в виду, — вставая, сказал Дерк. — Но думаю, что могу быть вполне искренним. Я ничего не имею против вас, Джаан.
   Видно было, что ответ Дерка удовлетворил Викари. Он неторопливо кивнул и опустил руку в карман брюк.
   — Прошу вас, примите вот это, — сказал он, протягивая ему на ладони булавку в форме крошечного ската. — В знак дружбы и хорошего отношения. И, пожалуйста, носите ее, пока находитесь здесь.
   — Как вам угодно, — согласился Дерк, улыбнувшись в ответ на церемонную учтивость мужа Гвен. Он взял булавку и приколол ее к воротнику.
   — Да, рассвет здесь хмурый, — посетовал Викари. — Но и день не лучше. Пойдемте к нам. Я разбужу остальных, пора завтракать.
   В просторных апартаментах Гвен, которые она занимала вместе с двумя кавалаанцами, потолки были очень высокими, а в гостиной бросался в глаза огромный камин. На грифельно-серой каминной полке, как на насесте, восседали фантастические существа со злыми глазами и охраняли золу. Викари провел Дерка мимо них по устланному толстым черным ковром полу в столовую, которая не уступала гостиной по размерам. Пока хозяин будил остальных, Дерк сидел на одном из двенадцати деревянных стульев с высокими спинками, которые стояли вокруг большого стола.
   Вскоре кавалаанец принес блюдо с тонко нарезанным темным мясом и корзинку с сухим печеньем. Поставив все это перед Дерком на стол, он снова покинул комнату.
   Как только он вышел, открылась другая дверь и в комнату вошла Гвен, сонно улыбаясь, одетая в выгоревшие брюки и бесформенную зеленую блузу с широкими рукавами, с той же, что и накануне, лентой в волосах. На ее левой руке блеснул массивный серебряный браслет, плотно обхватывавший запястье. Вслед за ней вошел другой человек, почти такой же высокий, как Викари, но на несколько лет моложе и более худой. На нем был спортивный костюм из красно-коричневой хамелеоновой ткани. Таких синих глаз Дерк никогда не видал. Худощавое лицо с острыми чертами скрывала густая рыжая борода.
   Гвен села. Человек с рыжей бородой остановился перед Дерком.
   — Я — Гарс Айронджейд Джанасек, — представился он и протянул ладони. Дерк встал, чтобы приложить к ним свои.
   Дерк заметил лазерный пистолет в кобуре, пристегнутой к ремню из серебристых металлических колец. На правой руке он носил такой же, как у Викари, черный браслет из железа и камня, похожего на глоустоун.
   — Вы, наверное, знаете, кто я? — спросил Дерк.
   — Конечно, — ответил Джанасек с ядовитой усмешкой.
   Они оба сели.
   Гвен уже жевала печенье. Когда Дерк сел, она протянула руку через стол и, почему-то улыбнувшись, дотронулась до маленькой булавки-ската на его воротнике.
   — Я вижу, ты уже познакомился с Джааном, — сказала она.
   — Более или менее, — отозвался Дерк.
   Наконец вернулся Викари. Правой рукой он с трудом удерживал четыре кружки, а в левой нес кувшин темного пива. Он поставил все это посередине стола и, еще раз сходив на кухню, принес тарелки, приборы и покрытый глазурью горшочек с какой-то желтой пастой, которую он предложил мазать на печенье.
   Пока он отсутствовал, Джанасек подтолкнул пустые кружки к Гвен.
   — Налей, — приказал он голосом, не терпящим возражений, и повернулся к Дерку.
   — Насколько я знаю, вы были первым мужчиной в ее жизни, — сказал он, пока Гвен наливала пиво. — Вы оставили ее с неимоверным количеством отвратительных привычек. Я вправе потребовать удовлетворения.
   Дерк растерялся.
   Гвен наполнила пивом три кружки из четырех. Одну она подвинула к месту Викари, вторую — Дерку, из третьей не спеша сделала большой глоток. Затем вытерла губы тыльной стороной руки, улыбнулась Джанасеку и вручила ему пустую кружку.
   — Если ты намереваешься угрожать бедному Дерку из-за моих привычек, — сказала она, — то мне придется потребовать удовлетворения у Джаана за все те долгие годы, что я терпела твои.
   Джанасек нахмурился, повертел в руках пустую кружку.
   — Сука-бетейн, — спокойно произнес он, как будто это было в порядке вещей, и налил себе пива.
   Тут же вернулся Викари, сел за стол, шумно отхлебнул из своей кружки. Все приступили к еде. Дерк вскоре обнаружил, что ему нравится пить пиво на завтрак. По вкусу пришлось ему и печенье, намазанное толстым слоем сладкой пасты. Мясо было суховатым.
   За едой Джанасек и Викари задавали Дерку вопросы, а Гвен сидела со смущенным видом и почти не разговаривала. Двое кавалаанцев являли собой достойное внимания зрелище: они были похожи внешне, но вели себя по-разному. Джаан Викари при разговоре наклонялся вперед (как и прежде, ворот его рубашки был распахнут), время от времени он рассеянно позевывал и почесывался, выражал дружескую заинтересованность всем своим видом, часто улыбался. Он выглядел менее напряженным, чем при первом разговоре на крыше, но все же производил впечатление осторожного, скрытного человека, которому нужно делать над собой определенное усилие, чтобы расслабиться. Даже отступления от формальностей — улыбки, жесты — казались хорошо рассчитанными и продуманными. Гарс Джанасек, хотя и сидел прямее, чем Викари, не почесывался и соблюдал формальную учтивость кавалаанской речи, казался раскрепощенным, как человек, которому не в тягость ограничения, накладываемые обществом, и которому даже в голову не приходит пытаться от них освободиться. Его речь была живой и полной колкостей, которые сыпались, как искры от махового колеса, и большая их часть предназначалась Гвен. Некоторые она парировала, но защита ее была слабой, Джанасек владел игрой лучше. Чаще это была игра в поддавки, дружеское подшучивание, хотя иногда Дерк улавливал в их перепалке интонации настоящей ненависти. В такие моменты Викари хмурил брови.
   Когда Дерк упомянул о Прометее, на котором он провел год, Джанасек сразу ухватился за эту тему.
   — Скажите, т'Лариен, — спросил он, — считаете ли вы Измененных людей людьми?
   — Конечно, — ответил Дерк. — Они — люди Империи Земли, поселившиеся на Прометее во время войны. Современные прометейцы — потомки воинов, служивших в Экологическом Корпусе.
   — Фактически это так, но я с вами не согласен, — возразил Джанасек. — Они слишком много манипулировали с собственными генами и изменили их настолько, что утратили право называть себя людьми. Разве можно считать людьми существ, летающих, как драконы, живущих под водой, способных дышать ядами, видеть в темноте, как хрууны, имеющих четыре руки. А эти двуполые, лишенные чувствительности существа, предназначенные для воспроизведения потомства? Нет, они — не люди. Вернее, нелюди.
   — Нет, — возразил Дерк. — Я много раз слышал слово «нелюдь». На всех планетах оно употребляется в просторечии для обозначения человеческих мутантов, настолько изменившихся, что они уже не могут скрещиваться с человеком. Но прометейцы соблюдали осторожность, чтобы этого не допустить. Их правящие касты совершенно нормальны, вы знаете — в себе они допускали лишь небольшие изменения генотипа ради долголетия и тому подобного, — так вот, как вам, наверное, известно, они регулярно устраивают налеты на Рианнон и Тисрок за обычными, по-земному нормальными людьми.