Страница:
Ну вот, я выбираюсь в парк, битком набитый миллионами молодых людей, которые пользуются моментом, чтобы продемонстрировать всему миру, включая расположившихся на крышах с биноклями полицейских, новый цвет волос и совершенно не обращают внимания на плохую погоду, грозящую смыть нас с лица земли.
На фестивале полно киосков с едой, эмблем, детских развлечений, старой одежды, книжек, крошечных политических партий, все, казалось бы, не так уж и плохо, но я чувствую себя стариком среди этой молодежи – я уверен, некоторые тихо посмеиваются, на меня глядя.
Я постоянно верчу головой, будто кого-то ищу, чтобы никто не разглядел мои морщины. Когда диджей играет старые записи моего детства, я так убедительно, что сам себе верю, делаю вид, будто в жизни ничего подобного не слышал, с каждой новой записью я нарочито все более и более озадачиваюсь, пусть окружающие видят – я понятия не имею, что же это такое.
Профессор Уинг стремительно реагирует на катастрофу, обматывает трубу спецовкой, чтобы сдержать струю, а сам бежит к фургону в поисках чего-нибудь понадежнее для починки. В глубине фургона лежит коробка, маркированная «аварийные припасы», но в ней обнаруживаются только бинты и ничего пригодного для починки прорванных водопроводных труб. Профессор не знает, чем ремонтируют трубы.
В отчаянии он хватает бинты и мчится обратно, вода уже пробивается сквозь спецовку и течет на землю, хорошо хоть раскоп прикрыт палаткой и никто не видит, что творится – ну хотя бы до того, как затопит всю улицу.
Профессору надо опустить руки под ледяную воду, чтобы достать низ трубы. Он туго перевязывает трубу всеми бинтами, и это вроде бы останавливает воду. Будь у него смола или что-то в этом роде, он покрыл бы ею бинты и вышла бы действенная починка, но у него нет ни смолы, ни перспектив ее приобрести – это не тот товар, что можно запросто купить в магазине.
Профессор ужасно взбудоражен происшествием, которое показало, что он абсолютно не подготовлен к подобным занятиям, и его тревожит негритянка, угрожающая его личному открытию. Он продолжает копать. По крайней мере вода размягчила землю.
Негритянку зовут Мюриэл.
Читая книгу об исторических ценностях Великобритании, она доходит до информации о короне. Внезапно у Мюриэл появляется невероятно сильное чувство, что корона где-то поблизости. Книга ограничивается комментарием, что эта фантастически старинная и ценная корона пропала во времена короля Этельреда Нерешительного где-то на юге Англии. Книга не содержит больше никаких данных, но Мюриэл и этого достаточно. Она медиум, и частенько у нее появляются странные идеи, которые впоследствии подкрепляются фактами.
Она надевает пальто и выходит на улицу, ведомая ощущениями. Прибыв к источнику сигнала, она обнаруживает дорожного рабочего. Тот и сам подает странные сигналы, но в данный момент Мюриэл не обращает на них внимания. Она перекидывается с ним несколькими фразами, пытаясь уточнить место захоронения короны. Мюриэл не знает, что делать, если корона окажется под многоэтажкой.
Черт, уже почти наступило завтра и, вполне вероятно, последний день моей жизни, да, мне все больше кажется, что это правда. Ну какие у меня шансы против убийцы? Никаких, я считаю. Я не рассказал хомяку о встрече с так называемой Памелой Паттерсон, зачем его волновать, но распорядился, чтобы за ним ухаживали, если со мной что-нибудь случится. Я попросил свою бывшую, с которой мы дружим, – ну ладно, не дружим, но она меня терпит, корми его помногу, не жалей шоколада, и он будет в полном порядке, сказал я. Она справится, я знаю, потому что она опытная хомячья нянька.
Я беспокойно брожу по комнатам, не могу заснуть и все никак не пойму, почему все так сложилось, это что, в порядке вещей, когда за тобой гоняются со всевозможным оружием? Да нет, вроде не в порядке, во всяком случае, ни с одним из моих знакомых такого не происходит. Я дико таращусь на свои комиксы и думаю, что они будут страдать без присмотра. Кто сотрет с них пыль и любовно переложит с места на место? Кто докупит последние выпуски? Что будет с моей полной коллекцией «Тора»?
Тут я начинаю злиться на них за то, что их так сложно продать. Коллекция комиксов – не самая легкая для продажи вещь. Если бы этот приятель с грузовичком был нормальным человеком, он помог бы мне еще раз, но он оказался полнейшим идиотом, и я вовсе не стану плакать, если больше никогда в жизни его не увижу.
В мире, знаете ли, не так уж много нормальных людей.
Усилием воли Джули не позволяет себе блевать. Некоторое время она разминается сама, потом становится в шеренгу с остальными напротив тренера, повторяя ее движения и следуя указаниям.
Тренер гаркает на нерадивых. Она из Гонконга и бежала в Великобританию всего год назад, скрываясь от бирманских властей после того, как босс-наркобарон, у которого она служила телохранительницей, был убит военными во время ликвидации производителей и торговцев героина. Сейчас она преподает кунг-фу женщинам южного Лондона.
Уизерса, второго человека в отделе грязных штучек; все еще допрашивает управляющий «Удачной Покупки».
– Ублюдок, – рычит Уизерс после очередного удара управляющего. – Я тебе за это отомщу, мой отдел над тобой поработает, и считай, что тебе улыбнулась удача, если останешься в живых.
Управляющий не слушает, у него на уме только то, что он не сможет купить в свой садик швейцарский бассейн из сосны «Альпийское Шале», и не сможет проводить важные вечеринки, и что ему не светит повышение из этой дыры, так как большинство товаров растворяется в воздухе.
Охранники снимают пиджаки.
– Солнце, в нашем распоряжении целый день, – сообщают они. – Ты подпишешь признание или нам тебя еще поуговаривать?
Нанятый Китайцем детектив моментально разыскивает мелкого сульфатного дилера из Брикстона. Он звонит китайцу и сообщает ему новый адрес Алби, спасибо, отвечает китаец и выписывает чек.
В какое время лучше всего с ним связаться? Китаец занят до вечера, в страну все время прибывают наркотики, нужно давать взятки властям, да и припугнуть того-другого не помешает, и ох какая это нелегкая доля – быть крупным криминальным авторитетом в чужой стране, порой Китайцу кажется, что, если бы не правительственные льготы для владельцев малых коммерческих предприятий, он бы все бросил и преподавал бы языки.
В промежутке между тогда и сейчас я практически ничем не занимался, только прятался. Я совсем отошел от общественной жизни.
– Куда делся вдохновитель антимолочной кампании? – вопрошают газеты, но я остаюсь в подполье, только изредка доставляя жалкий грамм-другой сульфата, исключительно для того, чтобы не растерять друзей.
Я страдаю от изоляции, потому что в воздухе зависло несколько больших сделок. На последней комиксовой ярмарке я через знакомого посредника договорился насчет некоторых дел. Он должен был представить меня другому коллекционеру, который жаждет обменять старые выпуски «Железного Человека» на мои схороненные редкие дубликаты «Человека-Паука». Ну да ладно.
Я знаю, в конце концов дела достигнут пика. Я только очень надеюсь не заболеть, потому что мой врач, без сомнения, в деле, один визит – и он тут же названивает в Правление по Сбыту Молока, вот он, приезжайте и берите его тепленьким, но уж, будьте добры, не повредите. «Серебряного Серфера», он мне обещан.
Я ненавижу своего врача.
Мюриэл возвращается, чтобы обрадовать рабочего новостями, она почти уверена, что корона прямо под его площадкой. Мюриэл надеется, что рабочий обрадуется и не переборщит с бурением, чтобы случайно не разломать реликвию пополам, но она не уверена, что рабочий послушает – предыдущий разговор его не заинтересовал. Мюриэл думает, что ему тяжко работать из-за сокращений бюджета, не часто увидишь рабочего, копающего дорогу в одиночестве.
– Привет, – кричит она в бело-оранжевую полосатую палатку, откуда показывается встревоженное лицо. Мюриэл делится с ним своими подозрениями, что прямо подними находится корона. Рабочий бормочет и, не сказав ни слова, исчезает.
Мюриэл ощущает: что-то тут не чисто.
В конце концов Чен просыпается в сильнейшем похмелье. Он так плохо видит, что поначалу даже не уверен, открылись ли глаза. Чувствует он себя омерзительно и пытается понять, чье тело валяется рядом с ним в коридоре. Пока Чен пытается встать на ноги, тело ворчит и трясется. Обрадовавшись, что это не труп, Чен тащится дальше, не обращая внимания на тело и остальные следы вчерашнего празднования.
В кухне обнаруживается еще один незнакомец, но Чен слишком болен, чтобы возмущаться, глаза болят, потому что в окно бьет солнце, – да, они определенно открыты, отмечает он.
Чен раздумывает что делать. Раздумья тоже сильно болят, поэтому он присаживается на табуретку рядом с незнакомцем. До неприличия переполненная пепельница абсолютно тошнотворным образом маячит перед носом, Чен сбрасывает ее со стола на пол. Он сидит и ждет, когда отпустит похмелье.
Отсиживаясь дома, в перерывах между регги я слушаю радио и постепенно обрастаю знаниями в разнообразных областях – например, о говорящих автобусных остановках в помощь слепым, замечательная идея; сидячая забастовка на нефтяной вышке продолжается, мои симпатии целиком на стороне рабочих, и я вовсе не удивлюсь, если нефтяная компания подорвет вышку торпедой; ужасный дикий зверь терроризирует Дартмур, атакуя овец, ягнят, свиней и других несчастных животных, попадающихся ему на пути во время обеда; полк морских пехотинцев охотится за зверем с приказом стрелять на поражение, это повысит процент смертности среди гуляющих по болотам, но меня не беспокоит, особенно если зверя убьют до того, как он сменит место охоты на Брикстон, у меня хватает проблем и без дикого животного, которое хочет мной позавтракать.
У меня выпадают волосы, и каждый день я старею почти на год.
В одну из редких вылазок я захожу к Фрэн и Джули и вполне резонно сетую на свои беды, и тут Фрэн заявляет, что я слишком много жалуюсь. Невероятно.
– Кто, я?
– Да, – отвечает она. – Ты все время ноешь и весь такой несчастный, почему бы немножко не побыть оптимистом и не попытаться чуть-чуть осчастливить мир?
Я обдумываю ее слова и понимаю, что не могу не согласиться. Я все время несчастен. Я буду меняться. С этого момента никто не услышит жалоб от Алби.
За мной охотится наемная убийца! За мной охотится китайский гангстер! Я постоянно болею и старюсь!
Как это здорово! Как в этом душном солнечном Брикстоне клево, я больше не жалуюсь!
Я ухожу, бесповоротно решив стать жизнерадостнее.
Стейси просыпается и стонет.
– Мюриэл, – зовет он.
Медсестру, которая хорошо к нему относится и заботится о нем, когда у нее есть время (что случается не часто), зовут Мюриэл. Стейси впадает обратно в кому, тихо лежа в своей кровати там, где раньше была кладовка канцтоваров.
После урока Джули становится лучше, по венам снова циркулирует кровь, что пробуждает аппетит и направляет Джули в сторону дома – позавтракать со второй попытки.
– Фрэн, привет, есть хочешь?
Они готовят завтрак и, поев, обсуждают, чем займутся вечером и как это осуществить.
– У нас осталось хоть чуть-чуть сульфата?
– Нет.
– А травы?
– Нет.
– А чего-нибудь?
– Нет.
– Деньги?
– Нет.
– Интересно, мы сможем обменять ворованную еду на наркотики?
Они рассматривают этот вариант. Где можно обменять ворованную еду на наркотики? Они не знают, но идея хорошая. В конце концов, нельзя же отправиться в клуб или на вечеринку, сжимая в руках буханку хлеба.
Иногда я программирую драм-машину и подыгрываю ей на гитаре. Я хотел бы играть в группе, но всякая попытка играть с другими, показывает, что они – полнейшие кретины без малейшего проблеска таланта или ума, и из тупости или зависти губят на корню все мои начинания. Ублюдки. Все было бы не так плохо, будь они разумны, однако такого не бывает, по моему опыту, все музыканты – выродки рода человеческого, одно сплошное самомнение и ничего больше, если бы у меня были деньги, я бы снял студию и записал все сам, вышло бы просто замечательно. Я вам говорю.
У профессора Уинга неприятности. Вода сочится из трубы, и он ничего не может с этим поделать. Чтобы не получить удар током, профессор не пользуется буравом, кстати, тут столько воды, и электропроводка наверняка где-то в окрестностях, удар током в ближайшем будущем обеспечен, бури не бури. Но профессор не собирается сдаваться, он убежден, что, едва отойдет, тотчас появится эта женщина и обнаружит корону в паре дюймов от того места, где он прекратил работу.
Ну что за невезуха? Почему эта женщина появилась тут именно сегодня?
А появилась она именно сегодня потому, что волшебная корона подает сигналы, которые усиливаются профессорскими эмоциями.
В мою последнюю ночь на земле я сижу и смотрю в окно.
Ужасное место, но куда еще податься? За окном мерзкая погода, и без того унылый пейзаж от нее еще унылее. Я представляю себе, как где-то там, в темноте, праздношатается загадочный зверь-убийца, уставший от жизни в Дартмуре и направившийся в Брикстон, дабы терроризировать муниципальные многоэтажки. Я беспокоюсь, что обронил на улице какую-нибудь перчатку, зверь нашел ее, решил, что мой запах особенно аппетитен, и в данный момент разыскивает меня, чтобы сожрать.
Где находится Дартмур? Далеко от Брикстона? Я беспокоюсь, что морские пехотинцы, которые охотятся за зверем, убьют меня шальной пулей в окно. Иногда я волнуюсь из-за шальных пуль в окно – мне кажется, это многих беспокоит.
Завтра я преподнесу мою голову на блюдечке с голубой каемочкой дьяволу в человеческом обличье по имени Памела Паттерсон, фальшивой продавщице комиксов, в миру – обученной в Бразилии убийце, способной разорвать меня на куски голыми руками.
Я мрачно забредаю в спальню и размышляю о побеге. Но мне придется оставить свои комиксы на милость хищных лондонских воришек, эта мысль просто невыносима, да и в любом случае, мои враги меня разыщут. Мне кажется, Правление по Сбыту Молока следит за станциями, он в поезде на Манчестер, отбывающем в 9:23, высылайте взвод, минируйте пути.
А что будет, если я одолею Памелу Паттерсон? Меня оставят в покое – ведь я давно уже не мелькал в газетах?
Ну да, может, и оставят, но по моим венам не струится буйный оптимизм.
Из Уизерса выбили признание, сейчас он прозябает в маленькой тюремной камере Брикстонского участка еще с двумя типами.
– Джок, ты сколько раз сидел? – спрашивает Санни.
Джок трясет головой:
– Не сосчитать. А ты?
– Тоже не сосчитать.
Уизерс старается их не слушать. Он признался в создании огромной криминальной организации, ответственной за широкомасштабные кражи в «Удачной Покупке», его заставили подтвердить – да, это моя вина, я главарь банды, мы воровали с ваших полок и через лондонских скупщиков краденого перепродавали нечистым на руку владельцам магазинов, у меня на зарплате двадцать пять человек, мы промышляем уже два года. Стресс от работы в Правлении по Сбыту Молока довел меня до такой жизни.
Сейчас мысли Уизерса предельно ясны, он планирует ужасную месть управляющему «Удачной Покупки»: эта месть по меньшей мере сломает тому карьеру, а может, и приведет к увечьям. Никто не пойдет против сотрудника отдела грязных штучек, думает Уизерс, по крайней мере в здравом уме.
By гуляет по окрестностям. Он подходит к центральной площади Сохо, которая представляет из себя маленький островок травы, и присаживается понаблюдать за обедающими людьми.
Те, кто приходят сюда пообедать, очень рады свободному от работы времени, за ними приятно наблюдать. Немного дальше находится Оксфорд-стрит, где довольный человек – редкое явление, там толкаются локтями, пробиваясь по забитым тротуарам мимо забитых хламом магазинов, травятся выхлопом от невероятного количества такси, волокутся по улице мимо витрин больших универмагов, заполненных майками с лозунгами – так магазины демонстрируют, что шагают в ногу с современной культурой.
Оксфорд-стрит, думает By, это более или менее закат европейской цивилизации.
В это время Чен, будучи здоровым человеком, быстро выкарабкивается из похмелья, к нему возвращается бодрость духа. Он все еще бурно радуется вчерашней победе, сознавая, что поздравления от друзей еще не иссякли.
Чен собирается наведаться в видеомагазин и купить очередную игру. Надо только разобраться, какая из них станет следующей популярной, и начинать тренироваться. Как только он очистит квартиру от вчерашней вечеринки, он потренируется в «Убей еще одного». Некоторое время они в нее поиграют, и Чен смакует мысль о победах над ненавистным By, так мучительно ненавистным By.
Потом Чен вспоминает, что сегодня рабочий день, он уже страшно опоздал, а работодатель очень нетерпим. Чен стонет. Он пытается собраться, но спотыкается о тела, в беспорядке лежащие по всей квартире, не может же он отправиться на работу, оставив в квартире этих незнакомцев, поэтому Чен их будит и выпроваживает.
Иисус Христос, я выгляжу все хуже, какого лешего человек, обставивший эту жалкую квартирку, насовал зеркала во все, блин, возможные места? Они что, нарочно мне настроение портят?
Я безнадежно подсел на зеркала, не могу пройти мимо, не поглядевшись, а потом жутко расстраиваюсь. Зеркала – это злобные объекты, созданные, чтобы портить мне настроение. Я не верю, что они честно отображают действительность.
Я даже не пытаюсь заснуть, лучше провести ночь, нервничая в постели, радио накачивает новостями, я изумлен тем, как на самом деле мало всего происходит. Они повторяют одно и тоже, и если на шоссе А4 перевернулся грузовик с овсянкой, об этом будут вещать полтора дня по четыре раза в час.
Ночь так длинна, что не поддается описанию.
Памела Паттерсон ложится в постель дома, в северном Лондоне. У кровати лежит кипа комиксов, которые она завтра собирается продать какому-то человеку в Брикстоне. Памела совсем не хочет с ними расставаться, хотя это лишние копии, и они принесут ей много денег. Настоящие ценители комиксов ни при каких обстоятельствах не желают расставаться со своими любимцами.
Джун в смешанных чувствах из-за того, что переспала с тем человеком с концерта.
С одной стороны, он вполне сносен и излечил ее временный приступ одиночества, а с другой – Джун пришлось пожертвовать своим уединением, о чем она сожалеет. Нельзя сказать, что ей было здорово, но, с другой стороны, и ужасно тоже не было. Немного шумнее книги, и не так интересно.
Джун не знает, как его зовут и не собирается больше с ним встречаться. Он вроде не отказался бы продолжить знакомство, но Джун его не поощрила.
Временами ей казалось, будто он на что-то отвлекался.
Ее мысли перескакивают на человека из Брикстона, ее контракт на убийство, она думает об этом в ванне. Потом Джун бродит по квартире и поливает цветы, которые расставлены на полу и развешаны на стенах, так они создают умиротворяющий эффект висящих садов. Она не разговаривает с цветами, ее опыт показывает, что это бесполезное занятие.
Слегка потрепанный Чен прибывает в дом своего босса. Он очень опоздал, и, как и предполагалось, босс недоволен. Тот читает Чену нотацию: мол, если бы не обстоятельства, Чен сейчас уже подыскивал бы себе другое место. На самом деле китаец только делает вид, что раздражен, он знает, почему Чен опоздал, и вовсе его не осуждает – он мельком знаком с By и тоже его не любит. У китайца сложилось четкое впечатление, что By его не одобряет, а кто он такой, маленький псевдомистик, чтобы не одобрять человека, заправлявшего проверкой качества героина у босса-наркобарона в Золотом Треугольнике?
Китаец сообщает Чену, что нашел Алби-Голодовку и они скоро нанесут ему визит, только, наверное, не сегодня, потому что слишком много дел.
Журнал на столе открыт на странице объявлений. Чен интересуется, не подыскивает ли босс новое жилье, потому что Чен знает хорошего маклера. Босс в ответ хмурится и закрывает журнал.
Профессор Уинг побежден. Вода течет из трубы и выживает его на поверхность. Он в недоумении, академическое образование не готовит к подобным ситуациям. Вне всякого сомнения, настоящий дорожный рабочий незамедлительно и навсегда починил бы трубу, но настоящий дорожный рабочий ее бы и не пропорол.
Что же делать? Профессор не может заявить о происшествии в отдел водоснабжения, потому что ему станут задавать идиотские вопросы, типа: «Почему это вы, самозванец, копаете государственные дороги?» Они потребуют сообщить, кто он такой, сдадут полиции и выставят на посмешище перед всем научным миром. Серьезная и бульварная пресса будет пестреть заголовками, публиковать издевательские статьи о тайне открытия, профессорских потугах на физический труд и многозначительные шуточки об утечке мозгов.
Да еще материалы, которые он позаимствовал в Британской библиотеке: те, кто не сочувствуют его делу, могут истолковать это как воровство.
Во временном замешательстве профессор стоит в палатке и наблюдает за подступающей водой.
Даже если бы я и смог продать коллекцию комиксов, сейчас уже слишком поздно купить пневматическое ружье, этот план рухнул. Памела Паттерсон.
Я застываю от страха. Вот было бы здорово, если б меня чудесным образом перебросили в альтернативную реальность.
Памела Паттерсон.
Внезапно к восходу вялотекущая ночь выглядит все лучше, но она как-то ускорилась, и вопреки моим усилиям наступает утро.
Меня охватил смертельный ужас и симпатия к тем, кто проводит в камере приговоренных последнюю ночь перед казнью. Как же не потерять разум, когда знаешь, что наутро придут, заберут тебя и привяжут к электрическому стулу или проводят к виселице, а может, поставят к стенке. Хотя это нелепо и безрассудно, и ты безумно хочешь, чтобы ситуация просто рассосалась и оставила тебя в покое, она не рассасывается, и к восходу ты трясешься в ужасе – конечно, должен быть отсюда какой-то выход, в жизни всегда находится выход, только не в этот раз, ты можешь разве что слиться со стенкой, когда за тобой придут, в эту последнюю прогулку у тебя подкашиваются ноги, и ты начинаешь рыдать, потому что это единственная форма протеста, на которую способно твое тело, осознавшее, что с ним собираются делать.
Управляющий «Удачной Покупки» пишет отчет в главный офис. Он сообщает, что стараниями его и охраны была нейтрализована организованная банда магазинных воров. Сейчас ими занимаются полицейские, пишет управляющий, они уверены, что смогут отловить и обезвредить остальных членов банды и положить конец сети организованной преступности, раскинувшейся от Брикстона до юга Франции. С энтузиазмом управляющий пишет, что прибыли пойдут вверх, и в приливе радости звонит жене, чтобы поделиться новостями.
– Может быть, теперь я и получу премию, – ликует он. – Тогда мы купим швейцарский бассейн.
Его жена в ужасе, но хорошо это скрывает. Управляющий говорит, что сегодня они отпразднуют это событие ужином в ресторане, она делает вид, что рада и этому, хотя на самом деле уже готовит ужин.
Жена ждет не дождется новой жизни, чтобы начать готовить закуски для сотрудников, пока те торчат возле бассейна и напиваются.
Когда я только родился, со мной произошел несчастный случай. Врач уронил меня головой вниз. Ну вот, сказал он, здоровенький мальчик, и тут я выскользнул у него из пальцев и грохнулся на пол. Врач держал меня вниз головой, что, казалось бы, опасно, но довольно часто происходит с младенцами. Мое первое знакомство с миром произошло посредством удара по голове, и я до сих пор не могу этого забыть. Вот я счастлив в мирном, теплом окружении, а вот через секунду бухаюсь на пол.
Я уверен, что это было сделано нарочно. Люди меня не любили уже в таком нежном возрасте. Я судил бы их за преступную халатность, но тогда я не умел говорить, а сейчас, наверное, уже поздно.
Может быть, благодаря этому происшествию у меня такой могучий интеллект, но мне кажется, что из-за него же у меня вечно эмоциональные проблемы. Зачем быть умнее всех, если ты постоянно несчастен?
Временно побежденный профессор Уинг тактически отступает. Невозмутимо, насколько позволяют обстоятельства, он уносит инструменты в фургон, чтобы уехать домой и поразмыслить над ситуацией. Профессор хочет раздобыть материалы и произвести ремонт – наверное, в публичной библиотеке есть книги с инструкциями, – но, учитывая тот факт, что очень скоро кто-нибудь заметит потоп, профессор слегка побаивается возвращения.
Приехав домой, он паркует фургон в гараже, заходит внутрь, бродит туда-сюда и волнуется. Совсем недавно корона почти была у него в руках, а теперь она недостижима. Мрачным взглядом профессор окидывает стопки карт, пергаментов и старинных манускриптов и начинает сожалеть, что не стал делать все надлежащим образом. Если бы он правильно все обустроил, он не смог бы держать в тайне открытие короны, но ему и не пришлось бы спасаться бегством, когда все пошло наперекосяк.
Вот в Долине Фараонов таких проблем не было. Там рубили и копали сколько душе угодно, зная, что при любых обстоятельствах их не затопит из бездумно проложенной трубы.
На фестивале полно киосков с едой, эмблем, детских развлечений, старой одежды, книжек, крошечных политических партий, все, казалось бы, не так уж и плохо, но я чувствую себя стариком среди этой молодежи – я уверен, некоторые тихо посмеиваются, на меня глядя.
Я постоянно верчу головой, будто кого-то ищу, чтобы никто не разглядел мои морщины. Когда диджей играет старые записи моего детства, я так убедительно, что сам себе верю, делаю вид, будто в жизни ничего подобного не слышал, с каждой новой записью я нарочито все более и более озадачиваюсь, пусть окружающие видят – я понятия не имею, что же это такое.
* * *
Профессор Уинг стремительно реагирует на катастрофу, обматывает трубу спецовкой, чтобы сдержать струю, а сам бежит к фургону в поисках чего-нибудь понадежнее для починки. В глубине фургона лежит коробка, маркированная «аварийные припасы», но в ней обнаруживаются только бинты и ничего пригодного для починки прорванных водопроводных труб. Профессор не знает, чем ремонтируют трубы.
В отчаянии он хватает бинты и мчится обратно, вода уже пробивается сквозь спецовку и течет на землю, хорошо хоть раскоп прикрыт палаткой и никто не видит, что творится – ну хотя бы до того, как затопит всю улицу.
Профессору надо опустить руки под ледяную воду, чтобы достать низ трубы. Он туго перевязывает трубу всеми бинтами, и это вроде бы останавливает воду. Будь у него смола или что-то в этом роде, он покрыл бы ею бинты и вышла бы действенная починка, но у него нет ни смолы, ни перспектив ее приобрести – это не тот товар, что можно запросто купить в магазине.
Профессор ужасно взбудоражен происшествием, которое показало, что он абсолютно не подготовлен к подобным занятиям, и его тревожит негритянка, угрожающая его личному открытию. Он продолжает копать. По крайней мере вода размягчила землю.
Негритянку зовут Мюриэл.
Читая книгу об исторических ценностях Великобритании, она доходит до информации о короне. Внезапно у Мюриэл появляется невероятно сильное чувство, что корона где-то поблизости. Книга ограничивается комментарием, что эта фантастически старинная и ценная корона пропала во времена короля Этельреда Нерешительного где-то на юге Англии. Книга не содержит больше никаких данных, но Мюриэл и этого достаточно. Она медиум, и частенько у нее появляются странные идеи, которые впоследствии подкрепляются фактами.
Она надевает пальто и выходит на улицу, ведомая ощущениями. Прибыв к источнику сигнала, она обнаруживает дорожного рабочего. Тот и сам подает странные сигналы, но в данный момент Мюриэл не обращает на них внимания. Она перекидывается с ним несколькими фразами, пытаясь уточнить место захоронения короны. Мюриэл не знает, что делать, если корона окажется под многоэтажкой.
Черт, уже почти наступило завтра и, вполне вероятно, последний день моей жизни, да, мне все больше кажется, что это правда. Ну какие у меня шансы против убийцы? Никаких, я считаю. Я не рассказал хомяку о встрече с так называемой Памелой Паттерсон, зачем его волновать, но распорядился, чтобы за ним ухаживали, если со мной что-нибудь случится. Я попросил свою бывшую, с которой мы дружим, – ну ладно, не дружим, но она меня терпит, корми его помногу, не жалей шоколада, и он будет в полном порядке, сказал я. Она справится, я знаю, потому что она опытная хомячья нянька.
Я беспокойно брожу по комнатам, не могу заснуть и все никак не пойму, почему все так сложилось, это что, в порядке вещей, когда за тобой гоняются со всевозможным оружием? Да нет, вроде не в порядке, во всяком случае, ни с одним из моих знакомых такого не происходит. Я дико таращусь на свои комиксы и думаю, что они будут страдать без присмотра. Кто сотрет с них пыль и любовно переложит с места на место? Кто докупит последние выпуски? Что будет с моей полной коллекцией «Тора»?
Тут я начинаю злиться на них за то, что их так сложно продать. Коллекция комиксов – не самая легкая для продажи вещь. Если бы этот приятель с грузовичком был нормальным человеком, он помог бы мне еще раз, но он оказался полнейшим идиотом, и я вовсе не стану плакать, если больше никогда в жизни его не увижу.
В мире, знаете ли, не так уж много нормальных людей.
Усилием воли Джули не позволяет себе блевать. Некоторое время она разминается сама, потом становится в шеренгу с остальными напротив тренера, повторяя ее движения и следуя указаниям.
Тренер гаркает на нерадивых. Она из Гонконга и бежала в Великобританию всего год назад, скрываясь от бирманских властей после того, как босс-наркобарон, у которого она служила телохранительницей, был убит военными во время ликвидации производителей и торговцев героина. Сейчас она преподает кунг-фу женщинам южного Лондона.
Уизерса, второго человека в отделе грязных штучек; все еще допрашивает управляющий «Удачной Покупки».
– Ублюдок, – рычит Уизерс после очередного удара управляющего. – Я тебе за это отомщу, мой отдел над тобой поработает, и считай, что тебе улыбнулась удача, если останешься в живых.
Управляющий не слушает, у него на уме только то, что он не сможет купить в свой садик швейцарский бассейн из сосны «Альпийское Шале», и не сможет проводить важные вечеринки, и что ему не светит повышение из этой дыры, так как большинство товаров растворяется в воздухе.
Охранники снимают пиджаки.
– Солнце, в нашем распоряжении целый день, – сообщают они. – Ты подпишешь признание или нам тебя еще поуговаривать?
Нанятый Китайцем детектив моментально разыскивает мелкого сульфатного дилера из Брикстона. Он звонит китайцу и сообщает ему новый адрес Алби, спасибо, отвечает китаец и выписывает чек.
В какое время лучше всего с ним связаться? Китаец занят до вечера, в страну все время прибывают наркотики, нужно давать взятки властям, да и припугнуть того-другого не помешает, и ох какая это нелегкая доля – быть крупным криминальным авторитетом в чужой стране, порой Китайцу кажется, что, если бы не правительственные льготы для владельцев малых коммерческих предприятий, он бы все бросил и преподавал бы языки.
В промежутке между тогда и сейчас я практически ничем не занимался, только прятался. Я совсем отошел от общественной жизни.
– Куда делся вдохновитель антимолочной кампании? – вопрошают газеты, но я остаюсь в подполье, только изредка доставляя жалкий грамм-другой сульфата, исключительно для того, чтобы не растерять друзей.
Я страдаю от изоляции, потому что в воздухе зависло несколько больших сделок. На последней комиксовой ярмарке я через знакомого посредника договорился насчет некоторых дел. Он должен был представить меня другому коллекционеру, который жаждет обменять старые выпуски «Железного Человека» на мои схороненные редкие дубликаты «Человека-Паука». Ну да ладно.
Я знаю, в конце концов дела достигнут пика. Я только очень надеюсь не заболеть, потому что мой врач, без сомнения, в деле, один визит – и он тут же названивает в Правление по Сбыту Молока, вот он, приезжайте и берите его тепленьким, но уж, будьте добры, не повредите. «Серебряного Серфера», он мне обещан.
Я ненавижу своего врача.
Мюриэл возвращается, чтобы обрадовать рабочего новостями, она почти уверена, что корона прямо под его площадкой. Мюриэл надеется, что рабочий обрадуется и не переборщит с бурением, чтобы случайно не разломать реликвию пополам, но она не уверена, что рабочий послушает – предыдущий разговор его не заинтересовал. Мюриэл думает, что ему тяжко работать из-за сокращений бюджета, не часто увидишь рабочего, копающего дорогу в одиночестве.
– Привет, – кричит она в бело-оранжевую полосатую палатку, откуда показывается встревоженное лицо. Мюриэл делится с ним своими подозрениями, что прямо подними находится корона. Рабочий бормочет и, не сказав ни слова, исчезает.
Мюриэл ощущает: что-то тут не чисто.
В конце концов Чен просыпается в сильнейшем похмелье. Он так плохо видит, что поначалу даже не уверен, открылись ли глаза. Чувствует он себя омерзительно и пытается понять, чье тело валяется рядом с ним в коридоре. Пока Чен пытается встать на ноги, тело ворчит и трясется. Обрадовавшись, что это не труп, Чен тащится дальше, не обращая внимания на тело и остальные следы вчерашнего празднования.
В кухне обнаруживается еще один незнакомец, но Чен слишком болен, чтобы возмущаться, глаза болят, потому что в окно бьет солнце, – да, они определенно открыты, отмечает он.
Чен раздумывает что делать. Раздумья тоже сильно болят, поэтому он присаживается на табуретку рядом с незнакомцем. До неприличия переполненная пепельница абсолютно тошнотворным образом маячит перед носом, Чен сбрасывает ее со стола на пол. Он сидит и ждет, когда отпустит похмелье.
Отсиживаясь дома, в перерывах между регги я слушаю радио и постепенно обрастаю знаниями в разнообразных областях – например, о говорящих автобусных остановках в помощь слепым, замечательная идея; сидячая забастовка на нефтяной вышке продолжается, мои симпатии целиком на стороне рабочих, и я вовсе не удивлюсь, если нефтяная компания подорвет вышку торпедой; ужасный дикий зверь терроризирует Дартмур, атакуя овец, ягнят, свиней и других несчастных животных, попадающихся ему на пути во время обеда; полк морских пехотинцев охотится за зверем с приказом стрелять на поражение, это повысит процент смертности среди гуляющих по болотам, но меня не беспокоит, особенно если зверя убьют до того, как он сменит место охоты на Брикстон, у меня хватает проблем и без дикого животного, которое хочет мной позавтракать.
У меня выпадают волосы, и каждый день я старею почти на год.
В одну из редких вылазок я захожу к Фрэн и Джули и вполне резонно сетую на свои беды, и тут Фрэн заявляет, что я слишком много жалуюсь. Невероятно.
– Кто, я?
– Да, – отвечает она. – Ты все время ноешь и весь такой несчастный, почему бы немножко не побыть оптимистом и не попытаться чуть-чуть осчастливить мир?
Я обдумываю ее слова и понимаю, что не могу не согласиться. Я все время несчастен. Я буду меняться. С этого момента никто не услышит жалоб от Алби.
За мной охотится наемная убийца! За мной охотится китайский гангстер! Я постоянно болею и старюсь!
Как это здорово! Как в этом душном солнечном Брикстоне клево, я больше не жалуюсь!
Я ухожу, бесповоротно решив стать жизнерадостнее.
Стейси просыпается и стонет.
– Мюриэл, – зовет он.
Медсестру, которая хорошо к нему относится и заботится о нем, когда у нее есть время (что случается не часто), зовут Мюриэл. Стейси впадает обратно в кому, тихо лежа в своей кровати там, где раньше была кладовка канцтоваров.
После урока Джули становится лучше, по венам снова циркулирует кровь, что пробуждает аппетит и направляет Джули в сторону дома – позавтракать со второй попытки.
– Фрэн, привет, есть хочешь?
Они готовят завтрак и, поев, обсуждают, чем займутся вечером и как это осуществить.
– У нас осталось хоть чуть-чуть сульфата?
– Нет.
– А травы?
– Нет.
– А чего-нибудь?
– Нет.
– Деньги?
– Нет.
– Интересно, мы сможем обменять ворованную еду на наркотики?
Они рассматривают этот вариант. Где можно обменять ворованную еду на наркотики? Они не знают, но идея хорошая. В конце концов, нельзя же отправиться в клуб или на вечеринку, сжимая в руках буханку хлеба.
* * *
Иногда я программирую драм-машину и подыгрываю ей на гитаре. Я хотел бы играть в группе, но всякая попытка играть с другими, показывает, что они – полнейшие кретины без малейшего проблеска таланта или ума, и из тупости или зависти губят на корню все мои начинания. Ублюдки. Все было бы не так плохо, будь они разумны, однако такого не бывает, по моему опыту, все музыканты – выродки рода человеческого, одно сплошное самомнение и ничего больше, если бы у меня были деньги, я бы снял студию и записал все сам, вышло бы просто замечательно. Я вам говорю.
У профессора Уинга неприятности. Вода сочится из трубы, и он ничего не может с этим поделать. Чтобы не получить удар током, профессор не пользуется буравом, кстати, тут столько воды, и электропроводка наверняка где-то в окрестностях, удар током в ближайшем будущем обеспечен, бури не бури. Но профессор не собирается сдаваться, он убежден, что, едва отойдет, тотчас появится эта женщина и обнаружит корону в паре дюймов от того места, где он прекратил работу.
Ну что за невезуха? Почему эта женщина появилась тут именно сегодня?
А появилась она именно сегодня потому, что волшебная корона подает сигналы, которые усиливаются профессорскими эмоциями.
В мою последнюю ночь на земле я сижу и смотрю в окно.
Ужасное место, но куда еще податься? За окном мерзкая погода, и без того унылый пейзаж от нее еще унылее. Я представляю себе, как где-то там, в темноте, праздношатается загадочный зверь-убийца, уставший от жизни в Дартмуре и направившийся в Брикстон, дабы терроризировать муниципальные многоэтажки. Я беспокоюсь, что обронил на улице какую-нибудь перчатку, зверь нашел ее, решил, что мой запах особенно аппетитен, и в данный момент разыскивает меня, чтобы сожрать.
Где находится Дартмур? Далеко от Брикстона? Я беспокоюсь, что морские пехотинцы, которые охотятся за зверем, убьют меня шальной пулей в окно. Иногда я волнуюсь из-за шальных пуль в окно – мне кажется, это многих беспокоит.
Завтра я преподнесу мою голову на блюдечке с голубой каемочкой дьяволу в человеческом обличье по имени Памела Паттерсон, фальшивой продавщице комиксов, в миру – обученной в Бразилии убийце, способной разорвать меня на куски голыми руками.
Я мрачно забредаю в спальню и размышляю о побеге. Но мне придется оставить свои комиксы на милость хищных лондонских воришек, эта мысль просто невыносима, да и в любом случае, мои враги меня разыщут. Мне кажется, Правление по Сбыту Молока следит за станциями, он в поезде на Манчестер, отбывающем в 9:23, высылайте взвод, минируйте пути.
А что будет, если я одолею Памелу Паттерсон? Меня оставят в покое – ведь я давно уже не мелькал в газетах?
Ну да, может, и оставят, но по моим венам не струится буйный оптимизм.
Из Уизерса выбили признание, сейчас он прозябает в маленькой тюремной камере Брикстонского участка еще с двумя типами.
– Джок, ты сколько раз сидел? – спрашивает Санни.
Джок трясет головой:
– Не сосчитать. А ты?
– Тоже не сосчитать.
Уизерс старается их не слушать. Он признался в создании огромной криминальной организации, ответственной за широкомасштабные кражи в «Удачной Покупке», его заставили подтвердить – да, это моя вина, я главарь банды, мы воровали с ваших полок и через лондонских скупщиков краденого перепродавали нечистым на руку владельцам магазинов, у меня на зарплате двадцать пять человек, мы промышляем уже два года. Стресс от работы в Правлении по Сбыту Молока довел меня до такой жизни.
Сейчас мысли Уизерса предельно ясны, он планирует ужасную месть управляющему «Удачной Покупки»: эта месть по меньшей мере сломает тому карьеру, а может, и приведет к увечьям. Никто не пойдет против сотрудника отдела грязных штучек, думает Уизерс, по крайней мере в здравом уме.
By гуляет по окрестностям. Он подходит к центральной площади Сохо, которая представляет из себя маленький островок травы, и присаживается понаблюдать за обедающими людьми.
Те, кто приходят сюда пообедать, очень рады свободному от работы времени, за ними приятно наблюдать. Немного дальше находится Оксфорд-стрит, где довольный человек – редкое явление, там толкаются локтями, пробиваясь по забитым тротуарам мимо забитых хламом магазинов, травятся выхлопом от невероятного количества такси, волокутся по улице мимо витрин больших универмагов, заполненных майками с лозунгами – так магазины демонстрируют, что шагают в ногу с современной культурой.
Оксфорд-стрит, думает By, это более или менее закат европейской цивилизации.
* * *
В это время Чен, будучи здоровым человеком, быстро выкарабкивается из похмелья, к нему возвращается бодрость духа. Он все еще бурно радуется вчерашней победе, сознавая, что поздравления от друзей еще не иссякли.
Чен собирается наведаться в видеомагазин и купить очередную игру. Надо только разобраться, какая из них станет следующей популярной, и начинать тренироваться. Как только он очистит квартиру от вчерашней вечеринки, он потренируется в «Убей еще одного». Некоторое время они в нее поиграют, и Чен смакует мысль о победах над ненавистным By, так мучительно ненавистным By.
Потом Чен вспоминает, что сегодня рабочий день, он уже страшно опоздал, а работодатель очень нетерпим. Чен стонет. Он пытается собраться, но спотыкается о тела, в беспорядке лежащие по всей квартире, не может же он отправиться на работу, оставив в квартире этих незнакомцев, поэтому Чен их будит и выпроваживает.
Иисус Христос, я выгляжу все хуже, какого лешего человек, обставивший эту жалкую квартирку, насовал зеркала во все, блин, возможные места? Они что, нарочно мне настроение портят?
Я безнадежно подсел на зеркала, не могу пройти мимо, не поглядевшись, а потом жутко расстраиваюсь. Зеркала – это злобные объекты, созданные, чтобы портить мне настроение. Я не верю, что они честно отображают действительность.
Я даже не пытаюсь заснуть, лучше провести ночь, нервничая в постели, радио накачивает новостями, я изумлен тем, как на самом деле мало всего происходит. Они повторяют одно и тоже, и если на шоссе А4 перевернулся грузовик с овсянкой, об этом будут вещать полтора дня по четыре раза в час.
Ночь так длинна, что не поддается описанию.
* * *
Памела Паттерсон ложится в постель дома, в северном Лондоне. У кровати лежит кипа комиксов, которые она завтра собирается продать какому-то человеку в Брикстоне. Памела совсем не хочет с ними расставаться, хотя это лишние копии, и они принесут ей много денег. Настоящие ценители комиксов ни при каких обстоятельствах не желают расставаться со своими любимцами.
Джун в смешанных чувствах из-за того, что переспала с тем человеком с концерта.
С одной стороны, он вполне сносен и излечил ее временный приступ одиночества, а с другой – Джун пришлось пожертвовать своим уединением, о чем она сожалеет. Нельзя сказать, что ей было здорово, но, с другой стороны, и ужасно тоже не было. Немного шумнее книги, и не так интересно.
Джун не знает, как его зовут и не собирается больше с ним встречаться. Он вроде не отказался бы продолжить знакомство, но Джун его не поощрила.
Временами ей казалось, будто он на что-то отвлекался.
Ее мысли перескакивают на человека из Брикстона, ее контракт на убийство, она думает об этом в ванне. Потом Джун бродит по квартире и поливает цветы, которые расставлены на полу и развешаны на стенах, так они создают умиротворяющий эффект висящих садов. Она не разговаривает с цветами, ее опыт показывает, что это бесполезное занятие.
Слегка потрепанный Чен прибывает в дом своего босса. Он очень опоздал, и, как и предполагалось, босс недоволен. Тот читает Чену нотацию: мол, если бы не обстоятельства, Чен сейчас уже подыскивал бы себе другое место. На самом деле китаец только делает вид, что раздражен, он знает, почему Чен опоздал, и вовсе его не осуждает – он мельком знаком с By и тоже его не любит. У китайца сложилось четкое впечатление, что By его не одобряет, а кто он такой, маленький псевдомистик, чтобы не одобрять человека, заправлявшего проверкой качества героина у босса-наркобарона в Золотом Треугольнике?
Китаец сообщает Чену, что нашел Алби-Голодовку и они скоро нанесут ему визит, только, наверное, не сегодня, потому что слишком много дел.
Журнал на столе открыт на странице объявлений. Чен интересуется, не подыскивает ли босс новое жилье, потому что Чен знает хорошего маклера. Босс в ответ хмурится и закрывает журнал.
Профессор Уинг побежден. Вода течет из трубы и выживает его на поверхность. Он в недоумении, академическое образование не готовит к подобным ситуациям. Вне всякого сомнения, настоящий дорожный рабочий незамедлительно и навсегда починил бы трубу, но настоящий дорожный рабочий ее бы и не пропорол.
Что же делать? Профессор не может заявить о происшествии в отдел водоснабжения, потому что ему станут задавать идиотские вопросы, типа: «Почему это вы, самозванец, копаете государственные дороги?» Они потребуют сообщить, кто он такой, сдадут полиции и выставят на посмешище перед всем научным миром. Серьезная и бульварная пресса будет пестреть заголовками, публиковать издевательские статьи о тайне открытия, профессорских потугах на физический труд и многозначительные шуточки об утечке мозгов.
Да еще материалы, которые он позаимствовал в Британской библиотеке: те, кто не сочувствуют его делу, могут истолковать это как воровство.
Во временном замешательстве профессор стоит в палатке и наблюдает за подступающей водой.
Даже если бы я и смог продать коллекцию комиксов, сейчас уже слишком поздно купить пневматическое ружье, этот план рухнул. Памела Паттерсон.
Я застываю от страха. Вот было бы здорово, если б меня чудесным образом перебросили в альтернативную реальность.
Памела Паттерсон.
Внезапно к восходу вялотекущая ночь выглядит все лучше, но она как-то ускорилась, и вопреки моим усилиям наступает утро.
Меня охватил смертельный ужас и симпатия к тем, кто проводит в камере приговоренных последнюю ночь перед казнью. Как же не потерять разум, когда знаешь, что наутро придут, заберут тебя и привяжут к электрическому стулу или проводят к виселице, а может, поставят к стенке. Хотя это нелепо и безрассудно, и ты безумно хочешь, чтобы ситуация просто рассосалась и оставила тебя в покое, она не рассасывается, и к восходу ты трясешься в ужасе – конечно, должен быть отсюда какой-то выход, в жизни всегда находится выход, только не в этот раз, ты можешь разве что слиться со стенкой, когда за тобой придут, в эту последнюю прогулку у тебя подкашиваются ноги, и ты начинаешь рыдать, потому что это единственная форма протеста, на которую способно твое тело, осознавшее, что с ним собираются делать.
Управляющий «Удачной Покупки» пишет отчет в главный офис. Он сообщает, что стараниями его и охраны была нейтрализована организованная банда магазинных воров. Сейчас ими занимаются полицейские, пишет управляющий, они уверены, что смогут отловить и обезвредить остальных членов банды и положить конец сети организованной преступности, раскинувшейся от Брикстона до юга Франции. С энтузиазмом управляющий пишет, что прибыли пойдут вверх, и в приливе радости звонит жене, чтобы поделиться новостями.
– Может быть, теперь я и получу премию, – ликует он. – Тогда мы купим швейцарский бассейн.
Его жена в ужасе, но хорошо это скрывает. Управляющий говорит, что сегодня они отпразднуют это событие ужином в ресторане, она делает вид, что рада и этому, хотя на самом деле уже готовит ужин.
Жена ждет не дождется новой жизни, чтобы начать готовить закуски для сотрудников, пока те торчат возле бассейна и напиваются.
Когда я только родился, со мной произошел несчастный случай. Врач уронил меня головой вниз. Ну вот, сказал он, здоровенький мальчик, и тут я выскользнул у него из пальцев и грохнулся на пол. Врач держал меня вниз головой, что, казалось бы, опасно, но довольно часто происходит с младенцами. Мое первое знакомство с миром произошло посредством удара по голове, и я до сих пор не могу этого забыть. Вот я счастлив в мирном, теплом окружении, а вот через секунду бухаюсь на пол.
Я уверен, что это было сделано нарочно. Люди меня не любили уже в таком нежном возрасте. Я судил бы их за преступную халатность, но тогда я не умел говорить, а сейчас, наверное, уже поздно.
Может быть, благодаря этому происшествию у меня такой могучий интеллект, но мне кажется, что из-за него же у меня вечно эмоциональные проблемы. Зачем быть умнее всех, если ты постоянно несчастен?
Временно побежденный профессор Уинг тактически отступает. Невозмутимо, насколько позволяют обстоятельства, он уносит инструменты в фургон, чтобы уехать домой и поразмыслить над ситуацией. Профессор хочет раздобыть материалы и произвести ремонт – наверное, в публичной библиотеке есть книги с инструкциями, – но, учитывая тот факт, что очень скоро кто-нибудь заметит потоп, профессор слегка побаивается возвращения.
Приехав домой, он паркует фургон в гараже, заходит внутрь, бродит туда-сюда и волнуется. Совсем недавно корона почти была у него в руках, а теперь она недостижима. Мрачным взглядом профессор окидывает стопки карт, пергаментов и старинных манускриптов и начинает сожалеть, что не стал делать все надлежащим образом. Если бы он правильно все обустроил, он не смог бы держать в тайне открытие короны, но ему и не пришлось бы спасаться бегством, когда все пошло наперекосяк.
Вот в Долине Фараонов таких проблем не было. Там рубили и копали сколько душе угодно, зная, что при любых обстоятельствах их не затопит из бездумно проложенной трубы.