Страница:
- Я буду помогать Валерию, - рядом со мной решительно хлопнула крышкой
парты Ира.
Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
- Можно мне? - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она
взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
- Почему? - спросила Кира.
- Но ведь у Иры занятия в музыкальной школе, и потом она... - я
изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
- Хватит, - сказала Ира.
- Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
Я пожал плечами.
Дзинь!
Это к нам позвонили.
- Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
- Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
Я слабым движением руки показал: входи, мол, видишь - лежу... еле
жив...
- Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
- Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
- Энцефалит, - сказал я.
- Что-о-о?
- Энцефалит и еще глаукома, - сказал я, и на моих глазах заблестели
слезы. Мне и самому вдруг показалось, что я серьезно болен, еле дышу и
скоро, наверное, очень скоро умру.
- Я сейчас же сбегаю за врачом. - Ира начала поспешно застегивать
пуговицы пальто.
- Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
- Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства
нет".
- Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала
Ира.
Я покивал головой.
- Может, тебе книжку почитать?
Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
- Сколько времени?
Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
- Половина четвертого.
- Еще часов пять лежать надо.
- Так долго? - удивилась Ира.
- Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
- Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я
тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
- Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама
придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
- До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я
к тебе вечером зайду! - крикнула она.
Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на
груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце
билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
Дзинь! Снова к нам.
Я моментально вытягиваюсь на тахте.
- Входите, - жалобно говорю я.
- Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
- Ты один?
- Да, один, а что?
Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть -
это не мое призвание.
Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него
торчат лыжи.
- Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она
сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее
слезы на глазах были.
Я застонал, как настоящий больной.
- Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
- У нее телефон дома, - сказал Семка.
- Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты
говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
- Да что с тобой? - недоумевал Семка.
- Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь.
Айда лучше кататься на лыжах.
Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом
выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с
моей жизнью и легко все это себе представите.
Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она
твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
- Будем заниматься.
- Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
- Начнем с физики, - строго сказала Ира.
- Начнем, - как эхо, повторил я.
Ира решительно тряхнула головой.
- Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь
сделать, даже жить трудно.
- Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
- Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог,
вынутый из духовки.
- Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам
всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как
увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду.
А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
- Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
- Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
- Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой
карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
- Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
- Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
- Мне Семка нравится. Он очень добрый.
- До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
- А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало
замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
Я сел за стол:
- Займемся.
Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и
смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее
избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел
от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной
занимается.
А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над
книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником
физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими
печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она
хорошо влияет на меня, шалопая.
Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и
задачек, Ира предложила:
- Хочешь послушать, как я играю?
- Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по
клавишам, и я все услышу.
Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась,
я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
- Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю.
Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась
она.
Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с
большей радостью погонял бы на лыжах.
Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
- Здрасте! - весело сказал я.
- Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
- Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила
Ира.
- Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие
ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал
туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
- Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но
все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не
впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту
говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
- Хватит.
И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось
массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на
цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино
по крышке.
- Шикарное!
Ира просто расцвела.
- Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
- И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? -
спросил я, развалясь в кресле.
- Пока только по нотам, - ответила Ира.
Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее
быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в
нормальных книжках, были сплошные ноты.
- Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не
подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли,
парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила:
"На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься
погибнуть за свободу, пойдем с нами".
Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
- Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А
Ириша музицирует.
- Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот
самый Марат.
- Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал,
как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или
Чайковский?..
И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а
еще с кем?
С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один
прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом:
"кормили" его снегом.
- Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
"И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у
меня в голове.
- А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно
передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
- Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
- Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла
за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А
это Марат. Он учится в восьмом классе.
Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому
что он побелел еще сильнее.
Я улыбнулся.
- Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
- Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты,
выходит, живешь в этом доме? Отлично...
Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты
живешь. И теперь ты в моих руках".
- Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке,
на горке.
- Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково
приятные для обоих.
- А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
- Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
- Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
- Что хочешь, - ответил Марат.
И тут я схватился за голову.
- Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все
взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему
на прощанье.
Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли
вправду на плите чайник. Нет, конечно.
Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата.
Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать
Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную
хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог
слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне
казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на
пианино.
Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек.
И чего он к Ире в гости приходит?
"Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился
в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они
забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.
В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А
потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово
проучили Гороха и его ребят.
- Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
- Веселое было зрелище, - согласился я.
На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы
отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый
отсвет. Никто сюда не забредал, все старались обойти стороной наш
ракетодром.
Сзади неожиданно захрустел снег: кто бы это мог быть? Обернулся -
четверо парней, не торопясь, двигались к нам.
Почему-то я сразу сообразил: это приятели Марата. Наконец они нас
подкараулили.
Семка толкнул меня в бок:
- Смотри, еще трое.
Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое. "Великолепная семерка", -
подумал я ни к селу ни к городу. Мы окружены. Уже в двух шагах ехидно
улыбающееся лицо Марата.
Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки.
- Бить будут? - вертит головой Семка.
- Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку.
И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус,
парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами..."
- Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу!
- вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит.
Мы лихорадочно лепим снежки, но пустить их в ход не успеваем - враги
наваливаются на нас. Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу,
как здорово сражается мой друг. Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро
вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти.
Я кричу:
- Молодец, Семка! - и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом,
изловчившись, вскакиваю и снова начинаю колотить руками всех, кто
подвернется.
- Вперед, наших бьют! - слышу я крик.
Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут
к нам на помощь мальчишки.
В это время кто-то здорово треснул меня по голове. Но прежде чем
упасть, успеваю заметить, что на подмогу к нам примчались Горох и его
ребята.
Ну и ну!
Когда я подымаюсь, вернее, когда Семка поднимает меня, гороховцы во
главе со своим атаманом возвращаются к нам, шумно размахивая руками.
"Великолепной семерки" и след простыл.
Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают.
- Вот это фокус! - присвистнул Горох. - Посмотрите, кого мы спасли?!
Наших главных врагов!
- Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка.
- И на старуху бывает проруха, - развожу я руками.
- А здорово они вас отутюжили. - Горох с улыбкой вглядывается в наши
распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают.
- Ну, вот что, - я поправляю шапку. - Кончай разговоры, приступим к
делу. Давайте драться.
- Айн момент, - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже
отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда?
- Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха.
- Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут.
- Ага, - подхватываю я. - Раз случай свел нас вместе, давайте
объединимся и всыплем этим типам как следует.
- У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох.
- А там мы их... - Я сжимаю кулаки.
- Бегом, - крикнул Горох.
Переулками, срезая путь, мы добираемся до Первомайской и у переезда
устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника.
- Неужели прошли? - волнуюсь я.
- Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят.
"Великолепная семерка" чуть ли не бегом приближается к переезду. Они
все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом.
- Давай, - тихо говорю я. И мы с Семкой привстаем, готовые броситься
навстречу семерке.
- Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку,
завязывает на ней петлю и, сильно размахнувшись, бросает самодельное лассо
под ноги Марату. Марат сразу летит на землю, и Горох за одну ногу
подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и
совсем не великолепную шестерку.
Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и ногам, а
четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не
будут. И вообще, если бы не Марат, они бы ни за что не напали на таких
замечательных ребят, как мы.
- Может, отпустим? - разжалобился Семка.
- Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох.
Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут
размышляю. Не верю я людям, которые сперва дадут тебе по зубам, а потом
говорят, что они этого не хотели и вообще они ангелы. Я таким типам ничего
не прощаю, ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может,
вот этот мне и залепил, который сейчас хнычет и просит отпустить его к
мамочке?
Я поглядел на приувядшую семерку, а потом на сугробы снега, которые
сегодня завалили всю улицу. И еще раз на семерку, и еще раз на сугробы.
Веселая идея рождается сама собой.
- А что, если "великолепная семерка" тунеядцев потрудится на благо
улицы Первомайской? - восклицаю я. - Сейчас мы раздобудем для них лопаты, и
пусть мальчики, засучив рукава, с огоньком очистят улицу от снега.
Мое предложение проходит на "ура".
- Труд создал человека, - важно изрекает Горох.
Мы с Семкой отправляемся в ближайшие дома за лопатами, а Горох со
своими сторожит тунеядцев.
Мы стучим в двери и говорим:
- Наш пионерский отряд решил очистить вашу улицу от снега. Дайте нам,
пожалуйста, лопату.
Жители улицы охотно дают нам деревянные лопаты, а некоторые даже помощь
свою предлагают. Но мы благородно отказываемся:
- У нас такие ребята и так любят работу, что мы быстро справимся сами.
Мы вручаем четверым тунеядцам орудия труда. Троих связанных охраняет
Горох. Мы же не спускаем глаз с тех, кто работает, а когда надо,
покрикиваем, командуем.
Тунеядцы начинают энергично. Их лопаты так и мелькают в воздухе. Вскоре
они очищают тротуар перед пятью домами. Но, переусердствовав, Марат и его
дружки выдыхаются и начинают еле шевелиться.
- Эй, Горох! - кричу я. - Давай вторую смену.
Горох развязывает троих пленников, они жадно хватают лопаты и начинают
с такой силой метать снег, как это делает хорошая машина. Четверо из первой
смены, привалившись к забору, отдыхают.
В две смены "великолепная семерка" быстро очищает тротуар. Остается
совсем немножко.
- Ладно, хватит, - командую я. - Сматывайтесь.
- И запомните, - показывает могучие кулаки Горох, - кто к нам с мечом
придет - от меча и погибнет.
Мы хохочем. Повесив носы, измотанные, но перевоспитанные, тунеядцы идут
через переезд к проспекту.
С неочищенной частью тротуара мы справляемся за полчаса.
Домой возвращаемся почти друзьями. Вот ведь как странно бывает: мы с
Горохом - почти друзья...
Уже три дня, как болеет Ира. У нее грипп вместе с ангиной. Ребята целой
толпой навестили Иру, и Семка каждый день носится к ней.
А я ни разу не зашел к Ире. Мне как-то неудобно. Потому что вчера я
получил новую двойку по математике. И мне первый раз в жизни стыдно, что я
получил двойку. Раньше нахватаешь "пар" и гордишься ими, как олимпийскими
медалями. А теперь почему-то стыдно. Я представляю, как строго посмотрит на
меня Ира, и у меня мурашки начинают по коже стометровки бегать.
Мама сердится:
- Почему ты не навестишь Иру?
- Боюсь заразиться, - отвечаю я. - Ты ведь знаешь, какой грипп
заразный. И ангина тоже.
- Никто тебя не заставляет с ней целоваться, - сердится мама.
- Вот еще не хватало - целоваться, - фыркаю я. - Не пойду и все. Ты
спроси у нее, не нужно ли ей вызвать "скорую помощь"? - Я открываю дверь и
последние слова кричу вдогонку маме, которая торопливо поднимается на
четвертый этаж, где живет Ира.
А самое обидное, что двойка у меня какая-то глупая. Вообще двоек умных
не бывает. Это понятно. Но моя последняя двойка была уж очень глупая, а от
этого - обидная. Потому что сперва она была пятеркой.
Позавчера мы писали контрольную. Вы же знаете, как пишутся контрольные
- по вариантам. Ты решаешь одну задачу, а твой сосед - другую.
А я сидел один. Одному, сами понимаете, скучно решать. И я попросил
Павла Захаровича пересадить меня к Леньке Александрову. Я сидел на
предпоследней парте, у самой двери.
- Здесь дует, Пал Захарыч, а у меня насморк, - я усердно пошмыгал
носом.
Павел Захарович пересадил. А что тут такого? Ленька решает один
вариант, а я другой. Не спишешь все равно.
Нашему варианту попалась эта самая задача, вы ее, наверно, тысячу раз
решали: про бассейн, который одна труба наполняет водой, а в другую,
наоборот, вся вода выливается. Мне такая арифметика совсем не нравилась.
Однажды я в ответе написал: "Надо сказать завхозу, чтобы он починил вторую
трубу". Такое решение мне подсказала мама, когда мы с ней два часа бились
над задачей, но так и не смогли ее одолеть. И вот на контрольной - такая же.
Зато Ленькин вариант был гораздо интереснее. Из пункта А в пункт Б
выехал поезд. Его скорость пока неизвестна. А навстречу ему вышел пешеход.
Скорость пешехода 6 км в час. Когда и где они встретятся, если расстояние от
пункта А до пункта Б - 240 км.
Тут можно было пораскинуть мозгами. Надо сперва узнать, когда все это
происходило. Если зимой, то вряд ли человек может пройти в час 6 километров.
Я представил, как он идет, закрываясь от резкого ветра, как снег метет ему в
лицо. Нет, вряд ли за час он пройдет 6 километров. Но, может, он на лыжах?
Тогда надо было про это написать. В таком случае, конечно, он может и больше
за час пройти.
А если действие в задаче происходит не зимой, а летом, какие тогда
лыжи?
Летом, конечно, пешеход пройдет в час 6 километров. Но только с утра,
когда прохладно. А потом, когда солнце станет припекать, человек еле-еле
поплетется. Я вообразил, как пешеход развалился в тени под деревом и
вытирает пот, как он облизывает потрескавшиеся губы: ему, наверное, здорово
хочется пить. Тут за час если на 2 километра продвинешься, и то хорошо.
Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него
где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно
поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу,
надо торопиться навстречу поезду.
А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если
дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах,
что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не
схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда
направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия
подставить.
Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто
прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в
порожнее.
И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину
тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить,
так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник.
Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь.
Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка,
Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться?
Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и
говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь.
- Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая
работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова - тот же блеск, та
же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок
грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец.
Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у
него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен.
- И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу.
Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой
старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался.
- Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости
поезда и пешехода.
И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он
постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней
мере открыл закон всемирного тяготения.
- Павел Захарович! - вскочил Ленька. - А почему он решал про поезд,
когда ему надо было решать про бассейн?
- Про бассейн? - Павел Захарович нахмурился.
- Да, - продолжал Ленька. - Он же сидел рядом со мной на контрольной.
Вы его сами пересадили.
Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку.
- Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? - сказал он,
поморщившись. - Ставлю тебе двойку.
- Мне просто понравилась задача про поезд, - воскликнул я. - Мне
надоели задачи про бассейн.
Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор.
Я показал Леньке кулак.
- Ябеда, получишь.
Ленька покраснел.
- Но это остроумное решение придумал я, а не ты.
- А может, и я тоже? - ехидно спросил я.
- Я тебе не верю, - сказал Ленька. - Воровать чужое остроумное решение
нельзя, это не списывание, а плагиат называется.
Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел
Захарович тихо сказал:
- Продолжим урок.
Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и
грустно.
Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный
тенор - толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина
сестра сказала:
- В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто.
Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр.
Я выхожу на ту самую улицу, где живут Горох и его компания. Я
вспоминаю, как мы вместе заставили "великолепную семерку" потрудиться на
благо пешеходов, но мне все равно не становится веселее.
Семка и Генка сейчас на занятиях физического кружка. Из нашего класса
парты Ира.
Да, этого я не предусмотрел. Она же ничего не знает. Что придумать?
- Можно мне? - Я поднялся. - Я, конечно, очень благодарен Ире, что она
взялась мне помогать. Но, может, ей будет трудно?
- Почему? - спросила Кира.
- Но ведь у Иры занятия в музыкальной школе, и потом она... - я
изобразил, как гимнастки делают ласточку. - Просто времени не хватит?
- Хватит, - сказала Ира.
- Значит, договорились? - И Кира что-то отметила в своей тетради.
Я пожал плечами.
Дзинь!
Это к нам позвонили.
- Войдите, - чуть слышно проскрипел я. - Дверь открыта.
- Здравствуйте, к вам можно? - На пороге стояла Ира.
Я слабым движением руки показал: входи, мол, видишь - лежу... еле
жив...
- Что с тобой? - бросилась ко мне Ира.
Я лежал на маминой тахте, держался за сердце и тихо стонал.
- Что с тобой? - Ира совсем перепугалась.
- Энцефалит, - сказал я.
- Что-о-о?
- Энцефалит и еще глаукома, - сказал я, и на моих глазах заблестели
слезы. Мне и самому вдруг показалось, что я серьезно болен, еле дышу и
скоро, наверное, очень скоро умру.
- Я сейчас же сбегаю за врачом. - Ира начала поспешно застегивать
пуговицы пальто.
- Не надо! - Я даже приподнялся, но потом быстро опустился и застонал.
- Я знаю, что врач скажет: "Покой, только покой, другого лекарства
нет".
- Я даже не знала, что у тебя такие тяжелые болезни, - серьезно сказала
Ира.
Я покивал головой.
- Может, тебе книжку почитать?
Я отрицательно замотал головой и жалобно проныл:
- Сколько времени?
Ира посмотрела на часы, которые тикали на тумбочке.
- Половина четвертого.
- Еще часов пять лежать надо.
- Так долго? - удивилась Ира.
- Может, и больше, - печально вздохнул я. - Ты иди домой.
- Но вдруг тебе что-нибудь понадобится, - взволнованно сказала Ира. - Я
тебе помогу. Болезни все-таки опасные.
- Спасибо. - Голос мой дребезжал, как старенький трамвай. - Сейчас мама
придет. Она знает, что делать. Ты иди. Иди!
- До свидания. - Ира ласково улыбнулась и, пятясь, вышла в коридор. - Я
к тебе вечером зайду! - крикнула она.
Когда за ней захлопнулась дверь, я сел на тахте, нашел то место на
груди, под которым бьется сердце. Может, я и вправду заболел? Но нет. Сердце
билось, как и до сегодня. Еще 100 лет по меньшей мере будет стучать.
Дзинь! Снова к нам.
Я моментально вытягиваюсь на тахте.
- Входите, - жалобно говорю я.
- Валерка, это я. - За дверью слышен Семкин голос.
- Ты один?
- Да, один, а что?
Я спрыгиваю с тахты и в два прыжка достигаю двери. Все-таки болеть -
это не мое призвание.
Семка входит, глаза его широко раскрыты - он удивлен. Под мышкой у него
торчат лыжи.
- Слушай, что ты выдумал? - говорит Семка. - Встретил Ирку, она
сказала, что вызовет "скорую помощь". Ты, мол, чуть ли не при смерти. У нее
слезы на глазах были.
Я застонал, как настоящий больной.
- Ах, черт. Как она вызовет "скорую"?
- У нее телефон дома, - сказал Семка.
- Да, - я философски почмокал губами. - Всего не предусмотришь. Так ты
говоришь - она рыдала? Впечатлительная девочка.
- Да что с тобой? - недоумевал Семка.
- Ничего, Сема, ничего. Просто я влип. И ничем уже мне не поможешь.
Айда лучше кататься на лыжах.
Я не буду рассказывать, как примчалась "скорая помощь", как все потом
выяснилось, и что сказала мама, и что подумала Ира. Вы уже хорошо знакомы с
моей жизнью и легко все это себе представите.
Я только расскажу, как назавтра ко мне домой снова пришла Ира.
Она разделась в коридоре, я хотел ей помочь повесить пальто, но она
твердо отвела мою руку и молча прошла в комнату.
Ира села на стул и резко открыла учебник физики:
- Будем заниматься.
- Будем, - повторил я и придвинул свой стул поближе к Ире.
- Начнем с физики, - строго сказала Ира.
- Начнем, - как эхо, повторил я.
Ира решительно тряхнула головой.
- Ты должен знать, что без физики в наше время очень трудно что-нибудь
сделать, даже жить трудно.
- Да, трудно. Мне очень трудно... жить... без физики, - затянул я.
- Если ты сейчас же не прекратишь свои кривлянья, я уйду!
Я никогда не видел Иру такой сердитой, лицо ее пылало, как пирог,
вынутый из духовки.
- Я не кривляюсь, - разозлился я. - Я всегда говорю серьезно. Это вам
всем кажется, что я кривляюсь. Все привыкли и думают, что я клоун. И как
увидят меня, так сразу рты в улыбочку растягивают - ждут, что смешить буду.
А я не клоун, я человек. И мне обидно, что меня не понимают.
Ира выслушала мой монолог очень серьезно, глаза ее горели. Она сказала:
- Я верю, что ты хороший человек. Понимаешь?
- Понимаю, - я проглотил слюну. - Если бы все были такие, как ты.
Я улыбнулся Ире. Она тоже улыбнулась.
- Слушай, поедем в воскресенье в Зеленое на лыжах. Там есть такой
карьер - одно удовольствие, - выпалил я.
- Поедем, - согласилась Ира. - Я очень люблю кататься с гор.
- Я тоже. И Семку с собой прихватим. Семка - отличный парень.
- Мне Семка нравится. Он очень добрый.
- До-го-во-ри-лись, - я размахивал руками и бегал по комнате.
- А теперь займемся физикой, - Ира была неумолима.
Мои руки еще продолжали барахтаться в воздухе, но их движение стало
замедленным. Знаете, как пропеллер останавливается.
Я сел за стол:
- Займемся.
Ира снова раскрыла учебник физики. Я слушал, что она говорила, и
смотрел на нее. И все никак не мог понять, как это мне не удалось от нее
избавиться. Только потом мне пришло в голову, что я, наверно, не очень хотел
от нее избавиться. Мне даже было приятно, что такая девчонка со мной
занимается.
А о маме говорить нечего. Когда она увидела меня, склоненного над
книгой, и не над какими-нибудь "Тремя мушкетерами", а над солидным учебником
физики, мама просто расчувствовалась. Она угощала Иру всякими
печеньями-вареньями и приговаривала, чтобы та приходила почаще, что она
хорошо влияет на меня, шалопая.
Один раз, когда мы кончили заниматься и моя голова гудела от формул и
задачек, Ира предложила:
- Хочешь послушать, как я играю?
- Хочу, - не очень весело ответил я. - Ты изо всех сил побарабань по
клавишам, и я все услышу.
Ира жила на четвертом этаже, а я на втором. И если бы она постаралась,
я бы услышал, как она играет, сидя у себя дома.
- Ты все шутишь, - обиделась Ира. - А я и правда неплохо играю.
Учительница говорит, что у меня хорошие музыкальные данные, - похвалилась
она.
Обижать Иру мне не хотелось, и я пошел смотреть, как Ира играет, хотя с
большей радостью погонял бы на лыжах.
Нас встретила Ирина мама - высокая, худая женщина в пестром халате.
- Здрасте! - весело сказал я.
- Здравствуй, - строго посмотрела на меня Ирина мама.
- Это тот самый Валерий, о котором я тебе рассказывала, - объяснила
Ира.
- Догадываюсь, - ответила Ирина мама и хмуро покосилась на маленькие
ручейки, которые вытекали из-под моих ботинок.
Я, конечно, прежде чем пойти к Ире, вылетел во двор и немного побегал
туда-сюда. И успел запустить пару снежков высоко, до самой крыши.
- Сейчас, мамочка, - заторопилась Ира.
И мы с ней стали вытирать ноги о коврик. Я не особенно старался, но
все-таки, кажется, успел протереть коврик до дыр, а Ирина мама все не
впускала нас в комнату. Я хотел было повернуть оглобли, то есть, попросту
говоря, удрать на улицу, но тут Ира сказала:
- Хватит.
И потянула меня за рукав в комнату, где среди прочей мебели выделялось
массивное, шоколадного цвета пианино, все в завитушках и крендельках. Я на
цыпочках пробалансировал по натертому, блестящему паркету и похлопал пианино
по крышке.
- Шикарное!
Ира просто расцвела.
- Это очень ценное пианино. Таких теперь нигде нет.
Ирина мама ушла в другую комнату, и я снова обрел дар красноречия.
- И ты на нем можешь все, что захочешь, сыграть? Или только по нотам? -
спросил я, развалясь в кресле.
- Пока только по нотам, - ответила Ира.
Она подняла крышку, положила на подставку толстую книгу и начала ее
быстро листать. Я пригляделся. На страницах вместо обычных слов, как в
нормальных книжках, были сплошные ноты.
- Слушай, - сказала Ира. Она сильно ударила по клавишам. И я чуть не
подпрыгнул. Мне показалось, что кто-то хлопнул меня по плечу: "Пошли,
парень, с нами". Я не успел и спросить: "Куда?", как музыка мне ответила:
"На войну!" "И если ты не трус, - говорила музыка, - если ты не боишься
погибнуть за свободу, пойдем с нами".
Я слушал музыку и боялся пошевельнуться.
И как обычно бывает в такие моменты, раздался звонок.
- Ах, Марат, - пропела в коридоре Ирина мама. - Здравствуй, дорогой. А
Ириша музицирует.
- Здравствуйте, Олимпиада Петровна, - сказал кто-то. Наверно, этот
самый Марат.
- Ах, Марат! - воскликнула Ира и вскочила со стула.
Музыка оборвалась. И меня уже никто никуда не звал. А я даже не узнал,
как фамилия композитора, который сочинил эту музыку. Бетховен или
Чайковский?..
И тут вошла Ира. С кем вы думаете? С мамой? Ну, конечно, с мамой. Ну, а
еще с кем?
С похитителем марок! Да, с тем самым, которого мы с Семкой в один
прекрасный морозный день учили быть человеком. Учили очень простым способом:
"кормили" его снегом.
- Я вас покидаю, молодые люди, - между тем сказала Ирина мама.
"И откуда только у нее такой ласковый голос появился?" - мелькнуло у
меня в голове.
- А ты, Марат, - обратилась она к похитителю марок, - непременно
передай привет маме. Я к вам на днях загляну.
- Спасибо, Олимпиада Петровна, - улыбнулся похититель.
- Вы не знакомы? Познакомьтесь, - предложила Ира, когда ее мама закрыла
за собой дверь. - Это Валерий, мой одноклассник. Он живет в нашем доме. А
это Марат. Он учится в восьмом классе.
Тут похититель ко мне внимательно пригляделся и, конечно, узнал, потому
что он побелел еще сильнее.
Я улыбнулся.
- Мы давно знакомы. Ты ходишь на горку? А по склону спускаешься?
- Не хожу и не спускаюсь, - медленно проговорил похититель. - А ты,
выходит, живешь в этом доме? Отлично...
Я понял, чем пахнет это "отлично". Оно пахнет вот чем: "Я знаю, где ты
живешь. И теперь ты в моих руках".
- Ах, я вспомнила! - Ира всплеснула руками. - Вы познакомились в парке,
на горке.
- Да, у нас яркие воспоминания, - ухмыльнулся я. - Правда, не одинаково
приятные для обоих.
- А там что-нибудь случилось? - спросила Ира.
- Ничего, - оборвал ее похититель. - Ириша, сыграй мне.
- Что, Марат? - Ира послушно села за пианино.
- Что хочешь, - ответил Марат.
И тут я схватился за голову.
- Как это я забыл? Я же оставил на плите чайник, там наверняка все
взлетело на воздух! - Я вскочил с кресла. - До свидания, до скорой встречи!
Последние слова я произнес, глядя на похитителя, и даже подмигнул ему
на прощанье.
Я прибежал домой и на всякий пожарный случай проверил, а не пыхтит ли
вправду на плите чайник. Нет, конечно.
Я растянулся на тахте. Убежал я не потому, что испугался этого Марата.
Чихать я хотел на его угрозы. Еще посмотрим, кто кого. Стоит мне рассказать
Ире, что он мелкий и подлый воришка, и она перестанет ему играть разную
хорошую музыку. И будет играть ее только мне. А убежал я потому, что не мог
слушать с ним вместе эту музыку. Потому что это была моя музыка. Мне
казалось, что я сам мог бы ее сочинить, если б умел, как Ира, играть на
пианино.
Я вспомнил о похитителе и засмеялся: сапог лакированный, а не человек.
И чего он к Ире в гости приходит?
"Валерка, - вдруг сказал я сам себе, - что с тобой? Неужели ты влюбился
в девчонку? Пусть даже в такую, как Ира?"
Да нет, я просто думаю о Марате. Когда такие мальчики обозлятся, они
забывают о собственной трусости и бросаются в драку очертя голову.
Уже через несколько дней я понял, что угроза похитителя была незряшной.
В тот вечер мы с Семкой бродили по двору - дышали свежим воздухом. А
потом отправились на ракетодром Генки Правильного, где мы когда-то здорово
проучили Гороха и его ребят.
- Они улепетывали, словно зайцы, - хохотал Семка.
- Веселое было зрелище, - согласился я.
На ракетодроме было темно, не то что в памятный вечер, когда мы
отомстили Гороху. Только от ярко сверкавших семиэтажных домов доходил слабый
отсвет. Никто сюда не забредал, все старались обойти стороной наш
ракетодром.
Сзади неожиданно захрустел снег: кто бы это мог быть? Обернулся -
четверо парней, не торопясь, двигались к нам.
Почему-то я сразу сообразил: это приятели Марата. Наконец они нас
подкараулили.
Семка толкнул меня в бок:
- Смотри, еще трое.
Со стороны ярко сиявших домов шли еще трое. "Великолепная семерка", -
подумал я ни к селу ни к городу. Мы окружены. Уже в двух шагах ехидно
улыбающееся лицо Марата.
Я чувствую, что у меня начинают дрожать коленки.
- Бить будут? - вертит головой Семка.
- Нет, медали вручать, - злюсь я на себя и на Семку.
И вдруг я слышу музыку. Ту самую, которую играла Ира. "Если ты не трус,
парень, и не боишься погибнуть за свободу, идем с нами..."
- Бей их! - воплю я. - Покажем, что не зря мы перворазрядники по боксу!
- вру я на всякий случай, зная, что никто мне не поверит.
Мы лихорадочно лепим снежки, но пустить их в ход не успеваем - враги
наваливаются на нас. Я отбиваюсь, но Марат валит меня с ног. Падая, я вижу,
как здорово сражается мой друг. Семку тоже сбили. Он лежит на спине, быстро
вертится и лупит ногами всех, кто пытается к нему подойти.
Я кричу:
- Молодец, Семка! - и беру с него пример, отбиваюсь ногами, а потом,
изловчившись, вскакиваю и снова начинаю колотить руками всех, кто
подвернется.
- Вперед, наших бьют! - слышу я крик.
Очень знакомый голос, думаю я. И вижу, как со стороны дома Гороха бегут
к нам на помощь мальчишки.
В это время кто-то здорово треснул меня по голове. Но прежде чем
упасть, успеваю заметить, что на подмогу к нам примчались Горох и его
ребята.
Ну и ну!
Когда я подымаюсь, вернее, когда Семка поднимает меня, гороховцы во
главе со своим атаманом возвращаются к нам, шумно размахивая руками.
"Великолепной семерки" и след простыл.
Разглядев нас с Семкой, Горох и его ребята замирают.
- Вот это фокус! - присвистнул Горох. - Посмотрите, кого мы спасли?!
Наших главных врагов!
- Спасибо вам, ребята, - говорит вежливый Семка.
- И на старуху бывает проруха, - развожу я руками.
- А здорово они вас отутюжили. - Горох с улыбкой вглядывается в наши
распухшие физиономии. Его дружки насмешливо хихикают.
- Ну, вот что, - я поправляю шапку. - Кончай разговоры, приступим к
делу. Давайте драться.
- Айн момент, - поднимает руку Горох. - Вы сейчас не в форме. А мы уже
отвели душу. И потом, когда семеро против двоих - это нечестно, правда?
- Нечестно, - говорю я, удивляясь словам Гороха.
- Слушайте, - подает голос Семка, - надо торопиться. А то они удерут.
- Ага, - подхватываю я. - Раз случай свел нас вместе, давайте
объединимся и всыплем этим типам как следует.
- У них одна дорога - через Первомайскую на проспект, - говорит Горох.
- А там мы их... - Я сжимаю кулаки.
- Бегом, - крикнул Горох.
Переулками, срезая путь, мы добираемся до Первомайской и у переезда
устраиваем засаду. Спрятавшись за забором какого-то домика, ждем противника.
- Неужели прошли? - волнуюсь я.
- Нет, вон они, - шепчет кто-то из ребят.
"Великолепная семерка" чуть ли не бегом приближается к переезду. Они
все время оглядываются назад: нет ли погони? Вот они почти рядом.
- Давай, - тихо говорю я. И мы с Семкой привстаем, готовые броситься
навстречу семерке.
- Айн момент, - удерживает нас Горох. Он достает из-под пальто веревку,
завязывает на ней петлю и, сильно размахнувшись, бросает самодельное лассо
под ноги Марату. Марат сразу летит на землю, и Горох за одну ногу
подтягивает его к себе. А мы срываемся с места и нападаем на растерявшуюся и
совсем не великолепную шестерку.
Через несколько минут трое самых здоровых связаны по рукам и ногам, а
четверо умоляют отпустить их домой, потому что они никогда больше драться не
будут. И вообще, если бы не Марат, они бы ни за что не напали на таких
замечательных ребят, как мы.
- Может, отпустим? - разжалобился Семка.
- Может, снегом покормим? - подмигивает мне Горох.
Все глядят на меня и ждут мудрого решения. Я приосаниваюсь и пару минут
размышляю. Не верю я людям, которые сперва дадут тебе по зубам, а потом
говорят, что они этого не хотели и вообще они ангелы. Я таким типам ничего
не прощаю, ни одного синяка. Кстати, под левым глазом здорово болит. Может,
вот этот мне и залепил, который сейчас хнычет и просит отпустить его к
мамочке?
Я поглядел на приувядшую семерку, а потом на сугробы снега, которые
сегодня завалили всю улицу. И еще раз на семерку, и еще раз на сугробы.
Веселая идея рождается сама собой.
- А что, если "великолепная семерка" тунеядцев потрудится на благо
улицы Первомайской? - восклицаю я. - Сейчас мы раздобудем для них лопаты, и
пусть мальчики, засучив рукава, с огоньком очистят улицу от снега.
Мое предложение проходит на "ура".
- Труд создал человека, - важно изрекает Горох.
Мы с Семкой отправляемся в ближайшие дома за лопатами, а Горох со
своими сторожит тунеядцев.
Мы стучим в двери и говорим:
- Наш пионерский отряд решил очистить вашу улицу от снега. Дайте нам,
пожалуйста, лопату.
Жители улицы охотно дают нам деревянные лопаты, а некоторые даже помощь
свою предлагают. Но мы благородно отказываемся:
- У нас такие ребята и так любят работу, что мы быстро справимся сами.
Мы вручаем четверым тунеядцам орудия труда. Троих связанных охраняет
Горох. Мы же не спускаем глаз с тех, кто работает, а когда надо,
покрикиваем, командуем.
Тунеядцы начинают энергично. Их лопаты так и мелькают в воздухе. Вскоре
они очищают тротуар перед пятью домами. Но, переусердствовав, Марат и его
дружки выдыхаются и начинают еле шевелиться.
- Эй, Горох! - кричу я. - Давай вторую смену.
Горох развязывает троих пленников, они жадно хватают лопаты и начинают
с такой силой метать снег, как это делает хорошая машина. Четверо из первой
смены, привалившись к забору, отдыхают.
В две смены "великолепная семерка" быстро очищает тротуар. Остается
совсем немножко.
- Ладно, хватит, - командую я. - Сматывайтесь.
- И запомните, - показывает могучие кулаки Горох, - кто к нам с мечом
придет - от меча и погибнет.
Мы хохочем. Повесив носы, измотанные, но перевоспитанные, тунеядцы идут
через переезд к проспекту.
С неочищенной частью тротуара мы справляемся за полчаса.
Домой возвращаемся почти друзьями. Вот ведь как странно бывает: мы с
Горохом - почти друзья...
Уже три дня, как болеет Ира. У нее грипп вместе с ангиной. Ребята целой
толпой навестили Иру, и Семка каждый день носится к ней.
А я ни разу не зашел к Ире. Мне как-то неудобно. Потому что вчера я
получил новую двойку по математике. И мне первый раз в жизни стыдно, что я
получил двойку. Раньше нахватаешь "пар" и гордишься ими, как олимпийскими
медалями. А теперь почему-то стыдно. Я представляю, как строго посмотрит на
меня Ира, и у меня мурашки начинают по коже стометровки бегать.
Мама сердится:
- Почему ты не навестишь Иру?
- Боюсь заразиться, - отвечаю я. - Ты ведь знаешь, какой грипп
заразный. И ангина тоже.
- Никто тебя не заставляет с ней целоваться, - сердится мама.
- Вот еще не хватало - целоваться, - фыркаю я. - Не пойду и все. Ты
спроси у нее, не нужно ли ей вызвать "скорую помощь"? - Я открываю дверь и
последние слова кричу вдогонку маме, которая торопливо поднимается на
четвертый этаж, где живет Ира.
А самое обидное, что двойка у меня какая-то глупая. Вообще двоек умных
не бывает. Это понятно. Но моя последняя двойка была уж очень глупая, а от
этого - обидная. Потому что сперва она была пятеркой.
Позавчера мы писали контрольную. Вы же знаете, как пишутся контрольные
- по вариантам. Ты решаешь одну задачу, а твой сосед - другую.
А я сидел один. Одному, сами понимаете, скучно решать. И я попросил
Павла Захаровича пересадить меня к Леньке Александрову. Я сидел на
предпоследней парте, у самой двери.
- Здесь дует, Пал Захарыч, а у меня насморк, - я усердно пошмыгал
носом.
Павел Захарович пересадил. А что тут такого? Ленька решает один
вариант, а я другой. Не спишешь все равно.
Нашему варианту попалась эта самая задача, вы ее, наверно, тысячу раз
решали: про бассейн, который одна труба наполняет водой, а в другую,
наоборот, вся вода выливается. Мне такая арифметика совсем не нравилась.
Однажды я в ответе написал: "Надо сказать завхозу, чтобы он починил вторую
трубу". Такое решение мне подсказала мама, когда мы с ней два часа бились
над задачей, но так и не смогли ее одолеть. И вот на контрольной - такая же.
Зато Ленькин вариант был гораздо интереснее. Из пункта А в пункт Б
выехал поезд. Его скорость пока неизвестна. А навстречу ему вышел пешеход.
Скорость пешехода 6 км в час. Когда и где они встретятся, если расстояние от
пункта А до пункта Б - 240 км.
Тут можно было пораскинуть мозгами. Надо сперва узнать, когда все это
происходило. Если зимой, то вряд ли человек может пройти в час 6 километров.
Я представил, как он идет, закрываясь от резкого ветра, как снег метет ему в
лицо. Нет, вряд ли за час он пройдет 6 километров. Но, может, он на лыжах?
Тогда надо было про это написать. В таком случае, конечно, он может и больше
за час пройти.
А если действие в задаче происходит не зимой, а летом, какие тогда
лыжи?
Летом, конечно, пешеход пройдет в час 6 километров. Но только с утра,
когда прохладно. А потом, когда солнце станет припекать, человек еле-еле
поплетется. Я вообразил, как пешеход развалился в тени под деревом и
вытирает пот, как он облизывает потрескавшиеся губы: ему, наверное, здорово
хочется пить. Тут за час если на 2 километра продвинешься, и то хорошо.
Потом я представил, как вдруг хлынет дождь. И пешеход спрячется от него
где-нибудь в будке обходчика. Будет он сидеть, попивать молоко и в окно
поглядывать: когда же кончится этот проклятый дождь. Ведь ему, пешеходу,
надо торопиться навстречу поезду.
А сам поезд? Если буран начнется, придется ему снизить скорость. А если
дожди размоют насыпь, тогда поезду и вообще не двинуться. Я читал в газетах,
что на Кавказе после осенних дождей поезда совсем не ходят. Пока вода не
схлынет и новые рельсы не поставят. В задаче же не сказано, откуда и куда
направляется поезд. Из пункта А в пункт Б. Тут можно любые названия
подставить.
Нет, мне очень понравилась задача, которую решал Ленька. Просто
прекрасная задача, не то что про эти надоевшие переливания из пустого в
порожнее.
И я принялся за Ленькину задачу. Несколько раз я заглядывал в Ленькину
тетрадь. Нет, не для того, чтобы списать, что вы, а просто чтобы сверить,
так или нет я решаю. Все-таки Ленька отличник.
Мне было даже приятно, что мы выбрали для решения один и тот же путь.
Первым, как всегда, сдал контрольную Ленька Александров. Потом Семка,
Галка, Генка и другие ребята. Я сдал только после звонка. А чего хвастаться?
Вчера Павел Захарович раздавал контрольные работы. Он брал тетрадки и
говорил, у кого какие отметки. И вот у него в руках моя тетрадь.
- Особо я хочу отметить работу Валерия Коробухина. Очень хорошая
работа. Я ее могу поставить рядом с работой Александрова - тот же блеск, та
же математическая строгость и чутье. Только у тебя, Коробухин, ошибок
грамматических много. Но на первый раз ставлю тебе "отлично". Молодец.
Павел Захарович улыбнулся и погладил подбородок. Это значило, что у
него прекрасное настроение и он чем-то очень доволен.
- И вы, ребята, молодцы, что помогаете товарищу.
Я скромно опустил глаза. Все-таки приятно, когда тебя хвалит такой
старый и строгий учитель, как Павел Захарович. А он все не унимался.
- Я хочу вам показать, как остроумно Коробухин нашел разницу в скорости
поезда и пешехода.
И Павел Захарович начал на доске показывать, как я все это решал. Он
постукивал мелком, и лицо у него было таким сияющим, словно я по крайней
мере открыл закон всемирного тяготения.
- Павел Захарович! - вскочил Ленька. - А почему он решал про поезд,
когда ему надо было решать про бассейн?
- Про бассейн? - Павел Захарович нахмурился.
- Да, - продолжал Ленька. - Он же сидел рядом со мной на контрольной.
Вы его сами пересадили.
Учитель положил мел, медленно вытер руки о тряпку.
- Теперь я все понимаю. Зачем ты это сделал, Коробухин? - сказал он,
поморщившись. - Ставлю тебе двойку.
- Мне просто понравилась задача про поезд, - воскликнул я. - Мне
надоели задачи про бассейн.
Павел Захарович ссутулился и вышел в коридор.
Я показал Леньке кулак.
- Ябеда, получишь.
Ленька покраснел.
- Но это остроумное решение придумал я, а не ты.
- А может, и я тоже? - ехидно спросил я.
- Я тебе не верю, - сказал Ленька. - Воровать чужое остроумное решение
нельзя, это не списывание, а плагиат называется.
Я бросился на Леньку с кулаками. Но тут дверь отворилась и Павел
Захарович тихо сказал:
- Продолжим урок.
Сегодня мне очень одиноко и грустно. Никогда мне не было так одиноко и
грустно.
Ира побежала с сестрой в оперный театр. К нам в город приехал известный
тенор - толстый, с длинными бакенбардами, какие носили в XIX веке. Ирина
сестра сказала:
- В нашем институте все от него без ума. Это же настоящее бельканто.
Ирина сестра с гигантским трудом достала билеты, и они ушли в театр.
Я выхожу на ту самую улицу, где живут Горох и его компания. Я
вспоминаю, как мы вместе заставили "великолепную семерку" потрудиться на
благо пешеходов, но мне все равно не становится веселее.
Семка и Генка сейчас на занятиях физического кружка. Из нашего класса