Матесон Ричард. Пляска мертвецов

   Установленные вдоль сцены деревянные стойки заскрипели, когда ожившая масса налетела на них низом живота. Пегги превратилась, в туго сжатый узел. Она видела, как исказилась в смертельной агонии каждая черточка озаренного тусклым пятном лица.
   Зловещая фигура отлетела назад, в ритм музыке хлопая себя по шуршащим шелковым бедрам прокаженными руками.
   И снова прыжок вперед. Обезумевшая кукла глухо шлепнулась бесформенным животом о деревянную загородку. Нижняя челюсть ее отпала вниз и снова защелкнулась. Медленный разворот вокруг сцены, и снова заскрипело ограждение под обрушившимся на него ударом. Пегги сидела как раз внизу.
   Она не дышала. Она срослась со стулом. В безотчетном ужасе разошлись и замерли побелевшие губы, кровь разрывала вены на висках. А страшное нелепое существо все кружило перед ней, скользящая белая пелена застилала глаза.
   В следующее мгновение оно опять врезалось в парапет, склонилось над ним, и пылающее бескровное лицо вплотную приблизилось к Пегги. На высушенной бледно-лиловой маске жили только уставившиеся прямо в душу глаза.
   Пол начал уходить из-под ног. Серовато-синее лицо исчезло в поглотившей сознание темноте, но сразу же откуда-то появилось, засияв новыми оттенками. Топот медных ног не стихал. Мозг разрывался.
   Оживший труп с остервенением вдавливал свое тело в ограждение, будто хотел стереть его. И с каждым его пошатыванием просвечивающие лохмотья развевались, обнажая помертвевшую ткань, с каждым новым столкновением сильнее проступало сквозь них опухшее человеческое мясо. Застывшая Пегги безмолвно наблюдала за яростными атаками зомби на разделяющий их барьер. Ничто не ускользало от ее взгляда; ни искаженное дикими усилиями лицо, ни чернота, развевающиеся волосы.
   То, что произошло потом, в считанные секунды отключило ее сознание.
   Какой-то угрюмый человек выбежал на освещенную сцену. То, что некогда было женщиной, скрючилось, сжалось и повисло на перегородке, сложившись на ней вдвое и увлекая ее за собой. Еще одна спазма мышечных волокон, и узловато-мускулистые ноги взмыли кверху.
   Царапая и цепляя все вокруг, существо наконец упало.
   Пегги попыталась отодвинуться. Душераздирающий вопль, зародившийся было в ее горле, сменился сдавленным хрипом в тот момент, когда хмур рухнул на поверхность стола, растопырив в стороны обнаженные конечности.
   Заверещала Барбара. Все присутствующие затаились. Боковым зрением Пегги заметила, что вскочил с места ошеломленный Бад.
   То, что недавно было человеком, билось и извивалось на столе, как свежепойманная рыба. Музыка перестала играть, наступила шипящая тишина. Взволнованное людское бормотание отозвалось у Пегги в мозгу, вслед за ним накатила все накрывающая волна, и она почувствовала, что погружается в небытие.
   Холодная белая ладонь ударила ее по лицу, бездонные глаза смотрели на нее кровавым взглядом. Пегги куда-то понесло. Наполненная ужасом комната перевернулась и начала падать.
   Возвращение сознания. Оно теплилось в ее мозгу маленьким огоньком свечи, прикрытым дымчатой вуалью. Шорох, шепот, неясные плывущие тени.
   Капля за каплей рот наполнялся дыханием.
   - Пег, очнись, - услышала она голос Бада и ощутила на губах прохладное прикосновение металлического горлышка. Обжигающий глоток заставил ее немного поморщиться. Пегги закашлялась и ничего не чувствующими пальцами оттолкнула фляжку.
   Позади кто-то зашевелился.
   - Смотрите, она очухалась, - сказал Лен, - Ой, Олив Ойл очухалась.
   - Как ты себя чувствуешь? - склонилась к ней Барбара.
   Все было хорошо. Сердце медленно, медленно билось. Как будто ктото не торопясь бил в барабан, подвешенный в глубине груди на фортепианных струнах. Руки и ноги по-прежнему не слушались, но холод сменился жарким оцепенением. Мысли вяло возникали и пропадали, точно после долгого, спокойного сна. Мозг казался сейчас хорошо прочищенным механизмом, уложенным в мягкую шерстяную упаковку.
   Все было нормально.
   Пегги сонно оглянулась вокруг. Они находились на самой вершине холма. Стоящая на ручном тормозе амфибия замерла, чуть-чуть выступая над обрывом. Где-то далеко внизу спала равнина, укрытая пестрим ковром из неяркого лунного света.
   Змея, а может быть рука, обвила ее вокруг талии.
   - Где мы? - томно спросила она наклонившегося спутника.
   - До школы отсюда миль пять. Бедняжка. Как ты себя чувствуешь?
   Пегги потянулась всем телом. Приятно хрустнули суставы. Она послушно откинулась ему на плечо.
   - Замечательно, - слабо улыбаясь пробормотала она и почесала небольшую шишку на левом предплечье, прислушиваясь, как тепло разливается по телу. Траурная светящаяся ночь. Какое-то непонятное, неосязаемое воспоминание, которое сразу же затерялось в глубине, в тайных непроходимых лабиринтах.
   - Да, подруга, крепко же ты вырубилась, - засмеялся Бад.
   - Капитально, - вторили ему Барбара и Лен. - Олив Ойл отключилась!
   - Я вырубилась? - удивление ее осталось незамеченным. Фляжка пошла по кругу. Пегги снова пила и расслаблялась, все больше поддаваясь действию спиртного.
   - Потрясающе! Никогда в жизни не видела таких хмуриков.
   Легкий холодок вдоль спины и снова приятная теплота.
   - Да-да, я ведь совсем забыла.
   Пегги улыбалась.
   - Я это называю "грандиозный финиш", - сказал Лен, тиская подружку.
   Подружка не возражала:
   - О, Ленни, не так сильно.
   - Х.М.У.Р. - произнес Бад. Он теребил ее волосы. - Сукины дети! - Рука его потянулась к ручке радиоприемника.
   (Х.М. (У.Р.) - Ходячие Мертвецы (Условная Реакция) - это ненормальное физиологическое явление было открыто во время войны. Оно возникло после применения определенных бактерио-газовых наступательных средств. Тела умерших солдат самопроизвольно поднимались и выполняли спазматические круговые движения. Позднее эти движения стали известны под названием "танцы хмуриков". Вызывающие такую реакцию микроорганизмы были выделены в отдельный препарат, и сейчас он используется в строго контролируемых экспериментах, требующих особого разрешения властей и заполнения специальной документации.)
   Автомобиль наполнился музыкой. Мелодичная меланхолия брала за душу. Пегги прижалась к своему дружку и не сдерживала больше его вездесущие руки. В укромном уголке ее сознания что-то колыхалось и никак не рассасывалось. Это было как отчаявшийся мотылек, который окончательно запутался в застывающем воске, но все еще продолжает трепыхать крылышками; мотылек становится слабее и слабее, а вязкая ловушка кристаллизируется и твердеет.
   Четыре голоса затянули неторопливую песню:
   Все забудь на этом свете,
   Ты же знаешь - я с тобой.
   Сами можем не заметить,
   Как умчимся в мир иной.
   Пение четырех юных голосов, уходящее в бесконечность. Четыре жарких, одутловатых молодых тела, прижавшиеся друг к другу. Гармония слов и объятий. Безмолвное понимание.
   Под прекрасным звездным светом
   Снова мы споем об этом.
   Песня оборвалась, но мелодия не кончалась.
   Молодая девушка вздохнула.
   - И все-таки как это романтично, - сказала Олив Ойл.