Матевосян Грачья. Наша бестолковая жизнь

   А покуда село то так, то этак прикидывало, покупать осла или не покупать: и купить вроде как не с руки, и упустить жаль, - в селе нежданно-негаданно объявился тот, кому суждено было приобрести нашего осла, хотя он об этом и не подозревал.
   Солнце уже наполовину высунулось из-за горы Чатин, и весь Лори залит светом, какой разве только во сне увидишь. Волшебное утро. Кто скажет, что под этим ослепительным солнцем, под этим небом было Спитакское землетрясение, что идет война, что карабахское движение всколыхнуло весь армянский народ, да что там - весь мир! Чистому сиянью утра невдомек, что в стране объявлена приватизация, и в высоких правящих кругах идет лихорадочный дележ народного достояния.
   Арто не поэт, он экономист, специалист по финансам, но не может не восхищаться утром своей деревни всем сердцем, до самозабвения, с поистине поэтическим пылом. Вон уже коровы и овцы потянулись в луга. А вон кто-то скачет на коне. Счастливчик! Арто сто лет на лошадь не садился. А поглядите-ка на ослов: бредут себе куда хотят, свободные, независимые. У одного на шее что-то висит. Интересно, что это? Хороший осел, идет себе и знать не знает, что он осел.
   Арто глядит на родное село: здесь каждая тропинка ему знакома и дорога. Ну разве это дело - так отдаляться от природы? Как давно он не видел деревенского рассвета! Спасибо жене... Конечно, зря она из-за ерунды ссору затеяла, сама обиделась и его обидела. Дело-то житейское, на том мир стоит и стоять будет... Арто смутился, даже покраснел слегка. С утра пораньше надо думать о хорошем. Над миром солнце встает. Над Лорийским краем, родиной твоей, солнце встает. Забудь обо всем. Да только как тут не думать, когда рухнула целая страна, и развалили ее твои соотечественники: на одном с тобой языке говорящие, по-армянски разглагольствующие с трибун, боевито вскидывающие руку со стиснутым кулаком доверчивые сыны отечества обратили твою страну в руины...
   Родители наверняка еще спят. Что им еще делать: скотины у них нет, рано вставать не нужно. И надо же было случиться, чтобы их дети такими жадными до знаний оказались: все учились да учились, а когда выучились - никто и не подумал в деревню возвращаться. Кому это было нужно! Вот Арто в институте учился, потом аспирантуру окончил, диссертацию защитил, преподавателем работал. Ну и кто он теперь? Финансист? Экономист? Да кто эти названия придумал? Это всего-навсего слова, термины, а что за ними? Не об одном Арто речь - да будь ты даже министр финансов, в нашей нищей стране тебе грош цена. Подумаешь, должность - министр финансов! Только и дела, что ходить с протянутой рукой: да-а-айте нам кредит. Был тут один, так ему самому не верилось, что он министр финансов. Правда, как сделался послом в захолустной стране, сразу начал понимать, какое это хорошее дело - быть министром независимых армянских финансов. Да только увы!..
   Опечалился Арто: ну почему, вместо того чтобы любоваться лошадьми и овцами, коровами и ослами, он думает о каких-то там министрах, будь они неладны? Они, как и вся эта бредущая на выгоны скотина, приходят, поедят и уходят, с той лишь разницей, что аппетиты у них покруче и пасутся они на специально отведенных для них угодьях куда основательней. Демократия, свобода, независимость - это все выдумки власть предержащих, дымовая завеса для народа. Да и что такое народ, или отечество, или независимость для кучки ненасытных, алчных выскочек, отрекшихся от своей нации? Им не до того: тут хапать надо, грести под себя, успеть прикарманить побольше. Эти подонки погнали людей прочь из родного дома, из родной страны, чтобы завладеть их домами и их страной, а назавтра и думать забыли о тех людях, о семьях их, о стране. Тьфу!..
   Сколько ни гляди - не насмотришься, не налюбуешься! Что за красота! Да, такой рассвет стоит семейной ссоры. Даже совестно через этот рассвет на машине ехать. Здесь надо бы только пешком. Наедине с собственным сердцем, со своими мыслями.
   Арто медленно покатил к родительскому дому и только у порога сообразил, что приехал с пустыми руками. Такого с ним еще не бывало. Конечно, мать с отцом ему в руки не глядят, но кто же так к родителям приезжает? Он по крайней мере работает, на жизнь зарабатывает, сам кому может помогает, как же своим не привезти гостинцев? Матери внимание всегда приятно: будет всем показывать, хвалиться: это мой Арто из города привез. Невестка вон как красиво завернула, упаковала, ленточкой перевязала и в машину положила, а мой Арто привез, доставил. Всяких городских лакомств понавез, приходите, соседи, угощайтесь.
   Этот дом его вынянчил, вырастил, на ноги поставил, плохое и хорошее различать научил. Опечалился Арто: дети вырастают, закрывают дверь отчего дома и уходят. У кого сердце о родителях болит, тот вспоминает, а нет - забывают, домой наведываются только тогда, когда им сообщат, что отец и мать заждались, с дороги глаз не спускают. Приезжают дети, а родители, до последнего часа не спускавшие глаз с дороги, их уже и закрыли. Нет, он, Арто, не из таких, но ведь и он ушел. "Эх ты, а еще говоришь: финансист, экономист. Сукин ты сын, вот кто!" - невольно стукнул себя в грудь Арто.
   Мать неслышно появилась в дверях, застыла от неожиданности: "Никак мой Арто приехал?" Вгляделась. Первым делом о плохом подумала: не дай Бог, что случилось, раз он примчался среди ночи. За ними приехал: наверное, ехать надо, надо спешить...
   - Арто джан?..
   Подошла, поцеловала сына горячим, как солнце, поцелуем.
   - Арто, сынок, никак ты с дурной вестью приехал?
   Арто обнял мать. Ему вспомнилось, кажется Шираз сказал: мать - это космос, это огонь, это лампада. Для Арто и его сестры мать - хранительница покинутого ими родного очага. На ней этот дом держится. Ну и на отце, конечно.
   - Арто, не случилось ли чего?
   - Что должно было случиться? Я что, не имею права просто так к отцу-матери в гости заехать?
   - Имеешь, имеешь, сынок, о чем речь.
   Как все матери, мать Арто знает: плохую весть разом не выкладывают. Подбираются осторожно, начинают издалека - с разговоров о судьбе, о надежде, о человеческих испытаниях и божьем предназначении... Нет, как видно, не с плохими новостями сын приехал.
   - Арто джан, как там мои внуки? Как сестра твоя? Невестушка моя как поживает? Отец твой сегодня всю ночь спать не дал: все стонет и стонет. Уж я ему и лекарство давала, и чай с малиной заваривала, а он все одно твердит: хочу, чтобы сын приехал, у меня к нему серьезный разговор. Только под утро я задремала, да услышала твою машину - мигом проснулась. Ну скажи ты, ради Бога, что случилось? Так рано ты никогда не приезжал.
   - Когда захотел, тогда и приехал. Разве не я хозяин своему времени?
   - Ох, сынок, у нас тут люди уже ни часу, ни дню своему не хозяева. Ты посмотри, до чего страну нашу довели! Или ты тут ни при чем, а, сынок?
   - У нас кто рушит, тот всегда ни при чем, а вот кто их слушал, те кругом виноваты оказываются.
   В ясном свете утра мать и сын снова обнялись.
   - Так что там с отцом, а, мать?
   - Да переживает он, в последнее время совсем приуныл. И вроде не те еще наши годы, чтобы унывать, но на селе сейчас такие дела творятся! Совсем люди совесть потеряли... Но что это мы с утра пораньше о плохом. День надо добром начинать, чтобы он добром и кончился.
   Арто пошел в дом. Отец лежал в кровати и настороженно прислушивался к их голосам.
   - Арто, это ты, сынок? Приехал? А я всю ночь тебя звал. Никак сердце тебе подсказало? Дай-ка я тебя обниму.
   Арто сжал отца в объятиях.
   - А как же, я сразу в машину и сюда. А ты что же, приболел, что ли?
   - Молодец, что приехал, сынок, что родителей не забываешь. И все же как же ты догадался? - Он сердито зыркнул на жену. - А ну подай мою одежду, мать.
   - Угомонись. Всю ночь стонал и охал, а теперь, глядите, раскомандовался. И нечего мне знаки делать. Неможется тебе, так и веди себя как больной.
   Арто расхохотался: молодец мать, за словом в карман не лезет. Отец с трудом поднялся с подушек, сел в кровати.
   - Ну да, как же, стану я лежать. Сын в гости приехал, пойду-ка я для него барашка зарежу. А ты что же один, сынок? Твои-то все где?
   Арто улыбнулся, а мать продолжала беззлобно подшучивать над мужем:
   - Одного барашка не мало будет? Давай сразу двоих, или дюжину, а еще лучше всех до одного режь. Ты же у нас богач, у тебя их полный хлев. Иди режь!
   - Не мели языком, женщина, давай мне одежду и поищи мой острый нож.
   - Да бери хоть семь ножей - только где у тебя бараны? Отец замешкался где-то на полпути между одеждой и ножами, задумался. Когда он в последний раз заглядывал в .хлев? Чего там, по правде говоря, он давно туда не заходит, чтоб не пугать понапрасну кур, сидящих на яйцах. С десяток несушек - вот все их хозяйство. Только куры им теперь и по силам.
   Старик упрямо стал натягивать одежду неверными, трясущимися руками: пусть все знают, он хозяин своего слова, как решил, так и делать будет. На пороге задержался, поглядел на сына, еще раз поцеловал его и вышел. Во дворе увидел машину Арто, вернулся и давай его распекать:
   - Почему внуков не привез, а? Этакую махину в такую даль порожняком гоняешь - и не жалко тебе? Да у вас не случилось ли чего, сын?
   Чуть передохнул и снова:
   - Ты подумай, где это видано, пустую машину взад-вперед гонять!
   Арто хитро улыбнулся и протестующе выставил руку:
   - Не пустую!
   - Я не слепой, вижу, какая она у тебя полная. Где дети, я тебя спрашиваю? Почему с пустой машиной приехал?
   - Не с пустой. Я в ней приехал.
   - Ишь ты! Думаешь, раз ты в ней сидел, так она уже и не пустая, пустоголовый ты сукин сын!
   Арто слушал и улыбался: все-таки хорошо получилось, что он поссорился с женой и приехал сюда.
   - Эй, Азнив, - позвал отец.
   - Слушаю тебя, мой супруг и повелитель, - насмешливо отозвалась мать.
   - Поди-ка разузнай у соседей, кто в нашей округе овец держит. Как-никак сын ко мне приехал.
   - Послушай, отец, да оставь ты барашка в покое, и вообще пусть каждый занимается своим делом. Я по родителям своим соскучился, приехал повидаться. Пару дней погощу и обратно поеду.
   - Да как же ты без детей приехал?.. Ладно, Бог с ним, с барашком. Барашек это так, повод для разговора...
   Радость озарила родительский дом. Приезд сына как яркий рассветный луч: так слепит глаза, что зажмуриться впору. Этот свет согревает душу, наполняет ее и все льется и льется, ширится, становится морем... Арто чувствует, что не заслуживает такой радости. Можно подумать, он с войны вернулся или из каких дальних мест возвратился домой. Когда в стране война и враг ежедневно бомбит приграничные села, когда в Карабахе рушатся дома и гибнут люди, твой приезд из Еревана к родителям не Бог весть какой подвиг. Твоя помощь - вот что им нужно. Погляди, как мало дров в худой поленнице, как пусто у них на подворье.
   Днем отец стал расспрашивать:
   - Сынок, все хочу спросить тебя, да не решаюсь. Ты в городе живешь, да не в простом городе - в столице, а мы люди деревенские, может статься, чего-то не понимаем. Хочу тебя спросить: что же это такое делается, что вы там, у себя в городе, творите? Я знаю, что у тебя в Ереване дом, работа, что живешь не жалуешься, но как подумаю про наше житье-бытье - ну просто мочи нет терпеть. Полдеревни по Россиям да по Германиям мыкается, да что Европа - уже и в Америку наших односельчан занесло. Стыд и позор! Да где же это видано, чтобы муж, оставив жену и детей без хозяина, без кормильца, отправлялся в Польшу работу искать! Разорили деревню под самый корень. Ни вода теперь не поилица, ни земля не кормилица - все испоганили. Раньше деревня городу слезу утирала, а теперь сама плачет горючими слезами. У людей работы нет... Да вот хоть бы и твой сегодняшний приезд. Сынок, ты к нам раньше вот так не приезжал.
   Арто попробовал придумать какую-нибудь невинную ложь. Получилось. Опять же специальность позволяет.
   - Объясню. Наш отдел тут по соседству ревизию проводил. Ну вот, проверили мы все, пересчитали и по полочкам разложили, а как кончили, все поехали домой, в Ереван, а я подумал: наведаюсь-ка к своим. Город от меня и так не убежит.
   - Значит, ты точно не из Еревана?
   - Точно.
   - А почему друзей своих с собой не привез? Конечно, дом у нас не тот, что был прежде, но чем богаты, тем и рады. Что друзья подумают о тебе, о нас с `матерью?
   - Ну что ты, отец, они и сами понимают, что деревня теперь не та, да и вы уже люди не молодые.
   - Детвора-то как поживает?
   - Хорошо. Вчера с ними говорил.
   - По телефону?
   - Ну да, по телефону.
   - Правильно сделал, что позвонил.
   - Соскучился. У них все нормально. Я сказал, еду на пару дней к своим в деревню. Ну и приехал.
   - И правильно сделал. Только плохо, что без детей.
   Вечером они опять беседовали о том о сем: про приватизацию и про налоги, про то, что почем в городе и в деревне, про односельчан - кто жив, кто помер, и про то, что пишут газеты. А в селе, рассказывал отец, объявились какие-то незнакомые парни - бандиты, да и только. Грабители! Не одну сотню коров у людей отобрали, овец и вовсе тысячами угоняли. Увели и съели, а сами слух пустили, будто мор на скотину напал. И не придерешься: заключение ветврача они себе состряпали, а прокурор у них и вовсе свой человек. Вот такие дела.
   В сердцах отец снова раскричался:
   - Так ты что же, не из дому ехал?
   - Да сказал же тебе, не из дому. Я считай дней пять, а то и неделю, в Ереване не был.
   - По своим делам говоришь, проверять ездил?
   - Ну да. Наша работа при любом строе государству нужна. Ревизии, проверки были и будут всегда, покуда на свете есть те, кто живет обманом и аферами. Если бы не они, мы бы давно по миру пошли. Да и те власть имущие, кого они кормят, тоже...
   - Все больше в мире обмана. Ты, сынок, смотри в оба. Ведь если что, отдуваться все одно народу придется. Жалко наш народ. Так что держи ухо востро.
   - Да тут держи не держи, отец. Ты меня знаешь, сам воспитывал, но право сейчас у того, кто успевает хапнуть чужое.
   - За тебя я не волнуюсь: у меня сына-хапуги нет.
   - У тебя нет, а у кого-то есть. Время такое, отец. Непредприимчивых, робких жизнь под себя подминает, такие пропадают ни за что. А о народе и говорить нечего: он во все времена внакладе остается.
   - Значит, мы всегда внакладе. Выходит, нам пропадать?
   - Не пропадем. Трудно народу, очень тяжко, но мы не пропадем.
   Арто заглянул в отцовские глаза: по ним видно, какая буря, какой бунт у него в душе, хоть он и старается виду не подать, держит себя в узде. Отец по натуре человек сдержанный, рассудительный, скупой на слово. Уж если он так разволновался, значит, доведен до крайности.
   - У крестьянина, слыханное ли дело, на хлеб денег нет!
   - А у хлебороба и не должно быть денег на хлеб - у него хлеб должен быть.
   - Да откуда хлебу взяться, когда у нас плуга нет, трактора нет, семян нет и денег, чтобы платить за землю и за воду, тоже нет. Как липку крестьянина ободрали. Да разве можно так над народом измываться!
   - Я тут ни при чем, отец. Мое дело маленькое: мне звонят, говорят: поезжай туда-то и туда-то, проверь бухгалтерию, просмотри финансовую документацию, - я и еду. Проверяю, просматриваю, где советом помогаю, где опытом, потом получаю свою плату - и домой.
   - А что делать людям, у которых ни твоего опыта, ни твоих талантов нет?
   - Что им делать, не мне решать, не мое это дело, отец. Мое дело сегодня купить вам хорошего осла. Куплю, привяжу к столбу во дворе и со спокойной совестью поеду домой, в Ереван.
   - Да откуда у тебя деньги на осла, сын? Или с проверок твоих набежали? - с подозрением взглянул на Арто отец. - Эх, сынок, ты хочешь, чтоб завтра вся деревня нам с матерью косточки перемывала? Ведь на весь мир растрезвонят, что, мол, сын приехал после ревизии, ну и, ясное дело, такую кучу денег взял на лапу, что отцу коня купил.
   - Да не коня, отец, - осла.
   - Твой осел у них живо в коня превратится, а то и в автомобиль или еще во что покруче.
   - Да ты не думай, отец, я взяток не беру, не приучен. В данный момент у меня в кармане и ста драмов не наберется. Отец удивился:
   - На какие же шиши ты думал осла покупать? Или просто меня подразнить решил?
   - Ну, в моем кармане денег нет, а в машине точно найдутся. У моей машины тоже кармашек есть, а в нем всегда деньги припрятаны. Я давно откладывал.
   - Ладно, сынок, что там у тебя в машине да в кармане, меня не касается, это дело твое и твоей машины. А мое дело где? Стыдно сказать, сынок, я, потомственный земледелец, крестьянин в седьмом колене, за последнее время к деревенской жизни напрочь вкус потерял, я ее, эту жизнь, давно понимать перестал. Стыдно мне, сынок, ох как стыдно! Совсем деревня переменилась: ни утро нам не в радость, ни вечер. А главное, - людей не узнать, так переменились. Не поверишь, иной раз так все опостылеет - ну просто жить не хочется. Работящий люд совсем перевелся. А ведь какие были трудяги, с утра до ночи вкалывали.
   - На кого вкалывали-то? На Советы, на колхозы да на совхозы вкалывали.
   - Не то ты говоришь, сынок, не то. А еще осла купить хочешь. Человек - он и должен вкалывать. Посмотри, что делается: в деревне сплошное безделье. Голод глаза кажет. Ты осла мне хочешь купить? Да ведь все село знает, что у меня не то что на осла - на драного петуха денег не наберется. Твой осел и взреветь не успеет, как по селу пересуды пойдут, злые языки говорить станут: Василов сын, видали, как отличился? Что осел! - он и коня мог купить, да не стал, чтобы своим богатством людям глаза не колоть. Да богатеи сейчас такие машины, такие особняки покупают! Но на это нашим деревенским наплевать, а вот на твоего несчастного осла таких собак навешают...
   Соседи прознали, что Арто приехал.
   - Поздравляю, Азнив джан, радость-то какая, сынок приехал. Умница, сам приехал, не ждал, пока родители позовут.
   - Да, еще не рассвело - примчался.
   - Никак сон ему приснился?
   - Да нет, какой сон. Не из Еревана он. Работал тут рядом, неделю целую работал, все закончил, сотрудников в Ереван отправил, а сам к нам приехал. Соскучился и приехал. Нечаянно вышло, так что он без детей. А мы по внукам истосковались, без внуков нам его приезд словно и не в радость. Зато отец, как сына увидел, мигом про свои болячки позабыл. Вылечил его Арто. Да он и не болел, просто хандра напала. Тоскует. Проклятая приватизация, будь она неладна, моего Васила до болезни довела. Да и как не заболеть: все растащили-разграбили, что смогли унести - унесли, что не смогли - порушили.
   Соседи очнулись от праздности и несказанно рады: поочередно приходят, шумно поздравляют соседку, причем с таким непомерным воодушевлением, словно Арто из армии домой вернулся, а не просто родителей проведать приехал.
   - Здравствуй, здравствуй, Арто джан, с приездом тебя. Что от наших слышно? Встречаетесь там у вас в городе, видитесь или разбежались, каждый сам по себе?
   - Что тебе сказать, люди в самом деле все больше друг от друга отдаляются. Время от времени, конечно, встречаемся. У ваших все нормально. Не работают. Одним словом, все хорошо.
   - Так если работы нет, что же хорошего?
   - Ничего хорошего, конечно. Просто по привычке так говорю.
   - Теперешнее "хорошо" с прежним не сравнить.
   - Да уж какое есть. Тут сравнивай не сравнивай, а поделать ничего не можешь.
   - Господи, что же с нашей страной будет?
   - Трудно сказать. Когда дадут нашим людям нормально жить, тогда и страна процветать будет.
   Деревенский люд допытывается у Арто - как никак парень экономист, с финансами дело имеет, законы знает, со всякими новшествами наверняка знаком, откуда вдруг взялась на их голову такая прорва налогов и поборов? И где они раньше были, почему народ о них и слыхом не слыхивал? Что же это делается: такую неподъемную ношу в одночасье на народ взвалили - тащи!
   - Аккурат как в той песенке, шиворот-навыворот на осле едем: крепко нас охомутали, и подков не пожалели, а осла на спину взгромоздили и знай себе погоняют!
   Арто, как про осла услышал, снова вспомнил про свое намерение.
   Отец после ухода гостей опять пристал к нему с расспросами:
   - Арто джан, почему не рассказываешь, как дела у детей, как невестка наша поживает? Сестра твоя по-прежнему у Ашота работает? А тебе как живется-работается? Какой-никакой приварок имеешь или на одну зарплату перебиваешься?
   - Да нет, какой приварок. Одна зарплата, и та с гулькин нос.
   - На казенные деньги не проживешь. Вот люди и тянут, кто где может. Воруют, ох как воруют, сынок! А главное - каждый в другом врага видит.
   Ночь переночевали, а наутро отец со своими расспросами опять тут как тут:
   - Сынок, такого не бывало, чтобы ты без жены, без детей к нам приехал. Может, ты на кого осерчал, обиделся?
   - Говорю тебе, нет, отец, да и время сейчас такое, что не до обид. Я с особой целью приехал.
   - Цель - это хорошо, когда-то и в нашей жизни цель была.
   - Моя цель в данный момент - купить хорошего осла.
   - Опять ты про осла. У тебя машина есть, на что тебе осел?
   - Вот что, отец, ты назови мне какого-нибудь хорошего продавца, который хорошего осла продает, а дальше я сам знаю, что делать.
   Отец спросил, посмеиваясь:
   - Так тебе чего надо, чтоб продавец был хороший или осел?
   Арто рассмеялся в ответ, потом уже всерьез сказал:
   - Если хочешь знать, перво-наперво хозяин товара должен быть человеком хорошим. Торговать надо только с хорошими людьми: каков купец, таков и товар. Мой дед так говорил.
   - Это я понимаю. Но ты мне вот что скажи. Ты у нас экономист, финансист, ты нашел свое место в жизни: тут в банке поработаешь, там ревизию сделаешь, этому бухгалтерию проверить подсобишь, другому дипломную напишешь, кому диссертацию сочинить поможешь или статью написать, - да что там, с финансами всегда дел полно. А что нашим людям делать, когда на селе никакой работы не стало? В мире дел невпроворот, а мы тут без работы киснем. На что это похоже, чтобы целая страна от безделья пропадала!
   - Что я могу поделать, отец? И ты ничего не можешь. А вот осла купить я могу, это мне под силу. Мать с отцом переглянулись: ну что ты скажешь, выходит, это не шутка, и сын в самом деле решил им осла купить. И, еще не видя того осла, обрадовались, заулыбались. Стали вспоминать да перебирать, кто у них в округе осла продает. И тут Азнив повернулась к мужу:
   - Да что мы мучаемся, Васил джан. Забыли про нашего Лиснехака! Он и сам человек хороший, а уж осел у него - лучше не бывает: не всякий конь с Лиснехаковым ослом сравнится. Как раз он сейчас ишачка продает. Чудак, повесил ему на шею табличку с надписью, чтобы все знали, что ослик продается. Да и цена, написал, договорная.
   Арто захохотал. Это ж надо, осла и то - ха-ха-ха! - по договорной цене продают! Вспомнилось, в утро приезда он издали видел ишака, у которого на шее что-то болталось: веревка не веревка, и на цепь не похоже, а что - так и не разглядел. Вот, значит, что это было, - объявление.
   Здорово придумали, на шею повесили, читайте: осел продается и цена у него договорная. Ну дают земляки! В Ереване то тут, то там на машинах надпись красуется: "Продается". На киосках и магазинах. Все на продажу! На дома в четыре-пять этажей вешают объявление "Продается". Хуже нет, когда люди дома продают: дом - та же родина. В субботу-воскресенье на мосту Победы толпы людей томятся, и у всех на груди надпись: "Продаю квартиру". Однокомнатные, двухкомнатные, трех- и четырехкомнатные квартиры, гаражи, целые особняки - все продается. А нашему ослу, наверно, невдомек, что табличка у него на шее никакой не знак отличия, а просто этикетка. И даже если кто его и купит, никуда ему от своего предназначения не деться: все равно ишачить придется. Осел он, конечно, осел, но столько и он понимать должен.
   Арто купил бутылку водки, пару пачек сигарет, взял кое-чего на закуску из того, что нашлось в сельмаге подходящего для стариковских зубов, и по ухабистой проселочной дороге поехал к Лиснехакову дому. В последнее время деда Лиснехака никто без дела не видит: все-то он плотничает - то пилит, то строгает, здесь топориком, там рубанком орудует. Обтешет чурку, сперва начерно заготовку вырежет, а потом то ножом ее ковыряет, то стамеской стружку снимает, то тут подрежет, то там подровняет, потом долго-долго полирует ее, наконец, проведет рукой - и вот вам ложка, или половник, или скалка, или доска для хлеба - одним словом, что-нибудь из кухонной утвари. Потом дед все это либо раздаривает, либо на продажу отдает.
   На шум машины Лиснехак поднял голову, поглядел на приехавшего и враз посветлел лицом, обрадовался: далеко, видно, разнеслась слава об его осле, если за ним на машинах приезжать стали! На днях из соседнего села люди приходили. Но он сразу увидел, эти его ослу не хозяева: не умеют по-человечески с ослом обращаться. Еще подумал: небось хотят у него задешево купить, а у себя подороже продать. Ну и отказал. Нет, он своего осла чужаку не продаст - только односельчанину, да и то не всякому, а тому, кого сочтет достойным.
   - Здравствуй, дедушка Лиснехак, чем занимаешься?
   - Да вот, плотничаю да размышляю о том о сем. Ты зачем приехал, сынок?
   - Просто так, на тебя посмотреть приехал.
   - Да что на меня смотреть - эка невидаль! А я думал, ты по поводу осла приехал. Рассказывай, кто ты, чей ты сын?
   - Васила. Ты моих отца с матерью хорошо знаешь.
   - Это какого же Васила?
   - Мужа вашей Азнив. Она же тебе родственницей приходится, верно?
   - Ну да, как же, вспомнил: наша Азнив, наш Васил. Дак ты их сын? Это про тебя люди говорят, что ты шибко умный: всякие денежные дела у себя в городе проворачиваешь, да так чисто, что не попадаешься?
   - Ну, умный или глупый, один у них сын. Братьев у меня нет. Сестры есть, а брата нет.