Страница:
Дед. Черт возьми, она все-таки позвонила на квартиру, и, естественно, трубку никто не взял.
– Где Татьяна? Она с дедушкой? – спросила мама, и Рома вздохнул. Врать или не врать? Если врать, то делать это нужно осторожно, а он сейчас не в той кондиции, чтобы сделать это филигранно – маме всегда было очень сложно вешать лапшу на уши, она шестым чувством отделяла мух от котлет, то бишь правду от лжи. Тем более, даже пьяный, он понимал, что проверить его слова не составит большого труда – Татьяна сама скажет, что он ее отпустил к больной матери.
– У нее… это… мать болеет, – сказал он. – Уехала в свой Владимир. Помахала платочком и упорхнула, тра-ля-ля.
В телефоне повисла неприятная пауза. Рома подошел к бассейну, где вовсю целовалась какая-то парочка, и сел на бордюр, спустив в воду ноги прямо в обуви. Прохладная вода немного отрезвила его.
– То есть дед дома один? – уточнила мама, и от ее голоса повеяло холодом.
– Да, – несколько воинственно ответил Рома. – Я… все приготовил ему, не переживай. Ничего с ним не случится. Завтра или послезавтра я… ик!.. поеду домой.
Он знал, что это ложь. Сегодня только вечер пятницы, самое начало вечеринки, и ехать домой он намеревался не раньше чем в понедельник утром.
– …рошу тебя. Але? Ты понял? Але, Рома?! Ты куда-то пропадаешь!
– Да, мамуля, я тебя очень внимательно слушаю, – по слогам произнес Рома, как часто в разговоре делают пьяные, пытаясь выдать себя за трезвого.
– …завтра. Обещаешь?
– Ладно, ладно. – Он заболтал ногами по воде, и это его развеселило. Мимо важно проплыл пустой пакет из-под чипсов. – Мамуль, плохо слышно. Пока!
Подумав, Рома выключил телефон. Ему неожиданно пришло в голову, что впервые он не контролирует сейшн. Все началось так стремительно и сумбурно, он словно попал в мощный водоворот, и, побарахтавшись для приличия, не без удовольствия отдал себя на волю стихии и теперь просто плыл по бурлящему течению. На даче царила самая настоящая вакханалия: стола, как такового, не было, поздравительных тостов тем более, и все происходящее напоминало пир разбойников в средневековой сказке, только в современной интерпретации. Народу уже было около тридцати человек, и каждый час приезжал кто-то новый, причем, видя, что тут творится, многие хватались за мобильники и торопливо звали в гости на «классную вечеринку» своих друзей с подругами, их братьями, племянниками и троюродными сестрами с дядями и тетями.
Девчонки визжали, парни вопили и свистели, откуда-то появилась гитара, но буквально спустя три минуты полетела на траву с порванными струнами, кто-то разжег костер и предложил прыгать через него голыми, но подавляющая часть «отдыхающих» предпочла лучше купаться голыми, и вскоре бассейн наполнился обнаженными телами.
В это время прогремел салют: Жорик из параллельной группы притащил целый рюкзак с петардами, и начался фейерверк, да какой! Постороннему могло показаться, что началась третья мировая: кругом грохот и дым, небо взрывается сверкающими огнями, озаряясь неземным пламенем.
Витек, друг Жорика, глупо гогоча, сунул одну петарду в рот и поджег ее, имитируя курение гаванской сигары. Результат не замедлил себя ждать. Ба-бах! А он продолжал улыбаться улыбкой идиота, будто и не замечая двух выбитых зубов и разорванной губы. Вызвали «Скорую» из соседнего поселка, но к тому времени Витек «лечил» себя по-своему, водкой, и забирали в больницу уже бесчувственное тело.
Потом кто-то из соседей пожаловался в полицию, приехал «бобик» с тремя молодчиками, на боку у каждого притаился грозный «калаш». Проблему уладил Жорик – как самый трезвый, он отвел в сторонку старшего группы и сунул ему чаевые – штуку зеленых, которые ему предварительно передал Рома. Менты уехали довольные, но напоследок все же посоветовали петарды в рот и другие части тела не засовывать. Веселье продолжилось. Самые стойкие утихомирились лишь к семи утра.
Рома еще спал (полураздетый – на рубашку у него сил хватило, а вот с брюками вышла заминка), когда к нему в комнату проскользнула Жанна. Глаза ее горели возбужденным огнем. Присев на кровати, она принялась расстегивать брюки юноши. Тот зашевелился и разлепил глаза.
– О-о, голова… ты обещала избавить меня от боли, – простонал он, шаря рукой в надежде отыскать емкость с какой-нибудь жидкостью, желательно с пивом, но пальцы лишь ловили воздух.
– Этим я и пытаюсь заняться, – жарко прошептала девушка. – Ведь вчера у тебя было столько дел… На меня даже не смотрел.
– Принеси чего-нибудь попить, – попросил Рома, облизывая сухие губы.
Жанна с неохотой поднялась с кровати и вскоре принесла бутылку пепси. Рома осушил ее в два глотка и немного пришел в себя. К тому времени стараниями Жанны брюки были сняты, и она нырнула в постель к нему.
– Давай, возьми меня. – Она прильнула к его губам, но тут же отпрянула – перегар от юноши был смертоубийственным, даже пепси не заглушила его. Но тем не менее девушка не желала отступать от задуманного. Она протянула руку вниз и с удивлением обнаружила, что эрекцию ее молодого человека словно ветром сдуло. – Ты что, не хочешь меня? – с обидой в голосе спросила она, и Рома вымученно улыбнулся. Он уже окончательно проснулся и теперь тоже недоумевал, что происходит – вроде бы не пьян, хоть и голова трещит…
Жанна, видя, что Рома мнется и не знает, что предпринять, решила взять инициативу в свои руки.
– Ладушки, попробуем иначе. – Она призывно провела по губам розовым, как у кошки, язычком и скрылась под одеялом. Кулаки Ромы сжались, комкая и без того смятую простыню. Он тяжело задышал, вздрагивая, но дальше этого дело не пошло. Наконец через минут пять из-под одеяла высунулась голова Жанны.
– Что с тобой?! – резко спросила она, сдувая с лица упавшую челку. – Я тебе не нравлюсь?
– Нет, ты что, Жанна, – забормотал Рома, чувствуя, что краснеет, и ненавидя сам себя.
– Тогда в чем дело? – ядовито поинтересовалась Жанна, слезая с кровати.
Рома с силой сжал зубы, проклиная и себя и Жанну. Вот он, извечный женский вопрос, ставящий в тупик любого обломавшегося Казанову: «В чем дело?» Словно все мужики обязаны быть секс-гигантами с вечными батарейками. Как будто это не случается сплошь и рядом, и происходящему есть масса причин…
– Одевайся, – отрывисто бросил он, потянувшись к брюкам. Жанна открыла рот и тут же захлопнула его, с тревогой отметив, что второй раз за время знакомства увидела на лице Ромы какое-то странное выражение – пустой, безжизненной отчужденности и… какой-то дряхлости. Точно такое же выражение у него было вчера, когда он вышел из подъезда…
Происшедшее утром не давало Роме покоя, и ближе к обеду он с Жориком и Веней решили прокатиться в соседний городок. Не получилось с Жанной, получится с другой, он в этом не сомневался. Просто нужно немного расслабиться.
Они «сняли» проституток, и, пока Жорик с Веней угощали одну из них шампанским, Рома включил кондиционер в своем «Форде», отодвинул сиденья, чтобы было удобнее, и стал раздеваться. Проститутка все поняла без слов, мигом скинула не первой свежести колготки, плотно облегающую маечку и лучезарно улыбнулась Роме, продемонстрировав золотой зуб. Роме было все равно, он не обратил внимания ни на зуб, ни на колготки, ни даже на черную каемку под ногтями дамы, предвкушая, что сейчас обязательно все получится, но… его ждало горькое разочарование. Снова ничего не вышло, и это повергло его в пучину отчаяния. Деньги, разумеется, девица не вернула. Зато ее подруге пришлось потрудиться: Жорик и Веня пыхтели минут двадцать, сменяя друг друга и заставляя беднягу отработать каждую копейку. После этого они поехали обратно на дачу.
Как ни странно, Рома быстро пришел в хорошее расположение духа.
«Это все стресс, – убеждал он сам себя. – День рождения
(дед),
большая компания
(ДЕД),
куча гостей, фейерверки, все это, несомненно, сказалось на организме.
(МЕРТВЫЙ ДЕД В КРЕСЛЕ!)»
Рома дернулся, чуть не выпустив руль. Боже, а вдруг эта Анна Семеновна после бесплодных звонков решит, что с ним что-то произошло, и вызовет слесаря? Тогда неприглядная правда выплывет раньше намеченного срока, а ему это совсем не нужно. У него много гостей, у него день рождения, впереди еще два дня развлекухи…
По дороге они прихватили еще спиртного, кое-какой закуски, и «гужбан» продолжился.
Дальнейшее он помнил плохо. Кто-то упал на музыкальный центр, выставленный на улицу, залив его пивом. Там что-то зашипело, заискрилось, после чего центр наотрез отказался работать. Жорик «стрельнул» денег у Ромы и с еще двумя друзьями на ночь глядя уехал в Москву, где в круглосуточном магазине был приобретен другой.
Потом, кажется, снова приезжала полиция, и Жорику снова пришлось разруливать ситуацию, вернулся Витек с зашитой губой, в доме разбили окно, какая-то парочка трахалась прямо на веранде под восхищенные и подбадривающие вопли окосевшей молодежи… Последнее, что он помнил, – ему звонила мать, узнавая, не вернулся ли он в Москву, но он нагрубил ей и кричал, чтобы она не лезла в его жизнь, а после этого кинул телефон в мангал, где готовилась очередная порция шашлыка.
На этот раз пробуждение было куда тяжелее. Рома очнулся на кухне, в луже собственной рвоты. Горло болело, язык казался огромным и неуклюжим и царапал небо, в голове, как маятник, пульсировала тупая боль. Он посмотрел на руки – они тряслись.
Вместе с ним проснулся крошечный зверек.
«Уезжай, – ласково сказал он. – Приводи себя в порядок и уезжай, Рома. Ты стал похож на скотину».
Скотина. Точнее не придумаешь. Он вспомнил, что ему звонила мать. Интересно, не проговорился ли он случайно насчет деда?
Рома попытался встать, но виски сдавило с такой леденящей силой, что он благоразумно решил остаться на четвереньках. Так и пополз к туалету. Каждый шаг отдавался всеобъемлющей болью в голове, будто он карабкался на Эверест, испытывая кислородное голодание. С грехом пополам добравшись до туалета, он боднул перепачканную шашлычным соусом дверь головой. Она открылась, и Рома поднял глаза.
Он хотел завопить во все горло, но сил на это не было. Ужас парализовал его настолько, что он просто тихо вздохнул и повалился на пол, теряя сознание. Однако, прежде чем окончательно окунулся в холодную, обволакивающую и вместе с тем спасительную бездну, в мозгу словно ударили хлыстом – дед. В туалете был дед, он восседал на унитазе в военном кителе и с укором смотрел на Рому…
Его привели в чувство с помощью холодной воды. Ругаясь и отплевываясь, он поднялся на ноги, которые предательски дрожали, с замирающим сердцем вспоминая увиденное. Господи, у него началась белая горячка. Все, с алкоголем хватит, сегодня воскресенье, завтра домой.
Домой.
(К деду.)
Какое успокаивающее слово «домой».
Он пришел в себя только к вечеру, после двадцатой чашки кофе и неоднократно принятого душа. Наступала самая тяжелая, самая неприятная, но необходимая стадия любой вечеринки – уборка. Многочисленные «друзья», заранее осмыслив, что их могут на вполне справедливых основаниях привлечь к этому неблагодарному занятию, потихоньку и незаметно рассосались, напоминая всемирно известного Карлсона, который как-то заявил Малышу: «Ты знаешь, мне вдруг как-то домой сразу захотелось… И вообще, задержался я тут с тобой». В итоге с ним остались преданный Жорик и Жанна с какой-то подругой, молчаливой прыщавой особой.
А уборка, нужно сказать, была знатная. Травы во дворе вообще не было видно – она полностью скрылась под мусором. Пустые бутылки и банки, пакеты из-под угля, одноразовые тарелки, вилки, стаканчики, размокшие салфетки, обертки из-под шоколада, чипсов, размазанный торт с поломанными свечами и кляксами воска (Рома даже и не помнил, что на его дне рождения присутствовал торт и что его вообще кто-то ел), недоеденные фрукты, арбузные корки, остатки шашлыка, шампуры с засохшими ошметками мяса, над которыми уже кружили мухи… Вытряхивая мангал, он обнаружил в углу спекшийся кусок почерневшего пластика – остатки его телефона. Теперь ему нужен новый телефон. Это не проблема, куда больше его расстраивало, что в том, который он сжег, осталась записная книжка с нужными номерами.
Про бассейн и говорить нечего. Чего там только не было, прямо как в бюро находок! Стул, чей-то вывернутый наизнанку носок, пластиковые бутылки из-под минералки, огурцы с помидорами (!), парик (!!)… Эти два дня прошли в таком мощнейшем коматозе, что Рома вряд ли удивился бы, узнав, что это сам дьявол вылез из преисподней заглянуть к нему на «огонек». В доме тоже было не ахти: на первом этаже разбиты окна, кровать сломана, на кухне сорван кран, дверь от ванной мирно стояла рядом с самой ванной, пол на втором этаже залит вином, все кровати перевернуты…
Чуть позже Жорик, смущаясь, рассказал, что, когда Рома спал, ему пришлось дать ментам денег.
– Сколько? – тупо спросил Рома.
– Полторы, – стараясь не встречаться взглядом с Ромой, сказал Жорик. – Своих не хватило, ребята добавляли. Потом нужно раскидать, я записал, сколько кому.
Вздохнув, Рома пообещал, что вернет все деньги, но только когда приедет в Москву.
Они убирались до глубокой ночи, и только около половины третьего Рома прилег отдохнуть. Он задремал, и ему приснился сон.
Он возвращается домой и входит в квартиру. Дед сидит, скрючившись еще больше и словно уменьшившись в размерах, из ноздрей тянутся слизистые дорожки. Дед буквально «тает». В коридоре плавает сладковатый запах разложения. Несмотря на сетку в окнах, над его телом деловито жужжат мухи. Откуда они появились, из вентиляционного отверстия, что ли?
Он начинает звонить матери, потом в полицию. Мать в шоке, обещает к вечеру прилететь. Приходит участковый. Он долго смотрит на кресло, в котором сидит почерневший дед, и говорит: «Как вам не стыдно так шутить?! Ведь здесь никого нет!» Рома кричит, как это нет, вот, смотрите, он прямо перед вами, но участковый усмехается и уходит, предупреждая, что в следующий раз за такие шутки упечет его в кутузку на пятнадцать суток. Рома мечется по квартире, а дед как ни в чем не бывало сидит в кресле, будто исподтишка подсматривая за ним. Приходит Татьяна, Рома хватает ее за руку и тащит к креслу. Она делает удивленное лицо, словно не понимает, о чем говорит Рома. Он орет на нее, хватая ее кисть и дотрагиваясь ею до съежившегося лица деда, мол, потрогай, неужели ты слепая?! У деда оттопыривается нижняя губа, оттуда падает белая личинка. Татьяна вырывается и в ужасе убегает из квартиры, крича, что Рома сошел с ума. Вечером приезжает мама, и с ней то же самое. Она смотрит на кресло, поворачивает бледное лицо к Роме и… говорит, она говорит…
– …сыпайся, соня, – услышал он над собой знакомый голос.
Рома приоткрыл глаза. Жанна, рядом с ней эта подруга, прыщи в потемках напоминают оспу.
– Пора ехать, Рома, – сказала Жанна и обеспокоенно взглянула на часы. – У нас сегодня семинар «по гражданке», если я опоздаю, Феликс меня порвет, как Тузик грелку. (Феликс – преподаватель гражданского права.)
Рома поднялся, чувствуя себя совершенно разбитым. Жанна смотрела на него с некоторым сожалением, сквозь которое проскальзывала чуть ли не брезгливость.
Подавшись внезапному порыву, он обнял девушку. Прыщавая подруга деликатно отошла в сторону и сделала вид, что увлеченно смотрит в окно, где Жорик прогревал машину.
– Ты изменился, – сказала Жанна тихо, медленно кладя ему руки на плечи. Рома уткнулся лицом в ее плечо, понимая, что слезы вот-вот брызнут из глаз. Он никак не мог взять в толк, что с ним происходит. Никогда ведь не злоупотреблял спиртным, с потенцией у него все в ажуре, а тут… как кошмарный сон, который никак не может закончиться.
– Что с тобой? – шепотом спросила Жанна, машинально бросая взгляд на огромное зеркало, встроенное в шкаф-купе, где было их отражение, и вдруг, вскрикнув, оттолкнула Рому.
– Ты что? – испуганно забормотал Рома, протягивая к ней руки, но девушка, покрывшись смертельной бледностью, опрометью выбежала из комнаты. Ее прыщавая подруга с недоумением посмотрела на Рому и, что-то промямлив, на цыпочках вышла.
Некоторое время Рома стоял в полной неподвижности, с яростью глядя на свое отражение. Ему почудилось, что за эти два дня он постарел лет на двадцать. Снизу посигналил Жорик, жестом показывая, что пора ехать, и Рома побрел во двор. Работы еще оставалось по горло, сам он не справится, тут нужны рабочие. Но это он уладит в следующие выходные.
Было шесть тридцать утра, когда матовый от росы «Форд» выполз из полусонного поселка, разрезая фарами туман. Рома обратил внимание, что Жанна села на заднее сиденье, рядом со своей молчаливой подругой.
– У тебя еще осталась жвачка? – спросил он у нее. Девушка бросила на него затравленный взгляд и чуть ли не швырнула ему пачку «Орбита».
– Жанна, что происходит? – недоуменно проговорил Рома.
– Ничего, – едва слышно ответила она, напряженно глядя в окно.
– Между прочим, от жвачек еще больше будет угар, – нарушил паузу Жорик. – Я сам передачу видел, там говорили… У меня есть «антиполицай». – Он достал из кармана гремящую коробочку и хитро прищурился. – Знаешь, как его правильно применять?
– ?
– Нужно его незаметно подсыпать в еду полицаю, – засмеялся Жорик, но сразу же замолчал, увидев, что делает это в гордом одиночестве. – Как твой старик? – решил он сменить тему.
– Нормально, – ответил Рома и почувствовал, как рядом с сердцем кольнула холодная спица. Боже, у него совсем вылетело из головы!
– Никогда не забуду, как мы тогда у Валюхи нажрались. Помнишь? – весело продолжал Жорик. – Тебя еле живого домой притащили.
Да, Рома помнил. Это был единственный раз (не считая этих выходных) когда он перебрал с водкой и намешал черт-те каких коктейлей. Его как бревно занесли домой, где был только дед. Рассудив, что авторитет Ромы не должен упасть в глазах ветерана (да и сердце может не выдержать), Жорик сказал старику, что его внук «просто устал и заснул». Они положили его на кровать и тихонько вышли, но дед, полковник в отставке, не поверил, что его внук «просто устал». Бедняга решил, что он чем-то траванулся, и бросился набирать 03. Нужно сказать, что, пока Рому «кантовали» в квартиру, он по дороге умудрился заблевать весь лестничный пролет. Так вот, приехала «Скорая». Взволнованный Андрей Степанович понесся их встречать, вылетел на лестничную клетку и тут же поскользнулся на блевотине собственного внука. В итоге разъяренные врачи разбудили ничего не соображающего Рому, при этом раздраженно ставя ему диагноз «алкогольное опьянение», а деда с разбитой головой увезли в больницу. И смех и грех, как говорится.
– А про грибы помнишь? – спросил Жорик, улыбнувшись.
И про грибы Рома тоже помнил, чтоб им пусто было. Тогда это казалось смешным. Жорик как-то принес ему пакет с грибами, попросив их на время подержать у себя, таинственно пояснив при этом, что эти грибочки особенные и как-нибудь на днях он их заберет. Рома резонно поинтересовался, какого черта он не может хранить их у себя, но Жорик сказал, что так надо и вообще у него несовременные родители, а Рома живет с дедом и так далее…
Рома собирался убрать эти грибы в холодильник, но тут зазвонил телефон, и он оставил пакет на кухне. А потом и вовсе забыл про них. Тем временем на грибы наткнулся Андрей Степанович. Ему даже в голову не пришло, что эти грибочки могут оказаться какими-то особенными, и он со спокойной душой начал их жарить с картошкой. (Опять же следует упомянуть, что в комнате Ромы на кровати лежали ласты и маска с трубкой, так как он собирался на днях лететь в Египет.)
Возвратившись, Рома увидел следующую картину. В гостиной перед телевизором сидел дед в ластах, на голове маска, во рту трубка, а перед ним – сковородка с этими злосчастными грибочками.
Жорик потом чуть по морде не схлопотал от Ромы. Выяснилось, что это были какие-то галлюциногенные поганки, которые он намеревался приготовить с Витьком, но насладиться этим эксклюзивным кушаньем им было не суждено, так как планы Жорика и его друзей изменил несчастный Андрей Степанович. Впрочем, для него все закончилось хорошо (фронтовая закалка – это вам не фунт изюму), и наутро дед почти ничего не помнил, только жаловался на легкое подташнивание…
Да, тогда действительно было смешно, но сейчас, вспоминая застывшее в недоумении лицо деда, скрытое подводной маской, Роме стало по-настоящему страшно. Боже, как он не хотел возвращаться в эту квартиру! Может, плюнуть на все и поехать сразу в институт?! Тем более что скоро придет Татьяна…
Неожиданно рот Ромы наполнился вязкой слюной, ее было так много, что она чуть не капала из уголков рта.
Зефир. Зефир в шоколаде, черт возьми, миллион долларов за коробку с зефиром в шоколаде!
Они уже ехали по московским улицам, и Рома, заприметив небольшой супермаркет, резко затормозил.
– Я сейчас, – бросил он, выскакивая из машины.
Жорик проводил его удивленным взглядом, а лицо Жанны стало еще бледнее. Дождавшись, когда Рома скроется в магазине, она быстро вылезла из машины:
– Все, я доберусь сама.
Молчаливая подруга Жанны незамедлительно последовала ее примеру. Девушки быстро перешли дорогу и зашагали к остановке. Все это произошло так быстро, что Жорик не успел ничего сказать. Он просто молча сидел, слегка наклонив голову и барабаня пальцами по приборной доске «Форда».
Рома появился через минут семь, держа в руках пакет с четырьмя коробками зефира в шоколаде. Жорик, нахмурившись, вышел из машины и выжидательно посмотрел на него.
– А где девчонки? – беспечно спросил Рома, закидывая пакет на заднее сиденье автомобиля.
– Ушли, – чуть напряженно ответил Жорик.
Рома подошел к нему и непринужденно облокотился на капот.
– А ты чего вылез?
– Я… – начал Жорик и вдруг увидел нечто такое, отчего у него перехватило дыхание, и он отошел на пару шагов от Ромы.
– Ты чего? – с недоумением спросил тот.
– У меня… дела, Ромик, – выдавил тот, пятясь назад. – Извини, спешу… Спасибо за сейшн, все было круто, – и резко развернувшись, чуть ли не бегом пошел прочь.
Рома проводил его изумленным взглядом. Странные они все какие-то…
Он сел в машину, распаковал одну из коробок и с жадностью запихнул в рот сразу две зефирины. Давясь и кашляя, проглотил сладкую массу, тут же взял еще и не успокоился, пока не съел почти всю коробку. Затем повернул ключ зажигания и, сделав погромче музыку, тронулся с места. Буквально через минуту в радио что-то щелкнуло, хит группы «Ногу свело» «Лилипутская любовь» прервался, и внезапно заиграла песня «День Победы». На лице Ромы появилась улыбка. Одна из любимых песен деда… Да, это была ЕГО песня. Он начал тихонько подпевать, не замечая, что поет все громче и громче, пока просто не перешел на крик. Он ехал домой.
Жорик, хотя и отошел на некоторое (безопасное) расстояние, все же не выдержал и оглянулся. Ромин «Форд» плавно выруливал на дорогу. Он изо всех сил сжал челюсти, на миг закрыв глаза, и решил, что ему почудилось, правда, видение было слишком уж реалистичным.
Тень.
Тень Ромы, ее не было. Когда он подошел к Жорику и встал рядом, тот смотрел себе под ноги и прекрасно видел свою тень, а Ромину – нет. Разве такое бывает?
И почему была так напугана Жанна? Когда он прогревал машину там, на даче, она вылетела из дома с таким видом, будто привидение увидела.
Засунув руки в карманы, Жорик медленно зашагал по улице.
Песня «День Победы» закончилась, началась «Вихри враждебные веют над нами…». Потом «Темная ночь». Без рекламы, без дурацких комментариев типа «а теперь, наши любимые слушатели, послушайте следующую вещь…». Песни шли одна за другой как на пластинке (или патефоне?), Рома ехал и недоумевал – он даже не предполагал, что на волне «Наше радио» крутят такое ретро. Иногда подобные песни передавали по «Маяку», который обожал слушать дед, но чтобы на молодежном радио…
Он доел зефир и подумывал открыть вторую коробку, но, поразмыслив, не стал, к тому же почти подъехал к дому.
«Темную ночь» сменил «Синий платочек». Из дорогих динамиков слышался шорох и потрескивание, характерное для качества исполнения песен тех далеких времен, и Рома остановил машину, несколько минут сидел в зачарованной неподвижности, слушая песню. Когда она закончилась, он словно очнулся, торопливо выключив магнитолу, схватил пакет с зефиром и поспешил наружу.
Рома вошел в подъезд, все еще тихо напевая себе под нос «Помню, как в памятный вечер…», когда понял, что его обуял настоящий страх. И только сейчас почувствовал себя настоящим подонком. Неужели его дед заслужил, чтобы его променяли вот на эти два дня, проведенные в ужасном алкогольном мареве? Разве игра стоила свеч?
Он с трудом достал связку ключей и два раза уронил их в лифте, проклиная свои трясущиеся руки. Интересно, Татьяна уже приехала? Может, будет лучше, если он выйдет на улицу и проследит, пока она первой не войдет в подъезд? Нет, уже поздно: двери лифта открылись, и он оказался на этаже.
Проснувшийся зверек яростно верещал внутри, осыпая Рому всевозможными обвинениями.
Ключ долго не хотел попадать в скважину и сделал это лишь с пятого раза. Клик! Дверь тихонько открылась, и Роме стала видна темная часть коридора. Прежде чем войти, он глубоко вдохнул воздух. Ничего необычного, привычный домашний запах, знакомый еще с пеленок. По крайней мере разложением пока не пахло… Заметно приободрившись, он толкнул дверь и вошел внутрь.
– Где Татьяна? Она с дедушкой? – спросила мама, и Рома вздохнул. Врать или не врать? Если врать, то делать это нужно осторожно, а он сейчас не в той кондиции, чтобы сделать это филигранно – маме всегда было очень сложно вешать лапшу на уши, она шестым чувством отделяла мух от котлет, то бишь правду от лжи. Тем более, даже пьяный, он понимал, что проверить его слова не составит большого труда – Татьяна сама скажет, что он ее отпустил к больной матери.
– У нее… это… мать болеет, – сказал он. – Уехала в свой Владимир. Помахала платочком и упорхнула, тра-ля-ля.
В телефоне повисла неприятная пауза. Рома подошел к бассейну, где вовсю целовалась какая-то парочка, и сел на бордюр, спустив в воду ноги прямо в обуви. Прохладная вода немного отрезвила его.
– То есть дед дома один? – уточнила мама, и от ее голоса повеяло холодом.
– Да, – несколько воинственно ответил Рома. – Я… все приготовил ему, не переживай. Ничего с ним не случится. Завтра или послезавтра я… ик!.. поеду домой.
Он знал, что это ложь. Сегодня только вечер пятницы, самое начало вечеринки, и ехать домой он намеревался не раньше чем в понедельник утром.
– …рошу тебя. Але? Ты понял? Але, Рома?! Ты куда-то пропадаешь!
– Да, мамуля, я тебя очень внимательно слушаю, – по слогам произнес Рома, как часто в разговоре делают пьяные, пытаясь выдать себя за трезвого.
– …завтра. Обещаешь?
– Ладно, ладно. – Он заболтал ногами по воде, и это его развеселило. Мимо важно проплыл пустой пакет из-под чипсов. – Мамуль, плохо слышно. Пока!
Подумав, Рома выключил телефон. Ему неожиданно пришло в голову, что впервые он не контролирует сейшн. Все началось так стремительно и сумбурно, он словно попал в мощный водоворот, и, побарахтавшись для приличия, не без удовольствия отдал себя на волю стихии и теперь просто плыл по бурлящему течению. На даче царила самая настоящая вакханалия: стола, как такового, не было, поздравительных тостов тем более, и все происходящее напоминало пир разбойников в средневековой сказке, только в современной интерпретации. Народу уже было около тридцати человек, и каждый час приезжал кто-то новый, причем, видя, что тут творится, многие хватались за мобильники и торопливо звали в гости на «классную вечеринку» своих друзей с подругами, их братьями, племянниками и троюродными сестрами с дядями и тетями.
Девчонки визжали, парни вопили и свистели, откуда-то появилась гитара, но буквально спустя три минуты полетела на траву с порванными струнами, кто-то разжег костер и предложил прыгать через него голыми, но подавляющая часть «отдыхающих» предпочла лучше купаться голыми, и вскоре бассейн наполнился обнаженными телами.
В это время прогремел салют: Жорик из параллельной группы притащил целый рюкзак с петардами, и начался фейерверк, да какой! Постороннему могло показаться, что началась третья мировая: кругом грохот и дым, небо взрывается сверкающими огнями, озаряясь неземным пламенем.
Витек, друг Жорика, глупо гогоча, сунул одну петарду в рот и поджег ее, имитируя курение гаванской сигары. Результат не замедлил себя ждать. Ба-бах! А он продолжал улыбаться улыбкой идиота, будто и не замечая двух выбитых зубов и разорванной губы. Вызвали «Скорую» из соседнего поселка, но к тому времени Витек «лечил» себя по-своему, водкой, и забирали в больницу уже бесчувственное тело.
Потом кто-то из соседей пожаловался в полицию, приехал «бобик» с тремя молодчиками, на боку у каждого притаился грозный «калаш». Проблему уладил Жорик – как самый трезвый, он отвел в сторонку старшего группы и сунул ему чаевые – штуку зеленых, которые ему предварительно передал Рома. Менты уехали довольные, но напоследок все же посоветовали петарды в рот и другие части тела не засовывать. Веселье продолжилось. Самые стойкие утихомирились лишь к семи утра.
Рома еще спал (полураздетый – на рубашку у него сил хватило, а вот с брюками вышла заминка), когда к нему в комнату проскользнула Жанна. Глаза ее горели возбужденным огнем. Присев на кровати, она принялась расстегивать брюки юноши. Тот зашевелился и разлепил глаза.
– О-о, голова… ты обещала избавить меня от боли, – простонал он, шаря рукой в надежде отыскать емкость с какой-нибудь жидкостью, желательно с пивом, но пальцы лишь ловили воздух.
– Этим я и пытаюсь заняться, – жарко прошептала девушка. – Ведь вчера у тебя было столько дел… На меня даже не смотрел.
– Принеси чего-нибудь попить, – попросил Рома, облизывая сухие губы.
Жанна с неохотой поднялась с кровати и вскоре принесла бутылку пепси. Рома осушил ее в два глотка и немного пришел в себя. К тому времени стараниями Жанны брюки были сняты, и она нырнула в постель к нему.
– Давай, возьми меня. – Она прильнула к его губам, но тут же отпрянула – перегар от юноши был смертоубийственным, даже пепси не заглушила его. Но тем не менее девушка не желала отступать от задуманного. Она протянула руку вниз и с удивлением обнаружила, что эрекцию ее молодого человека словно ветром сдуло. – Ты что, не хочешь меня? – с обидой в голосе спросила она, и Рома вымученно улыбнулся. Он уже окончательно проснулся и теперь тоже недоумевал, что происходит – вроде бы не пьян, хоть и голова трещит…
Жанна, видя, что Рома мнется и не знает, что предпринять, решила взять инициативу в свои руки.
– Ладушки, попробуем иначе. – Она призывно провела по губам розовым, как у кошки, язычком и скрылась под одеялом. Кулаки Ромы сжались, комкая и без того смятую простыню. Он тяжело задышал, вздрагивая, но дальше этого дело не пошло. Наконец через минут пять из-под одеяла высунулась голова Жанны.
– Что с тобой?! – резко спросила она, сдувая с лица упавшую челку. – Я тебе не нравлюсь?
– Нет, ты что, Жанна, – забормотал Рома, чувствуя, что краснеет, и ненавидя сам себя.
– Тогда в чем дело? – ядовито поинтересовалась Жанна, слезая с кровати.
Рома с силой сжал зубы, проклиная и себя и Жанну. Вот он, извечный женский вопрос, ставящий в тупик любого обломавшегося Казанову: «В чем дело?» Словно все мужики обязаны быть секс-гигантами с вечными батарейками. Как будто это не случается сплошь и рядом, и происходящему есть масса причин…
– Одевайся, – отрывисто бросил он, потянувшись к брюкам. Жанна открыла рот и тут же захлопнула его, с тревогой отметив, что второй раз за время знакомства увидела на лице Ромы какое-то странное выражение – пустой, безжизненной отчужденности и… какой-то дряхлости. Точно такое же выражение у него было вчера, когда он вышел из подъезда…
Происшедшее утром не давало Роме покоя, и ближе к обеду он с Жориком и Веней решили прокатиться в соседний городок. Не получилось с Жанной, получится с другой, он в этом не сомневался. Просто нужно немного расслабиться.
Они «сняли» проституток, и, пока Жорик с Веней угощали одну из них шампанским, Рома включил кондиционер в своем «Форде», отодвинул сиденья, чтобы было удобнее, и стал раздеваться. Проститутка все поняла без слов, мигом скинула не первой свежести колготки, плотно облегающую маечку и лучезарно улыбнулась Роме, продемонстрировав золотой зуб. Роме было все равно, он не обратил внимания ни на зуб, ни на колготки, ни даже на черную каемку под ногтями дамы, предвкушая, что сейчас обязательно все получится, но… его ждало горькое разочарование. Снова ничего не вышло, и это повергло его в пучину отчаяния. Деньги, разумеется, девица не вернула. Зато ее подруге пришлось потрудиться: Жорик и Веня пыхтели минут двадцать, сменяя друг друга и заставляя беднягу отработать каждую копейку. После этого они поехали обратно на дачу.
Как ни странно, Рома быстро пришел в хорошее расположение духа.
«Это все стресс, – убеждал он сам себя. – День рождения
(дед),
большая компания
(ДЕД),
куча гостей, фейерверки, все это, несомненно, сказалось на организме.
(МЕРТВЫЙ ДЕД В КРЕСЛЕ!)»
Рома дернулся, чуть не выпустив руль. Боже, а вдруг эта Анна Семеновна после бесплодных звонков решит, что с ним что-то произошло, и вызовет слесаря? Тогда неприглядная правда выплывет раньше намеченного срока, а ему это совсем не нужно. У него много гостей, у него день рождения, впереди еще два дня развлекухи…
По дороге они прихватили еще спиртного, кое-какой закуски, и «гужбан» продолжился.
Дальнейшее он помнил плохо. Кто-то упал на музыкальный центр, выставленный на улицу, залив его пивом. Там что-то зашипело, заискрилось, после чего центр наотрез отказался работать. Жорик «стрельнул» денег у Ромы и с еще двумя друзьями на ночь глядя уехал в Москву, где в круглосуточном магазине был приобретен другой.
Потом, кажется, снова приезжала полиция, и Жорику снова пришлось разруливать ситуацию, вернулся Витек с зашитой губой, в доме разбили окно, какая-то парочка трахалась прямо на веранде под восхищенные и подбадривающие вопли окосевшей молодежи… Последнее, что он помнил, – ему звонила мать, узнавая, не вернулся ли он в Москву, но он нагрубил ей и кричал, чтобы она не лезла в его жизнь, а после этого кинул телефон в мангал, где готовилась очередная порция шашлыка.
На этот раз пробуждение было куда тяжелее. Рома очнулся на кухне, в луже собственной рвоты. Горло болело, язык казался огромным и неуклюжим и царапал небо, в голове, как маятник, пульсировала тупая боль. Он посмотрел на руки – они тряслись.
Вместе с ним проснулся крошечный зверек.
«Уезжай, – ласково сказал он. – Приводи себя в порядок и уезжай, Рома. Ты стал похож на скотину».
Скотина. Точнее не придумаешь. Он вспомнил, что ему звонила мать. Интересно, не проговорился ли он случайно насчет деда?
Рома попытался встать, но виски сдавило с такой леденящей силой, что он благоразумно решил остаться на четвереньках. Так и пополз к туалету. Каждый шаг отдавался всеобъемлющей болью в голове, будто он карабкался на Эверест, испытывая кислородное голодание. С грехом пополам добравшись до туалета, он боднул перепачканную шашлычным соусом дверь головой. Она открылась, и Рома поднял глаза.
Он хотел завопить во все горло, но сил на это не было. Ужас парализовал его настолько, что он просто тихо вздохнул и повалился на пол, теряя сознание. Однако, прежде чем окончательно окунулся в холодную, обволакивающую и вместе с тем спасительную бездну, в мозгу словно ударили хлыстом – дед. В туалете был дед, он восседал на унитазе в военном кителе и с укором смотрел на Рому…
Его привели в чувство с помощью холодной воды. Ругаясь и отплевываясь, он поднялся на ноги, которые предательски дрожали, с замирающим сердцем вспоминая увиденное. Господи, у него началась белая горячка. Все, с алкоголем хватит, сегодня воскресенье, завтра домой.
Домой.
(К деду.)
Какое успокаивающее слово «домой».
Он пришел в себя только к вечеру, после двадцатой чашки кофе и неоднократно принятого душа. Наступала самая тяжелая, самая неприятная, но необходимая стадия любой вечеринки – уборка. Многочисленные «друзья», заранее осмыслив, что их могут на вполне справедливых основаниях привлечь к этому неблагодарному занятию, потихоньку и незаметно рассосались, напоминая всемирно известного Карлсона, который как-то заявил Малышу: «Ты знаешь, мне вдруг как-то домой сразу захотелось… И вообще, задержался я тут с тобой». В итоге с ним остались преданный Жорик и Жанна с какой-то подругой, молчаливой прыщавой особой.
А уборка, нужно сказать, была знатная. Травы во дворе вообще не было видно – она полностью скрылась под мусором. Пустые бутылки и банки, пакеты из-под угля, одноразовые тарелки, вилки, стаканчики, размокшие салфетки, обертки из-под шоколада, чипсов, размазанный торт с поломанными свечами и кляксами воска (Рома даже и не помнил, что на его дне рождения присутствовал торт и что его вообще кто-то ел), недоеденные фрукты, арбузные корки, остатки шашлыка, шампуры с засохшими ошметками мяса, над которыми уже кружили мухи… Вытряхивая мангал, он обнаружил в углу спекшийся кусок почерневшего пластика – остатки его телефона. Теперь ему нужен новый телефон. Это не проблема, куда больше его расстраивало, что в том, который он сжег, осталась записная книжка с нужными номерами.
Про бассейн и говорить нечего. Чего там только не было, прямо как в бюро находок! Стул, чей-то вывернутый наизнанку носок, пластиковые бутылки из-под минералки, огурцы с помидорами (!), парик (!!)… Эти два дня прошли в таком мощнейшем коматозе, что Рома вряд ли удивился бы, узнав, что это сам дьявол вылез из преисподней заглянуть к нему на «огонек». В доме тоже было не ахти: на первом этаже разбиты окна, кровать сломана, на кухне сорван кран, дверь от ванной мирно стояла рядом с самой ванной, пол на втором этаже залит вином, все кровати перевернуты…
Чуть позже Жорик, смущаясь, рассказал, что, когда Рома спал, ему пришлось дать ментам денег.
– Сколько? – тупо спросил Рома.
– Полторы, – стараясь не встречаться взглядом с Ромой, сказал Жорик. – Своих не хватило, ребята добавляли. Потом нужно раскидать, я записал, сколько кому.
Вздохнув, Рома пообещал, что вернет все деньги, но только когда приедет в Москву.
Они убирались до глубокой ночи, и только около половины третьего Рома прилег отдохнуть. Он задремал, и ему приснился сон.
Он возвращается домой и входит в квартиру. Дед сидит, скрючившись еще больше и словно уменьшившись в размерах, из ноздрей тянутся слизистые дорожки. Дед буквально «тает». В коридоре плавает сладковатый запах разложения. Несмотря на сетку в окнах, над его телом деловито жужжат мухи. Откуда они появились, из вентиляционного отверстия, что ли?
Он начинает звонить матери, потом в полицию. Мать в шоке, обещает к вечеру прилететь. Приходит участковый. Он долго смотрит на кресло, в котором сидит почерневший дед, и говорит: «Как вам не стыдно так шутить?! Ведь здесь никого нет!» Рома кричит, как это нет, вот, смотрите, он прямо перед вами, но участковый усмехается и уходит, предупреждая, что в следующий раз за такие шутки упечет его в кутузку на пятнадцать суток. Рома мечется по квартире, а дед как ни в чем не бывало сидит в кресле, будто исподтишка подсматривая за ним. Приходит Татьяна, Рома хватает ее за руку и тащит к креслу. Она делает удивленное лицо, словно не понимает, о чем говорит Рома. Он орет на нее, хватая ее кисть и дотрагиваясь ею до съежившегося лица деда, мол, потрогай, неужели ты слепая?! У деда оттопыривается нижняя губа, оттуда падает белая личинка. Татьяна вырывается и в ужасе убегает из квартиры, крича, что Рома сошел с ума. Вечером приезжает мама, и с ней то же самое. Она смотрит на кресло, поворачивает бледное лицо к Роме и… говорит, она говорит…
– …сыпайся, соня, – услышал он над собой знакомый голос.
Рома приоткрыл глаза. Жанна, рядом с ней эта подруга, прыщи в потемках напоминают оспу.
– Пора ехать, Рома, – сказала Жанна и обеспокоенно взглянула на часы. – У нас сегодня семинар «по гражданке», если я опоздаю, Феликс меня порвет, как Тузик грелку. (Феликс – преподаватель гражданского права.)
Рома поднялся, чувствуя себя совершенно разбитым. Жанна смотрела на него с некоторым сожалением, сквозь которое проскальзывала чуть ли не брезгливость.
Подавшись внезапному порыву, он обнял девушку. Прыщавая подруга деликатно отошла в сторону и сделала вид, что увлеченно смотрит в окно, где Жорик прогревал машину.
– Ты изменился, – сказала Жанна тихо, медленно кладя ему руки на плечи. Рома уткнулся лицом в ее плечо, понимая, что слезы вот-вот брызнут из глаз. Он никак не мог взять в толк, что с ним происходит. Никогда ведь не злоупотреблял спиртным, с потенцией у него все в ажуре, а тут… как кошмарный сон, который никак не может закончиться.
– Что с тобой? – шепотом спросила Жанна, машинально бросая взгляд на огромное зеркало, встроенное в шкаф-купе, где было их отражение, и вдруг, вскрикнув, оттолкнула Рому.
– Ты что? – испуганно забормотал Рома, протягивая к ней руки, но девушка, покрывшись смертельной бледностью, опрометью выбежала из комнаты. Ее прыщавая подруга с недоумением посмотрела на Рому и, что-то промямлив, на цыпочках вышла.
Некоторое время Рома стоял в полной неподвижности, с яростью глядя на свое отражение. Ему почудилось, что за эти два дня он постарел лет на двадцать. Снизу посигналил Жорик, жестом показывая, что пора ехать, и Рома побрел во двор. Работы еще оставалось по горло, сам он не справится, тут нужны рабочие. Но это он уладит в следующие выходные.
Было шесть тридцать утра, когда матовый от росы «Форд» выполз из полусонного поселка, разрезая фарами туман. Рома обратил внимание, что Жанна села на заднее сиденье, рядом со своей молчаливой подругой.
– У тебя еще осталась жвачка? – спросил он у нее. Девушка бросила на него затравленный взгляд и чуть ли не швырнула ему пачку «Орбита».
– Жанна, что происходит? – недоуменно проговорил Рома.
– Ничего, – едва слышно ответила она, напряженно глядя в окно.
– Между прочим, от жвачек еще больше будет угар, – нарушил паузу Жорик. – Я сам передачу видел, там говорили… У меня есть «антиполицай». – Он достал из кармана гремящую коробочку и хитро прищурился. – Знаешь, как его правильно применять?
– ?
– Нужно его незаметно подсыпать в еду полицаю, – засмеялся Жорик, но сразу же замолчал, увидев, что делает это в гордом одиночестве. – Как твой старик? – решил он сменить тему.
– Нормально, – ответил Рома и почувствовал, как рядом с сердцем кольнула холодная спица. Боже, у него совсем вылетело из головы!
– Никогда не забуду, как мы тогда у Валюхи нажрались. Помнишь? – весело продолжал Жорик. – Тебя еле живого домой притащили.
Да, Рома помнил. Это был единственный раз (не считая этих выходных) когда он перебрал с водкой и намешал черт-те каких коктейлей. Его как бревно занесли домой, где был только дед. Рассудив, что авторитет Ромы не должен упасть в глазах ветерана (да и сердце может не выдержать), Жорик сказал старику, что его внук «просто устал и заснул». Они положили его на кровать и тихонько вышли, но дед, полковник в отставке, не поверил, что его внук «просто устал». Бедняга решил, что он чем-то траванулся, и бросился набирать 03. Нужно сказать, что, пока Рому «кантовали» в квартиру, он по дороге умудрился заблевать весь лестничный пролет. Так вот, приехала «Скорая». Взволнованный Андрей Степанович понесся их встречать, вылетел на лестничную клетку и тут же поскользнулся на блевотине собственного внука. В итоге разъяренные врачи разбудили ничего не соображающего Рому, при этом раздраженно ставя ему диагноз «алкогольное опьянение», а деда с разбитой головой увезли в больницу. И смех и грех, как говорится.
– А про грибы помнишь? – спросил Жорик, улыбнувшись.
И про грибы Рома тоже помнил, чтоб им пусто было. Тогда это казалось смешным. Жорик как-то принес ему пакет с грибами, попросив их на время подержать у себя, таинственно пояснив при этом, что эти грибочки особенные и как-нибудь на днях он их заберет. Рома резонно поинтересовался, какого черта он не может хранить их у себя, но Жорик сказал, что так надо и вообще у него несовременные родители, а Рома живет с дедом и так далее…
Рома собирался убрать эти грибы в холодильник, но тут зазвонил телефон, и он оставил пакет на кухне. А потом и вовсе забыл про них. Тем временем на грибы наткнулся Андрей Степанович. Ему даже в голову не пришло, что эти грибочки могут оказаться какими-то особенными, и он со спокойной душой начал их жарить с картошкой. (Опять же следует упомянуть, что в комнате Ромы на кровати лежали ласты и маска с трубкой, так как он собирался на днях лететь в Египет.)
Возвратившись, Рома увидел следующую картину. В гостиной перед телевизором сидел дед в ластах, на голове маска, во рту трубка, а перед ним – сковородка с этими злосчастными грибочками.
Жорик потом чуть по морде не схлопотал от Ромы. Выяснилось, что это были какие-то галлюциногенные поганки, которые он намеревался приготовить с Витьком, но насладиться этим эксклюзивным кушаньем им было не суждено, так как планы Жорика и его друзей изменил несчастный Андрей Степанович. Впрочем, для него все закончилось хорошо (фронтовая закалка – это вам не фунт изюму), и наутро дед почти ничего не помнил, только жаловался на легкое подташнивание…
Да, тогда действительно было смешно, но сейчас, вспоминая застывшее в недоумении лицо деда, скрытое подводной маской, Роме стало по-настоящему страшно. Боже, как он не хотел возвращаться в эту квартиру! Может, плюнуть на все и поехать сразу в институт?! Тем более что скоро придет Татьяна…
Неожиданно рот Ромы наполнился вязкой слюной, ее было так много, что она чуть не капала из уголков рта.
Зефир. Зефир в шоколаде, черт возьми, миллион долларов за коробку с зефиром в шоколаде!
Они уже ехали по московским улицам, и Рома, заприметив небольшой супермаркет, резко затормозил.
– Я сейчас, – бросил он, выскакивая из машины.
Жорик проводил его удивленным взглядом, а лицо Жанны стало еще бледнее. Дождавшись, когда Рома скроется в магазине, она быстро вылезла из машины:
– Все, я доберусь сама.
Молчаливая подруга Жанны незамедлительно последовала ее примеру. Девушки быстро перешли дорогу и зашагали к остановке. Все это произошло так быстро, что Жорик не успел ничего сказать. Он просто молча сидел, слегка наклонив голову и барабаня пальцами по приборной доске «Форда».
Рома появился через минут семь, держа в руках пакет с четырьмя коробками зефира в шоколаде. Жорик, нахмурившись, вышел из машины и выжидательно посмотрел на него.
– А где девчонки? – беспечно спросил Рома, закидывая пакет на заднее сиденье автомобиля.
– Ушли, – чуть напряженно ответил Жорик.
Рома подошел к нему и непринужденно облокотился на капот.
– А ты чего вылез?
– Я… – начал Жорик и вдруг увидел нечто такое, отчего у него перехватило дыхание, и он отошел на пару шагов от Ромы.
– Ты чего? – с недоумением спросил тот.
– У меня… дела, Ромик, – выдавил тот, пятясь назад. – Извини, спешу… Спасибо за сейшн, все было круто, – и резко развернувшись, чуть ли не бегом пошел прочь.
Рома проводил его изумленным взглядом. Странные они все какие-то…
Он сел в машину, распаковал одну из коробок и с жадностью запихнул в рот сразу две зефирины. Давясь и кашляя, проглотил сладкую массу, тут же взял еще и не успокоился, пока не съел почти всю коробку. Затем повернул ключ зажигания и, сделав погромче музыку, тронулся с места. Буквально через минуту в радио что-то щелкнуло, хит группы «Ногу свело» «Лилипутская любовь» прервался, и внезапно заиграла песня «День Победы». На лице Ромы появилась улыбка. Одна из любимых песен деда… Да, это была ЕГО песня. Он начал тихонько подпевать, не замечая, что поет все громче и громче, пока просто не перешел на крик. Он ехал домой.
Жорик, хотя и отошел на некоторое (безопасное) расстояние, все же не выдержал и оглянулся. Ромин «Форд» плавно выруливал на дорогу. Он изо всех сил сжал челюсти, на миг закрыв глаза, и решил, что ему почудилось, правда, видение было слишком уж реалистичным.
Тень.
Тень Ромы, ее не было. Когда он подошел к Жорику и встал рядом, тот смотрел себе под ноги и прекрасно видел свою тень, а Ромину – нет. Разве такое бывает?
И почему была так напугана Жанна? Когда он прогревал машину там, на даче, она вылетела из дома с таким видом, будто привидение увидела.
Засунув руки в карманы, Жорик медленно зашагал по улице.
Песня «День Победы» закончилась, началась «Вихри враждебные веют над нами…». Потом «Темная ночь». Без рекламы, без дурацких комментариев типа «а теперь, наши любимые слушатели, послушайте следующую вещь…». Песни шли одна за другой как на пластинке (или патефоне?), Рома ехал и недоумевал – он даже не предполагал, что на волне «Наше радио» крутят такое ретро. Иногда подобные песни передавали по «Маяку», который обожал слушать дед, но чтобы на молодежном радио…
Он доел зефир и подумывал открыть вторую коробку, но, поразмыслив, не стал, к тому же почти подъехал к дому.
«Темную ночь» сменил «Синий платочек». Из дорогих динамиков слышался шорох и потрескивание, характерное для качества исполнения песен тех далеких времен, и Рома остановил машину, несколько минут сидел в зачарованной неподвижности, слушая песню. Когда она закончилась, он словно очнулся, торопливо выключив магнитолу, схватил пакет с зефиром и поспешил наружу.
Рома вошел в подъезд, все еще тихо напевая себе под нос «Помню, как в памятный вечер…», когда понял, что его обуял настоящий страх. И только сейчас почувствовал себя настоящим подонком. Неужели его дед заслужил, чтобы его променяли вот на эти два дня, проведенные в ужасном алкогольном мареве? Разве игра стоила свеч?
Он с трудом достал связку ключей и два раза уронил их в лифте, проклиная свои трясущиеся руки. Интересно, Татьяна уже приехала? Может, будет лучше, если он выйдет на улицу и проследит, пока она первой не войдет в подъезд? Нет, уже поздно: двери лифта открылись, и он оказался на этаже.
Проснувшийся зверек яростно верещал внутри, осыпая Рому всевозможными обвинениями.
Ключ долго не хотел попадать в скважину и сделал это лишь с пятого раза. Клик! Дверь тихонько открылась, и Роме стала видна темная часть коридора. Прежде чем войти, он глубоко вдохнул воздух. Ничего необычного, привычный домашний запах, знакомый еще с пеленок. По крайней мере разложением пока не пахло… Заметно приободрившись, он толкнул дверь и вошел внутрь.