Страница:
– Не могу я вас в такой кипятковый час бросить. После победы тему перетрем, – важно ответил Праслов, прихлебывая из Шрамовой плошки чай. Хотя бдительный глаз засек бы, что руки-то мелко-мелко дрожат.
Судя по всплывшей ухмылке, ответ Сергею пришелся по душе:
– Уважаемый Праслов, вообще-то общак и так находится внутри «Углов». Но в чем я согласен, так в том, что охрану его надо усилить. Тебе и доверю. Подбери из блатных кого понадежней и сегодня же вечером переселяйся в новую хату. Будете с подельником по очереди над общаком бдить и чахнуть, как Кощеи. Пока минус на мажорный плюс не перекуется. А теперь за текущие дела. Что у нас с новогодними праздниками?
– Мы в каждую камеру по еловому венику заслали, – понуро отрапортовал Холмогоров. – А еще организовали праздничный концерт, правда, звезды нас послали подальше.
– Не след ерзать раньше срока. Снегурочку в своих рядах найдем на пять баллов, – забойно улыбнулся Шрам. – Есть у меня задумка шпану беспризорную под крыло взять. Так вот. Тридцать первого в актовом зале для шпаны устроим новогоднюю елку. Без балды – со Снегурочкой и Дедом Отморозом. И экскурсию малолеткам по хазам устроим, чтоб лучше врубались, что почем в этой жизни.
Адвокат выстрелил в платок картечь соплей, утерся и сочувственно подкинул:
– Отдохнули бы, Сергей Владимирович, все на ногах, на ногах, лица нет.
– Я вам такую тему двину. Еще в прошлом веке стоял под Приозерском острог. И назначили туда начальником бывшего жандарма, более злобного, чем медведь-шатун. И так допек начальник каторжан, что поднялись они и всю стражу перерезали. А в губернском УВД никто правды доискиваться не захотел. Взяли да отправили против каторжан полк солдат. Но не успели солдаты ружья нацелить, острог вдруг погрузился на дно Ильмень-озера. И доныне в озере можно углядеть бревенчатые стены и вертухайскую каланчу – вроде как отражением в воде все обернулось. И назвали в народе это проклятое место – Кипеш-град. Так вот об том моя притча, что отдыхать мы сможем, только когда нас так же, как Кипеш-град, никто достать не сможет!
– Этот Берендей хочет стать депутатом?! – потянулся Тарзан за следующим плакатом. – Враг не пройдет! Мы его раньше достанем!
На следующем плакате глянцевый Сергей Владимирович Шрамов грудью заслонял от браконьеров играющую утром в лесу на поваленных стволах медведицу с медвежатами.
– Это были эскизы из серии «За экологию!», – простонал Денис Матвеевич и получил в зубы, чтоб не вякал, если не спрашивают.
Всякий черный пиар случался в жизни Дениса. Однажды, например, пришел такой головоломный заказ. В фирму по торговле люстрами устроился рекламщик, прежде пахавший на алюминиевом гиганте. И вот он затребовал, чтоб про фирму зачем-то все главные чиновники узнали. А ведь те ни человеческих газет не читают, ни «ящик» не смотрят. Но Денис выкрутился; устроил так, что люстровая фирма стала регулярно попадать в закрытую сводку налоговой полиции. Однако этот опыт вряд ли мог пригодиться Денису в нынешней ситуации.
Над головами компании работала радиоточка:
– …А сейчас, уважаемые радиослушатели, по многочисленным просьбам перед вами выступит кандидат в депутаты Сергей…
Тарзан метнул в приемник вместо бумеранга пепельницу и, конечно же, попал.
– А это что? – спросил Факир, держащий за шкирку пожилую воблу.
– Это черновик статьи, – даже в этом невыгодном положении сохраняя презрительную мину, сухо каркнула Юлия Борисовна.
– Куда статьи?
– В «Ветеран», – ответила Юлия Борисовна в манере «Для тупых повторяю – рация на бронепоезде».
– О чем статьи?
– О том, как Сергей Владимирович поддерживает малоимущих, – а вот здесь в голосе Юлии Борисовны вдруг зазвучала гордость. За такого правильного и положительного Сергея Владимировича, не чета некоторым.
– А ты знаешь, как он Виршевский нефтекомбинат подмял? Америкосов на куклу опрокинул, – заржал Факир, смахнул статью на пол и все так же за шкирку подвел Юлию Борисовну к следующему столу, хрустя по осколкам канцелярских примочек. – А это что?
– Сценарий интервью для телека.
– О чем базар?
– О том, как Сергей Владимирович заботится о беспризорниках.
– А ты знаешь, как он «Вторые Кресты» к ногтю прижал? Забашлял нефтеденежки и всех ментов скупил. А ты знаешь, на кой ему депутатство? Какой же урка на халяву неприкосновенности не захочет? – смахнул Факир на пол сценарий.
– Короче, Склифосовский, – оскалившийся Тарзан в кровоточащую рожу Дениса, – садись за стол и переписывай на меня твой «Правильный выбор», – Тарзану не давали покоя лавры сделавшего карьеру директора макаронно-пельменной фабрики Пятака. Он тоже решил предпринять кое-какие шаги в сторону роста своего социального статуса.
– Согласен, только больше не бейте, – совершенно не уперто кивнул Денис. – Давайте мирно сядем и напишем протокол собрания учредителей о переуступке. Говорите ваши паспортные данные.
– О'кей, – почему-то отступил на шаг Тарзан. – Я еще должен хорошо подумать. Мало ли, ты мне дохлого кота в мешке грузишь,
Денис Матвеевич утерся. На разгромленный офис было страшно смотреть. Столы дыбились матюком, стулья превратились в дрова для растопки камина. Книги по теории рекламы в дальнейшем лучше бы никому не показывать. Только на стене гордо реял пришпиленный кнопкой «Лист гнева». Но еще страшнее было встретиться взглядом с кем-нибудь из незваных гостей.
– Видите ли, – так и не отлепив взгляд от рассыпанной по полу канцелярской мелочевки, замямлил директор «Правильного выбора», типа, помогал Тарзану одуматься. – В сущности все бабки за избирательную кампанию Шрама уже разошлись, и вернуть их будет труднее, чем вынугь Красную Шапочку из кишечника Серого Волка. Фирму-то я перепишу, но это помещение – не собственность, а аренда. А с имуществом вы уже расквитались, – посмел кивнуть на грохнутый об пол монитор Денис Матвеевич.
Тарзан с грустью осознал, что еще не скоро станет равным Пятаку, и от обиды еще разок саданул мордой об стол бессменного директора рекламного агентства.
– Ладно, валим отсюда, – сказал браток братку, – только бы Вензель не прознал, что и сюда мы опоздали.
Лязгнуло и открылось смотровое окошко в камеру:
– Наше вам с кисточкой, – весело крикнул знакомый вертухай. – На выход с вещами!
– Шкуру напяливать? – по-свойски спросил Праслов.
– Погодка нынче не задалась, но приказ есть приказ, – ответил вертухай. – Три минуты на сборы. – И захлопнул окошко.
Очевидно, его слова следовало понимать так, что конвоируемым придется окунуться в зимнюю стужу.
Ясен бук, Праслов с Шарханом не успели бы собраться за три минуты, если б о переселении душ не было объявлено загодя. А так – все барахлишко было уже распихано по узлам. А камера сразу превратилась в необжитую и чужую. И не скажешь, что два календаря тут прокуковал. Праслов втиснулся в ставшее тесным за срок пребывания в «Углах» пальтишко с зашитыми в полу баксами. Как он ни мурыжил себя спортом, годы берут свое. Шархан проткнул лапами рукава фуфаечки. Праслов взвалил на плечо утрамбованный скарбом узел из простыни, под мышку взял телек. Шархан тоже обвесился узлами, будто мешочник из революционного прошлого.
– Помни, – напоследок нервно повторил злобным шепотом отставной смотрящий, – спросят, я все еще главный, а ты – подпевала. И не проболтайся ни в коем разе, что ты – москвич.
– Не грузи ученого, лишенец, – отмахнулся Шархан, подвалил к двери и грюкнул в нее кулаком. – Готовы!
Вертухай открыл и, против обыкновения, не стал нацеплять «браслеты». И даже пошел за спинами провожаемых искателей приключений не в двух метрах, а этак в пяти, чтоб не слушать их скулеж. Сонно и пустынно было в коридорах «Малых Крестов», только бушующая снаружи вьюга ломилась в зарешеченные окна. Только кашляли и сморкались дремлющие на постах дубари.
– А там розетки есть? – оглянулся Праслов, когда авторитеты свернули в административный корпус.
– Есть, есть, – дружески улыбался вертухай, присвечивая фонариком, иначе ноги попереломаешь.
«Почему в административный? Не знаю я тут хат, – нервничал Праслов. – А может, общак в актовом зале хранится? В сейфе худрука? Запросто. Но тогда где мы кантоваться будем? В аппаратной?»
А административный корпус встречал поздних визитеров гулкой пустотой, только сквозняки вдоль плинтусов шастали, будто призраки крыс. И темень со всех сторон тискала, будто рабочий колхозницу на первом свидании. И от этакого мрака поневоле мороз по коже муравейничал.
Но нет, их не оставили в корпусе. Они спустились по лестнице и оказались перед решеткой на выход.
– А там отопление центральное? – оглянулся Праслов на дубаря.
– Не разговаривать! – рыкнул дежурящий на решетке незнакомый вертухай.
– Этим можно, – успокоил знакомый и ответил Праелову: – Нормальное отопление. Жаловаться не приспичит.
И сразу же на путешествующую троицу накинулись пурга с вьюгой. Снег бил под дых и залеплял зенки, так, что в метре ничего не видно. Только слышно, как воют в питомнике голодные овчарки. Снег набивался в ноздри и за шиворот. Кажется, они гопали по хоздвору в сторону котельной. Но разве в этакой пурге что-нибудь прочухаешь?
«Куда? – мучился Праслов, – Где этот треклятый общак похоронен? В хозблоке? В пищеблоке? В котельной? Если в котельной, то несладко. Шархан на правах пахана откажется в угле ковыряться. Ну, Шрам, погоди ужо!»
– А там водопровод есть? – аукнул Праслов еле различимому за стеной снега попкарю.
– Что? Не слышу!
Ветер выдрал из набитой простыни грязный носок и унес, играючи. Следом умчалось полотенце, пойди сыщи в круговерти. Шархан провалился в сугроб и выбрался оттуда при помощи матюгов.
– Водопровод?! – запихивал в узел ускользающее шмотье отставной смотрящий.
– Хоровод? Да! Метет и кружит! – наконец догнал сладкую парочку поводырь.
Кажется, пришли. Дверь в стене. И пустая заснеженная по окошки вертухайская будка. Попкарь отпер ключом дверь и галантным жестом пригласил подследственных двигать дальше. Подследственные двинули. Попкарь вдруг сунул Праслову в узел конверт, а сам, вместо выполнения непосредственных обязанностей, состоящих в дальнейшем препровождении, с натугой хлопнул дверью, отсекая Праслова и Шархана от их прошлого. Ясная сосна, попкарь остался по ту сторону.
Еле слышно сквозь голодный вой вьюги чирикнул запираемый замок. Двое брошенных на произвол судьбы авторитетов оторопело заозирались.
Можно было к гадалке не ходить, что они оказались на воле. Типа, снаружи «угловых» стен. Ветер пытался залепить снегом уличные фонари, но кое-что можно было рассмотреть. Например, сугробы, улицу, аптеку напротив. Бросив узел под ноги и осторожно опустив телевизор, Праслов скрюченными пальцами вспорол конверт и стал, перекрикивая пургу, читать вслух:
«Уважаемый друг. Я посчитал, что обязанности смотрящего по „Углам» тебя сильно переутомили, и устроил этот сюрприз. Смело отправляйся в романтическое путешествие, перед тобой все дороги открыты. Но главное, не мешкай, потому что через пятнадцать минут по городу будет разослана ориентировка, что из „Углов» ушли в бега два особо опасных рецидивиста. Оба вооружены, поэтому следует сразу стрелять на поражение…»
Шархан в бешенстве разметал узлы по сугробам. Выдрал маляву из пальцев Праслова, скомкал и стал пихать Праслову же в пасть своими длинными, будто для того и заточенными, обезьяньими лапами.
– Погодь, это не все! – двинул Шархана коленом меж ног оказавшийся не таким уж слабаком Праслов. Поймал на лету стремящуюся сдрыснуть к такой-то матери вместе с пургой бумажку. Разровнял. – «…А москвичу Шархану передай, что главным по соскоку обзывается он. Типа, вставшего на путь исправления, честно два года оттрубившего Праслова подбил. Да и то, поволок с собой не как кореша, а как корову для пропитания».
– Да чтоб я об такую гниду грызло поганил! – застонала от боли ползающая на карачках по сугробам столичная штучка.
Мост был закрыт на ремонт. Справа и слева громоздились горы вывернутого асфальта и маячила задубевшая на морозе техника: катки, грейдеры и автопогрузчики. Чуть дальше угадывался мертвый строительный вагончик. А на правом берегу в тепле джипа дожидались три подчиненных Волчку братка, потому что всплывающая посреди моста история была вредна для их здоровья.
– …Ну разве что судью в последний момент заменили на новенькую. Какая-то Хох-лова Анастасия Саввовна, – торопился Анд-рюша. – Но я особо не напрягся. Заменили, и ладно. Все равно дело-то было пустяковое. Таких против «Гостиного двора» по три на дню возбуждается. Мы еще над их адвокатом поприкалывались – он в гардеробе на минутку оставил портфель, а мы кодекс оттуда стырили и вместо него в обложку «Остров сокровищ» подсунули. – Зубки Андрюши часто цокали от дубака и страха. Попал Анд-рюша капитально, хотя ни в чем не был виноват. Если бы только Силантий Валерьянович посчитая иск серьезным и отправился в Арбитражный суд[15] лично, а не переваливал бы дело на плечи Андрюши, который в адвокатуре без году неделя.
– Это всего третье дело, которое вела Хохлова, – полез оправдываться и Силантий Валерьянович. – По двум первым решения были самые обыкновенные. Никто от Хохловой сюрпризов не ждал…
– Сейчас говорит молодой! – оборвал директора адвокатской конторы Волчок. Волчку тоже, до свертывания кровушки в жилах, было холодно, но все ж таки не столь безнадежно, как двоим держащим ответ.
– Ну, дальше по правилам: «Имеют ли стороны пожелания отвода…», «Не желают ли стороны прийти к досудебному мировому соглашению…», «Встать, суд идет», «Суть разбирательства: компания „Прозрачный бизнес» подала иск на ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»" с требованием возместить задолженность в сумме триста двадцать семь тысяч деноминированных рублей плюс пени…» А потом вдруг эта жаба в мантии заявляет, что, дескать, со стороны «Прозрачного бизнеса» выдвинуто дополнительное исковое заявление. «Имеет ли взыскиваемая сторона возражения?» А я-то помню, что мы их адвокату кодекс подменили. Чуть спор начнется, он станет вместо имущественных статей «Пиастры, пиастры!» орать. Ну, думаю, вместо одного сразу два дела выиграю. Да и затягивать бодягу было неохота. Какая разница, сколько они мечтают отгрести? Все равно получат шиш с маслом. Вот я и заявил, что сторона «Гостиный двор» ничего не имеет против дополнительного иска.
– Это мальчишка инициировал! Я ему таких полномочий не давал! – засвистел выдыхаемым паром Силантий Валерьянович. Ему было очень холодно. Руки, грудь и внушительное брюхо – еще ничего. А вот ног он уже не чувствовал.
– Я устал повторять, что сейчас говорит молодой! – оборвал маститого адвоката Волчок. Он тоже чувствовал себя не лучшим образом и лихорадочно выстраивал, как доложит о случившемся папе.
Ну первым делом валить на судью. Типа, чужой стороне продалась. Но папа тут же спросит: «А почему не нам? Что мы – беднее?» И глянет сквозь стакан с виски на Волчка так, что у Волчка язык отсохнет.
– И тогда судья, – заторопился Андрюша, – вдруг заявляет, что «Прозрачный бизнес» подает на банкротство «Гостиного двора» с требованием назначить внешнего управляющего. Я еще не въехал, что подстава умышленная, я думал, что та сторона просто заламывает такой иск, чтоб побольше пени отсосать. А адвокатишка с той стороны встает и начинает бойко балаболить, что на основании таких-то параграфов и таких-то уложений должно быть посему. Причем, гадина, листает «Остров сокровищ», но статьи вслух мечет, будто со страниц читает.
– И че, судья не проссала, что ей лажу впрыскивают? – без особого интереса спросил Волчок. Чего уж после драки костылями мотылять.
– А судья с уважухой на него пялится и кивает. Потому что дура неграмотная! Сама законов не учила. А дальше спрашивает меня: «Что я могу возразить?»
– И что ты возразил? – опять же скучным голосом переспросил Волчок.
– А что я могу? Я быстрей по своему кодексу эти подлые параграфы искать! А судья три минуты не дала: «Суд принял решение исковое требование компании „Прозрачный бизнес» удовлетворить и начать процедуру банкротства ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»"». Тут я наконец долистал до названного параграфа, а он в кодексе совсем другой. Я вскакиваю, кричу, что постановление-то лажовое! «Кодекс-то не настоящий!» А судья мне: «Сядьте на место, иначе прикажу вывести из зала за неуважение к суду, У вас было время возразить, но вы его не использовали». И далее чешет: «Временным управляющим ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»" назначается Гречкин Игорь Геннадиевич», И снова обычная туфта: «Стороны могут обжаловать решение суда в течение месяца».
Не за то, что из-под Вензеля откололся айсбергом «Гостиный двор», переживал Волчок. Подавай аппеляцию, башляй, и старшая инстанция суда как миленькая перекроит решение. Только, во-первых, за это время Шрамов ключник Ридикюль, он же Гречкин, трижды успеет активы универмага по швейцарским счетам распихать. А во-вторых, это ж какой удар по престижу Вензеля! Дескать, совсем похерился старче, не смог у Золотой рыбки разбитое корыто отстоять.
Волчок слушал и строил в голове розовые замки, Замки рушились еще в момент закладки фундаментов. Ни один из найденных Волчком вариантов доклада папе пока не гарантировал жизнь. Волчок жестом повелел Андрюше заткнуться и кивнул Силантию Валерьяновичу. Типа, теперь ваше слово.
Силантий Валерьянович от мороза и страха дошел до кондиции:
– Таких исков по десять в день против «Гостинки» выдвигается. Такие иски мы обычно, как семечки… Этот «Прозрачный бизнес» пока просто не врубается, на кого потянул…
– Почему сразу не доложили? – был предельно конкретен Волчок.
Да, не простят Вензелю другие авторитеты промашки, а Вензель не простит Волчку. Тут теперь только два пути. Или срочно мочить Шрама со всеми его группами поддержки. Но разве его достанешь за тюремными стенами? Или идти к Шраму на поклон, давай, мол, замиримся-задружимся, только ты про успех универмажный языком не мети по округе.
– Обычно мы такие дела выигрываем не глядя, – дул на негнущиеся пальцы адвокат. – Вот и хотелось доложить уже о победе.
– Почему не лично вели дело, а сбагрили на молодого?
– Да говорю же – по десять таких дел в день. Сам за всем не уследишь!
– Хорошо, – сказал Волчок. Он придумал, как доложит папе Вензелю. Он не будет объяснять, почему сели в лужу по самые морщины на лбу. Он расскажет, какие шаги предпринял по устранению запутки.
Волчок посмотрел на небо и будто нечаянно толкнул подошвой тазик с застывшим цементом, в котором, как фикус в горшке, оттопыривался и зяб адвокат Силантий Валерьянович. Секция перил в этом месте моста была демонтирована, и по ледяной корке адвокат в тазике, будто на салазках, поехал навстречу ветру и смерти.
Он еще успел завыть на луну, пока отвесно солдатиком падал с моста. И черная, не успевшая спрятаться под лед невская вода сошлась над головой адвоката без громкого всплеска и булька. Типа, хорошо пошел.
– Как выглядел адвокат той стороны? – рубанул вопросом Волчок склонного к истерике Андрюшу. – Не бзди, ты не виноват. Виноват этот старый пень, что несмышленыша на дело заслал.
– Он был такой – толстенький, маленький, – сквозь телеграфный перестук зубов прогундел дилетант.
– Как Винни Пух? А портфель вроде как у Жванецкого?
– Да-да.
– Бескутин, – в сердцах шлепнул кулаком по ладони Волчок. – А в зале от той стороны зрители были?
– Был один. Такой – коренастый. Лет тридцать пять – сорок. Неприметный, но прикинут по последнему писку.
– А глаза какие?
– Сверлящие. Поневоле взгляд отведешь. Непрозрачные, будто стальные.
– Шрам! – сплюнул под ноги Волчок. – А ведь, казалось, загони этого попрыгунчика в «Малые Кресты», обруби связь, и вопрос решен.
– Кто?
– Не важно.
– Журналисты были?
– Никак нет!
– Тогда тебе не подфартило. Ты не виноват, но как горист должен понимать, что свидетели всегда являются серьезной юридической проблемой. – И Волчок пнул второй тазик с цементом. В котором «рос» Андрюша.
Андрюша замолотил в воздухе руками очень похоже на мельницу. Только секция перил здесь была снята, и ухватиться оказалось не за что. Короче, Андрюша скрылся под водой, погнав волну не большую и не меньшую, чем его начальник.
Глава четырнадцатая
– Развлекают зечар, – выпустил изо рта морозно-табачное облачко аварийщик в оранжевой жилетке, авангардистски заляпанной мазутом, машинным маслом и жиром с чебуреков. – А тут на праздник не хватает. Им на халяву, а ты плати.
– Сегодня сядешь, – второй аварийщик засунул отвертку за шиворот и почесал между лопаток, – как раз на тюремный праздник успеваешь.
Это были настоящие аварийщики, перекуривающие возле заглохшей «аварийки». Отнюдь не переодетые комики. И даже не люди Вензеля. И машина, наступившая одним колесом на тротуар, как ни крути, как ни проверяй, а окажется самой обыкновенной «аварийкой». И она действительно сломалась напротив «Углов», никакое представление здесь не разыгрывалось. Она вообще напротив чего только не ломалась, на аварийном счету желто-красного «газона» уже имелись ночевки напротив Смольного, напротив пивного фестиваля, посреди железнодорожного переезда и на пешеходном Горсткином мосту.
– Вот увидишь, – пророчески начал один из аварийщиков, воздев над головой отвертку, – ни к чему хорошему подарки зекам не приведут. Пожалеют еще об этой елочке.
А вертухай отшуршал сопроводиловкой, попялился на печати с подписями, вернул макулатуру экспедитору и махнул корягой шофериле, проезжай, мол, так твою за так, чего тянешь, и без тебя делов хватает.
В ворота вслед за оранжевой «камазовской» головой величественно вплывала ель, царица лесов. Не меньше чем с хрущевских времен набиравшая рост и стать, ель высосана озера фунтовой воды, отловила тонны солнечных лучей, вытерпела орды жуков, белок, зайцев и грибников. Оказалось – для того, чтобы много-много радости в тюрягу принести.
Двор «Углов» встречал налитые морозной зеленью лапы, новогодне обсыпанные пушистым снегом, которые к стволу прижимала ржавая проволока-пятимиллиметровка, как руки психа прижимает к телу дурдомов-ская рубашка.
Шмонать автопоезд с деревом не стали. Другое дело, если б елку вывозили из «Углов», тогда бы ни один миллиметр не ушел от шмона, тогда бы простучали колеса, заглянули под днище, залезли под сиденья и в гущу еловых веток, показали бы класс. Атак-то чего…
– На базе. – «Экспедитор» поднес к губам под приклеенными усами мобилу. – На базе. На базе.
В соседних переулках предстартово взревели прогретые моторы. В салонах джипов, «бээмвух» и «восьмерок» зазвякало железо, завозились крепкие пацаны.
За занавеской, на полке отдыха «камазовских» водил, разминаясь, заворочались не менее крепкие пацаны. Под еловыми лапами, под плотными одеялами снега, повисшими на этих лапах, заслышав лязг запираемых ворот тоже начали готовиться крепыши. То есть не елка прикатила в СИЗО, а натуральная троянская кобыла.
– Эй, Долмат, слыхал такую попсу, ее спецом гоняют под Новый год? («Экспедитор» догадался, что водила Кирсан обращается к нему, а не к кому-то в зеркале заднего вида, от которого Кирсан не отрывался.) Новогодние игрушки, свечи и… – водила хмыкнул, – хлопушки в нем. А веселые зверюшки мой перевернули дом… Правильная песня, Долмат…
Судя по всплывшей ухмылке, ответ Сергею пришелся по душе:
– Уважаемый Праслов, вообще-то общак и так находится внутри «Углов». Но в чем я согласен, так в том, что охрану его надо усилить. Тебе и доверю. Подбери из блатных кого понадежней и сегодня же вечером переселяйся в новую хату. Будете с подельником по очереди над общаком бдить и чахнуть, как Кощеи. Пока минус на мажорный плюс не перекуется. А теперь за текущие дела. Что у нас с новогодними праздниками?
– Мы в каждую камеру по еловому венику заслали, – понуро отрапортовал Холмогоров. – А еще организовали праздничный концерт, правда, звезды нас послали подальше.
– Не след ерзать раньше срока. Снегурочку в своих рядах найдем на пять баллов, – забойно улыбнулся Шрам. – Есть у меня задумка шпану беспризорную под крыло взять. Так вот. Тридцать первого в актовом зале для шпаны устроим новогоднюю елку. Без балды – со Снегурочкой и Дедом Отморозом. И экскурсию малолеткам по хазам устроим, чтоб лучше врубались, что почем в этой жизни.
Адвокат выстрелил в платок картечь соплей, утерся и сочувственно подкинул:
– Отдохнули бы, Сергей Владимирович, все на ногах, на ногах, лица нет.
– Я вам такую тему двину. Еще в прошлом веке стоял под Приозерском острог. И назначили туда начальником бывшего жандарма, более злобного, чем медведь-шатун. И так допек начальник каторжан, что поднялись они и всю стражу перерезали. А в губернском УВД никто правды доискиваться не захотел. Взяли да отправили против каторжан полк солдат. Но не успели солдаты ружья нацелить, острог вдруг погрузился на дно Ильмень-озера. И доныне в озере можно углядеть бревенчатые стены и вертухайскую каланчу – вроде как отражением в воде все обернулось. И назвали в народе это проклятое место – Кипеш-град. Так вот об том моя притча, что отдыхать мы сможем, только когда нас так же, как Кипеш-град, никто достать не сможет!
* * *
Глянцевый Сергей Владимирович Шрамов на фоне березок, в заботливых руках ежик, на плече шустрая белка – был разорван на две половинки и брошен под ноги.– Этот Берендей хочет стать депутатом?! – потянулся Тарзан за следующим плакатом. – Враг не пройдет! Мы его раньше достанем!
На следующем плакате глянцевый Сергей Владимирович Шрамов грудью заслонял от браконьеров играющую утром в лесу на поваленных стволах медведицу с медвежатами.
– Это были эскизы из серии «За экологию!», – простонал Денис Матвеевич и получил в зубы, чтоб не вякал, если не спрашивают.
Всякий черный пиар случался в жизни Дениса. Однажды, например, пришел такой головоломный заказ. В фирму по торговле люстрами устроился рекламщик, прежде пахавший на алюминиевом гиганте. И вот он затребовал, чтоб про фирму зачем-то все главные чиновники узнали. А ведь те ни человеческих газет не читают, ни «ящик» не смотрят. Но Денис выкрутился; устроил так, что люстровая фирма стала регулярно попадать в закрытую сводку налоговой полиции. Однако этот опыт вряд ли мог пригодиться Денису в нынешней ситуации.
Над головами компании работала радиоточка:
– …А сейчас, уважаемые радиослушатели, по многочисленным просьбам перед вами выступит кандидат в депутаты Сергей…
Тарзан метнул в приемник вместо бумеранга пепельницу и, конечно же, попал.
– А это что? – спросил Факир, держащий за шкирку пожилую воблу.
– Это черновик статьи, – даже в этом невыгодном положении сохраняя презрительную мину, сухо каркнула Юлия Борисовна.
– Куда статьи?
– В «Ветеран», – ответила Юлия Борисовна в манере «Для тупых повторяю – рация на бронепоезде».
– О чем статьи?
– О том, как Сергей Владимирович поддерживает малоимущих, – а вот здесь в голосе Юлии Борисовны вдруг зазвучала гордость. За такого правильного и положительного Сергея Владимировича, не чета некоторым.
– А ты знаешь, как он Виршевский нефтекомбинат подмял? Америкосов на куклу опрокинул, – заржал Факир, смахнул статью на пол и все так же за шкирку подвел Юлию Борисовну к следующему столу, хрустя по осколкам канцелярских примочек. – А это что?
– Сценарий интервью для телека.
– О чем базар?
– О том, как Сергей Владимирович заботится о беспризорниках.
– А ты знаешь, как он «Вторые Кресты» к ногтю прижал? Забашлял нефтеденежки и всех ментов скупил. А ты знаешь, на кой ему депутатство? Какой же урка на халяву неприкосновенности не захочет? – смахнул Факир на пол сценарий.
– Короче, Склифосовский, – оскалившийся Тарзан в кровоточащую рожу Дениса, – садись за стол и переписывай на меня твой «Правильный выбор», – Тарзану не давали покоя лавры сделавшего карьеру директора макаронно-пельменной фабрики Пятака. Он тоже решил предпринять кое-какие шаги в сторону роста своего социального статуса.
– Согласен, только больше не бейте, – совершенно не уперто кивнул Денис. – Давайте мирно сядем и напишем протокол собрания учредителей о переуступке. Говорите ваши паспортные данные.
– О'кей, – почему-то отступил на шаг Тарзан. – Я еще должен хорошо подумать. Мало ли, ты мне дохлого кота в мешке грузишь,
Денис Матвеевич утерся. На разгромленный офис было страшно смотреть. Столы дыбились матюком, стулья превратились в дрова для растопки камина. Книги по теории рекламы в дальнейшем лучше бы никому не показывать. Только на стене гордо реял пришпиленный кнопкой «Лист гнева». Но еще страшнее было встретиться взглядом с кем-нибудь из незваных гостей.
– Видите ли, – так и не отлепив взгляд от рассыпанной по полу канцелярской мелочевки, замямлил директор «Правильного выбора», типа, помогал Тарзану одуматься. – В сущности все бабки за избирательную кампанию Шрама уже разошлись, и вернуть их будет труднее, чем вынугь Красную Шапочку из кишечника Серого Волка. Фирму-то я перепишу, но это помещение – не собственность, а аренда. А с имуществом вы уже расквитались, – посмел кивнуть на грохнутый об пол монитор Денис Матвеевич.
Тарзан с грустью осознал, что еще не скоро станет равным Пятаку, и от обиды еще разок саданул мордой об стол бессменного директора рекламного агентства.
– Ладно, валим отсюда, – сказал браток братку, – только бы Вензель не прознал, что и сюда мы опоздали.
Лязгнуло и открылось смотровое окошко в камеру:
– Наше вам с кисточкой, – весело крикнул знакомый вертухай. – На выход с вещами!
– Шкуру напяливать? – по-свойски спросил Праслов.
– Погодка нынче не задалась, но приказ есть приказ, – ответил вертухай. – Три минуты на сборы. – И захлопнул окошко.
Очевидно, его слова следовало понимать так, что конвоируемым придется окунуться в зимнюю стужу.
Ясен бук, Праслов с Шарханом не успели бы собраться за три минуты, если б о переселении душ не было объявлено загодя. А так – все барахлишко было уже распихано по узлам. А камера сразу превратилась в необжитую и чужую. И не скажешь, что два календаря тут прокуковал. Праслов втиснулся в ставшее тесным за срок пребывания в «Углах» пальтишко с зашитыми в полу баксами. Как он ни мурыжил себя спортом, годы берут свое. Шархан проткнул лапами рукава фуфаечки. Праслов взвалил на плечо утрамбованный скарбом узел из простыни, под мышку взял телек. Шархан тоже обвесился узлами, будто мешочник из революционного прошлого.
– Помни, – напоследок нервно повторил злобным шепотом отставной смотрящий, – спросят, я все еще главный, а ты – подпевала. И не проболтайся ни в коем разе, что ты – москвич.
– Не грузи ученого, лишенец, – отмахнулся Шархан, подвалил к двери и грюкнул в нее кулаком. – Готовы!
Вертухай открыл и, против обыкновения, не стал нацеплять «браслеты». И даже пошел за спинами провожаемых искателей приключений не в двух метрах, а этак в пяти, чтоб не слушать их скулеж. Сонно и пустынно было в коридорах «Малых Крестов», только бушующая снаружи вьюга ломилась в зарешеченные окна. Только кашляли и сморкались дремлющие на постах дубари.
– А там розетки есть? – оглянулся Праслов, когда авторитеты свернули в административный корпус.
– Есть, есть, – дружески улыбался вертухай, присвечивая фонариком, иначе ноги попереломаешь.
«Почему в административный? Не знаю я тут хат, – нервничал Праслов. – А может, общак в актовом зале хранится? В сейфе худрука? Запросто. Но тогда где мы кантоваться будем? В аппаратной?»
А административный корпус встречал поздних визитеров гулкой пустотой, только сквозняки вдоль плинтусов шастали, будто призраки крыс. И темень со всех сторон тискала, будто рабочий колхозницу на первом свидании. И от этакого мрака поневоле мороз по коже муравейничал.
Но нет, их не оставили в корпусе. Они спустились по лестнице и оказались перед решеткой на выход.
– А там отопление центральное? – оглянулся Праслов на дубаря.
– Не разговаривать! – рыкнул дежурящий на решетке незнакомый вертухай.
– Этим можно, – успокоил знакомый и ответил Праелову: – Нормальное отопление. Жаловаться не приспичит.
И сразу же на путешествующую троицу накинулись пурга с вьюгой. Снег бил под дых и залеплял зенки, так, что в метре ничего не видно. Только слышно, как воют в питомнике голодные овчарки. Снег набивался в ноздри и за шиворот. Кажется, они гопали по хоздвору в сторону котельной. Но разве в этакой пурге что-нибудь прочухаешь?
«Куда? – мучился Праслов, – Где этот треклятый общак похоронен? В хозблоке? В пищеблоке? В котельной? Если в котельной, то несладко. Шархан на правах пахана откажется в угле ковыряться. Ну, Шрам, погоди ужо!»
– А там водопровод есть? – аукнул Праслов еле различимому за стеной снега попкарю.
– Что? Не слышу!
Ветер выдрал из набитой простыни грязный носок и унес, играючи. Следом умчалось полотенце, пойди сыщи в круговерти. Шархан провалился в сугроб и выбрался оттуда при помощи матюгов.
– Водопровод?! – запихивал в узел ускользающее шмотье отставной смотрящий.
– Хоровод? Да! Метет и кружит! – наконец догнал сладкую парочку поводырь.
Кажется, пришли. Дверь в стене. И пустая заснеженная по окошки вертухайская будка. Попкарь отпер ключом дверь и галантным жестом пригласил подследственных двигать дальше. Подследственные двинули. Попкарь вдруг сунул Праслову в узел конверт, а сам, вместо выполнения непосредственных обязанностей, состоящих в дальнейшем препровождении, с натугой хлопнул дверью, отсекая Праслова и Шархана от их прошлого. Ясная сосна, попкарь остался по ту сторону.
Еле слышно сквозь голодный вой вьюги чирикнул запираемый замок. Двое брошенных на произвол судьбы авторитетов оторопело заозирались.
Можно было к гадалке не ходить, что они оказались на воле. Типа, снаружи «угловых» стен. Ветер пытался залепить снегом уличные фонари, но кое-что можно было рассмотреть. Например, сугробы, улицу, аптеку напротив. Бросив узел под ноги и осторожно опустив телевизор, Праслов скрюченными пальцами вспорол конверт и стал, перекрикивая пургу, читать вслух:
«Уважаемый друг. Я посчитал, что обязанности смотрящего по „Углам» тебя сильно переутомили, и устроил этот сюрприз. Смело отправляйся в романтическое путешествие, перед тобой все дороги открыты. Но главное, не мешкай, потому что через пятнадцать минут по городу будет разослана ориентировка, что из „Углов» ушли в бега два особо опасных рецидивиста. Оба вооружены, поэтому следует сразу стрелять на поражение…»
Шархан в бешенстве разметал узлы по сугробам. Выдрал маляву из пальцев Праслова, скомкал и стал пихать Праслову же в пасть своими длинными, будто для того и заточенными, обезьяньими лапами.
– Погодь, это не все! – двинул Шархана коленом меж ног оказавшийся не таким уж слабаком Праслов. Поймал на лету стремящуюся сдрыснуть к такой-то матери вместе с пургой бумажку. Разровнял. – «…А москвичу Шархану передай, что главным по соскоку обзывается он. Типа, вставшего на путь исправления, честно два года оттрубившего Праслова подбил. Да и то, поволок с собой не как кореша, а как корову для пропитания».
– Да чтоб я об такую гниду грызло поганил! – застонала от боли ползающая на карачках по сугробам столичная штучка.
* * *
Вокруг вмерзшего крыльями в берега Литейного моста стояла продуваемая всеми ветрами простуженная ночь. Хорошо, хоть ветер разметал и погнал дальше к Финскому заливу метельные облака. Ветер бодал стальные конструкции, и они отвечали замогильным стоном. Студеным шершавым языком ветер до онемения вылизывал носы и щеки троих граждан, оказавшихся посреди моста в столь неурочное время. Слюна и сопли троих граждан рисковали превратиться в лед, но это была самая последняя из причин, но которым гражданам следовало беспокоиться.Мост был закрыт на ремонт. Справа и слева громоздились горы вывернутого асфальта и маячила задубевшая на морозе техника: катки, грейдеры и автопогрузчики. Чуть дальше угадывался мертвый строительный вагончик. А на правом берегу в тепле джипа дожидались три подчиненных Волчку братка, потому что всплывающая посреди моста история была вредна для их здоровья.
– …Ну разве что судью в последний момент заменили на новенькую. Какая-то Хох-лова Анастасия Саввовна, – торопился Анд-рюша. – Но я особо не напрягся. Заменили, и ладно. Все равно дело-то было пустяковое. Таких против «Гостиного двора» по три на дню возбуждается. Мы еще над их адвокатом поприкалывались – он в гардеробе на минутку оставил портфель, а мы кодекс оттуда стырили и вместо него в обложку «Остров сокровищ» подсунули. – Зубки Андрюши часто цокали от дубака и страха. Попал Анд-рюша капитально, хотя ни в чем не был виноват. Если бы только Силантий Валерьянович посчитая иск серьезным и отправился в Арбитражный суд[15] лично, а не переваливал бы дело на плечи Андрюши, который в адвокатуре без году неделя.
– Это всего третье дело, которое вела Хохлова, – полез оправдываться и Силантий Валерьянович. – По двум первым решения были самые обыкновенные. Никто от Хохловой сюрпризов не ждал…
– Сейчас говорит молодой! – оборвал директора адвокатской конторы Волчок. Волчку тоже, до свертывания кровушки в жилах, было холодно, но все ж таки не столь безнадежно, как двоим держащим ответ.
– Ну, дальше по правилам: «Имеют ли стороны пожелания отвода…», «Не желают ли стороны прийти к досудебному мировому соглашению…», «Встать, суд идет», «Суть разбирательства: компания „Прозрачный бизнес» подала иск на ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»" с требованием возместить задолженность в сумме триста двадцать семь тысяч деноминированных рублей плюс пени…» А потом вдруг эта жаба в мантии заявляет, что, дескать, со стороны «Прозрачного бизнеса» выдвинуто дополнительное исковое заявление. «Имеет ли взыскиваемая сторона возражения?» А я-то помню, что мы их адвокату кодекс подменили. Чуть спор начнется, он станет вместо имущественных статей «Пиастры, пиастры!» орать. Ну, думаю, вместо одного сразу два дела выиграю. Да и затягивать бодягу было неохота. Какая разница, сколько они мечтают отгрести? Все равно получат шиш с маслом. Вот я и заявил, что сторона «Гостиный двор» ничего не имеет против дополнительного иска.
– Это мальчишка инициировал! Я ему таких полномочий не давал! – засвистел выдыхаемым паром Силантий Валерьянович. Ему было очень холодно. Руки, грудь и внушительное брюхо – еще ничего. А вот ног он уже не чувствовал.
– Я устал повторять, что сейчас говорит молодой! – оборвал маститого адвоката Волчок. Он тоже чувствовал себя не лучшим образом и лихорадочно выстраивал, как доложит о случившемся папе.
Ну первым делом валить на судью. Типа, чужой стороне продалась. Но папа тут же спросит: «А почему не нам? Что мы – беднее?» И глянет сквозь стакан с виски на Волчка так, что у Волчка язык отсохнет.
– И тогда судья, – заторопился Андрюша, – вдруг заявляет, что «Прозрачный бизнес» подает на банкротство «Гостиного двора» с требованием назначить внешнего управляющего. Я еще не въехал, что подстава умышленная, я думал, что та сторона просто заламывает такой иск, чтоб побольше пени отсосать. А адвокатишка с той стороны встает и начинает бойко балаболить, что на основании таких-то параграфов и таких-то уложений должно быть посему. Причем, гадина, листает «Остров сокровищ», но статьи вслух мечет, будто со страниц читает.
– И че, судья не проссала, что ей лажу впрыскивают? – без особого интереса спросил Волчок. Чего уж после драки костылями мотылять.
– А судья с уважухой на него пялится и кивает. Потому что дура неграмотная! Сама законов не учила. А дальше спрашивает меня: «Что я могу возразить?»
– И что ты возразил? – опять же скучным голосом переспросил Волчок.
– А что я могу? Я быстрей по своему кодексу эти подлые параграфы искать! А судья три минуты не дала: «Суд принял решение исковое требование компании „Прозрачный бизнес» удовлетворить и начать процедуру банкротства ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»"». Тут я наконец долистал до названного параграфа, а он в кодексе совсем другой. Я вскакиваю, кричу, что постановление-то лажовое! «Кодекс-то не настоящий!» А судья мне: «Сядьте на место, иначе прикажу вывести из зала за неуважение к суду, У вас было время возразить, но вы его не использовали». И далее чешет: «Временным управляющим ЗАО „Универмаг «Гостиный двор»" назначается Гречкин Игорь Геннадиевич», И снова обычная туфта: «Стороны могут обжаловать решение суда в течение месяца».
Не за то, что из-под Вензеля откололся айсбергом «Гостиный двор», переживал Волчок. Подавай аппеляцию, башляй, и старшая инстанция суда как миленькая перекроит решение. Только, во-первых, за это время Шрамов ключник Ридикюль, он же Гречкин, трижды успеет активы универмага по швейцарским счетам распихать. А во-вторых, это ж какой удар по престижу Вензеля! Дескать, совсем похерился старче, не смог у Золотой рыбки разбитое корыто отстоять.
Волчок слушал и строил в голове розовые замки, Замки рушились еще в момент закладки фундаментов. Ни один из найденных Волчком вариантов доклада папе пока не гарантировал жизнь. Волчок жестом повелел Андрюше заткнуться и кивнул Силантию Валерьяновичу. Типа, теперь ваше слово.
Силантий Валерьянович от мороза и страха дошел до кондиции:
– Таких исков по десять в день против «Гостинки» выдвигается. Такие иски мы обычно, как семечки… Этот «Прозрачный бизнес» пока просто не врубается, на кого потянул…
– Почему сразу не доложили? – был предельно конкретен Волчок.
Да, не простят Вензелю другие авторитеты промашки, а Вензель не простит Волчку. Тут теперь только два пути. Или срочно мочить Шрама со всеми его группами поддержки. Но разве его достанешь за тюремными стенами? Или идти к Шраму на поклон, давай, мол, замиримся-задружимся, только ты про успех универмажный языком не мети по округе.
– Обычно мы такие дела выигрываем не глядя, – дул на негнущиеся пальцы адвокат. – Вот и хотелось доложить уже о победе.
– Почему не лично вели дело, а сбагрили на молодого?
– Да говорю же – по десять таких дел в день. Сам за всем не уследишь!
– Хорошо, – сказал Волчок. Он придумал, как доложит папе Вензелю. Он не будет объяснять, почему сели в лужу по самые морщины на лбу. Он расскажет, какие шаги предпринял по устранению запутки.
Волчок посмотрел на небо и будто нечаянно толкнул подошвой тазик с застывшим цементом, в котором, как фикус в горшке, оттопыривался и зяб адвокат Силантий Валерьянович. Секция перил в этом месте моста была демонтирована, и по ледяной корке адвокат в тазике, будто на салазках, поехал навстречу ветру и смерти.
Он еще успел завыть на луну, пока отвесно солдатиком падал с моста. И черная, не успевшая спрятаться под лед невская вода сошлась над головой адвоката без громкого всплеска и булька. Типа, хорошо пошел.
– Как выглядел адвокат той стороны? – рубанул вопросом Волчок склонного к истерике Андрюшу. – Не бзди, ты не виноват. Виноват этот старый пень, что несмышленыша на дело заслал.
– Он был такой – толстенький, маленький, – сквозь телеграфный перестук зубов прогундел дилетант.
– Как Винни Пух? А портфель вроде как у Жванецкого?
– Да-да.
– Бескутин, – в сердцах шлепнул кулаком по ладони Волчок. – А в зале от той стороны зрители были?
– Был один. Такой – коренастый. Лет тридцать пять – сорок. Неприметный, но прикинут по последнему писку.
– А глаза какие?
– Сверлящие. Поневоле взгляд отведешь. Непрозрачные, будто стальные.
– Шрам! – сплюнул под ноги Волчок. – А ведь, казалось, загони этого попрыгунчика в «Малые Кресты», обруби связь, и вопрос решен.
– Кто?
– Не важно.
– Журналисты были?
– Никак нет!
– Тогда тебе не подфартило. Ты не виноват, но как горист должен понимать, что свидетели всегда являются серьезной юридической проблемой. – И Волчок пнул второй тазик с цементом. В котором «рос» Андрюша.
Андрюша замолотил в воздухе руками очень похоже на мельницу. Только секция перил здесь была снята, и ухватиться оказалось не за что. Короче, Андрюша скрылся под водой, погнав волну не большую и не меньшую, чем его начальник.
Глава четырнадцатая
РЕСПУБЛИКА ГНИД
Во всю ширь распахнулись ворота следственного изолятора «Углы», и к кабине КамАЗа, притаранившего прицеп с елкой, подтащился жирный вертухай. Второй страж, не высовываясь из ворот, стал бдительно пасти застрявшую на полпути к базе «аварийку», потому что инструкция такая. Потому что предупреждали на поверке, де, бычье вокруг тюрьмы озорует.
И пока я прохлаждался,
Пал туман, и оказался
В гиблом месте я.
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо,
Злая бестия.
– Развлекают зечар, – выпустил изо рта морозно-табачное облачко аварийщик в оранжевой жилетке, авангардистски заляпанной мазутом, машинным маслом и жиром с чебуреков. – А тут на праздник не хватает. Им на халяву, а ты плати.
– Сегодня сядешь, – второй аварийщик засунул отвертку за шиворот и почесал между лопаток, – как раз на тюремный праздник успеваешь.
Это были настоящие аварийщики, перекуривающие возле заглохшей «аварийки». Отнюдь не переодетые комики. И даже не люди Вензеля. И машина, наступившая одним колесом на тротуар, как ни крути, как ни проверяй, а окажется самой обыкновенной «аварийкой». И она действительно сломалась напротив «Углов», никакое представление здесь не разыгрывалось. Она вообще напротив чего только не ломалась, на аварийном счету желто-красного «газона» уже имелись ночевки напротив Смольного, напротив пивного фестиваля, посреди железнодорожного переезда и на пешеходном Горсткином мосту.
– Вот увидишь, – пророчески начал один из аварийщиков, воздев над головой отвертку, – ни к чему хорошему подарки зекам не приведут. Пожалеют еще об этой елочке.
А вертухай отшуршал сопроводиловкой, попялился на печати с подписями, вернул макулатуру экспедитору и махнул корягой шофериле, проезжай, мол, так твою за так, чего тянешь, и без тебя делов хватает.
В ворота вслед за оранжевой «камазовской» головой величественно вплывала ель, царица лесов. Не меньше чем с хрущевских времен набиравшая рост и стать, ель высосана озера фунтовой воды, отловила тонны солнечных лучей, вытерпела орды жуков, белок, зайцев и грибников. Оказалось – для того, чтобы много-много радости в тюрягу принести.
Двор «Углов» встречал налитые морозной зеленью лапы, новогодне обсыпанные пушистым снегом, которые к стволу прижимала ржавая проволока-пятимиллиметровка, как руки психа прижимает к телу дурдомов-ская рубашка.
Шмонать автопоезд с деревом не стали. Другое дело, если б елку вывозили из «Углов», тогда бы ни один миллиметр не ушел от шмона, тогда бы простучали колеса, заглянули под днище, залезли под сиденья и в гущу еловых веток, показали бы класс. Атак-то чего…
– На базе. – «Экспедитор» поднес к губам под приклеенными усами мобилу. – На базе. На базе.
В соседних переулках предстартово взревели прогретые моторы. В салонах джипов, «бээмвух» и «восьмерок» зазвякало железо, завозились крепкие пацаны.
За занавеской, на полке отдыха «камазовских» водил, разминаясь, заворочались не менее крепкие пацаны. Под еловыми лапами, под плотными одеялами снега, повисшими на этих лапах, заслышав лязг запираемых ворот тоже начали готовиться крепыши. То есть не елка прикатила в СИЗО, а натуральная троянская кобыла.
– Эй, Долмат, слыхал такую попсу, ее спецом гоняют под Новый год? («Экспедитор» догадался, что водила Кирсан обращается к нему, а не к кому-то в зеркале заднего вида, от которого Кирсан не отрывался.) Новогодние игрушки, свечи и… – водила хмыкнул, – хлопушки в нем. А веселые зверюшки мой перевернули дом… Правильная песня, Долмат…