— Хорошо, пусть будет так. Потом мы окажемся в саду — там нам придется поиграть с ними в прятки, если удастся...
— Вот именно, если нам удастся выбраться из дома. Я оставила машину не на дороге, она стоит на вершине холма перед въездом на территорию виллы. Если мы доберемся до нее — мы на свободе.
— Отлично. — Дэвид положил на мое плечо свою большую теплую руку и внимательно посмотрел мне прямо в глаза. — Если мы вынуждены будем разделиться, ты не станешь дожидаться меня, а сразу же сядешь в машину и нажмешь на газ, договорились, Кэти?
Синяки и шрамы изуродовали его лицо. Я боялась, что Дэвид никогда уже не будет выглядеть так, как до этой ночи. Тем не менее в данный момент он казался мне самым красивым мужчиной на свете, который мог дать сто очков вперед любой из самых знаменитых статуй Микеланджело.
— Если ты обещаешь поступить точно так же, — обронила я.
— Ну, хорошо. Один за всех и все за одного, не сойти мне с этого места... А теперь будем действовать молча. — И он погасил фонарь.
Мы еще постояли в кромешной темноте, ожидая, пока наши глаза привыкнут к ней. Свет ночи едва проникал сквозь маленькие, давно не мытые окна. Мне стало по-настоящему страшно. Потом я скорее услышала, чем увидела, как Дэвид открыл дверь.
— Ступеньки, — поспешила я предупредить его.
— Сколько их?
— Да будь я проклята, если считала их.
Я услышала, как он засмеялся.
Я одобряла его решение не пользоваться фонариком. По мере того как мы молча в полном мраке продвигались через анфилады комнат, я поняла, что испытывает узник в тесной камере, куда не достигает даже солнечный лучик. Нам приходилось огибать едва различимую в темноте мебель, перелезать через груды старых кресел, ползком пробираться сквозь картинные рамы и проникать в открытые коридоры. Даже при дневном свете я не смогла бы разобраться во внутреннем устройстве этого дома.
Только после того, как Дэвид рухнул на старинную железную кровать с огромными бронзовыми шарами, он решился ненадолго включить фонарик. Он ухмылялся, словно идиот, как будто только что, прямо на моих глазах, сошел с ума. Полагаю, в этот момент я выглядела не намного лучше, мне тоже хотелось рассмеяться. Ситуация отнюдь не напоминала историю Джеймса Бонда или Джейн Эйр, скорее, комедии «Макс Бразерз».
Я-то знала, почему у меня так восхитительно легко на сердце. Конечно, из-за Дэвида. Может быть, сказалось мое тщательное изучение Браунинга. Все, что мне приходило в голову при взгляде на него, было несколько фривольно.
— Боюсь даже сдвинуться с места, — тихо обратился он ко мне. — Как ты думаешь, под этой комнатой есть жилые помещения? Где мы вообще сейчас находимся, черт возьми?
Я внимательно оглядела комнату, где мы застряли. Она ничем не отличалась от всех остальных, но я уже знала, в какой коридор она выходит.
— Боюсь, я все-таки ошиблась дверью. Та, которая нам нужна, находится дальше. Сразу за ней идет другая комната, доверху заваленная всяким хламом, а потом мы должны попасть в огромную комнату, окна которой выходят на фасад дома, после этого мы выйдем в коридор, где находится комната Пита. А уж потом...
— Не волнуйся, я понял, — сказал он, оборачиваясь ко мне. Когда Дэвид повернулся, он еще раз ударился об эту кровать с бронзовыми шарами, и вновь раздался громкий скрежет. — Нам все равно придется воспользоваться фонариком. Мне, конечно, совсем не хочется оповещать здешних обитателей о нашем приближении, но другого выхода я не вижу, в противном случае нам придется собирать свои кости среди этих проклятых нагромождений, если вообще останется что собирать.
Передвигаться со светом оказалось гораздо проще. Дэвид выключил фонарик только тогда, когда мы с ним достигли той комнаты, окна которой выходят прямо на фасад дома. Здесь уже путь был известен нам обоим, и вполне можно было обойтись без света.
Когда мы с Дэвидом проходили мимо двери, ведущей в детскую, он взял меня за руку и крепко сжал ее. Я догадалась, что он думает о том же, о чем и я. Что бы ни ждало нас впереди, мальчик уже никогда больше не окажется узником этой комнаты.
По лестнице мы медленно спустились на второй этаж к последнему освещенному коридору. Ни один звук не нарушал мертвую тишину. Франческа, скорее всего, легла спать. Дэвид передал мне фонарь. Правую руку он опустил в карман своих джинсов, где позвякивали «средства самообороны». Мы продолжали спускаться по лестнице к заветной двери на улицу. Пройдя один пролет, Дэвид остановился и осторожно перегнулся через перила. Свет канделябров, освещавших открытое пространство перед входными дверями, отражался от зеркально начищенных полов, от полированной мебели, от горящих золотом ручек на дверях, заставляя меня настороженнно озираться.
— Дверь не заперта, Дэвид! Мы можем...
— Ш-ш, — он пальцем дотронулся до моих губ, заставляя меня замолчать.
Теперь я тоже услышала звук приближающегося мотоцикла, треск веток и шуршание гравия.
На сей раз Дэвид, видимо, не нашел подходящей цитаты, чтобы выразить свои чувства.
— Сукин сын! Он возвращается. Я узнаю звук своего мотоцикла где угодно. Интересно знать, какого...
Конечно, Барт вошел через парадные двери. Только просители и слуги пользуются задней лестницей. До меня уже доносились его стремительные шаги по террасе, оглушительно хлопнула тяжелая дубовая дверь. Мы с Дэвидом едва успели отпрянуть в тень, но если бы Барт поднял голову, он наверняка заметил бы нас. Дэвид покрепче перехватил статуэтку. Было видно, как его пальцы побелели от напряжения.
Барт, не оглядываясь по сторонам, пронесся через холл. Он был в ярости. Не закрыв даже за собой дверь, он исчез где-то под лестницей. Потом мы услышали, как оглушительно хлопнула следующая дверь.
— Вот теперь — вперед, — прошептал Дэвид и крепко взял меня за руку.
У нас действительно не было времени. Барт скоро вернется, стоит ему только обнаружить, что дверь забаррикадирована. Он не станет пытаться выбить ее — он слишком умен и слишком хорошо знает дом.
Мне вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль — я не хотела покидать этот дом. Терраса перед входом и лестница были открыты, ярко освещены, а до машины идти так долго и трудно по раскисшей после дождя земле, со всех сторон обступает враждебная темнота. Вдруг я увидела мотоцикл Дэвида, брошенный у подножия лестницы.
Вот тут-то мы и допустили роковую ошибку, но побороть искушение было невозможно. Перед нами был транспорт, который доставит нас до моей машины. Нас ждет свобода. Насколько я знала Барта, он наверняка оставил ворота открытыми. Никаких других исправных средств передвижения на вилле не было.
Дэвид быстро поднял свой мотоцикл и схватился за руль. Я прыгнула к нему за спину и крепко обхватила его. Ногой он нажал на педаль, еще горячий двигатель заработал мгновенно. Шум был такой, что его наверняка можно было услышать на целые мили вокруг.
Не успели мы проехать и десятка метров, как машину вдруг резко повело в сторону. Что-то явно было не в порядке. Может быть, Барт испортил мотоцикл, бросив его на ступеньки лестницы, может быть, свое дело сделала сумасшедшая гонка по отвратительной дороге. Дэвид не мог справиться с управлением, он ехал, не разбирая дороги. Нам пришлось резко свернуть в сторону, ветки больно хлестали по головам и плечам. Вдруг впереди показались два близко растущих дерева. Как ни пытались мы сжаться, чтобы проехать между ними, нам не удалось, Дэвид с его длиннющими ногами зацепил коленкой за ствол, мы с ним оба вылетели из мотоцикла и приземлились рядом с этими злополучными деревьями. К тому времени, когда мы, наконец, смогли немного отдышаться, я поняла — уже слишком поздно, чтобы повторить нашу попытку. Сильный луч света ослепил нас, ударив откуда-то из-за кустов; когда Дэвид попытался подняться на ноги, его колено отказалось служить ему, оно распухало прямо на глазах. Повалившись на бок, он прошептал: «Беги!»
Я решила хотя бы попробовать подняться на ноги. Все тело у меня болело и представляло один сплошной синяк, ноги были как ватные. Где-то совсем рядом раздался треск веток под ногами наших преследователей. Им не составит никакого труда догнать меня. До ворот оставалось весьма приличное расстояние. В этот момент над моей головой просвистела пуля. Мне стало уже не до размышлений: я наклонилась и прикрыла голову руками, так как сверху на меня дождем посыпались ветки, листья, острые иголки, пахнущие хвоей, которые впивались мне в лицо и застревали в волосах.
Затем я услышала знакомый голос.
— Ну что ж, вот и поразмялись, — с издевкой сказал Барт. — Надеюсь, вам понравилось ваше маленькое приключение.
Он с силой впился в мою руку и заставил меня опуститься на колени.
В другой руке он сжимал ружье. Рядом с ним стоял Альберто и держал фонарь. Снова послышался холодный и полный бешенства голос Барта.
— Ты, сучка! Я всегда догадывался, что у тебя плебейские вкусы, но не предполагал, что ты можешь опуститься так низко. Ты, наверное, просто мечтала о том, чтобы он тебя трахнул.
Я перевела взгляд на Дэвида, который подслеповато щурился под лучом фонаря. Выглядел он сейчас жалко, если не сказать глупо, трудно представить себе более непривлекательного мужчину.
— Да, ты прав, я мечтала об этом, — ответила я.
Он был так ошеломлен моим признанием, что даже растерялся на какое-то мгновение. Ирония исчезла с его лица. К несчастью, его растерянность продолжалась совсем недолго. Как только Барт пришел в себя, он с силой сжал мою руку, мне пришлось до крови прикусить губу, чтобы сдержать крик.
Потом мы все медленно направились к вилле. Барт крепко держал мою руку, злобно подталкивая меня, как ребенок, разозлившийся на сломанную игрушку. Это было глупо и жестоко. Я думала о Дэвиде, который ковылял за нами следом. Один раз до меня донесся его стон, затем что-то мягко рухнуло на землю, и послышались бессильные ругательства. Барт даже не обернулся, за спиной по-лошадиному ржал Альберто.
Когда мы наконец вышли на площадку перед домом, Барт остановился у фонтана. Я-то думала, что он ведет нас в дом, но когда он начал устраиваться на краешке фонтана, заставив меня предварительно опуститься на колени, я поняла, что у него были свои планы. Между тем, он перехватил поудобнее ружье и приказал Дэвиду и Альберто встать рядом.
Итак, место действия: вилла поблизости от Флоренции. Интересно, какое амплуа избрал для себя мой муж? Благородный герой или злодей? Его совершенно не интересует жанр, до тех пор, пока он играет главную роль.
Я попыталась подняться на ноги. Он резко толкнул меня и заставил вновь опуститься на колени. Потом спросил:
— Где мальчишка?
— Я ведь уже говорила тебе. Он с цирком.
— Ты, лживая сучка! Кого ты пытаешься обмануть, ведь я же был там!
— Может быть, ты просто плохо искал или спрашивал не у того, кого надо? Я же так и не вспомнила, как зовут того человека, который обещал присмотреть за ним.
Едва заметная тень сомнения легла на его лицо. Так вот почему он вернулся так быстро, он и в самом деле искал Пита не очень тщательно. Он никогда не отличался терпением. Кроме того, вряд ли Барт чувствовал себя уютно в шумной праздничной компании — он всегда считал себя выше толпы. Очевидно, он начал отдавать приказы, а окружающие посоветовали ему убираться подальше.
— Что-то здесь нечисто, Кэти, — проговорил он, внимательно глядя на меня. — Как я могу доверять твоим словам, когда ты была готова предать меня? Интересно, и давно ты знакома с этим чучелом?
— Я ни разу не видела его до тех пор, пока не приехала сюда. Это правда, Барт.
— Тем не менее ты предпочла его своему мужу. Интересно, какую ложь ты рассказала ему обо мне? И что бы ты делала, если бы тебе не удалось сбежать вместе с твоим любовником?
К сожалению, мне нечего было ответить. Либо я сбежала со своим «любовником», либо пыталась спастись от убийцы. Я не могла отрицать одно, не признав другое. Я стала искать иной выход из создавшегося положения, но мысли путались у меня в голове.
Вдруг Дэвид прочистил горло.
— Если не возражаете, я тоже хотел бы вставить слово.
— Все, что меня в данный момент интересует, так это местонахождение мальчишки, — перебил Барт.
— Я понятия не имею, где он. Но даже если бы и знал, все равно бы не сказал.
Пока они обменивались любезностями, мне удалось подняться на ноги. Я несколько раз предостерегающе покачала головой, пытаясь обратить на себя внимание Дэвида, но ни он, ни Барт даже не посмотрели в мою сторону.
— Так почему ты не сказал бы? — голос Барта звучал удивительно мягко.
— Не считай меня за дурака. Ты кажешься вполне разумным человеком, который понимает, когда следует нанести удар, а когда лучше сматывать удочки. Полиции уже известно, где ты скрываешься. Они знают все о твоем прошлом, воскрешении из мертвых и твоих планах относительно мальчика. Они могут появиться здесь в любую минуту. Если ты попытаешься сбежать сейчас, то у тебя еще будет шанс спасти свою жизнь.
Если бы разум Барта не был задурманен наркотиками, он непременно отреагировал бы на слова Дэвида. К сожалению, реакцию Барта невозможно было предсказать.
Барт вскинул ружье.
Глаза Дэвида расширились не столько от страха, сколько от удивления: видимо, ему никогда не приходило в голову, что человек может иметь глупость совершить убийство на глазах у двух свидетелей.
Меня уже ничто не удивляло. В своей короткой речи Дэвид поставил под сомнение способности Барта, его репутацию героя-любовника и блестящего стратега. А ведь он так гордился собой.
Увидев, как палец Барта медленно опускается на курок, я резко ударила по прикладу. Вылетевшая пуля благополучно ушла в землю под нашими ногами. У меня заложило уши от оглушительного выстрела, и я отлетела на землю, так как отдача была слишком сильной для моего измученного тела.
Открыв наконец глаза, я увидела, что Барт вскочил на ноги и стоит, сжимая в руках ружье. Поодаль Альберто пытается удержать в своих медвежьих объятиях рвущегося ко мне Дэвида.
Неожиданно все трое замерли, глядя на лестницу, ведущую в дом.
Там, наверху, стояла Франческа и держала в руках фонарь, освещавший ее бледное лицо, которое словно светилось во мраке, окружавшем нас. Выступающие из темноты широкие края ее халата, наглухо застегнутого, и длинные рукава делали ее похожей на героиню мрачной драмы. За ее спиной стояла верная Эмилия, словно дуэнья, которая с собачьей преданностью смотрит на свою хозяйку в ожидании приказаний.
Первым пришел в себя Барт.
— Возвращайся внутрь, Франческа, — сказал он. Он говорил по-английски, то ли этот язык уже стал для него родным, то ли он хотел дать мне понять, что он все еще хозяин положения.
— Ты потерял рассудок, — ответила она тоже на английском. — Не важно, в чем она виновата перед тобой, ты не имеешь права рисковать жизнью собственного ребенка.
— Как я могу быть уверен, что это мой ребенок? Кто знает, как давно она трахается со своим уродом? И он не единственный у нее.
— Ты одержимый, — холодно отозвалась Франческа.
Не успела она договорить, как Эмилия неожиданно сделала несколько шагов вперед и быстро затараторила по-итальянски. Я не поняла ни одного слова из ее шипящей злобной речи, зато Барт понял все. На его губах заиграла мерзкая улыбка.
— Ну что ж, моя дорогая. Кто бы мог подумать. Эмилия уверяет, что ты вовсе не беременна, моя честная маленькая женушка, что на это скажешь?
— Боже мой, да какая разница? — нетерпеливо воскликнула я.
Франческа внимательно смотрела на меня.
— Это правда? — Голос ее был непривычно растерянным.
— Как видишь, кое для кого это очень важно, — ехидно ответил Барт. — Ты ведь не предполагала, что Франческа терпела тебя здесь ради твоих прекрасных глаз, не так ли? Она просто...
— Ты хочешь сказать, что она будет спокойно стоять и смотреть, как ты хладнокровно убиваешь двух беззащитных людей? Что она согласится стать свидетельницей двух убийств? Интересно, как ты ей объяснил причину моего бегства отсюда вместе с Питом этой ночью? Вряд ли ей известно, что ты собирался разделаться с мальчиком, что ты хотел...
Он бросился ко мне. Я ожидала удара и попыталась уклониться, но он резко схватил меня и поставил перед собой. Его рука крепко зажимала мой рот, он сдавил мое горло так, что я не могла пошевелиться от боли. Дэвид, который все еще был стиснут в объятиях Альберто, откинул голову и со всей силы врезал Альберто по подбородку. Тот негромко вскрикнул от неожиданности и боли и, отпустив Дэвида, схватился обеими руками за разбитый в кровь нос. Дэвид медленно направился в нашу сторону.
— Стой, где стоишь, мерзавец, — сказал Барт. — Я сверну ей шею, если ты сделаешь хоть шаг.
Франческа неподвижно стояла, словно равнодушный зритель.
— Советую тебе вернуться в дом, — снова обратился к ней Барт. — Я сам разберусь здесь. Это мое законное право, право супруга.
Она не двигалась. Постепенно его голос смягчился, в нем послышались просительные нотки.
— Она все время врала тебе, неужели ты не понимаешь? Ты что, веришь этой лгунье, которую едва знаешь? Ты не хочешь верить мне?
Барт знал, что он победит. Он торжествовал. Его рука сильнее сжала мне горло, я уже не могла дышать. Перед глазами у меня начали расплываться очертания предметов, замелькали разноцветные круги.
Франческа резко выпрямилась. Она произнесла несколько слов негромко, но так внятно и четко, что даже я сквозь туман и звон в ушах услышала ее.
— Альберто. Ружье. Забери его. Принеси и отдай мне.
Альберто вытянулся в струну, он отнял руки от своего кровоточащего носа и преданно посмотрел на графиню. Раздался крик Эмилии — это был единственный всплеск эмоций в безмолвной сцене, но и она тут же умолкла. Альберто направился к Барту.
Видимо, Барт никак не ожидал такого поворота событий. Он что-то закричал по-итальянски, обращаясь к Альберто. Его голос напоминал визг. Альберто надвигался, Барт медленно отступал. Я была теперь ему совершенно не нужна: он небрежно отшвырнул меня, нисколько не заботясь о том, куда я упаду, ему было просто необходимо освободить себе руки. Я вновь растянулась на гравии. Я даже не почувствовала боли, я была измучена морально и физически. Ко мне подбежал Дэвид, нежно поднял на ноги, и мы отошли в спасительную темноту зарослей.
Голос Барта уже потерял к этому моменту свою изысканность и глубину, он звучал хрипло и монотонно. Барт то обращался к Франческе, которая по-прежнему стояла на лестнице, как мраморная статуя, то к Альберто, который, не обращая внимания на его слова, медленно приближался к нему, он взывал к Эмилии... Потом начал обращать свои мольбы ко мне.
— Кэти прошу тебя, скажи ей, что ты солгала. Это ты втянула меня в эту историю. Скажи ей, это твоя вина...
Это были его последние слова. Барт был уже возле самой лестницы. Он начал подниматься спиной, медленно нащупывая каждую ступеньку, его взгляд не отрывался от приближающегося Альберто. Тот был близко, он поднял руки.
Барт вскинул ружье на плечо. Дуло оказалось у лица Альберто, когда Барт нажал на курок...
Темнота ночи была разорвана яркой вспышкой.
Выстрел отбросил Альберто назад, прямо на камни, которыми была выложена подъездная аллея. Он рухнул, широко раскинутые руки несколько раз дернулись. Падая, Альберто задел ногу Барта, и тот потерял равновесие. Если бы он отбросил ружье и схватился за балюстраду, то, возможно, ему бы удалось спастись, но он упал на спину, и его красивая голова резко ударилась о каменные ступени. Раздался неприятный звук, который еще долгое время стоял у меня в ушах. Окружающие меня люди казались персонажами какой-то страшной трагедии, они замерли на своих местах после окончания спектакля в ожидании аплодисментов и занавеса. Единственная подлинно трагическая фигура — женщина, молча и неподвижно стоящая на самом верху лестницы. Она напоминала неземное существо, словно живое воплощение справедливости и возмездия. Мгновение она молча смотрела вниз, потом повернулась и медленно проследовала в дом.
Эмилия бросилась вниз, ее лицо было мокрым от слез. Но она устремилась не к своему супругу, а к моему, осторожно приподняла его безжизненную голову и прижала к груди. Его глаза оставались широко открытыми. Они были тусклыми и мутными, как озера стоячей воды.
Я уже никогда этого не узнаю. Я больше не увижу эту женщину. Она не ответит ни на одно мое письмо, если я вдруг решу написать ей. Все, что я могла сделать для нее, это с уважением относиться к ее стремлению остаться в одиночестве.
Ворота были открыты настежь, как их и оставил Барт. Только когда мы добрались до них, я смогла обратиться к Дэвиду.
— Подожди здесь. Я только возьму свою машину.
— Договорились, — подумав, ответил Дэвид. — Старая бейсбольная травма, — добавил он, указывая на свое распухшее колено.
Я слабо улыбнулась. Он взял меня за руку.
— Кэти, — нежно произнес он. — Не задерживайся.
Вершины гор темнели на фоне светлеющего неба.
— "Не бойтесь за меня, нет ни души на улицах, дорога мне знакома, и скоро день, чтоб черт его побрал!"
До меня донесся его ласковый смех, который решительно отличался от хохота, преследовавшего меня весь этот безумный день. На сердце у меня стало легко, и я поспешила навстречу огромному солнцу, поднимающемуся над горами. И скоро день!
— Вот именно, если нам удастся выбраться из дома. Я оставила машину не на дороге, она стоит на вершине холма перед въездом на территорию виллы. Если мы доберемся до нее — мы на свободе.
— Отлично. — Дэвид положил на мое плечо свою большую теплую руку и внимательно посмотрел мне прямо в глаза. — Если мы вынуждены будем разделиться, ты не станешь дожидаться меня, а сразу же сядешь в машину и нажмешь на газ, договорились, Кэти?
Синяки и шрамы изуродовали его лицо. Я боялась, что Дэвид никогда уже не будет выглядеть так, как до этой ночи. Тем не менее в данный момент он казался мне самым красивым мужчиной на свете, который мог дать сто очков вперед любой из самых знаменитых статуй Микеланджело.
— Если ты обещаешь поступить точно так же, — обронила я.
— Ну, хорошо. Один за всех и все за одного, не сойти мне с этого места... А теперь будем действовать молча. — И он погасил фонарь.
Мы еще постояли в кромешной темноте, ожидая, пока наши глаза привыкнут к ней. Свет ночи едва проникал сквозь маленькие, давно не мытые окна. Мне стало по-настоящему страшно. Потом я скорее услышала, чем увидела, как Дэвид открыл дверь.
— Ступеньки, — поспешила я предупредить его.
— Сколько их?
— Да будь я проклята, если считала их.
Я услышала, как он засмеялся.
Я одобряла его решение не пользоваться фонариком. По мере того как мы молча в полном мраке продвигались через анфилады комнат, я поняла, что испытывает узник в тесной камере, куда не достигает даже солнечный лучик. Нам приходилось огибать едва различимую в темноте мебель, перелезать через груды старых кресел, ползком пробираться сквозь картинные рамы и проникать в открытые коридоры. Даже при дневном свете я не смогла бы разобраться во внутреннем устройстве этого дома.
Только после того, как Дэвид рухнул на старинную железную кровать с огромными бронзовыми шарами, он решился ненадолго включить фонарик. Он ухмылялся, словно идиот, как будто только что, прямо на моих глазах, сошел с ума. Полагаю, в этот момент я выглядела не намного лучше, мне тоже хотелось рассмеяться. Ситуация отнюдь не напоминала историю Джеймса Бонда или Джейн Эйр, скорее, комедии «Макс Бразерз».
Я-то знала, почему у меня так восхитительно легко на сердце. Конечно, из-за Дэвида. Может быть, сказалось мое тщательное изучение Браунинга. Все, что мне приходило в голову при взгляде на него, было несколько фривольно.
— Боюсь даже сдвинуться с места, — тихо обратился он ко мне. — Как ты думаешь, под этой комнатой есть жилые помещения? Где мы вообще сейчас находимся, черт возьми?
Я внимательно оглядела комнату, где мы застряли. Она ничем не отличалась от всех остальных, но я уже знала, в какой коридор она выходит.
— Боюсь, я все-таки ошиблась дверью. Та, которая нам нужна, находится дальше. Сразу за ней идет другая комната, доверху заваленная всяким хламом, а потом мы должны попасть в огромную комнату, окна которой выходят на фасад дома, после этого мы выйдем в коридор, где находится комната Пита. А уж потом...
— Не волнуйся, я понял, — сказал он, оборачиваясь ко мне. Когда Дэвид повернулся, он еще раз ударился об эту кровать с бронзовыми шарами, и вновь раздался громкий скрежет. — Нам все равно придется воспользоваться фонариком. Мне, конечно, совсем не хочется оповещать здешних обитателей о нашем приближении, но другого выхода я не вижу, в противном случае нам придется собирать свои кости среди этих проклятых нагромождений, если вообще останется что собирать.
Передвигаться со светом оказалось гораздо проще. Дэвид выключил фонарик только тогда, когда мы с ним достигли той комнаты, окна которой выходят прямо на фасад дома. Здесь уже путь был известен нам обоим, и вполне можно было обойтись без света.
Когда мы с Дэвидом проходили мимо двери, ведущей в детскую, он взял меня за руку и крепко сжал ее. Я догадалась, что он думает о том же, о чем и я. Что бы ни ждало нас впереди, мальчик уже никогда больше не окажется узником этой комнаты.
По лестнице мы медленно спустились на второй этаж к последнему освещенному коридору. Ни один звук не нарушал мертвую тишину. Франческа, скорее всего, легла спать. Дэвид передал мне фонарь. Правую руку он опустил в карман своих джинсов, где позвякивали «средства самообороны». Мы продолжали спускаться по лестнице к заветной двери на улицу. Пройдя один пролет, Дэвид остановился и осторожно перегнулся через перила. Свет канделябров, освещавших открытое пространство перед входными дверями, отражался от зеркально начищенных полов, от полированной мебели, от горящих золотом ручек на дверях, заставляя меня настороженнно озираться.
— Дверь не заперта, Дэвид! Мы можем...
— Ш-ш, — он пальцем дотронулся до моих губ, заставляя меня замолчать.
Теперь я тоже услышала звук приближающегося мотоцикла, треск веток и шуршание гравия.
На сей раз Дэвид, видимо, не нашел подходящей цитаты, чтобы выразить свои чувства.
— Сукин сын! Он возвращается. Я узнаю звук своего мотоцикла где угодно. Интересно знать, какого...
Конечно, Барт вошел через парадные двери. Только просители и слуги пользуются задней лестницей. До меня уже доносились его стремительные шаги по террасе, оглушительно хлопнула тяжелая дубовая дверь. Мы с Дэвидом едва успели отпрянуть в тень, но если бы Барт поднял голову, он наверняка заметил бы нас. Дэвид покрепче перехватил статуэтку. Было видно, как его пальцы побелели от напряжения.
Барт, не оглядываясь по сторонам, пронесся через холл. Он был в ярости. Не закрыв даже за собой дверь, он исчез где-то под лестницей. Потом мы услышали, как оглушительно хлопнула следующая дверь.
— Вот теперь — вперед, — прошептал Дэвид и крепко взял меня за руку.
У нас действительно не было времени. Барт скоро вернется, стоит ему только обнаружить, что дверь забаррикадирована. Он не станет пытаться выбить ее — он слишком умен и слишком хорошо знает дом.
Мне вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль — я не хотела покидать этот дом. Терраса перед входом и лестница были открыты, ярко освещены, а до машины идти так долго и трудно по раскисшей после дождя земле, со всех сторон обступает враждебная темнота. Вдруг я увидела мотоцикл Дэвида, брошенный у подножия лестницы.
Вот тут-то мы и допустили роковую ошибку, но побороть искушение было невозможно. Перед нами был транспорт, который доставит нас до моей машины. Нас ждет свобода. Насколько я знала Барта, он наверняка оставил ворота открытыми. Никаких других исправных средств передвижения на вилле не было.
Дэвид быстро поднял свой мотоцикл и схватился за руль. Я прыгнула к нему за спину и крепко обхватила его. Ногой он нажал на педаль, еще горячий двигатель заработал мгновенно. Шум был такой, что его наверняка можно было услышать на целые мили вокруг.
Не успели мы проехать и десятка метров, как машину вдруг резко повело в сторону. Что-то явно было не в порядке. Может быть, Барт испортил мотоцикл, бросив его на ступеньки лестницы, может быть, свое дело сделала сумасшедшая гонка по отвратительной дороге. Дэвид не мог справиться с управлением, он ехал, не разбирая дороги. Нам пришлось резко свернуть в сторону, ветки больно хлестали по головам и плечам. Вдруг впереди показались два близко растущих дерева. Как ни пытались мы сжаться, чтобы проехать между ними, нам не удалось, Дэвид с его длиннющими ногами зацепил коленкой за ствол, мы с ним оба вылетели из мотоцикла и приземлились рядом с этими злополучными деревьями. К тому времени, когда мы, наконец, смогли немного отдышаться, я поняла — уже слишком поздно, чтобы повторить нашу попытку. Сильный луч света ослепил нас, ударив откуда-то из-за кустов; когда Дэвид попытался подняться на ноги, его колено отказалось служить ему, оно распухало прямо на глазах. Повалившись на бок, он прошептал: «Беги!»
Я решила хотя бы попробовать подняться на ноги. Все тело у меня болело и представляло один сплошной синяк, ноги были как ватные. Где-то совсем рядом раздался треск веток под ногами наших преследователей. Им не составит никакого труда догнать меня. До ворот оставалось весьма приличное расстояние. В этот момент над моей головой просвистела пуля. Мне стало уже не до размышлений: я наклонилась и прикрыла голову руками, так как сверху на меня дождем посыпались ветки, листья, острые иголки, пахнущие хвоей, которые впивались мне в лицо и застревали в волосах.
Затем я услышала знакомый голос.
— Ну что ж, вот и поразмялись, — с издевкой сказал Барт. — Надеюсь, вам понравилось ваше маленькое приключение.
Он с силой впился в мою руку и заставил меня опуститься на колени.
В другой руке он сжимал ружье. Рядом с ним стоял Альберто и держал фонарь. Снова послышался холодный и полный бешенства голос Барта.
— Ты, сучка! Я всегда догадывался, что у тебя плебейские вкусы, но не предполагал, что ты можешь опуститься так низко. Ты, наверное, просто мечтала о том, чтобы он тебя трахнул.
Я перевела взгляд на Дэвида, который подслеповато щурился под лучом фонаря. Выглядел он сейчас жалко, если не сказать глупо, трудно представить себе более непривлекательного мужчину.
— Да, ты прав, я мечтала об этом, — ответила я.
Он был так ошеломлен моим признанием, что даже растерялся на какое-то мгновение. Ирония исчезла с его лица. К несчастью, его растерянность продолжалась совсем недолго. Как только Барт пришел в себя, он с силой сжал мою руку, мне пришлось до крови прикусить губу, чтобы сдержать крик.
Потом мы все медленно направились к вилле. Барт крепко держал мою руку, злобно подталкивая меня, как ребенок, разозлившийся на сломанную игрушку. Это было глупо и жестоко. Я думала о Дэвиде, который ковылял за нами следом. Один раз до меня донесся его стон, затем что-то мягко рухнуло на землю, и послышались бессильные ругательства. Барт даже не обернулся, за спиной по-лошадиному ржал Альберто.
Когда мы наконец вышли на площадку перед домом, Барт остановился у фонтана. Я-то думала, что он ведет нас в дом, но когда он начал устраиваться на краешке фонтана, заставив меня предварительно опуститься на колени, я поняла, что у него были свои планы. Между тем, он перехватил поудобнее ружье и приказал Дэвиду и Альберто встать рядом.
Итак, место действия: вилла поблизости от Флоренции. Интересно, какое амплуа избрал для себя мой муж? Благородный герой или злодей? Его совершенно не интересует жанр, до тех пор, пока он играет главную роль.
Я попыталась подняться на ноги. Он резко толкнул меня и заставил вновь опуститься на колени. Потом спросил:
— Где мальчишка?
— Я ведь уже говорила тебе. Он с цирком.
— Ты, лживая сучка! Кого ты пытаешься обмануть, ведь я же был там!
— Может быть, ты просто плохо искал или спрашивал не у того, кого надо? Я же так и не вспомнила, как зовут того человека, который обещал присмотреть за ним.
Едва заметная тень сомнения легла на его лицо. Так вот почему он вернулся так быстро, он и в самом деле искал Пита не очень тщательно. Он никогда не отличался терпением. Кроме того, вряд ли Барт чувствовал себя уютно в шумной праздничной компании — он всегда считал себя выше толпы. Очевидно, он начал отдавать приказы, а окружающие посоветовали ему убираться подальше.
— Что-то здесь нечисто, Кэти, — проговорил он, внимательно глядя на меня. — Как я могу доверять твоим словам, когда ты была готова предать меня? Интересно, и давно ты знакома с этим чучелом?
— Я ни разу не видела его до тех пор, пока не приехала сюда. Это правда, Барт.
— Тем не менее ты предпочла его своему мужу. Интересно, какую ложь ты рассказала ему обо мне? И что бы ты делала, если бы тебе не удалось сбежать вместе с твоим любовником?
К сожалению, мне нечего было ответить. Либо я сбежала со своим «любовником», либо пыталась спастись от убийцы. Я не могла отрицать одно, не признав другое. Я стала искать иной выход из создавшегося положения, но мысли путались у меня в голове.
Вдруг Дэвид прочистил горло.
— Если не возражаете, я тоже хотел бы вставить слово.
— Все, что меня в данный момент интересует, так это местонахождение мальчишки, — перебил Барт.
— Я понятия не имею, где он. Но даже если бы и знал, все равно бы не сказал.
Пока они обменивались любезностями, мне удалось подняться на ноги. Я несколько раз предостерегающе покачала головой, пытаясь обратить на себя внимание Дэвида, но ни он, ни Барт даже не посмотрели в мою сторону.
— Так почему ты не сказал бы? — голос Барта звучал удивительно мягко.
— Не считай меня за дурака. Ты кажешься вполне разумным человеком, который понимает, когда следует нанести удар, а когда лучше сматывать удочки. Полиции уже известно, где ты скрываешься. Они знают все о твоем прошлом, воскрешении из мертвых и твоих планах относительно мальчика. Они могут появиться здесь в любую минуту. Если ты попытаешься сбежать сейчас, то у тебя еще будет шанс спасти свою жизнь.
Если бы разум Барта не был задурманен наркотиками, он непременно отреагировал бы на слова Дэвида. К сожалению, реакцию Барта невозможно было предсказать.
Барт вскинул ружье.
Глаза Дэвида расширились не столько от страха, сколько от удивления: видимо, ему никогда не приходило в голову, что человек может иметь глупость совершить убийство на глазах у двух свидетелей.
Меня уже ничто не удивляло. В своей короткой речи Дэвид поставил под сомнение способности Барта, его репутацию героя-любовника и блестящего стратега. А ведь он так гордился собой.
Увидев, как палец Барта медленно опускается на курок, я резко ударила по прикладу. Вылетевшая пуля благополучно ушла в землю под нашими ногами. У меня заложило уши от оглушительного выстрела, и я отлетела на землю, так как отдача была слишком сильной для моего измученного тела.
Открыв наконец глаза, я увидела, что Барт вскочил на ноги и стоит, сжимая в руках ружье. Поодаль Альберто пытается удержать в своих медвежьих объятиях рвущегося ко мне Дэвида.
Неожиданно все трое замерли, глядя на лестницу, ведущую в дом.
Там, наверху, стояла Франческа и держала в руках фонарь, освещавший ее бледное лицо, которое словно светилось во мраке, окружавшем нас. Выступающие из темноты широкие края ее халата, наглухо застегнутого, и длинные рукава делали ее похожей на героиню мрачной драмы. За ее спиной стояла верная Эмилия, словно дуэнья, которая с собачьей преданностью смотрит на свою хозяйку в ожидании приказаний.
Первым пришел в себя Барт.
— Возвращайся внутрь, Франческа, — сказал он. Он говорил по-английски, то ли этот язык уже стал для него родным, то ли он хотел дать мне понять, что он все еще хозяин положения.
— Ты потерял рассудок, — ответила она тоже на английском. — Не важно, в чем она виновата перед тобой, ты не имеешь права рисковать жизнью собственного ребенка.
— Как я могу быть уверен, что это мой ребенок? Кто знает, как давно она трахается со своим уродом? И он не единственный у нее.
— Ты одержимый, — холодно отозвалась Франческа.
Не успела она договорить, как Эмилия неожиданно сделала несколько шагов вперед и быстро затараторила по-итальянски. Я не поняла ни одного слова из ее шипящей злобной речи, зато Барт понял все. На его губах заиграла мерзкая улыбка.
— Ну что ж, моя дорогая. Кто бы мог подумать. Эмилия уверяет, что ты вовсе не беременна, моя честная маленькая женушка, что на это скажешь?
— Боже мой, да какая разница? — нетерпеливо воскликнула я.
Франческа внимательно смотрела на меня.
— Это правда? — Голос ее был непривычно растерянным.
— Как видишь, кое для кого это очень важно, — ехидно ответил Барт. — Ты ведь не предполагала, что Франческа терпела тебя здесь ради твоих прекрасных глаз, не так ли? Она просто...
— Ты хочешь сказать, что она будет спокойно стоять и смотреть, как ты хладнокровно убиваешь двух беззащитных людей? Что она согласится стать свидетельницей двух убийств? Интересно, как ты ей объяснил причину моего бегства отсюда вместе с Питом этой ночью? Вряд ли ей известно, что ты собирался разделаться с мальчиком, что ты хотел...
Он бросился ко мне. Я ожидала удара и попыталась уклониться, но он резко схватил меня и поставил перед собой. Его рука крепко зажимала мой рот, он сдавил мое горло так, что я не могла пошевелиться от боли. Дэвид, который все еще был стиснут в объятиях Альберто, откинул голову и со всей силы врезал Альберто по подбородку. Тот негромко вскрикнул от неожиданности и боли и, отпустив Дэвида, схватился обеими руками за разбитый в кровь нос. Дэвид медленно направился в нашу сторону.
— Стой, где стоишь, мерзавец, — сказал Барт. — Я сверну ей шею, если ты сделаешь хоть шаг.
Франческа неподвижно стояла, словно равнодушный зритель.
— Советую тебе вернуться в дом, — снова обратился к ней Барт. — Я сам разберусь здесь. Это мое законное право, право супруга.
Она не двигалась. Постепенно его голос смягчился, в нем послышались просительные нотки.
— Она все время врала тебе, неужели ты не понимаешь? Ты что, веришь этой лгунье, которую едва знаешь? Ты не хочешь верить мне?
Барт знал, что он победит. Он торжествовал. Его рука сильнее сжала мне горло, я уже не могла дышать. Перед глазами у меня начали расплываться очертания предметов, замелькали разноцветные круги.
Франческа резко выпрямилась. Она произнесла несколько слов негромко, но так внятно и четко, что даже я сквозь туман и звон в ушах услышала ее.
— Альберто. Ружье. Забери его. Принеси и отдай мне.
Альберто вытянулся в струну, он отнял руки от своего кровоточащего носа и преданно посмотрел на графиню. Раздался крик Эмилии — это был единственный всплеск эмоций в безмолвной сцене, но и она тут же умолкла. Альберто направился к Барту.
Видимо, Барт никак не ожидал такого поворота событий. Он что-то закричал по-итальянски, обращаясь к Альберто. Его голос напоминал визг. Альберто надвигался, Барт медленно отступал. Я была теперь ему совершенно не нужна: он небрежно отшвырнул меня, нисколько не заботясь о том, куда я упаду, ему было просто необходимо освободить себе руки. Я вновь растянулась на гравии. Я даже не почувствовала боли, я была измучена морально и физически. Ко мне подбежал Дэвид, нежно поднял на ноги, и мы отошли в спасительную темноту зарослей.
Голос Барта уже потерял к этому моменту свою изысканность и глубину, он звучал хрипло и монотонно. Барт то обращался к Франческе, которая по-прежнему стояла на лестнице, как мраморная статуя, то к Альберто, который, не обращая внимания на его слова, медленно приближался к нему, он взывал к Эмилии... Потом начал обращать свои мольбы ко мне.
— Кэти прошу тебя, скажи ей, что ты солгала. Это ты втянула меня в эту историю. Скажи ей, это твоя вина...
Это были его последние слова. Барт был уже возле самой лестницы. Он начал подниматься спиной, медленно нащупывая каждую ступеньку, его взгляд не отрывался от приближающегося Альберто. Тот был близко, он поднял руки.
Барт вскинул ружье на плечо. Дуло оказалось у лица Альберто, когда Барт нажал на курок...
Темнота ночи была разорвана яркой вспышкой.
Выстрел отбросил Альберто назад, прямо на камни, которыми была выложена подъездная аллея. Он рухнул, широко раскинутые руки несколько раз дернулись. Падая, Альберто задел ногу Барта, и тот потерял равновесие. Если бы он отбросил ружье и схватился за балюстраду, то, возможно, ему бы удалось спастись, но он упал на спину, и его красивая голова резко ударилась о каменные ступени. Раздался неприятный звук, который еще долгое время стоял у меня в ушах. Окружающие меня люди казались персонажами какой-то страшной трагедии, они замерли на своих местах после окончания спектакля в ожидании аплодисментов и занавеса. Единственная подлинно трагическая фигура — женщина, молча и неподвижно стоящая на самом верху лестницы. Она напоминала неземное существо, словно живое воплощение справедливости и возмездия. Мгновение она молча смотрела вниз, потом повернулась и медленно проследовала в дом.
Эмилия бросилась вниз, ее лицо было мокрым от слез. Но она устремилась не к своему супругу, а к моему, осторожно приподняла его безжизненную голову и прижала к груди. Его глаза оставались широко открытыми. Они были тусклыми и мутными, как озера стоячей воды.
* * *
Впоследствии я часто задумывалась, понимала ли графиня, отдавая свой последний приказ Альберто, чем это может закончиться. Она должна была осознавать, что Барт не потерпит, чтобы какой-то слуга отбирал у него что-то в доме, где он уже считал себя полновластным хозяином. Франческа все-таки поверила мне, хотя совсем не знала меня. Возможно, она все же испытывала ко мне симпатию. Это, конечно, была не любовь, не привязанность, но что-то гораздо более важное. Однажды она сказала: «Я уважаю ваши принципы, хотя и не могу восхищаться ими».Я уже никогда этого не узнаю. Я больше не увижу эту женщину. Она не ответит ни на одно мое письмо, если я вдруг решу написать ей. Все, что я могла сделать для нее, это с уважением относиться к ее стремлению остаться в одиночестве.
* * *
Мы с Дэвидом сразу же покинули виллу. Он был больше похож на калеку, да и мне каждый шаг давался с трудом. Мы молчали. Как позже сказал Дэвид, невозможно было поддерживать беседу, которая ни казалась бы банальной и неестественной.Ворота были открыты настежь, как их и оставил Барт. Только когда мы добрались до них, я смогла обратиться к Дэвиду.
— Подожди здесь. Я только возьму свою машину.
— Договорились, — подумав, ответил Дэвид. — Старая бейсбольная травма, — добавил он, указывая на свое распухшее колено.
Я слабо улыбнулась. Он взял меня за руку.
— Кэти, — нежно произнес он. — Не задерживайся.
Вершины гор темнели на фоне светлеющего неба.
— "Не бойтесь за меня, нет ни души на улицах, дорога мне знакома, и скоро день, чтоб черт его побрал!"
До меня донесся его ласковый смех, который решительно отличался от хохота, преследовавшего меня весь этот безумный день. На сердце у меня стало легко, и я поспешила навстречу огромному солнцу, поднимающемуся над горами. И скоро день!