– Ты прав, как обычно. Но теперь ты понимаешь, какое впечатление это производило на меня. Клянусь, иногда мне казалось, что Мэри в меня вселилась. Чем больше город ополчался против меня, тем больше я отождествляла себя с ней.
   – Вполне естественно. Эллен, а ты не хочешь позвать священника? Не для изгнания дьявола, а просто прочесть несколько молитв? Отец Келли охотно согласился бы на это.
   Он спрашивал как будто не в шутку, и Эллен тоже отнеслась к вопросу достаточно серьезно.
   – Нет, – ответила она после недолгого размышления. – Не хочу. Мне не кажется, что это необходимо. – Звучит, наверное, странно, Джек, но ее я никогда не боялась. А кроме того, – добавила она с улыбкой, – мы могли ошибаться насчет вероисповедания Мэри. Если она не была католичкой, то отец Келли, пожалуй, только прогневит ее.
   – Значит, ты собираешься отказаться от этого дома?
   – Господи, конечно нет! После всего, через что пришлось пройти? Но, думаю, худшее уже позади. Вряд ли у меня возникнут еще какие-нибудь неприятности с соседями.
   – Пожалуй, Эд Сэллинг хорошенько вправил им мозги. Жаль, что он затворник, – он великолепно смотрелся бы на трибуне ООН.
   Оба замолчали, припоминая события прошлой ночи, когда они наконец вернулись домой, волоча за собой связанного Нормана.
   Окружная полиция не дремала: она разогнала толпу и арестовала зачинщиков, которых им поспешно указали струсившие дебоширы. Миссис Грапоу была единственной, кто отказался давать показания. Она осыпала полицейских проклятиями и выкрикивала цитаты из Священного Писания, но прикусила язык, когда Джек указал истинного виновника. Он обвинил Нормана в покушении на убийство, кроме того, в список обвинений входила и попытка изнасилования. Поначалу полицейские отнеслись к этому довольно недоверчиво, но документы Джека произвели на них нужное впечатление, а Норман даже не старался опровергнуть изложенные факты. Так и не произнеся ни слова и не оторвав рук от лица, он безропотно удалился под конвоем в полицейскую машину.
   Когда Джек говорил, что у Эллен в городе оставались друзья, он не ошибался. Эд Сэллинг не вызывал полицейских – это противоречило бы его принципам. Он просто уселся в свой старенький грузовик и помчался на помощь, успев в спешке собрать немногочисленное подкрепление. Правда, Эд не воспринимал ситуацию всерьез, пока к нему не заявилась делегация подростков, где были все, включая Боба Мюллера. Джойс позвонила в полицию. А потом все они втиснулись в развалюху Клауса и тоже понеслись на место происшествия. Когда Эллен вернулась, они как раз собирались организовать поиски.
   Нет, она была уверена, что город больше не испытывает к ней вражды.
   Джек откашлялся.
   – Эллен... в общем... я хочу... то есть, не согласилась бы ты....
   Она не услышала, как в кухне появились Пенни и Тим. Пенни всегда как будто плыла по воздух, а Тим за все эти годы скитаний в лесу научился двигаться бесшумнее Натти Бампо. Завидев их, Джек умолк. Эллен заметила, что он раздосадован, но в тот момент ее занимало совершенно другое – накормить Тима. Выставив на стол яичницу, ветчину и оладьи, она внезапно вспомнила, что спокойный сон – не единственная радость, которой бедный мальчик был лишен в течение многих лет. Ведь три раза на дню ему приходилось довольствоваться стряпней Марты, подаваемой вперемежку с ханжескими наставлениями и злобными замечаниями по поводу его матери. Внутренне содрогнувшись, Эллен поджарила еще два яйца и напомнила себе, что обязательно надо спросить Тима, нельзя ли ей присутствовать, когда он будет увольнять Марту.
   Пока молодежь утоляла голод, Джек молчал. Насытившись, Тим обратился к нему:
   – Сэр...
   – Не зови меня «сэр», – хмуро ответил Джек, сердито разглядывая надкушенную половинку тоста.
   – Как же мне тогда вас называть?
   – Мой повелитель, – предложила Эллен, стирая со стола отвратительную бесформенную массу, в которую Джек успел превратить остатки своего тоста. – Или ваше превосходительство. А может, ваше святейшество? Ваша милость? Ваше...
   Улыбка тронула уголки его губ.
   – Я откликаюсь на имя.
   – А можно? – неуверенно спросил Тим.
   – Не только можно, но и нужно. – Джек откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Тима, который заглядывал ему в глаза, как преданный пес. – Пожалуй, ты до сих пор чувствуешь себя немного не в своей тарелке, но мне кажется, что я не слишком потороплю события, заговорив с тобой о будущем.
   – Я знаю, чего хочу.
   – И чего же?
   – Стать ветеринарным врачом. Джек невольно улыбнулся.
   – Тебе не обязательно становиться кем-нибудь. Достаточно, что бы будешь богатым, даже после того, как мой работодатель – государство – оттяпает у тебя свою долю.
   – Но я хочу стать ветеринаром. – Тим отделался от двух миллионов одним пожатием своих широких плеч. – Другое дело, смогу ли? То есть, я хочу сказать, что не был в школе примерным учеником. Хотя много читал. Но провалился бы на экзаменах, если бы учителя не мечтали отделаться от меня не меньше, чем я от них.
   – Ветеринар... – Джек задумался, теребя нижнюю губу. – Это сложный курс. Но попытка – не пытка. Год с репетитором или в какой-нибудь хорошей подготовительной школе – и ты сможешь поступить в колледж.
   – Школа святого Эдмунда – просто замечательная, – с невинным видом обронила Пенни.
   – Угу, – сухо согласился Джек. – И всего в миле от Роузкрофта, не так ли? Я вот тут подумал о загранице. Не успел сказать тебе, Эллен, но Фил заявил, что не собирается поступать в колледж этой осенью. Хочет годик поболтаться без дела. И я согласился – при условии, что он поедет со мной и будет регулярно брать уроки. Не вижу причины, почему бы Тиму не присоединиться к нам?
   Глаза у Тима сделались как блюдца, а Эллен испустила слабый вздох облегчения. Бедная Пенни – в этот момент она напоминала ребенка, обнаружившего рождественским утром, что его чулок пуст. Тим на минуту даже забыл о ее существовании. «Впрочем, так и должно было быть, – подумала Эллен. – У этого парня здоровая натура, если он смог уцелеть после „Семилетней войны“ с Норманом. А через несколько лет...» – и она принялась строить планы, традиционные для всех матерей.
   А потом она взглянула на Джека и порадовалась, что тот, давая Тиму опомниться после сделанного предложения, тактично опустил глаза к тарелке. Иначе ее лицо выдало бы ему все, что она так тщательно и так долго скрывала. Как могла она не любить его? Он пенял ей за легкомыслие и неосмотрительность – но он же и был первым, кто протягивал руку помощи...
   Приступ сентиментальности был прерван звуками яростной перебранки, доносившейся со двора. Шипение, истошные вопли – все свидетельствовало, что снаружи происходит маленькое сражение.
   Тим вскочил.
   – Кошачья свара! – оживленно воскликнул он. – Вы думаете, что...
   – Иштар! – Эллен метнулась к двери. Выгнув спину и будто раздувшись от злости, Иштар стояла перед сиреневым кустом. Короткая шерсть поднялась дыбом, и все ее тело содрогалось от хриплых гортанных звуков, вероятно, означавших грозное предостережение или боевой клич. Ее противницы нигде не было видно: наверное, спряталась под куст.
   Благодаря своему росту, Тим разглядел больше, чем Эллен.
   – Это моя кошка, – радостно произнес он, и его лицо как будто осветилось изнутри. – Та самая, белая. Странно, что она пришла сюда, как будто знала... Можно занести ее в дом? Пожалуйста!
   Эллен подумала о блохах, глистах, ушных клещах и энтерите.
   – Конечно, – ответила она без колебаний. – Если сумеешь ее поймать.
   Тим вышел во двор. Иштар не шевельнулась, но предупреждение, которое она сделала Тиму через плечо, прозвучало довольно сурово.
   – Я заберу Иштар, – сказала Пенни и последовала за Тимом. – Спасибо, мамуля.
   – Не за что. Это лишь то малое, что я могу сделать. Придется «удочерить» эту кошку, понравится это Иштар или нет. В конце концов, именно она...
   Дверь захлопнулась прямо перед ее носом. Эллен повернулась к Джеку, теперь единственному ее слушателю.
   – В конце концов, она спасла нам жизнь.
   – Что она сделала?
   – Спасла нам жизнь. По крайней мере, кому-то одному из нас. – Со двора доносился смех Пенни и гневные вопли Иштар. Эллен продолжила: – Если бы эта кошка не прыгнула на Нормана, он бы кого-нибудь ранил или даже убил.
   Лицо Джека выражало неподдельное недоумение.
   – О чем ты говоришь, Эллен?
   – Но ты должен был видеть. На ветке, прямо у Нормана над головой. Она прыгнула, или просто свалилась, или... – Слова замерли у нее на губах. – Ты не видел ее?
   – По крайней мере, не кошку... Правда, в тот момент я целиком сосредоточил внимание на самом Нормане.
   – Ты ничего не видел?
   – Какое-то свечение. Как будто листва раздвинулась, и лунный свет упал ему на волосы. Он заорал, пошатнулся... выронил дробовик...
   – Там была кошка, – тихо, но твердо сказала Эл-лен. – Белая кошка. Джек, его лицо... На нем должны были остаться царапины... следы от когтей.
   – Не было никаких царапин, Эллен.
   Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
   – Джек, – нарушила паузу Эллен. – Я все собиралась спросить, но как-то не удавалось. Почему ты приехал? Как случилось, что ты появился – в последнюю минуту, подобно deus ex machina?[12]
   – Ты все равно не поверишь.
   – А вдруг? Ты попробуй.
   – Я сидел в номере, – медленно начал Джек. – День клонился к вечеру, но солнце еще не село. Я просматривал какие-то бумаги, и вдруг – это трудно передать словами – услышал тебя. Твой голос, зовущий меня по имени. Что-то вошло в мое сознание, заставив подчиняться чьей-то чужой воле, но при этом я прекрасно осознавал, что именно я делаю. Я попытался тебе позвонить. Никто не отвечал. Телефонистка сказала мне, что повреждение где-то на линии. Тогда я позвонил портье и заказал машину. И лишь на полпути сюда эта штука, чем бы она ни была, меня отпустила. Но все равно я не мог повернуть назад – даже не пытался. Я гнал так, будто боялся опоздать.
   – Я понимаю.
   – Ты мне веришь!
   – Конечно.
   – Ты звала меня, Эллен?
   – Не вслух. – Эллен вспомнила первый визит миссис Грапоу и Уинклера. Пожалуй, как раз в тот же самый час... – Ну что ж, – сказала она спокойно, – вчера после пяти Мэри пришлось немного потрудиться. Она и меня брала под опеку – на какое-то время. Слышал бы ты, какие проклятия я изрыгала.
   – Я слышал. Ты прекрасно обошлась бы и без помощи привидения.
   – Зато ты не обошелся бы. А с чего ты вдруг вспомнил про подземный ход? Ведь я и сама о нем забыла.
   – Этот довод против твоей теории. Если твоя ведьма хотела указать нам путь к спасению, зачем ей было привлекать меня? Ведь это тебя она «взяла под опеку», в тебя «вселялась» – или как еще ты это называешь...
   – Мне она могла сообщать только эмоции, – ответила Эллен. – Ей нужен был... нужен был проводник, восприимчивый и чуткий. Тот взрыв безумного ликования в самый первый раз, когда я пришла сюда... Ведь тетушка Эда прожила здесь несколько десятилетий и никогда ничего не чувствовала. А я оказалась подходящей натурой – наверное, слишком отзывчивой, слишком похожей на нее. И когда она попыталась установить со мной контакт, то просто пережгла предохранители, устроила короткое замыкание, как в перегруженной электрической цепи.
   – Эллен, но еще несколько минут назад ты подыскивала разумные объяснения всему этому и соглашалась, что привидений не существует. Что тебя заставило...
   – Ты, – просто ответила Эллен. – Люди не могут судить о самих себе с уверенностью. Возможно, я суеверна и поддаюсь внушениям, и вижу галлюцинации: тени, кошек... Но ты другой. Я тебя знаю. И заставить тебя действовать таким нетрадиционным образом могло только что-то действительно потустороннее.
   – Ну, положим, это чертово привидение тут ни при чем! – яростно выпалил Джек.
   – Тогда что же?
   Снаружи доносились голоса. Джек с загнанным видом покосился на дверь.
   – Эти чертовы дети без конца шастают туда-сюда. И не дают мне... Хорошо, я скажу, что это было. Я никогда не сомневался, что два человека, которые очень близки друг другу, способны чувствовать друг друга на расстоянии. Особенно в моменты крайнего эмоционального напряжения. Тебе грозила опасность – и... и я не мог не узнать об этом. Я ощутил, что ты во мне нуждаешься. Эллен, могла бы ты... то есть, я хочу сказать, существует ли какая-то возможность...
   Дверь открылась. Джек застонал и грохнул кулаком по столу.
   Вошла Пенни. В руках у нее извивалась Иштар – дьявольским образом ожившая муфта. На мгновение солнечный луч коснулся ее голубых глаз, и они вспыхнули малиновым огнем.
   Пенни едва успела бросить Иштар в подвал, когда появился Тим со второй кошкой. Это было тощее грязное создание с затравленным выражением на облезлой мордочке, но оно совершенно спокойно возлежало у Тима на руках. «Из него выйдет хороший ветеринар, – подумала Эллен, – Представляю, во что превратится дом: змеи, мыши, птицы... Но пусть заведет хоть слона, если это поможет ему всегда выглядеть вот так».
   Она торопливо открыла банку кошачьего корма, и бедняжка с жадностью набросилась на него, издавая громкое урчание. Тим, скрестив ноги, уселся рядом с ней на полу, поглаживая костлявую кошачью спину.
   – Меня она знает, – гордо произнес он. – И подпускает к себе даже во время еды.
   Вернулась Пенни. Опустившись на пол рядом с Тимом, она подняла глаза на дядю.
   – Что случилось? Ты выглядишь так, будто рассердился на все человечество.
   – Кто-нибудь из вас видел кошку прошлой ночью? – спросил Джек.
   – Иштар?
   – Нет, белую кошку. На дереве, над головой Нормана.
   Тим отрицательно покачал головой.
   – Я закрыла глаза, – призналась Пенни. – Когда он начал считать, я просто закрыла глаза и стала молиться.
   – Она была голубоглазой. – Эллен ничего не доказывала – только констатировала факт. – Лишь голубые глаза светятся красным в темноте. Я видела это так же отчетливо, как теперь вижу вас.
   – Нет, я ничего не заметила, – повторила Пенни. – Это неправильный ответ? Ты все еще злишься, дядюшка Джек?
   – Я злюсь вовсе не поэтому. – Ворчание Джека весьма напоминало рык рассерженной Иштар.
   – О? – Пенни покосилась на мать. – Ты так и не собрался? А я-то думала, что нынче утром мы наконец решим наше будущее.
   – Если бы вы не перебивали меня поминутно...
   – О чем вы говорите? – не выдержала Эллен.
   – Он собирается просить твоей руки, – беспечно сказала Пенни и тут же задом поехала по полу, пытаясь спрятаться за широкую спину Тима. Джек грозно привстал. – Ну ладно же, я только пыталась помочь, – жалобно протянула она. – Ты бы еще долго не решился – тебе явно не хватает сообразительности.
   – Хм. – Джек поскреб подбородок. – Возможно, ты права. Но я не в силах выносить неизвестность. Эллен, ты согласна?
   – Конечно, нет. – Ее щеки пылали. – Ты готов пойти на все, чтобы спасти меня от моей собственной беспомощности. Но я же сказала тебе, что не боюсь жить одна.
   – Зато я боюсь. – Казалось, Джек забыл, что их слушают. – Боюсь жить без тебя. Я не скучал по детям, Эллен, – я скучал по тебе. Эти полтора месяца были самыми несчастными в моей жизни... Погоди, позволь мне выговориться, прежде чем ты мне окончательно откажешь. Тебе не надо будет покидать свой дом – или свое привидение. Каждую ночь мы будем выставлять на крыльцо блюдце с молоком, как это делают ирландцы для своих эльфов... Еще год этой мышиной возни – и я ухожу в отставку. Хочу просто сидеть и смотреть, как растут розы. Пожалуй, я даже напишу ту книгу, о которой без конца говорю. Можно мне будет вернуться сюда? Очень тебя прошу.
   – Ты жалеешь меня – вот и все. – Эллен тоже забыла о том, что они не одни.
   – Слова у меня закончились, – объявил Джек. Он сделал к ней один длинный шаг через всю кухню и сжал Эллен в объятиях.
   Прошло какое-то время, прежде чем он поднял голову:
   – Так значит, я тебя жалею?
   – Нет, – ответила Эллен.
   Все еще не отпуская ее, Джек повернул голову.
   – А ну-ка, проваливайте отсюда, ребятки.
   Эллен не слышала, как они ушли.
   Значительно позже она вдруг почувствовала, как что-то трется о ее лодыжку. Она судорожно вздрогнула – и Джек выпустил ее.
   – Похоже, между нами всегда будет кошка, – произнес он, хмуро глядя на хрипло мяукающее создание. Миска была пуста.
   – Она не наелась, – объяснила Эллен. – Кстати, ты и в самом деле собираешься подкармливать наше привидение?
   – Ты насчет молока? Я пошутил.
   Эллен нагнулась и погладила кошку Тима. Щурясь от удовольствия, та продолжала мяукать. Глаза ее были полуприкрыты, но любой безошибочно определил бы их цвет. Они были желтовато-зеленые.
   Эллен выпрямилась.
   – Мы будем оставлять на крыльце молоко, – сказала она.