– Их некому похоронить. Некому выкопать могилу. Последний мужчина заболел три дня назад, а я одна этого сделать не могу, – устало сказала она.
   Барон с отвращением огляделся.
   – И это все, что ты смогла сделать? – бросил он, скривив губы. – Сколько их осталось?
   Елена пожала плечами.
   – Уже умерли около пятидесяти, а с этими, – она кивнула в дальний угол поляны, – ничего нельзя поделать. Они в последней стадии. Мы лишь можем дать им немного воды и положить на голову холодный компресс. А те, – Елена показала на хижины у себя за спиной, – заразились несколько дней назад. Я делаю все, что могу, но мне нужна помощь, иначе они тоже умрут. Может быть, Карл…
   – Карл? Мой сын? – воскликнул барон. – Я не хочу, чтобы он подхватил эту гадкую болезнь! Ноги Карла не будет на этой поляне! Тебе ясно, Елена?
   Та лишь устало кивнула.
   – Я помогу тебе, Елена, – спокойно сказала Мэрилин. – Если ты скажешь мне, что делать, я буду рада внести свой вклад.
   Елена удивленно посмотрела на высокую белокурую девушку с тщательно причесанными волосами, в белоснежном платье на манер греческой туники, с изящными длинными пальцами и нежной кожей. Она лишь кивнула в ответ.
   – Вы можете помочь детям. У некоторых еще есть шанс выкарабкаться.
   – Рози и Бриджит? – со страхом спросила Мэрилин.
   Елена кивнула.
   – Уверена, что Рози поправится. Бриджит тоже пока держится.
   Она отвела девушку в душную хижину, где в полумраке на соломенных тюфяках лежали два маленьких тела. Глаза девочек блестели от жара, щеки пылали, губы потрескались. Мэрилин подобрала шлейф своего белого платья и опустилась на колени рядом с малышками. Она осторожно коснулась их щек, но девочки никак не отозвались на ее прикосновение.
   – Пора дать им попить, а потом нужно обтереть их. Справитесь?
   Мэрилин кивнула и принялась за работу. Елена поднялась с колен и молча наблюдала за тем, как барон уезжает с поляны. Она сама не знала, чего ждать от этого человека. Почему-то казалось, что он станет помогать ей. Заметив разочарование экономки, Мэрилин сказала:
   – От него не было бы никакой пользы. Он ничего не смог бы сделать для этих людей. Только мешал бы. Я помогу тебе. Кроме того, я уверена, через пару дней подъедет миссис Квинс, если, конечно, на их плантациях нет лихорадки. Я сделаю все, что в моих силах, Елена.
* * *
   Мэрилин сдержала слово. Четыре дня и четыре ночи работала она бок о бок с Еленой, копая могилы и опуская разлагающиеся тела в место их последнего успокоения. Руки девушки огрубели, покрылись кровоточащими ссадинами. Бальные туфельки давно изорвались, и теперь Мэрилин ходила босиком. Острые камни и колючки поранили ступни, но девушка не обращала на это внимания. Ее золотистые волосы были стянуты сзади обрывками лианы. Теперь Мэрилин мало чем напоминала леди и походила скорее на потасканную уличную шлюху. Ввалившиеся глаза с окружавшими их темными кругами казались огромными на бледном лице девушки.
   Утром пятого дня Мэрилин стояла у костра и варила слабый бульон для больного, когда на поляну верхом на лошади въехала миссис Квинс.
   – Боже милостивый! – раздался громогласный возглас. – Это вы, дитя мое? Да, вижу, это вы. – Она соскочила с лошади и обняла уставшую Мэрилин.
   – Это проигранная битва, миссис Квинс, – сказала Мэрилин, обводя рукой поляну.
   – Я приехала помочь, – коротко объявила Розали. – Снимите с огня бульон и расскажите мне, как обстоят дела.
   Мэрилин повиновалась. Они сели в тени большого дерева, и Мэрилин начала рассказ. Миссис Квинс лишь кивала время от времени.
   – Я остановилась у Каза Гранде. Барон пьян в стельку. С полной уверенностью могу сказать, что он уже несколько дней находится в таком состоянии. Джемми мечется по комнатам вне себе от злости, у вас еще остались силы, дитя мое? – подытожила она рассказ Мэрилин.
   – Я сильна как бык, миссис Квинс. Могу делать все, что нужно. Только скажите.
   – Теперь мы будем действовать вместе. Сначала все сожжем. Нужно поджечь низину и болота. Со мной приехали несколько мужчин с моей плантации. Они установят котлы для окуривания. Мы привезли и барабаны. Этот гнилой воздух вызывает лихорадку. – Лицо Розали Квинс приобрело жесткое выражение. Глаза напряженно смотрели вдаль. Казалось, она собирает силы для борьбы со старым врагом – Желтым Джеком. Во влажной почве бразильских джунглей были могилы, выкопанные ею самой. В одной из них лежал младенец – жертва желтой лихорадки, косточки которого питали противные корни какого-нибудь причудливого дерева.
   Розали Квинс отогнала от себя грустные мысли и снова принялась за дело.
   – Нужно разделить больных. Сколько из них рвет кровью?
   – Больше дюжины. Хотя у меня и нет опыта, но я заметила, что таким больным мы уже не в силах помочь.
   Через пару часов больные были разделены на две группы. Всех переместили на дальний край поляны. Розали самолично рубила крепкие ползучие растения и оттаскивала их в джунгли.
   – Нам понадобится достаточно места, чтобы разжечь огонь.
   Мэрилин уложила детей и попыталась напоить Бриджит бульоном. Неожиданно девочка закашлялась, у нее началась кровавая рвота. Мэрилин с ужасом смотрела на малышку, не желая верить случившемуся.
   – Господи, только не это! Ведь это невинный ребенок. Должно же быть средство помочь этим несчастным.
   В отчаянии она позвала миссис Квинс. Той достаточно было взглянуть на происходящее, чтобы сразу все понять. Розали покачала головой.
   – Тут уже ничего не поделаешь, дитя мое.
   – Но ведь должно же быть что-то, что может помочь им, – слезно умоляла Мэрилин. – Не могу поверить, что Бог допустил, чтобы такое случилось с беззащитным ребенком, – с горечью проговорила она. – Ведь вы столько лет провели в джунглях… должно же быть какое-то средство…
   – Дитя мое, если бы такое средство существовало, неужели Елена не знала бы о нем? Ведь она принадлежит к этому народу.
   Мэрилин кивнула и вытерла слезы.
   – Пойдемте, дорогая. Нам предстоит большая работа. Сейчас мы не можем помочь маленькой Бриджит, но может быть, спасем кого-то из оставшихся.
   Я знаю, это тяжело, но со временем вы обнаружите, что научились мириться с потерями.
   – Никогда! – протестующе воскликнула Мэрилин.
   Остаток дня обе женщины работали вместе. Жар огня измучил Мэрилин. Она постоянно спотыкалась и время от времени падала. Сажа покрывала ее с головы до ног. К наступлению ночи все хижины были сожжены. При свете костра, горевшего в центре поляны, Мэрилин и миссис Квинс смели пепел в кучу и засыпали землей.
   Мэрилин едва держалась на ногах.
   – Пойдемте, дитя мое. Нам нужно поесть. Мы проделали долгую и трудную работу. Завтра предстоит еще один тяжелый день.
   – Почему другие плантаторы не пришли к нам на помощь, миссис Квинс? – спросила Мэрилин.
   – У них свои проблемы. Необходимо отправить груз каучука. Разве вы забыли, что скоро пересохнут реки? Кроме того, им нужно заботиться о своих больных. Я приехала только ради тебя, Мэрилин. У нас на плантации лишь двое заболевших. За ними ухаживают, и они поправятся. Аленцо занимается отправкой каучука. Так что, моя дорогая, плантаторы вовсе не такие бессердечные, как вам кажется. Хотя, честно говоря, не стоит помогать такому человеку, как барон.
   И Себастьян, и Аленцо не раз предупреждали его, что при условиях, в которых живут его работники, это место становится постоянным источником заразы. Сами индейцы народ очень чистоплотный. Но они работают по шестнадцать часов в день, а сюда приходят только есть и спать. Пища слишком скудная, чтобы поддерживать силы. Эти несчастные не могут позаботиться о своем жилище. А сейчас, моя дорогая, поедим бульону, который вы сварили днем.
   – Сначала мне нужно посмотреть, как там Бриджит. Поем позже.
   Миссис Квинс кивнула и села у костра. Она понимала, что Мэрилин необходимо взглянуть на девочку. Розали смотрела, как измученная девушка умылась и вошла в хижину. Мэрилин долго не выходила. Миссис Квинс задумчиво оглядела расчищенную за долгий тяжелый день поляну. Она знала, что следующий день будет еще хуже. Придется выкопать много могил. Розали Квинс молила Бога дать им с этой хрупкой девушкой сил для тягостного труда. Наверное, Елена могла бы помочь им, но она должна оставаться с больными. Нет, им с Мэрилин придется делать это вдвоем.
   Розали с горечью подумала о будущем «Древе Жизни». Что станет с плантацией после такого вымирания рабов? Это не укладывалось в мозгу пожилой женщины. Поистине, она стареет. Болела каждая косточка ее утомленного тела.
   – Боже милостивый, как я устала! – вздохнула Розали. Она подтащила тюфяк ближе к костру и решила прилечь на несколько минут, пока не вернется Мэрилин. Закрыв глаза, Розали Квинс открыла их только утром, услышав тихие рыдания Мэрилин, которая держала на руках ребенка. Слезы текли по лицу девушки.
   – Я сделала все, что могла, миссис Квинс. Все, что могла…
* * *
   Розали Квинс обернула горящие от мозолей руки большими зелеными листьями. По мере того как яма становилась все больше, уныние сменялось решимостью. Грязь летела с лопаты в разные стороны. Поддавшись той же безудержной ярости, что переполняла ее юную подругу, миссис Квинс копала с небывалым ожесточением. Опустив в землю маленькое неподвижное тельце и закопав могилу, Мэрилин тяжело вздохнула. Приглушенный стук земли, падавший на небольшой сверток, заставил слезы высохнуть, застыть в глубине души, позволяя вырваться на поверхность лишь редким всхлипам. Розали Квинс ощущала такой же прилив гнева, как и Мэрилин.
   – Миссис Квинс, надо сообщить родителям девочки. Они на плантации Себастьяна Риверы, – тихо проговорила девушка.
   – Я сделаю это, дитя мое. Но не сейчас. Ты прекрасно знаешь, что пока на «Древе Жизни» эпидемия, мы не можем уйти отсюда. Ни один плантатор Бразилии не пустит нас на порог.
   Вернувшись на поляну, Мэрилин проговорила:
   – Я тоскую по ванне и чистой одежде.
   – У вас нет с собой другого платья? Разве Елена не может пойти в дом и принести вам чистую одежду?
   – Я уже думала об этом. Но барон не позволяет нам приближаться к дому, и сам не отважится выйти за дверь, чтобы оставить что-нибудь для нас на краю лужайки. Он считает, что непременно заразится.
   – Заразиться можно чем угодно, – фыркнула Розали Квинс. – Сколько раз плантаторы буквально умоляли барона осушить это место. И вот к чему это привело. Сколько жизней потеряно из-за эгоизма одного человека! Не понимаю, почему молчал Карл?
   Уж он-то мог попытаться что-нибудь сделать. – Она вздохнула, сознавая безысходность ситуации. – Моя дорогая, это платье на вас напоминает мне элегантный наряд, который вы надевали на бал. Неужели это тот прекрасный костюм?
   – К сожалению, он, миссис Квинс. У меня не было времени переодеться. – Мэрилин с грустью оглядела свое платье. – Давайте поедим фруктов, а потом продолжим работу. Я хотела привлечь Елену, но она спит, а будить ее у меня не хватило духу. Она устала так же, как и мы. Рано утром я проверила больных. Боюсь, к вечеру мы потеряем еще троих. Шестеро поправляются, и, думаю, Елена права, Рози тоже выкарабкается. Один старик еще держится на ногах и понемногу помогает Елене. Но у него мало сил, и ему приходится часто отдыхать.
   Мэрилин и миссис Квинс устроились на краю поляны, чтобы съесть несколько свежих манго. Девушка высосала сок из сочного терпкого плода, но была не в силах жевать мякоть. Это же относилось и к миссис Квинс.
   Перекусив, женщины устало направились в низину и разожгли костры. Мэрилин молча смотрела, как полчища москитов мельтешили в воздухе. Вскоре клубы дыма отогнали прожорливых насекомых, словно пожирая плотные ряды паразитов.
   – Пойдемте, дитя мое. Пусть все догорит. Если огонь и распространится, то только в джунгли. Пойдемте. – Мэрилин направилась за миссис Квинс и вдруг споткнулась о провисшую до земли лиану. Несколько минут девушка лежала, хватая воздух и удивляясь своему неожиданному падению. Миссис Квинс помогла ей дойти до поляны и усадила на табурет. – Покажите мне ваши ноги, дитя мое. Боже милостивый! – воскликнула пожилая женщина, осмотрев порезы, шрамы и глубокие трещины, из которых сочилась кровь. – Подождите здесь и не двигайтесь.
   Через несколько минут она вернулась с Еленой. Осмотрев израненные ноги девушки, экономка с ужасом спросила:
   – Почему вы до сих пор молчали? Почему не сказали мне об этом?
   – У вас хватало забот и без моих ног, – улыбнулась Мэрилин. – Теперь они уже больше не болят. Я была так занята, что почти не замечала боли. Пожалуйста, не беспокойтесь. Помощь нужна не мне, а больным. Со мной будет все в порядке. Как там пожилая женщина и ее дочь?
   – Обе умерли час тому назад.
   Мэрилин поднялась на ноги и схватила лопату.
   – Если вы с миссис Квинс сможете принести тело, я выкопаю могилу. Вы ведь знаете, что нельзя оставлять их на этой ужасающей жаре.
   Мэрилин копала землю, и ей казалось, что каждое новое движение лопаты станет последним. Непонятно, откуда брались силы. Девушка думала о всех благах, которые принесли ей деньги с этой плантации. При каждом новом пункте в длинном списке сил прибавлялось. Она решила копать, пока не свалится замертво. Только так сможет она загладить свою вину перед этими людьми, которые трудились из последних сил, в то время как Мэрилин жила в роскоши и достатке. Девушка не станет успокаивать свою совесть тем, что не виновата в страданиях этих несчастных. Она должна хоть как-то искупить грехи Картайла Ньюсома.
   Мэрилин опустила тела в землю и немного помедлила, прежде чем засыпать могилу. Она обратилась к Богу и попросила дать ей сил закончить начатое дело. При взгляде на горку земли под ногами у Мэрилин возникло ощущение, что куча выросла до гигантских размеров.
   «Я должна сделать это, – убеждала себя девушка. – Нельзя терять времени». Мэрилин схватила черенок лопаты кровоточащими руками и, бормоча проклятия, вонзила ее в мягкую, отдающую горьковатой затхлостью землю. Это за дорогостоящие уроки танцев, за филигранный гребень и желтое атласное платье, которое она выпросила у отца. А это за жемчужное ожерелье – одно оно стоит многих лопат земли. Сколько же в этой нитке жемчужин? Мэрилин никак не могла вспомнить. Но нитка была довольно длинной. Штук пятьдесят, не меньше. Никогда больше не наденет она этот жемчуг. Мэрилин копала с таким ожесточением, словно хотела зарыть в землю это роскошное украшение. Лопата – жемчужина, лопата – жемчужина, лопата – жемчужина…
   Грязной рукой Мэрилин вытерла пот со лба, оставляя на молочно-белой коже следы крови с пораненных ладоней. Девушка снова посмотрела на кучку земли у своих ног. Она немного уменьшилась. Теперь Мэрилин помогали миссис Квинс и Елена.
   «Ну давай, копай, и помни о жемчуге, – приказала девушка сама себе. – Если остановишься, то никогда не искупишь свою вину. Копай!»
   После того как в яму была брошена последняя лопата земли, Мэрилин попыталась выпрямить натруженную спину. Она чувствовала себя так, словно ее переехал экипаж, запряженный четверкой лошадей. Подняв лопату, Мэрилин поплелась вслед за миссис Квинс и Еленой. Угловатая фигура Розали Квинс стала расплываться перед глазами усталой девушки.
   Когда все трое добрались до поляны, Елена принесла женщинам по чашке бульона и снова вернулась к обязанностям сиделки. Мэрилин попыталась удержать в руке чашку, но не могла заставить пальцы слушаться. Она с удивлением разглядывала свои ободранные ладони и не могла понять, почему не испытывает боли. Девушка попробовала ухватить чашку, сжав ее запястьями, и стала жадно пить. Чашка выскользнула, но Мэрилин даже не попыталась поднять ее. Она лишь смотрела на свое грязное, рваное платье, превратившееся в лохмотья; девушка так устала, что с трудом держала глаза открытыми. Ей хотелось забыться в беспамятстве, а потом проснуться и обнаружить, что все это лишь страшный сон.
   – Мне нужно что-то сделать с моими руками, миссис Квинс. Как вы считаете? – спросила Мэрилин, поднимаясь с табурета.
   Палящее солнце нагрело голову, и девушка пошатнулась, чувствуя тошноту от длительного пребывания на жаре. Послышался стук копыт приближающихся лошадей. Мэрилин сделала попытку заслонить глаза от солнца, но требовалось слишком большое усилие, и она осталась стоять, не говоря ни слова и опустив руки, пока не показались всадники.
   Раздался хриплый окрик, который показался ей слоновьим ревом. Перед глазами Мэрилин возникла чья-то фигура, но девушка не могла разглядеть чья именно, так как мешало ослепляющее солнце.
   – Себастьян! Это ты? Что, скажи на милость, ты тут делаешь? – воскликнула миссис Квинс.
   – Я увидел дым со своей плантации и понял, что дела здесь совсем плохи, раз вы прибегли к огню. Скажите, что я могу сделать?
   – Боюсь, что ничего, Себастьян. Слишком поздно что-то делать. Мэрилин и Елена уже обо всем позаботились. Я приехала только вчера.
   «Почему она так много говорит? – устало размышляла Мэрилин. – Почему бы ей не оставить человека в покое и не дать ему самому оглядеться?»
   Мэрилин подняла глаза и посмотрела на стоявшего перед ней высокого мужчину. Как бы она ни была измучена, девушка не могла не восхищаться его красотой. Тщетно пытаясь умерить биение сердца, Мэрилин снова взглянула на Себастьяна и подумала, что в другой ситуации пришла бы в восторг от написанных на его лице чувств. Но она слишком устала. Себастьян Ривера не мог любить ее, и все же он смотрел на Мэрилин влюбленными глазами.
   – О, мистер Ривера, не кричите так. Разве вы не видите, что здесь лежат больные? Если нам что-то и нужно, так это тишина и покой, – прошептала девушка, покачнувшись. И вдруг она оказалась в его объятиях, прижалась к сильному мускулистому телу. Никогда в жизни Мэрилин не чувствовала себя под такой надежной защитой.
   «Какой блаженный миг! – подумала она. – Пусть он никогда не кончается». Девушка открыла глаза и взглянула в глубину угольно-черных глаз Себастьяна. «Я люблю его, – подумала она. – Люблю этого замечательного человека. А он любит меня… Нет, ты выдаешь желаемое за действительное, Мэрилин», – обратилась она к самой себе, снова закрывая глаза. Девушка больше не могла отказывать себе в столь желанном сне, которого требовала каждая клеточка ее уставшего тела. Разве может быть что-нибудь прекраснее, чем отдых в объятиях любимого человека?
   Мэрилин почувствовала, как Себастьян осторожно поднял ее и куда-то понес. Девушка смутно слышала приглушенные проклятия. Она не знала, кто ругался, и не хотела знать. Кто-то уложил ее на повозку, не обращая внимания на протесты.
   – Оставьте меня… дайте поспать, – шептала Мэрилин.
   Она мечтала о любви Себастьяна. Ей казалось, что влюбленный взгляд молодого человека – не более чем плод воспаленного воображения. «Я так устала, что могло привидеться что угодно, – подумала она. – Но все же я его люблю. Люблю всем сердцем». Мэрилин вспомнила, что хотела что-то сказать. Но что именно? И кому? Она застонала от досады.
   – Отдыхай, – послышался чей-то властный голос.
   Мэрилин попыталась открыть глаза, чтобы узнать, кто говорит с нею. Ей с трудом удалось приподнять тяжелые веки и увидеть склонившегося над ней Себастьяна Риверу. Молодой человек так нежно улыбался, что Мэрилин показалось, будто это сон. Как давно не видела она его улыбки. Со времени их знакомства на пароходе.
* * *
   До того как сломя голову и пылая негодованием помчаться на «Древо Жизни», Себастьян долго мерил шагами плиточный пол в холле своего дома. Безумный гнев теснился в груди молодого человека, стоило ему взглянуть на клубы дыма, поднимавшиеся со стороны плантации Картайла Ньюсома. Подумать только, сколько несчастий может принести один глупец!
   Себастьян покосился на расстроенное лицо своего помощника Жезуса и снова почувствовал жалость к этому человеку. Он пережил лихорадку и потерял все, что ему было дорого. Поездка на чью-то плантацию и зрелище смерти и страданий наверняка воскресят его грустные воспоминания. Картайлу Ньюсому нет прощения!
   Его упрямство привело к трагедии.
   Себастьян вздохнул. К счастью, на «Регало Вердад» всего несколько случаев заболевания. Да и остальные плантаторы последовали его совету и осушили низину и болота, уничтожив тем самым рассадник болезни. Они внимательно выслушали его советы и сегодня не пожалели, что вовремя приняли меры. Многие благодарили Себастьяна; можно сказать, все, кроме Картайла Ньюсома. Его сын, Карл, мог бы взять дело в свои руки и вести себя как мужчина. Себастьян нахмурился, вспомнив тот день, когда предложил Карлу работу на своей плантации. Лицо молодого человека осветили тогда радость и надежда, благодарность и дружеское расположение, но на смену этим чувствам пришло отчаяние. Карл не мог оставить «Древо Жизни», свои корни, какими бы они там ни были. Себастьян понял его без слов и сказал, что если настанет день, когда Карлу придется уйти с «Древа Жизни», он всегда найдет радушный прием на его плантации.
   В джунглях царила такая тишина, что Себастьяну стало не по себе. Не было слышно пронзительных птичьих криков. Цветы и деревья казались спящими. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение. Ввысь вздымались огромные столбы черного дыма. Как только его конь въехал на плантацию, Себастьян быстрым взглядом оценил ситуацию.
   Не может быть! Больше не существовало того прекрасного золотоволосого ангела из Новой Англии. Вместо него Себастьян увидел грязную, оборванную, черную от сажи ведьму. Некогда золотистые волосы теперь торчали слипшимися прядями. Кусок высохшей лианы свисал с обнаженного плеча девушки. Ярость вскипела в груди Себастьяна, когда он заметил, как это измученное создание поднесло к глазам кровоточащую руку, чтобы заслониться от солнца. У него вырвался негодующий крик. Молодой человек быстро соскочил с коня и едва успел подхватить пошатнувшуюся девушку. Он обнимал обмякшее нежное тело Мэрилин, и волна жалости захлестнула его. Такая же грязная и оборванная Розали Квинс взяла дело в свои руки и дала краткое описание событий, происшедших за последние несколько дней.
   Себастьян взглянул на лицо девушки, которую держал в своих объятиях; осмотрел израненные кровоточащие руки и ноги, немилосердно бранясь. Он быстро дал указание Жезусу, и тот поскакал с поляны так, словно за ним гнались все черти преисподней, и появился вновь через час вместе с экономкой и несколькими индейцами. Держа на руках Мэрилин, Себастьян отдавал приказания как человек решительных действий. Девушку осторожно положили в повозку, а Розали Квинс и Елена устало вскарабкались в нее с помощью Жезуса. Себастьян взял поводья, и повозка двинулась на его плантацию. В этот момент молодой человек был готов убить Картайла Ньюсома. Его ум и тело наполняло сильное враждебное чувство, которому просто не было названия.
   Себастьян вспомнил, как мать говорила ему, что, когда человек влюбляется, ничто в мире не может сравниться с этим чувством. Себастьян мог бы побиться об заклад, поставить на кон свою жизнь, что испытал все возможные чувства. Тогда откуда же взялось это непонятное волнение, завладевшее всеми помыслами и угрожающее поглотить его целиком? Себастьян тщетно пытался найти ответ. Никогда еще он не ощущал себя таким беспомощным. Себастьян украдкой взглянул на девушку, лежавшую на досках повозки у него за спиной. Он снова вспомнил мудрые слова матери о любви и налагаемых ею узах и обязательствах. Ему не хотелось отдавать кому-либо свою душу и сердце. Себастьян вспомнил, как мать говорила ему, что любить – значит полностью принадлежать друг другу. Он же хотел принадлежать самому себе.
   Себастьян выругался про себя и крепче сжал поводья, подгоняя лошадь, плетущуюся по ухабистой дороге. Однако стоны Мэрилин, которую бросало из стороны в сторону, заставили замедлить ход. Наконец повозка остановилась у парадного крыльца. Женщины сразу же занялись девушкой. Они внесли Мэрилин в дом, закрыв дверь перед носом Себастьяна.
   – Ступай, Себастьян. Ты будешь только мешать, – крикнула ему Розали Квинс. – Это женское дело. Иди покури сигару или займись чем-нибудь еще.
   – Сигару? – тупо спросил Себастьян.
   – Господи, Себастьян! Тебе повторить по буквам? Ступай и не мешай нам, – расшумелась Розали. – Если ты нам понадобишься, мы позовем тебя. Даю слово.
   Себастьян кивнул, подчиняясь энергичной миссис Квинс. Он снова почувствовал себя маленьким мальчиком на попечении матери.
* * *
   Бесконечные дни тянулись по-черепашьи и медленно складывались в недели. Мэрилин лежала в жару и бредила. Себастьян извелся и морально, и физически. Он преодолевал бесчисленные мили, меряя шагами веранду. Горло саднило от великого множества выкуренных сигар. Время от времени глаза Себастьяна увлажнялись. «Без сомнения, от дыма сигар», – говорил он сам себе.