Страница:
– Я уверен, что он думал, Отами. Я сообщил Коулмэнам, но не упоминал ни о тебе, ни о малыше.
– Так… хотел Райли, чтобы они не знали. Мы должны уважить его желание. Мои родители уехали. Мать отправилась с отцом в деловую поездку. Они вернутся только в следующем месяце.
– Я могу сообщить им. Ты не должна оставаться одна. Они захотят быть здесь с тобой.
– Адмирал Кингсли, я не одна. Я никогда не останусь одна. Вы забыли. У меня есть сын Райли. Со мной все будет хорошо. Обо мне не нужно волноваться. Я знала, что когда-нибудь это случится. Я не готова, но должна смириться.
Тэд привлек ее к себе.
– Поплачь. Тебе станет легче.
– Я не могу. Может быть, когда-то и смогу. Я должна идти к ребенку. Пора его кормить. Спасибо за то, что пришли. Не останетесь ли на ужин? – Тэд отрицательно покачал головой. Тогда Отами повернулась и вышла из комнаты.
Уходя, Тэд знал, что больше не вернется, что какое-то время не будет появляться здесь. Семья Отами сделает все необходимое. Он будет лишь мрачным напоминанием о Райли, а этого им совсем не нужно. Жизнь должна продолжаться…
– Думаю, это черт знает что такое, когда отцу приходится умолять Военно-морской флот США вернуть ему вещи его погибшего сына. Я написал шесть писем, послал три телеграммы и не получил ни слова в ответ. Должен же быть какой-нибудь крючкотвор, который знает, в чем дело. Я не повешу трубку, пока не получу вразумительного ответа.
– Одну минуту, сэр. Полагаю, майор Генри именно тот человек, который сможет дать вам объяснения. Он говорит по телефону. Вы подождете?
– Подожду. Я уже два месяца жду, – прорычал Мосс. – Конечно, я не вешаю трубку. – Пять минут спустя в трубке раздался щелчок.
– Майор Генри слушает.
Мосс во второй раз повторил сказанное.
– Мистер Коулмэн, вещи вашего сына были отосланы его жене. Таковы правила. Я не могу их изменить, даже для вас.
– Жена! Какая жена? Мой сын не был женат. Ваши идиоты спутали Райли еще с кем-то. Так же, как перепутали приказы о его назначении. Мой сын остался бы жив, если бы не эта путаница. Что вы скажете на это, майор Генри?
– Мне ничего не известно о приказах по поводу назначения вашего сына, но знаю, что лейтенант женился почти два года тому назад на японской девушке, когда находился на Гуаме. Его личные вещи и военная страховка отправлены его жене. Есть еще несовершеннолетний иждивенец, сын. Такая информация поступила к нам после смерти вашего сына. Он был включен в его учетную карточку… мистер Коулмэн, вы слушаете?.. мистер Коулмэн?
Мосс уставился на свой письменный стол.
– Да, я слушаю, майор. Я ничего не знал о его женитьбе. Даже его мать не знала.
– Сочувствую, мистер Коулмэн. Иногда молодые люди поступают странно, оказавшись вдали от дома. Все оформлено надлежащим образом.
– Уверен, что так оно и было, майор. Мой сын никогда ничего не делал наполовину. Не могли бы вы мне сказать, кто эта девушка и где она живет?
Майор дал ему адрес родителей Отами.
– Прошу извинить, если это доставило вам какие-либо неприятности, мистер Коулмэн. Уверяю вас в моем глубочайшем сочувствии.
Мосс глянул на фотографию Райли на своем столе, и взор его затуманился. Как мог мальчик совершить такой предосудительный поступок… жениться на японке, зная, как его отец относится к японцам? Он с такой силой ударил по столу, что застекленная рамка с фотографией упала, и осколки разлетелись по всему полу. Что случилось, черт побери, с его сыном, о котором говорили «вылитый отец»? Японка! Проклятая японка!
Майор Генри сказал, что в Японии живет сын Райли. Нет, во имя Господа, его внук не будет расти в той чертовой дыре, питаться рисом и рыться в отбросах! Он привезет его сюда, вырастит здесь, в Санбридже. Плоть и кровь Райли. Придется научиться жить с тем, что осталось. Может быть, Билли как раз и не хватает нового малыша в доме. Ради ребенка Райли она вернется. Мосс мрачно улыбнулся. В этом он не сомневался.
На следующее утро Мосс отправился в Сан-Франциско. Из Сан-Франциско – рейсом компании «Пан Америкен» до Гуама, а оттуда – в Токио.
Сняв номер в гостинице, Мосс отправился прямо в бар и осушил одну за другой три порции крепкого спиртного. Алкоголь не помог успокоить нервы. Он ненавидел эту землю и каждого японца, живущего на ней.
Швейцар гостиницы флажком подозвал для него такси.
Мосс показал адрес, и брови водителя удивленно взлетели вверх.
– Да, сэр, – сказал он на правильном английском языке.
– Вы понимаете по-английски? – рявкнул Мосс.
– Да, сэр, я четыре года проучился в университете Лос-Анджелеса. Хотите узнать что-нибудь о Японии? – вежливо спросил он.
– Я знаю все, что мне нужно знать о Японии. И не желаю знать больше. Далеко нам ехать по этому адресу?
– Не слишком. Минут пятнадцать, в зависимости от уличного движения.
Помимо своей воли, Мосс не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Если вы учились в университете Лос-Анджелеса, то почему водите такси?
– Япония бедная страна. Трудно свести концы с концами, когда необходимо поддерживать семью. Мне нужно дать образование троим сыновьям, а на это требуется много денег. Такое занятие не наносит урона чести. Вы в первый раз в Японии?
– Нет. Я бывал здесь раньше. Это мой последний приезд, – резко ответил Мосс.
Время от времени водитель поглядывал в зеркальце на мрачное лицо американца. Никогда не доводилось ему видеть столь несчастного человека. Он сосредоточился на управлении автомобилем, предоставив Мосса его тягостным мыслям.
– Почему вы остановились?
– Мы прибыли по нужному вам адресу. Посмотрите номер на воротах. Позвоните в звонок, и кто-нибудь вам откроет. Я привожу сюда многих клиентов.
– Клиентов? Это что, бордель? Похоже на самый настоящий дворец.
– Прошу прощения, сэр. Я понимаю ваши слова, но почему вы думаете, что это бордель? Это дом мистера Садахару Хасегава. Мистер Хасегава владелец трех газет в Токио. Это его городской дом. Может быть, вы ошиблись адресом?
– Нет, адрес правильный. – Мосс заплатил в американской валюте, понимая, что чаевые слишком велики, но не хотел думать о таких мелочах, как цена. Оказавшись перед роскошным домом, он почувствовал неуверенность. Хасегава – то самое имя. Он решительно нажал на кнопку звонка. Ворота распахнулись, и Мосс вошел. Послышался шорох хорошо смазанных петель, Мосс обернулся и увидел, что ворота закрываются. Он оказался в ловушке. Лоб покрылся капельками пота, пока он ждал в холле одного из самых роскошных домов, которые ему когда-либо приходилось видеть. Здесь не стояло никаких дешевых ширм из рисовой бумаги. Тут царили деньги.
Это было похоже на парад. Сначала появился приземистый полный мужчина в сопровождении миниатюрной женщины, вероятно, жены. За ними следовали еще восемь молодых женщин.
Выстроившись в одну линию, они поклонились вслед за толстым коротышкой.
– Добро пожаловать в мой дом, мистер Коулмэн. Пожалуйста, следуйте за мной, я познакомлю вас с моей семьей. – Моссу не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Совсем не этого он ожидал.
Мистер Хасегава сделал Отами знак выйти вперед.
– Это моя старшая дочь, жена вашего сына.
– По какому закону? – жестко бросил Мосс.
– По американскому закону, – тщательно выговаривая слова, произнес мистер Хасегава. – Брак законный. Есть документы, если желаете взглянуть.
– Желаю.
Японец хлопнул в ладоши, и появилась молоденькая служанка. Он что-то спокойно сказал, и девушка семенящей походкой вышла из комнаты, склонив голову, сложив руки перед грудью. Несколько минут спустя она вернулась с документами, и Мосс тщательно изучил их.
– Все верно.
– Хотите посмотреть на вашего внука?
Мосс кивнул. Он ненавидел себя за то, что пристально рассматривал Отами, которая и сама старалась не смотреть в упор на Мосса. Снова мистер Хасегава хлопнул в ладоши, и на этот раз просто кивнул. Служанка вернулась с пухлым розовощеким младенцем. Мистер Хасегава сделал Моссу знак подойти поближе, чтобы получше рассмотреть ребенка.
– Мне, как и моей дочери, кажется, что у ребенка ваш нос. Весьма примечательно.
Мосс почувствовал, что горло у него сжимается. Сын Райли. Можно даже разглядеть сходство в этом мирно спящем малыше. Этого было достаточно.
– Я хочу забрать ребенка в Техас, – холодно заявил он. В мгновение ока Отами оказалась между Моссом и своим сыном. Она не сказала ни слова, но не сводила умоляющих глаз с отца.
– Это невозможно, мистер Коулмэн. Ребенок живет здесь со своей матерью и семьей. Таково было пожелание вашего сына.
– Что вы знаете о желаниях моего сына? Не думайте, что я поверю такой ерунде. Этот ребенок носит фамилию Коулмэн. Его место в Техасе. Не здесь! Никогда он не будет жить здесь!
– Это невозможно. Ребенку нужна мать. Он здесь ни в чем не будет испытывать нужды. Полагаю, что могу сравниться с вами по доходам, если вас это беспокоит. Пожалуйста, не оскорбляйте нас предложением купить ребенка. Таково ваше следующее побуждение, не так ли?
Мосс взорвался:
– Людей не покупают. – Но в глубине души он понимал, что именно это и собирался сказать. – Я подам в суд, – пригрозил он.
– Ваши американские суды не имеют юрисдикции здесь, в Японии… Пожалуйста, мы не хотим ссориться с семьей Райли. Мы можем позаботиться о ребенке. В любое время вы и ваша жена будете желанными гостями в моем доме. Моя дочь станет вашей дочерью. Это честно и справедливо.
– Мне не нужна ваша треклятая дочь. Мне нужен мой внук. Я отсюда без него не уйду.
Отами сделала шаг вперед.
– Мистер Коулмэн, мы с Райли много раз обсуждали это. Он хотел, чтобы ребенок остался со мной. Когда кончился бы срок его службы, он обосновался бы в Японии, так он планировал. Я говорю правду. Так хотел Райли.
– Это вы внушили ему. Как вам удалось? На какие колдовские ухищрения вы пошли, чтобы одурманить моего сына? Райли никогда не согласился бы на такой шаг.
– Если это так, то почему я здесь с моим сыном и почему вы не знали о нашей женитьбе и о вашем внуке? Предполагаю, вам сообщили об этом в военном ведомстве. Сам Райли не хотел, чтобы кто-то в Техасе знал о нас. Это правда, мистер Коулмэн. И я не околдовывала вашего сына. Я влюбилась в него, а он в меня. А наш малыш – мы с Райли обсуждали, как назвать его, – он носит имя Райли и моего отца. Он Райли Садахару Коулмэн.
Это оказалось последней горькой каплей для Мосса. Чтобы его внук не был назван в его честь. Проклятое японское имя, которое он даже не мог выговорить.
Мистер Хасегава приблизился к Моссу.
– Пожалуйста, мистер Коулмэн, не навлекайте на себя позор перед моей семьей. В моих газетах каждый день то один репортер, то другой пишет о безобразном поведении американцев. Ради всех нас не поступайте подобным образом. Вы должны примириться с таким положением. Наш дом – ваш дом, когда бы вы ни пожелали.
– Идите к черту, – грубо рявкнул Мосс, резко повернулся и вышел. Должен же оказаться какой-нибудь способ. В случае необходимости можно было бы и похитить ребенка. Потом он глянул на кованые ворота и понял, что грозит напрасно. Он разбит. Проиграл не только битву, но и войну.
Ничего другого не оставалось, как только думать о перелете домой, который будет длиться восемнадцать часов. В конце концов он решил никому не рассказывать о Райли Садахару. Никто никогда не узнает о его унижении. Пока он жив, никто не узнает.
Билли сознавала, как страдает Мосс, и пыталась утешить его; ей казалось, он обвиняет себя и самолет своей компании в смерти Райли. Мосс не стал разубеждать ее. Доводы оказались просты: если только он ей расскажет, Билли сразу же кинется в Японию обнять внука. А он не мог позволить ей то, в чем отказал себе, – в радости любить сына Райли. Мосс понимал, что проявляет эгоизм. Таким уж он был всегда. С этим он мог жить.
Запершись в своей комнате, Агнес не выдерживала и начинала плакать. Пав жертвой своих собственных деяний, теперь она могла лишь заботиться о его здоровье днем и вынашивать планы его умерщвления ночью.
– Поедем сегодня покататься в машине, Сет. Пора тебе подышать свежим воздухом. И ты совершенно напрасно ежишься, я настаиваю.
– Настаивай сколько угодно. Я никуда не поеду. Выброси это из головы, Эгги, и запомни, что я никуда не выхожу из этой комнаты, здесь мы с тобой и останемся. Принеси мне кофе и почитай газету.
– Не сегодня. Сегодня доктор сказал, что тебе нужно побыть на воздухе. Это предписание, Сет. Доктор сказал, что если ты не будешь делать, что он говорит, то он исключит тебя из числа своих пациентов.
– Пусть попробует. Я прекращу все пожертвования на его больницу, и где он тогда окажется?
Сет поглядывал на Агнес краем глаза. Слишком спокойно она восприняла его отказ. Должно быть, что-то замышляет. Надо бы присмотреться повнимательнее.
Благодаря усердным заботам Агнес и ежедневным визитам врача, постепенно начали появляться признаки улучшения. Каждый день Агнес предлагала Сету проехаться по окрестностям. В тот день, когда он, наконец, согласился, она уставилась на него с удивлением.
– Ну, не стой здесь, – позови кого-нибудь помочь мне разместиться в машине.
Агнес переминалась с ноги на ногу, теребя нитку жемчуга.
– Ты уверен? Почему ты сегодня согласился? Что заставило тебя передумать?
– Этот чертов доктор, вот кто. Он хочет провести какую-то проверку в своем кабинете с этими новомодными штуками. Туда мы и едем. И не вздумай останавливаться в универмагах. Едем в его кабинет и сразу домой. Понятно, Агнес?
– Да, Сет, понятно… Нужно было меня предупредить. Сегодня нет шофера. Мосс забыл какие-то документы и приказал ему привезти их в контору. А я тебя не повезу, не думай.
– Именно об этом я и думаю, старуха, – упрямо потребовал Сет. – Иди, собирайся. Я не хочу краснеть из-за тебя. В голове не укладывается, как женщина может выглядеть так непотребно, как ты. Гордости у тебя совсем нет.
– Есть у меня гордость, Сет. Не заблуждайся на этот счет. Через несколько минут я буду готова. – Она повернулась и вышла из комнаты, расправив плечи и выпрямившись, чего Сет за ней давно не замечал.
Оказавшись в своей комнате, Агнес позвонила по внутреннему телефону и вызвала гараж.
– Я хочу, чтобы вы поехали в город и взяли лекарства, заказанные для мистера Коулмэна в аптеке, – дала она указания. – Возьмите джип, а лимузин оставьте. – Она бросила взгляд на часы. – Лекарства мне понадобятся к полудню, так что поторопитесь.
Агнес положила трубку на рычаг и рухнула на край кровати, глядя в окно, откуда была видна подъездная аллея. Через несколько мгновений за синим джипом взметнулась пыль. Уняв сердцебиение, Агнес надела пальто и спустилась вниз.
Помогая Сету одеваться и выкатывая его коляску по покатому настилу, сделанному рядом с крыльцом парадного входа, Агнес почувствовала, что над верхней губой выступил пот. Сет услышал ее прерывистое дыхание и принялся издеваться:
– Стареем, а, Эгги? Тебе можно и замену найти. Да, в самом деле, я об этом подумываю, Эгги. Отпущу тебя па пастбище, так я и сделаю. А может быть, выгоню вон! – И он гнусно, издевательски захихикал. Руки Агнес сильнее сжали рукоятки кресла. Она довезла его до гаража и подкатила кресло к боковой двери.
– Что ты делаешь, глупая старуха? Ты ведь не протащишь здесь эту колымагу. Иди вовнутрь, открой большую дверь и вкати меня.
Не говоря ни слова, Агнес нарочно протолкнула кресло в боковую дверь и покатила среди автомобилей.
– Дура, легче поместить меня на заднее сиденье отсюда! – Он показал пальцем на противоположную сторону машины.
– Заткнись, Сет. Мы сделаем так или вообще никуда не поедем. А теперь будешь ныть до конца дня или поможешь мне? – Она положила его руку на свое плечо и приподняла. Сет был вынужден пролезть в лимузин.
– Сложи кресло и поставь здесь сзади, рядом со мной, – прорычал он. Чертова дура, все делает шиворот-навыворот. Сет нахмурился и, изловчившись, достал сигару из бокового кармана, откусил кончик и зажег. – Давай, поторапливайся. Не торчать же здесь весь день! – ворчал он между двумя затяжками.
Агнес притворилась, что не слышит. Двигалась она нарочито медленно. Не спеша закрыла дверцу, села за руль и включила зажигание. «Кадиллак» пробудился к жизни.
– Посиди здесь, Сет. Мне нужно кое-что взять в доме. Сейчас вернусь.
– Ради Бога, Эгги, выключи мотор, раз уходишь, или оставь открытыми ворота!
Сет сузил глаза, увидев, что она вынимает из-за солнечного щитка пульт управления механизмом, открывающим ворота гаража.
– Эгги, я сказал, выключи мотор!
– Я сейчас вернусь, Сет. Сиди смирно. Ты не в том положении, чтобы отдавать приказы.
– Что за чушь ты мелешь! – взревел Сет. – Выключи проклятый мотор! Открой ворота! Что, черт побери, ты собираешься сделать? – С удивительной силой и проворством он наклонился вперед и, перебросив руку через спинку сиденья, схватил Агнес. Его крючковатые пальцы вонзились в кожу головы и лишь затем ухватили волосы.
Она отбивалась, пытаясь освободиться. Агнес не ожидала, что старик окажется таким чудовищно сильным. Она хватала ртом воздух. Голос Сета ревом отдавался в ушах. Она нащупывала ногами опору, чтобы устоять против натиска. Он тряс ее взад и вперед, дергая за волосы. Агнес нечаянно задела локтем рычаг коробки передач, приведя автомобиль в движение. «Кадиллак» двинулся вперед, а затем врезался в заднюю стену гаража, сокрушая устроенные там полки. Все, что стояло на полках, рухнуло на бетонный пол. Запасной бак с бензином выскользнул из держателей, и его содержимое расплескалось по полу.
– Смотри, что ты наделала, глупая сука! – завопил Сет. – Ты что, хочешь убить нас обоих?
От этих слов холодок пробежал по спине Агнес. Бензин. Зажженная сигара Сета. Она быстро выключила зажигание, мотор заглох.
– Твоя сигара! Где твоя сигара? – крикнула она. Агнес на четвереньках выбралась из машины и, стоя на коленях, принялась шарить по полу в поисках сигары.
– Ради Бога, Эгги, найди эту чертову штуку. Она, должно быть, выкатилась, когда ты начала свою истерику.
Запах бензина коснулся ее ноздрей. Ручеек собрался лужицей под передней частью машины. Вот она! Агнес потянулась за горящей сигарой – на секунду позже, чем следовало.
– На этот раз тебе это удалось, Эгги! – взревел Сет. И это было последнее, что она слышала.
ЧАСТЬ IV
Глава 35
– Так… хотел Райли, чтобы они не знали. Мы должны уважить его желание. Мои родители уехали. Мать отправилась с отцом в деловую поездку. Они вернутся только в следующем месяце.
– Я могу сообщить им. Ты не должна оставаться одна. Они захотят быть здесь с тобой.
– Адмирал Кингсли, я не одна. Я никогда не останусь одна. Вы забыли. У меня есть сын Райли. Со мной все будет хорошо. Обо мне не нужно волноваться. Я знала, что когда-нибудь это случится. Я не готова, но должна смириться.
Тэд привлек ее к себе.
– Поплачь. Тебе станет легче.
– Я не могу. Может быть, когда-то и смогу. Я должна идти к ребенку. Пора его кормить. Спасибо за то, что пришли. Не останетесь ли на ужин? – Тэд отрицательно покачал головой. Тогда Отами повернулась и вышла из комнаты.
Уходя, Тэд знал, что больше не вернется, что какое-то время не будет появляться здесь. Семья Отами сделает все необходимое. Он будет лишь мрачным напоминанием о Райли, а этого им совсем не нужно. Жизнь должна продолжаться…
* * *
Билли пыталась справиться с горем несколькими способами. Она рисовала и работала до изнеможения. Много времени проводила с Сойер; иногда часами разговаривала с нею, и Сойер рассказывала ей всякие мелочи, которых она не знала о своем сыне. Больше всего утешали ее длинные письма, что она отправляла Тэду, и такие же длинные ответные послания от него. Был также один долгий телефонный разговор по вызову из Токио, длившийся целый час. Заботу Тэда было особенно трудно вынести. В конце, однако, уже она утешала его. Неизвестно откуда у нее брались силы, но она общалась с людьми, управлялась с делами со своей всегдашней энергией. Она должна была выжить.* * *
Мосс Коулмэн положил телефонную трубку себе на плечо, ожидая, когда собеседник выйдет на линию. Его голос, когда он представился, оказался холодным и жестким:– Думаю, это черт знает что такое, когда отцу приходится умолять Военно-морской флот США вернуть ему вещи его погибшего сына. Я написал шесть писем, послал три телеграммы и не получил ни слова в ответ. Должен же быть какой-нибудь крючкотвор, который знает, в чем дело. Я не повешу трубку, пока не получу вразумительного ответа.
– Одну минуту, сэр. Полагаю, майор Генри именно тот человек, который сможет дать вам объяснения. Он говорит по телефону. Вы подождете?
– Подожду. Я уже два месяца жду, – прорычал Мосс. – Конечно, я не вешаю трубку. – Пять минут спустя в трубке раздался щелчок.
– Майор Генри слушает.
Мосс во второй раз повторил сказанное.
– Мистер Коулмэн, вещи вашего сына были отосланы его жене. Таковы правила. Я не могу их изменить, даже для вас.
– Жена! Какая жена? Мой сын не был женат. Ваши идиоты спутали Райли еще с кем-то. Так же, как перепутали приказы о его назначении. Мой сын остался бы жив, если бы не эта путаница. Что вы скажете на это, майор Генри?
– Мне ничего не известно о приказах по поводу назначения вашего сына, но знаю, что лейтенант женился почти два года тому назад на японской девушке, когда находился на Гуаме. Его личные вещи и военная страховка отправлены его жене. Есть еще несовершеннолетний иждивенец, сын. Такая информация поступила к нам после смерти вашего сына. Он был включен в его учетную карточку… мистер Коулмэн, вы слушаете?.. мистер Коулмэн?
Мосс уставился на свой письменный стол.
– Да, я слушаю, майор. Я ничего не знал о его женитьбе. Даже его мать не знала.
– Сочувствую, мистер Коулмэн. Иногда молодые люди поступают странно, оказавшись вдали от дома. Все оформлено надлежащим образом.
– Уверен, что так оно и было, майор. Мой сын никогда ничего не делал наполовину. Не могли бы вы мне сказать, кто эта девушка и где она живет?
Майор дал ему адрес родителей Отами.
– Прошу извинить, если это доставило вам какие-либо неприятности, мистер Коулмэн. Уверяю вас в моем глубочайшем сочувствии.
Мосс глянул на фотографию Райли на своем столе, и взор его затуманился. Как мог мальчик совершить такой предосудительный поступок… жениться на японке, зная, как его отец относится к японцам? Он с такой силой ударил по столу, что застекленная рамка с фотографией упала, и осколки разлетелись по всему полу. Что случилось, черт побери, с его сыном, о котором говорили «вылитый отец»? Японка! Проклятая японка!
Майор Генри сказал, что в Японии живет сын Райли. Нет, во имя Господа, его внук не будет расти в той чертовой дыре, питаться рисом и рыться в отбросах! Он привезет его сюда, вырастит здесь, в Санбридже. Плоть и кровь Райли. Придется научиться жить с тем, что осталось. Может быть, Билли как раз и не хватает нового малыша в доме. Ради ребенка Райли она вернется. Мосс мрачно улыбнулся. В этом он не сомневался.
На следующее утро Мосс отправился в Сан-Франциско. Из Сан-Франциско – рейсом компании «Пан Америкен» до Гуама, а оттуда – в Токио.
Сняв номер в гостинице, Мосс отправился прямо в бар и осушил одну за другой три порции крепкого спиртного. Алкоголь не помог успокоить нервы. Он ненавидел эту землю и каждого японца, живущего на ней.
Швейцар гостиницы флажком подозвал для него такси.
Мосс показал адрес, и брови водителя удивленно взлетели вверх.
– Да, сэр, – сказал он на правильном английском языке.
– Вы понимаете по-английски? – рявкнул Мосс.
– Да, сэр, я четыре года проучился в университете Лос-Анджелеса. Хотите узнать что-нибудь о Японии? – вежливо спросил он.
– Я знаю все, что мне нужно знать о Японии. И не желаю знать больше. Далеко нам ехать по этому адресу?
– Не слишком. Минут пятнадцать, в зависимости от уличного движения.
Помимо своей воли, Мосс не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Если вы учились в университете Лос-Анджелеса, то почему водите такси?
– Япония бедная страна. Трудно свести концы с концами, когда необходимо поддерживать семью. Мне нужно дать образование троим сыновьям, а на это требуется много денег. Такое занятие не наносит урона чести. Вы в первый раз в Японии?
– Нет. Я бывал здесь раньше. Это мой последний приезд, – резко ответил Мосс.
Время от времени водитель поглядывал в зеркальце на мрачное лицо американца. Никогда не доводилось ему видеть столь несчастного человека. Он сосредоточился на управлении автомобилем, предоставив Мосса его тягостным мыслям.
– Почему вы остановились?
– Мы прибыли по нужному вам адресу. Посмотрите номер на воротах. Позвоните в звонок, и кто-нибудь вам откроет. Я привожу сюда многих клиентов.
– Клиентов? Это что, бордель? Похоже на самый настоящий дворец.
– Прошу прощения, сэр. Я понимаю ваши слова, но почему вы думаете, что это бордель? Это дом мистера Садахару Хасегава. Мистер Хасегава владелец трех газет в Токио. Это его городской дом. Может быть, вы ошиблись адресом?
– Нет, адрес правильный. – Мосс заплатил в американской валюте, понимая, что чаевые слишком велики, но не хотел думать о таких мелочах, как цена. Оказавшись перед роскошным домом, он почувствовал неуверенность. Хасегава – то самое имя. Он решительно нажал на кнопку звонка. Ворота распахнулись, и Мосс вошел. Послышался шорох хорошо смазанных петель, Мосс обернулся и увидел, что ворота закрываются. Он оказался в ловушке. Лоб покрылся капельками пота, пока он ждал в холле одного из самых роскошных домов, которые ему когда-либо приходилось видеть. Здесь не стояло никаких дешевых ширм из рисовой бумаги. Тут царили деньги.
Это было похоже на парад. Сначала появился приземистый полный мужчина в сопровождении миниатюрной женщины, вероятно, жены. За ними следовали еще восемь молодых женщин.
Выстроившись в одну линию, они поклонились вслед за толстым коротышкой.
– Добро пожаловать в мой дом, мистер Коулмэн. Пожалуйста, следуйте за мной, я познакомлю вас с моей семьей. – Моссу не оставалось ничего другого, кроме как повиноваться. Совсем не этого он ожидал.
Мистер Хасегава сделал Отами знак выйти вперед.
– Это моя старшая дочь, жена вашего сына.
– По какому закону? – жестко бросил Мосс.
– По американскому закону, – тщательно выговаривая слова, произнес мистер Хасегава. – Брак законный. Есть документы, если желаете взглянуть.
– Желаю.
Японец хлопнул в ладоши, и появилась молоденькая служанка. Он что-то спокойно сказал, и девушка семенящей походкой вышла из комнаты, склонив голову, сложив руки перед грудью. Несколько минут спустя она вернулась с документами, и Мосс тщательно изучил их.
– Все верно.
– Хотите посмотреть на вашего внука?
Мосс кивнул. Он ненавидел себя за то, что пристально рассматривал Отами, которая и сама старалась не смотреть в упор на Мосса. Снова мистер Хасегава хлопнул в ладоши, и на этот раз просто кивнул. Служанка вернулась с пухлым розовощеким младенцем. Мистер Хасегава сделал Моссу знак подойти поближе, чтобы получше рассмотреть ребенка.
– Мне, как и моей дочери, кажется, что у ребенка ваш нос. Весьма примечательно.
Мосс почувствовал, что горло у него сжимается. Сын Райли. Можно даже разглядеть сходство в этом мирно спящем малыше. Этого было достаточно.
– Я хочу забрать ребенка в Техас, – холодно заявил он. В мгновение ока Отами оказалась между Моссом и своим сыном. Она не сказала ни слова, но не сводила умоляющих глаз с отца.
– Это невозможно, мистер Коулмэн. Ребенок живет здесь со своей матерью и семьей. Таково было пожелание вашего сына.
– Что вы знаете о желаниях моего сына? Не думайте, что я поверю такой ерунде. Этот ребенок носит фамилию Коулмэн. Его место в Техасе. Не здесь! Никогда он не будет жить здесь!
– Это невозможно. Ребенку нужна мать. Он здесь ни в чем не будет испытывать нужды. Полагаю, что могу сравниться с вами по доходам, если вас это беспокоит. Пожалуйста, не оскорбляйте нас предложением купить ребенка. Таково ваше следующее побуждение, не так ли?
Мосс взорвался:
– Людей не покупают. – Но в глубине души он понимал, что именно это и собирался сказать. – Я подам в суд, – пригрозил он.
– Ваши американские суды не имеют юрисдикции здесь, в Японии… Пожалуйста, мы не хотим ссориться с семьей Райли. Мы можем позаботиться о ребенке. В любое время вы и ваша жена будете желанными гостями в моем доме. Моя дочь станет вашей дочерью. Это честно и справедливо.
– Мне не нужна ваша треклятая дочь. Мне нужен мой внук. Я отсюда без него не уйду.
Отами сделала шаг вперед.
– Мистер Коулмэн, мы с Райли много раз обсуждали это. Он хотел, чтобы ребенок остался со мной. Когда кончился бы срок его службы, он обосновался бы в Японии, так он планировал. Я говорю правду. Так хотел Райли.
– Это вы внушили ему. Как вам удалось? На какие колдовские ухищрения вы пошли, чтобы одурманить моего сына? Райли никогда не согласился бы на такой шаг.
– Если это так, то почему я здесь с моим сыном и почему вы не знали о нашей женитьбе и о вашем внуке? Предполагаю, вам сообщили об этом в военном ведомстве. Сам Райли не хотел, чтобы кто-то в Техасе знал о нас. Это правда, мистер Коулмэн. И я не околдовывала вашего сына. Я влюбилась в него, а он в меня. А наш малыш – мы с Райли обсуждали, как назвать его, – он носит имя Райли и моего отца. Он Райли Садахару Коулмэн.
Это оказалось последней горькой каплей для Мосса. Чтобы его внук не был назван в его честь. Проклятое японское имя, которое он даже не мог выговорить.
Мистер Хасегава приблизился к Моссу.
– Пожалуйста, мистер Коулмэн, не навлекайте на себя позор перед моей семьей. В моих газетах каждый день то один репортер, то другой пишет о безобразном поведении американцев. Ради всех нас не поступайте подобным образом. Вы должны примириться с таким положением. Наш дом – ваш дом, когда бы вы ни пожелали.
– Идите к черту, – грубо рявкнул Мосс, резко повернулся и вышел. Должен же оказаться какой-нибудь способ. В случае необходимости можно было бы и похитить ребенка. Потом он глянул на кованые ворота и понял, что грозит напрасно. Он разбит. Проиграл не только битву, но и войну.
Ничего другого не оставалось, как только думать о перелете домой, который будет длиться восемнадцать часов. В конце концов он решил никому не рассказывать о Райли Садахару. Никто никогда не узнает о его унижении. Пока он жив, никто не узнает.
* * *
В Соединенные Штаты Мосс вернулся человеком, подавленным горем и наполненным яростью. Удрученный потерей любимого сына, он обратился к виски как к старому другу. Обуреваемый гневом при воспоминании об унижении, пережитом от семьи Хасегава, он погрузился в работу. Мосс понимал, что мог бы иметь внука, пойди он на компромисс; обыкновенная любезность и смирение дали бы в награду единственную частичку Райли, которая осталась в этом мире. Но он ненавидел японцев и опасался их, а относительно ребенка ничего не мог бы предпринять, пока сохранялись все его узы с матерью.Билли сознавала, как страдает Мосс, и пыталась утешить его; ей казалось, он обвиняет себя и самолет своей компании в смерти Райли. Мосс не стал разубеждать ее. Доводы оказались просты: если только он ей расскажет, Билли сразу же кинется в Японию обнять внука. А он не мог позволить ей то, в чем отказал себе, – в радости любить сына Райли. Мосс понимал, что проявляет эгоизм. Таким уж он был всегда. С этим он мог жить.
* * *
Сет созерцал то, что осталось от его мира, лежавшего вокруг в обломках. Через неделю после возвращения сына из Японии он перенес еще два удара один за другим, что сделало его практически беспомощным и полностью зависящим от Агнес. Речь его стала замедленной, но тембр голоса не изменился – он шумел, бранился и подлизывался к ней. Ему ничего не стоило разбудить ее среди ночи, чтобы попить воды. Он чувствовал к ней неприязнь, потому что она была жива, здорова и могла все делать сама. Ненавидел свою ущербность и заставлял Агнес расплачиваться за это, всячески мучая ее и насмехаясь над ней.Запершись в своей комнате, Агнес не выдерживала и начинала плакать. Пав жертвой своих собственных деяний, теперь она могла лишь заботиться о его здоровье днем и вынашивать планы его умерщвления ночью.
* * *
Той весной Агнес решила, что должна вырваться тем или иным способом. В первый же по-настоящему теплый день, когда появилась возможность открыть окна, она привела свой план в действие.– Поедем сегодня покататься в машине, Сет. Пора тебе подышать свежим воздухом. И ты совершенно напрасно ежишься, я настаиваю.
– Настаивай сколько угодно. Я никуда не поеду. Выброси это из головы, Эгги, и запомни, что я никуда не выхожу из этой комнаты, здесь мы с тобой и останемся. Принеси мне кофе и почитай газету.
– Не сегодня. Сегодня доктор сказал, что тебе нужно побыть на воздухе. Это предписание, Сет. Доктор сказал, что если ты не будешь делать, что он говорит, то он исключит тебя из числа своих пациентов.
– Пусть попробует. Я прекращу все пожертвования на его больницу, и где он тогда окажется?
Сет поглядывал на Агнес краем глаза. Слишком спокойно она восприняла его отказ. Должно быть, что-то замышляет. Надо бы присмотреться повнимательнее.
Благодаря усердным заботам Агнес и ежедневным визитам врача, постепенно начали появляться признаки улучшения. Каждый день Агнес предлагала Сету проехаться по окрестностям. В тот день, когда он, наконец, согласился, она уставилась на него с удивлением.
– Ну, не стой здесь, – позови кого-нибудь помочь мне разместиться в машине.
Агнес переминалась с ноги на ногу, теребя нитку жемчуга.
– Ты уверен? Почему ты сегодня согласился? Что заставило тебя передумать?
– Этот чертов доктор, вот кто. Он хочет провести какую-то проверку в своем кабинете с этими новомодными штуками. Туда мы и едем. И не вздумай останавливаться в универмагах. Едем в его кабинет и сразу домой. Понятно, Агнес?
– Да, Сет, понятно… Нужно было меня предупредить. Сегодня нет шофера. Мосс забыл какие-то документы и приказал ему привезти их в контору. А я тебя не повезу, не думай.
– Именно об этом я и думаю, старуха, – упрямо потребовал Сет. – Иди, собирайся. Я не хочу краснеть из-за тебя. В голове не укладывается, как женщина может выглядеть так непотребно, как ты. Гордости у тебя совсем нет.
– Есть у меня гордость, Сет. Не заблуждайся на этот счет. Через несколько минут я буду готова. – Она повернулась и вышла из комнаты, расправив плечи и выпрямившись, чего Сет за ней давно не замечал.
Оказавшись в своей комнате, Агнес позвонила по внутреннему телефону и вызвала гараж.
– Я хочу, чтобы вы поехали в город и взяли лекарства, заказанные для мистера Коулмэна в аптеке, – дала она указания. – Возьмите джип, а лимузин оставьте. – Она бросила взгляд на часы. – Лекарства мне понадобятся к полудню, так что поторопитесь.
Агнес положила трубку на рычаг и рухнула на край кровати, глядя в окно, откуда была видна подъездная аллея. Через несколько мгновений за синим джипом взметнулась пыль. Уняв сердцебиение, Агнес надела пальто и спустилась вниз.
Помогая Сету одеваться и выкатывая его коляску по покатому настилу, сделанному рядом с крыльцом парадного входа, Агнес почувствовала, что над верхней губой выступил пот. Сет услышал ее прерывистое дыхание и принялся издеваться:
– Стареем, а, Эгги? Тебе можно и замену найти. Да, в самом деле, я об этом подумываю, Эгги. Отпущу тебя па пастбище, так я и сделаю. А может быть, выгоню вон! – И он гнусно, издевательски захихикал. Руки Агнес сильнее сжали рукоятки кресла. Она довезла его до гаража и подкатила кресло к боковой двери.
– Что ты делаешь, глупая старуха? Ты ведь не протащишь здесь эту колымагу. Иди вовнутрь, открой большую дверь и вкати меня.
Не говоря ни слова, Агнес нарочно протолкнула кресло в боковую дверь и покатила среди автомобилей.
– Дура, легче поместить меня на заднее сиденье отсюда! – Он показал пальцем на противоположную сторону машины.
– Заткнись, Сет. Мы сделаем так или вообще никуда не поедем. А теперь будешь ныть до конца дня или поможешь мне? – Она положила его руку на свое плечо и приподняла. Сет был вынужден пролезть в лимузин.
– Сложи кресло и поставь здесь сзади, рядом со мной, – прорычал он. Чертова дура, все делает шиворот-навыворот. Сет нахмурился и, изловчившись, достал сигару из бокового кармана, откусил кончик и зажег. – Давай, поторапливайся. Не торчать же здесь весь день! – ворчал он между двумя затяжками.
Агнес притворилась, что не слышит. Двигалась она нарочито медленно. Не спеша закрыла дверцу, села за руль и включила зажигание. «Кадиллак» пробудился к жизни.
– Посиди здесь, Сет. Мне нужно кое-что взять в доме. Сейчас вернусь.
– Ради Бога, Эгги, выключи мотор, раз уходишь, или оставь открытыми ворота!
Сет сузил глаза, увидев, что она вынимает из-за солнечного щитка пульт управления механизмом, открывающим ворота гаража.
– Эгги, я сказал, выключи мотор!
– Я сейчас вернусь, Сет. Сиди смирно. Ты не в том положении, чтобы отдавать приказы.
– Что за чушь ты мелешь! – взревел Сет. – Выключи проклятый мотор! Открой ворота! Что, черт побери, ты собираешься сделать? – С удивительной силой и проворством он наклонился вперед и, перебросив руку через спинку сиденья, схватил Агнес. Его крючковатые пальцы вонзились в кожу головы и лишь затем ухватили волосы.
Она отбивалась, пытаясь освободиться. Агнес не ожидала, что старик окажется таким чудовищно сильным. Она хватала ртом воздух. Голос Сета ревом отдавался в ушах. Она нащупывала ногами опору, чтобы устоять против натиска. Он тряс ее взад и вперед, дергая за волосы. Агнес нечаянно задела локтем рычаг коробки передач, приведя автомобиль в движение. «Кадиллак» двинулся вперед, а затем врезался в заднюю стену гаража, сокрушая устроенные там полки. Все, что стояло на полках, рухнуло на бетонный пол. Запасной бак с бензином выскользнул из держателей, и его содержимое расплескалось по полу.
– Смотри, что ты наделала, глупая сука! – завопил Сет. – Ты что, хочешь убить нас обоих?
От этих слов холодок пробежал по спине Агнес. Бензин. Зажженная сигара Сета. Она быстро выключила зажигание, мотор заглох.
– Твоя сигара! Где твоя сигара? – крикнула она. Агнес на четвереньках выбралась из машины и, стоя на коленях, принялась шарить по полу в поисках сигары.
– Ради Бога, Эгги, найди эту чертову штуку. Она, должно быть, выкатилась, когда ты начала свою истерику.
Запах бензина коснулся ее ноздрей. Ручеек собрался лужицей под передней частью машины. Вот она! Агнес потянулась за горящей сигарой – на секунду позже, чем следовало.
– На этот раз тебе это удалось, Эгги! – взревел Сет. И это было последнее, что она слышала.
* * *
Похороны были скромными и тихими. Ни Билли, ни Мосс не смогли бы выдержать присутствия многочисленной любопытной толпы. Ни Амелия, ни Сьюзан не приехали на погребение. Все концерты расписаны наперед. У Мэгги оказались другие планы. Присутствовали только Билли, Мосс и Сойер. Агнес обрела покой на семейном кладбище рядом с Джессикой. Сета, как он и просил, похоронили в ничем не отмеченной могиле рядом с его старой лошадью, Несси. На маленьком кладбище стоял памятный знак с именем Райли Сета Коулмэна. Останков их сына так и не смогли обнаружить, чтобы доставить их домой. Билли впервые увидела белую мраморную плиту и предалась скорби. Мосс стоял с сухими глазами, устремив взгляд в пространство.
ЧАСТЬ IV
Глава 35
Уход близких – расставание навеки – совершился без единого слова прощания. Райли, Сет, Агнес. Даже внук, бледная замена Райли, которого Мосс вряд ли смог бы полюбить и гордо демонстрировать всему миру, оказался потерян для него из-за непримиримых предубеждений и не ведающей истины гордыни. Мэгги и Сьюзан входили в число потерь, их жизни пошли путями, уводящими в сторону от Санбриджа. Амелия жила в Европе – время и перемены отделили сестру от брата. И единственной утратой, равной потере Райли, была Билли. Хотя дело о разводе и не довели до конца ко времени похорон Сета, он потерял ее.
Общее горе сблизило Мосса и Билли. Он умолял ее вернуться в Санбридж, дать их браку еще один шанс. Билли согласилась, сознавая, что и ей нужна вера в постоянство, и желая разделить эти черные времена с человеком, которого тоже коснулось это горе. Развод был приостановлен. Билли понимала: их брак, что остывший пепел – его уже невозможно воспламенить, но верность прошлому и горькие потери, объединившие супругов, побудили Билли вернуться.
Сначала казалось, их жизнь могла наладиться. Мосс всячески старался влезть в шкуру того мужа, каким он всегда хотел стать. В письме к Тэду, составленном из тщательно подобранных выражений, Билли излагала причины, подтолкнувшие ее к возвращению. Только одна фраза бросилась ему в глаза: «Мы нужны друг другу». Тэд написал ответное письмо с пожеланиями счастья. Билли знала, что ему почти нечего было сказать. Тэд ничего не мог поделать.
Не прошло и года после гибели Райли, как Билли поняла, что ее возвращение в Санбридж ни к чему не привело. Моссу недостаточно было ее одной. Он бродил по дому, как призрак, погрузившись в скорбь и горюя о сыне. Муж отверг все попытки Билли к сближению, предпочитая запираться в кабинете со своими чертежами авиаконструкций, воспоминаниями и бутылкой. Он ликвидировал свою компанию «Коулмэн Эвиэйшн», не желая принимать участие в создании самолетов и приборов по заказам правительства. Мосс заявил, что Райли погиб по вине правительства, но на самом деле знал, что виноват он сам, потому что не смог противостоять требованиям правительственных чиновников. Вот это и раздирало его на части. Мосс выходил из своего кабинета с блуждающим взором, и тяжесть лет давила на его плечи.
Билли переживала и сочувствовала мужу, но помочь ничем не могла. Если она и делила с ним ложе, то это служило лишь временной передышкой. Билли сознавала, что Мосс наказывает сам себя и всех вокруг. Она была ему нужна, и хоть ее собственные желания и потребности оставались неудовлетворенными, Билли продолжала жить в Санбридже, днем работая в мастерской, а ночи проводя в одиночестве в спальне на втором этаже большого пустого дома.
Выпадали дни, когда одиночество становилось таким мучительным, что казалось опасным для рассудка. Оставаться в Санбридже нельзя. Однако она понимала, что у нее есть обязательства по отношению к Моссу… и к прошлому. Оставалось еще и какое-то нежное чувство, но это была не любовь.
Письма, пересылаемые авиапочтой, телефонные разговоры, невысказанные желания и привязанности – вот что стало ее любовью. Тэд был ее любовью. Она знала: стоит лишь шепнуть слово, и он прилетит в ее объятия. Но это единственное, о чем она его никогда не попросит.
Прошло два года, и Билли убедилась, что Мосс больше не желает, чтобы она жила в Санбридже. Он перевел свою контору в Нью-Йорк и более шести недель не появлялся в Техасе. Сойер большую часть времени проводила в школе. Дом стал пустым и одиноким.
Она решила вернуться в Остин, соскучившись по оживленной городской жизни, по звукам людских голосов. Когда она позвонила Моссу в Нью-Йорк, чтобы сказать ему, что хочет вернуться в свою прежнюю квартиру в Остине, то он лишь удивился, что она два года сохраняла ее за собой. Последними словами Мосса были: «Я буду скучать по тебе, Билли, но думаю, так лучше».
Спасением Билли стала работа. Рисунки выплескивались с холстов, и большую их часть принимали в производство. Ее уверенность в себе росла вместе с успехом в делах, но Билли никогда не старалась выдвинуться: она просто хотела радоваться своим достижениям.
Общее горе сблизило Мосса и Билли. Он умолял ее вернуться в Санбридж, дать их браку еще один шанс. Билли согласилась, сознавая, что и ей нужна вера в постоянство, и желая разделить эти черные времена с человеком, которого тоже коснулось это горе. Развод был приостановлен. Билли понимала: их брак, что остывший пепел – его уже невозможно воспламенить, но верность прошлому и горькие потери, объединившие супругов, побудили Билли вернуться.
Сначала казалось, их жизнь могла наладиться. Мосс всячески старался влезть в шкуру того мужа, каким он всегда хотел стать. В письме к Тэду, составленном из тщательно подобранных выражений, Билли излагала причины, подтолкнувшие ее к возвращению. Только одна фраза бросилась ему в глаза: «Мы нужны друг другу». Тэд написал ответное письмо с пожеланиями счастья. Билли знала, что ему почти нечего было сказать. Тэд ничего не мог поделать.
Не прошло и года после гибели Райли, как Билли поняла, что ее возвращение в Санбридж ни к чему не привело. Моссу недостаточно было ее одной. Он бродил по дому, как призрак, погрузившись в скорбь и горюя о сыне. Муж отверг все попытки Билли к сближению, предпочитая запираться в кабинете со своими чертежами авиаконструкций, воспоминаниями и бутылкой. Он ликвидировал свою компанию «Коулмэн Эвиэйшн», не желая принимать участие в создании самолетов и приборов по заказам правительства. Мосс заявил, что Райли погиб по вине правительства, но на самом деле знал, что виноват он сам, потому что не смог противостоять требованиям правительственных чиновников. Вот это и раздирало его на части. Мосс выходил из своего кабинета с блуждающим взором, и тяжесть лет давила на его плечи.
Билли переживала и сочувствовала мужу, но помочь ничем не могла. Если она и делила с ним ложе, то это служило лишь временной передышкой. Билли сознавала, что Мосс наказывает сам себя и всех вокруг. Она была ему нужна, и хоть ее собственные желания и потребности оставались неудовлетворенными, Билли продолжала жить в Санбридже, днем работая в мастерской, а ночи проводя в одиночестве в спальне на втором этаже большого пустого дома.
Выпадали дни, когда одиночество становилось таким мучительным, что казалось опасным для рассудка. Оставаться в Санбридже нельзя. Однако она понимала, что у нее есть обязательства по отношению к Моссу… и к прошлому. Оставалось еще и какое-то нежное чувство, но это была не любовь.
Письма, пересылаемые авиапочтой, телефонные разговоры, невысказанные желания и привязанности – вот что стало ее любовью. Тэд был ее любовью. Она знала: стоит лишь шепнуть слово, и он прилетит в ее объятия. Но это единственное, о чем она его никогда не попросит.
Прошло два года, и Билли убедилась, что Мосс больше не желает, чтобы она жила в Санбридже. Он перевел свою контору в Нью-Йорк и более шести недель не появлялся в Техасе. Сойер большую часть времени проводила в школе. Дом стал пустым и одиноким.
Она решила вернуться в Остин, соскучившись по оживленной городской жизни, по звукам людских голосов. Когда она позвонила Моссу в Нью-Йорк, чтобы сказать ему, что хочет вернуться в свою прежнюю квартиру в Остине, то он лишь удивился, что она два года сохраняла ее за собой. Последними словами Мосса были: «Я буду скучать по тебе, Билли, но думаю, так лучше».
Спасением Билли стала работа. Рисунки выплескивались с холстов, и большую их часть принимали в производство. Ее уверенность в себе росла вместе с успехом в делах, но Билли никогда не старалась выдвинуться: она просто хотела радоваться своим достижениям.