Гаспар развел костер и стал жарить рыбу. Через двадцать минут рыба, вынутая из желудка журавля, перешла в желудки наших друзей.
XXXIV. Электрические угри
– Я могу вас порадовать хорошими вестями, – сказал во время обеда гаучо.
– Какими? – с любопытством спросили спутники.
– Как я и предполагал, краснокожие прошли этой дорогой.
– Ты нашел их следы?
– Да, там, где лошади переходили поток. Я видел их, когда подстерегал журавля. Пока все обстоит хорошо. Нам следует, однако, перебраться на противоположный берег; может быть, мы увидим, в какую сторону индейцы пошли дальше.
Поспешно проглотив свой незатейливый обед, друзья сели на лошадей и направились к броду.
Ручей оказался вовсе не так мелок, как они думали, глядя на расхаживавших по воде птиц. Дело в том, что в русле ручья был слой ила, который выдерживал легкие тела птиц, но грузные лошади с всадниками провалились сквозь этот пласт и должны были идти по брюхо в воде.
Не очень-то приятно было пробираться по липкой тине! Но всадники справились бы с этой задачей, если бы не встретили другое неожиданное препятствие. Едва они достигли середины потока, как вдруг лошадь ехавшего впереди Гаспара остановилась, задрожала и захрапела. За ней остановились и другие. На лице Людвига выразилось удивление. Киприано был в ужасе. Не менее озабочен был и гаучо, потому что знал настоящую причину остановки лошадей.
– Что это, Гаспар? – спросил Людвиг.
– Угри! – ответил гаучо.
– Угри? Ты шутишь, Гаспар? – переспросил юноша недоверчиво.
– Ничуть. Хорошо было бы, если бы это была шутка. На самом деле нам грозит серьезная опасность. Святая Дева! – воскликнул он, почувствовав толчок, как от электрической батареи. – Это электрические угри. Их десятки, сотни, тысячи вокруг нас! Погоняйте лошадей! Старайтесь выбраться из воды или мы погибли!
Юноши начали пришпоривать лошадей. Испуганные животные с трудом повиновались. На них действительно напали гимноты, или электрические угри. Они обвивались вокруг ног, ударяли лошадей по брюху, пуская в ход оружие, которым наделила их природа. Испуганные четвероногие вместо того, чтобы бежать от опасности, продолжали нырять и биться в воде или замирали, как разбитые параличом, тяжело дыша и покрывая воду пеной.
Электрические удары передавались и всадникам. Видя страшную опасность, они понукали лошадей, били, пришпоривали их чтобы заставить выйти из ручья. Борьба между всадниками и их скакунами была ужасной. Наконец гаучо и Киприано удалось выбраться на берег.
– Слава Богу, спасены! – воскликнул Гаспар, чувствуя под собой твердую почву.
Краска сбежала, однако, с его лица, и он снова задрожал, точно под влиянием электрического тока, когда, оглянувшись, увидел Людвига все еще в нескольких метрах от берега – он не мог справиться со своей лошадью. Животное, казалось, потеряло способность двигаться, а юноша сидел в седле в каком-то полузабытье. Гаспар понял опасность положения.
Внезапно счастливая мысль осенила гаучо. Он схватил свое лассо и, взмахнув им в воздухе, набросил петлю на плечи юноши. Людвиг свалился с лошади в воду. Гаспар за веревку вытащил Людвига на берег.
Этим дело не кончилось. Надо было спасти и лошадь. Задача была, конечно, трудная. Сняв лассо с тела юноши и расправив петлю, Гаспар бросил лассо вторично, ловко задев за высокое седло лошади. Умел бросать лассо Гаспар, знал, что надо делать, и его конь. Лишь только всадник бросил лассо, конь поскакал вперед, потянув за собой тяжелое тело безжизненно свалившегося в воду товарища.
Таким образом спаслись и лошадь и всадник. Невидимые опасные существа упустили свою добычу.
– Спасены, слава Богу! – сказал еще раз Гаспар.
XXXV. Под рожковым деревом
Многие заслуживающие доверия путешественники говорят об опасной силе электрических угрей.
Наши путешественники испытали ее на себе. Нападение угрей не прошло бесследно. Лошади продолжали дрожать и приседать, и не было возможности ехать на них дальше. Сами всадники тоже чувствовали слабость, особенно Людвиг. Влияние электрического тока все еще сказывалось на их организме. Волей-неволей пришлось остановиться, как ни досадна была такая задержка.
– В конце концов мы потеряем не особенно много времени, – утешал всегда жизнерадостный гаучо. – Наши лошади и без того устали, шлепая по липкой грязной дороге. Все равно нам пришлось бы отдыхать. Между тем мы нигде не нашли бы лучшего места для привала. Через три-четыре часа солнце сядет. Выехав завтра пораньше, мы наверстаем потерянное время. Лишь бы не встретилось на пути новое препятствие.
Никто не спорил с Гаспаром. Неприятнее всего была остановка для Киприано, но и он видел, что ничего не поделать – надо дать отдых лошадям.
Недалеко от берега на склоне небольшого холма была роща. Должно быть, пыльный вихрь не залетел сюда или дождем смыло всю пыль, только листва деревьев и трава были чистые и блестящие.
– Прелестное местечко для ночлега, – сказал Гаспар.
Когда друзья стали снимать с лошадей седла и сбрую, оказалось, что вьюк со всевозможными дорожными припасами, привязанный к седлу Людвига, исчез – вероятно, упал в воду. С ним вместе исчезли чарки, матэ, хлеб, лук, котелок, все припасы и вся утварь. Друзьям нечего было есть, не в чем вскипятить воду. Идти искать потерянный вьюк нечего было и думать. Даже храбрый Гаспар не решался подвергнуться второй раз нападению гимнотов. К тому же поток был широк. Неизвестно, в каком месте упала ноша. Тяжелые предметы, конечно, пошли ко дну. Бившаяся в воде лошадь, может быть, втоптала их в речной ил. Пришлось примириться с мыслью лечь спать без ужина, хотя Гаспар не терял еще надежды раздобыть чего-нибудь поесть. Может быть, журавли опять придут на рыбную ловлю, и тогда он поймает своим лассо наловившую рыбы птицу.
Путешественники развели костер, чтобы обсушиться, и легли, утомленные дорогой, еще испытывая на себе влияние электрического тока.
Мало-помалу силы вернулись. Даже Людвиг пришел в себя. Ожили понемногу и лошади. Они щипали листья альгаробии, или рожкового дерева, и его бобы – любимую пищу степных лошадей и рогатого скота. В штатах Аргентины спелые плоды этого полезного дерева употребляются и людьми.
– За неимением лучшего можем поужинать бобами альгаробии и мы, – сказал Гаспар, глядя на то, как лошади едят длинные стручки. – Мне не раз случалось есть их во время моих странствий. В некоторых местностях из этих бобов готовят муку и пекут очень вкусный хлеб.
– Можно подумать, Гаспар, что ты путешествовал в Палестине, – сказал Людвиг. – Иоанн-Креститель питался плодами этого дерева и других, подобных ему. Помнишь, в Евангелии говорится, что он питался акридами и медом диких пчел. Многие думают, что он ел действительно насекомых, акрид, и это вполне возможно, так как арабы и другие азиатские и африканские племена употребляют их в пищу. Я же думаю, что под акридами разумеются плоды рожкового дерева, из семейства акации, которое арабы называют кроб, а мы – альгаробией.
Гаспар с удовольствием выслушал этот небольшой доклад. Он радовался, что Людвиг понемногу отвлекается от своих грустных мыслей и начинает интересоваться окружающим. Слушал внимательно и Киприано.
– Я мало знаю о далеких странах, о которых вы говорите, сеньор Людвиг, – сказал гаучо, стараясь поддержать разговор. – Я человек не ученый. Но мне известно, что в областях Сантьяго и Тукуман, где я путешествовал, жители почти исключительно питаются бобами этого дерева. Их едят и богачи, и бедняки, ими же кормят скот. Если Небо не пошлет нам чего-нибудь получше, отлично поужинаем бобами и мы. О, не думайте, что я жду манны небесной, как во времена Моисея. Но мало ли съедобных вещей на равнине Чако! Надо только уметь их найти. Однако длинноногие рыбаки не возвращаются. Должно быть, их очень испугал крик пойманного мной их товарища. Ну, обойдемся сегодня без дичи. Авось к утру журавли проголодаются не меньше нас и снова отважатся на рыбную ловлю.
Гаучо смолк, замолчали и юноши. Всех одолевала дремота. Скоро все смолкло, слышно было только, как хрустят стручки под зубами лошадей.
XXXVI. Беседа о гимнотах
Первый нарушил молчание Гаспар. Решительно, он проголодался.
– Хорошо было бы поймать угря, – сказал он. – Знатный был бы ужин!
– Неужели ты говоришь об электрических угрях, Гаспар? – удивился Людвиг.
– Да, молодой господин.
– И ты стал бы есть их?
– Еще как!
– Разве их едят?
– Если бы вы попробовали сами, то не сомневались бы. Электрические угри, – хотя они и живут в тине и, как говорят, питаются ею, – лакомый кусочек. Только прежде, чем готовить такого угря, следует вырезать ноздреватую часть мяса, благодаря которой он испускает искры.
– Как выглядят эти угри, Гаспар? Я никогда не видел их, – спросил Людвиг.
– Неужели никогда? – удивился Киприано.
– Никогда. Отец рассказывал мне о гимнотах – таково их научное название – я знаю, ими кишат реки Парагвая, но мне не случалось видеть их.
– Я-то часто видел их, – сказал Киприано. – Особенно памятен мне один случай, о котором я до сих пор не рассказывал, но расскажу сегодня, если хотите.
– Пожалуйста, расскажи.
– Слушайте же. Недалеко от деревни, где я родился и жил, пока меня дядя не взял к себе, был пруд. В нем было много угрей. Мы, мальчики, часто забавлялись, бросая в пруд собак и поросят. Нам интересно было смотреть, как животные, очутившись в неприятном обществе, бросались из воды на берег. Раз мы загнали в пруд старую корову и привязали ее веревками к двум деревьям на разных берегах, так что она не могла сдвинуться с места. Долго прыгала она под ударами электрических угрей, наконец, выбившись из сил, не упала в воду и не утонула. Мы только хохотали. Бедное животное! Теперь я понимаю, какие муки оно испытало.
– Ты это называешь неприятным случаем?
– Нет. Меня и моих приятелей ожидало наказание за наши злые проделки.
– Кто вас наказал?
– Учитель. Корова-то была его единственной животиной! Ну и задал же он нам взбучку! Век помнить буду. Право, этого наказания было вполне достаточно без сегодняшнего дополнения.
Когда Киприано кончил свой рассказ, Людвиг попросил Гаспара описать ему угря.
– Электрический угорь похож на простого, – сказал гаучо, – только он, при одинаковой длине, гораздо толще. Спинка его темно-зеленого цвета, горло и брюшко – светлее, с красноватыми пятнышками там и сям, как у ящерицы. Электрические угри меняют цвет в зависимости от возраста, а еще больше от воды, в которой живут, в зависимости от того, проточный ли это ручей или грязный пруд, вроде того, о котором только что рассказывал сеньор Киприано. Есть несколько пород этих угрей. Наиболее опасны те, которые на нас напали, – с широкой головой, большой пастью с острыми зубами, плоским хвостом и парой плавников у шеи. Не приведи Бог встретиться с этими безобразными червями в воде! Впрочем, они не всегда такие злые. Когда мы с хозяином переправлялись через эту реку, мы вовсе их не видели. Должно быть, они выплыли из ила после грозы. Может быть, есть какая-нибудь связь между молнией и электрическими искрами угрей. Сегодня они словно взбесились. А все-таки хотел бы я поджарить одного из этих бешеных угрей! – неожиданно закончил свою речь Гаспар.
– Послушай, Гаспар, разве их едят? – недоверчиво спросил опять Людвиг. – Я никогда не слышал, чтобы их ели или продавали на рынке, как другую рыбу.
– Сотни, тысячи людей едят их. Во многих местах на угрей существует большой спрос. Едят их и европейцы, и краснокожие. Некоторые племена индейцев предпочитают их всякому мясу, дичи и рыбе и специально занимаются их ловлей.
– Как же их ловят?
– Чаще всего копьем. Когда угри выплывают из тины на поверхность воды, подстерегающие их рыбаки вонзают в них копье, как китобои гарпун. Руками угря не возьмешь. Копье привязано к веревке, чтобы угорь не ускользнул. Но тут гарпунщик должен быть осторожен, чтобы веревка не намокла: если только она намокнет, электрический ток пройдет по ней и даст толчок рыбаку. Это удивительно: сухая веревка не проводит тока, а мокрая служит проводником электричества.
– Это и отец мне говорил, – подтвердил Людвиг.
– Странно, – сказал Киприано.
– Я вам скажу кое-что, что еще больше удивит вас, – продолжал Гаспар. – Поверите ли, из такого угря можно добыть искры, как из трута и огнива, и зажечь костер! Говорят, что некоторые рыбы заключают в себе фосфор. Но не всякий знает, что при помощи электрического угря можно зажечь костер.
– Правда ли это, Гаспар? – усомнился Людвиг.
– Правда, сеньор Людвиг. Ваш покойный батюшка при мне произвел этот опыт. Раз, когда мы с ним охотились, мы нашли в тине пересохшего пруда угря. Отец ваш взял проволоку, одним концом ее пощекотал угря, другой засунул в кучку пороха. Порох вспыхнул и поджег сухие листья и хворост сложенного нами костра, на котором мы потом поджарили и самого угря! Ах! Если бы мы могли поджарить угря на нашем костре!
Закончив беседу об электрическом угре, друзья завернулись в просохшие плащи. Уже смеркалось. Журавли так и не вернулись. Путники легли спать на пустой желудок.
XXXVII. Без завтрака
Друзья спокойно спали под рожковым деревом. Только Людвигу снились гимноты. Ему казалось, что они окружают его, тащат в липкую тину, где он задыхается. Он с криком проснулся.
Товарищи спали и не слышали его крика. Убедившись, что это был сон, Людвиг снова закрыл глаза, заснул и спал на этот раз без кошмаров. Утром все трое проснулись свежие и бодрые.
Солнце еще не встало. В тропических странах ночи бывают холодные, и путешественники развели костер, чтобы обогреться. Стряпать им было нечего. Обогревшись у огня, они стали думать о завтраке. На дереве росли стручки, но не в чем было варить их – котел потеряли при переправе. Можно было спечь овощи на горячей золе, но Гаспар все еще не терял надежды раздобыть что-нибудь более питательное. Утром легче всего охотиться на дичь, и он ждал, что вот-вот какая-нибудь птица попадется под выстрел его ружья или в петлю его лассо.
Он не ошибся. Лишь только первые лучи восходящего солнца осветили вершины деревьев, Гаспар заметил вдали крупных птиц. Это были не журавли, а птицы с еще более длинными ногами и шеей – страусы.
– Парочка страусов! – радостно прошептал Гаспар.
Людвиг и Киприано подошли к нему и стали смотреть на приближающихся к ручью и к дереву, под которым укрылись охотники, птиц. Страусы шли медленно и степенно, останавливаясь время от времени пощипать травки или проглотить камушек. Друзья взялись за ружья. К счастью, они были заряжены. Гаспар уже готовился выстрелить, потому что птицы приблизились на расстояние выстрела, как вдруг страус-самец вытянул шею, зашипел, испустил звук, похожий на фальшивую ноту духового инструмента, вильнул хвостом и был таков. За ним последовала и его подруга. Гаучо не мог прийти в себя от изумления: страусы не могли видеть ни его, ни его хорошо укрывшихся за деревом спутников.
– Что могло испугать их? – подумал Гаспар, но тут же понял, что страусов испугал высоко поднявшийся над деревом дым костра. Птицы увидели, что поблизости расположился их злейший враг – человек.
– Проклятье! – воскликнул гаучо. – Напрасно мы развели костер; из-за него мы остались без завтрака. Впрочем, еще посмотрим!
Он заметил, что страусы замедлили шаг и даже совсем остановились. Вот они смотрят на поднимающийся спиралью к небу дымок, смотрят скорее с любопытством, чем со страхом. Наконец они стали снова щипать траву; ни дать ни взять – гусак со своей гусыней. Время от времени птицы, однако, поднимали головы и настораживались: им все-таки казалось, что они не в полной безопасности.
– Ружья нам не понадобятся, – сказал Гаспар. – Страусы напуганы и теперь не подойдут к нам близко. Преследовать же их верхом – значит без особенной пользы потерять целый день. Лучше позавтракать стручками.
Гаучо взглянул на висевшие в изобилии на дереве рожки.
– Э! Придумал, как нам захватить этих двух важно расхаживающих господ! – воскликнул он вдруг.
– Как? – спросил Киприано.
– Притворившись журавлями.
– Журавлями? – удивился Людвиг. – Что это значит, Гаспар?
– А вот сейчас увидите. Сам-то я слишком толстый для того, чтобы подражать такой стройной птице, как журавль. А вот сеньор Киприано как раз подходит для этой роли.
Юноши никак не могли понять, что замышляет гаучо, но они так привыкли верить в его находчивость, что терпеливо ожидали результата его выдумки и на этот раз.
XXXVIII. Подражание журавлю
Не теряя времени, Гаспар принялся осуществлять свой план, и молодые люди скоро поняли, в чем он заключался.
Порывшись в сумке седла, Гаспар вытащил белую как снег тонкую полотняную рубашку с расшитыми грудью и манжетами, которые носят гаучо по праздникам.
– Жаль пускать в ход лучшую мою рубашку, но делать нечего, – сказал он. – Впрочем, что с ней случится? Выстирать и подкрахмалить, и опять она будет парадная. А теперь, сеньор, – обратился он к Киприано, – прошу вас: разденьтесь и наденьте эту рубашку.
Сняв с себя куртку и штаны, молодой парагваец покорно облекся в праздничную рубашку.
Между тем Гаспар достал из своего неистощимого мешка ярко-красный шелковый шарф и обвязал им шею юноши. Потом он вынул из костра холодную обгорелую головню, заострил ее, почернил конец сырым порохом и привязал веревкой к шее Киприано в виде клюва.
Таким образом Киприано преобразился и издали мог сойти за журавля. Индейцы часто пускаются на эту хитрость, чтобы заманить пугливых птиц.
– Отлично! – залюбовался на свое произведение Гаспар. – Вы настоящий журавль, и если сумеете хорошо подражать птице, мы сегодня позавтракаем не стручками, а дичью.
Киприано давно понял, что от него требуется, и спешил испробовать военную хитрость. Он только не знал, какое оружие захватить ему с собой: ружье, болу или лассо, которыми он владел не хуже самого гаучо.
– Ружье было бы вернее, – сказал Гаспар, – но если поблизости есть краснокожие, они придут на выстрел, а нам это вовсе не желательно. Поэтому пользуйтесь лучше болой или лассо.
– Что лучше? – спросил Киприано. – Мне ведь все равно.
– Петля лассо иногда соскальзывает с шеи страуса. Бола, обмотавшись вокруг ноги птицы, мешает ей бежать. Возьмите лучше болу.
Говоря это, он протянул Киприано длинную веревку с двумя шарами – оружием, которым Киприано владел в совершенстве.
Спрятав под рубашкой болу и ружье, Киприано отправился на охоту. Следовало подойти к страусу как можно ближе, чтобы поймать его. Если не удастся набросить аркан, придется убить птицу пулей.
Людвиг и Гаспар смотрели вслед удаляющемуся товарищу. Страусы уже успокоились и мирно бродили по степи. Они приблизились к берегу. Пользуясь этим, мнимый журавль крался вдоль берега, прячась за кустарниками. На минуту он совсем исчез из виду. Страусы еще раньше заметили его, но не испугались, приняв его за такую же длинноногую птицу, как и они сами. Не испугались они и тогда, когда журавль-самозванец появился всего в двадцати шагах от них. Они только удивились, что журавль расхаживает так одиноко.
Но вот журавль сделал странное, совсем не журавлиное движение. Страусы подозрительно подняли головы и удивленно вытянули длинные шеи. Послышалось тревожное шипение. Птицы хотели бежать, но было поздно.
Вокруг ног самца обвилась веревка, что-то ударило его, и он тяжело рухнул на землю.
– Ура! – закричали Гаспар и Людвиг и побежали к страусу, в то время как «журавль» вышел им навстречу из кустов.
– Я мог бы подстрелить и самку, но не хотелось производить шума, – сказал он.
– Зачем нам самка? – ответил гаучо. – Этот красавец дня на два обеспечит нас завтраком, обедом и ужином.
С этими словами он прирезал птицу. Потом друзья сняли запутавшуюся вокруг ног страуса веревку и торжественно потащили огромную добычу к костру. Страус был весом с откормленного теленка.
XXXIX. Страус
Гаспар нарезал несколько ломтиков от филе птицы. Скоро весело затрещал огонь и в утреннем воздухе вкусно запахло жареным.
К завтраку Киприано переоделся в свое платье. За едой речь шла о южноамериканских страусах. Киприано часто охотился на страусов. Людвиг много слышал об этой птице от отца. Но Гаспар знал о птицах много такого, о чем не слыхивали оба юноши. И вот гаучо принялся рассказывать.
– Есть несколько пород страусов, – начал он. – Я лично видел страусов трех пород. Одни из них величиной не больше индюка. У них не особенно длинные ноги, а перья потемнее этих. Они кладут меньше яиц, но яйца эти такие же крупные, как яйца больших страусов. На скорлупе – голубоватые пятнышки. Я видел страусиное гнездо на пути в Буэнос-Айрес, в Патагонии. Климат там холоднее, и страусы этой породы не встречаются в более жарких частях Америки. Наш страус принадлежит к самой крупной породе, которая водится в Чако и избегает стран с прохладным климатом. Третья порода страусов крупнее патагонских и меньше страусов Гран-Чако: она неизвестна ученым натуралистам. Не правда ли, сеньор Людвиг?
– Отец рассказывал мне о маленьких страусах, живущих южнее Рио-Негро и на берегах Магелланова пролива, но никогда не говорил о третьем виде птиц этого семейства.
– Ну, а по-моему, есть три породы страусов, – продолжал Гаспар. – О двух других я знаю мало, а вот эти страусы хорошо мне знакомы. Я охотился на них столько раз, сколько дней в году. Много споров было о том, кладут ли несколько самок яйца в одном гнезде. Я убежден, что да. Я видел своими глазами, как несколько самок подходили в течение дня к одному гнезду, конечно, для того, чтобы положить яйца. Правда, самки довольно беззаботно разбрасывают свои яйца просто так в прерии. Гаучо думают, что самки бросают эти яйца для того, чтобы птенцы, когда вылупятся из яиц, находили себе пищу. Впрочем, эти разбросанные яйца никогда не находят расклеванными, а всегда целыми. Я думаю, что птицы бросают яйца просто потому, что нет поблизости гнезда или потому, что оно уже полно. К тому же на гнезде обычно сидит самец, который не подпускает никого близко.
– Правда ли это, что самец высиживает яйца? – спросил Людвиг.
– Правда. Яиц в гнезде до пятидесяти. Я сам раз сосчитал. Это доказывает, что одна самка не может их положить. Когда она положила бы последние, первые уже испортились бы. Когда самец сидит на гнезде, он так же зол, как старая утка, высиживающая утят, но гораздо опаснее. Один гаучо хотел согнать страуса с гнезда, но был отброшен им с такой силой, словно его лягнул мул. А как свирепо шипит страус, сидящий на гнезде!
– Верно ли, что страусы могут плавать? – опять задал вопрос Людвиг.
– Как лебеди. Впрочем, что я говорю! Плавающий страус вовсе не похож на лебедя. Он плавает под водой, только шея и плечи высовываются из воды. Ужасно смешно видеть стадо страусов, переплывающих реку. Да и вообще страус любопытная птица, и в то же время очень полезная; мы знаем это лучше, чем кто бы то ни было, и должны благодарить Небо за то, что оно привело нам навстречу этого страуса.
Охота на страуса, завтрак, беседа у костра заняли порядочно времени. Солнце стояло высоко на небе. Кончив пир, друзья стали седлать лошадей и готовиться в дальнейший путь.
Они помнили, что цель их путешествия – не забава, а печальная необходимость, и потому спешили. Остатки мяса страуса они привязали вместо потерянного вьюка к седлу Людвига; печень и сердце завернули в листья подорожника и тоже захватили с собой. Гаспар уверял, что этой провизии им хватит на два дня.
Утомленные накануне борьбой с гимнотами, промокшие до костей путники не успели вечером осмотреть местность и отыскать следы преследуемых индейцев. Даже Гаспар не сделал этого и не потому, что забыл, а потому, что рассчитывал сделать это утром, после ночного отдыха. Однако утром они увлеклись охотой на страуса и только теперь, собравшись в дальнейший путь, пошли отыскивать следы похитивших Франческу индейцев.
Юноши вывели лошадей из рощи и спустились с холма к берегу. Долго искать не пришлось. Кроме следов собственных лошадей, они тотчас увидели знакомые следы индейской кавалькады. Но следы эти были видны лишь на откосе берега; дальше в равнине они исчезали все под тем же слоем грязи. Гаспар не унывал однако. У него вырвалось радостное восклицание.
– Нашел дорогу, по которой пошли краснокожие! – ответил он на вопрос Киприано о причине его радости. – Теперь я знаю их путь так же хорошо, как если бы сам ехал с ними.
– Как ты узнал это? – спросил Киприано.
– Подите сюда! – подозвал гаучо молодых людей. – Видите, копыта лошадей направлены вниз по течению потока. Это доказывает, что, переправившись через поток, индейцы поехали по правому его берегу к реке, в которую он впадает. Чего же нам больше? Мы можем преследовать врага дальше.
Киприано и Людвиг были другого мнения. Им хотелось найти следы пони Франчески и, оставив гаучо около лошадей, они пошли их отыскивать. Скоро они действительно нашли несколько следов копыт лошадки. С печалью Людвиг смотрел на них, а у Киприано вырвалось проклятие по адресу похитителей.
Сев на лошадей, они отправились вниз по течению притока к реке. Тут на берегу следы снова исчезли после бури. Но гаучо был уверен, что индейцы проехали именно здесь, и пригласил друзей следовать за ним через низину, покрытую грязью.
Солнце уже скрылось за горизонтом, когда всадники достигли равнины. Их ожидало безотрадное зрелище. Вместо обычной белоснежной скатерти равнину покрывал пласт глины. Проложенной караванами тропинки не было и следа.