Первые три-четыре дня прошли без всяких приключений. Ежедневно проходили они около двадцати миль. Южане скоро освоились с лыжами и скользили по снегу со скоростью трех или четырех миль в час; Маренго и санки не задерживали их: хотя на санках было не менее шестидесяти фунтов, они не представляли большой тяжести для огромного пса, который без особых усилий тащил их за собой. На нем была аккуратно пригнанная сбруя, состоявшая из ошейника со спинным ремнем и постромками, сходящимися сзади у передка саней. В узде не было нужды, так как Маренго сам следовал за мальчиками. Сани состояли из трех гладких и легких досок, соединенных поперечными дощечками. Передок их был слегка загнут кверху, чтобы не закапывался в снег, и к нему-то и прикреплены были постромки. Вещи были так плотно уложены и привязаны к саням, что даже когда сани опрокидывались, они не разваливались и могли быть скоро приведены в порядок. Маренго шел по следам мальчиков, обходя деревья, кочки, камни и другие неровности. Когда путь его пересекал заяц или кролик, он не бросался за ним, понимая, что на него возложены более серьезные обязанности. Каждый вечер мальчики останавливались на берегу какого-нибудь озера или реки, где можно было разложить костер. Воду доставали они из маленькой проруби. Палатку разбивали в защищенном месте.
На пятый день их странствий лес стал редеть, а к вечеру они очутились в местности, где деревья попадались лишь отдельными небольшими группами и были мелкими и хилыми. На следующий день им попадалось еще меньше деревьев, и, когда настало время ночлега, они должны были довольствоваться одними ветками ивы для своего костра. Они были на границе громадной пустыни, Бесплодной земли, занимающей всю северную половину Американского материка от Невольничьего озера до Ледовитого океана на севере и Гудзонова залива на востоке. Название ее как нельзя более подходящее, потому что на всем земном шаре вряд ли найдется более бесплодное и пустынное место, не исключая африканской Сахары. Обе эти пустыни одинаково велики и опасны для путешественников, и как там, так и здесь, люди часто погибают, хотя и от разных причин. В Сахаре они гибнут от жажды, здесь – от голода. Воды здесь более чем достаточно, а где ее нет – снег вполне заменяет ее. Вся страна состоит из холмов и скал гранита, гнейса и других первичных пород, покрытых тощим мхом, лишаями, редкими ивами по берегам рек и низкорослыми березами, серыми соснами в несколько дюймов высотой, часто даже стелящимися по земле. Между скалами пролегают долины, в глубине которых непременно лежит озеро или протекает река, зимой трудно различимая под своим снежным покровом. Нигде не видно ни малейшего признака жизни. В воздухе ни звука; весь мир кажется вымершим и покрытым холодным саваном.
Среди такой природы и очутились наши путешественники на седьмой день своего странствования. Они не раз слыхали о Бесплодной земле, об опасностях и лишениях, которым подвергаются путешественники, попавшие туда, но действительность оказалась еще ужаснее. По мере удаления от лесных областей их опасения, вызванные видом безотрадной пустыни, все увеличивались. Они были серьезно озабочены, так как не имели понятия о величине этого бесплодного пространства, лежащего на их пути. Рассчитав свою провизию, они нашли, что запасов хватит им на месяц. Это отчасти успокоило их. Но мысль, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство или трудности путешествия могут задержать их, не переставала тревожить их. С каждым днем местность становилась более дикой и гористой. Им приходилось делать большие крюки, чтобы обойти попавшиеся на пути пропасти и горы. И теперь они делали в день не более пяти миль.
Несмотря на все эти трудности, они, по всей вероятности, благополучно перебрались бы через пустыню, если бы не неожиданный несчастный случай, который не только разбил все их расчеты и предположения, но подверг их самих серьезнейшей опасности.
Глава XXX. БЕСПЛОДНАЯ ЗЕМЛЯ
Бесплодная Земля не вполне лишена жизни. Даже зимой, когда трудно представить себе, что какое-либо живое существо в состоянии найти там пропитание, тут есть свои обитатели. Природа отлично приспосабливает животных к окружающей среде, и те из них, которые обитают в пустыне, наверное, погибли бы в более благоприятных условиях. Мы видим нечто подобное и среди людей: переселите эскимоса из его снежных ледяных пространств в теплую, цветущую Италию – вряд ли будет он доволен переменой!
Вместе с некоторыми другими зверями волки остаются на зиму на Бесплодной земле. Чем они существуют, питаются – составляет загадку даже для натуралистов. Правда, иногда попадаются им какие-то животные, но встречаются волки и в тех местах, где нет ни малейшего следа какого-либо другого живого существа.
Волки – самые распространенные животные на земном шаре и водятся почти повсеместно. В Америке они встречаются во всех трех поясах, начиная с мыса Горн до самых северных пунктов, исследованных человеком. Они составляют обычное явление в тропических лесах Мексики и Южной Америки. Живут они и в лесах, и в долинах, и всюду чувствуют себя как дома. В Северной Америке известны две разновидности волков: степной, или лающий волк, о котором мы уже говорили, и обыкновенный, или большой волк. Этот последний, в свою очередь, подразделяется на многие разновидности, отличающиеся величиной, мастью и отчасти сложением. Нрав у всех общий, так что даже возникает вопрос, не являются ли эти отличия у волков случайными, а не постоянными. Некоторые отличия бесспорно случайные, так как в одной и той же семье иногда водятся волчата разной масти; но исследователи последнего времени нашли в Скалистых горах и около них одну или две разновидности, совершенно отличающиеся от обыкновенного американского волка; из них темный волк гораздо крупнее обыкновенного.
Последний, говорят, похож на европейского волка больше других американских волков, которые вообще очень отличаются от своих европейских собратьев. Волки северных широт Америки имеют более короткие уши, морда и лоб их шире, и вообще они крепче и сильнее европейских. Их мех тоньше, гуще и длиннее, хвосты пушистые, лапы более широкие. Европейский волк, наоборот, отличается худобой, имеет острую морду, длинные челюсти, высокие уши, длинные ноги и очень узкие лапы. Быть может, впрочем, различия в их сложении появились вследствие различия условий, в которых они живут. Так, более густая шерсть американских волков зависит от более сурового климата территории Гудзонова залива, где они обитают, а широкие лапы позволяют им лучше держаться на снегу. Волки, встречаемые в южной части американского материка, более походят на пиренейских волков, и автору самому случалось видеть в лесах мексиканских волков, имевших тот же худощавый и трусливый вид. Было бы крайне интересно сравнить волков северных частей Америки с волками Сибири и Лапландии и посмотреть, не обладают ли они одинаковыми особенностями; этот пункт еще не выяснен натуралистами, и, быть может, читатель сам как-нибудь займется этим.
Что касается масти, то волки обоих материков очень различаются в этом плане. В одной Северной Америке их насчитывают более полудюжины, как, например: серый волк, обыкновенный, белый, коричневый, темный, пестрый и черный. Есть также желтые, красные и кремовые. Смотря по местности, преобладает та или другая разновидность; черные волки водятся во многих местах в изобилии; белые встречаются большими стаями. Волки одной и той же масти бывают разной величины и, что особенно странно, смотря по величине, водятся в той или другой местности. Самые большие из них имеют около шести футов в длину, включая хвост, и около трех футов в холке, вместе с торчащим мехом. Хвост обыкновенно составляет около трети всей длины.
Характером и повадками американский волк очень похож на европейского. Он тоже хищник, пожирающий всех маленьких зверьков, которые только попадутся ему. Он нападает на оленей и лисиц, поедает даже индейских собак, несмотря на то, что это его близкие родичи, и их часто принимают за волков. Но и этого недостаточно: в крайности они пожирают даже друг друга. Они обладают лисьей хитростью и, подобно лисице, трусливы и хитры; но, понуждаемые голодом, становятся храбрыми, и были случаи, что они нападали даже на людей.
Американские волки живут в норах с несколькими выходами. Обыкновенно они имеют от пяти до восьми волчат.
За время путешествия по Бесплодной земле мальчики много раз наблюдали их. Это были преимущественно серые волки, очень крупные. Иногда их было сразу штук пять или шесть, и они, по-видимому, провожали мальчиков, так как каждый вечер, когда их вой раздавался невдалеке от лагеря, путешественники узнавали в них тех волков, которых видели днем. Наши герои не старались убить их, отчасти потому, что не нуждались в их мясе и шкурах, отчасти оттого, что их боевые запасы сильно уменьшились, и им нельзя было бесцельно тратить их. Волки поэтому подходили очень близко к лагерю и выли всю ночь напролет. Очевидно, они надеялись на будущее, так как в настоящем не было ничего, что бы могло их привлекать: с самого начала странствия мальчики не убили ни одного животного и не оставляли позади себя ни кусочка пищи.
Однажды вечером путешественники расположились лагерем у склона хребта, через который они только что перевалили. У них не из чего было разложить костер, и они просто выгребли снег с того места, над которым поставили палатку и разложили на земле шкуры. Так как палатка была очень маленькая, то сани с припасами всегда оставались снаружи, у входа, под охраной Маренго, что считалось достаточной гарантией от волков и других хищников, бродивших вокруг.
В описываемый вечер санки стояли на обычном месте, собака была отпряжена, и один или два мешка пеммикана лежали открытыми, так как мальчики еще не ужинали. Шагах в двухстах от них протекала маленькая речонка, к которой Базиль и Франсуа отправились за водой. Один захватил с собой топор, чтобы прорубить лед, другой нес ведро. Подойдя к берегу, они насторожились. На свежевыпавшем снегу видны были двойные линии маленьких точек, шедших в разных направлениях и имевших вид следов какого-то животного. Сначала они усомнились в этом, так как им никогда не приходилось видеть таких мелких следов: следы обыкновенной мыши раза в два больше их. Но, всмотревшись хорошенько, они различили отпечаток пяти маленьких пальцев с когтями на концах; не оставалось никакого сомнения, что какое-то крохотное живое создание недавно побывало в этом месте. Мальчики остановились и огляделись кругом: на всем снежном пространстве не было ни пятнышка, которое выдало бы присутствие зверька.
– Быть может, это была птица, – сказал Франсуа.
– Не думаю, – возразил Базиль, – следы не похожи на следы птицы. Вернее, это животное, ушедшее под снег.
– Но я не вижу ни малейшего углубления в снегу. Давай поищем его.
Они пошли по следам и вскоре наткнулись на стебель высокой травы, возвышавшейся над снегом. Вокруг него частью от ветра, частью вследствие таяния снега, образовалась маленькая ямка. Было очевидно, что зверек спускался вниз под снег около этого стебля. Мальчики заметили и другие следы, удалявшиеся от травы, что доказывало, что животное должно было таким же путем подниматься наверх. Очень заинтересованные своим открытием, они позвали Люсьена и Нормана, которые не замедлили явиться в сопровождении Маренго. Люсьен сразу объявил, что следы принадлежат крохотной землеройке, самому маленькому четвероногому, встречающемуся в Америке. Их, очевидно, было несколько штук, так как видны были другие точки на снегу, и верхушки многочисленных стеблей травы возвышались над поверхностью, каждый с ямкой у основания, через которую землеройки могли спускаться и подниматься.
Норман, и раньше видавший этих животных, посоветовал в полной тишине подождать некоторое время, надеясь, что какой-нибудь зверек выйдет на поверхность. Мальчики сбились в кучу и безмолвно и неподвижно наблюдали за стеблями. Скоро показалась головка не больше горошины, за ней последовало тельце, не превышавшее своим размером крупный крыжовник. Оно кончалось хвостиком длиною в дюйм, суживающимся к концу, как у мышей. Крохотное создание было покрыто густым гладким мехом, сверху коричневым, с боков и на брюшке более желтым. Сидя на ровной поверхности снега, землеройка представляла довольно своеобразное зрелище.
Мальчики шепотом совещались о том, как поймать ее, как вдруг Маренго, которого до тех пор сдерживал Базиль, неистово залаял и, вырвавшись от хозяина, бросился к лагерю. Все удивленно посмотрели ему вслед и, к своему ужасу, сразу поняли его странное поведение. Вокруг палатки и подле входа в нее виднелись волки. Они торопливо прыгали и тормошили что-то на земле. Это были мешки с пеммиканом, частью уже съеденным ими, частью рассыпанным по снегу.
Мальчики с неистовым криком бросились к палатке. Маренго уже был среди волков и вцепился в одного из них. Не подоспей мальчики вовремя, он, конечно, погиб бы. Но те были уже близко, и испуганные волки обратились в бегство. К ужасу мальчиков, каждый уносил в пасти по мешку пеммикана, что нисколько не замедляло их бег.
– Мы погибли! – воскликнул в отчаянии Норман. – Все наши запасы потеряны!
Он был прав. В следующее мгновение волки исчезли по ту сторону хребта и, несмотря на то, что мальчики схватили ружья и бросились за ними, они не настигли ни одного из них.
У них не оставалось ни крошки пеммикана, только то, что было разбросано по снегу пировавшими волками. Пришлось лечь спать без ужина, и голод, соединенный с неотступной мыслью о грозящей голодной смерти, совершенно лишил их сна.
Глава XXXI. КАМЕННЫЙ ЛИШАЙНИК
Они поднялись на рассвете. Тревога и голод одолевали их; у них не было ни кусочка съестного. Кругом – ни одного живого существа, ничего, кроме безбрежной снежной поверхности с торчащими кое-где голыми скалами. Даже волки, и те отстали, точно зная, что им нечем больше поживиться.
Положение путешественников было поистине ужасно: им предстояло, быть может, еще много дней идти по этой пустыне, не находя себе ни малейшего пропитания. Они сознавали, что не в состоянии выдержать и нескольких дней, так как уже теперь чувствовали мучительные приступы голода – уже сутки провели они без еды, волки накануне прервали их приготовления к обеду. Оставаться на месте было бесполезно. Они сложили палатку и немедля пустились в путь. Уменьшившаяся тяжесть их ноши мало утешала их. Они несли теперь только заряженные ружья, так что их шествие напоминало охотничью экскурсию. Они даже шли не прямо перед собой, а, завидев группу ив или какую-либо неровность почвы, делали крюк и осматривали ее в надежде найти хоть какую-нибудь дичь. Но за весь день им не удалось увидеть ни одного живого существа и пришлось и вторую ночь встретить голодными.
Человек может провести много дней без еды, не умирая с голоду, но никогда страдания не достигают той силы, как на третий или четвертый день. Потом голодающий делается все слабее, но уже не страдает так сильно. На третий день страдания мальчиков достигли высшей степени. Они начали жевать куски кожаной палатки и одеял. И хотя на время это как бы успокоило их голод, но сил им не прибавило.
И вот взоры всех все чаще обращались к Маренго. Верный пес не отличался особенной упитанностью: сани и скромные порции очень уменьшили его вес, так что легко можно было пересчитать ребра. Но, несмотря на то, что мальчики согласились бы многое вытерпеть прежде, чем принести его в жертву, голод становился все нестерпимее, и даже Маренго, собака старая и, вероятно, жесткая, начинал казаться им желанной пищей.
Было около полудня. Они поднялись так же рано, как и в предыдущий день. Усталые и ослабевшие, они медленно двигались вперед. Маренго еле тащил сани, так как ослабел не менее мальчиков. Базиль видел голодные взгляды, бросаемые его товарищами на Маренго, и, хотя никто и словом не обмолвился о том, что было у каждого на уме, он отлично понимал их. Он видел угнетенный вид обыкновенно веселого Франсуа, серьезность и сосредоточенность Нормана, бледные щеки и ввалившиеся глаза его любимца Люсьена, и долг его по отношению к товарищам поборол его привязанность к верному псу.
– Мы должны убить его, – сказал он, внезапно останавливаясь и указывая на Маренго.
Остальные тоже остановились.
– Это, пожалуй, единственное, что нам осталось! – сказал Норман, внимательно окидывая взором окрестности.
Франсуа тоже согласился.
– Лучше повременить, – сказал Люсьен. – Что касается меня, я свободно пройду еще миль пять.
И он сделал усилие, чтобы выпрямиться и казаться сильным и храбрым. Но Базиль отлично видел, что все это было вызвано лишь порывом великодушия.
– Нет, – сказал он, – нет, мой милый Люсьен, нам надо убить его. Ты совсем ослабел.
– Глупости, Базиль, ты ошибаешься, – возразил тот. – Я отлично могу идти дальше… Ну, хорошо: видите те скалы? Они милях в трех от нас и лежат на нашем пути. Давайте отсрочим смерть Маренго до них. Если мы и до тех пор ничего не найдем, тогда…
И Люсьен, взглянув на собаку, смотревшую ему в глаза, не мог закончить фразу. Она точно понимала, о чем шла речь, и жалобно переводила глаза с одного мальчика на другого. Все с радостью согласились на предложение Люсьена и, взвалив на плечи ружья, продолжали путь.
Люсьен нарочно сказал, что до скал три мили: их было полных пять, а мальчики увеличили их до десяти, так как, еще надеясь найти какую-нибудь дичь, осматривали все встречные кусты. После двух часов утомительного пути они достигли скал, не встретив ни птички, ни четвероногого.
– Мы пройдем эти скалы! – воскликнул Люсьен слабым голосом. – Скалы должны были быть границей, но ведь мы не определили, какая именно их сторона. Так перейдем их, они не должны далеко тянуться!
Подбодренные словами Люсьена, мальчики начали пробираться сквозь скалы по обледенелым тропинкам. Они не прошли и нескольких шагов, как радостный возглас Нормана заставил их остановиться. Не видно было никакого живого существа. А между тем и вид его, и голос свидетельствовали о большой радости.
– В чем дело? – спросили они его.
– Каменный лишайник! – отвечал он.
– Лишайник…
– Да, – ответил Норман, указывая на одну из скал прямо перед собой и в то же время быстро направляясь к ней. Остальные подошли к нему и поняли, о чем говорил Норман. Это было черное сморщенное вещество, очевидно, растительного происхождения, сплошь покрывавшее скалу. Люсьен, как и Норман, знал его, и радость озарила его черты. Что касается Базиля и Франсуа, они ожидали, чтобы товарищи объяснили им, каким образом какой-то лишай мог помочь им в их тяжелых обстоятельствах? Люсьен объявил им, что то, что они теперь видели перед собой, был лишайник такого вида, который в состоянии поддержать человеческое существование. Норман подтвердил его слова и прибавил, что не только индейцы и эскимосы, но и многие путешественники питались этим веществом в продолжение долгого времени и тем избавлялись от голодной смерти. Этих лишайников существует не менее пяти или шести разновидностей. Все они съедобны, но только один из них приятен на вкус. К сожалению, мальчики нашли другую разновидность, так как вкусный лишайник растет на скалах, покрытых лесом, и редко попадается на пустынных пространствах. Тем не менее она была съедобна, и мальчики с рвением начали отдирать ее от скалы. Затем возникло новое затруднение. Лишайник требует варки, а у них не из чего было развести огонь. Вокруг не видно было ни деревца, ни кустика. Итак, их положение нисколько не улучшилось. Что могут они поделать с сырой массой лишайника, который в сыром виде ничем не лучше сухой травы? Вдруг у них блеснула мысль воспользоваться санками. Конечно, костер будет очень маленький и дров хватит лишь на один раз; но и это было лучше, чем ничего. Маренго ничего не имел против того, чтобы мальчики сожгли его санки; всего за несколько часов до того они чуть не послужили для приготовления самого Маренго. Санки уже хотели было ломать, как возглас Базиля, перешедшего на другую сторону скалы, остановил их.
На некотором расстоянии от них он увидел группу ив, за которыми тотчас отправились Базиль и Франсуа. Норман же и Люсьен остались подготавливать лишайник к варке.
Посланные скоро вернулись с большими охапками веток, и мальчики раздули огонь. Лишайник вместе со снегом, так как поблизости не было воды, был положен в котелок и подвешен над огнем. После часовой варки он превратился в мягкую клейкую кашу, которую Норман по вкусу делал то гуще, то жиже, прибавляя лишайника или снега. Затем они сняли котелок с огня и с жадностью набросились на пищу. Несмотря на то, что смесь эта была не особенно вкусна, мальчики очень скоро уничтожили все, что было сварено. Аппетит их не был удовлетворен, но желудки наполнились, и состояние их перестало быть столь мучительным. Норман сказал, что вкус лишайника очень выигрывает, если добавить мяса, но ведь мяса неоткуда было взять. Индейцы варят его с рыбой, добавляют в него икру и очень любят это блюдо.
Путешественники решили провести хоть одну ночь под этими скалами и разбили палатку. Костра они не раскладывали, так как ив было очень мало и они хотели приберечь их для варки лишайника. Они постелили оленьи шкуры внутри палатки и, забившись в нее, старались по возможности согреть друг друга.
Глава XXXII. ПОЛЯРНЫЙ ЗАЯЦ И БЕЛАЯ СОВА
Разбуженные голодом, они поднялись рано. Снова раздули огонь и приготовили новую порцию лишайника, когда вдруг до их слуха долетел знакомый крик птицы. Они подняли головы и увидели на скале пепельную ворону, которая, несмотря на свое название, в сущности, есть не что иное, как сойка. Она наименее красивая из всех разновидностей сойки, бледно-серого цвета и очень неграциозна. Перья ее скорее похожи на волосы, а голос нисколько не искупает общей непривлекательности. Обыкновенно крик ее жалобный и пискливый, хотя иногда она подражает голосам других птиц. Она охотно посещает селения, и нет ни одной станции или форта на северной территории, где бы она не была известна. Но она далеко не желанный гость, так как, подобно своей родственнице, обыкновенной сороке, любит воровать и по целым дням следует за охотником, расставляющим свои капканы, для того чтобы, как только он удалится, похитить приманки. Она часто таскает из фортов и лагерей разные мелкие вещицы и притом настолько смела, что иногда входит в палатки и вытаскивает оттуда пищу и даже посуду, в которых та находится. Тем не менее путешествующие по этим негостеприимным местам очень любят ее: как только они расставят палатку, – серая ворона уж тут как тут, и посещение ее в стране, где все живое старательно избегает человека, особенно приятно одинокому путнику.
Путешественники наши уже не раз видели этих птиц у себя в лагере и всегда дружески принимали их. На этот раз, впрочем, радость их имела другое основание: птица была обречена на смерть. Франсуа уже схватился за ружье, но был остановлен Норманом. Он заметил другую ворону, прыгавшую недалеко от них, и боялся, что звук выстрела испугает ее, а ему хотелось застрелить обеих.
Скоро подоспела и та ворона, и обе, перебираясь с камня на камень, добрались до палатки. Одна уселась на ее верх, другая же села на край котелка, висевшего над огнем, и внимательно смотрела на него, точно желая разглядеть его содержимое.
Франсуа выстрелил сначала в сидевшую на палатке, затем уже на лету убил и вторую. Их сразу же ощипали и бросили в котел. Обе весили вместе не более шести-семи унций, но и это что-нибудь да значило в их положении; вороны вместе с лишайником составили неожиданно вкусный завтрак.
Лишайников больше не было видно; мальчики напрасно обыскали все окрестные скалы и нашли лишь такое ничтожное его количество, которого не хватило бы даже на один раз. Поэтому было решено, не теряя времени, двинуться дальше, и скоро они снова очутились среди снежной пустыни. Опять прошел целый день, а им не попалось ни единого живого существа, ничего съедобного, даже ни кусочка лишайника. Вечером они расположились лагерем на открытой равнине, без единого дерева или скалы, могущей защитить их.
Вопрос о Маренго был снова поднят на следующее утро. Как и в предыдущий раз, Люсьен вступился за него. Он опять предложил поискать счастья у видневшегося холма и лишь в случае неудачи пожертвовать Маренго. Остальные согласились с его мнением, и мальчики снова пустились в путь.
Дорога до холма показалась им чрезвычайно длинной и тяжелой: они все были утомлены и голодны. И до самого холма они не встретили ни одного живого существа.
– Скорее на холм! – вскричал Люсьен слабым голосом, подбадривая товарищей.
Они взобрались на холм. Маренго медленно плелся за ними, усталый и печальный. Он как будто предчувствовал свою судьбу.
Наконец они были наверху. Вершина холма представляла собой небольшое плоскогорье, приблизительно ярдов триста в диаметре, и была покрыта толстым слоем снега. Над ним кое-где высились головки засохших трав. Ничего живого не было видно: птицы и землеройки, и те не укрылись бы от взоров мальчиков на этой гладкой поверхности. Одного взгляда на нее достаточно было, чтобы убедиться в полнейшей необитаемости этой местности.
Они остановились, не будучи в силах продолжать путь. Маренго тоже добрел до вершины и стоял немного в стороне от них, запряженный в санки.
– Ты должен сделать это! – хрипло сказал Базиль Норману, не глядя на него. Люсьен и Франсуа подошли к краю холма и как будто смотрели вниз. У всех был удрученный вид, а Франсуа старался незаметно смахнуть со щеки слезу.