Мазин Александр Владимирович. Белый Клинок

   Спустя полчаса юноша уловил какой-то необычный звук. Он шел оттуда, куда вела тропа. Звук этот нарастал и постепенно превратился в оглушительный рев. Несмех представил себе существо, способное издавать подобный звук, и ему стало не по себе. Здесь, в Лоне, он готов был увидеть кого угодно, даже демона.
   Но Хозяева Реки не проявляли беспокойства. Краб продолжал бег, охотники высматривали лишь ближнюю опасность.
   Несмех увидел источник шума, когда краурх вдруг выскочил на край пропасти и остановился как вкопанный.
   Внизу текла река. Настоящая река, не меньше ста шагов шириной. Выше по течению русло ее образовывало уступ, с которого рушились с грохотом сверкающие на солнце потоки воды. А у подножия этой великолепной стены кипела, рвалась, рычала обезумевшая стихия. И тем восхитительней было небольшое озерцо, идеально прозрачное, гладкое – в десятке локтей от кипящих бурунов. На противоположной оконечености озера широкой, спокойной, небесно-голубой лентой переливалась вода. Серебряные нити вплетались в нее там, где подступали к поверхности верхушки подводных камней.
   Вода перетекала-перекатывалась через край каменной чаши и вновь вскипала, падая, вихрясь, пенясь в узком глубоком русле.
   Юноша был потрясен неистовством, уподобившим целую реку горному потоку. И еще больше – единением зеркальной глади озера с ревущей стеной водопада.
   – Мы зовем ее – Беглянка! – произнес Натро.– Но есть и другие имена!
   – Кормилица! – Это было первое слово, которое произнес Слушающий. Несмех оглянулся: маленький человек сидел с невозмутимым видом.
   – Один из тех, кто знает прошлое,– продолжал Натро,– называл ее Рекой Мага. Он говорил: некогда великий маг остановил ее, чтобы вложить в поток часть своей мощи. У прекрасного всегда много имен!
   – Она пугает меня! – признался Несмех.
   – Вода гневается, когда теряет опору,– заметил Натро.
   – И берет жизни тех, кто ее боится! – вставила Эйрис.
   – Такова природа воды,– подтвердил Натро.– Любой воды.
   Краурх опустился на брюхо, и охотники один за другим спрыгнули наземь.
   – Идем, Несмех! – Натро взял юношу за руку.
   Эйрис собиралась последовать за ними, но отец знаком приказал: останься!
   Вдоль края пропасти, вверх, вела тропинка. Она петляла между каменными зубьями и ребрами склона, огибала выпирающие лбы, иногда приближаясь вплотную к самому обрыву.
   Натро поднимался вверх не слишком быстро, но не замедлял шага ни на крутых осыпях, ни там, где приходилось прыгать с одного валуна на другой. Казалось, ему безразлично, что под его ногами: относительно ровный отрезок, поросший густой желтой травой, или осыпающаяся круча. При этом он с неутомимой силой тянул Несмеха, без видимого труда вздергивая того на валуны в три локтя высотой. Несмех подумал: перестань он двигать ногами, Натро этого просто не заметит. И поразительно было то, что кишащая живностью тропа в пяти-шести шагах перед ними была совершенно пуста. Чуть дальше на ней вовсю суетились крабы и пауки, шныряли ящерицы. Но перед Натро словно кто-то невидимый сметал их прочь.
   Они поднялись на сотню локтей и оказались перед затянутой красными лианами вертикальной стеной. Несмех приостановился, но его проводник одним движением руки отбросил в сторону лианы, обнажив серую с желтизной поверхность скалы и черную дыру пещеры.
   Наклонясь, Натро вошел внутрь, ведя за собой юношу.
   Однако, идти пригнувшись им пришлось совсем недолго. Шагов через десять свод поднялся. Вокруг было абсолютно темно и пахло почему-то болотом.
   Рука Натро все так же крепко сжимала руку конгая. Несмех не мог бы сказать, как долго они шли: под землей трудно определять время.
   Впереди забрезжил голубоватый свет. Выход?
   Не совсем. На расстоянии вытянутой руки от места, где кончался камень, стремительно неслась вниз сплошная стена воды.
   Удивительно, но рев водопада был здесь значительно слабее, чем снаружи. Приложив ладонь к камню, Несмех ощутил легкое подрагивание. Они стояли перед бело-голубой светящейся стеной, пронизанной солнечными лучами. Натро, казалось, к чему-то прислушивался, Несмех же просто восхищался игрой света в летящем потоке.
   Отец Эйрис отпустил руку Несмеха. Положив обе ладони ему на плечи, он заглянул в глаза юноши, и тот понял, что€ нужно сделать. Ни единого слова не было сказано.
   Полностью раздевшись, Несмех прошел по холодному камню к арке, за которой начиналась пропасть в сотню локтей. Маленькие холодные брызги покалывали кожу. Ноги закоченели: Несмех стоял в скопившейся у входа лужице. Он протянул руки и почти коснулся летящей воды. Тело само качнулось вперед, но он усилием воли удержал равновесие, противясь той силе, что скрывается в падающей воде. Он не видел Натро, но знал: тот тоже стоит, едва не касаясь кончиками пальцев сверкающего занавеса. Стоит и ждет. Несмех ждал вместе с ним. Холодные струйки текли по рукам.
   Натро шевельнулся, тихо пропел одну-единственную ноту: высокий серебряный стон, уместный на устах юной девушки и удивительный – у сильного мужчины с седеющими волосами.
   Но Несмех знал: вот тот, единственный звук, единственный и необходимый… Несмех поймал его губами, втянул вместе с воздухом и ответил таким же высоким и чистым стоном.
   Когда воздух в груди его почти иссяк, юноша согнул ноги, глотнул свежего влажного воздуха и с ликующим воплем ринулся вперед.
   Тело его врезалось в водяную толщу, тотчас сомкнувшуюся вокруг. Юноша даже не почувствовал удара. Он ощутил только, как его обняла, подхватила, закружила пронизанная светом стихия. Он не падал – летел. Он дышал водой, впитывал ее телом, опьянялся ею, восхищаясь, любя… Только бесконечное ликование наполняло его сердце. Не мгновения длился его полет – вечность!
   Целую жизнь, полную неистовых чувств.
   Смотревшие с берега увидели крохотную человеческую фигурку, вдруг возникшую вверху ревущей, рушащейся стены, вспарываемой торчащими изнутри скальными клыками. Фигурку, мелькнувшую в чудовищном танце перехлестывающихся потоков и канувшую в безумном котле, где между хаотическими каменными нагромождениями выдыхалась ярость лишенной русла реки.

* * *

 
Река подмывает берег.
И падает берег в реку.
И, вспенившись, глохнут струи
Под комьями вязкой глины.
Уходит вода на запад.
И там отражает небо.
А здесь только корка ила,
Растрескавшегося от зноя.
Конечно, река бессмертна.
И берег бессмертен тоже.
И скоро, довольно скоро
Сойдутся они, как прежде.
Как прежде. Когда-то. Ныне ж
Утративший веру путник
Уткнется в сухое русло
И тихо умрет от жажды,– 
 

   было написано на кувшине.
   – Эйрис! Откуда у вас такая посуда? Это же чаши старинной тайской работы! У нас они стоили бы очень дорого!
   – Да. Они красивые. Откуда? Сотню лет назад к нашему берегу приходили большие корабли. Такие же большие, как тот, на котором приплыл ты. Они привозили вещи, иногда – людей. Потом перестали приходить.
   – Почему?
   – Я не знаю. Теперь, если нам нужно что-нибудь, чего не дает Вечное Лоно, мы покупаем или обмениваем это на побережье моря Зур.
   – И никто никогда не приходит из нашего мира к вам?
   – Теперь – нет. Впрочем, я сказала неправду. К нам иногда прилетает один маг. Прилетает на драконе.
   – Кто он, Эйрис?
   – Я не знаю. Он разговаривает только с отцом и Слушающим. У него на лбу обруч с большим черным камнем. Ты знаешь его?
   – Нет. В Конге хватает магов. Даже у нас, в Фаранге, я знаю четырех. Одному я перестраивал дом. Он хорошо заплатил – избавил всю артель от плохих зубов. Верней, сделал их хорошими.
   – Как это – плохие зубы?
   – Эйрис! Тебя никогда не мучила зубная боль?
   – Никогда! Разве зубы могут болеть? Они же такие твердые – как их поранить? Правда, бывает, в поединке или на охоте кому-то выбьют зуб. Тогда нужно время, чтобы вырос новый. Но это не так уж больно…
   Несмех улыбнулся.
   – Забыл, кто вы! – проговорил он.– Слушай, а драконами вы умеете повелевать?
   – Зачем? – Эйрис удивилась.– Мы живем в Лоне, а не на небе.
   – На драконе можно облететь весь мир!
   – Бо-ольшой! Наш мир – Вечное Лоно! И мы не хотим другого. Может быть, когда ты станешь одним из нас…
   – Я?!
   – Оу! Почти одним из нас, ты поймешь, что Лоно – это все. То, что вне его,– лишь тень жизни…
   – …конечно, большой лук или арбалет стреляют дальше, но кому нужно далеко стрелять – в Лесу? Все, что дальше пятидесяти шагов, не представляет настоящей опасности. Даже от хорахша или стаи сиргибров можно спрятаться на таком расстоянии.
   – Сиргибры – это кто? – спросил Несмех.
   О хорахше, самом крупном ящере Гибельного леса, он разумеется, слышал.
   – Самые опасные хищники Лона,– сказала Эйрис.
   – Больше хорахша?
   – Поменьше. Но раз в тридцать умнее. И охотятся стаями. Хотя на нас с тобой довольно и одного. Но нас они выслеживать не станут.
   – Почему?
   – У них – очень тонкий нюх. Есть трава, запах которой они не любят. Ее отваром смазывают подошвы сапог.
   – И что же, их шкуру тоже не пробить стрелой, как шкуру хорахша?
   – Не пробить.
   – А арбалетным болтом?
   – Нет.
   – А из метательной машины?
   – С метательной машиной – в Вечном Лоне? – засмеялась Эйрис.– Ты сначала попади в сиргибра хотя бы из этого лука.
   – Из арбалета я бы попал! – возразил Несмех.
   Эйрис снова рассмеялась:
   – То, из чего стреляют,– не имеет значения. Важно – кто стреляет! Отдавай стрелу воздуху, сосредоточь в ней всю свою силу – и она достигнет цели! Пустая стрела расщепляется о камень. Стрела, полная силы, расщепляет камень сама!
   Несмех покачал головой.
   – Может быть,– проговорил он, не решаясь спорить со своей наставницей.– Скажи, правильно ли я стою?
   – Передвинь ногу правее и подними подбородок! Теперь – стреляй!
   Несмех спустил тетиву и, к своему удивлению, попал в красную часть круга на установленной в сорока шагах мишени. Для него выстрел был просто великолепный. Но Эйрис была разочарована.
   – Ты совсем не понял меня! Просто спустил тетиву и ждал!
   – А что еще я мог сделать? – удивился Несмех.
   – Только что я сказала тебе о пустой стреле. Твоя стрела была самой пустой из всех пустых стрел, Большой! Я трижды повторила тебе, что ты должен сделать!
   – У тебя такой красивый голос! – признался Несмех.– Это меня отвлекает!
   – Я не могу изменить свой голос…
   – Он все равно останется красивым! – вставил Несмех.
   – …И я не могу бить постигшего две стихии! – Эйрис сердито отобрала у него лук.– А как еще обострить твое внимание?
   – Ты – учитель,– пожал плечами Несмех.– Других же ты как-то учила.
   – Других? Большой! Никого еще не учили так, как учат тебя! Пойдем!
   Поплутав несколько минут по лабиринту, они оказались на просторной площадке, где занимались несколько ребятишек разного возраста под присмотром невысокой большеглазой девушки.
   Эйрис подтолкнула конгая вперед:
   – Стой и смотри!
   Несмех встал поближе к девушке. Он никогда прежде не видел так близко женщин Берегового Народа. Кроме Эйрис, разумеется. Поэтому сначала он смотрел только на большеглазую.
   Телосложением, осанкой, даже выражением лица девушка почти не отличалась от наставницы Несмеха: такое же худощавое крепкое тело с развитыми мышцами, неширокими бедрами и еле заметной грудью. Но кожа была намного темнее – цвета кофе с молоком, а лицо – типично конгайское.
   Голова девушки была обернута повязкой из красной ткани, бедра охватывала полоска того же цвета. Маленькая грудь открыта. Завершив осмотр, Несмех решил, что девушка привлекательна, но до Эйрис ей далеко. Возможно, он был пристрастен. Сама же дочь Народа если и обратила внимание на изучающий взгляд фарангца, вида не подала. Она не спускала глаз с ребятишек, и Несмех, в свою очередь посмотрев на них, сообразил, для чего его сюда привели. Здесь дети Берегового Народа овладевали основой тверди Земли. Под ногами его был не камень, а, как он определил с помощью недавно обретенного чутья, по меньшей мере четыре локтя грунта. Двое ребятишек постарше, с сосредоточенными лицами, без устали втыкали в рыхлую землю растопыренные пальцы. Еще один парнишка, стоя на голове в небольшой выемке, совершал руками и ногами плавные, довольно красивые движения. Этакий танец вниз головой.
   Четверо, совсем малыши, лет двух от роду, попросту катались по земле, рыли ее ручками, ползали, кувыркались. Словом, делали то же, что и их предоставленные самим себе сверстники в Фаранге. Последнего ребенка Несмех заметил не сразу. Тот был закопан в землю. Снаружи оставалось лишь запрокинутое лицо.
   За все это время наставница сделала лишь одно движение: наклонившись, она потрогала лоб закопанного. Несмеха восхищало умение туземцев замирать в неподвижности, почти не дыша, не шелохнувшись. Девушка была – как вырезанная из темного дерева статуя. Только собранные на затылке волосы слегка шевелил ветер.
   Несмех почувствовал подошедшую сзади Эйрис.
   – Этот путь лучше моего! – тихо сказал он, не оборачиваясь.
   – Ты видишь! – согласилась его наставница.– Почему?
   – Основа Тверди растет вместе с ними. Я понимаю и чувствую землю. Они ею живут!
   – Ты прав и не прав. В главном вы равны. Как я и она! – Эйрис сделала шаг вперед, чтобы Несмех ее видел, и указала на девушку.– Мы обе владеем Основами, хотя ей никогда не устоять рядом со мной на Пути!
   – Я не звала тебя, Эйрис! – не поворачивая головы, отчеканила девушка. Сказано было на конгаэне, а не на том, смешанном с мимикой и жестами диалекте, которым пользовались туземцы. Несмех сообразил, что сказано – для него.
   Неуловимая гримаса прошла по лицу Эйрис.
   – Что мне твой зов, Арин? – почти пренебрежительно отозвалась она.
   Арин обернулась быстрее, чем Несмех мигнул.
   – Я услышала тебя, Эйрис,– совсем тихо сказала она.
   Наставница Несмеха щелкнула языком. Лицо ее стало холодным, но юноша мог бы поклясться, что она довольна.
   Арин выдохнула, издав тоненький свист. Колени ее подогнулись, руки с собранными в пучок пальцами выбросились вперед, а тело закачалось, как качается туловище змеи, когда та поднимает голову, чтобы ужалить.
   Эйрис еще раз щелкнула языком. Мышцы ее напряглись и расслабились. Держась неестественно прямо, отклонив назад голову, она маленькими шажками двинулась навстречу Арин.
   Тело ее соперницы раскачивалось все сильнее, описывая расширяющиеся круги. При этом она будто вцепилась в землю босыми ногами. Жилы на ее икрах вздулись, острые коленки мелко дрожали.
   Дети, собравшись вместе, глядели на девушек блестящими круглыми коричневыми глазами. Они не были испуганы – только возбуждены.
   Движения Арин стали еще более быстрыми и еще более плавными. Эйрис подняла руки. Ее ладони отогнулись назад под прямым углом к предплечьям. Казалось, она отталкивала от себя девушку. Когда между Эйрис и Арин оставалось лишь несколько шагов, темнокожая девушка метнулась вперед. Руки ее двигались так быстро, что Несмех видел лишь из размытые очертания. Столь же стремительно двигались руки Эйрис. При этом тела обеих оставались почти неподвижными.
   Арин отпрянула назад. Она была невредима. Так же, как Эйрис. Обе часто дышали. Ладони Эйрис посередине стали алыми, будто обожженными. Невольно Несмех поймал ритм дыхания своей наставницы и задышал так же, как она, все больше возбуждаясь. Он видел ее напрягшуюся, отведенную назад шею, острые лопатки, почти соединившиеся, натянувшие кожу на спине…
   Размах качаний Арин уменьшился настолько, что теперь она отклонялась не больше чем на ладонь. Сжатые в пучки пальцы рисовали в горячем воздухе фантастические кривые. По втянутому животу пробегали быстрые волны. Эйрис приближалась к ней.
   Движения обеих выглядели как часть некоего ритуала, но выражения лиц ужасали. Несмех все еще дышал с ними в одном ритме. Сердце его билось с неимоверной быстротой, хотя он не двигался.
   Арин дернулась, присела, широко разведя колени. Эйрис тоже резко опустилась, но ее колени были плотно соединены. Она была похожа на надломленный цветок.
   Руки Арин замелькали…
   С Несмехом что-то произошло. Он вдруг совсем перестал слышать. Оглох. Зато стремительный вихрь превратился в замедленный, плавный танец четырех гибких рук. Он увидел, что Арин пытается соединенными пальцами коснуться тела Эйрис. Он даже ощущал, куда направлены ее удары. Видел места, к которым она тянулась, словно от пальцев ее к коже Эйрис шли лучи света. Но лучи эти обрывались, когда раскрытые, натянутые отогнутыми назад пальцами ладони Эйрис встречали руки Арин.
   А потом колени Эйрис медленно распрямились. И одновременно она медленно-медленно начала поднимать ногу, подтягивая колено к груди. И Арин, словно соблюдая условия ритуала, тоже распрямила колени. Нога ее оторвалась от земли, делая шаг назад, а ступня Эйрис, с поджатыми пальцами, подтянутая под острым углом к голени,– потянулась к ней.
   Несмех увидел, как нога Арин опускается прямо на голову, на лицо вкопанного в землю ребенка и тот зажмуривает глаза. Но в последний момент, когда до запрокинутого лица остается совсем немного, нога уходит в сторону, касается земли, вминается в нее всей тяжестью тела, поднимая облачко рыжей пыли. И вторая нога Арин отрывается от земли, неторопливо уходит назад.
   Но плавное движение ступни Эйрис быстрее медленного отступления Арин. Колено светловолосой полностью распрямляется, стопа вытягивается, составив прямую линию с голенью и вторая, опорная, нога тоже распрямляется, пятка ее, поворачиваясь, скользит по земле… Покрытые налетом пыли пальцы поднятой, вытянутой, перевитой вздувшимися мышцами, неестественно длинной ноги медленно-медленно догоняют уходящее назад тело Арин и легким, кажущимся нежным, прикосновением дотрагиваются до выступающей косточки между маленьких грудей Арин. И, дотронувшись, словно отталкиваются. Нога Эйрис столь же плавно начинает движение назад, а ее противница медленно опускает голову; колено ноги, на которой она стоит, сгибается, тело, продолжающее движение назад, запрокидывается, и всей спиной, неторопливо, будто поддерживаемая невидимыми руками, Арин ложится на землю, а потом и темноволосая голова ее опускается на землю, затылком, разбрасывая пряди волос…
   Слух вернулся к Несмеху так же внезапно, как и пропал. Звуки окружающего мира показались ему болезненно громкими.
   Эйрис, опустившись рядом с Арин, положила ее голову на свое бедро и принялась осторожно растирать маленькие уши темнокожей девушки. Спустя минуту веки Арин дрогнули, и она, слабо застонав, вдохнула воздух.
   Эйрис помогла ей сесть.
   Повернув голову, Арин отыскала глазами Несмеха.
   – Я виновата, полубрат! – проговорила она и закашлялась. И, справившись с кашлем, добавила: – Дух Огня овладел мною!
   Несмех заметил, как шевельнулись уголки рта Эйрис.
   – Ему следовало бы поблагодарить тебя! – заметила наставница Несмеха. И, юноше: – Ты сумел обратить этот огонь, верно?
   – Если это означает – замедлить время, то – да! – ответил конгай.
   Тень обиды легла на лицо Арин, но светловолосая не обратила на это внимания.
   – Оу! Так даже? – сказала она, глядя на Несмеха с удовольствием и любопытством одновременно.
   – Ты должна была предупредить меня, сестра! – недовольно проговорила Арин.
   – Да? – В голосе Эйрис была ирония.– Разве не сказал Благородный Учитель: используй движение чужой жизни, чтобы укрепить свою!
   – Но мы…– попыталась возразить побежденная.
   – Арин! – властно сказала наставница юноши.– В моей крови – его кровь! Ты тверда на Пути. Но я – Харрок!
   – Да…– шепнула Арин.
   Взгляд Эйрис остановил Несмеха, собравшегося задать вопрос.
   – Ты в порядке? – спросила она соплеменницу.
   – Да! – Арин легко поднялась на ноги.
   – Идем. Большой! – сказала Эйрис .– Ты увидел то, что необходимо! И сверх необходимого!

Харрок

   «Следующей ночью я начала рассказывать ему Предание.
    …Шел двадцать первый год после восшествия на трон императора Ферроса. Двадцать один год назад закончилось Время Смуты, когда от Империи, раздираемой усобицами, отпали Тайдуан, Конг и Хурида, а Гурам перестал отправлять на север корабли с данью. Империя потеряла две трети своих земель, а по оставшимся бродили озверевшие от голода солдаты. Все, в ком текла хотя бы капля доблестной крови Вэрда Смелого, были вырезаны подчистую. Кроме одного ^[9] …»

ЮГ. ГИБЕЛЬНЫЙ ЛЕС. ДЕВЯТЬСОТ ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД
ПО ЛЕТОИСЧИСЛЕНИЮ ИМПЕРИИ.
ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО ПРИХОДА ОСВОБОДИТЕЛЯ.

   «Первый шел по жестким травам.
   Влево, прямо или вправо.
   Шел легко, как ходят звери.
   Шел.
   Шел Второй за Первым следом.
   Думал, что идет он к Свету.
   Шел, не зная, только веря
   В Путь.
   За Вторым прошедший Третий
   Полагал, что шел к победе.
   Он толпу калек с собою
   Вел.
   А Четвертый рысью тряской,
   Вожделея, но – с опаской,
   Крался следом, тихо воя.
   Жуть!
   Пятый шел, вокруг не глядя.
   Шел без цели, скуки ради,
   Так, перебирал ногами,
   Спал.
   А Шестой шагал сурово.
   В Путь его, как и Второго,
   Веры беспощадный пламень
   Гнал.
   Лишь Седьмой, ступавший тихо,
   Знал, когда приходит Лихо.
   И к кому оно приходит,
   Знал.
   Первый шел по жестким травам…» 

Стихотворение, написанное Благородным Учителем, светлейшим Ролфом, сыном Асхенны, за день до ухода в Нижний Мир

   – Твои пятки не должны касаться края! – крикнула Эйрис.– Только – носки!
   – Но я могу упасть! – резонно возразил Несмех.
   – Значит, ты упадешь! – твердо сказала девушка.– Но, владея основой Тверди, как ты можешь упасть? Следи за клинком, болтун!
   Меч девушки замер в четверти ладони от кожи Несмеха.
   – Угу! – Несмех с опозданием отбил клинок.
   Тело его балансировало на краю обрыва. Причем стоял он только на половине ступней. Пятки должны были висеть в воздухе, вернее, «искать в нем опору»… Вспомнив о своей власти над Твердью, Несмех дал этой власти выход – и словно прирос к камню. Ему даже показалось: откинься он назад, его «прилипшие» подошвы, не дадут ему упасть. Так ли это, или он попросту полетел бы в пропасть?
   – Ты должен чувствовать оружие! – Клинок Эйрис опять остановился у лица Несмеха.
   – Дай мне прямой меч! Такой, как у тебя! – попросил Несмех.
   – Глупости, Большой! – Она легонько уколола его в грудь.– Прямой меч – ленивый ручей! А тот, что ты держишь в руках – морская волна! Подними ее, взбушуй, позволь взойти пеной – и она поглотит целую реку, целый город, весь мир! – Металл звенел о металл.– Основа Воздуха, Большой! Дай клинку ветер! Дай! – И обрушила на Несмеха шквал ударов. Если бы Эйрис не удерживала свой меч, Несмех был бы уже мертв.
   Он обливался потом, грудь вздымалась, как кузнечный мех.
   – Ты говоришь как поэт! – задыхаясь, проговорил юноша.– И все-таки я тебя не понимаю!
   – Дай-ка,– девушка отобрала у него меч.– А теперь гляди, Большой! – и тотчас окуталась сверкающим туманом.
   Тело ее оставалось совершенно неподвижным, но рука с оружием порхала, словно крыло медовницы. А уж сам клинок попросту исчез, превратившись в прозрачное сверкающее марево.
   – Смотри на меня, Большой! – В голосе девушки не было и намека на физическое напряжение.– Почувствуй, что делаю я!
   Она целую минуту раскручивала клинок, пока Несмех с помощью своего обострившегося чутья старался понять ее.
   – Довольно! – наконец произнес он, и Эйрис, остановив движение, сразу же протянула ему рукоять, шершавая кожа которой хранила тепло ее ладони.
   Несмех расслабил руку. Только кисть его, сжимающая меч, была напряжена. Он качнул рукой, ощущая тяжесть оружия, качнул сильнее, позволив этой тяжести стать чем-то вроде груза маятника – и продолжением его руки, его тела.
   – Хорошо, Большой! Хорошо! – подбодрила его Эйрис, поняв, чего он хочет. В ее руке снова был меч, но она не атаковала. Не хотела мешать Несмеху.
   И юноша перестал обращать внимание на то, открыт он или нет. Он как бы разгонял клинок, а тяжесть расширяющегося к концу лезвия увлекала руку за собой. Меч описывал в воздухе расширяющиеся круги. Он «тянул» Несмеха и дважды едва не увлек в пропасть. Но, поймав некий ритм, Несмех позволил телу раскачиваться вместе с рукой, держащей оружие, и почувствовал себя деревом, вросшим в землю и гнущимся на ветру. Одна лишь кисть да связки мышц напряжены, чтобы удержать сверкающий вихрь, со свистом прорезающий воздух. Не рука его раскручивала меч. Рука только лишала металл свободы. Сила, которой повиновался клинок, шла откуда-то из живота, и это она разгоняла меч все быстрее и быстрее…
   Эйрис сделала выпад.
   Несмех даже не ощутил соприкоснувшихся лезвий. Звон – и прямой меч девушки отбросило в сторону.
   – Хорошо, Большой! Хорошо! – воскликнула она.
   Несмех вращал меч, наслаждаясь властью над ним, наслаждаясь пением стали… Он и сам готов был петь от радости!
   Еще один выпад – и снова конгай даже не ощутил удара.
   Он упивался собственной силой!
   …и даже не понял, что произошло. Меч вдруг вырвался из руки, а сам юноша, откачнувшись назад, полетел в пропасть.