Не факт, что можно было удержать печенегов от безобразий даже и на собственной земле. Но чтобы на ней разбойничал кто-то другой – ну уж нет! Ханы копченых моментально перегрызлись.

«Пришлось» Святославу их мирить. Он их и помирил – отправил в глубокий рейд: в направлении булгарской столицы – подальше от дунайского побережья.


Пока русское войско сидело под стенами Доростола и решало проблему союзников, в голове Духарева созрела интересная мысль, которую он и изложил своему князю.

Мысль была такова. Духарев берет сотню гридней из своей дружины, переодевает их катафрактами (трофейных броней хватало с избытком) и совершает разведывательный поход по тылам противника. Надо понять, что в стране творится. Может, пока они тут сидят, кесарь Петр еще одно войско собирает?

Святославу идея понравилась. А вот то, что воевода намерен самолично возглавить разведотряд, великий князь не одобрил. Но Сергей проявил настойчивость – и Святослав уступил. Правда, у Духарева сложилось мнение, что разговор о будущем рейде еще не закончен. Что-то такое мелькнуло в глазах Святослава… креативное.


К походу Духарев готовился тщательно. Взяв за основу Велимову охранную сотню, дополнил ее лучшими разведчиками, в числе которых оказались Зван и Угорь. Еще Духарев привлек одного из сопровождавших войско маркитантов, киевлянина по прозвищу Плешок. Посулил купчику представить его своему названному брату и родичу Мышате. В понятиях века, в котором был рожден Духарев, это было эквиваленто обещанию рекомендовать владельца уличного ларька председателю правления крупного банка. Плешок был нужен. Молодой оборотистый купчик уже бывал в Булгарии и имел кое-какие связи. Эх, сюда бы самого Мышату-Момчила…

Но Сладин братец был далеко. Полгода как отбыл в Западную Европу. Духарев подозревал: не просто так, а с поручением от княгини Ольги к германскому императору Оттону.

Был еще один человек, на которого Духарев положил глаз: младший командир-катафрактарий Дементий.

С этим парнем Духарев познакомился недавно. Дементий был одним из тех, кто извлекал Духарева из-под убитой лошади, а потом навестил в «госпитальном» шатре: узнать, как здоровье.

Духарев считался среди русов третьим по значению воеводой, и практичный грек решил, что знакомство может оказаться полезным.

А Духарев, в свою очередь, решил, что ему может быть полезен Дементий, который, до того как стать фемным катафрактом, шесть лет служил в Преславе, в гвардии кесаря Петра. Но чтобы заполучить Дементия, нужно было договориться с Калокиром.


В отличие от русов и степняков, предпочитавших ночевать в шатрах, а то и вовсе под открытым небом, ромеи любили иметь над головой деревянную или хотя бы соломенную крышу. Поэтому катафракты встали лагерем не в поле, а заняли деревеньку километром ниже по течению от Доростола. Обустроились основательно. Окружили деревню рвом и невысоким частоколом, сооружение которого стоило местным жителям большей части хлевов и сараев. Зато это был первый населенный пункт в окрестностях Преславы, который не покинули жители. На территорию, занятую херсонесскими катафрактами, не совались ни Хапон, ни Воротолмат, ни другие копченые.

Калокир принял Духарева радушно. Раньше их отношения были несколько напряженными. Калокир претендовал на лучшее место за столом Святослава, а на лучших местах уже сидели другие, в частности Духарев. Вдобавок с начала похода и до последнего времени воевода был неизменно удачливее и успешнее патрикия. Но, после эпизода на доростольском тракте Калокир стал относиться к Духареву заметно теплее. Сергей уже не раз замечал, что спасший чужую шкуру испытывает к спасенному даже большую привязанность, чем хозяин шкуры – к своему спасителю.


– Как себя чувствуешь, воевода? Присаживайся.

Патрикий Калокир двигался мягко и плавно, и русские слова выговаривал тоже мягко и плавно. О таких говорили: мягко стелет…

– С твоей и Божьей помощью – лучше, чем могло быть, – по-ромейски ответил Духарев.

– Вина? – тоже по-ромейски предложил Калокир.

– Не откажусь.

Слуга наполнил кубки.

– В Мисии вина немногим хуже наших, – заметил Калокир.

Духарев не стал уточнять, имелась ли в виду продукция византийских или крымских виноделов.

– У меня к тебе просьба, патрикий…

– Это так по-варяжски: сразу – к делу, – Калокир засмеялся. – Ладно, выкладывай свою просьбу.

– Отдай мне на пару недель опциона Дементия, того, что служил в гвардии Петра.

– Зачем он тебе? – осведомился Калокир.

– Собираю компанию для небольшой прогулки.

– Разведка? – Калокир приподнял бровь. – Великий князь не доверяет разведчикам-печенегам?

– Как можно доверять печенегам? – удивился Духарев. – Впрочем, это была моя идея. Мне, благородный патрикий, скучно сидеть на одном месте, а здесь, под стенами Доростола, чует мое сердце, придется сидеть долго.

– Твое сердце, храбрый воевода, ошибается. Ставлю фунт серебра, что мы войдем в Доростол не позже чем через двадцать дней.

– Принимаю, – ответил Духарев. – Уверен, нашим машинам минимум два месяца придется возиться с этими стенами.

– Не в стенах крепость – в их защитниках, – произнес Калокир. – А защитники Доростола не станут особенно упираться, если великий князь пообещает обойтись с ними милосердно.

– Но в Доростоле – Петр! – воскликнул Духарев. – И патриарх!

– Кесаря Петра в Доростоле нет, – с удовольствием сообщил Калокир. – И дворец патриарха булгарского тоже лишился хозяина. Они, скорее всего, уже в Преславе.

Вот так сюрприз!

– Уверен?

– У империи здесь немало доверенных людей. Я знаю кое-кого из них.

Ну да, естественно.

– Кесаря Петра увезли в Преславу, – сообщил Калокир. – Кесарь болен. С ним случился удар, что неудивительно для человека его возраста. Сурсувул – с ним. И патриарх. Церковную казну они тоже увезли. Но все это было проделано втайне. Люди в Доростоле думают, что кесарь и патриарх – с ними. Когда они обнаружат, что покинуты, то, скорее всего, откроют ворота сами.

– Святослав знает?

– Еще нет. Ты – первый, кому я рассказал.

Калокир был очень доволен. Всю дорогу они с воеводой соревновались: у кого лучше шпионы. Этот этап соревнования Калокир, безусловно, выиграл.

– Где мой фунт серебра? – поинтересовался он.

– Доростол еще не взят.

– Ты мне не веришь?

– Верю. Просто напоминаю условия спора.

– Если тебя убьют мисийцы, кто заплатит мне выигрыш?

– Дай мне Дементия – и вероятность того, что меня убьют, станет меньше.

– Вероятность – меньше? – не понял патрикий. – Говори лучше на языке русов. Твой ромейский не очень хорош.

– Дай мне Дементия – и тогда я скорее верну тебе долг.

– Дам, – кивнул Калокир. – Если он согласится.


Дементий согласился.

– Ты мне должен! – напомнил Калокир.

– Должен, – признал Духарев.

Разумеется, речь шла не только о таком пустяке, как фунт серебра. И Сергея вполне устраивало, что это он должен патрикию, а не наоборот. Ромеи склонны избавляться от тех, кому должны, но своих должников берегут. Иначе с кого потом долги получать?

У Калокира, имеющего выходы на византийскую «разведсеть» здесь, в Булгарии, куча возможностей нагадить воеводе Серегею.


Утром следующего дня малая дружина Духарева покинула окрестности Доростола. Воинам предстояло пройти не одну сотню километров по вражеской территории. И никто, включая самого воеводу, не имел представления, каким путем они двинутся. Зато воевода знал, где будет конец маршрута. В Преславе.

Прошлым вечером у Духарева состоялся приватный разговор с великим князем.

Глава пятая

Тайный посол великого князя

Богатая страна – Булгария, бывшая провинция Римской империи. Не второй, Восточной, называемой Византией, а первой, Великой, той, что была – от Британии до Африки.

Была. Новые ромеи, восточные, со столицей в Константинополе, помельче. Но тоже – империя. И тоже хотели бы сделать Булгарию-Мисию своей провинцией. И план у императора Никифора был толковый. Сокрушить армию булгарского царя мечами киевского князя Святослава. И «расплатиться» за эти мечи булгарской же территорией: придунайскими землями.


«Разделим Булгарию пополам», – устами своего посла Калокира предложил константинопольский кесарь.

Придунайские земли – жирный кусок. Тучные пашни, торговые пути, старые, но крепкие цитадели… Которые еще предстоит взять. Но покорителю Итиля и Саркела такая задача – по силам. Никифор знал, что Святослав согласится. Он неплохо изучил великого князя россов. И стратегом император Никифор тоже был неплохим. Понимал, что занять эти земли Святославу будет намного легче, чем удержать. Слишком далеко они от его вотчины, той, где – корни, питающие силу россов.

Кесарь Никифор не собирался отдавать половину Булгарии Святославу. Он был намерен взять ее целиком. Пусть россы и булгары обескровят друг друга, а потом придет в Булгарию ромейское войско и «замирит» противников. И станет Булгария византийской провинцией. А если россы не захотят убраться, то имперский флот войдет в Дунай и в наказание сожжет корабли варваров. И тогда уж император подпишет с катархонтом Сфендославом такой договор, какой пожелает. А станет упорствовать Сфендослав, так договор можно и с каким-нибудь другим варваром подписать.


Таким был план кесаря Никифора, но у патрикия Калокира имелись собственные планы, поэтому он и выложил весь замысел императора Святославу. Тот не удивился. И так ясно, что ромеи блюдут договоры только до тех пор, пока противник силен. Тоже неудивительно. Так же и нурманы поступают, и многие другие. Не исключая и самого Святослава. А как иначе? Ну да, подписывая уложение, стороны непременно призывают в свидетели богов. Каждый – своих. А свои боги, ясное дело, не станут сердиться, если чужих богов и тех, кто им поклоняется, немного потеснят.

У Святослава тоже был собственный план. Которым он и поделился со своим воеводой, прежде чем отправить того в рейд.

План Святослава был – под стать планам ромейского императора. Обустроиться на дунайских берегах: в Доростоле, в Переяславце и прочих булгарских крепостях и ждать, пока ромейский кесарь заплатит обещанную денежку. Если не заплатит, двинуться дальше, занять Булгарию, по возможности мирно, может быть, даже оставив булгарскому кесарю малую толику власти, затем пройти через перевалы в империю и взять во Фракии и Македонии то, что недоплатил император. А там, если Калокир не соврал и у него действительно есть сильные друзья в Константинополе, очень может быть, что Святославу удастся сделать то, что не удалось Олегу. Войти в ворота Града Кесарей. Не силой, конечно. Силой такую цитадель не взять. Но есть одна идея…

– Ты хочешь посадить Калокира на византийский трон? – спросил Духарев.

Святослав усмехнулся, поскреб заросший щетиной затылок (бриться великому князю было некогда), сказал:

– Хакан хузарский, хакан булгарский, хакан ромейский… Мне нравится, как это звучит. Калокир мой младший побратим. Я сделаю его императором ромеев, и тогда император ромеев станет моим младшим братом.

Духарев мог бы возразить. Даже если всё выйдет так, как хочет Святослав, вряд ли Калокир захочет быть вассалом киевского княжества. Повелитель Восточной Римской империи Калокир – это совсем не тот человек, что патрикий Калокир.

Но говорить об этом Святославу не стоит. Бессмысленно. Поэтому Сергей спросил только:

– А если Никифор заплатит, ты ведь тоже нападешь на ромеев?

– Ромеи воюют золотом, – сказал великий князь киевский. – Чем меньше у них останется золота, тем легче будет согнуть их под колено. Но воевать с булгарами я не хочу. Кесарь Петр – слаб и болен. Сурсувула здешние боляре ненавидят. У этой земли нет хозяина. Я возьму ее и сделаю сильной.

– Тогда уйми копченых, – посоветовал Духарев. – Пока они не выжгли половину Булгарии.

– Я уйму их, когда Преслава откроет мне ворота, – сказал Святослав. – Чем больше будут ненавидеть печенегов, тем больше будут любить меня. А копченые мне нужны. Они пойдут со мной во Фракию. А ты… – Святослав понизил голос, чтобы его не слышал никто, даже доверенные гридни стражи, – …ты должен найти главного жреца булгар и встретиться с ним. Вы оба поклоняетесь Христу, вам легче будет договориться.

– Калокир тоже христианин, – заметил Духарев.

– Калокир – ромей.

Ну да, Святослав прав: византийское духовенство и духовенство булгарское никогда не ладили.

– Хорошо, – сказал Духарев. – Я встречусь с булгарским патриархом. Если сумею.

– Ты сможешь, – сказал великий князь. – Не помню такого, чтоб воевода Серегей что-то хотел – и не смог.


Вышли утром. В доспехах катафрактов, но двуоконь. И луки степные тоже не прятали.

Страшная вещь – степные луки. Спустя два с половиной века монгольские тумены с блеском продемонстрируют превосходство степного оружия и степной тактики над оружием и тактикой европейскими. Но уже в веке десятом воин-степняк из своего составного лука показывал результаты получше, чем много позже – шервудские разбойнички Робина Гуда.

«Формальным лидером» своей переодетой дружины Духарев назначил Дементия, пожалуй, единственного в его отряде, выглядевшего настоящим катафрактом. В остальных, не исключая и самого Духарева, наметанный глаз тут же признал бы ряженых. Одной «высокой» степной посадки хватило бы. Оставалось надеяться, что «наметанных» глаз в Булгарии нынче было не так уж много. Очень жалел Духарев, что отпустил Пчёлку. Вот бы кто пригодился. И катафракт со стажем, и булгарин природный…

– Что смурной, батько? – поинтересовался Йонах, поравнявшись с воеводой.

Духарев недовольно покосился на парня, но фамильярность стерпел. Хузарин. Что с него возьмешь? У них там по жизни – никакой субординации. Каждый в потенциале считает себя хаканом. Потому-то последние итильские хаканы и предпочитали византийских иудеев их хузарским единоверцам… За что и поплатились.

Глава шестая

Политика и стратегия в десятом веке

Ромей Калокир выиграл свой спор с варягом Серегеем.

Доростол пал. Вернее, сдался.

Город, способный выдержать многомесячную осаду, сам открыл ворота завоевателям. Правда, в обмен на обещание, что грабежей не будет.

Святослав слово сдержал. Городскую старшину, которая и приняла решение открыть ворота, никто и пальцем не тронул. Не обидели и тех, кто победнее. Хакан русов занял дворец патриарха, принял уверения в верности, попировал денек и отбыл покорять другие крепости. В Доростоле остался гарнизон: четыре большие сотни из гридней полоцкого князя под предводительством духаревского друга Устаха. С горожанами завоеватели обращались вежливо, сверх назначенного кормления ничего не требовали и даже поучили маленько сунувшихся в Доростол печенегов, после чего те отправились озоровать в другое место. Правда, в городе немного изменились законы и судья: судил теперь тысяцкий Устах. Судил строго и не по закону кесаря, а по варяжской правде. Зато взяток не брал, только виру.

Честность Святослава окупилась. Многие булгарские города и городки, узнав, что киевский князь держит слово, и не уверенные в своей способности отразить русов, последовали примеру Доростола. Придунайские крепости сдавались одна за другой. Они стояли, пока вокруг вилась легкая степная конница, а когда подходило главное войско русов с осадными машинами – сами открывали ворота. Будь в Булгарии крепкий кесарь, может, и поупирались бы, а так…

Воеводы уговаривали Святослава скорее идти на Преславу, но, вопреки собственному обычаю стремительных бросков и внезапных ударов, великий князь киевский не спешил. Занимал приречные крепости, организовал нечто вроде ставки в дунайском Переяславце, городке, к которому сходились многие торговые пути. Выжидал.

А между тем вся Булгария лежала перед русами как печеный лебедь на блюде. Бери и ешь.

Воеводы и союзные князья удивлялись. Пытались узнать, почему Святослав медлит. Но великий князь киевский отмалчивался. И всё больше времени проводил с патрикием Калокиром.

А через некоторое время кое-что выяснилось. На красивой ромейской галере к Святославу прибыли посланцы византийского кесаря Никифора Фоки.

О чем послы говорили с великим князем, неведомо. Но после их отбытия Святослав призвал двух воевод – Икмора и Щенкеля черниговского, велел поднять десять тысяч гридней и быстрым маршем идти к Преславе.

– Вы должны быть в Преславе раньше царевичей Бориса и Романа, сыновей Петра.

– Никифор их отпустил? – спросил Икмор.

Всем компетентным лицам было известно, что царевичей держат при императорском дворе в качестве заложников.

– Отпустил.

Плохая новость. Сейчас в Булгарии – безвластие. К Сурсувулу доверия нет. Кесарь Петр – на смертном одре. Но его сын Борис – законный наследник. Вокруг него могут сплотиться враги русов.

Впрочем, разделять и властвовать – это как раз в духе византийской политики. А вот зачем сообщать русам об этой явно враждебной акции?

– Это что, послы ромейские тебе сказали? – удивился Икмор.

– Послы-то как раз помалкивали, – ответил Святослав. – Но у Калокира среди посольских надежный человек имеется. От него и узнали.

– Что еще сообщил «надежный человек»? – спросил Икмор. – Как у кесаря ромейского дела в Азии?

– В Азии – хорошо. Там у него сильный воевода – Иоанн Цимисхий.

– Это плохо, – заметил Икмор.

– …зато в Константинополе дела нехороши. Голодно в Константинополе. И недовольство среди смердов. Да и бояре ромейские ропщут от поборов кесарских. И всё равно, говорят, казна кесарская пуста.

– А вот это уже хорошо, – одобрил Икмор.

– …но о казне послы сказали, – уточнил Святослав. – Мол, обнищали. Потому никак не может кесарь ромейский по достоинству меня одарить. А вот человек Калокира говорит: кесаревичам булгарским золото в дорогу нашлось. И жены для них нашлись – кесаревны ромейские, – Святослав недобро усмехнулся.

Воеводам неведомо, но князь знал: Ольга хотела для Ярополка невесту-кесаревну, – и ей было отказано.

– Большое войско с царевичами идет? – поинтересовался Икмор.

– Не думаю, что большое. Но Преславу оборонить – хватит.

– Да, Преслава – сильная крепость, – согласился Икмор. – Я так понял, княже: нам надо осадить город и не пропустить в него царевичей, верно?

– Нет, не верно! Ты как меня слушаешь? – сердито произнес Святослав. – Я сказал: войти в Преславу раньше царевичей!

– Не получится, – Икмор покачал головой. – Я преславские стены видел. Только воев погубим. Прости, батька, но я своих гридней с ровного поля на преславские стены не погоню. Надо в правильную осаду вставать. Пока машины подтянем, пока соберем, пока бреши пробьем или ворота завалим… Так и до осени можно провозиться.

– Верно воевода говорит! – тут же подпел Щенкель. – Не осилить нам, княже. Вон под Саркелом ты всем войском сколько дней простоял? А тут мы вдвоем. Преслава-то покрепче Саркела будет.

– Доростол – тоже, – напомнил Святослав. – Да и не вдвоем вы будете, а втроем.

– А третий – кто?

– Серегей.

– Разве он вернулся? – удивился Щенкель. – Дружина его здесь, а самого воеводу я с новолуния не видел.

– Я его в Преславу послал, – сказал Святослав.

– Как это? – удивился Щенкель. – Одного, что ли, без дружины?

Щенкель был отличным воином, но вне битвы соображал довольно медленно.

А Икмор уже сделал выводы.

– Пошли, черниговец, – сказал он. – Будет обидно, если Серегей откроет ворота Преславы, а нас поблизости не окажется. Тогда нам уже не десять, а тридцать тысяч воев потребуется.

Святослав не стал разубеждать Икмора. Он тоже бывал в Преславе и знал: если горожане затворят ворота, даже пятидесяти тысяч воев будет недостаточно, чтобы порушить ее стены. Когда отец кесаря Петра Симеон перенес сюда столицу, он знал, что делал. Но Святослав очень надеялся, что воевода Серегей справится. А не справится, тогда – плохо. Без Преславы в Булгарии Святославу не удержаться. Подмоги ждать неоткуда. До киевских земель – далеко. Печенеги ненадежны. Хузары? Тем самим обороняться надо. Угры и иные союзники разбегутся, как только почуют приближение сильного врага. А сильный враг – не замедлит. Войдут ромейские галеры с огненным боем в Дунай – и всё. Перекроют реку, пожгут флот. Эх, было бы у Святослава года два-три в запасе, чтобы укрепиться на завоеванном, освоить хузарские и иные земли, поставить крепости, укрепить хотя бы днепровские волоки… Но как было отказаться от такого случая? Ромеи сами отдали ему Булгарию, своего союзника. Сами! Перун молниерукий! Святослав просто не мог отказаться от такого куска. Знал, что это может оказаться ловушкой. Знал! Ведал, что одной своей силой ему Булгарию не удержать. Доростол сдался – повезло. Придунайские крепости тоже – двойная удача. Но если устоит Преслава, тогда Плиска, Диния, Констанца и другие крупные булгарские города последуют ее примеру. Каждый замок станет оплотом сопротивления. Святослав не сможет держать их в осаде. Воинов не хватит. И всё, конец. Кесарю ромейскому останется лишь подождать, пока русы увязнут покрепче, а потом перекрыть Дунай и ждать, когда Святослав и Борис порвут друг друга. И кто бы из них ни победил, приз достанется ромеям.

Вот почему Святославу так нужна покоренная Булгария. Послушная Булгария. Союзник. Вот почему так много зависит от того, сумеет ли воевода Серегей договориться с патриархом. Если не сумеет, единственный разумный выход для русов – покинуть Булгарию. Но Святослав знал, что этот выход не для него. Великий князь киевский не умел отступать. Не успел научиться.


Было еще кое-что, о чем Святослав не сказал своим ближникам. Послы Никифора привезли Святославу вместо обещанного золота «щедрое» предложение: взять себе завоеванные князем придунайские земли. Константинополь милостиво разрешал Святославу взять то, что и так ему принадлежит. А за это великий князь должен был ограничить свою экспансию.

– Ты знаешь своего кесаря, – сказал Святослав Калокиру. – Он что, настолько глуп, что надеется остановить меня куском исписанного пергамента? Где обещанное золото?

– Никифор не глуп, – возразил патрикий. – Он не думает, что пергамент может тебя остановить. Но он и не думает, что тебя остановит золото. Только – ожидание золота. Я знаю его мысли. Ты не получишь золота, князь. Ведь полученное золото ты превратишь в новых воинов – и обратишь их против Константинополя, разве нет?

Святослав молча смотрел на ромея. Тот был безусловно прав.

Если бы Никифор прислал золото, он показал бы свою слабость. Его ход – хитрее. Полоска придунайских земель слишком далека от Киева. И слишком мала, чтобы стать новым оплотом русов.

– Ты силен, – сказал Калокир. – Тебе незачем выполнять условия вашего договора. Потому он дал золото твоим врагам. Они сделают тебя слабее, и тогда уже у Никифора не будет необходимости выполнять обещания. А кусок пергамента, как ты верно заметил, это всего лишь кусок пергамента.

– Ты одобряешь действия своего кесаря, или мне это только показалось? – прищурившись, осведомился великий князь.

– Конечно, – не раздумывая, ответил патрикий. – На его месте любой поступил бы так же.

– И ты?

– И я. Но, мой князь, ты же знаешь, что я больше не служу Никифору. Я лишь делаю вид, что ему служу. Помоги мне войти победителем в Золотую Палату – и я отдам тебе Булгарию.

– Булгарию я возьму сам, – проворчал Святослав. – А потом приду к вам, ромеям, и возьму то, что не захотел заплатить мне Никифор. И сделаю то, что не сделал Олег Вещий, – возьму вашу столицу.

– Это невозможно, мой князь, – возразил Калокир. – Константинополь – это не Доростол. И даже не Преслава, которую ты, заметь, пока еще не взял. Константинополь неприступен. Взять его измором тоже невозможно. Ты можешь подойти к его стенам, как это сделал ваш князь Олег. Ты можешь разграбить окрестности и сжечь предместья. Но потом придут войска из провинций, придет из Азии Иоанн Цимисхий, этот маленький бог войны – и уничтожит тебя и твою рать. Константинополь не победить так, как ты привык побеждать.

– Предложи другое, – Святослав знал, что Калокир ничего не говорит понапрасну. – Или ты уже не хочешь стать кесарем?

– Хочу. И стану. Если ты, мой князь, мне поможешь.

– Говори!

Калокир некоторое время колебался: стоит ли открывать карты? Если удача изменит Святославу, то патрикий всегда может вернуться обратно к своим. Его примут с честью, ведь всё будет выглядеть так, будто он, как и задумано Никифором, заманил архонта русов в ловушку.

Но если Никифор как-то узнает о той ловушке, которую готовил сам Калокир…

Но откуда ему узнать? Вряд ли Святослав поведает ему об этом. А Святославу рассказать необходимо. Без него весь замысел Калокира не стоит и медяка.

– Хорошо, – сказал патрикий. – Я расскажу тебе, как взять Константинополь. Сначала всё будет так, как ты сказал. Мы… То есть ты возьмешь Булгарию и перевалы в горах. Потом спустишься во Фракию и возьмешь там всё, что пожелаешь.

Никифор не сможет тебе препятствовать, потому что у него не так много верных войск, и они нужны ему в Константинополе, где его не любят.

А потом в Константинополь отправлюсь я в сопровождении тысячи твоих доверенных воинов и скажу, что ты готов заключить мир. Но заключать его ты желаешь лично с кесарем Никифором.

Никифор не трус. Он согласится. Но оставит меня в Константинополе, заложником. Меня и твоих воинов.