Старший же всадник Асмуда не слушал. Он размышлял.
К ромеям он, конечно, не пойдет. Ромеи вероломны. К ним если идти, то с настоящей силой. Ежели ромеи силу видят - они сами дают, и брать не надо. Малая дружина в тысячу воинов - это не сила. Тем более что дань ромеи уже отправили. Потребуешь еще - решат, что дешевле кого другого купить. И натравить на Киев. Ромеями не доблестные правят - торгаши. Хотя, надо признать, есть у них и полководцы. Но правят все равно торгаши. Потому и неплох был план Скарпи.
Приползут недобитые ромеи из тайного посольства к кесарю, доложат, что побили их степняки и дань, что русам да пацинакам причиталась, забрали.
А большому хану Куркурэ он сам пожалуется, дескать, забрали хузары наше золото! И пусть храбрый хан от обиды наедет на хузар! Пусть задерутся - а Киев тем временем еще кусочек сурожского берега под себя возьмет. И ромеи пусть с печенегами решают, кто дань схитил. А русы что? Русам обещано? Обещано. Значит, собери снова - и отдай. А не то придут и сами возьмут!
От этих приятных мыслей всадник пришел в хорошее настроение и произнес уже не так мрачно:
- Передай Скарпи, я иду к тракту. А он пусть ищет. Не найдет - головой ответит за потерянное богатство. Отправляйся!
Гридню подали свежих коней, и он ускакал. Ничего! Скарпи найдет! Он золота не упустит, не та порода. Такое богатство! Да и делить ее придется только с малой дружиной. А Волку* вообще шиш! - Он злорадно ухмыльнулся, вспомнив, сколько пришлось отдать печенегам из прошлогоднего ромейского выкупа.
* Куркутэ по-печенежски - волк.
Ухмыльнулся и тут же помрачнел, вспомнив, и эта дань ромейская пока что не у него в руках, а неизвестно где. А как хорошо все было задумано! Да и сделано хорошо. Кто ж знал, что у диких хузар достанет ума, чтобы угадать, какую судьбу им назначили русы?
Глава десятая
СОЛЯНОЙ ТРАКТ
Утром варяги свершили погребальный обряд: перерезали глотки пленникам, подожгли плоты и оттолкнули от берега. Рассвет - хорошее время для такого дела: умершие не собьются с дороги, притянет их не луна синяя, а Хорс-Солнышко.
Бледный, почти невидимый огонь, серый прозрачный дым... Некоторые видели, как на призрачных крылатых конях улетают в Ирий души героев.
Духарев призраков не видел, да и не высматривал особо. Не до того. Мучило Серегу дурное предчувствие. Нервность нездоровая. Когда за каждой полынной метелкой мерещится соглядатай, а за каждым пригорком - вражья конница. И еще в спину как будто кто-то пялится: так и хочется оглянуться. А ведь это не чащоба - степь. Простор от горизонта до горизонта. А давит так, словно в каменном мешке сидишь. Хотелось рвануть галопом: бежать, бежать, пока не поздно...
Но ехали они теперь медленно. Из раненых только Мисюрок смог сесть на коня. Остальным пришлось мастерить носилки - кожаные гамаки на жердях, уложенных на лошадиные спины. Кони с таким грузом могли идти только шагом.
Подобранный Серегой чужак за ночь отлежался, встал. Духарев распорядился выдать ему лошадь и трофейную печенежскую одежку. Оружия не давать. Мало что у чужака на уме?
Одежку чужак сразу надевать не стал: выполоскал в речке. И сам умылся. Чистоплотный. От завтрака отказался, немедленно вызвав подозрение Устаха. У многих народов так: с врагом вместе не едят. А с кем поел - того убивать нельзя. Боги не одобрят. Велено было Шуйке за чужаком приглядывать. И если что - не церемониться. Чужак, впрочем, повода для подозрений больше не давал. Тащился в хвосте, дремал, уронив поводья. Надо бы его потрясти: кто, откуда, как попал в плен? Принцип "враг твоего врага - твой друг" в степи не срабатывал. Тут все - против всех. И только твой клинок - за тебя.
Километров через двадцать речушка свернула к северу, варяги перешли ее вброд, и опять потянулся. однообразный степной пейзаж: пологие холмы, прикрытые травами.
Миновали стадо могучих степных туров. Длиннорогие быки с горбатыми холками подняли головы и проводили всадников недоверчивыми взглядами.
- Э-эх! - громко вздохнул Понятко. - Какая охота!
Духарев слыхал, что степные туры еще сильней лесных, чью мощь он уже испробовал на собственных ребрах, но за все это время ему так ни разу и не пришлось поохотиться на степных быков.
- Ай да сокол молодой
Над горой летал.
Ай да белу лебедицу
Молодой искал.
Стал он с горки да на горушку
Перелетывать,
Да звал лебедушку-красуню
В муравушке поиграть... - затянул Понятко. У парня был звонкий и ясный голос. Ежели так случится, что в бою покалечат, может, гусляром станет. Певун с таким голосом на княжьем пиру - желанный гость. Тем более варяг.
Солнце припекало, снизу поднимался густой запах трав. Не зря поляне этот месяц травнем зовут.
Варяги-северяне поснимали доспехи и стеганые подкольчужники, оставшись кто в белой льняной рубахе, кто вообще без ничего. Рассудили: ежели что - дозорные упредят. Машег (Рахуг был в передовом дозоре) поглядел на разоблачившихся с усмешкой, процедил что-то обидное. Для него градусов тридцать - это еще не жара, а так, тепленько.
Духарев тоже броню снимать не стал. С одной стороны, пример выдержки для подчиненных, с другой - все то же неясное беспокойство.
Ехал, слушал, как весельчак Понятко беседует с Машегом. О женщинах. Вернее, о том, как это печально, когда их нет. И чем их, в принципе, можно заменить. Вот те же печенеги, к примеру, они вместо баб...
Понятко, у которого всегда имелась наготове соответствующая история, рассказал, как его дальний родич был в полоне у печенегов-гилеев. Вот позвал однажды родича хан и сказал, что у его, хана, наложницы родился сын. И у сына того глаза сини. А сини глаза во всей округе только у Поняткова родича. Посему, выходит, согрешил славянин с хановой наложницей, и за то выходит ему, славянину, наказание: бить сильно, а мужские достоинства отрезать напрочь.
Родич Понятки, естественно, огорчился и задумался. А подумав, сообразил и сказал вот что: не у тебя ли, хан, в табуне родился недавно жеребенок с черной гривой?
- Было дело, - согласился хан.
- А ведь у кобыл твоих и жеребцов, у всех гривы желтые да сивые! - показал удивление родич. - Как же так?
Хан подумал немного, погладил черную бородку и молвил:
- Добро. О сыне моем боле говорить не будем. Но и ты гляди: о жеребенке никому ни слова!
Машег посмеялся вежливо, а потом сказал, что у них похожую байку рассказывают про славянского тиуна и ромея. Только там не кобыла, а коза была.
Внезапно один из дозорных, достигнув очередного взгорка, резво повернул назад. Воины встрепенулись было, но увидели, что дозорный, это был Сирка Чекан из Устахова десятка, машет пустыми руками: опасности нет.
- Ну что? - спросил Устах, когда дозорный подлетел к нему и осадил потного жеребца.
Сирка Чекан, рыжий, весь в веснушках, прибился прошлой весной. Никто в дружине его не знал, но кто и откуда - не спрашивали. Видно, что варяг, видно, что жизнью бит. Бит, да не сломан, так что к делу годится.
- Ну что?
- Дорога там, - шепелявя из-за дефицита передних зубов, сообщил дозорный.
- Соляной тракт, - сказал Машег, подъезжая к старшим.
- Куда ведет?
- К Сурожу.
- К городу?
Хузарин мотнул головой.
- К лиману, к варницам. Но к городу отвороток есть. Городок старинный, небольшой.
- Чей он? Как называется? - спросил Духарев.
- Называется Таган. По-нашему. Раньше наш городок был.
- А теперь?
- А теперь - не знаю. Его хакан Олег под себя взял, и с нами договорился, чтоб соль брать по малой цене, сколько надо. А кому сейчас дань платят - не знаю. Придем - спросим.
- А печенеги там есть, как думаешь?
- Может, и есть, - ответил Машег. - Это не беда. В Саркеле тоже печенеги есть. Наемные. И угры.
- Значит, по тракту пойдем? - спросил Сергей.
- Лучше - по тракту, - ответил Машег. - На тракте спокойней.
- Почему? - Духарев эту часть Дикого Поля знал слабо. В прошлый сезон они один раз ходили от Орла* по Донцу почти что до упомянутого Машегом хазарского города Саркела, но обратно возвращались тем же путем, и к Днепру шли не напрямик, а вдоль северских земель, высматривая для Свенельда места, где удобно ладить укрепленные городки.
- На тракте меньше грабят.
- Да ну? - Духарев скептически поднял бровь.
- Вдоль тракта истуканы языческие издревле поставлены. Кто степных богов боится, - Машег сплюнул, - тот на тракте лютовать не будет. Ну, может, возьмет немножко.
- Печенеги - тоже их боятся?
- Не знаю. У них свои демоны. - Хузарин снова сплюнул, затем добавил после паузы: - Ране этот тракт наши дозоры стерегли. Их-то поболе стереглись, чем кумиров деревянных.
Машег уже несколько лет служил Свенельду, поскольку был воином из рода воинов, в ...надца-том поколении, и не воевать не мог. Хузарский же хакан Йосып своих воинов не жаловал. Предпочитал по-ромейски нанимать за золото чужеземцев, которым доверял - больше. Машег служил Свенельду, оваряжился, но всё равно считал себя именно хузарином и никак не мог привыкнуть к тому, что княжья русь и печенеги так потеснили его народ. А ведь совсем недавно Хузарский хаканат держал под собой и всю землю от Волги до берегов Греческого моря, и Сурожское море, и Степь - до самого Днепра. И те же поляне безропотно платили им дань... Потом с востока пришел хан Бече**, с запада - варяги...
* О происхождении слова "печенег" у историков нет единого мнения. Византийцы называли их пацинаками и пацинакитами. Арабы использовали слово "баджнак". Версия происхождения слова "печенег" (беченег) от имени легендарного вождя Бече представляется вполне вероятной. Есть достаточно примеров, когда степной род получал имя по имени своего первого вождя. Вернее, первого вождя правящего рода, потому что, строго говоря, печенеги были не единым родом, а скорее объединением племен тюркского происхождения. Возможно, не только тюрков, угров и других.
- Поедем трактом, - подумав, решил Духарев.
- Машег, - через некоторое время спросил хузарина Понятко, - а печенеги они каким богам кланяются?
- Те, что там, - Машег махнул рукой, - в Аллу верят. И в Мохаммеда-пророка. Хоть ложно верят, так хоть в Бога истинного. А те, что у нас, у тех вера черная, в демонов. - Машег скривился и сделал отвращающий жест. - Они своих демонов человечьей кровью кормят*.
* Некоторые данные свидетельствуют, что печенеги-язычники исповедовали не обычный в те времена анимистический культ, а некий вариант "экспортированной" из Тибета черной религии "бон".
Понятко кивнул. Одобрительно кивнул, поскольку, как любой варяг, покровителем считал Перуна, а Перун кровушку человечью тоже очень одобряет.
Хузарин скривился еще больше, поглядел на Духарева, словно ища поддержки, но Сергей о специфике печенежской веры понятия не имел, что же касается жертвоприношений, то тех же пленных так и так прирезать пришлось бы. И если при этом кто-то хочет возглашать: "Тебе, Перун, воин Небесный", то пусть возглашает. Хотя если Перун действительно воин, а не мясник, то ему должны быть больше по вкусу битвы, а не казни.
Не дождавшись поддержки, Машег махнул рукой, пихнул коня пятками и умчался.
Глава одиннадцатая, особая
В КОТОРОЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О ТОМ, КАК ДУХАРЕВ С YCTAXOM ПРОШЛОЙ ОСЕНЬЮ СЛАВНО ПОТРУДИЛИСЬ В КНЯЖЕСТВЕ ЧЕРНИГОВСКОМ, и ЕЩЕ КОЕ О ЧЕМ ВЕСЬМА ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМ
На дороге пустили коней рысью. По голой земле идти легче, чем по разнотравью. Сменили сторожевые разъезды. Духарев верхом на заводной, прихватив Пепла, сам поехал в дозор. Обогнав отряд шагов на семьсот, оглянулся. Издали казалось - варягов много. Над дорогой поднималось густое желтое облако пыли. Такое заметно издалека - это минус. Зато за пылью сразу не разглядишь, что лишь на десятке лошадей - наездники.
Сергей потянулся к фляжке, промочил горло. Встряхнул, определяя, сколько осталось. Когда он выезжал из Киева, в серебряной, обернутой толстым войлоком фляжке плескалось разбавленное водой белое хузарское вино. Убыль вина пополнялась из увесистого поначалу бурдюка, но с каждой неделей воды во фляжке становилось все больше, а вина - все меньше. Из-под копыт порскнула стайка перепелов. Лошадь под Духаревым шарахнулась.
- Тих-хо! - прикрикнул Сергей и движением колен вернул лошадку на прежний маршрут.
К ромеям он, конечно, не пойдет. Ромеи вероломны. К ним если идти, то с настоящей силой. Ежели ромеи силу видят - они сами дают, и брать не надо. Малая дружина в тысячу воинов - это не сила. Тем более что дань ромеи уже отправили. Потребуешь еще - решат, что дешевле кого другого купить. И натравить на Киев. Ромеями не доблестные правят - торгаши. Хотя, надо признать, есть у них и полководцы. Но правят все равно торгаши. Потому и неплох был план Скарпи.
Приползут недобитые ромеи из тайного посольства к кесарю, доложат, что побили их степняки и дань, что русам да пацинакам причиталась, забрали.
А большому хану Куркурэ он сам пожалуется, дескать, забрали хузары наше золото! И пусть храбрый хан от обиды наедет на хузар! Пусть задерутся - а Киев тем временем еще кусочек сурожского берега под себя возьмет. И ромеи пусть с печенегами решают, кто дань схитил. А русы что? Русам обещано? Обещано. Значит, собери снова - и отдай. А не то придут и сами возьмут!
От этих приятных мыслей всадник пришел в хорошее настроение и произнес уже не так мрачно:
- Передай Скарпи, я иду к тракту. А он пусть ищет. Не найдет - головой ответит за потерянное богатство. Отправляйся!
Гридню подали свежих коней, и он ускакал. Ничего! Скарпи найдет! Он золота не упустит, не та порода. Такое богатство! Да и делить ее придется только с малой дружиной. А Волку* вообще шиш! - Он злорадно ухмыльнулся, вспомнив, сколько пришлось отдать печенегам из прошлогоднего ромейского выкупа.
* Куркутэ по-печенежски - волк.
Ухмыльнулся и тут же помрачнел, вспомнив, и эта дань ромейская пока что не у него в руках, а неизвестно где. А как хорошо все было задумано! Да и сделано хорошо. Кто ж знал, что у диких хузар достанет ума, чтобы угадать, какую судьбу им назначили русы?
Глава десятая
СОЛЯНОЙ ТРАКТ
Утром варяги свершили погребальный обряд: перерезали глотки пленникам, подожгли плоты и оттолкнули от берега. Рассвет - хорошее время для такого дела: умершие не собьются с дороги, притянет их не луна синяя, а Хорс-Солнышко.
Бледный, почти невидимый огонь, серый прозрачный дым... Некоторые видели, как на призрачных крылатых конях улетают в Ирий души героев.
Духарев призраков не видел, да и не высматривал особо. Не до того. Мучило Серегу дурное предчувствие. Нервность нездоровая. Когда за каждой полынной метелкой мерещится соглядатай, а за каждым пригорком - вражья конница. И еще в спину как будто кто-то пялится: так и хочется оглянуться. А ведь это не чащоба - степь. Простор от горизонта до горизонта. А давит так, словно в каменном мешке сидишь. Хотелось рвануть галопом: бежать, бежать, пока не поздно...
Но ехали они теперь медленно. Из раненых только Мисюрок смог сесть на коня. Остальным пришлось мастерить носилки - кожаные гамаки на жердях, уложенных на лошадиные спины. Кони с таким грузом могли идти только шагом.
Подобранный Серегой чужак за ночь отлежался, встал. Духарев распорядился выдать ему лошадь и трофейную печенежскую одежку. Оружия не давать. Мало что у чужака на уме?
Одежку чужак сразу надевать не стал: выполоскал в речке. И сам умылся. Чистоплотный. От завтрака отказался, немедленно вызвав подозрение Устаха. У многих народов так: с врагом вместе не едят. А с кем поел - того убивать нельзя. Боги не одобрят. Велено было Шуйке за чужаком приглядывать. И если что - не церемониться. Чужак, впрочем, повода для подозрений больше не давал. Тащился в хвосте, дремал, уронив поводья. Надо бы его потрясти: кто, откуда, как попал в плен? Принцип "враг твоего врага - твой друг" в степи не срабатывал. Тут все - против всех. И только твой клинок - за тебя.
Километров через двадцать речушка свернула к северу, варяги перешли ее вброд, и опять потянулся. однообразный степной пейзаж: пологие холмы, прикрытые травами.
Миновали стадо могучих степных туров. Длиннорогие быки с горбатыми холками подняли головы и проводили всадников недоверчивыми взглядами.
- Э-эх! - громко вздохнул Понятко. - Какая охота!
Духарев слыхал, что степные туры еще сильней лесных, чью мощь он уже испробовал на собственных ребрах, но за все это время ему так ни разу и не пришлось поохотиться на степных быков.
- Ай да сокол молодой
Над горой летал.
Ай да белу лебедицу
Молодой искал.
Стал он с горки да на горушку
Перелетывать,
Да звал лебедушку-красуню
В муравушке поиграть... - затянул Понятко. У парня был звонкий и ясный голос. Ежели так случится, что в бою покалечат, может, гусляром станет. Певун с таким голосом на княжьем пиру - желанный гость. Тем более варяг.
Солнце припекало, снизу поднимался густой запах трав. Не зря поляне этот месяц травнем зовут.
Варяги-северяне поснимали доспехи и стеганые подкольчужники, оставшись кто в белой льняной рубахе, кто вообще без ничего. Рассудили: ежели что - дозорные упредят. Машег (Рахуг был в передовом дозоре) поглядел на разоблачившихся с усмешкой, процедил что-то обидное. Для него градусов тридцать - это еще не жара, а так, тепленько.
Духарев тоже броню снимать не стал. С одной стороны, пример выдержки для подчиненных, с другой - все то же неясное беспокойство.
Ехал, слушал, как весельчак Понятко беседует с Машегом. О женщинах. Вернее, о том, как это печально, когда их нет. И чем их, в принципе, можно заменить. Вот те же печенеги, к примеру, они вместо баб...
Понятко, у которого всегда имелась наготове соответствующая история, рассказал, как его дальний родич был в полоне у печенегов-гилеев. Вот позвал однажды родича хан и сказал, что у его, хана, наложницы родился сын. И у сына того глаза сини. А сини глаза во всей округе только у Поняткова родича. Посему, выходит, согрешил славянин с хановой наложницей, и за то выходит ему, славянину, наказание: бить сильно, а мужские достоинства отрезать напрочь.
Родич Понятки, естественно, огорчился и задумался. А подумав, сообразил и сказал вот что: не у тебя ли, хан, в табуне родился недавно жеребенок с черной гривой?
- Было дело, - согласился хан.
- А ведь у кобыл твоих и жеребцов, у всех гривы желтые да сивые! - показал удивление родич. - Как же так?
Хан подумал немного, погладил черную бородку и молвил:
- Добро. О сыне моем боле говорить не будем. Но и ты гляди: о жеребенке никому ни слова!
Машег посмеялся вежливо, а потом сказал, что у них похожую байку рассказывают про славянского тиуна и ромея. Только там не кобыла, а коза была.
Внезапно один из дозорных, достигнув очередного взгорка, резво повернул назад. Воины встрепенулись было, но увидели, что дозорный, это был Сирка Чекан из Устахова десятка, машет пустыми руками: опасности нет.
- Ну что? - спросил Устах, когда дозорный подлетел к нему и осадил потного жеребца.
Сирка Чекан, рыжий, весь в веснушках, прибился прошлой весной. Никто в дружине его не знал, но кто и откуда - не спрашивали. Видно, что варяг, видно, что жизнью бит. Бит, да не сломан, так что к делу годится.
- Ну что?
- Дорога там, - шепелявя из-за дефицита передних зубов, сообщил дозорный.
- Соляной тракт, - сказал Машег, подъезжая к старшим.
- Куда ведет?
- К Сурожу.
- К городу?
Хузарин мотнул головой.
- К лиману, к варницам. Но к городу отвороток есть. Городок старинный, небольшой.
- Чей он? Как называется? - спросил Духарев.
- Называется Таган. По-нашему. Раньше наш городок был.
- А теперь?
- А теперь - не знаю. Его хакан Олег под себя взял, и с нами договорился, чтоб соль брать по малой цене, сколько надо. А кому сейчас дань платят - не знаю. Придем - спросим.
- А печенеги там есть, как думаешь?
- Может, и есть, - ответил Машег. - Это не беда. В Саркеле тоже печенеги есть. Наемные. И угры.
- Значит, по тракту пойдем? - спросил Сергей.
- Лучше - по тракту, - ответил Машег. - На тракте спокойней.
- Почему? - Духарев эту часть Дикого Поля знал слабо. В прошлый сезон они один раз ходили от Орла* по Донцу почти что до упомянутого Машегом хазарского города Саркела, но обратно возвращались тем же путем, и к Днепру шли не напрямик, а вдоль северских земель, высматривая для Свенельда места, где удобно ладить укрепленные городки.
- На тракте меньше грабят.
- Да ну? - Духарев скептически поднял бровь.
- Вдоль тракта истуканы языческие издревле поставлены. Кто степных богов боится, - Машег сплюнул, - тот на тракте лютовать не будет. Ну, может, возьмет немножко.
- Печенеги - тоже их боятся?
- Не знаю. У них свои демоны. - Хузарин снова сплюнул, затем добавил после паузы: - Ране этот тракт наши дозоры стерегли. Их-то поболе стереглись, чем кумиров деревянных.
Машег уже несколько лет служил Свенельду, поскольку был воином из рода воинов, в ...надца-том поколении, и не воевать не мог. Хузарский же хакан Йосып своих воинов не жаловал. Предпочитал по-ромейски нанимать за золото чужеземцев, которым доверял - больше. Машег служил Свенельду, оваряжился, но всё равно считал себя именно хузарином и никак не мог привыкнуть к тому, что княжья русь и печенеги так потеснили его народ. А ведь совсем недавно Хузарский хаканат держал под собой и всю землю от Волги до берегов Греческого моря, и Сурожское море, и Степь - до самого Днепра. И те же поляне безропотно платили им дань... Потом с востока пришел хан Бече**, с запада - варяги...
* О происхождении слова "печенег" у историков нет единого мнения. Византийцы называли их пацинаками и пацинакитами. Арабы использовали слово "баджнак". Версия происхождения слова "печенег" (беченег) от имени легендарного вождя Бече представляется вполне вероятной. Есть достаточно примеров, когда степной род получал имя по имени своего первого вождя. Вернее, первого вождя правящего рода, потому что, строго говоря, печенеги были не единым родом, а скорее объединением племен тюркского происхождения. Возможно, не только тюрков, угров и других.
- Поедем трактом, - подумав, решил Духарев.
- Машег, - через некоторое время спросил хузарина Понятко, - а печенеги они каким богам кланяются?
- Те, что там, - Машег махнул рукой, - в Аллу верят. И в Мохаммеда-пророка. Хоть ложно верят, так хоть в Бога истинного. А те, что у нас, у тех вера черная, в демонов. - Машег скривился и сделал отвращающий жест. - Они своих демонов человечьей кровью кормят*.
* Некоторые данные свидетельствуют, что печенеги-язычники исповедовали не обычный в те времена анимистический культ, а некий вариант "экспортированной" из Тибета черной религии "бон".
Понятко кивнул. Одобрительно кивнул, поскольку, как любой варяг, покровителем считал Перуна, а Перун кровушку человечью тоже очень одобряет.
Хузарин скривился еще больше, поглядел на Духарева, словно ища поддержки, но Сергей о специфике печенежской веры понятия не имел, что же касается жертвоприношений, то тех же пленных так и так прирезать пришлось бы. И если при этом кто-то хочет возглашать: "Тебе, Перун, воин Небесный", то пусть возглашает. Хотя если Перун действительно воин, а не мясник, то ему должны быть больше по вкусу битвы, а не казни.
Не дождавшись поддержки, Машег махнул рукой, пихнул коня пятками и умчался.
Глава одиннадцатая, особая
В КОТОРОЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О ТОМ, КАК ДУХАРЕВ С YCTAXOM ПРОШЛОЙ ОСЕНЬЮ СЛАВНО ПОТРУДИЛИСЬ В КНЯЖЕСТВЕ ЧЕРНИГОВСКОМ, и ЕЩЕ КОЕ О ЧЕМ ВЕСЬМА ЗАМЕЧАТЕЛЬНОМ
На дороге пустили коней рысью. По голой земле идти легче, чем по разнотравью. Сменили сторожевые разъезды. Духарев верхом на заводной, прихватив Пепла, сам поехал в дозор. Обогнав отряд шагов на семьсот, оглянулся. Издали казалось - варягов много. Над дорогой поднималось густое желтое облако пыли. Такое заметно издалека - это минус. Зато за пылью сразу не разглядишь, что лишь на десятке лошадей - наездники.
Сергей потянулся к фляжке, промочил горло. Встряхнул, определяя, сколько осталось. Когда он выезжал из Киева, в серебряной, обернутой толстым войлоком фляжке плескалось разбавленное водой белое хузарское вино. Убыль вина пополнялась из увесистого поначалу бурдюка, но с каждой неделей воды во фляжке становилось все больше, а вина - все меньше. Из-под копыт порскнула стайка перепелов. Лошадь под Духаревым шарахнулась.
- Тих-хо! - прикрикнул Сергей и движением колен вернул лошадку на прежний маршрут.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента