Страница:
медленно вращалось вокруг очков.
- Ванька, достал он тебя в голову, хорошо достал. - Голос стал более
спокойным. - Наверное у тебя сотрясение. Ты лежи-лежи, сейчас Ленка приедет
- я уже позвонил. (Тут Миха пару раз моргнул глазами, смахивая очередную
слезу) И Павел Петрович придет. - Иван по чувствовал на щеках пухлые, теплые
Михины ладони, слегка дрожащие и влажные - Боже... Ванечка... У тебя т-такой
вид! Т-т-такой вид! Ты т-такой... б-б-бледный... - Миха от волнения начал
заикаться.
- Все, все! Обсыхай, Миха, в порядке я! - Иван уже на чал воспринимать
действительность - Что ты Ленке сказал? И на хера вообще звонил?
- Ванюша, я очень испугался за тебя, мне так страшно, так страшно
стало, ты упал как мертвый и...
- Ну ты б... , - перебил его Иван, , но остановиться уже не смог, -
прям как баба... - Последнее слово он произнес совсем тихо, успев заметить,
что испуг в Михиных глазах стал совсем другого рода. - Ну, , прости-прости
гада, - при этом он попытался изобразить улыбку, но получилась лишь гримаса
боли.
Миха медленно убрал руки с его щек и поднялся на ноги. Сутулый и
угловатый, он еще больше сгорбился, поправил очки и открыв рот, силился
ответить. Сейчас его взгляд выражал удивленную обиду.
- Ваня, - наконец прошептал Миха - но ты же знаешь, как... - он не
договорил.
В этот момент открылась дверь, и вошел грузный, седой муж чина лет
пятидесяти, остановился у порога и внимательно посмотрел на Ивана. Затем
достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. Миха и Иван молча
смотрели на вошедшего. Выдержав паузу, он спокойным голосом начал:
- Миха, покури-ка в предбаннике.
Миха не стал дожидаться повторного приглашения и быстро выскользнул за
дверь. Вошедший продолжал, стряхнув пепел на пол:
- А теперь, алкаш, объясни мне, какого черта ты именно вчера напился?!
- Ровный тон внезапно перешел в рычание - Я понимаю, что в твоем возрасте
только блядки на уме, но я понимать отказываюсь твое отношение к делу! ! ! Я
же на тебя пять тысяч поставил! Мальчишка! ...
Иван молча слушал, наблюдая за руками говорившего. Правая, согнутая в
локте, продолжала держать пачку и зажигалку, левая, с сигаретой, сей час
была вытянута вдоль бедра и заметно подрагивала.
- Я, как последний кретин, договариваюсь с людьми, Фосырева самого
приглашаю, а он не в форме! Вано, б..., - у меня просто другого слова нет -
ну ты хоть понимаешь, что я на тебя собственную шкуру поставил? - Он резко
швырнул окурок на пол и замолчал.
- Петрович, ясно, что оправдываться бесполезно, - Иван даже не сделал
попытки подняться с полу, а продолжал лежать, - у Ленки вчера день рождения
был, ну должен ты меня понять...
- Да ни чего тебе не ясно, Вано! Ты же знаешь меня! . . Мне,
естественно, не плевать на пять тысяч, и я никогда не повторяю дважды.
Сейчас это будем считать тренировкой, но ты врубись, что следующую субботу я
отменить уже ну никак не могу. Миха в школе договорился про зал - делай, что
хочешь, хоть отпуск бери на работе, но латыша зарой!
Петрович на секунду задумался и добавил:
- Гога повысил ставки до двадцати, будет человек сорок, а то и больше.
Ты это понимаешь?
- Ты меня тоже знаешь, Петрович, обещаю, что в норме буду, - Иван
говорил тихо и уверенно и своим тоном видимо успокоил - рука Петровича
перестала дрожать.
- Не знаю я, оклемаешься ты за неделю или нет... - Он прищурился,
рассматривая голову Ивана. - Тебе нельзя неделю прогулять?
- Никак... Мы проект сдаем - предзащита. Из Москвы комиссия будет через
неделю.
- Ладно... инженер. Все. Встал и домой - "волга" внизу. Жду завтра, как
обычно, у себя. В десять.
Павел Петрович еще раз бросил изучающий взгляд на Ивана и быстро вышел,
захлопнув дверь. Перистые облака сигаретного дыма недовольно потекли в
разные стороны, потревоженные двойным эхо - на двери болталась табличка с
неразличимой выцветшей надписью.
Иван с трудом поднялся, пробуя при этом поворачивать голову в разные
стороны. Внезапно остатки дыма закрутились в бешеном смерче - влетела Лена.
Она остановилась с вытянутыми вперед руками - на одной из ладоней виднелась
свежая царапина.
"Закрывайте за собой дверь", - подумал Иван и тихо добавил вслух:
- И уважайте труд завхозов...
Ленка смотрела широко открытыми испуганными глазами на Ивана и пыталась
что-то сказать, но слова явно застревали в горле.
- Ленчик, а ты же слово дала не приходить сюда. Ты обещала, - сказал он
тихо и жестко - Не молчи!
- Ваня... Не могу... Пойми меня, я...
- Ревушка-коровушка... Как ты в таком состоянии доехала только? -
Незаметно для себя он сменил тон и улыбнулся.
- На такси, - девушка поняла, что Иван больше не будет на нее злиться
и, обхватив его за пояс, прижалась лицом к груди. - Тебе не очень больно?
- Догадайся с трех раз, , глупышка моя.
- Не сердись, Иванушка, я же каждое воскресенье места себе не нахожу.
Как только вечер наступает, я дрожать начинаю, в голову мысли лезут разные.
Господи, зачем все это, зачем?!
Иван почувствовал, что майка на груди стала влажной. Он прикоснулся
обеими руками к ее голове, медленно отодвинул и посмотрел в Ленкины влажные
глаза:
- Зачем? У тебя есть варианты? - Он поймал себя на мысли, что только
что задал сам себе этот вопрос. - Ладно. Поехали-ка домой, а то завтра,
вроде, на работу. Ты Петровича внизу видела?
- Нет, только Миху - бледный, как статуя. Ваня, ну скажи, тебе очень
больно было?
- Сейчас нормально, только голова немного кружится. Эх, Ленчик, спала
бы ты себе... - Иван отметил, что совсем на нее не злится, да и голова уже
не кружилась.
Но на лестнице Иван опять по чувствовал, как все поплыло перед глазами.
- Нет, видимо здорово он меня зацепил в этот раз, - проговорил он,
вцепившись в перила.
Ленка изо всех сил пыталась поддержать его, и ее попытки вызвали его
одобрительную улыбку...
... "Странно, что прохожие попадаются в этом городе," - думал Иван,
наклонившись над рулем и пытаясь хоть что-то разглядеть впереди машины.
Дворники лишь размазывали воду по лобовому стеклу, и она, растекаясь по всей
поверхности, образовывала мутную пленку.
Приступ дикой боли в руке заставил Ивана скрипнуть зубами - два
стеклянных осколка повисли над мостом Лейтенанта Шмидта. Сначала они были
маленькими и тусклыми, но быстро превратились в два гигантских вращающихся
шара с рваными краями, надвигающимися прямо на машину Ивана. Ослепляющие
куски стекла что-то громко и омерзительно орали ему, пытаясь заглушить стоны
насилуемого двигателя, но Иван только усмехнулся и с такой силой надавил на
газ, что машина рывком взлетела, перепрыгивая через ремонтируемые трамвайные
пути. Иван мельком успел заметить, как напугавшие его шары резко провалились
куда-то вправо, а в зеркале заднего вида появились два красных стоп-сигнала
остановившегося автомобиля...
Воскресенье, ночь.
Черная исполкомовская "волга" с завывающей сиреной вырулила на проспект
Карла Маркса, заставила резко затормозить одинокое ночное такси и понеслась
по направлению к набережной - оставалось десять минут до развода Тучкова
моста, нужно было успеть доехать.
На заднем сидении дремал уставший Иван. У него на коленях спала,
свернувшись калачиком, Ленка. Она улыбалась во сне, наверное сон был
хороший. Вдвоем они были похожи на строгого отца и маленькую дочку, уютно
устроившуюся у него на коленях. Он, закрыв глаза, ласково гладил ее по
голове, и она сквозь сон улыбалась.
... Дождь внезапно прекратился - был слышен только рев мотора да свист
ветра за стеклом. "Лучше бы ты не кончался! "- простонал Иван, снова заметив
впереди, на гранитной набережной, обрывок одной из его жизней - два циклопа
стояли взявшись за руки и рычали на него. Их безобразные демонические тела
росли и росли, и вот уже их головы и плечи начали скрываться в нависающем
свинцовом небе...
Очень давно. Среда.
Они познакомились еще весной - три месяца назад. Поздно ночью Иван шел
по набережной Шмидта, было холодно и сыро, от Невы отдавало канализацией.
Стоящие у набережной суда, казалось, жаловались друг другу на непогоду,
дрожали от порывов ветра и напрасно пытались освободиться от швартовых
канатов. Где-то играла веселая музыка, слышался женский смех и звон бутылок
- кто-то праздновал, а может, просто провожал очередной удачный день.
Рядом с памятником Крузенштерну, облокотившись на гранитную ограду, в
воду смотрела девушка, странно как-то смотрела - таким взглядом обычно
провожают пролетающий самолет. В руках девушки был батон, она медленно
отламывала от него маленькие кусочки и бросала их в грязную воду. Длинное
пальто небрежно обнимало ее плечи, девушка то и дело делала ими движение,
словно хотела сбросить его. Иван подошел поближе и спросил:
- Кого кормим-то? Чайки все спят давно...
- Они утром обязательно прилетят, - ответила она, даже не обернувшись,
- сегодня цербер на вахте двери заперла в одиннадцать, вот завтракаю, одной
скучно... Хотите кусочек? - неожиданно спросила она.
- Хочу, - ответил Иван, придвигаясь поближе. - Вам не холодно?
Девушка повернулась к нему и улыбнулась.
- Теперь нет, - ответила она и, пригладив намокшую от мелкой измороси
челку, добавила, - жалко рыбок моих милых, соседка по комнате только завтра
вернется, а они тоже голодные... а я тут хлеб уплетаю за обе щеки.
Ее улыбка показалась Ивану грустной, но глаза... "Прямо заглядеться
можно... , - подумал Иван, - лет шестнадцать ей наверное... "
- Девятнадцать - сказала она.
- Вы умеете читать мысли?
- Да нет, просто у вас вопрос на лице написан. Вы не стесняйтесь,
ешьте, - она протянула ему батон.
Иван разломил его пополам, и они принялись его доедать. Хлеб был
влажный и приятно грел руки своим теплым боком. И пришла мысль, что у нее,
наверное, тоже такие мягкие, теплые руки.
- Меня зовут Лена, а вас?
- Иван... Матросов.
- Иванушка... , - это она произнесла как-то мечтательно, - прямо
богатырь из сказки. Вы спортсмен?
- Инженер.
- А я в Техноложке учусь. Мама не хотела сначала отпускать одну в
Ленинград, а потом поняла - все равно я уеду, и отпустила. Я вчера письмо от
нее получила... Все как обычно. А у вас мама есть?
- И мама и папа, - Иван улыбнулся, - они сей час в Норильске,
геологи... А батон лучше с чаем, я живу совсем рядом. Чай и теплое одеяло
гарантирую. Я не страшный?
- Ты... не страшный, ты... добрый, - Лена взяла его за руку. - В этом
городе нет страшных людей, особенно по ночам. А куда мы идем? -
поинтересовалась она.
- На Четырнадцатую линию.
Рука ее действительно оказалась теплой.
Придя к Ивану домой, Лена сразу взяла быка за рога - по-хозяйски вошла
на кухню и принялась изучать местные условия. Кухня была просторная и уютная
- сразу ей понравилась. Пока Иван колдовал в спальне, раздумывая, где взять
комплект чистого белья, она уже согрела чайник, нашла где-то в недрах
кладовки забытое варенье и накрыла на стол.
Сидели они часов до пяти - пили чай, говорили о всякой ерунде, и Иван
впервые, за долгое время, забыл о том, что ему вообще-то утром на работу,
вечером к Петровичу за деньгами, что опять к нему тайком прибежит петровичев
"подпольный распорядитель" - педик Миха объясняться в любви. Он просто сидел
и слушал веселое щебетание и смех Ленки, пил чай и радовался теплу - весь
существующий мир вдруг взял и сузился до размеров кухни...
Лену он решил положить в спальне, а для себя наметил диван в большой
комнате. Из ванной донесся визг; Иван забыл предупредить, что "красный" -
это холодная вода. Это его окончательно развеселило и, видимо, не только
его.
- Леночка! Холодная - это красная! - крикнул Иван.
- Поздно, Иванушка, я уже вся покрылась льдом! - донесся ее смеющийся
голос. - Какое странное у тебя зеркало, Ваня... Оно волшебное?
- Да, наследство. Оно предсказывает судьбы. Ты с ним поосторожнее там,
а то оно рассердится и ляпнет что-нибудь не то!
- Ванюшка, , мы уже подружились с ним. Ну и красота, - смех замолк, и
Иван услышал тихое пение:
- "Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду расскажи... Ктоооо?..."
Последнее "Кто? "было произнесено уже удивленным шепотом.
Прошло минут двадцать:
- Мое обещанное одеяло готово? -послышался голос из приоткрытой двери
ванной.
- Да, готово и согрето.
- Тогда не смотри на меня, я побежала спать, может успею хотя бы глазки
прикрыть до утра.
- Не смотрю, спокойного тебе утра.
Иван услышал, как хлопнула сначала дверь в ванной, а потом в спальне...
В ванной было жарко. Он подошел к зеркалу над умывальником и протер
запотевшее стекло. На Ивана смотрел сероглазый мужчина лет тридцати, с рано
поседевшими висками. "Странно, - подумал Иван, - сегодня я на него совсем не
похож, он больше походит на фотографию в паспорте. Каждый день на меня
смотрят разные люди ..."
Зеркало было старинным, очень большим, и никак не вписывалось в
обстановку ванной. Досталось оно от прабабки (так утверждала мать),
выбрасывать его было жалко и зеркало повесили в ванной, чтоб была хоть
какая-то польза от старого хлама. Каждый день Иван смотрел вглубь этого
зеркала и пытался понять, кто из этих двоих он сам - тот или стоящий возле
раковины. Старое зеркало не давало ответа на вопрос, только издевалось над
ним - изображение было слегка неестественным, вогнутым и показывало странные
пропорции лиц и предметов в ванной.
- Не нужно искать ответ там, , где его все равно нет, - решил Иван и
полез за зубной щеткой.
На серой раковине, прямо под торчащим из стены краном, стояла, ярко
поблескивая, раскрытая Ленкина помада. Точно дорожный знак, вдруг показалось
Ивану. Он машинально взял тюбик, быстро прошел к спальне. Лена уже спала.
Одеялом она была закрыта только до пояса, лежала на животе, широко раскинув
руки. Дыхание было частым и беспокойным.
- А ведь подушка намокла. Волосы не вытерла совсем, - тихо прошептал
Иван и осторожно прикрыл дверь.
Помаду он после долгого колебания поставил на место. Быстро умывшись и
выключив везде свет, он улегся на свой диван и через пару минут услышал, как
осторожно открылась дверь и заговорщический шепот ему сообщил:
- Ты меня обманул, одеяло-то холодное.
И не что воздушное, с мокрыми волосами быстро нырнуло к нему под
одеяло. Потом был самый странный поцелуй в его жизни. Он был и горький и
терпкий одновременно, ожигающий все внутри и холодящий, сладкий и
отрезвляющий. Вселенная, город и квартира исчезли - осталась маленькая
точка, в которой были только двое, остальному не хватило места. Если это
можно назвать полным слиянием душ, то так это и было. Время остановилось и
наблюдало за ними со стороны. Не было больше ни чего, почти ничего...
Утром Иван не пошел на работу по банальной при чине - не хотел идти на
работу.
Он проснулся в странном состоянии - с совершенно ясной головой и
чувством очищения от всех грехов, и это после такой ночи! Ему казалось, что
у него выросли крылья.
Ленка лежала свернувшись калачиком, положив голову к нему на живот. Она
улыбалась даже сей час.
С того дня Лена больше ни разу не ночевала в комнате номер 513 своего
общежития.
... Два длинноволосых демона были раздавлены как осколки стекла в
мельчайшую пыль сменившимся пейзажем. На какое-то мгновение Ивану вдруг
стало легко. Он глотал влажный ночной воздух, который прозрачным тягучим
потоком вливался через открытое окно в машину. Старинное здание Университета
всем видом своим пыталось выразить безмолвный протест наседавшему небу,
вонючим водам реки и мокрой дороге, покрытой потрескавшейся скорлупой
асфальта. Или зеркала?
Трещинки, найденные светом фар, медленно трансформировались в паутину,
опутывая мозг Ивана, сжимались и давили, все глубже проникая в воспаленный
разум. Головная боль заглушила все мысли...
Понедельник. Утро.
До площади Александра Невского Иван добрался на частнике, затем пересел
на автобус и проехал две остановки на нем. Безвкусная архитектура здания КБ
давно уже раздражала Ивана Матросова. Он еще в первый день отметил: "Ведь
это же надо было умудриться поставить такой каменный ящик на берегу Невы, и
в таком замечательном месте!" Серое, пятиэтажное здание торчало, как бельмо
на глазу. Даже если бы в нем и не было закрытого КБ, то народ все равно был
бы уверен, что не что подобное именно там и есть. Хотя нашлась же какая-то
светлая голова, украсившая мрачную картину тополями, посадив их напротив
фасада.
На проходной Ивана взял за локоть секретарь парторганизации Еремеев
-известный зануда и бюрократ. От его утренних "структур момента" впадали в
спячку до полудня все местные активисты, но ни чего поделать не могли,
поскольку, мало того, что Сергей Сергеевич был парторгом, так еще и
теоретиком-любителем. На таких как он молились в райкоме - Еремеев был
"идейным ", а с идеей не поспоришь. Не спорили уже лет пятнадцать.
- Матросов, вы не забыли, что сегодня я вас жду после обеда?
- По-моему, я никогда не давал повода, Сергей Сергеевич. Ответив, Иван
вдруг осознал, что новый день начался.
- Да, действительно не давали - Еремеев задумчиво улыбнулся, - просто я
хотел сказать, что немного задержусь в обкоме и буду только в четыре. Да, и
еще... Ой, извините, - Еремеев уже смотрел в другую сторону. - Короче, жду.
К счастью, он увидел свою новую жертву, видимо его утреннюю цель,
курящую на пол-этажа выше, и резво стал подниматься. Иван наблюдал, как
парторг, похожий на швабру щеткой вниз, перебирал ногами ступени. Вчерашний
день растаял полностью.
Иван поднялся на пятый этаж, подошел к двери с табличкой "513 ",
надавил тремя пальцами на кнопки 5, 1 и 3 кодового замка, вошел и увидел
прямо перед дверью Пашку с протянутой рукой и улыбкой до ушей.
- Однако, червонец давай, Сан Саныч, чай совсем кончился. Гони рупь,
Ванька.
Иван обменял дежурную улыбку на дежурную шутку и полез шарить по
карманам.
- Секундочку, Паштет, обыск штанов совершу и дам, -он сообразил, что
рубль скорее всего не найдется, поскольку в кармане брюк, насколько он
помнил, было скомкано что-то около тысячи рублей сотками, при виде которых,
местная публика упала бы в голодный обморок. - Нет рубля, у меня только
трешка ... Я ее в обед разменяю.
- Ладно, скупердяй, должен будешь. А партию когда добьем? -при этом
Паштет повел бровями вправо, указывая на "чайный " стол, где стояла
шахматная доска с расставленными фигурами.
- Да хоть сейчас, если Палыч на планерку свалил.
Сегодня была вроде как сдача проекта, значит, Палыч будет отсутствовать
минимум час - его будет накачивать вышестоящее. Палыч был одним из шести
обитателей комнаты 513 и числился начальником их отдела.
Иван подошел к своему столу, стоящему под прикрытием кульмана, и скорее
ради собственного успокоения пошелестел для вида бумагами - настроение было
не просто нерабочее, а нерабочее совсем - ватная голова явно не давала покоя
ни душе, ни телу. Иван решил покаяться:
- Паштет, ты обманут гнусно мной, потому что я...
- Бухой! - развил мысль проснувшийся Серж Кривицкий из-за шкафа. - Что
пил?
- Шампанское с ананасами и пивом.
- Примите мою чистосердечную зависть, сэр!
- И два рубля приму, - это Иван вдруг вспомнил, что будет
неестественным забыть о долге в преддверие зарплаты.
- Ваня, без яиц нож... Не дай умереть молодому дарованию - как только,
так сразу, а?
- Как только.
Из-за шкафа раздалось короткое "ура " и тихое "есть же люди на свете".
Послышался звук открываемого замка и влетевшая утренняя порция свежего
Гуревича прострочила:
- Привет, Кулибины! Чай готов? Анекдот про двух психов слышали? А рыбок
кормили? Палыч на планерке? А Вовка из отпуска не вернулся? Я вчера в БДТ
ходил! А какого хера вы партию не добили - доска-то одна! Во, бля, самое
главное -у нас пополнение! Серега, придется потесниться, забыл вам в пятницу
еще сказать!
Послышалось недовольное ворчание Сереги:
- Ну как обычно, сначала понос, потом новости. Торопидзе ты наш, что за
пополнение?
- Какой-то комсомолец при галстуке сейчас в курилке торчит, с народом
общается. На вид полная амеба... стеклянная и отглаженная. Вроде молодой
специалист из твоей, Вань, альмы-матери.
Из-за шкафа раздалось тихое пение:
- Не могу смотреть без смеха на козлов из Политеха!
- Лишу матдотаций, профессор! Или выпорю за дискредитацию! - рявкнул
Иван.
- Ухожу, ухожу, ухожу... Это я любя, ты же знаешь, Ванька. Бляха-муха!
Думал колбаса, а жена селедку положила. Вот е... Мужики, чем запах убить?
Мне же в профком надо бежать... к Сонечке!
- Если ваши руки пахнут рыбой, смажьте их меркаптаном, - выпалил Марк,
заранее давясь от смеха.
- Остряк-самоучка, - обиженно среагировал Серега, - хочешь побыть
Пастером?
- Серега, я курить хочу и иду, а тебе мыло могу посоветовать. Старики
говаривали, что помогает.
Раздался громкий стук в дверь:
- Товарищи, откройте пожалуйста!
Вошедший напоминал истинного арийца Масюлиса с выпуклыми рыбьими
глазами.
Одновременно с явлением "Масюлиса" звякнул телефон. Трубку схватил
Пашка:
- Матросов, с вещами к телефону.
Звонил нервный Палыч по поводу проекта и его защиты. Иван слушал в
пол-уха и наблюдал, как новый сотрудник жмет всем присутствующим руки - жал
с оглядкой на него. Очень странный, жесткий взгляд. Наверняка наслышан про
подвиги Ивана в институте.
- Иван, ну понятно, что так лучше и надежнее, но ты в самый последний
момент, - гремело в трубке, но Иван продолжал наблюдать за вновь прибывшим.
Поразительно, но его фамилия оказалась Мацарис. Он придирчиво осмотрел
любимый объект Марка Гуревича - аквариум.
- Товарищи, а кто тут старший по рыбам? - на лице Мацариса нарисовалось
неподдельное удивление. - Вы что, садисты?
Аквариум был своеобразной гордостью Марка. Он достался в наследство
вместе с этой комнатой отделу три года назад - видимо, совсем древний,
поскольку числился за инвентарным номером из четырех цифр. Сейчас-то на
мебели их аж шесть. Марк сразу заявил, что он старый юннат и берет над
животными шефство - очнулась давняя любовь к природе, благо и объект всегда
под рукой. Шефство заключалось в наблюдении. Гуревич наблюдал за жизнью семи
обитателей. Аквариум никто никогда не чистил, воду не меняли, а только
доливали, прямо из-под крана. Кормили рыб всем, чем придется - хлебом,
медными монетами "на счастье" и молотым кофе Палыча. Рыбы жили и радовались
своему с частью. Через некоторое время аквариум и экспериментатор
прославились на все КБ - народ приходил с пожертвованиями: яблоки, колбаса.
Пробовали кидать сыр и сахар - рыбы не возражали. Правда, тина росла
быстрее, чем рыбы, и ее периодически выуживали руками. Короче, этот аквариум
представлял устойчивый биогеоценоз, наводящий по вечерам на грустные мысли.
После придирчиво-брезгливого осмотра емкости с подопечными Марка,
Мацарис выдал резюме, что Гуревич временно отстранен от занимаемой должности
зав. живым уголком по состоянию врожденной неспособности любить фауну. На
это Марк усмехнулся и с тоской посмотрел на свой зверинец. Иван продолжал
говорить по телефону:
- Да, Палыч, мы мигом! Серега, руки в ноги и в залу - канделябры
зажжены!
Предзащита прошла как обычно - отдел Палыча выехал на белом коне, но
были мелкие, чисто бюрократические придирки со стороны второго этажа -зама
по науке. Палыч оттащил Ивана на лестницу и выложил свой план доводки
проекта до ума:
- Вано, я завтра с утра лечу в Новосибирск и, к сожалению, вернусь
только в воскресенье поздно вечером. Комиссия из Москвы будет в
понедельник... Заставь нашего академика Марка вы чистить то, что он по
собственной лени не добил и проверь. Думаю, что за неделю он успеет. Ну
только тебе могу доверить, Ваня. Они же полные разгильдяи, все из под палки!
- Понял, Палыч, побуду твоей дубиной. Езжай с миром.
- Все, Вано, пошел я манатки собирать. Мавр сделал свое дело.
Иван стоял и соображал, по чему после таких мероприятий всегда остается
на душе осадок "никомуненужности" и скуки.
- Еремеев! - вспомнил он и побежал на третий этаж в партком, чувствуя,
что остаток рабочего дня для него уже потерян - там обычно было "надолго".
Он не ошибся - парторг мариновал Ивана списками и разнарядками почти до
шести часов. Без десяти Иван добрался до отдела и взял за грудки Марка.
Поскольку Марк официально с завтрашнего дня с читался в отпуске и уже имел
планы на ближайшие дни, то было принято волевое решение добить все это в
воскресенье. Иван приглашался к девяти вечера на выявление ошибок и
окончательную читку текста. На него же возлагалось оформление спецпропусков.
Рабочий день в КБ кончился.
... Головная боль пульсировала и добивала своей неуловимостью. Сначала
виски, потом затылок, она металась в голове, топтала и резала все, к чему
прикасалась. Иван мотал головой, крепко вцепившись в руль, пытался выбросить
эту боль из себя, но она прижилась на своем месте. Подобные приступы бывали
и раньше - после долгих, изнурительных тренировок...
Понедельник. Вечер.
В начале седьмого вечера Иван вышел из здания КБ, прошел два квартала
по набережной, поймал такси и поехал на Каменный, в зал на тренировку. В эти
часы, четыре раза в неделю - понедельник, среду, четверг и пятницу - он был
просто спортсменом-любителем и никем более.
... Иногда дорога расширялась до бесконечности, и серые дома
стремительно разбегались, освобождая место пустоте, настолько необъятной,
что Иван непроизвольно вжимался в сидение, отстраняясь от нее - Вселенная
пульсировала в такт головной боли, а время пыталось пристроиться к этому
- Ванька, достал он тебя в голову, хорошо достал. - Голос стал более
спокойным. - Наверное у тебя сотрясение. Ты лежи-лежи, сейчас Ленка приедет
- я уже позвонил. (Тут Миха пару раз моргнул глазами, смахивая очередную
слезу) И Павел Петрович придет. - Иван по чувствовал на щеках пухлые, теплые
Михины ладони, слегка дрожащие и влажные - Боже... Ванечка... У тебя т-такой
вид! Т-т-такой вид! Ты т-такой... б-б-бледный... - Миха от волнения начал
заикаться.
- Все, все! Обсыхай, Миха, в порядке я! - Иван уже на чал воспринимать
действительность - Что ты Ленке сказал? И на хера вообще звонил?
- Ванюша, я очень испугался за тебя, мне так страшно, так страшно
стало, ты упал как мертвый и...
- Ну ты б... , - перебил его Иван, , но остановиться уже не смог, -
прям как баба... - Последнее слово он произнес совсем тихо, успев заметить,
что испуг в Михиных глазах стал совсем другого рода. - Ну, , прости-прости
гада, - при этом он попытался изобразить улыбку, но получилась лишь гримаса
боли.
Миха медленно убрал руки с его щек и поднялся на ноги. Сутулый и
угловатый, он еще больше сгорбился, поправил очки и открыв рот, силился
ответить. Сейчас его взгляд выражал удивленную обиду.
- Ваня, - наконец прошептал Миха - но ты же знаешь, как... - он не
договорил.
В этот момент открылась дверь, и вошел грузный, седой муж чина лет
пятидесяти, остановился у порога и внимательно посмотрел на Ивана. Затем
достал из кармана пачку сигарет, зажигалку и закурил. Миха и Иван молча
смотрели на вошедшего. Выдержав паузу, он спокойным голосом начал:
- Миха, покури-ка в предбаннике.
Миха не стал дожидаться повторного приглашения и быстро выскользнул за
дверь. Вошедший продолжал, стряхнув пепел на пол:
- А теперь, алкаш, объясни мне, какого черта ты именно вчера напился?!
- Ровный тон внезапно перешел в рычание - Я понимаю, что в твоем возрасте
только блядки на уме, но я понимать отказываюсь твое отношение к делу! ! ! Я
же на тебя пять тысяч поставил! Мальчишка! ...
Иван молча слушал, наблюдая за руками говорившего. Правая, согнутая в
локте, продолжала держать пачку и зажигалку, левая, с сигаретой, сей час
была вытянута вдоль бедра и заметно подрагивала.
- Я, как последний кретин, договариваюсь с людьми, Фосырева самого
приглашаю, а он не в форме! Вано, б..., - у меня просто другого слова нет -
ну ты хоть понимаешь, что я на тебя собственную шкуру поставил? - Он резко
швырнул окурок на пол и замолчал.
- Петрович, ясно, что оправдываться бесполезно, - Иван даже не сделал
попытки подняться с полу, а продолжал лежать, - у Ленки вчера день рождения
был, ну должен ты меня понять...
- Да ни чего тебе не ясно, Вано! Ты же знаешь меня! . . Мне,
естественно, не плевать на пять тысяч, и я никогда не повторяю дважды.
Сейчас это будем считать тренировкой, но ты врубись, что следующую субботу я
отменить уже ну никак не могу. Миха в школе договорился про зал - делай, что
хочешь, хоть отпуск бери на работе, но латыша зарой!
Петрович на секунду задумался и добавил:
- Гога повысил ставки до двадцати, будет человек сорок, а то и больше.
Ты это понимаешь?
- Ты меня тоже знаешь, Петрович, обещаю, что в норме буду, - Иван
говорил тихо и уверенно и своим тоном видимо успокоил - рука Петровича
перестала дрожать.
- Не знаю я, оклемаешься ты за неделю или нет... - Он прищурился,
рассматривая голову Ивана. - Тебе нельзя неделю прогулять?
- Никак... Мы проект сдаем - предзащита. Из Москвы комиссия будет через
неделю.
- Ладно... инженер. Все. Встал и домой - "волга" внизу. Жду завтра, как
обычно, у себя. В десять.
Павел Петрович еще раз бросил изучающий взгляд на Ивана и быстро вышел,
захлопнув дверь. Перистые облака сигаретного дыма недовольно потекли в
разные стороны, потревоженные двойным эхо - на двери болталась табличка с
неразличимой выцветшей надписью.
Иван с трудом поднялся, пробуя при этом поворачивать голову в разные
стороны. Внезапно остатки дыма закрутились в бешеном смерче - влетела Лена.
Она остановилась с вытянутыми вперед руками - на одной из ладоней виднелась
свежая царапина.
"Закрывайте за собой дверь", - подумал Иван и тихо добавил вслух:
- И уважайте труд завхозов...
Ленка смотрела широко открытыми испуганными глазами на Ивана и пыталась
что-то сказать, но слова явно застревали в горле.
- Ленчик, а ты же слово дала не приходить сюда. Ты обещала, - сказал он
тихо и жестко - Не молчи!
- Ваня... Не могу... Пойми меня, я...
- Ревушка-коровушка... Как ты в таком состоянии доехала только? -
Незаметно для себя он сменил тон и улыбнулся.
- На такси, - девушка поняла, что Иван больше не будет на нее злиться
и, обхватив его за пояс, прижалась лицом к груди. - Тебе не очень больно?
- Догадайся с трех раз, , глупышка моя.
- Не сердись, Иванушка, я же каждое воскресенье места себе не нахожу.
Как только вечер наступает, я дрожать начинаю, в голову мысли лезут разные.
Господи, зачем все это, зачем?!
Иван почувствовал, что майка на груди стала влажной. Он прикоснулся
обеими руками к ее голове, медленно отодвинул и посмотрел в Ленкины влажные
глаза:
- Зачем? У тебя есть варианты? - Он поймал себя на мысли, что только
что задал сам себе этот вопрос. - Ладно. Поехали-ка домой, а то завтра,
вроде, на работу. Ты Петровича внизу видела?
- Нет, только Миху - бледный, как статуя. Ваня, ну скажи, тебе очень
больно было?
- Сейчас нормально, только голова немного кружится. Эх, Ленчик, спала
бы ты себе... - Иван отметил, что совсем на нее не злится, да и голова уже
не кружилась.
Но на лестнице Иван опять по чувствовал, как все поплыло перед глазами.
- Нет, видимо здорово он меня зацепил в этот раз, - проговорил он,
вцепившись в перила.
Ленка изо всех сил пыталась поддержать его, и ее попытки вызвали его
одобрительную улыбку...
... "Странно, что прохожие попадаются в этом городе," - думал Иван,
наклонившись над рулем и пытаясь хоть что-то разглядеть впереди машины.
Дворники лишь размазывали воду по лобовому стеклу, и она, растекаясь по всей
поверхности, образовывала мутную пленку.
Приступ дикой боли в руке заставил Ивана скрипнуть зубами - два
стеклянных осколка повисли над мостом Лейтенанта Шмидта. Сначала они были
маленькими и тусклыми, но быстро превратились в два гигантских вращающихся
шара с рваными краями, надвигающимися прямо на машину Ивана. Ослепляющие
куски стекла что-то громко и омерзительно орали ему, пытаясь заглушить стоны
насилуемого двигателя, но Иван только усмехнулся и с такой силой надавил на
газ, что машина рывком взлетела, перепрыгивая через ремонтируемые трамвайные
пути. Иван мельком успел заметить, как напугавшие его шары резко провалились
куда-то вправо, а в зеркале заднего вида появились два красных стоп-сигнала
остановившегося автомобиля...
Воскресенье, ночь.
Черная исполкомовская "волга" с завывающей сиреной вырулила на проспект
Карла Маркса, заставила резко затормозить одинокое ночное такси и понеслась
по направлению к набережной - оставалось десять минут до развода Тучкова
моста, нужно было успеть доехать.
На заднем сидении дремал уставший Иван. У него на коленях спала,
свернувшись калачиком, Ленка. Она улыбалась во сне, наверное сон был
хороший. Вдвоем они были похожи на строгого отца и маленькую дочку, уютно
устроившуюся у него на коленях. Он, закрыв глаза, ласково гладил ее по
голове, и она сквозь сон улыбалась.
... Дождь внезапно прекратился - был слышен только рев мотора да свист
ветра за стеклом. "Лучше бы ты не кончался! "- простонал Иван, снова заметив
впереди, на гранитной набережной, обрывок одной из его жизней - два циклопа
стояли взявшись за руки и рычали на него. Их безобразные демонические тела
росли и росли, и вот уже их головы и плечи начали скрываться в нависающем
свинцовом небе...
Очень давно. Среда.
Они познакомились еще весной - три месяца назад. Поздно ночью Иван шел
по набережной Шмидта, было холодно и сыро, от Невы отдавало канализацией.
Стоящие у набережной суда, казалось, жаловались друг другу на непогоду,
дрожали от порывов ветра и напрасно пытались освободиться от швартовых
канатов. Где-то играла веселая музыка, слышался женский смех и звон бутылок
- кто-то праздновал, а может, просто провожал очередной удачный день.
Рядом с памятником Крузенштерну, облокотившись на гранитную ограду, в
воду смотрела девушка, странно как-то смотрела - таким взглядом обычно
провожают пролетающий самолет. В руках девушки был батон, она медленно
отламывала от него маленькие кусочки и бросала их в грязную воду. Длинное
пальто небрежно обнимало ее плечи, девушка то и дело делала ими движение,
словно хотела сбросить его. Иван подошел поближе и спросил:
- Кого кормим-то? Чайки все спят давно...
- Они утром обязательно прилетят, - ответила она, даже не обернувшись,
- сегодня цербер на вахте двери заперла в одиннадцать, вот завтракаю, одной
скучно... Хотите кусочек? - неожиданно спросила она.
- Хочу, - ответил Иван, придвигаясь поближе. - Вам не холодно?
Девушка повернулась к нему и улыбнулась.
- Теперь нет, - ответила она и, пригладив намокшую от мелкой измороси
челку, добавила, - жалко рыбок моих милых, соседка по комнате только завтра
вернется, а они тоже голодные... а я тут хлеб уплетаю за обе щеки.
Ее улыбка показалась Ивану грустной, но глаза... "Прямо заглядеться
можно... , - подумал Иван, - лет шестнадцать ей наверное... "
- Девятнадцать - сказала она.
- Вы умеете читать мысли?
- Да нет, просто у вас вопрос на лице написан. Вы не стесняйтесь,
ешьте, - она протянула ему батон.
Иван разломил его пополам, и они принялись его доедать. Хлеб был
влажный и приятно грел руки своим теплым боком. И пришла мысль, что у нее,
наверное, тоже такие мягкие, теплые руки.
- Меня зовут Лена, а вас?
- Иван... Матросов.
- Иванушка... , - это она произнесла как-то мечтательно, - прямо
богатырь из сказки. Вы спортсмен?
- Инженер.
- А я в Техноложке учусь. Мама не хотела сначала отпускать одну в
Ленинград, а потом поняла - все равно я уеду, и отпустила. Я вчера письмо от
нее получила... Все как обычно. А у вас мама есть?
- И мама и папа, - Иван улыбнулся, - они сей час в Норильске,
геологи... А батон лучше с чаем, я живу совсем рядом. Чай и теплое одеяло
гарантирую. Я не страшный?
- Ты... не страшный, ты... добрый, - Лена взяла его за руку. - В этом
городе нет страшных людей, особенно по ночам. А куда мы идем? -
поинтересовалась она.
- На Четырнадцатую линию.
Рука ее действительно оказалась теплой.
Придя к Ивану домой, Лена сразу взяла быка за рога - по-хозяйски вошла
на кухню и принялась изучать местные условия. Кухня была просторная и уютная
- сразу ей понравилась. Пока Иван колдовал в спальне, раздумывая, где взять
комплект чистого белья, она уже согрела чайник, нашла где-то в недрах
кладовки забытое варенье и накрыла на стол.
Сидели они часов до пяти - пили чай, говорили о всякой ерунде, и Иван
впервые, за долгое время, забыл о том, что ему вообще-то утром на работу,
вечером к Петровичу за деньгами, что опять к нему тайком прибежит петровичев
"подпольный распорядитель" - педик Миха объясняться в любви. Он просто сидел
и слушал веселое щебетание и смех Ленки, пил чай и радовался теплу - весь
существующий мир вдруг взял и сузился до размеров кухни...
Лену он решил положить в спальне, а для себя наметил диван в большой
комнате. Из ванной донесся визг; Иван забыл предупредить, что "красный" -
это холодная вода. Это его окончательно развеселило и, видимо, не только
его.
- Леночка! Холодная - это красная! - крикнул Иван.
- Поздно, Иванушка, я уже вся покрылась льдом! - донесся ее смеющийся
голос. - Какое странное у тебя зеркало, Ваня... Оно волшебное?
- Да, наследство. Оно предсказывает судьбы. Ты с ним поосторожнее там,
а то оно рассердится и ляпнет что-нибудь не то!
- Ванюшка, , мы уже подружились с ним. Ну и красота, - смех замолк, и
Иван услышал тихое пение:
- "Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду расскажи... Ктоооо?..."
Последнее "Кто? "было произнесено уже удивленным шепотом.
Прошло минут двадцать:
- Мое обещанное одеяло готово? -послышался голос из приоткрытой двери
ванной.
- Да, готово и согрето.
- Тогда не смотри на меня, я побежала спать, может успею хотя бы глазки
прикрыть до утра.
- Не смотрю, спокойного тебе утра.
Иван услышал, как хлопнула сначала дверь в ванной, а потом в спальне...
В ванной было жарко. Он подошел к зеркалу над умывальником и протер
запотевшее стекло. На Ивана смотрел сероглазый мужчина лет тридцати, с рано
поседевшими висками. "Странно, - подумал Иван, - сегодня я на него совсем не
похож, он больше походит на фотографию в паспорте. Каждый день на меня
смотрят разные люди ..."
Зеркало было старинным, очень большим, и никак не вписывалось в
обстановку ванной. Досталось оно от прабабки (так утверждала мать),
выбрасывать его было жалко и зеркало повесили в ванной, чтоб была хоть
какая-то польза от старого хлама. Каждый день Иван смотрел вглубь этого
зеркала и пытался понять, кто из этих двоих он сам - тот или стоящий возле
раковины. Старое зеркало не давало ответа на вопрос, только издевалось над
ним - изображение было слегка неестественным, вогнутым и показывало странные
пропорции лиц и предметов в ванной.
- Не нужно искать ответ там, , где его все равно нет, - решил Иван и
полез за зубной щеткой.
На серой раковине, прямо под торчащим из стены краном, стояла, ярко
поблескивая, раскрытая Ленкина помада. Точно дорожный знак, вдруг показалось
Ивану. Он машинально взял тюбик, быстро прошел к спальне. Лена уже спала.
Одеялом она была закрыта только до пояса, лежала на животе, широко раскинув
руки. Дыхание было частым и беспокойным.
- А ведь подушка намокла. Волосы не вытерла совсем, - тихо прошептал
Иван и осторожно прикрыл дверь.
Помаду он после долгого колебания поставил на место. Быстро умывшись и
выключив везде свет, он улегся на свой диван и через пару минут услышал, как
осторожно открылась дверь и заговорщический шепот ему сообщил:
- Ты меня обманул, одеяло-то холодное.
И не что воздушное, с мокрыми волосами быстро нырнуло к нему под
одеяло. Потом был самый странный поцелуй в его жизни. Он был и горький и
терпкий одновременно, ожигающий все внутри и холодящий, сладкий и
отрезвляющий. Вселенная, город и квартира исчезли - осталась маленькая
точка, в которой были только двое, остальному не хватило места. Если это
можно назвать полным слиянием душ, то так это и было. Время остановилось и
наблюдало за ними со стороны. Не было больше ни чего, почти ничего...
Утром Иван не пошел на работу по банальной при чине - не хотел идти на
работу.
Он проснулся в странном состоянии - с совершенно ясной головой и
чувством очищения от всех грехов, и это после такой ночи! Ему казалось, что
у него выросли крылья.
Ленка лежала свернувшись калачиком, положив голову к нему на живот. Она
улыбалась даже сей час.
С того дня Лена больше ни разу не ночевала в комнате номер 513 своего
общежития.
... Два длинноволосых демона были раздавлены как осколки стекла в
мельчайшую пыль сменившимся пейзажем. На какое-то мгновение Ивану вдруг
стало легко. Он глотал влажный ночной воздух, который прозрачным тягучим
потоком вливался через открытое окно в машину. Старинное здание Университета
всем видом своим пыталось выразить безмолвный протест наседавшему небу,
вонючим водам реки и мокрой дороге, покрытой потрескавшейся скорлупой
асфальта. Или зеркала?
Трещинки, найденные светом фар, медленно трансформировались в паутину,
опутывая мозг Ивана, сжимались и давили, все глубже проникая в воспаленный
разум. Головная боль заглушила все мысли...
Понедельник. Утро.
До площади Александра Невского Иван добрался на частнике, затем пересел
на автобус и проехал две остановки на нем. Безвкусная архитектура здания КБ
давно уже раздражала Ивана Матросова. Он еще в первый день отметил: "Ведь
это же надо было умудриться поставить такой каменный ящик на берегу Невы, и
в таком замечательном месте!" Серое, пятиэтажное здание торчало, как бельмо
на глазу. Даже если бы в нем и не было закрытого КБ, то народ все равно был
бы уверен, что не что подобное именно там и есть. Хотя нашлась же какая-то
светлая голова, украсившая мрачную картину тополями, посадив их напротив
фасада.
На проходной Ивана взял за локоть секретарь парторганизации Еремеев
-известный зануда и бюрократ. От его утренних "структур момента" впадали в
спячку до полудня все местные активисты, но ни чего поделать не могли,
поскольку, мало того, что Сергей Сергеевич был парторгом, так еще и
теоретиком-любителем. На таких как он молились в райкоме - Еремеев был
"идейным ", а с идеей не поспоришь. Не спорили уже лет пятнадцать.
- Матросов, вы не забыли, что сегодня я вас жду после обеда?
- По-моему, я никогда не давал повода, Сергей Сергеевич. Ответив, Иван
вдруг осознал, что новый день начался.
- Да, действительно не давали - Еремеев задумчиво улыбнулся, - просто я
хотел сказать, что немного задержусь в обкоме и буду только в четыре. Да, и
еще... Ой, извините, - Еремеев уже смотрел в другую сторону. - Короче, жду.
К счастью, он увидел свою новую жертву, видимо его утреннюю цель,
курящую на пол-этажа выше, и резво стал подниматься. Иван наблюдал, как
парторг, похожий на швабру щеткой вниз, перебирал ногами ступени. Вчерашний
день растаял полностью.
Иван поднялся на пятый этаж, подошел к двери с табличкой "513 ",
надавил тремя пальцами на кнопки 5, 1 и 3 кодового замка, вошел и увидел
прямо перед дверью Пашку с протянутой рукой и улыбкой до ушей.
- Однако, червонец давай, Сан Саныч, чай совсем кончился. Гони рупь,
Ванька.
Иван обменял дежурную улыбку на дежурную шутку и полез шарить по
карманам.
- Секундочку, Паштет, обыск штанов совершу и дам, -он сообразил, что
рубль скорее всего не найдется, поскольку в кармане брюк, насколько он
помнил, было скомкано что-то около тысячи рублей сотками, при виде которых,
местная публика упала бы в голодный обморок. - Нет рубля, у меня только
трешка ... Я ее в обед разменяю.
- Ладно, скупердяй, должен будешь. А партию когда добьем? -при этом
Паштет повел бровями вправо, указывая на "чайный " стол, где стояла
шахматная доска с расставленными фигурами.
- Да хоть сейчас, если Палыч на планерку свалил.
Сегодня была вроде как сдача проекта, значит, Палыч будет отсутствовать
минимум час - его будет накачивать вышестоящее. Палыч был одним из шести
обитателей комнаты 513 и числился начальником их отдела.
Иван подошел к своему столу, стоящему под прикрытием кульмана, и скорее
ради собственного успокоения пошелестел для вида бумагами - настроение было
не просто нерабочее, а нерабочее совсем - ватная голова явно не давала покоя
ни душе, ни телу. Иван решил покаяться:
- Паштет, ты обманут гнусно мной, потому что я...
- Бухой! - развил мысль проснувшийся Серж Кривицкий из-за шкафа. - Что
пил?
- Шампанское с ананасами и пивом.
- Примите мою чистосердечную зависть, сэр!
- И два рубля приму, - это Иван вдруг вспомнил, что будет
неестественным забыть о долге в преддверие зарплаты.
- Ваня, без яиц нож... Не дай умереть молодому дарованию - как только,
так сразу, а?
- Как только.
Из-за шкафа раздалось короткое "ура " и тихое "есть же люди на свете".
Послышался звук открываемого замка и влетевшая утренняя порция свежего
Гуревича прострочила:
- Привет, Кулибины! Чай готов? Анекдот про двух психов слышали? А рыбок
кормили? Палыч на планерке? А Вовка из отпуска не вернулся? Я вчера в БДТ
ходил! А какого хера вы партию не добили - доска-то одна! Во, бля, самое
главное -у нас пополнение! Серега, придется потесниться, забыл вам в пятницу
еще сказать!
Послышалось недовольное ворчание Сереги:
- Ну как обычно, сначала понос, потом новости. Торопидзе ты наш, что за
пополнение?
- Какой-то комсомолец при галстуке сейчас в курилке торчит, с народом
общается. На вид полная амеба... стеклянная и отглаженная. Вроде молодой
специалист из твоей, Вань, альмы-матери.
Из-за шкафа раздалось тихое пение:
- Не могу смотреть без смеха на козлов из Политеха!
- Лишу матдотаций, профессор! Или выпорю за дискредитацию! - рявкнул
Иван.
- Ухожу, ухожу, ухожу... Это я любя, ты же знаешь, Ванька. Бляха-муха!
Думал колбаса, а жена селедку положила. Вот е... Мужики, чем запах убить?
Мне же в профком надо бежать... к Сонечке!
- Если ваши руки пахнут рыбой, смажьте их меркаптаном, - выпалил Марк,
заранее давясь от смеха.
- Остряк-самоучка, - обиженно среагировал Серега, - хочешь побыть
Пастером?
- Серега, я курить хочу и иду, а тебе мыло могу посоветовать. Старики
говаривали, что помогает.
Раздался громкий стук в дверь:
- Товарищи, откройте пожалуйста!
Вошедший напоминал истинного арийца Масюлиса с выпуклыми рыбьими
глазами.
Одновременно с явлением "Масюлиса" звякнул телефон. Трубку схватил
Пашка:
- Матросов, с вещами к телефону.
Звонил нервный Палыч по поводу проекта и его защиты. Иван слушал в
пол-уха и наблюдал, как новый сотрудник жмет всем присутствующим руки - жал
с оглядкой на него. Очень странный, жесткий взгляд. Наверняка наслышан про
подвиги Ивана в институте.
- Иван, ну понятно, что так лучше и надежнее, но ты в самый последний
момент, - гремело в трубке, но Иван продолжал наблюдать за вновь прибывшим.
Поразительно, но его фамилия оказалась Мацарис. Он придирчиво осмотрел
любимый объект Марка Гуревича - аквариум.
- Товарищи, а кто тут старший по рыбам? - на лице Мацариса нарисовалось
неподдельное удивление. - Вы что, садисты?
Аквариум был своеобразной гордостью Марка. Он достался в наследство
вместе с этой комнатой отделу три года назад - видимо, совсем древний,
поскольку числился за инвентарным номером из четырех цифр. Сейчас-то на
мебели их аж шесть. Марк сразу заявил, что он старый юннат и берет над
животными шефство - очнулась давняя любовь к природе, благо и объект всегда
под рукой. Шефство заключалось в наблюдении. Гуревич наблюдал за жизнью семи
обитателей. Аквариум никто никогда не чистил, воду не меняли, а только
доливали, прямо из-под крана. Кормили рыб всем, чем придется - хлебом,
медными монетами "на счастье" и молотым кофе Палыча. Рыбы жили и радовались
своему с частью. Через некоторое время аквариум и экспериментатор
прославились на все КБ - народ приходил с пожертвованиями: яблоки, колбаса.
Пробовали кидать сыр и сахар - рыбы не возражали. Правда, тина росла
быстрее, чем рыбы, и ее периодически выуживали руками. Короче, этот аквариум
представлял устойчивый биогеоценоз, наводящий по вечерам на грустные мысли.
После придирчиво-брезгливого осмотра емкости с подопечными Марка,
Мацарис выдал резюме, что Гуревич временно отстранен от занимаемой должности
зав. живым уголком по состоянию врожденной неспособности любить фауну. На
это Марк усмехнулся и с тоской посмотрел на свой зверинец. Иван продолжал
говорить по телефону:
- Да, Палыч, мы мигом! Серега, руки в ноги и в залу - канделябры
зажжены!
Предзащита прошла как обычно - отдел Палыча выехал на белом коне, но
были мелкие, чисто бюрократические придирки со стороны второго этажа -зама
по науке. Палыч оттащил Ивана на лестницу и выложил свой план доводки
проекта до ума:
- Вано, я завтра с утра лечу в Новосибирск и, к сожалению, вернусь
только в воскресенье поздно вечером. Комиссия из Москвы будет в
понедельник... Заставь нашего академика Марка вы чистить то, что он по
собственной лени не добил и проверь. Думаю, что за неделю он успеет. Ну
только тебе могу доверить, Ваня. Они же полные разгильдяи, все из под палки!
- Понял, Палыч, побуду твоей дубиной. Езжай с миром.
- Все, Вано, пошел я манатки собирать. Мавр сделал свое дело.
Иван стоял и соображал, по чему после таких мероприятий всегда остается
на душе осадок "никомуненужности" и скуки.
- Еремеев! - вспомнил он и побежал на третий этаж в партком, чувствуя,
что остаток рабочего дня для него уже потерян - там обычно было "надолго".
Он не ошибся - парторг мариновал Ивана списками и разнарядками почти до
шести часов. Без десяти Иван добрался до отдела и взял за грудки Марка.
Поскольку Марк официально с завтрашнего дня с читался в отпуске и уже имел
планы на ближайшие дни, то было принято волевое решение добить все это в
воскресенье. Иван приглашался к девяти вечера на выявление ошибок и
окончательную читку текста. На него же возлагалось оформление спецпропусков.
Рабочий день в КБ кончился.
... Головная боль пульсировала и добивала своей неуловимостью. Сначала
виски, потом затылок, она металась в голове, топтала и резала все, к чему
прикасалась. Иван мотал головой, крепко вцепившись в руль, пытался выбросить
эту боль из себя, но она прижилась на своем месте. Подобные приступы бывали
и раньше - после долгих, изнурительных тренировок...
Понедельник. Вечер.
В начале седьмого вечера Иван вышел из здания КБ, прошел два квартала
по набережной, поймал такси и поехал на Каменный, в зал на тренировку. В эти
часы, четыре раза в неделю - понедельник, среду, четверг и пятницу - он был
просто спортсменом-любителем и никем более.
... Иногда дорога расширялась до бесконечности, и серые дома
стремительно разбегались, освобождая место пустоте, настолько необъятной,
что Иван непроизвольно вжимался в сидение, отстраняясь от нее - Вселенная
пульсировала в такт головной боли, а время пыталось пристроиться к этому