McKeen O. Сборник рассказов "Отдельные жизни"

Мне никогда не попадались объявления, начинающиеся с "надеюсь". Я
повернулся к Л?льке, но она не подняв головы, махнула рукой: "давай, давай -
не отвлекайся. Надо - режь. Потом разберемся". Часы утверждали, что сейчас
половина двенадцатого.
- Мда... Л?лька, глянь - там "в любое". - Я вырезал квадрат бумаги и
подсунул ей, - Это рядом - на соседней улице. Звякнем?
- Ну, давай... - неуверенно ответила она, пробежавшись по листку, -
А... странное объявление... Зачем сразу написали адрес?
После пятого гудка, ответил усталый мужской голос, принадлежащий
человеку лет сорока:
- Да?
- Добрый вечер! Я по объявлению, ничего, что так поздно?
- Здравствуйте! Нет, ничего. Хотите посмотреть? Я вроде бы все подробно
расписал.
- Да-да! Я вижу. Нам подходит. Особенно то, что это близко - на
соседней улице. Хотелось бы взглянуть.
- Если хотите, то можете прямо сейчас. Я один и делать особо нечего.
- Сейчас? - я вопросительно глянул на жену.
- А почему нет? - Продолжал голос, - раз рядом.
- Ну, давайте... - Ответил я к полной для себя неожиданности и тут же
подумал: "И кто меня,
идиота, за язык тянул? Ночь на дворе"
- Жду. До свидания. - Мне почему-то показалось, что голос приобрел
оттенок безнадеги.
Пришлось идти. Л?льку я оставил дома, несмотря на все возражения -
время позднее, да и на душе было как-то неспокойно, а может, я просто был
рад еще одному удачно свалившемуся "неотложному делу".
Ветер утих - тополиную метель сменила липкая духота, отдававшая горелым
пухом. Небо обещало грозу.
Дом оказался добротным - "сталинским", с уютным зеленым двориком. Хоть
это порадовало. Неразбитый фонарь у подъезда, ярко освещавший скамейку, тоже
внушал оптимизм. На скамейке лежали две помятые газеты. Подойдя ближе и
нагнувшись, я удивленно хмыкнул - они были те же, что и моя, оставшаяся
дома. В голове закрутилось "Все страньше и страньше...". И было от чего: обе
газеты были открыты на знакомой странице, а объявления жирно обведены
шариковой ручкой и помечены крестом. Я хмыкнул во второй раз и присев,
закурил. Дом, как дом - на фасаде светилось только одно окно на третьем
этаже и, судя по номеру квартиры, - "моем", но рассмотреть "глубже" не
удавалось - свет отражался от белого потолка.
Поднявшись на этаж, я взглянул на часы: четверть первого ночи. Звонок
был очень громким.
- Секундочку! - послышался голос из глубины.
Быстрые шаги и дверь, слегка скрипнув, открылась...
Хозяин стоял в ярко освещенном коридоре босиком. Джинсы, плотная
рубашка с закатанными рукавами... Многодневная щетина с проседью...
- Гога. - Представился он.
- Георгий?
- Просто Гога.
- Тогда просто Макс - ответил я и переступил порог.
Я никогда не задумывался над понятием "дежа вю". Бывало по мелочам -
подумаешь: "Ат, черт -
где-то я это видел-слышал". Но тут просто навалилось, подмяло. В голове
смешалось множество воспоминаний разных лет: детский плач, сирены, выстрелы,
вынос кого-то ногами вперед, бой курантов на Спасской башне - все сразу и не
вспомнить. А Гога, внешне спокойный - выдавливал из себя равнодушное
ожидание. Но я сразу заметил - его глаза. Когда я только вошел, они ждали,
но через долю секунды, уловив мою реакцию, зрачки резко расширились.
- Я не оправдал его ожиданий? Нет... Не то... - мысли наслаивались,
громоздились, прыгали - Знакомый?... Черт...
И тут я понял. В этой квартире я никогда не был, но как она была похожа
на те "хаты", в которых мы в студенческие годы пили портвейн, "писали пулю",
"жевали промокашки" и убивали свободное время! Затертый паркетный пол с
выбитыми планками, стены с непонятного цвета обоями, изрисованные и
исписанные, лампочка на проводе под потолком...

- Гога... А на кухне накрытый изрезанной клеенкой стол?
- Да.
- Маг "Маяк" и бобина "Флойдов"?
- Можешь не спрашивать. Все - да.
Гога, уже слегка улыбаясь, наблюдал за моей реакцией. Немного придя в
себя, я спросил:
- Бывает же такое... Ну, всего ожидал... Ты какого года?
- Восемьдесят первого. Универ. Мехмат
- Понятно. Я через год. Физик. Может даже и встречались... Слушай, а
ведь у меня жена с тобой училась... Ну да - в том же году. Л?лька.
- Зарубина? Еще как помню! Красивая. Меня сразу отшила, как двоечника.
Привет передавай от Гоги Сутягина. - Он почесал небритый подбородок - Пойдем
за клеенку, что ли? "Иваныча" нет. Водку будешь? За встречу?
- Да буду, наверное... Раз уж так получилось.
На кухне ярко светила такая же лампочка, как в коридоре - без абажура.
Она чуть раскачивалась и установленная в центре стола бутылка отсчитывала на
манер солнечных часов одной ей понятные единицы времени. Бутылка была уже
почти пуста. Достало меня хорошо - совсем расслабился. Гога тупо пялился в
стакан, а я изучал провод от старого телефонного аппарата, криво висящего на
одном гвозде. Провод торчал прямо из стены.
- Макс?
- А?
- Сам-то как?
- Год, как из-за бугра - достало все. Вернулся.
- А уезжал зачем?
- Надоело ссать на чужое говно в общественных сортирах.
- Понятно. Завидую.
- Чему?
- Что уже вернулся. Сво? оказалось роднее?
- Догадливый. А ты?
- Сам видишь - Гога посмотрел на меня и улыбнулся - как на окладе
сидел, так и сижу. Бронепоезд мгновенно остановить невозможно... Макс?
- Я.
- Что ты там видишь?
- Где?
- Ты стену глазами сверлишь.
Вся площадь вокруг того места в стене, откуда выходил провод, была
исписана номерами телефонов и именами. Надписей было много: они наслаивались
друг на друга годами, написанные ручками, карандашами, губной помадой и даже
нацарапанные ногтем... Тысячи цифр, тысячи жизней. Если бы Гога не
спросил... Если бы... У самой дыры виднелся едва заметный, практически
нечитаемый номер, но вопрос Гоги звенел в голове - рядом с цифрами виднелась
приписка синим фломастером: "Казанова".
Я моментально отрезвел:
- Гог, ты знаешь Казанову? Олега?
- Дубова-то? Только слышал. - Он похлопал себя по карманам - У тебя
курево есть?
- Да... Я и забыл про сигареты... Гога, он был моим... другом.
- Почему был? Поругались или денег занял? Я помню всякие сплетни про
него ходили - живая легенда.
- Теперь уже точно - легенда. Умер он. Гога, он умер!
Гога осторожно разлил в стаканы остатки водки и спросил:
- Когда?
- Восьмого марта этого года, - почти прокричал я - в международный
женский день!
- Да погоди, не ори ты! Давай помянем - держи.
Я взял стакан. Рука настолько сильно дрожала, что водка расплескивалась
на стол. Стукнувшись зубами о стекло, я залпом влил в себя жидкость и
выронил стакан. Он не разбился.
Гога придвинулся ближе, поднял стакан и, положив мне руку на плечо,
сказал:
- Максим, давай по порядку. А? Ты не нервничай - не на собрании. Что
произошло?
Я с трудом вытащил сигарету из пачки:
- Сейчас, погоди... - минуты две-три я собирался с мыслями, прикуривая,
- помнишь ту нашумевшую историю с негром? Ну когда Казанову хотели со
второго курса выгнать? Мы тогда нажрались и уснули в общаге в чьей-то
комнате?
- Ага! Точно! А хозяин утром вернулся - черномазый какой-то.
- Да. Негритос начал будить его, а Казанова спросонья двинул ему по
зубам не разобравшись и, в чем мать родила, сорвавшись с кровати, погнался
за ним в коридор. Я-то тоже там был и рванул за ними - разнимать. Скандал
был - еле уняли. Так вот, это первый случай был. Дальше вся подобная
катавасия продолжалась в том же духе - вместе пили, буянили, но доставалось
ему одному. Вечно крайним был и на рожон лез сам. Он на меня еще орал: "Не
суйся! Сам разберусь" И разбирался - как с гуся вода. Неделями дома не
ночевал. Все удивлялись. Даже, когда я, вроде, и виноват был, орал: "Что я,
Я это! Я!" - мне не верил никто! Он выгораживал меня, а я не понимал зачем.
Привык потом... Знаешь, Гога, как-то быстро все пролетело - и не заметили,
как до диплома дошли. А в последнюю до финиша зиму Олег вдруг резко
изменился. Все говорили, что у него отец умер, и Казанова не отрицал.
- Это на него так подействовало?
- Не думаю. Отца он видел редко - вечные командировки, судя по его
словам - все больше с матерью. Так вот, мать его сразу после этого купила
дом в какой-то глухомани - Тарасовка, что ли?.. Километров пятьсот на север.
Да, где-то так. И уехала. Гога, выпить есть еще?
- Пиво еще есть - два пузыря, но старое. Недели две назад купил и...
забыл. Представляешь? Достать?
- Доставай. Да... Весной Казанова вообще весь поток на уши поставил -
женился.
- Слушай, что-то такое вспоминаю, Макс - ну точно! Он же потому и
Казанова был! Перетрахал половину факультета, а женился, в итоге, на кривой
козе с филфака!
- Да. И мало того - распределился в школу учителем. Ну, ты понимаешь?!
В школу! А я в аспирантуру пошел. Встречались мы с ним потом пару раз и все.
Он как отрезал. Потом... Ну что потом? Потом все это - "Да-да-нет-да",
гранты и прочее. Уехали мы с Л?лькой. Вернулись только в прошлом году,
осенью. Жизнь тут у вас припечатала так, что хоть волком вой - благо работа
у меня осталась. В той же фирме, но тут. И с той же зарплатой. Ладно, хрен
со мной - Казанова прорезался пятого марта. Снег, бля, на голову - в два
ночи позвонил - приехать просил... Обалдел я, конечно, но согласился - даже
представить не мог, во что это обернется! Приехал... Твоя хата по сравнению
с его - просто дворец. Я догадывался, что учителя не особо жируют, но это!
Гога, он мне до утра какую-то хрень про школу рассказывал, а я не мог
понять, что он хочет. Потом мы в магазин пошли. Утром. Накупил я всякой
всячины на сумасшедшие деньги - это для него они шальные. Водки и коньяк
"Парадайз". Баксов за триста, что ли. Не помню. Сидели и бухали до вечера. Я
смотрел, как он с ошалелыми глазами вливал в себя этот "Парадайз" из
потрескавшейся глиняной кружки и рыдал. Как олово пил расплавленное. Давился
соплями.
- Макс, а жена его?
- Они развелись меньше, чем через год после свадьбы. Да оно и
понятно... К вечеру Казанову прорвало. И он рассказал. Просил к матери
свозить - восьмое марта на носу. Вообще, какая-то странная у них история. Я
тебе говорил, что мать его все бросила и уехала в глухомань. Туда если
поездом, то сутки пилить и дальше как повезет - хоть пешком. Деревенька в
пять домов. Четыре пустых. Ближайшая собака километров за двадцать лает. Я
спрашивал его - почему? Говорит, что умолял ее остаться - все-таки квартира
есть. Он один. А она не захотела. Только, говорит, улыбалась и твердила, что
все равно вместе жить будем, типа к ней туда переедет. Казанова за все эти
годы был у нее там два раза. Первый раз еле сбежал - настоящую истерику с
топорами и вилами устроила. Потом письма пошли каждую неделю - это же надо
столько раз до ближайшей почты ходить в оба конца!
- А в письмах о чем писала?
- Угрозы - покончу с собой, если не переедешь ко мне. Он отвечал. Я уж
не спрашивал, что писал. Не говорил. А она, видимо, просто пугала, раз жила.
Да - писала, чтобы "хоть собаку плешивую" ей привез - одной тошно. И он
привез. На последний новый год. Купил на рынке щенка и отвез. Гога, ты
представляешь? Олег оттуда еле вырвался! В новогоднюю ночь ужрался и она его
к кровати во сне привязала. Три дня с ложки кормила сыночка, а он выл. Гога,
ты представляешь это? Обосрался весь, но веревки перегрыз и в одной рубашке
в тридцатиградусный мороз убежал.
- Стоп, Макс! Но почему он об этом никому не рассказал?

- Я его спросил. Знаешь, что он ответил? "Это МОЯ мать! Не тебе судить"
- А тебе он зачем открылся? Максим, и какого черта туда повез?
- А кому еще?! Понимаешь, Гога, он считал, что я должен был это
увидеть. Я ему должен. Тогда за все расплачивался он один. А потом... Не мог
он больше! Не мог!.. Пока мы продирались на моем джипе, почти сутки, он все
время молчал, а я рассказывал про свою жизнь. Ты бы видел его! Он же каждое
мое слово пожирал! Он пытался прожить мою жизнь... Подожди - руки опять
дрожат... Прикури мне сигарету... Потом мы приехали... Черт... Столько
ненависти ко мне я никогда не видел, Гога! Сама любезность была его мать, но
как смотрела! Мы сидели за столом и молча цедили привезенную водку. Я с дуру
даже тост ляпнул какой-то. А он про собаку спросил. Мать, так спокойненько:
"Семеныч - сосед - съел в январе собачку. Голодно было" Я - кретин -
сразу-то и не сообразил, а Казанова позеленел и выскочил из дома. Я за ним.
Олег стоял по колено в снегу и орал на луну: "Всех ненавижу!!! Всех!!!
Суки!!!" Минут пять я его в чувство приводил, а когда он меня узнал, то
бросился под ноги и завопил: "Давай уедем отсюда! Давай уедем!" Сволочь я,
Гога... Отправил его шмотки собрать и с ней попрощаться... Не надо было.
Гога... Я сделал большую ошибку - Я НЕ ПОШЕЛ С НИМ!!! Не помню, сколько
курил, но когда вернулся в дом... Видимо, все произошло так быстро, что
прыгая с табуретки с петлей, он сломал себе шею. А мать сидела рядом и тихо
шептала: "Вот ты и дома... Вот ты и дома... Вот ты и дома..." Потом уже
смутно помню - я ездил куда-то за милицией. Допросы и прочее... Менты
сказали, что сосед Семеныч умер лет пять назад. Гога... Собаку-то за что?..
Гога... Я скотина?
- Старик... Для него никто бы не сделал больше. Не должен ты ему.
- Думаешь?
- Да.
- А тело Казановы я увез оттуда. Здесь его похоронили...
- А с ней что?
- Менты с собой забрали. Думаю, что в дурдом какой-нибудь определили.
Гога, у нас сигарета последняя осталась. Разделим?
- Давай. Ты первый.
Докурили быстро - последняя всегда так идет. Гога сидел, подперев
подбородок ладонями, и смотрел на меня.
- Макс, веселый вечер?
- Не говори.
- Слушай, а ты отца Казановы когда-нибудь видел?
- Нет... Гога... А... - я почему-то вспомнил про газеты на скамейке -
Ты думаешь, что...
- Я ничего не думаю, Макс. Ничего. Да и голову ерундой не забивай, это
я просто так спросил.
- У меня такое ощущение, что сегодня вообще ничего просто так не
происходит... Да? Ты тоже? Тоже надеешься?
- Это у тебя, Макс, не просто так. Выспаться нужно тебе. Утро вечера...
А у меня...
- Может ты и прав. Пойду я?
- Давай. Не смейся, но я рад был с тобой познакомиться. Л?льке привет.
Может как-нибудь?..
- Гога, обязательно! И давай, старик, чтобы и у тебя все это...
закончилось.
Он так и остался сидеть, а я быстро ушел - входная дверь была не
заперта. Улица встретила меня ранним утром - самым обычным утром и свежими
лужами.
* * *

На кухне, сидя за столом, спала Л?лька, положив голову на изрезанные
газеты. Выключив ненужный свет, я сел напротив и погладил е? по руке.
- Макс, - она открыла красные и влажные глаза - где ты был?..
Почему-то в этот момент мне стало легко ; голова от мыслей опустела, да
и солнце ярко светило в окно. Взглянув на нетронутые котлеты, я сказал
первое, что пришло в голову:
- На исповеди, - а потом добавил - тебе привет от Сутягина. Он учился с
тобой на Мехмате.
Л?лька долго и недоверчиво смотрела на меня - может вспоминала, а,
скорее всего, просто не могла поверить, что я, наконец, вернулся:
- Макс, у нас такого не было.
* * *

К концу лета мы все-таки обменяли квартиру самым ординарным способом -
ничего интересного. А в сентябре, обнаружив в заднем кармане джинсов
затертое объявление, я решил позвонить Гоге. После пятого гудка трубку не
сняли. После десятого тоже. Свернув из этого клочка бумаги шарик, я долго
теребил его между пальцами. Мысли были разные, но ни одна не давала ответа
на вопрос, кто такой Гога. Какая-то парадоксальная случайность без злого
умысла. Кому все это было нужно? Мне? Ему? Или тем, кто был "по объявлению"
до меня? И сколько их ещ? придет? Каждый к своему...

© Москва, 2000 - 2001 гг.

КРЫСА

© Москва, 2000 г.
Иллюстрация: © Егор Славинский, 2001 г.

Чего я не люблю больше всего, так это ночных звонков. Раньше они меня
не пугали и воспринимались как нечто, само собой разумеющееся. То самое
большинство, которое каждый день до отупения трамбуется работой, меня не
пойм?т - бывали времена, когда очнувшись по команде будильника, я мог
сравнить себя с потревоженной мумией ; удивлялся другим, летал во сне и не
задумывался над тем, почему меня никогда не терзает бессонница от
бесконечных кофе-брейков и не считанных перекуров. Нет, я не робот, а
человек, умевший уходить от всего, что достает - мозг выработал стойкую
привычку выключать на время внешний фон. Я был гений в своем роде...
...Она всегда звонила по ночам и исключительно на мобильный телефон. Ей
было можно, поскольку считалось, что я ее любил, а она не против. Звали это
милое создание Наташа или просто Ната... Натка. Нас свели год назад довольно
странные обстоятельства. Это Ната их интерпретировала как "довольно
странные" и была права по-своему: когда вся жизнь расписана от и до, то шаг
в сторону воспринимается подобно концу света. Я-то уже давно привык к
загаженным лифтам, вечнодающим и озабоченным секретаршам, убийствам за долги
друзей - человек привыкает к чему угодно, а Наташка, всю жизнь упакованная
морально и материально, не знала слов "нет" и "как". Еще бы - папаша ее был
очень большим и очень занятым начальником, чадо свое боготворил, лелеял и
ревновал к всем носителям штанов. Да, собственно говоря, Нату совершенно и
не волновали штанатые - она не спеша обитала в свое удовольствие,
наслаждаясь однокомнатной крепостью, купленной отцом в том же доме, где жил
он сам (мать Наташи не вынесла тяжелых родов и умерла
прямо в роддоме). Но, давайте все по порядку.
В тот вечер мне пришлось возвращаться на работу "как можно быстрее" -
совсем поздно гады спохватились, почти ночью. Небо поливало машину как из
пожарного брандспойта, и дорога с трудом угадывалась между тенями домов в
редких вспышках молний и потоками воды. Когда много лет подряд мотаешься по
одному маршруту, то в скором времени начинаешь понимать, что такое
автопилот. Хорошо, что ехал я медленно - когда выскочил под водопад, она уже
сидела перед машиной, похожая на злобного, обтекающего чертенка, интенсивно
мотающего головой и размахивающего руками. Видок был у нее, что надо и,
глядя на эту жертву дорожного происшествия, я вдруг где-то глубоко в себе
уловил липкое прикосновение ужаса. Странное чувство, непонятное и
беспричинное... Казалось бы, девчонка совсем не страшная - сама напугана до
смерти, а мне бы сбежать куда... Присмотревшись повнимательнее, я вдруг
сообразил, что ее шок вызван отнюдь не моей ездой... Через пару секунд все
переменилось - как будто дождем смыло. Отчетливо помню, что в джинсах стало
как-то не уютно. Нет, вы представьте себе нечто темноволосое и длинноногое в
свете грозовых разрядов и фар, одетое только в белую футболку до колен! И
все... Бог мой... И не в истерике она была, а ей самой! Скорее всего,
напялив на себя первое, что попалось под руку, она побежала... А футболочка
намокшая, в другое время, напомнила бы сказку про голого короля... Дальше
подробности смыты эмоциями - в памяти осели только отблески молний в ее
глазах под вопли хором, стоны двигателя и наша лужа, в которой остались пара
пуговиц от моей рубашки с частью наткиной футболки. Но то, что первая начала
она... Хотя, нет - футболка выше колен была... Гораздо выше... За все это
время на улице не появился даже плохой хозяин с собакой. Удивительно. Или...
нам не до них было.
...Потом я отвез Нату к ней домой. Естественно, что в ту ночь работа
была послана совсем далеко. Наташа в паузах и перекурах, заикаясь,
рассказывала о себе. Оказывается, в тот день она похоронила отца - работа
его победила - вернулась домой вечером, легла спать, тут все это и началось.
Вовремя я подвернулся. Дальше было еще интереснее. Мы начали встречаться
довольно часто и только по ночам. Днем Натка находилась в своем обычном
состоянии переваривания бытия, а где-то после полуночи, как бы родившись
заново - звонила и будила, выливая в трубку очередную стартовую порцию
какой-нибудь женской ерунды. Затем она, резко меняясь в голосе, спрашивала,
чем я сейчас занят. Ее любимое "занят" и выдергивало меня из остатков сна. Я
тут же орал про цепочку на двери и летел. Моих бедных железных лошадей
заносило, кидало и разворачивало, а я срезал, проклинал, посылал и давил еще
сильнее...
...Под утро она выгоняла меня, ссылаясь на усталость и прочую чепуху. Я
прекрасно понимал в чем дело и не споря уходил. Каждый раз, по дороге домой,
я размышлял о том, как долго все это может продолжаться. Наверное наши
отношения действительно были "странными" и не естественными для обрыдлой
дневной рутины - мы нарушали Правила Жизненного Движения. Причем, самые
злостные нарушения случались в те дни, когда шел дождь. Это такая штука,
скажу я вам! Больше всего на свете люблю сильный дождь, а грозу особенно...
...Жизнь тащила вперед свои дни, недели и месяцы. Зимой Натка убедила
меня в неизбежности оплаты ремонта ее квартиры - это заморозило наши встречи
на пару недель - она категорически отказывалась ездить ко мне. Потом все
вернулось в прежнюю колею.
Как-то в апреле я вернулся домой и услышал, как стонет забытый на столе
мобильник. Естественно звонила Наташка, но это было уже что-то новое -
второй раз за ночь!. После первого же ее заикающегося "Ал-л?...", у меня
задрожала рука. Говорят, что перед самой смертью человек прокручивает в
голове всю жизнь за одно мгновение. Может быть. Я не собирался помирать, но
за несколько секунд разговора еще раз прожил ту самую ночь. Ната...
"Занят..." Возбуждения почему-то не было, но... пришлось нестись к ней
обратно.
Увидев ее на пороге, я опешил - моя Ната клацала зубами. Протащив меня
на кухню, она молча указала на стену, где висел портрет отца. А дрожать было
от чего - фотография в рамке отдавала мертвечиной в прямом смысле. Запах был
настолько сильным и навязчивым, что стало как-то жутко. Вытерев лоб, я
пытался нащупать сигареты в кармане, но им тоже было страшно. Натка,
спрятавшись у меня за спиной, шепотом причитала, что это неспроста, это знак
и сюда она больше не хочет возвращаться. Никогда. Пришлось снять ей номер в
гостинице.
Весь следующий день я провел в этой жуткой квартире, вымучивая
логические объяснения происходящему. Я прокурил всю кухню, но даже сквозь
этот перегар, портрет не давал о себе забыть. Зажигалка не подчинялась,
сигареты обжигали, а мне хотелось заглотить пару литров и сбежать
далеко-далеко. К полуночи я окончательно озверел: сорвав в очередной раз
портрет со стены, кухонным ножом изо всей силы пырнул темный след от
фотографии, едва не грохнувшись при этом со стула - нож вошел по рукоятку
безо всякого усилия. От трупного смрада перехватило дыхание. Немного
отдышавшись, я срезал кусок обоев и обнаружил ржавую решетку вентиляции.
Прямо за ней, лапами к верху, лежала здоровенная крыса - видимо приползла
туда умереть от одинокой старости. Дохлая крыса... Господи, как я потом
смеялся! Ну и склероз - совсем забыл, что сам же заклеил эту решетку обоями,
после того, как кухне установили кондиционер! Приехавшая Ната, тоже
смеялась, но странно как-то, выдавлено. Даже после отправки крысы в
последний путь по мусоропроводу какое-то напряжение осталось.
Ночные звонки продолжались до начала мая, а потом я стал их бояться.
Все началось из-за одного, когда Натка потребовала, чтобы я купил наконец
вентилятор или "какой-нибудь" кондиционер для ванной - слишком душно там,
видите ли, а с открытой дверью холодно. Потребовала... Что правда, то правда
- невыносимо душно - во время ремонта просто забыли об этом - дыру-то обоями
заклеили, а вентиляционную трубу с другой стороны заложили кирпичами
почти... до кухни и зацементировали. Намертво...
Настоящий страх никуда не уходит - он глубоко и надежно прячется в нас
самих, чтобы в нужный момент вылиться наружу и растворить в себе. Вы
пытаетесь защититься, но это тщетно - убивать появившийся страх нужно сразу,
не раздумывая - как зарождающуюся раковую опухоль. Я тоже пытался, но его
совершенно не испугал разбитый телефон. Страх ласково пощекотал меня хвостом
по позвоночнику, успокоил и поджав под себя лапки, уснул где-то глубоко
внутри.
Телефон я купил потом новый, с другим номером, но то, что поселилось во
мне, иногда будит среди ночи, чтобы побеседовать о жизни - скучно,
наверное...

© Москва, 2000 г.
Иллюстрация: © Егор Славинский, 2001 г.