Он провел почти десять лет, тщательно избегая даже мысли о ней, но эта мысль, кажется, только и ждала того момента, когда он окажется беззащитным.
   Губы его дрогнули в насмешливой улыбке, что заставило исполнителей его казни, ожидавших команды «Пли!», занервничать. Его репутация мастера дерзких побегов, очевидно, опередила его появление. По правде говоря, он сейчас не впервые встретился лицом к лицу со смертью. И, черт побери, даже перед расстрельным отрядом стоял не впервые.
   Гортанный голос скомандовал что-то, звук одновременно взведенных курков дюжины мушкетов вывел его из мечтательного состояния.
   Похоже, что ему даже не предложат покурить в последний раз и не дадут шанса примириться с Создателем. Он умрет здесь, в Марокко, как чужак, и некому будет даже уронить слезу, когда весть о его бесславной гибели дойдет до Англии. Его родители, конечно, будут разочарованы тем, что сын не оправдал их надежд, а его старший брат отнесется к скандалу со своим обычным стоицизмом.
   А что будет с ней?
   Будет ли она потрясена или выразит вежливое соболезнование, а потом всплакнет украдкой? Будет ли просыпаться по ночам, сожалея обо всех упущенных возможностях, обо всех волшебных мгновениях, обо всех ночах, которые они уже никогда не проведут вместе?
   Эш фыркнул. Она скорее спляшет лихую джигу на его могиле, чем проронит хоть слезинку, оплакивая его. Он расправил плечи и вскинул голову, собираясь с духом перед смертью.
   Барабаны начали отбивать дробь, оповещая о том, что настали последние секунды его жизни.
   Эш затаил дыхание, ожидая услышать команду, которая положит конец непристойной шутке, называемой жизнью.
   А услышал возбужденные голоса, звуки короткой, но ожесточенной драки, топот сапог целого полка, врывающегося во двор, где его собирались расстрелять.
   Послышались возмущенные крики арабов, недовольных прерванной экзекуцией. Арабский он понимал отлично. Однако до его слуха долетели также слова на королевском английском языке, которого он очень давно не слышал. Почувствовав, что больше не находится в центре внимания, он принялся распутывать веревки, стянувшие его руки за спиной. Когда шум голосов усилился, он почувствовал, как возрождается то, с чем он распрощался задолго до этого момента.
   Надежда.
   Кто-то, крепко выругавшись на гортанном арабском языке, перешел после этого на ломаный английский и сказал:
   – Кто вы такой и почему врываетесь в мой дом со своими нечестивыми псами и оскверняете его своим присутствием?
   Его отчаянные попытки освободиться увенчались наконец успехом, и веревки упали с запястий Эша. Только было он поднял руки, чтобы сорвать с глаз повязку, как услышал голос, который узнал бы где угодно. Он был все такой же решительный, как и тогда, когда приказывал его игрушечным военным кораблям капитулировать, пригрозив в противном случае потопить всю флотилию в ванне.
   Эш сорвал повязку с глаз и был совершенно ошеломлен, обнаружив, что смотрит в холодные серые глаза, так же хорошо знакомые ему, как и собственные янтарные.
   Его спаситель медленно произнес ледяным тоном, особенно резко контрастирующим с марокканской жарой:
   – Я. Его. Брат.
 
   – Лорд Драйвенвуд примет вас сейчас.
   – Этого я и боялся, – пробормотал Эш и, поднявшись со своего места, где сидел на куче мешков с песком, последовал за молодым краснощеким капралом.
   Как только он нырнул в просторную палатку, укрывшись от беспощадных солнечных лучей, он едва удержался от того, чтобы одобрительно не присвистнуть. Его брат сумел создать настоящий заповедный островок английской культуры даже в самом центре марокканской пустыни. Если бы не вздувавшиеся парусиновые стенки и слой жирной грязи на каждой поверхности, Эшу могло бы показаться, что он вошел в элегантно меблированный кабинет какого-нибудь лондонского городского дома.
   Турецкий ковер в изумрудных и рубиновых тонах добавлял яркое цветовое пятно интерьеру палатки. Ковер, несомненно, проделал в скатанном виде длинный путь из Англии, хотя точно такой же можно было бы купить за несколько фунтов на местном базаре. Квадратный стол с белой льняной скатертью был уставлен фарфором, хрусталем и серебром. Там был даже чайный сервировочный столик на колесах с вустерским чайным сервизом с золотой каемкой, дабы его брат и представители высшего командования могли поучаствовать в самом английском из английских ритуалов – пятичасовом чаепитии.
   Из-за лакированной ширмы в углу выглядывала ножка греческого шезлонга. На полке красного дерева стояли в безупречном порядке книги в кожаных переплетах. На этот раз Эш, не сдержавшись, фыркнул. Даже в детстве его брат предпочитал увесистые тома, в которых в мельчайших подробностях описывались военные сражения древности и излагались размышления греческих философов. Тогда как Эша увлекали отважные приключения героев Вальтера Скотта и Даниэля Дефо. А также – что греха таить – альбомы неприличных гравюр.
   На западной стенке палатки висел прикрепленный тонкими веревками пасторальный пейзаж. Присмотревшись к полотну, Эш узнал романтический стиль Джона Констебля. Он был почти уверен, что это оригинал.
   Он покачал головой, подумав, сколько же фургонов, лошадей и верблюдов потребовалось, чтобы перевезти все необходимое для комфортного обустройства его брата. Эш всегда гордился своим умением путешествовать налегке. Жизнь заставила его научиться поспешно исчезать, не имея на себе ничего, кроме рубахи. А иногда даже и без нее.
   Брат же всегда предпочитал домашний уют и тепло. К сожалению, когда его назначили одним из членов знаменитого Совета директоров Ост-Индской компании, он был вынужден посещать самые отдаленные и не тронутые цивилизацией уголки земного шара. Но как только он станет председателем, – а он несомненно им станет, учитывая быстрый подъем его звезды на политическом небосклоне, – он сможет вести свои дела, не покидая уютной малой гостиной Драйден-Холла, их уютного семейного поместья в Суррее.
   Его брат, точно так же как дома, сидел за письменным столом из тукового дерева и что-то записывал в толстой кожаной тетради. Пока Эш подходил к столу, серебряный кончик пера продолжал блуждать по странице. Он не поднял глаз даже тогда, когда Эш остановился прямо перед столом.
   Эш почувствовал забытое, но очень знакомое раздражение. Способность брата сосредоточиваться на том, что он делал в данный момент, была почти легендарной.
   Наклонившись вперед, Эш уперся обеими ладонями в край стола и произнес с нарочитой медлительностью:
   – Привет, Макс.
   Перо, оставив на странице безобразное чернильное пятно, замерло на половине слова. «Максу это не понравится», – с мстительным удовлетворением подумал Эш. Его брат терпеть не мог недостатки. Особенно свои собственные.
   Макс медленно поднял голову и окинул его тем самым ледяным взглядом, за который мог бы немедленно схлопотать по шее, будь они оба мальчишками в коротких штанишках.
   – Ты знаешь, что мне не нравилось, когда меня называли этой кличкой.
   Он лгал. Это их отец терпеть не мог, когда они называли друг друга сокращенными именами. Герцог всегда настаивал на том, что имена «Макс» и «Эш» подходят скорее для уличных мальчишек и трубочистов, а не для его сыновей.
   Эш выпрямился, уверенный в том, что его насмешливая улыбка еще сильнее разозлит брата.
   – Может быть, ты предпочитаешь, чтобы я называл тебя лорд Драйвенвуд?
   – Можешь называть меня по имени – Максимилиан, – сказал брат и, захлопнув тетрадь, возвратил перо в чернильницу.
   Они почти десять лет не сталкивались лицом к лицу. Иные братья, возможно, обменялись бы рукопожатием, хлопнули друг друга по плечу или даже обнялись. А они некоторое время испытующе смотрели друг на друга.
   Несмотря на то что они давно не виделись, изменения, происшедшие в брате, стали для Эша неожиданностью. Макс был всего на полтора года старше его, однако его темные волосы на висках уже тронула седина. Бремя ответственности проложило глубокие морщины вокруг его рта и лучики тонких морщин в уголках глаз. По выражению лица брата Эш догадался, что Макс не очень доволен тем, что увидел.
   Ожидая, пока брат позовет его, Эш вымылся и переоделся в чистую одежду, которую ему принесли. Поскольку в импровизированном лагере, кроме них с братом, не было других широкоплечих мужчин ростом более шести футов, он догадывался, что одежда принадлежала Максу. Возможно, этим объяснялось неприятное ощущение, которое Эш испытал, облачаясь в чужие вещи. В детстве ему довольно часто приходилось донашивать одежду брата.
   – Садись, – коротко сказал Макс, указав кивком на складной стул, поставленный точно под нужным углом по другую сторону стола.
   Разумеется, сам Макс уселся в кожаное кресло с подлокотниками, которое стоило, наверное, столько же, сколько оно весило. Эш осторожно опустился на хлипкое сооружение из дерева и парусины, надеясь, что оно не развалится под его весом.
   Вытянув перед собой длинные ноги, он выудил из кармана тонкую турецкую сигару. Сигарой его угостил доброжелательный молодой лейтенант, пока он ждал вызова к брату.
   Эш чиркнул спичкой о подошву сапога и поднес пламя к кончику сигары. Сигара зажглась, пустив в воздух завиток ароматного дыма.
   На физиономии Макса возникло явное неодобрение.
   – Я всегда считал, что бренди и сигара – это удовольствия, которые позволяют себе в гостиной после ужина.
   Эш глубоко затянулся сигарой, с трудом подавив в себе детское желание выпустить кольцо дыма брату в нос.
   – Я не заметил здесь гостиной. К тому же я не предполагал, что меня пригласят остаться на ужин. Хотя, если бы ты предложил мне бренди, я бы не отказался.
   Макс встал, взял хрустальный графин, стоявший на столе, и, налив в коньячную рюмку ровно на три пальца янтарной жидкости, протянул ее Эшу, потом снова уселся в свое кресло.
   Эш, запрокинув голову, сделал большой глоток дорогостоящего коньяка и с удовлетворением ощутил, как жидкость мягко обожгла глотку.
   – Это именно то, что мне надо. Какими бы ни были твои прочие недостатки, в выборе напитков твой вкус непогрешим.
   Макс откинулся на спинку кресла и с упреком взглянул на Эша.
   – А я уж подумал, что ты хочешь поблагодарить меня за кое-что более существенное. За спасение твоей… жизни, например.
   Почти неощутимая заминка Макса перед последним словом произошла на том самом месте, где отец обычно вставлял слово «никчемный». Несмотря на то что волосы у Макса были почти черные, он был всегда «золотым мальчиком», который поступал правильно, в отличие от Эша, который все делал кое-как. Как только он родился, отец недвусмысленно дал понять, что Макс является наследником, а Эш – запасной деталью, которая вообще едва ли пригодится. Когда Эш наконец понял, что ему никогда не удастся заслужить одобрение отца, он перестал даже пытаться.
   Эш пожал плечами:
   – Я просто выразил тебе свою благодарность. Больше мне нечего предложить, разве что одежду, которая на мне надета. Но она, как я подозреваю, тоже принадлежит тебе.
   Макс брезгливо покачал головой:
   – Полагаю, твое последнее неприятное приключение связано с женщиной.
   – Разве когда-нибудь было по-другому? – сказал Эш, одарив брата ленивой улыбкой.
   – Не соблаговолишь ли объяснить мне, какой черт дернул тебя соблазнять жену очень могущественного – и чрезвычайно вспыльчивого – вождя племени, где даже за малейший намек на обиду человек может поплатиться головой? Особенно если эта голова находится на плечах англичанина!
   – Одну из его жен, – осторожно поправил его Эш. – А соблазнять женщину мужчину обычно заставляет одно и то же. Может быть, взгляд, брошенный искоса из-под шелковистых ресниц? Или идеальной формы губы? Или влекущий изгиб бедра? Сомневаюсь, что даже мужчина с такими легендарными моральными устоями, как у тебя, равнодушен к подобным соблазнам.
   Эш, зная, что это бесполезно, не стал объяснять Максу, что Фатима сама пришла к нему. Она постучала в дверь его жилья после случайной встречи на базарной площади. И откинула тонкую шелковую ткань, прикрывавшую ее роскошную грудь, не для того, чтобы соблазнить его видом своего обнаженного тела, а чтобы показать свежие синяки и кровоподтеки, оставленные кулаками мужа. Судя по множеству заживших шрамов, эти синяки являлись результатом самых последних из постоянно повторявшихся побоев. Эш не стал также объяснять брату, что первоначально он прикоснулся к ним губами не с намерением получить удовольствие, а для того, чтобы успокоить боль. И что когда она закинула руки ему на шею и упала вместе с ним на кровать, именно он первым пришел в себя и высвободился из ее объятий. Фатима спокойно проспала на его кровати, тогда как он провел бессонную ночь на жестком пыльном полу, ругая себя как последнего болвана.
   Он и не подумал рассказать Максу обо всем этом. Он знал, что брат никогда не поверит ему. Он, черт возьми, и сам себе верил с трудом.
   – Как будто наставить мужчине рога не является само по себе достаточно серьезным оскорблением, – сказал Макс, – тебе еще потребовалось нанести новое оскорбление, когда ты посадил ее на корабль и помог бежать. Это было частью твоего безрассудного плана? Встретиться с ней в следующем порту и жить вместе в какой-нибудь занюханной гостинице, пока не устанешь от нее и не умчишься за какой-нибудь следующей красоткой? Или не бросишься на поиски какого-нибудь сокровища, поразившего твое воображение?
   По правде говоря, Эш не планировал когда-нибудь вновь увидеться с Фатимой. Перед отплытием корабля он сунул ей в руку кошелек с таким количеством золота, которое позволило бы ей никогда больше не вверять свою судьбу в руки ни одного мужчины, включая его самого. И если бы один из людей Мустафы не стал случайным свидетелем ее благодарственного поцелуя в губы перед посадкой на борт, Эш плыл бы себе на корабле, направлявшемся в любую точку земного шара, кроме Марокко, вместо того чтобы стоять перед расстрельным отрядом во дворе дома Мустафы.
   Покрутив в бокале остатки бренди, он допил напиток одним глотком.
   – Я удивлен, что ты не позволил людям Мустафы просто расстрелять меня.
   – У меня было такое искушение, – мрачно признался Макс. – Возможно, я бы именно так и поступил, если бы не собирался поручить тебе кое-какую работу.
   Эш наклонился вперед и поставил пустой бокал на письменный стол.
   – Возможно, ты не слышал эту новость. Я вышел в отставку и больше не работаю на компанию. И на тебя тоже. Я понапрасну потратил несколько лет своей молодости на служение королю, отечеству и компании. Теперь служу только самому себе.
   – Мне хорошо известно о твоих торгашеских авантюрах. Как и родителям. Они дают богатую пищу для страниц скандальной хроники в лондонских газетах и не раз доводили отца до апоплексических ударов.
   – Ты, кажется, пытаешься расположить меня к себе.
   Слабая улыбка тронула губы Макса, и на какое-то мгновение они стали теми же двумя братьями, которые, забравшись под одеяла, замышляли подбросить лягушку в ванну, приготовленную для отца. Несмотря на неустанные усилия отца разобщить их, захваливая Макса и постоянно придираясь к Эшу, они когда-то стояли друг за друга горой.
   Все это изменилось, когда, возвратившись из Итона, Эш обнаружил, что брат, которого он обожал, исчез, превратившись в такого же холодного сноба, как их отец. Обида и замешательство Эша мало-помалу превратились в негодование, а потом сменились безразличием. Поскольку Макс отказывался от откровенного разговора с ним, Эш сделал вывод, что Макс больше не желает иметь ничего общего с младшим братом, у которого узел галстука вечно криво завязан и который склонен высказывать в самый неподходящий момент какое-нибудь критическое замечание.
   Даже сейчас Макса недолго забавляло саркастическое замечание Эша. Как будто для того, чтобы чем-то занять руки, он принялся поправлять и без того аккуратно сложенную стопку бумаг на столе.
   – Дело касается моей невесты. Три месяца назад она в сопровождении компаньонки отправилась на корабле в Бирму на церемонию нашего бракосочетания. Корабль захватили пираты, а ее и компаньонку взяли в плен, – сказал брат и, подняв голову, встретился наконец с Эшем взглядом, выражавшим всю глубину отчаяния. – Она в плену у корсаров.
   Эш, не сдержавшись, сочувственно охнул. Они оба знали, что женщине, оказавшейся в таких обстоятельствах, лучше умереть, чем попасть в руки этих варваров.
   – Они уже потребовали выкуп? – спросил он. Есть надежда, что бандиты не захотят портить товарный вид пленницы, если надеются получить кругленькую сумму за ее возвращение законному владельцу.
   Макс покачал головой:
   – Мне не выдвинули никаких требований, зато я навел кое-какие справки. Согласно одному надежному источнику, она была… – Макс отвел взгляд и с трудом глотнул воздух, очевидно, собираясь с духом, – продана. Одному могущественному султану в провинции Эль-Джадида.
   Эш только теперь понял, почему его брат разбил лагерь в этой Богом позабытой пустыне. Эль-Джадида находилась на побережье, менее чем в трех днях езды верхом от того места, где они сейчас сидели.
   – В твоем распоряжении целая армия. Я-то тебе зачем?
   – Ты нужен, потому что знаешь эту землю, ее историю, ее язык, но не связан узами конвенции или политическими соображениями. Мои же обязанности в качестве директора компании ставят меня в чрезвычайно неловкое положение. Я не могу позволить себе поставить под угрозу все то, чего мы с таким трудом добивались в этом регионе, взяв приступом дворец султана. Более того, я не могу даже отправить записку этому султану, не вызвав чувство обиды не только по отношению к компании, но и к самой Англии.
   – Ну вот! Теперь я вижу того Макса, которого помню. В большей степени озабоченного своим будущим, чем судьбой своей невесты!
   – Мое будущее является ее будущим. Ты думаешь, я доволен тем, что сижу здесь сложа руки, в то время как она подвергается черт знает каким мучениям в лапах этих варваров? Нет, просто я знаю, что если у меня есть хоть малейшая надежда создать ей жизнь, которую она заслуживает, особенно после этого происшествия, для этого потребуется задействовать все влияние, которое я приобрел за десятилетия тяжелой работы и лишений. Я не могу позволить себе бросить все это в момент отчаяния, тем более что, глядя на тебя, вижу плодотворное решение проблемы.
   Эш, глубоко затянувшись сигарой, пытался привыкнуть к новому для себя ощущению, когда тебя считают решением, а не проблемой. Он уже давно исчез из круга общения своего брата и не имел намерения позволить затащить себя туда снова. Несмотря на доводы Макса, он понимал: были и другие люди, которые в большей степени подходили для подобного мероприятия. Это были достопочтенные джентльмены, которые сочли бы привилегией возможность рискнуть своими жизнями, чтобы заслужить желанное одобрение Драйвенвуда.
   – За сколько? – сдержанно спросил Эштон.
   Если даже его брат был до крайности удивлен тем, что Эш потребовал плату, после того как он предотвратил убийство Эша, то не выдал своего удивления.
   – Назови свои цену.
   Эш изумленно приподнял бровь. Бережливость Макса, кроме тех случаев, когда речь шла о его собственном комфорте, была легендарной. Его умелое управление тающим на глазах семейным состоянием спасло их всех от работного дома. Его быстрое продвижение вверх по служебной лестнице в Ост-Индской компании дало толчок процветанию имени Берк со всеми титулами. Тогда как другие семейства их уровня были вынуждены совершать немыслимые поступки, чтобы выжить, продавая семейные поместья или заключая браки с наглыми американскими наследницами, в которых не было ни капли благородной крови.
   Эш решил сделать вид, будто обдумывает слова Макса, а потом назвал настолько баснословно высокую цену, что у брата не осталось бы иного выбора, кроме как отказаться от его услуг.
   – Согласен, – сказал Макс и, придвинув к себе чековую книжку, снова обмакнул перо в чернильницу. – Но это только половина всей суммы. Я увеличу сумму, которую ты запросил, вдвое, как только работа завершится и я буду удовлетворен результатами.
   Эш раскрыл рот от удивления. Зажженная сигара повисла на его нижней губе, угрожая в любое мгновение упасть ему на колени. Представить себе, что его брат ставит жизнь какой-то женщины выше вечной заботы о прибыльности мероприятия, было просто немыслимо.
   Макс подписал чек со своим обычным росчерком и передвинул его по гладкой поверхности стола Эшу. Эш взял чек и, взглянув на него, поразился количеству нулей в цифре.
   – Наверное, тебе дешевле бы обошлось просто забыть об этой женщине и найти другую невесту?
   Неожиданно для Эша Макс стукнул кулаком по крышке стола. Максимилиану не было свойственно выдавать свои чувства. Большую часть их взрослой жизни Эш даже подозревал, что у брата таковых вообще не имеется. Но теперь холодная серая дымка в глазах Макса рассеялась, обнажив тлеющие угольки.
   – Нет ни одной женщины, которая могла бы сравниться с ней! Ее ум, ее доброта, ее храбрость, ее жизнелюбие намного превосходят столь ценимые в обществе добродетели. Ее внешность радует глаз, и для меня она больше, чем просто невеста: она завладела моим сердцем.
   Гром его голоса постепенно утих, и это страстное заявление неуклюже зависло в воздухе.
   – Понятно… – медленно произнес Эш. – Но кто же она такая, этот образец женских добродетелей, который предстоит вырвать из когтей гнусного султана?
   Макс замер, уставившись на крышку стола.
   – Мисс Кларинда Кардью.
   Не сказав ни слова, Эш бросил чек на стол, поднялся и направился к откидной дверце палатки.
   Он слышал, как за его спиной Макс вскочил на ноги, хрипло проговорив:
   – Прошу тебя, Эш. Я нуждаюсь в твоей помощи.
   Эш остановился, услышав в этой просьбе отзвук голоса своего брата, который некогда был его самым надежным союзником.
   Он даже не мечтал, что может наступить такой день. Он не смел надеяться, что его гордый, самодостаточный брат когда-нибудь удостоит его таким признанием.
   А Макс продолжал:
   – Я знаю, что ты всегда не слишком жаловал эту молодую леди, но я уверен, что даже ты не можешь быть таким бессердечным, чтобы бросить ее на произвол жестокой судьбы.
   Эш на мгновение закрыл глаза, потом повернулся, оказавшись лицом к лицу с братом.
   – Не слишком жаловал? Ты говоришь о той самой мисс Кларинде Кардью, земли отца которой граничили с нашими? О той самой мисс Кларинде Кардью, которая посвятила всю свою юность тому, чтобы сделать мою жизнь совершенно невыносимой? Видишь ли, мне очень не хотелось бы запачкать репутацию какой-нибудь ни в чем не повинной бедной молодой женщины злобой, которую заслуживает только это… это… создание!
   Макс снова опустился в свое кресло, удрученно вздохнув:
   – Она все такая же.
   – Ну что ж, это большое облегчение! – воскликнул Эш, хрипло хохотнув. – Потому что на какое-то мгновение мне показалось, что это не может быть та самая Кларинда Кардью, которая преследовала меня с тех самых пор, как научилась перелезать через забор, разделявший наши поместья. Та самая Кларинда Кардью, которая пачкала ваксой для сапог внутреннюю часть моих перчаток и носков, подкладывала в мою постель ветку ядовитого сумаха и тайком пробиралась в нашу конюшню, чтобы ослабить крепление седла за несколько минут до того, как я должен был продемонстрировать свое умение держаться в седле отцу и компании его самых влиятельных приятелей.
   Макс горестно покачал головой:
   – Нельзя отрицать, что в детстве она была сущей проказницей. Особенно когда речь шла о тебе.
   Эш почувствовал, как напрягся еще сильнее. Брат не знал и половины происшедшего. Очевидно, Кларинда никогда не говорила ему, что проявление враждебности между ними переросло в конце концов в нечто настолько взрывоопасное, что это угрожало сжечь дотла их обоих.
   А Макс продолжал:
   – Это ее отца следует винить за ее выходки в детстве. У этого человека всегда было больше денег, чем здравого смысла. Ей исполнилось всего восемь лет, когда умерла ее мать, и отец позволял ей делать все, что вздумается, хотя именно в то время ей требовалась твердая, но нежная женская рука, чтобы руководить ею.
   – В то время больше всего требовалось, чтобы кто-нибудь положил ее ничком и как следует отшлепал по заднему месту, – сказал Эш и на мгновение закрыл глаза, представив себе это заднее место, когда он видел его в последний раз. – Полагаю, теперь ты попытаешься убедить меня в том, что эта гнусная маленькая сорвиголова непостижимым образом превратилась в благородную леди, подходящую на роль супруги графа Драйвенвуда… и будущей герцогини?
   Макс снова с трудом сдержался, чтобы не отвести взгляд.
   – Пожалуй, можно с уверенностью сказать, что она уже не та девушка, которую ты знал.
   Да уж, если Кларинда согласилась выйти замуж за его брата, она тем самым обрекала себя на пожизненную респектабельность. Эш не мог найти никаких доводов в пользу этого. Он повернулся и медленно направился к своему месту, как будто целенаправленное движение могло каким-то образом привести в порядок его мысли и чувства.
   – Несколько лет назад я слышал, будто она собиралась выйти замуж за одного парня. Сейчас она бы уже превратилась в степенную даму, жила бы где-нибудь в сельской местности и растила кучу собственных детишек.