– А нужно! – неожиданно властно решил Юрий. – Если мы не додумаем сейчас, то от этого могут произойти другие неприятности.
– Какие еще неприятности?
– Суди сам. Космонавт, который сидел… вернее, умер возле пульта, пробыл на корабле сотни тысяч, а может, и миллионы лет. – Юрий помолчал и сказал значительно: – Ничто в мире не исчезает бесследно и ничто не возникает из ничего.
Вася с тревогой посмотрел на товарища.
– Ты думаешь, что на корабле зародились какие-нибудь невероятные формы жизни?
– А почему бы и нет – ведь за это время на Земле они зарождались.
– На Земле… На Земле все время менялись обстановка и условия. А в корабле, как в консервной банке, ничто не менялось.
Теперь задумался Юрий.
– Во всяком случае, нужно признать одно, – вздохнул Вася, – что мы не слишком предусмотрительные люди.
Юра засмеялся.
– Просто мы перетрусили. А теперь нужно вернуться и проверить, есть там что-нибудь или нет. А самое главное – закрыть все двери. Мало ли что оттуда может выползти.
Они вернулись на корабль, плотно закрыли все двери, что выходили в первый отсек, сели в машину и стали не спеша, с удовольствием осваивать пульт ее управления.
– Какие еще неприятности?
– Суди сам. Космонавт, который сидел… вернее, умер возле пульта, пробыл на корабле сотни тысяч, а может, и миллионы лет. – Юрий помолчал и сказал значительно: – Ничто в мире не исчезает бесследно и ничто не возникает из ничего.
Вася с тревогой посмотрел на товарища.
– Ты думаешь, что на корабле зародились какие-нибудь невероятные формы жизни?
– А почему бы и нет – ведь за это время на Земле они зарождались.
– На Земле… На Земле все время менялись обстановка и условия. А в корабле, как в консервной банке, ничто не менялось.
Теперь задумался Юрий.
– Во всяком случае, нужно признать одно, – вздохнул Вася, – что мы не слишком предусмотрительные люди.
Юра засмеялся.
– Просто мы перетрусили. А теперь нужно вернуться и проверить, есть там что-нибудь или нет. А самое главное – закрыть все двери. Мало ли что оттуда может выползти.
Они вернулись на корабль, плотно закрыли все двери, что выходили в первый отсек, сели в машину и стали не спеша, с удовольствием осваивать пульт ее управления.
Глава шестая. Враждебные вихри
Она двигалась, она жила своей неясной жизнью. Она, кажется, просто жаждала подчиняться хоть какой-нибудь разумной воле.
Она была еще подхалимски покорна. Но по тому, с какой легкостью она выполняла все, что ей приказывали мальчишки, чувствовалось: в ней заложены огромные и еще неизведанные силы, и неизвестно еще, какие могут быть последствия, если машина эта начнет работать.
Но мальчишки не знали об этом и поэтому действовали смело и решительно. Казалось, что им все доступно и все понятно. Их усыпляла вкрадчивая покорность машины.
А тут еще Шарик перебрался на заднее сиденье, свернулся клубком и уснул. И это удивительно спокойное и почти домашнее поведение собаки еще более подбодрило Юрия.
Несколько неожиданно для себя он вдруг предложил:
– Слышь, давай немного прокатимся.
– На этой машине?
– А что? Мы же с тобой не такое видели. Замечаешь, она же слушается.
Совершенно непонятно стремление конструкторов создавать такие машины, которыми может управлять всякий, кто захочет. Все-таки в управлении техникой нужны какие-то барьеры для слишком самонадеянных и чересчур легкомысленных. Смелость, она тоже требуется не всегда. Иногда полезнее осмотрительность…
Обо всех этих правильных и мудрых вещах Вася подумать не успел, а может быть, и не сумел. И он легко, слишком легко согласился:
– Давай попробуем. А то, когда придут взрослые, они поставят машину под стеклянный колпак и нас к ней даже на пушечный выстрел не подпустят.
Юра кивнул и сразу стал серьезным и даже строгим. Он включил двигатель и нажал педаль подачи энергии.
Машина осталась верной себе – покорной и ласковой. Тихонечко тронулась с места, развернулась где нужно и стала как раз против дверей. И стала вовремя, потому что пройти в дверь она не могла. Но ведь недаром ребята осваивали ее столько времени и знали, как им показалось, каждую рукоятку и каждый тумблер.
Бойцов смело повернул одну из них, переключил тумблер, и с машиной произошли невероятные изменения. Собственно, невероятными они были с точки зрения всех, кто не был знаком ни с этой машиной, ни с техникой будущего. Просто в машине что-то произошло, и за несколько секунд она неуловимо изменила свои габариты, как бы «перестроилась» – стала узкой и длинной.
Бойцов возвратил тумблер в нормальное положение, повернул рукоятку – и превращение окончилось.
Машина осторожно приблизилась к открытому люку, несколько секунд словно принюхивалась или присматривалась к окружающему, а потом, смело, но несколько неуклюже клюнув носом, сползла на песок. Впервые, может быть, за многие века гусеницы под ней бодро крутились, и, должно быть, от этого плавность хода казалась необыкновенной – ни толчка, ни рывка мальчишки не ощутили.
Они вдосталь накатались по песчаному дну карьера. И тут высказался Вася:
– Послушай, а ведь, по идее, она же должна еще и летать.
Что ж, Васю Голубева можно было понять. Он, конечно, в свое время пережил необыкновенные приключения. Но в ходе всех этих приключений летать ему не довелось. Как-то не попадалось такой техники. А тут техника была под рукой, и не воспользоваться ею казалось просто невозможным. Даже неумным.
Правда, Юра на мгновение вспомнил свои приключения на планете Красных зорь, посуровел и поэтому излишне строго взглянул на товарища. И тогда Вася, как бы понимая всю необычность своего предложения, уже готов был пойти на попятную:
– Нет, если, конечно, это опасно, то…
При этом он и сам не знал, что умудрился польстить Бойцову. Ведь из его слов можно было понять, что он во всем доверяет Юрию. Он как бы признавал, что у Бойцова отличная летная подготовка, опыт и знания. Юрий как можно скромнее пожал плечами:
– Ну что ж, если тебе хочется…
Что ни говорите, а всегда приятно, когда люди признают твое мастерство хоть в чем-нибудь: хотя бы в раскалывании орехов или в умении плевать дальше всех. А в этом случае признавалось мастерство вождения невероятной машины.
Нажали на нужные кнопки, повернули необходимые рукоятки и переключили тумблеры. И все произошло именно так, как и предполагали ребята. По бокам выдвинулись стреловидные, как на реактивных самолетах, крылья. И только после всех этих преобразований была наконец нажата педаль подачи энергии.
И вот тут-то машина впервые показала свой нрав. Вместо того чтобы плавно подняться в воздух, она резво, как молодой козел, подпрыгнула так, что у ребят что-то подкатило к горлу и мускулы стали тяжелыми и негнущимися. Безмятежно спавший Шарик проснулся и с тревогой огляделся.
– Скоростной… разгон, – нашелся Юрий, но Вася недоверчиво посмотрел на него.
– Может, ты не то включил?
– Все то, что нужно. Просто пережал педаль.
Как будто все было правильно, машина выровнялась и легко и спокойно парила над карьером. Парила так, как, например, стрекоза или вертолет.
– Здорово! – улыбнулся Вася.
– Куда уж лучше.
– Давай поднимемся повыше?
– Попробуем.
Юрий осторожно нажал педаль – и машина поднялась над лесом.
Странно и немного смешно было видеть деревья сверху. У многих сосен, оказывается, совсем крохотные, как деревца-первогодки, вершинки. И на самой-самой вершинке, упрямо тянущейся вверх, ярко-зеленая веточка – последний годовой отросток ростовой почки. От этого бор сверху казался нежным и несколько беззащитным.
Но попадались такие места, где вместо нежно-зеленых побегов торчали засохшие вершинки, смотреть на них было немного грустно: здесь стояли обреченные на гибель деревья. Ведь все живет до тех пор, пока растет. Вот почему над одним из таких участков, как говорят лесники, перестоявшегося леса Вася предложил:
– Поднимайся выше. Все идет хорошо. И нужно же попробовать…
И Юра послушно поднял машину метров на десять выше сосновых верхушек. Потом еще выше. И еще…
И тут открылся такой простор, такая красота, что ребята забыли обо всем на свете. Ни страха, ни робости не было и в помине.
И лес, и река, на которой вдалеке виднелась дуга плотины, и ползущие по дорогам машины, и даже дымы недалекого городка отсюда, с высоты, казались игрушечными и очень милыми – может быть, оттого, что вечерний синий сумрак постепенно скрадывал их очертания. И только река все явственней из серебристо-серой становилась розовой, а местами фиолетово-багровой.
Летний день кончался, а на западе все разгорался и разгорался закат.
Горизонты расширились, и очень хотелось, чтобы они стали еще шире, – не терпелось увидеть всю рабочую площадку возле плотины, весь городок и вообще все-все… Если этого не сделать сейчас, то через полчаса будет поздно. Стемнеет.
Юрка решительно поднял машину еще на несколько сот метров…
На западе было еще совсем светло, а на востоке издалека наступали огоньки. Они вспыхивали вразброс, независимо друг от друга, но постепенно образовывали целые созвездия – городки, заводы, села…
Дух захватывало от этой красоты, и ребята не сразу заметили, как машина вначале нерешительно, а потом уверенно задрала нос, подергалась, словно в ней происходили какие-то сложные внутренние перестройки, и вдруг понеслась вверх. Круто вверх. Почти отвесно вверх.
Ребят прижало к сиденьям, но Юрий быстро справился с перегрузкой и дотянулся до руля и пульта управления. Он пытался подчинить себе неожиданно взбунтовавшуюся машину, но из этого ничего не получилось. Она неслась все вверх и вверх.
Земля скрылась в темно-сиреневой дымке, огни уже не пробивались сквозь нее. Вокруг расстилалось только небо. Одно небо – огромное, зеленовато-фиолетово-розовое небо стратосферы в закатные часы.
Потом исчезло и оно. Начинался самый настоящий космос. Темный, таинственный, усыпанный каплями блистательных крупных звезд. И где-то вдали в неподвижной черноте космоса машина вдруг прекратила свой стремительный взлет, выровнялась, и ребята увидели справа от себя огромное, серебрившееся в отблесках далекого заходящего солнца, неторопливо вращающееся вокруг своей оси бревно.
Встретить бревно в космосе само по себе невероятно, да еще если это бревно с чувством собственного достоинства вращается и покачивается, словно оно живое, – и того невероятней. Вася и Юра только переглянулись, а машина пристроилась к этому бревну и поплыла рядом с ним, почти касаясь его серебристой поверхности.
Теперь рассмотреть нового космического скитальца было не так уж трудно.
И тут Юрия осенило:
– Это же ракетоноситель!
Конечно, это был ракетоноситель. Совсем такой или почти такой, какие провозят в дни парада на Красной площади. Только у этой ракеты отсутствовала головка. И это вполне понятно.
Могучая ракета вынесла какой-то очередной искусственный спутник Земли в космос, вытолкнула его на орбиту, а сама отсоединилась от него и теперь продолжала самостоятельное путешествие, медленно и неотвратимо снижаясь. Пройдет некоторое время, плотность атмосферы будет возрастать, и ракетоноситель потеряет свою скорость, войдет в плотные воздушные слои атмосферы и сгорит.
Все это было совершенно ясно и понятно. Но только зачем машина пристроилась к этой блуждающей ракете, что ей потребовалось от обреченной на сгорание трубы? Понять этого ребята не могли и пока только радовались, что вышедшая из повиновения машина не занесла их куда-нибудь дальше.
И в это время прямо над их головами медленно проплыл в воздухе удивленный и сконфуженный Шарик. Он беспомощно шевелил лапами и крутил обрубком хвоста. Шарик ударился о ветровое стекло и поплыл обратно. Юрий схватил его за лапу и потянул к себе. Но… вдруг явственно ощутил, что сам тоже поднялся над сиденьем и висит в воздухе. Начиналось парение в состоянии невесомости.
В первое мгновение стало страшно, потом они вспомнили, что космонавты свободно переносили состояние невесомости, и успокоились. А уж потом поняли, что можно было даже спокойно плавать и кувыркаться в воздухе. Жаль только, что они то и дело стукались то о стекла, то о потолок, то о борта кабины.
В это время без всякого приказания с их стороны машина сама медленно отошла от ракетоносителя и опустила нос. Началось стремительное падение. Состояние невесомости исчезло. Пассажиров опять прижало к сиденьям, и им навстречу понеслись далекие, проступающие сквозь дымку созвездия городов, фиолетово-красно-желтое закатное небо и сверкающий в просветах между облаками океан.
Впрочем, возможно, это был не океан, а море, но оно показалось таким огромным и бескрайним, что Юра решил, что они падают прямо в океан. Он грустно посмотрел на Васю. Но тот от перенапряжения прикрыл глаза. Тогда Юрий посмотрел на Шарика и встретился с его страдающим взглядом.
Шарик сейчас же подался вперед и состроил такую гримасу, будто хотел сказать: «Давай, хозяин, подождем бояться. Пока что мы еще летим, и ничего страшного не случается. Мало ли мы с тобой летали? Мало ли какие невероятные приключения испытали? И все-таки живы и здоровы. Может быть, обойдется и на этот раз».
А машина все летела вниз и вниз, прямо в поблескивающий под луной океан. И когда, казалось, спасения быть уже не могло и они должны были булькнуть на самое океанское дно, машина выровнялась и, прижимаясь почти к самой поверхности воды, помчалась догонять уходящую от нее вечернюю зарю.
Она была еще подхалимски покорна. Но по тому, с какой легкостью она выполняла все, что ей приказывали мальчишки, чувствовалось: в ней заложены огромные и еще неизведанные силы, и неизвестно еще, какие могут быть последствия, если машина эта начнет работать.
Но мальчишки не знали об этом и поэтому действовали смело и решительно. Казалось, что им все доступно и все понятно. Их усыпляла вкрадчивая покорность машины.
А тут еще Шарик перебрался на заднее сиденье, свернулся клубком и уснул. И это удивительно спокойное и почти домашнее поведение собаки еще более подбодрило Юрия.
Несколько неожиданно для себя он вдруг предложил:
– Слышь, давай немного прокатимся.
– На этой машине?
– А что? Мы же с тобой не такое видели. Замечаешь, она же слушается.
Совершенно непонятно стремление конструкторов создавать такие машины, которыми может управлять всякий, кто захочет. Все-таки в управлении техникой нужны какие-то барьеры для слишком самонадеянных и чересчур легкомысленных. Смелость, она тоже требуется не всегда. Иногда полезнее осмотрительность…
Обо всех этих правильных и мудрых вещах Вася подумать не успел, а может быть, и не сумел. И он легко, слишком легко согласился:
– Давай попробуем. А то, когда придут взрослые, они поставят машину под стеклянный колпак и нас к ней даже на пушечный выстрел не подпустят.
Юра кивнул и сразу стал серьезным и даже строгим. Он включил двигатель и нажал педаль подачи энергии.
Машина осталась верной себе – покорной и ласковой. Тихонечко тронулась с места, развернулась где нужно и стала как раз против дверей. И стала вовремя, потому что пройти в дверь она не могла. Но ведь недаром ребята осваивали ее столько времени и знали, как им показалось, каждую рукоятку и каждый тумблер.
Бойцов смело повернул одну из них, переключил тумблер, и с машиной произошли невероятные изменения. Собственно, невероятными они были с точки зрения всех, кто не был знаком ни с этой машиной, ни с техникой будущего. Просто в машине что-то произошло, и за несколько секунд она неуловимо изменила свои габариты, как бы «перестроилась» – стала узкой и длинной.
Бойцов возвратил тумблер в нормальное положение, повернул рукоятку – и превращение окончилось.
Машина осторожно приблизилась к открытому люку, несколько секунд словно принюхивалась или присматривалась к окружающему, а потом, смело, но несколько неуклюже клюнув носом, сползла на песок. Впервые, может быть, за многие века гусеницы под ней бодро крутились, и, должно быть, от этого плавность хода казалась необыкновенной – ни толчка, ни рывка мальчишки не ощутили.
Они вдосталь накатались по песчаному дну карьера. И тут высказался Вася:
– Послушай, а ведь, по идее, она же должна еще и летать.
Что ж, Васю Голубева можно было понять. Он, конечно, в свое время пережил необыкновенные приключения. Но в ходе всех этих приключений летать ему не довелось. Как-то не попадалось такой техники. А тут техника была под рукой, и не воспользоваться ею казалось просто невозможным. Даже неумным.
Правда, Юра на мгновение вспомнил свои приключения на планете Красных зорь, посуровел и поэтому излишне строго взглянул на товарища. И тогда Вася, как бы понимая всю необычность своего предложения, уже готов был пойти на попятную:
– Нет, если, конечно, это опасно, то…
При этом он и сам не знал, что умудрился польстить Бойцову. Ведь из его слов можно было понять, что он во всем доверяет Юрию. Он как бы признавал, что у Бойцова отличная летная подготовка, опыт и знания. Юрий как можно скромнее пожал плечами:
– Ну что ж, если тебе хочется…
Что ни говорите, а всегда приятно, когда люди признают твое мастерство хоть в чем-нибудь: хотя бы в раскалывании орехов или в умении плевать дальше всех. А в этом случае признавалось мастерство вождения невероятной машины.
Нажали на нужные кнопки, повернули необходимые рукоятки и переключили тумблеры. И все произошло именно так, как и предполагали ребята. По бокам выдвинулись стреловидные, как на реактивных самолетах, крылья. И только после всех этих преобразований была наконец нажата педаль подачи энергии.
И вот тут-то машина впервые показала свой нрав. Вместо того чтобы плавно подняться в воздух, она резво, как молодой козел, подпрыгнула так, что у ребят что-то подкатило к горлу и мускулы стали тяжелыми и негнущимися. Безмятежно спавший Шарик проснулся и с тревогой огляделся.
– Скоростной… разгон, – нашелся Юрий, но Вася недоверчиво посмотрел на него.
– Может, ты не то включил?
– Все то, что нужно. Просто пережал педаль.
Как будто все было правильно, машина выровнялась и легко и спокойно парила над карьером. Парила так, как, например, стрекоза или вертолет.
– Здорово! – улыбнулся Вася.
– Куда уж лучше.
– Давай поднимемся повыше?
– Попробуем.
Юрий осторожно нажал педаль – и машина поднялась над лесом.
Странно и немного смешно было видеть деревья сверху. У многих сосен, оказывается, совсем крохотные, как деревца-первогодки, вершинки. И на самой-самой вершинке, упрямо тянущейся вверх, ярко-зеленая веточка – последний годовой отросток ростовой почки. От этого бор сверху казался нежным и несколько беззащитным.
Но попадались такие места, где вместо нежно-зеленых побегов торчали засохшие вершинки, смотреть на них было немного грустно: здесь стояли обреченные на гибель деревья. Ведь все живет до тех пор, пока растет. Вот почему над одним из таких участков, как говорят лесники, перестоявшегося леса Вася предложил:
– Поднимайся выше. Все идет хорошо. И нужно же попробовать…
И Юра послушно поднял машину метров на десять выше сосновых верхушек. Потом еще выше. И еще…
И тут открылся такой простор, такая красота, что ребята забыли обо всем на свете. Ни страха, ни робости не было и в помине.
И лес, и река, на которой вдалеке виднелась дуга плотины, и ползущие по дорогам машины, и даже дымы недалекого городка отсюда, с высоты, казались игрушечными и очень милыми – может быть, оттого, что вечерний синий сумрак постепенно скрадывал их очертания. И только река все явственней из серебристо-серой становилась розовой, а местами фиолетово-багровой.
Летний день кончался, а на западе все разгорался и разгорался закат.
Горизонты расширились, и очень хотелось, чтобы они стали еще шире, – не терпелось увидеть всю рабочую площадку возле плотины, весь городок и вообще все-все… Если этого не сделать сейчас, то через полчаса будет поздно. Стемнеет.
Юрка решительно поднял машину еще на несколько сот метров…
На западе было еще совсем светло, а на востоке издалека наступали огоньки. Они вспыхивали вразброс, независимо друг от друга, но постепенно образовывали целые созвездия – городки, заводы, села…
Дух захватывало от этой красоты, и ребята не сразу заметили, как машина вначале нерешительно, а потом уверенно задрала нос, подергалась, словно в ней происходили какие-то сложные внутренние перестройки, и вдруг понеслась вверх. Круто вверх. Почти отвесно вверх.
Ребят прижало к сиденьям, но Юрий быстро справился с перегрузкой и дотянулся до руля и пульта управления. Он пытался подчинить себе неожиданно взбунтовавшуюся машину, но из этого ничего не получилось. Она неслась все вверх и вверх.
Земля скрылась в темно-сиреневой дымке, огни уже не пробивались сквозь нее. Вокруг расстилалось только небо. Одно небо – огромное, зеленовато-фиолетово-розовое небо стратосферы в закатные часы.
Потом исчезло и оно. Начинался самый настоящий космос. Темный, таинственный, усыпанный каплями блистательных крупных звезд. И где-то вдали в неподвижной черноте космоса машина вдруг прекратила свой стремительный взлет, выровнялась, и ребята увидели справа от себя огромное, серебрившееся в отблесках далекого заходящего солнца, неторопливо вращающееся вокруг своей оси бревно.
Встретить бревно в космосе само по себе невероятно, да еще если это бревно с чувством собственного достоинства вращается и покачивается, словно оно живое, – и того невероятней. Вася и Юра только переглянулись, а машина пристроилась к этому бревну и поплыла рядом с ним, почти касаясь его серебристой поверхности.
Теперь рассмотреть нового космического скитальца было не так уж трудно.
И тут Юрия осенило:
– Это же ракетоноситель!
Конечно, это был ракетоноситель. Совсем такой или почти такой, какие провозят в дни парада на Красной площади. Только у этой ракеты отсутствовала головка. И это вполне понятно.
Могучая ракета вынесла какой-то очередной искусственный спутник Земли в космос, вытолкнула его на орбиту, а сама отсоединилась от него и теперь продолжала самостоятельное путешествие, медленно и неотвратимо снижаясь. Пройдет некоторое время, плотность атмосферы будет возрастать, и ракетоноситель потеряет свою скорость, войдет в плотные воздушные слои атмосферы и сгорит.
Все это было совершенно ясно и понятно. Но только зачем машина пристроилась к этой блуждающей ракете, что ей потребовалось от обреченной на сгорание трубы? Понять этого ребята не могли и пока только радовались, что вышедшая из повиновения машина не занесла их куда-нибудь дальше.
И в это время прямо над их головами медленно проплыл в воздухе удивленный и сконфуженный Шарик. Он беспомощно шевелил лапами и крутил обрубком хвоста. Шарик ударился о ветровое стекло и поплыл обратно. Юрий схватил его за лапу и потянул к себе. Но… вдруг явственно ощутил, что сам тоже поднялся над сиденьем и висит в воздухе. Начиналось парение в состоянии невесомости.
В первое мгновение стало страшно, потом они вспомнили, что космонавты свободно переносили состояние невесомости, и успокоились. А уж потом поняли, что можно было даже спокойно плавать и кувыркаться в воздухе. Жаль только, что они то и дело стукались то о стекла, то о потолок, то о борта кабины.
В это время без всякого приказания с их стороны машина сама медленно отошла от ракетоносителя и опустила нос. Началось стремительное падение. Состояние невесомости исчезло. Пассажиров опять прижало к сиденьям, и им навстречу понеслись далекие, проступающие сквозь дымку созвездия городов, фиолетово-красно-желтое закатное небо и сверкающий в просветах между облаками океан.
Впрочем, возможно, это был не океан, а море, но оно показалось таким огромным и бескрайним, что Юра решил, что они падают прямо в океан. Он грустно посмотрел на Васю. Но тот от перенапряжения прикрыл глаза. Тогда Юрий посмотрел на Шарика и встретился с его страдающим взглядом.
Шарик сейчас же подался вперед и состроил такую гримасу, будто хотел сказать: «Давай, хозяин, подождем бояться. Пока что мы еще летим, и ничего страшного не случается. Мало ли мы с тобой летали? Мало ли какие невероятные приключения испытали? И все-таки живы и здоровы. Может быть, обойдется и на этот раз».
А машина все летела вниз и вниз, прямо в поблескивающий под луной океан. И когда, казалось, спасения быть уже не могло и они должны были булькнуть на самое океанское дно, машина выровнялась и, прижимаясь почти к самой поверхности воды, помчалась догонять уходящую от нее вечернюю зарю.
Глава седьмая. Полет в неизвестность
Все было так призрачно и так необычно и в то же время безмятежно-спокойно, что уже не верилось, что машина летит, а не стоит на месте, что где-то существует Земля, а на ней города, леса, реки…
Ребята лежали на сиденьях, медленно приходя в себя после бешеных перегрузок. Болели наливавшиеся свинцовой тяжестью мускулы. Даже внутри костей и то что-то болело и ломило, а может быть, ныло, как, наверное, у стариков перед ненастной погодой. Юре наконец надоело их беспомощное, как у новорожденных, состояние. Он взялся за руль и попытался развернуть везделет. Но, как он ни крутил руль, как ни жал на педали, как только ни щелкал тумблерами и рукоятками, машина летела все, так же ровно и независимо. Она не обращала никакого внимания на своих пассажиров. И Юрий чуть не заплакал от обиды.
– Чертовы роботы!
– При чем здесь роботы?
– Вася, я же тебе рассказывал… Если машина действует без наших команд, значит, тут виноваты роботы. Взбунтовались и плюют на нас.
Вася помолчал, вспоминая все, что ему рассказывал Юрий, а потом спросил:
– А как ты думаешь, могут роботы взбунтоваться сами по себе?
– Откуда ж я знаю! Наверное, могут.
– А ты сейчас выключил тумблеры?
– Факт! По всем правилам машина должна плюхнуться в этот самый океан, а она летит да еще и держит такую скорость, что мы никак не обгоним ночь и не влетим в вечер.
– Или наоборот – не отстанем так, чтобы попасть наконец в утро.
– Все равно. Важно, что машиной, помимо нас, кто-то руководит. А делать это могут только роботы. Я-то их знаю! Они могут быть какие хочешь – и доносчики, и шпионы, и – полезные роботы. На что они запрограммированы, то они и делают.
– Вот видишь – они запрограммированы… А кто их запрограммировал летать с выключенной системой управления?
– Н-ну… – поморгал Юрий, – может, их бывшие владельцы. Допустим, пассажиры хотят поспать. Они устанавливают определенный режим, и машина летит сама по себе. Такое и у нас есть: например, автопилот на самолетах или авторулевой на судах. Вот так и на этой машине.
– Логично. Ну а кто их запрограммировал на наш полет? Причем, заметь, точно на юго-запад. И не только по курсу, но еще и точнехонько по времени – не обогнать вечер и не отстать от ночи. Ты об этом подумал?
Юрий повернулся к товарищу. До такого он додуматься, конечно, не мог. Вот что значит логическое мышление! Лицо его стало очень озабоченным.
– Значит, ты думаешь, что мы летим не по своей воле?
– Ну, это и так ясно. Важно понять, по чьей воле мы летим.
– Ну да… ну да… конечно, – залепетал Юрий. – Ведь те далекие владельцы этой колымаги не могли запрограммировать такой полет: машина ведь стояла в гараже и, пока стояла, наша Земля изменилась… Наконец, вначале она же нам подчинялась. А вот потом… Но только непонятно одно – кто смог это сделать?
– Вот в этом-то весь вопрос. Именно это меня и пугает больше всего, – торжественно сказал Вася. – Ты же сам видишь, что получается. Мы не должны лететь – ты же все выключил, а мы летим. И летим по плану. Может быть, нас ведет какая-то неведомая нам станция. Она не дает нам сбиться с нужного ей, а не нам курса. Она нас тянет, как магнит железную крупинку, и мы ничего не можем сделать.
– Ужасно глупо! Попались так, что и придумать невозможно!…
Бойцов рассердился не на шутку. Он бушевал, искал в машине какие-то скрытые приборы или хотя бы рукоятки или кнопки, с помощью которых можно было бы прекратить полет.
Возможно, он и натворил бы что-нибудь необыкновенное, но в это время Шарик потянулся, зевнул и, примостившись к Юрию, тявкнул. Это было несколько неожиданно, и Юрий с недоумением посмотрел на него.
А когда посмотрел, то вдруг понял, что последние минуты, исчерпав запас проклятий на русском языке, он вдруг стал думать на языке голубых людей. И вот Шарик рассердился на своего хозяина.
Опять эта невероятная загадка: каким образом Шарик узнает его мысли, если он, Юрий, не может узнать собачьи? Что же это за такое существо – обыкновенная дворовая собака, правда побывавшая в космических полетах и по ошибке обученная языку голубых людей? Но ведь говорить-то она не умеет. А вот понимать – понимает.
– Я – тумус?
И Шарик не только кивнул, но еще и улыбнулся. Он явно издевался над хозяином.
– А что же делать? – на том же не ведомом никому, кроме Бойцова и Шарика, языке спросил Юрий.
И Шарик не то что пожал плечами, а так перебрал лапами и покачал головой, что Юрий понял его мысли: «Не трусь, хозяин. Я тоже побаиваюсь. Мне тоже многое непонятно. Но поживем – увидим. А увидим – найдем, что делать, и поймем, как делать».
– Может быть, ты и прав… – задумчиво сказал Юрий. – Нужно попробовать бороться.
Вася не видел безмолвного обмена взглядами хозяина и собаки, а вопросы Юрия на языке голубых людей принял просто за новые Юрины ругательства. Но последние слова он, конечно, понял преотлично.
– Говоришь ты правильно. Нужно попытаться найти какие-то такие кнопки или тумблеры управления, которые должны были обеспечить космонавтов средствами защиты, если вдруг что-нибудь случится. Но где искать эти средства – вот в чем вопрос.
Но тут Юрия осенила гениальная мысль. Он собрался с духом, повернулся к Шарику и, слегка выпучив глаза, уставился на него, а сам в это время мысленно стал приказывать ему на языке голубых людей: «Ищи, Шарик, ищи кнопки. Ищи! Понимаешь, от этого зависит наша жизнь».
Шарик понял его не сразу, а Вася не понял совсем.
– А чего ж тут не понимать? – удивился Юра. – Ведь если он отыскал кнопку на корабле, так он наверняка найдет кнопки или тумблеры здесь. Ведь если они есть, так к ним идет та же самая энергия, что и на корабле, и Шарик ее обязательно учует.
И Шарик действительно начал поиск. Он совался под сиденья, обнюхивал стены, пол и даже потолок, и открытия посыпались как из рога изобилия.
Оказалось, что под верхним пультом управления находится еще по крайней мере три десятка самых разнообразных кнопок и тумблеров, что кнопки есть и на потолке, и на стенах, и под сиденьями, и даже в шкафчике, который впопыхах ребята как-то не успели осмотреть на корабле.
И конечно, все эти средства управления были снабжены иероглифами-значками. Юрий осторожно переключил первый же тумблер, возле которого был значок, похожий на сноп молний. И молнии вспыхнули – могучий, пронзительный сноп света вырвался из носовой части везделета и унесся вдаль, кажется к самому горизонту, что слился с узенькой полоской вечернего заката, который машина так упорно не хотела догонять.
Так был найден свет. Потом ребята нашли и кое-что другое – что именно, они не знали, но отжали вперед тумблер, возле которого был странный значок, похожий на треугольник с очень острым углом, – и впереди машины образовалось розовато-голубоватое клубящееся облачко, в котором резво и зловеще заплясали маленькие молнии. Они не то чтобы сталкивались, а как бы дополняли и догоняли друг друга, образуя странный не то круг, не то спираль – живую, несущуюся перед машиной…
Было в этом щите нечто такое, что заставило Юрия немедленно выключить тумблер. Розовато-голубоватое облачко исчезло, и ребята, посовещавшись, решили включить тот же тумблер вправо. Справа от машины тоже появилось такое же облачко. И слева тоже. И сзади оно метало круговорот молний, особенно ярких и зловещих на фоне черного, теперь уже тропического неба.
– Что это, как по-твоему? – не без трепета спросил Юрий.
– Не знаю… Но, наверно, это оружие.
– Лучи смерти?
– На лучи не похожи. Скорее это… плазма.
– Чего-чего?
– Н-ну… такое состояние вещества. В плазме температура может быть в миллионы градусов. Вот, например, водородная бомба – тоже плазма. Вернее, при ее взрыве получается плазма.
– Ну, а здесь она зачем?
– А ты попробуй подойди к машине, которая окружена плазмой… Наверно, это и есть защита от злых и, значит, глупых существ.
– Слушай, а нет ли здесь другого оружия? – спросил Юрий и стал обследовать найденные Шариком пульты.
Но никакого оружия они не обнаружили. Наверно, это был очень мирный везделет очень мирных космонавтов.
И это почему-то огорчило ребят. Все-таки приятно иметь какое-нибудь невероятное оружие, с помощью которого можно было бы драться с любым, самым невероятным врагом в самых невероятных условиях. Это придавало бы уверенность, и не пришлось бы не то что трусить, а все-таки быть излишне осторожным.
Выполнив задание, Шарик свернулся крендельком и уснул, тихонько посапывая, на заднем сиденье, совершенно не интересуясь тем, что делается вокруг и куда несет его необыкновенная судьба. Вероятно, он просто верил в своего хозяина и в его друга, а может быть, верил и в свои силы – как-никак, а он был самой умной, самой образованной и поэтому самой уважаемой собакой в подлунном мире.
Первым не выдержал Вася. Он смотрел на засыпающего Шарика и чувствовал, как у него слипаются веки, глаза теряют зоркость и в них пляшут какие-то странные радужные шарики. Вася еще пытался убедить себя, что он не имеет права спать, когда Юрий бодрствует, но сделать этого не успел – он уснул. Уснул быстро, как говорится, на ходу. Впрочем, в данном случае вернее было сказать – на лету. Уснул крепко и безмятежно.
В это время окружающий мрак стал розоветь, потом желтеть, и наконец откуда-то снизу, из-под туч, выплыла полная луна. Она казалась такой близкой, добродушной и важной, так ясно вырисовывались на ней все ее «горы» и «моря», что смотреть на луну казалось сущим наслаждением. Внизу лениво вздыхал океан.
Юрий долго сидел, радуясь покою и тишине: он очень устал за этот суматошный день. Но именно тишина тревожила его.
До сих пор в машину прорывался свист встречного ветра, она иногда вздрагивала. Все это заставляло ощущать и понимать полет. А теперь царила тишина. Пропала и полоска вечерней зари, за которой они следовали столько времени.
Все это значило, что машина сбросила скорость. Она давала возможность Земле не только догнать себя, но и перегнать. Это тоже показалось и странным, и тревожным.
Юрий несколько раз потряс Васю, но тот только помычал во сне и так и не проснулся. И вот тут-то вдалеке показалась темная масса, возле которой обрывались поблескивающие воды океана.
Машина взмыла над спустившимися к самой воде деревьями и помчалась над их верхушками.
Юрий вцепился в руль, откинулся на сиденье и, сжав губы, смотрел прямо перед собой. А там творилось нечто невообразимое.
Прямо перед машиной возникали какие-то смутные, неясные тени, очертания не то деревьев, не то гор, а может быть, и мертвых неведомых городов, но все это почти немедленно ныряло под днище и пропадало… Пропадало бесследно и бездумно. Постепенно привыкнув к безмолвному исчезновению того, что вырывалось из темноты, к чередованию теней, и поняв, что везделет прекрасно ориентируется в этой путанице, Юрий расслабился и обмяк, силы быстро покидали его, глаза слипались все крепче и крепче.
Ребята лежали на сиденьях, медленно приходя в себя после бешеных перегрузок. Болели наливавшиеся свинцовой тяжестью мускулы. Даже внутри костей и то что-то болело и ломило, а может быть, ныло, как, наверное, у стариков перед ненастной погодой. Юре наконец надоело их беспомощное, как у новорожденных, состояние. Он взялся за руль и попытался развернуть везделет. Но, как он ни крутил руль, как ни жал на педали, как только ни щелкал тумблерами и рукоятками, машина летела все, так же ровно и независимо. Она не обращала никакого внимания на своих пассажиров. И Юрий чуть не заплакал от обиды.
– Чертовы роботы!
– При чем здесь роботы?
– Вася, я же тебе рассказывал… Если машина действует без наших команд, значит, тут виноваты роботы. Взбунтовались и плюют на нас.
Вася помолчал, вспоминая все, что ему рассказывал Юрий, а потом спросил:
– А как ты думаешь, могут роботы взбунтоваться сами по себе?
– Откуда ж я знаю! Наверное, могут.
– А ты сейчас выключил тумблеры?
– Факт! По всем правилам машина должна плюхнуться в этот самый океан, а она летит да еще и держит такую скорость, что мы никак не обгоним ночь и не влетим в вечер.
– Или наоборот – не отстанем так, чтобы попасть наконец в утро.
– Все равно. Важно, что машиной, помимо нас, кто-то руководит. А делать это могут только роботы. Я-то их знаю! Они могут быть какие хочешь – и доносчики, и шпионы, и – полезные роботы. На что они запрограммированы, то они и делают.
– Вот видишь – они запрограммированы… А кто их запрограммировал летать с выключенной системой управления?
– Н-ну… – поморгал Юрий, – может, их бывшие владельцы. Допустим, пассажиры хотят поспать. Они устанавливают определенный режим, и машина летит сама по себе. Такое и у нас есть: например, автопилот на самолетах или авторулевой на судах. Вот так и на этой машине.
– Логично. Ну а кто их запрограммировал на наш полет? Причем, заметь, точно на юго-запад. И не только по курсу, но еще и точнехонько по времени – не обогнать вечер и не отстать от ночи. Ты об этом подумал?
Юрий повернулся к товарищу. До такого он додуматься, конечно, не мог. Вот что значит логическое мышление! Лицо его стало очень озабоченным.
– Значит, ты думаешь, что мы летим не по своей воле?
– Ну, это и так ясно. Важно понять, по чьей воле мы летим.
– Ну да… ну да… конечно, – залепетал Юрий. – Ведь те далекие владельцы этой колымаги не могли запрограммировать такой полет: машина ведь стояла в гараже и, пока стояла, наша Земля изменилась… Наконец, вначале она же нам подчинялась. А вот потом… Но только непонятно одно – кто смог это сделать?
– Вот в этом-то весь вопрос. Именно это меня и пугает больше всего, – торжественно сказал Вася. – Ты же сам видишь, что получается. Мы не должны лететь – ты же все выключил, а мы летим. И летим по плану. Может быть, нас ведет какая-то неведомая нам станция. Она не дает нам сбиться с нужного ей, а не нам курса. Она нас тянет, как магнит железную крупинку, и мы ничего не можем сделать.
– Ужасно глупо! Попались так, что и придумать невозможно!…
Бойцов рассердился не на шутку. Он бушевал, искал в машине какие-то скрытые приборы или хотя бы рукоятки или кнопки, с помощью которых можно было бы прекратить полет.
Возможно, он и натворил бы что-нибудь необыкновенное, но в это время Шарик потянулся, зевнул и, примостившись к Юрию, тявкнул. Это было несколько неожиданно, и Юрий с недоумением посмотрел на него.
А когда посмотрел, то вдруг понял, что последние минуты, исчерпав запас проклятий на русском языке, он вдруг стал думать на языке голубых людей. И вот Шарик рассердился на своего хозяина.
Опять эта невероятная загадка: каким образом Шарик узнает его мысли, если он, Юрий, не может узнать собачьи? Что же это за такое существо – обыкновенная дворовая собака, правда побывавшая в космических полетах и по ошибке обученная языку голубых людей? Но ведь говорить-то она не умеет. А вот понимать – понимает.
– Я – тумус?
И Шарик не только кивнул, но еще и улыбнулся. Он явно издевался над хозяином.
– А что же делать? – на том же не ведомом никому, кроме Бойцова и Шарика, языке спросил Юрий.
И Шарик не то что пожал плечами, а так перебрал лапами и покачал головой, что Юрий понял его мысли: «Не трусь, хозяин. Я тоже побаиваюсь. Мне тоже многое непонятно. Но поживем – увидим. А увидим – найдем, что делать, и поймем, как делать».
– Может быть, ты и прав… – задумчиво сказал Юрий. – Нужно попробовать бороться.
Вася не видел безмолвного обмена взглядами хозяина и собаки, а вопросы Юрия на языке голубых людей принял просто за новые Юрины ругательства. Но последние слова он, конечно, понял преотлично.
– Говоришь ты правильно. Нужно попытаться найти какие-то такие кнопки или тумблеры управления, которые должны были обеспечить космонавтов средствами защиты, если вдруг что-нибудь случится. Но где искать эти средства – вот в чем вопрос.
Но тут Юрия осенила гениальная мысль. Он собрался с духом, повернулся к Шарику и, слегка выпучив глаза, уставился на него, а сам в это время мысленно стал приказывать ему на языке голубых людей: «Ищи, Шарик, ищи кнопки. Ищи! Понимаешь, от этого зависит наша жизнь».
Шарик понял его не сразу, а Вася не понял совсем.
– А чего ж тут не понимать? – удивился Юра. – Ведь если он отыскал кнопку на корабле, так он наверняка найдет кнопки или тумблеры здесь. Ведь если они есть, так к ним идет та же самая энергия, что и на корабле, и Шарик ее обязательно учует.
И Шарик действительно начал поиск. Он совался под сиденья, обнюхивал стены, пол и даже потолок, и открытия посыпались как из рога изобилия.
Оказалось, что под верхним пультом управления находится еще по крайней мере три десятка самых разнообразных кнопок и тумблеров, что кнопки есть и на потолке, и на стенах, и под сиденьями, и даже в шкафчике, который впопыхах ребята как-то не успели осмотреть на корабле.
И конечно, все эти средства управления были снабжены иероглифами-значками. Юрий осторожно переключил первый же тумблер, возле которого был значок, похожий на сноп молний. И молнии вспыхнули – могучий, пронзительный сноп света вырвался из носовой части везделета и унесся вдаль, кажется к самому горизонту, что слился с узенькой полоской вечернего заката, который машина так упорно не хотела догонять.
Так был найден свет. Потом ребята нашли и кое-что другое – что именно, они не знали, но отжали вперед тумблер, возле которого был странный значок, похожий на треугольник с очень острым углом, – и впереди машины образовалось розовато-голубоватое клубящееся облачко, в котором резво и зловеще заплясали маленькие молнии. Они не то чтобы сталкивались, а как бы дополняли и догоняли друг друга, образуя странный не то круг, не то спираль – живую, несущуюся перед машиной…
Было в этом щите нечто такое, что заставило Юрия немедленно выключить тумблер. Розовато-голубоватое облачко исчезло, и ребята, посовещавшись, решили включить тот же тумблер вправо. Справа от машины тоже появилось такое же облачко. И слева тоже. И сзади оно метало круговорот молний, особенно ярких и зловещих на фоне черного, теперь уже тропического неба.
– Что это, как по-твоему? – не без трепета спросил Юрий.
– Не знаю… Но, наверно, это оружие.
– Лучи смерти?
– На лучи не похожи. Скорее это… плазма.
– Чего-чего?
– Н-ну… такое состояние вещества. В плазме температура может быть в миллионы градусов. Вот, например, водородная бомба – тоже плазма. Вернее, при ее взрыве получается плазма.
– Ну, а здесь она зачем?
– А ты попробуй подойди к машине, которая окружена плазмой… Наверно, это и есть защита от злых и, значит, глупых существ.
– Слушай, а нет ли здесь другого оружия? – спросил Юрий и стал обследовать найденные Шариком пульты.
Но никакого оружия они не обнаружили. Наверно, это был очень мирный везделет очень мирных космонавтов.
И это почему-то огорчило ребят. Все-таки приятно иметь какое-нибудь невероятное оружие, с помощью которого можно было бы драться с любым, самым невероятным врагом в самых невероятных условиях. Это придавало бы уверенность, и не пришлось бы не то что трусить, а все-таки быть излишне осторожным.
Выполнив задание, Шарик свернулся крендельком и уснул, тихонько посапывая, на заднем сиденье, совершенно не интересуясь тем, что делается вокруг и куда несет его необыкновенная судьба. Вероятно, он просто верил в своего хозяина и в его друга, а может быть, верил и в свои силы – как-никак, а он был самой умной, самой образованной и поэтому самой уважаемой собакой в подлунном мире.
Первым не выдержал Вася. Он смотрел на засыпающего Шарика и чувствовал, как у него слипаются веки, глаза теряют зоркость и в них пляшут какие-то странные радужные шарики. Вася еще пытался убедить себя, что он не имеет права спать, когда Юрий бодрствует, но сделать этого не успел – он уснул. Уснул быстро, как говорится, на ходу. Впрочем, в данном случае вернее было сказать – на лету. Уснул крепко и безмятежно.
В это время окружающий мрак стал розоветь, потом желтеть, и наконец откуда-то снизу, из-под туч, выплыла полная луна. Она казалась такой близкой, добродушной и важной, так ясно вырисовывались на ней все ее «горы» и «моря», что смотреть на луну казалось сущим наслаждением. Внизу лениво вздыхал океан.
Юрий долго сидел, радуясь покою и тишине: он очень устал за этот суматошный день. Но именно тишина тревожила его.
До сих пор в машину прорывался свист встречного ветра, она иногда вздрагивала. Все это заставляло ощущать и понимать полет. А теперь царила тишина. Пропала и полоска вечерней зари, за которой они следовали столько времени.
Все это значило, что машина сбросила скорость. Она давала возможность Земле не только догнать себя, но и перегнать. Это тоже показалось и странным, и тревожным.
Юрий несколько раз потряс Васю, но тот только помычал во сне и так и не проснулся. И вот тут-то вдалеке показалась темная масса, возле которой обрывались поблескивающие воды океана.
Машина взмыла над спустившимися к самой воде деревьями и помчалась над их верхушками.
Юрий вцепился в руль, откинулся на сиденье и, сжав губы, смотрел прямо перед собой. А там творилось нечто невообразимое.
Прямо перед машиной возникали какие-то смутные, неясные тени, очертания не то деревьев, не то гор, а может быть, и мертвых неведомых городов, но все это почти немедленно ныряло под днище и пропадало… Пропадало бесследно и бездумно. Постепенно привыкнув к безмолвному исчезновению того, что вырывалось из темноты, к чередованию теней, и поняв, что везделет прекрасно ориентируется в этой путанице, Юрий расслабился и обмяк, силы быстро покидали его, глаза слипались все крепче и крепче.
Глава восьмая. Племя черной орхидеи
Юрий проснулся потому, что его трясли с двух сторон. За плечо его тряс Вася, а за штанину теребил Шарик да еще и рычал при этом. Может быть, от этого двойного трясения, а может быть, и оттого, что спал он очень крепко, Юрий проснулся как-то сразу и так же сразу понял, что машина стоит на месте и вокруг ясный, даже, пожалуй, слишком ясный день – в машине было жарко и Вася то и дело вытирал пот.
Везделет стоял на поляне, неподалеку от берега не слишком широкой, но, видно, очень глубокой и полноводной реки – вода в ней была темного, какого-то кофейного цвета, она, казалось даже, выгибалась на стрежне и то и дело вспучивалась оспинами водоворотов и воронок.
Поляну окружали деревья…
Впрочем, даже не деревья, а какая-то невероятная смесь кустарников, ветвей, стволов, цветов, каких-то уродливых, похожих на змей воздушных корней, лиан, мхов и папоротников. Вокруг не было ни малейшего просвета – так густо и буйно обступила поляну растительность. И все-таки из каких-то непонятных отверстий в этой стене выпархивали разноцветные птицы – то крохотные, как бабочки, то огромные, невероятно яркие, с длинными разноцветными хвостами, а некоторые были гладко-черные, с голыми, морщинистыми шеями и огромными белыми клювами. Все это, сверкая на солнце, пролетало, кружилось, дралось и снова пропадало в незаметных отверстиях в растительной стене.
Только после того, как Юрий немного разобрался в окружающем, он увидел насекомых. Они ползали по стеклам – муравьи, богомолы, жучки и паучки; они летали – огромные стрекозы и бабочки, мотыльки и сбившиеся в дымчатые столбы комары.
От всего этого невероятного количества пестрой экзотической живности веяло таким чужим и далеким, что Юрий сразу понял – они в джунглях. Оставалось только уточнить – в каких именно. Может быть, это индийские джунгли, а может быть, африканские или индонезийские, а возможно, и еще какие-нибудь…
Везделет стоял на поляне, неподалеку от берега не слишком широкой, но, видно, очень глубокой и полноводной реки – вода в ней была темного, какого-то кофейного цвета, она, казалось даже, выгибалась на стрежне и то и дело вспучивалась оспинами водоворотов и воронок.
Поляну окружали деревья…
Впрочем, даже не деревья, а какая-то невероятная смесь кустарников, ветвей, стволов, цветов, каких-то уродливых, похожих на змей воздушных корней, лиан, мхов и папоротников. Вокруг не было ни малейшего просвета – так густо и буйно обступила поляну растительность. И все-таки из каких-то непонятных отверстий в этой стене выпархивали разноцветные птицы – то крохотные, как бабочки, то огромные, невероятно яркие, с длинными разноцветными хвостами, а некоторые были гладко-черные, с голыми, морщинистыми шеями и огромными белыми клювами. Все это, сверкая на солнце, пролетало, кружилось, дралось и снова пропадало в незаметных отверстиях в растительной стене.
Только после того, как Юрий немного разобрался в окружающем, он увидел насекомых. Они ползали по стеклам – муравьи, богомолы, жучки и паучки; они летали – огромные стрекозы и бабочки, мотыльки и сбившиеся в дымчатые столбы комары.
От всего этого невероятного количества пестрой экзотической живности веяло таким чужим и далеким, что Юрий сразу понял – они в джунглях. Оставалось только уточнить – в каких именно. Может быть, это индийские джунгли, а может быть, африканские или индонезийские, а возможно, и еще какие-нибудь…