К счастью, у водителя такси кончается бензин, а у меня в самый раз хватает рублей, гривенников, пятачков, двушек и копеек, чтобы с ним расплатиться. И дальше мы с ней идем руку об руку, потому что у меня уже заплетается нога об ногу. И уже в подъезде она жмет мои теплые пальцы и шепчет, дыша в лоб зубной пастой:
   - Дальше не надо. Так вы завтра позвоните?
   И назавтра я действительно ей звоню, чтобы только от нее отвязаться.
   И вдруг я уже лечу в какой-то концертный зал, и уже боюсь опоздать. И у входа подхожу к ней, целую в руку, но не узнаю ее, потому что это не совсем она, а какой-то курсант. Курсант разворачивается, но она успевает прийти ко мне на помощь и поднимает меня с земли.
   Мы входим в фойе, и мне становится ужасно тоскливо, потому что в фойе гораздо интересней, чем в зале, где ничего не видно, кроме рояля со сценой. А в фойе ходят толпы стройных настоящих блондинок, и я начинаю кусать локти, которые оказываются ее.
   Но вот заканчивается концерт, включается свет, и она говорит, что у нас будет ребенок.
   И мне кажется, что я давно уже хочу иметь какого-нибудь ребенка.
   Но она говорит, что это шутка, проверка слуха, разведка боем, и теперь она согласна на все, даже выйти за меня замуж. А что касается ребенка, то он у нее уже есть. Готовый. Хотя и небольшой. От первого брака. Самого удачного.
   И мне уже неудобственно перед ней и перед ее ребенком. А тут еще, оказывается, и день свадьбы назначен. На среду. В чебуречной. В одном зале с поминками.
   Вот такой сон. К чему бы это?
   Прокопьев долго и вопросительно смотрит на седую цыганку.
   Цыганка, слюнявя желтые сухие пальцы, листает англо-французский технический словарь, и наконец говорит:
   - К свадьбе это, касатик.
   - Точно, седовласка! - изумляется Прокопьев. - Как раз была у нас недавно свадьба. Года два или четыре назад.
   - Значит, вещий сон тебе приснился, - говорит цыганка.
   - Точно! - говорит Прокопьев. - Пока я спал, все вещи украли.
   - А ты не спи на вокзалах-то! - говорит цыганка.
   - А где ж мне еще спать?! Я же женатый! - говорит Прокопьев и, проснувшись, наконец засыпает.
   Химик
   "Растворил я окно..."
   Из романса П. Чайковского
   Вдова была безутешна.
   - Говорила тебе: не выходи замуж за химика! - утешала ее мать. - Не послушалась? Теперь пеняй на себя!
   Сдувая на себя пену с пива, молодая вдова Силуэтова рыдала еще больше, и мать, не зная, как по-другому вывести дочь из нервного потрясения, съездила за город и привезла оттуда знахаря.
   Знахарь был пожилой, маленький, но распространял вокруг себя острый запах куриного помета. Придерживая знахаря за локоток, Полина Григорьевна демонстрировала ему квартиру:
   - Это, пардон, спальня. Это в кресле вдова плачет. А это Володенькина комната.
   Знахарь показал подбородком на кучу мусора в углу комнаты:
   - Мусор после ремонта?
   - Нет, - сказала Полина Григорьевна. - Это Володенька после своего опыта.
   - Ну что ж, - сказал знахарь, поворошив мусор ногой, - будет жить.
   - Кто? - не поняла Полина Григорьевна.
   - Володенька, - сказал знахарь. - Зять ваш. Вы же сами помочь просили.
   - Так я о дочери ходатайствовала, - строго сказала Полина Григорьевна. - А зять-то причем? Он уже ушел от нас безвозвратно.
   - А я полагал, что муж - лучшее утешение для вдовы, - сказал знахарь.
   - Ну, если вы так настаиваете... - сказала Полина Григорьевна. - Вам, наверно, и фотография его потребуется?
   - И фотография, - сказал знахарь. - В полный рост. И газетка самая ненужная. Я его на газетку собирать буду.
   * * *
   Через полчаса на газетке уже стоял младший научный сотрудник химической лаборатории Владимир Силуэтов, цел и невредим, только плечи и локти у него были немного испачканы известкой.
   Он с удивлением посмотрел на жену и тещу и спросил:
   - Где это вы так долго пропадали?
   * * *
   Когда первое изумление прошло, теща оставила молодых наедине и пошла в кухню.
   Знахарь тотчас же соскочил с табуретки и, потупясь, сказал:
   - Рублишко бы, хозяйка.
   - Да вам за такие дела, - сказала Полина Григорьевна, - не то что рублишко, - убить мало!
   * * *
   Ночью в квартиру позвонили.
   - Кого это еще несет? - спросонья сказал Силуэтов.
   Жена накинула халат и открыла дверь.
   На пороге стоял Силуэтов. Тоже Володя. И тоже муж. Силуэтов-2, значит.
   - Чего заперлась? - недовольно сказал он. - Кто у тебя там?
   Жена побледнела и бросилась в спальню.
   - Кто у тебя там? - спросил Силуэтов-1 с кровати.
   - Вставай, Володя! - зашептала жена. - Муж пришел!
   - А кто же тогда я?! - ахнул Силуэтов-1 и приготовился прыгать из окошка.
   - Во дают! - сказал Силуэтов-2, входя в спальню. - Только на день и отлучился!
   Теща, увидев двух зятьев, заревела:
   - Откуда ты-то еще на мою голову свалился?!
   - Из больницы, - сказал Силуэтов-2. - Меня взрывной волной в открытую форточку выбросило. И прямо в приемный покой. Оказалось - легкий испуг. Вот домой отпустили.
   И Силуэтов-2 лег по другую сторону жены.
   * * *
   Знахарь молча слушал Полину Григорьевну, постукивая пальцами по толстой книге с медными застежками и надписью "Могущество алхимии", вокруг которой был изображен дракон, проглатывающий собственный хвост.
   - Вот такая ситу°вина, - закончила Полина Григорьевна свой рассказ.
   - Ничего страшного, - успокоил ее знахарь. - Одного будем убирать.
   - Каким же образом? - спросила Полина Григорьевна.
   - Сейчас прикинем, - сказал знахарь и вынул из сундука другую книгу, на обложке которой значилось: "Арнальдо де Виланова. О ядах".
   * * *
   Хоронили Силуэтова на небольшом кладбище при лаборатории. Могильщик, много повидавший на своем веку, бывший химик этой же лаборатории, одноглазый, однорукий и одноногий, причем все было левое, увидев скорбящего над своей могилой Силуэтова, в ужасе убежал к своей второй половине, тоже бывшей химичке, у которой все было правое, так что, когда они перед сном гуляли по кладбищу под руку, казалось, что идет один человек, но с двумя головами.
   * * *
   На другой день Силуэтов вышел на работу, но заметили его только тогда, когда он снова помер, потому что снова стали собирать деньги на венок.
   Жена его как раз зашла в лабораторию, где ее встретил опечаленный заведующий, как две капли воды похожий на знахаря.
   - А где Володя?!
   - В ванне, - сказал заведующий лабораторией и провел жену Силуэтова в комнату, где стояла ванна, наполненная бурой жидкостью. - Прямо в ней и хоронить будем.
   - Так в ней же ничего нет, кроме грязи!
   - Вот эта грязь - он и есть.
   * * *
   Вдова была безутешна. Вся в слезах она бросилась домой. Уже в коридоре она почуяла что-то неладное. Причем почуяла носом. На табуретке стояла бутылка, а внутри по донышку бегала маленькая Полина Григорьевна и рыдала:
   - Зря я знахарю-то рубль не дала!
   Вдова Силуэтова распахнула дверь комнаты и увидела мужа. Он сидел за столом и нагревал на спиртовке реторту, из которой тонкой струйкой вился дымок, превращаясь в голову заведующего лабораторией - знахаря. Голова покачивалась в воздухе и говорила:
   - Ты, Володька, талант! И талант истинный! Только ты им пользоваться не умеешь...
   Баня
   Когда постановили в нашем районе воздвигнуть баню, первым делом стали ей место искать. Тут, значит, магазин стоит. Тут - церквушка. А там, значит, - пустырь. Ничего на этом пустыре нет. Только высится посередине пивной ларек.
   Ну что, постановили снести к чертям собачьим эту церквушку. Поскольку она все равно уже старая. Пятнадцатого века.
   А отвели на строительство бани жутко короткий срок: три с половиной года. Полгода - это, значит, непосредственно саму баню строить. А три года - церковь ломать.
   Ну, первой же взрывной волной сдуло к ядрене фене магазин! А пивной ларек - молодцом! Там только у алкашей пену с пива сдуло.
   А вот уж после седьмого взрыва, когда у нашего прораба кисть оторвало, хорошо, что малярную, а с церквушки слетели вороны, правда, жареные, поняли мы, что с религией надо завязывать. Как говорят индийские астрологи, против кармы не попрешь!
   А нам под строительство бани отвели новое место. Очень хорошее. Рядом с болотом.
   Испачкался в болоте - и в баню. Помылся в бане - и опять в болото.
   И вот, значит, строим мы баню. По порядку строим, согласно инструкции. Сначала - первый этаж. Потом - второй... Вот уже и тринадцатый этаж достраиваем. А баня почему-то все одноэтажная получается. Если не сказать - ниже.
   Ее в болото засасывает.
   Мы говорим:
   - Чего-то мы, ребята, не в ту сторону кладем. По проекту, вроде, вверх было.
   Прораб говорит:
   - А и пусть! Ну этот проект в болото! Жизнь нам диктует другие законы.
   И вот мы уже строим высотную баню-землескреб. Но вдруг где-то в районе девяностого этажа продвижение бани к центру земли прекращается.
   Прораб говорит:
   - Ну, слава богу, фундамент готов! Давайте скорей саму баню нашлепывать.
   Мы говорим:
   - Так у нас уже стройматериалы кончились. Только стекло осталось.
   Прораб говорит:
   - О'кеюшки! Сделаем баню в стиле "модерн". Пусть люди глядят сквозь стекло и любуются на окружающую природу.
   Мы говорим:
   - Да на всю баню-то стекла не хватит. Один мешок всего и остался. Да и то - в виде дребезгов.
   В общем, комиссия баню приняла. Правда - за что-то другое.
   Сейчас мост будем строить. Реку только подходящую найдем.
   Смех сквозь слезы
   Писатель Обрезкин писал длинные и скучные юмористические рассказы. Его активно печатали в газетах и журналах, но никогда не включали в концерты и не предлагали публичных выступлений, потому что к юмору, звучащему со сцены, предъявляются другие требования, а именно: юмор должен быть смешным.
   И вот однажды писатель Обрезкин попросил включить его в какой-то большой концерт.
   Ведущий, как обычно, ответил, что он бы включил и с превеликим удовольствием, но программа концерта, к сожалению, уже утверждена, и свободных мест нет. Обрезкин стал его уговаривать, стуча кулаком по столу, и в порыве возмущения вдруг крикнул:
   - У меня дядя в конце концов умер!
   Ведущий сразу растерялся.
   - О, простите! - сказал он. - Тогда, конечно. Такое горе. Только коротенько.
   Так писатель Обрезкин был включен в концерт.
   Перед его выходом ведущий объявил:
   - Уважаемые зрители! Сейчас перед вами выступит писатель Обрезкин. У него произошло большое горе: умер дядя. Поэтому во время чтения писателем своего юмористического рассказа я бы попросил зал как можно больше смеяться.
   Обрезкин вышел на сцену и под дружный смех прочел длинный и скучный юмористический рассказ.
   На волне аплодисментов он влетел за кулисы и попросил ведущего разрешить ему прочесть еще один рассказ.
   - Не имею права, - ответил ведущий. - У вас же умер один дядя?!
   - Нет, - сказал Обрезкин. - Еще тетя.
   Ведущий вышел на сцену и объявил об этом залу.
   Над вторым рассказом смеялись еще больше.
   Окрыленный успехом, Обрезкин бросился опять к ведущему.
   - Кто еще? - со страхом прошептал ведущий.
   - Двое детей! - радостно сказал Обрезкин. - Но совсем небольшие. По полстранички каждый.
   - А как объявить народу?
   - Объявите: авиационная катастрофа.
   - Это же на целый час! - ужаснулся ведущий.
   - Нет, - сказал Обрезкин. - Самолет областного значения.
   Ведущий так и объявил. Писатель Обрезкин вышел на сцену и под душераздирающий хохот прочел еще два рассказа.
   Из зала послышались возгласы:
   - Бис!
   Ведущий вышел на сцену и объяснил, что второй раз одни и те же родственники умереть не могут.
   Тогда кто-то крикнул:
   - Автора!
   Ведущий весь в слезах бросился к телефону и стал звонить в аэропорт, чтобы прислали механика, по вине которого разбился самолет.
   Ему ответили, что самолеты в их области еще никогда не разбивались. У них вообще нет самолетов.
   Ведущий заплакал еще сильней и объявил все зрителям.
   Наступила гробовая тишина: слышно было только, как плотник сколачивал гроб.
   Раздались крики:
   - Надувательство! Сапожники! Верните деньги!..
   В настоящее время писатель Обрезкин уже вышел из гипса, но больше нигде не выступает - и все по вине отличной службы "Аэрофлота".
   Начинание
   Тут на днях одна вахтерша умерла.
   Начальник охраны сказал директору завода:
   - Только, знаете, она совершенно одинокая.
   - Ну, это ничего, - сказал директор. - За гробом я пойду. Вы. Ну, еще несколько человек найдем, которым тоже делать нечего. В приказном порядке пойдут. Пусть для них это будет уроком.
   - Да я не о том, - сказал начальник охраны. - Она, понимаете, одинокая раньше была. И просила, чтобы ее похоронили не одну.
   - А с кем? - насторожился директор.
   - С предметом одним, - сказал начальник охраны.
   - С винтовкой, что ли? - облегченно спросил директор.
   - Нет, - сказал начальник охраны. - С телевизором.
   - Да вы что?! - возмутился директор. - В своем уме?! Как же она телевизор будет смотреть, если там вилку воткнуть не во что?! И вообще, куда она его поставит?
   - Это ее дело, - сурово сказал начальник охраны.- И, на худой конец, можно транзисторный положить.
   - Да, - согласился директор, - но не нарушит ли это, так сказать, торжественность момента?
   - Так не цветной же, - сказал начальник охраны, - а как положено: черно-белый.
   В общем, в день похорон за гробом пошли только те, у кого не было телевизора. Больше желающих не нашлось, хотя директор обещал всем участникам по два отгула. Настроение у провожающих было невеселое. И это было понятно: "Зенит" проигрывал. Только на кладбище нашим ребятам удалось сравнять счет, и могильщики уже взялись за лопаты. Но тут дикторша объявила: "На экране - кинокомедия", - и проводы вахтерши затянулись еще на полтора часа.
   Директор, который обещал своей секретарше вернуться домой не позже десяти, позвонил ей с кладбищенского телефона-автомата, причем разговор начал так:
   - Зайчик, угадай, откуда я звоню!
   Наконец, директор разрешил захоронение, потому что стали показывать передачу "Земля и люди", но теперь уже стало интересно могильщикам, которые во время кинокомедии спали в свежевырытой могиле.
   Короче говоря, прощались с вахтершей до тех пор, пока передачи не кончились по всем программам. Расходились неохотно. Начальник охраны услышал в темноте, как девушка говорила какому-то парню без усов:
   - Спасибо за вечер!
   - Хорошее мероприятие, - сказал начальник охраны директору.
   - Да, - согласился директор, - хорошее начинание.
   - Главное - на свежем воздухе, - сказал начальник охраны.
   - Да, - согласился директор. - Так сказать, приятное с полезным.
   Но что именно приятное, а что полезное - не указал.
   01
   Не знаю, как на вашей АТС, а на нашей никогда не предугадаешь, какой она выкинет номер. Звонишь, например, в прачечную, а попадаешь в типографию. Или звонишь в столовую, а попадаешь в больницу.
   Вот как-то вечером прибегает ко мне соседка.
   - Звоните, - кричит, - скорей ноль один! У нас пожар!
   Я скорей звоню 01.
   Снимают на том конце трубку, и вдруг я узнаю голос своего директора.
   - Ой, - говорю, - извините! Я, кажется, не туда попал.
   Кладу трубку и снова звоню 01. И снова на своего директора попадаю.
   Он говорит:
   - Что-нибудь случилось, Орлов?
   Я говорю:
   - Да. Случилось. Но вас это не касается.
   Он говорит:
   - Почему же вы мне тогда звоните?
   Я говорю:
   - По телефону.
   Он трубку повесил. А я снова звоню 01. И снова на своего директора попадаю.
   Он говорит:
   - Вы, Орлов, хорошенько проспитесь, а завтра зайдите в мой кабинет.
   И кладет трубку.
   Я дрожащей рукой, медленно и старательно набираю 01.
   Директор говорит:
   - Вы меня уже четвертый раз с постели поднимаете!
   И тут я не выдержал.
   - А вы, - говорю, - не снимайте трубку, когда не вам звонят!
   Он говорит:
   - А кому же, интересно, вы тогда звоните? Тут со мной рядом только моя жена.
   Я говорю:
   - Я ноль один звоню. У нас здесь пожар.
   Он говорит:
   - Ну, это и следовало ожидать. Слава богу, у вас там до драки еще не дошло.
   И вешает трубку.
   Тут вбегает ко мне эта соседка и кричит:
   - Что же вы ноль один не звоните?!
   - Я, - говорю, - звоню ноль один, а попадаю на своего директора.
   Она говорит:
   - Ну тогда звоните своему директору - попадете на ноль один.
   Я уже специально звоню своему директору.
   Он говорит:
   - Вы чем там ноль один набираете?
   Я говорю:
   - Да сейчас я уже не ноль один набирал, а специально ваш телефон.
   Он говорит:
   - Да это я уже давно понял.
   И повесил трубку.
   Соседка говорит:
   - Тоже мне - настоящий мужчина! Не можете правильно ноль один набрать!
   И сама набирает 01.
   И тут я слышу, ЧТО она говорит:
   - Нет, - говорит. - Орлов мне никто. Я просто его знакомая.
   Я хватаю у нее из рук трубку и кричу:
   - Я не виноват, товарищ директор! Девушка сама захотела вам позвонить. Потому что я не настоящий мужчина.
   И тут я слышу из трубки:
   - Я вам не товарищ директор. Я его жена.
   Я говорю:
   - А вы откуда говорите?
   Она говорит:
   - А вот откуда эта... "пожарница" узнала наш номер телефона?!
   - Так его, - говорю, - все знают.
   Она говорит:
   - Большое вам спасибо, товарищ Орлов, что вы мне позвонили!
   Я говорю:
   - Пожалуйста. Если надо, я могу еще позвонить.
   Она говорит:
   - А товарищ директор сейчас к вам приедет. Вещи только свои соберет.
   И кладет трубку.
   Я говорю соседке:
   - Сейчас приедут. Все нормально.
   Она говорит:
   - Поздно! Пожар уже потух. Сам собой. Звоните, чтоб не приезжали.
   Я звоню жене директора.
   Заспанный голос из трубки отвечает:
   - Дежурный диспетчер пожарной охраны слушает.
   - Я, - говорю, - звоню не вам, а жене своего директора.
   Они говорят:
   - По какому адресу?
   Я называю адрес директора.
   Они говорят:
   - Через минуту будем.
   * * *
   Через две минуты мне позвонили директор с женой и спросили:
   - Это милиция?
   Я взглянул на часы и ответил:
   - Три часа пять минут... Три часа пять минут...
   Вмешательство
   Народу в зале не было, за исключением мух.
   Наконец показался государственный обвинитель. Потом - заседатели. Последним вошел адвокат. За ним - судьи. А за ним - обвиняемый в сопровождении стражей.
   Когда все расселись, судья встал и начал суд:
   - Слушается дело по обвинению гражданина Беленького. Слово для обвинения предоставляется прокурору.
   Беленький, высокий стройный старик, сидел, опустив голову. Даже невооруженным глазом было видно, что его эстетические вкусы не совпадали с общепринятыми. Он не поклонялся таким гигантам мировой литературы, как Шекспир, Ластрин, Пинес, Грумм, Гейлинтаг и Сидоров. А почему-то отдавал предпочтение только русской литературе XIX века. И это в то время, как сам Беленький был урожденцем Исландии - огромной страны, давшей миру целую плеяду величайших писателей, артистов оперы и космонавтов.
   Государственный обвинитель откашлялся и на новолатинском языке стал зачитывать обвинение:
   - Обвиняемый Беленький, по матери - Юнь Нань, - обвиняется в преступлении против порядка. Первый раз гражданин Беленький проник в XIX век с целью застрелить из нейтринного пистолета Дантеса, когда последний ехал на Черную речку. И лишь благодаря усилиям Межвременного Надзора опасность Вмешательства была предотвращена. Тогда суд ограничился лишением гражданина Беленького всех прав передвижения во времени в обоих направлениях.
   "Бедняги! - подумал Беленький. - Они не знают всей правды".
   Утопая по колено в пушистом снегу, он стоял за молодыми елями. И когда Пушкин выстрелил в воздух, телекинезом направил пулю прямо в грудь Дантесу.
   Если бы знать тогда, что у него под одеждой был защитный жилет!
   - Но второе преступление, - продолжал государственный обвинитель, есть вершина коварства, на которую только способен человек XXII века. Видите это кольцо?
   Он постукал по столу тонким метановым обручем.
   - Как установлено экспертизой, диаметр кольца совпадает с диаметром головы обвиняемого, а кольцо - есть не что иное, как телепатическая приставка, позволяющая внушать мысли не только в пространстве, но и во времени. А теперь, гражданин Беленький, ответьте суду, зачем вы продлили жизнь Достоевскому?
   - Я очень люблю этого писателя, - ответил Беленький. - Как много бы он еще сделал, если б не ранняя смерть.
   - Но ведь вы нарушили причинно-следственную связь! - вскричал государственный обвинитель. - Перед самой смертью Достоевского, когда солдаты уже заряжали ружья, вы внушили царю отменить приказ о расстреле. Что он и сделал. С головы Достоевского и других петрашевцев были сняты мешки, и приговоренные к смертной казни были сосланы в Сибирь.
   - Да! - воскликнул Беленький. - Но теперь мы имеем возможность читать такие книги, как "Записки из Мертвого дома", "Дядюшкин сон", "Униженные и оскорбленные", "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Бесы", "Подросток", "Идиот".
   - Кто - идиот?! - вскочил обвинитель.
   - Это роман такой - "Идиот", - пояснил судья. - Я вчера прочел. В энциклопедии.
   - И все-таки должен выдвинуть еще одно обвинение, - сказал государственный обвинитель. - В преступлении против личности. После насильственного вмешательства сознание Достоевского раскололось. Личность его раздвоилась, существование стало парадоксальным. Возьмите любое из его произведений - везде чувствуется два Достоевских: живой и мертвый. Тема двойничества проходит через все его романы и повести...
   Государственный обвинитель говорил еще долго и убедительно. После нескольких часов работы Суд приговорил Беленького к высшей мере наказания.
   Но когда судья стал зачитывать приговор вслух, к его удивлению, оказалось, что подсудимый представляется к высшей награде.
   Именно тогда Беленький почувствовал, что он далеко не одинок на этом бесконечном отрезке времени...
   Ворон и дева
   "Возраст женщины - величина постоянная".
   Софья Троянская, русский математик
   Ворон появился у нас где-то в классе седьмом. Темный, мрачный, парящий над жизнью, одним словом - Ворон.
   Поступки его часто казались лишенными логики, но это потому, что мы не видели так далеко, как видел он. Я был его единственным и, как мне казалось, лучшим другом.
   Друзьями обычно становятся случайно. Случайно стал моим другом и Ворон. Когда он впервые пришел к нам, директор школы Андрей Григорич или, как мы его звали, Андрей Горыныч, обвел взглядом класс и, увидев, что я сижу один, сказал:
   - Вон там свободное место, Воронихин.
   На что он ответил:
   - Люблю свободу!
   А к нам Ворон перешел, как он выразился, из умалишенной школы-интерната. Сначала я думал, что та школа была нормальной, пока Ворон в ней не учился, а умалишенной стала, когда он в нее пришел. Но потом я понял, что как раз наоборот: пока Ворон в этой школе учился, она была нормальной, а когда он из нее ушел, стала умалишенной, потому что лишилась такого ума. Причем Ворона в ту школу сначала не принимали, благодаря тому, что он никак не мог сдать в нее экзамены. Там нужно было сдать все экзамены на двойки, а Ворон почему-то сдавал на пятерки. Но, к счастью его матери, у нее там нашелся один хороший знакомый, и Ворона туда по блату приняли за крупное денежное вознаграждение.
   Мать Ворона все не знала, как от него отделаться. Отца-то легко бросить, а ребенка - тяжело: в обычный интернат тогда принимали только сирот и детей алкоголиков. А попробуй докажи этим бюрократам, что ваш ребенок - круглый сирота и сын алкоголиков.
   Когда его мать мчалась на поезде в большое и светлое будущее с артистом калужской филармонии, Ворон бежал из интерната в свое маленькое и светлое прошлое.
   Отец его узнал обо всем, только когда вернулся из плавания. А забрать Ворона из того интерната оказалось еще сложней, чем туда устроить. Поэтому Ворон убегал до тех пор, пока его не перевели в нашу школу. Любая затея Ворона вызывала у меня восхищение. К примеру, химия, которой он вдруг увлекся. Карнавальные жидкости, пузатые пузырьки, изящные колбочки. Книга "Маги и алхимики средневековья" в кровавой обложке.
   Правда, к химии я быстро охладел, - так же, как и быстро ею загорелся. Наверно, потому, что сквозь пар из реторты не видел цели. В отличие от Ворона. Да и как увидеть цель, установленную на границе жизни и смерти? И тем более - как до нее добраться?
   Никто не мог превзойти Ворона и в единоборстве - даже ребята из старших классов. Несмотря на то, что он был невысок и не отличался физической силой, у него была потрясающая сила воли, с которой не мог справиться никто, - иногда даже он сам. Эта душевная энергия сметала все на своем пути, пугая противника бесстрашием, а возможно, и безрассудством.
   Учился Ворон неровно. Одну четверть получал сплошные пятерки, а другую - сплошные двойки. Причем двойки его никогда не огорчали, а пятерки никогда не радовали. Да их ему и показывать-то было некому. Отец долгое время находился в плавании, а соседка, которой он поручил присматривать за сыном, не могла с ним сладить, махнула на Ворона рукой, и он зажил совершенно самостоятельной жизнью. Отец оставлял ему запас чистого белья на три месяца, а еду Ворон готовил сам. Иногда, впрочем, есть ему надоедало, и он жил только на пустом чае.
   Теперь - о другом событии, которое произошло примерно в то же время.
   Недели через две после прихода в наш класс нового ученика к нам пришла новая учительница.
   Александра Семеновна Ш., молодая, высокая, с каштановым душем волос, нам всем очень понравилась: она сразу заявила, что оценки по литературе ставить нельзя, что литературой надо просто наслаждаться, а не зубрить вырванные из текста куски и дрожать в ожидании, что тебя спросят.