Мельников Геннадий. Лекарство от автофобии

   Ну, а что же насчет автофобии? Ее словно и не было. Проснувшись однажды, Борис Иванович почувствовал себя будто вновь рожденным. Постоянная напряженность в теле исчезла, думалось легко, мир казался ярким, свежим, как и много лет назад, но он еще не догадывался о главном, пока не вышел на улицу. Переход был таким неожиданным - он все еще по привычке жался к домам, - что только пройдя половину пути, он, наконец, понял, что страха больше нет.
   Через две недели он решился проехать одну остановку в автобусе. Ничего не произошло. Он страшно волновался, и не столько от боязни, что приступ автофобии вот-вот начнется в переполненном салоне, сколько от мысли, что людям видно его волнение. Но все закончилось благополучно.
   Сейчас, когда прошло столько времени, ему уже с трудом верилось, что все это было на самом деле, и если бы не случайные встречи на улице с Юрием Николаевичем, психиатром, который жил где-то поблизости, то он бы, пожалуй, убедил себя, что это был далекий сон. С улыбкой вспоминал он, как однажды собрался было идти в милицию и все рассказать. Зачем? Затем, чтобы предотвращать аварии. Ведь в его распоряжении было восемьдесят минут. Смешно? Но тогда это не казалось смешным, и если бы не его застенчивость и боязнь, что прямо из милиции он попадет в психиатрическую лечебницу, он бы пошел.
   А что касается "времени запаздывания", то, возможно, его и вовсе не было. Вероятно, это был побочный эффект болезни, своего рода самовнушение, которое его взвинченная психика приняла за действительность. Может быть, находясь у психиатра, он ничего и не "видел", а уже после, когда узнал о происшествии, в его расстроенном сознании произошла перестановка, сдвиг, и ему стало казаться, что он знал об аварии раньше, чем она произошла.
   Борис Иванович, додумавшись до такого объяснения, все реже вспоминал об автофобии, и жизнь его, лишенная разнообразия, протекала тихо и монотонно, как белый шум.
   Этот вечер ничем особенно не отличался от других подобных летних вечеров, разве что было немного жарче, чем обычно вечерами в середине июня, и те немногие люди, которые видели Бориса Ивановича в эту пятницу на работе и после, не приписывали ему многозначительных фраз, которые он якобы произносил в тот день и в которых будто бы сквозило предчувствие, не старались припомнить что-то необычное, предрешенное в его поведении, потому что всего этого не было, да и если б ему самому сказали, что это последний вечер в его жизни, он вряд ли принял бы это всерьез.
   После работы Борис Иванович зашел в гастроном за продуктами, купил в газетном киоске возле сквера свежий номер журнала "Наука и жизнь" и по улице, по которой ходил вот уже двадцать лет, направился домой.
   Его видели завсегдатаи двора, дворник, возвращавшийся с внуком из детского сада, соседка, живущая этажом выше. Видели, как он вошел в подъезд, вытащил из почтового ящика газеты, открыл дверь.
   В девять часов на кухне загорелся свет, вскоре погас, вспыхнул в соседнем окне. Свет горел до половины двенадцатого - это подтвердили подростки, которые бренчали на гитаре, расположившись на двух сдвинутых скамейках невдалеке от его окон.
   Борис Иванович спал...
   Водитель автобуса захлопнул дверцу кабины и с ведром в руке стал спускаться к воде. Паром только что причалил к противоположному берегу, и отчетливо было слышно, как паромщик гремел цепью о металлическую тумбу, как взвыли двигатели стоявших на выходе автомашин.
   Опоздали минут на десять, теперь жди следующего рейса, но особой беды не будет, если он привезет малышей в лагерь на полчаса позже. Водитель улыбнулся, вспомнив, как их, полусонных, сводили во двор конторы, как они, немного размявшись, стали ходить за ним по пятам, пока он вывешивал таблички с надписью "Осторожно - дети!" и стучал ногою по упругим скатам.
   Поначалу, как только выехали, все они оживились, загалдели, уткнулись в стекла, но перед паромной переправой многие укачались и уснули. В автобусе стало тихо, только сопровождающая вполголоса разговаривала с кем-то из старших ребят. Когда автобус остановился на бревенчатом настиле съезда почти у самого шлагбаума, из салона никто не вышел, водитель же решил долить воды в радиатор.
   Он наклонился и погрузил ведро в зеленоватую теплую воду. По гладкой поверхности побежали круги. Зачерпнув, водитель выпрямился и несколько секунд наблюдал, как расплывалось, уносимое течением, маслянистое пятно. Из темно-коричневого, почти черного, оно на глазах превращалось в тончайшую пленку, приобретало радужный оттенок.
   Водитель посмотрел на берег и... ведро упало в воду... Медленно, будто раздумывая, автобус накатывался на шлагбаум причала... Водитель закричал и стал карабкаться по скользкому от росы крутому склону. Автобус уперся в брус шлагбаума, и тот сразу прогнулся. Мелькнула мысль - выдержит... но тут посыпались стекла фар, затем с треском сломался деревянный брус... Автобус застучал колесами по горбылям наклонного настила... Тогда-то и закричала сопровождающая... Водитель на четвереньках вскарабкался на обрез берега... Испуганные криком сопровождающей, закричали дети... Закричали люди под навесом, но уже ничего нельзя было сделать. Автобус резко дернулся, соскочили передние колеса с причала, заскрежетал днищем о кромку и, запрокинувшись, полетел в воду...
   Очнулся Борис Иванович в темноте, еще не совсем сознавая, где он и что с ним. В ушах все еще звучал крик детей. Опрокинув стул, графин на столе, с трудом нашел выключатель. Вспыхнул свет... Одеяло на полу, вода не скатерти, перевернутый стул... Автофобия? Опять?.. Опять кошмары?!
   Борис Иванович прошел на кухню - там было светлее, чем в комнате, зачем-то зажег газовую плиту, выключил, напился прямо из-под крана тепловатой воды, подошел к окну... На востоке небо наливалось холодной синевой. Еще, наверное, нет четырех... Посмотрел на часы.
   4:20
   Так, значит, все-таки снова автофобия?.. Но при чем здесь дети?!
   Запаздывание... восемьдесят минут.
   При чем здесь дети?! В чем они виноваты?!
   Чувство отчаяния, боли, нелогичность и дикость происшедшего потрясли его.
   Восемьдесят минут!
   Время идет!
   И это может случиться! Если не помешать...
   4:21
   Борис Иванович выскочил в коридор. Куда бежать, что делать?.. Бежать нужно к ближайшему телефону и звонить. Куда? Звонить на паромную переправу... Но там нет телефона. Тогда в милицию, конечно в милицию...
   4:22
   Борис Иванович натянул пиджак и выскочил из квартиры. Позади щелкнул английский замок. Впопыхах он не выключил в комнате свет, и теперь он будет гореть до самого вечера, пока соседский мальчишка, подталкиваемый со двора взрослыми, не залезет через форточку и не откроет дверь...
   4:27
   До ближайшего телефона-автомата два квартала. Только бы он работал!
   4:32
   Телефон-автомат работал. Борис Иванович вытащил из кармана всю мелочь и при слабом освещении стал искать двухкопеечную монету, но ее не оказалось. Вспомнил, что в милицию можно звонить без монеты, но какую набирать после ноля цифру не знал. Начал с 01.
   - Пожарное депо.
   - Как позвонить в милицию? - спросил Борис Иванович.
   - 02.
   Набрал 02.
   4:33
   - Дежурный лейтенант Киреев слушает, - раздался вялый голос в трубке.
   Борис Иванович произнес на одном дыхании:
   - Товарищ лейтенант, срочно!.. На пароме!.. Дети!
   - Говорите медленнее и тише, - требовательно сказал Киреев.
   Борис Иванович передохнул.
   - На пароме... автобус с детьми... упал в воду, - раздельно произнес он.
   На другом конце провода человек вскочил из-за стола.
   - Когда?!
   Борис Иванович не знал, что ответить.
   - Когда это случилось?! - лейтенант кричал. - Что вы молчите?! Говорите же!
   - Видите ли... - Борис Иванович замялся.
   - Откуда вы звоните?! Назовите свою фамилию!
   - Кириллов... Звоню из автомата, который возле универмага...
   - Вы были на переправе?
   - Нет.
   - Кто вам это сообщил?.. Да говорите же быстрее! Откуда вам стало об этом известно?
   Борис Иванович понял, что тянуть больше нельзя.
   - Товарищ лейтенант, прошу меня понять правильно... От этого зависит жизнь детей... Времени совсем немного, около часа... Вы еще успеете к парому, если выедете сейчас же...
   - Что вы плетете? - перебил его Киреев.
   - Надо предупредить...
   - Что предупредить?!
   - Видите ли... автобус еще не упал...
   - Не упал?! Так что же вы морочите голову?!
   - Но он упадет, если вы...
   Стало слышно, как тяжело лейтенант дышал в трубку.
   - Знаешь что, дядя... - с расстановкой, зло сказал он. - Иди и проспись! И если ты еще раз позвонишь - пеняй на себя.
   И бросил трубку.
   4:36
   Как пришибленный, вышел Борис Иванович из телефонной будки. "До чего же глупо, до чего же глупо, - бормотал он, отлично понимая, что лейтенант поступил так, как на его месте поступил бы любой, здравомыслящий человек. - Но должен ведь кто-то понять и помочь! Должен хоть на этот раз отступиться от здравого смысла и выслушать его до конца! Но кто?.."
   4:37
   Осталось не более часа, а он все еще стоит возле телефонной будки, не зная, что предпринять дальше. Злость на свою беспомощность, на здравый людской рационализм захлестнула его. Еще немного, и он бы закричал... Но в этот момент из-за угла универмага показался молоковоз, и волны страха обрушились на Бориса Ивановича с такой силой, что его буквально отбросило на чугунную решетку ограды. Машина проехала метрах в десяти от него, и только по чистой случайности водитель не заметил, что человек, склонившийся над оградой, потерял сознание...
   4:46
   Решение пришло сразу, как только он очнулся. Иного выхода не было. Не теряя ни секунды, надо бежать к паромной переправе, бежать, пока еще есть время. Сколько до нее? Восемнадцать или двадцать километров? Много или мало? Мало, если ехать рейсовым автобусом, и много, очень много, если бежать на время, а у тебя его меньше часа, и тебе пятьдесят девять лет.
   5:07
   У переезда на окраине города ему что-то крикнула женщина, выглянувшая из будки, но он не расслышал и пробежал мимо.
   По асфальту бежать было сравнительно легко, но когда впереди со стороны паромной переправы показалась машина, Борис Иванович был вынужден свернуть с дороги и бежать вдоль лесополосы. Под ногами шуршали сухие прошлогодние листья, с писком разбегались полевые мыши. К концу третьего километра он выдохся. Перешел на шаг. Немного отдышавшись, побежал снова.
   Он бежал, пока не становилось темно в глазах, а в груди не начинало рваться будто сухое полотно, тогда он сбавлял темп и шел с закрытыми глазами, тяжело дыша открытым ртом и постепенно сбиваясь на пахоту.
   5:15
   Он слишком поздно догадался, что автобус, обогнавший его, - тот самый, ради которого он бежал. Когда он прочел дальнозоркими глазами надпись на трафарете, выставленном в заднем стекле, то заплакал от обиды и злости на самого себя. Как он не сообразил, что в то время, когда он звонил по телефону, бежал безлюдной улицей, даже когда он пробегал мимо будочницы, автобус все еще стоял где-то во дворе, и сонные детишки только рассаживались на холодные дерматиновые сиденья?..
   5:25
   Он не смотрел на часы, боясь увидеть, что уже поздно. Но и сил у него больше не было. Пиджак пропотел насквозь, шляпу он потерял где-то в начале лесополосы, мокрые волосы лезли в глаза, но ему уже было все безразлично. Перебравшись через сухое ложе оросительного канала, он упал на валик рисового чека, зная, что ему не подняться.
   5:29
   Когда пелена сошла с глаз, Борис Иванович посмотрел на часы. Теперь уже ничто не поможет. Бежать дольше не было смысла. Осталось около десяти минут, а он не преодолел и половины пути...
   5:30
   Будь проклят этот мир, если в нем возможна такая несправедливость! Будь проклята эта жизнь, если человек рождается таким слабым, что не может помешать этой несправедливости) В таком мире не стоит и жить.
   5:31
   Со стороны переезда, громыхая пустым кузовом, показался самосвал. Борис Иванович поднялся и, спотыкаясь об отвалы пахоты, вышел на обочину.
   Самосвал приближался.
   Если бы его в этот момент спросили, что он собирается делать, он бы не смог ответить. Его тело уже не подчинялось сознанию и действовало как бы самостоятельно, автоматически, подчиняясь инстинкту, а само сознание, напряженное до предела, сконцентрировалось на одной только мысли выстоять, не упасть. Такое, вероятно, состояние бывало у тех, кто выходил со связкой гранат на громаду танка...
   5:34
   Борис Иванович не в силах был даже руку поднять, но водитель сам затормозил у одиноко стоящей фигуры.
   - Садись, папаша! - крикнул он, открывая дверцу.
   Пожилой человек в насквозь промокшем от пота костюме, бледный, растрепанный, представлял собою странное зрелище здесь, на пустом шоссе, в нескольких километрах от города, в столь ранний час.
   - Что с вами? - удивленно спросил водитель, рассмотрев Бориса Ивановича.
   И тут словно что-то оборвалось. Борис Иванович почувствовал, что может двигаться, говорить, что тело освобождается от оцепенения и страха.
   - Садитесь же, - повторил водитель.
   Борис Иванович с трудом сдвинулся с места, взялся за ручку дверцы. Страха больше не было, только невероятная усталость.
   5:35
   Водитель выжал сцепление.
   - Вам куда?
   Борис Иванович приходил в себя, как после тяжелого обморока.
   - К парому... Если можно... Очень прошу вас - быстрее.
   - Что там у вас случилось?
   - Очень прошу... быстрее.
   Водитель не стал больше задавать вопросы, почувствовав, что действительно что-то очень важное заставило этого человека бежать к переправе.
   5:42
   Паромная переправа. Длинная очередь автомашин. Справа в стороне небольшой навес под тополями. На берегу перевернутая старая лодка. Дно ее от росы блестит как зеркало.
   Как только самосвал затормозил в конце очереди, Борис Иванович выскочил из кабины и, не поблагодарив водителя, побежал вдоль ряда машин. Он сразу увидел, что успел.
   Автобус стоял первым на наклонном съезде причала. Паром был у другого берега.
   Борис Иванович подбежал к дверце водителя. Пусто. Метнулся к стеклам пассажирского салона.
   - Где водитель?
   Сонные дети с удивлением разглядывали его.
   - Где водитель?! - закричал он и тут же вспомнил, что водитель спустился к воде.
   Не отходя от автобуса, Борис Иванович закричал в сторону реки:
   - Водитель!
   Водитель наклонился и погрузил ведро в зеленоватую теплую воду.
   - Водитель!!
   5:44
   И в этот момент что-то произошло... После, конечно, разберутся, почему ослабли тормозные колодки и не сработал ручной тормоз... Автобус вздрогнул и начал тихонько ползти на Бориса Ивановича.
   - Водитель!!!
   Водитель выпрямился, посмотрел на берег, и ведро упало в воду... Автобус накатывался на полосатый шлагбаум, а впереди него, упираясь в обрешетку радиатора, пятился человек. Водитель закричал и стал карабкаться по скользкому от росы крутому берегу...
   - Помогите!!! - это Борис Иванович призывал уже всех, кто мог его услышать.
   От навеса отделились несколько человек и направились к причалу, чтобы посмотреть, что там произошло.
   Борис Иванович вовремя нагнул голову, и брус шлагбаума уперся в радиатор. Посыпались стекла фар. Брус стал прогибаться.
   Тогда-то и закричала сопровождающая.
   От навеса бежали люди.
   Что-нибудь подложить под колеса!
   Люди пробежали половину расстояния. Водитель выскочил на гребень дамбы.
   Что-нибудь подложить!!
   С треском переломился деревянный брус, но автобус остался стоять на месте... Никто не видел, как это произошло, и в первый момент подбежавшие люди ничего не заметили. И только когда кто-то стал подкладывать под колеса откуда-то взятую жердь, его увидели...
   Он так и не нашел, что подложить.
   Детей быстро выпроводили из автобуса, и сопровождающая отвела их под навес. Общими усилиями автобус подтолкнули наверх и вытащили человека из-под передних колес. Он был еще жив...
   Он был еще жив, когда его укладывали на заднее сиденье "Москвича", он был еще жив, когда везли его в город по той же дороге, по которой он бежал тридцать минут назад, он был еще жив два часа в больнице, где сделали все, чтобы его спасти.
   Он умер тихо, без агонии, будто уснул.
   Смерть - самое универсальное лекарство от всех болезней. Но, очевидно, есть в мире что-то сильнее всех недугов и страхов.