- Вот стервец Колька, притащил, - а на кой ляд они ему, - охал дед.
   Кольку Бородин привез со стройки коровника и перепоручил следователю.
   - У меня срочный выезд, - сказал он. - А ты пока составь протокол допроса. Парня подержи у себя, пока не вернусь.
   Но вышло иначе. Следователь поспешил отрапортовать районному прокурору о раскрытии еще одного преступления, а тот сходу выдал санкцию на арест парня.
   Узнав об аресте, Бородин обозвал следователя чуркой с глазами, попытался убедить прокурора в необходимости смягчения меры пресечения, но напрасно.
   Не нашел он понимания и у начальника УВД. Тогда-то и написал свой рапорт об увольнении от службы в милиции, которому, однако, не дали хода, посчитав причину неосновательной.
   Бородин хорошо знал, какая судьба ждет мальчишку. Теперь он будет под стражей до суда, а это автоматически сыграет роковую роль - его осудят к лишению свободы. В колонии он станет добычей и рекрутом криминального мира.
   Эта бесчеловечная цепочка не давала сбоев потому, что правоохранительная система была заинтересована в ней. В клубок ее корпоративных интересов втягивались все - от участковых инспекторов до судей. Участковые и оперуполномоченные старались ладить со следователями, а те заискивали перед прокурорами, не скупились на презенты (чаще в виде бутылки водки), когда являлись за санкцией на арест или по поводу утверждения обвинительного заключения. А судьи были "в контакте" с прокурорами, потому что опасались, как бы не "настучали" на них в партийные органы. И дирижировал всем этим известный тоталитарный принцип - сбиваться в стаю, думать одинаково и не высовываться.
   ...Встречаясь с узниками в прокуренных до рези в горле, темных, оштукатуренных "под шубу" и похожих на пещеры казематах, Бородин с трудом скрывал чувство стыда и неловкости перед ними. Методы превентивного задержания, которые применялись к ним, часто не основывались ни на показаниях, ни на уликах, не давали ожидаемых результатов в раскрытии преступлений и лишь нравственно развращали сотрудников милиции, вели к упадку мастерства личного сыска.
   * * *
   Похищение плохо отразилось не только на здоровье, но и на настроении Костича. Ночные грустные мысли все чаще одолевали его. Он стал серьезно сомневаться в том, что его научная разработка даст благо людям. "Как же я не подумал сразу, - укорял он себя, - что она может стать лакомой приманкой для негодяев, превратиться в источник преступного бизнеса и невиданных масштабов обогащения. И именно негодяи, прежде всего, воспользуются возможностью продлить себе жизнь. Страшно представить, какое кощунственное, разлагающее влияние они будут оказывать на сменяющиеся поколения. А демографический дисбаланс от расширяющегося продления жизни? ..."
   У государства Костич не нашел поддержки. Значит, надо искать частных инвесторов. Но где гарантия добропорядочности их намерений? Его уже пытались сломить. Шантаж, угрозы продолжаются и поныне. Рано или поздно бандиты добьются своего. Что же делать?
   Этот вопрос стал постоянной головной болью Костича. Им все настойчивее овладевало желание уничтожить документацию, чтобы никто чужой не смог воспользоваться плодами его открытия. В конце концов решение созрело окончательно, и Кастусь почувствовал огромное облегчение.
   Теперь уже не имело смысла прятаться под крышей Евгения. Не откладывая, он вернулся домой, сжег все бумаги, оставив лишь статистику лабораторных опытов и наблюдений, и уничтожил готовые к употреблению препараты.
   * * *
   В один из выходных дней Бородин отправился в универмаг присмотреть себе обувь, а на обратном пути завернул в парк, в котором не был уже много лет. В пору его молодости здесь кипела жизнь, часто играл духовой оркестр, танцплощадка ломилась от молодежи. Теперь он увидел неметеные дорожки, поломанные деревья и скамейки, ветшающие павильоны и ларьки, гнезда отколотых плиток на танцплощадке. Картину запустения дополняли останки многочисленных скульптур вождей и героев революции, которые по мысли местных властей должны были излучать некую идеологическую ауру на посетителей. Но неблагодарные граждане в пылу мстительного порыва свергли и Ленина, и Сталина, оставив одни облупленные постаменты. За компанию с вождями жуткие увечья получили угловато-тяжеловесные статуи серошинельных красных полководцев Ворошилова и Буденного. Гипсовые калеки с отбитыми носами и ржавыми прутьями вместо рук и ног стали прибежищем воробьев и ворон. А будь они чугунными или медными, давно были бы украдены и пущены на переплавку.
   Гулять по парку Бородину расхотелось. Уходя быстрыми шагами, он вновь и вновь невольно возвращался мыслями к России. Не уготована ли и ей подобная участь?
   В свои 63 года Бородин никак не мог смириться с тем, что он уже отработанный, никому не нужный материал и втайне страдал, когда его называли ветераном на заслуженном отдыхе. Эти слова отдавались в душе погребальным эхом. Нет, он совсем еще не чувствовал себя человеком, исчерпавшим запас жизненных сил.
   После смерти жены Евгений остался один в своей трехкомнатной квартире. Сын и дочь с внуками разъехались по разным городам и виделись с ним нечасто. Он привык во всем сам о себе заботиться и не думал связывать жизнь с другой женщиной. Причиной тому было не отсутствие потребности в любви, а скудость выбора, которая становится спутницей многих людей его возраста. Большинство пожилых женщин, которых знал Бородин, были настолько обременены проблемами со здоровьем, нуждой и заботами о детях-внуках, настолько утратили женскую привлекательность, что сама мысль о любовной связи с ними казалась ему противоестественной. Возможно, Бородину просто не везло - точно так же, как с прелестницами, не вступившими еще в пору увядания. Они были либо несвободны, либо стеснялись связи с мужчинами, значительно старше их, либо откровенно продавали любовь за деньги и подарки.
   Внешне Бородин выглядел как преуспевающий деловой человек. У него действительно было дело, дававшее неплохой прибыток к пенсии и приносившее некоторое моральное удовлетворение. Но никто не догадывался, как угнетают его неполнота и серое однообразие жизни, какие тоскливые мысли возмущают его жизнелюбивую от природы душу.
   Как-то в один из вечеров он взялся перечитывать полузабытого гетевского "Фауста" и был поражен своей схожестью в мыслях и чувствах с героем трагедии. Красивая легенда об этом страстотерпце и его циничном, лукавом и насмешливом поводыре Мефистофеле захватила воображение Евгения. И он поймал себя на мысли, что многое бы отдал за то, чтобы подобно Фаусту насытиться свежими соками и ароматом неизведанной жизни.
   Долгие раздумья в конце концов привели его к Костичу.
   - Итак, тебя заела суетная жизнь и поэтому ты возжаждал вдруг примерить на себя мое открытие, - сказал Кастусь. - А я разочаровался и в том, и в другом. Знай же документации больше нет. Чтобы не попала в нечистые руки, я сжег ее. Не хотелось тебе говорить, все откладывал... Но это не препятствие к проведению испытаний. Для тебя я все сделаю. Однако скажи, чего ты хочешь? Долгой жизни? Она же тебе не нравится, сам утверждаешь.
   - Сейчас - да, но верю, станет другой. Мне до чертиков интересно, какой будет Россия хотя бы лет через двадцать. Она заслуживает лучшей участи. Уже сейчас зреют молодые силы, которые изменят ее. И я тоже хотел бы участвовать в этом.
   - Браво, мой друг! Я тоже люблю Россию и верю в нее. Но как ученый не могу не видеть, какие напасти угрожают России, и всему миру.
   - Что ты имеешь в виду? Ядерную войну?
   - И войну, и болезни, и наркотики, и пьянство, и техногенные катастрофы, и глобальное изменение климата, и многое другое. Но ладно не будем спорить. Ответь на последний вопрос: ты хорошо обдумал последствия в личном плане?
   - Понимаю... Жизнь как река, дважды не войдешь. Особенно когда за шестьдесят. Ты на это намекаешь? Однако скажи, чем плох, черт возьми, помолодевший дедушка?
   - Узнаешь, когда попробуешь. Может статься, совсем не обрадуешься и будешь проклинать меня как твой Фауст Мефистофеля.
   - Мефистофель - дьявол не из самых худших. Нет причин бояться его. А тебя тем более, мой старый друг. Давай попробуем. А там будь что будет.
   - Знаю, как ты упрям. Имей в виду, первые результаты эксперимента проявятся через два-три месяца. Все это время ты должен находиться под постоянным медицинским наблюдением. Одновременно надо провести чистку сосудов с помощью специального зонда, а также толстой кишки, печени и почек. Через три года все следует повторить, иначе возможен регресс.
   Публикации профессора Костича о его оригинальном методе решения проблемы увеличения продолжительности жизни человека не остались незамеченными в научных и деловых кругах многих стран. Пришло сразу несколько очень лестных предложений о сотрудничестве по использованию нового метода. А одна из крупнейших американских компаний, много лет занимавшаяся решением аналогичной задачи, даже прислала своих представителей для проведения переговоров на месте. Условия предлагались самые благоприятные - полное финансирование, современное лабораторное оборудование, клиника.
   Мучимый сомнениями, Костич не дал прямого согласия на предложение, пообещав подумать. Американцы уехали. А на следующий день он снова исчез.
   Двенадцать дней поисков не дали результатов. Бородин, исхудавший от переживаний и недоспанных ночей, объездил на патрульных машинах весь город, окраины и дачные поселки, участвовал в оперативно-розыскных мероприятиях, которые проводились отделом по борьбе с организованной преступностью. Острие их по его рекомендации было направлено на компанию "Real property". Появились кое-какие новые зацепки, но предъявить обвинение пока было некому. Прошло еще два дня, и вдруг ранним утром в дежурную часть УВД поступило сообщение об обнаружении трупа на одной из улиц городской окраины. Это был Костич. Вскрытие показало, что причиной смерти стал инфаркт миокарда.
   Состояние оглушенности, овладевшее Бородиным в первые мгновения, как только он узнал о случившемся, не проходило и в первые дни открытого доступа к гробу с телом покойного, выставленного в зале медицинского института.
   Когда на опущенный в могилу гроб упали первые комки подсыхающей глины, отрешенное лицо Бородина вдруг подернулось гримасой боли. Он быстро отошел в сторону и, отвернувшись от толпы, долго стоял в одиночестве, не вытирая бегущих слез.
   Выйдя из дома, Бородин заметил синий "Форд", последовавший за автобусом, в который он сел. В следующие дни было то же самое. Теперь Евгений выходил из дома очень осторожно и выбирал момент, когда на улице были прохожие.
   И все же его подстерегли в маленьком магазине, куда он зашел за хлебом и кефиром. Знакомый "Форд" притерся к выходу, двое в темных очках неспеша направились внутрь вслед за ним. Бородин, с молодой прытью оттолкнувшись руками от прилавка, перемахнул в подсобку и черным ходом оторвался от преследователей, а домой приехал на такси, которое доставило его прямо к подъезду.
   Этот случай показал, что играть дальше в кошки-мышки нельзя - слишком неравны силы. И он решил пойти на риск, сделать то, чего от него не ждут. Надо поменяться ролями со своими преследователями и самому стать охотником. Но что можно сделать против боевиков, наверняка вооруженных? В голову пришла смешная идея - использовать коварную штучку из арсенала блатной шпаны - втягивающийся в рукав свинцовый шарик на эластичном резиновом жгутике. Находись в другой обстановке, он бы счел эту идею постыдной. Но сейчас его загоняют в угол, другого выбора не остается. Не откладывая, Бородин изготовил это оружие, переплавив в шарик дробь своих охотничьих патронов, а на жгутик пошел отрезок резинового медицинского бинта. Креплением послужили два браслета от старых часов.
   Удар выскакивающего из рукава при резком взмахе руки шарика, отрабатывался долго и был доведен почти до совершенства.
   Двое парней в "Форде" явно растерялись, когда человек, которого они "пасли", сам сел к ним в машину.
   - Поехали, - сказал он.
   - Куда и зачем?
   - Вы же за документацией охотитесь. Так ведь? Она у меня в конторе.
   - ...Ну, где твои бумажки? Выкладывай, - флегматично процедил толстяк с бычьей шеей борца, входя в рабочий кабинет конторы.
   - Сначала обговорим условия, - возразил Бородин.
   - Ус- ло-вия, - с веселой издевкой пропел другой, помоложе и пошустрее. Ты, папаша, видать, решил повеселить нас...
   - Вы совсем обкакаетесь от смеха, когда сюда нагрянут омоновцы.
   - Какие омоновцы, что ты мелешь?
   - А вы спуститесь и посмотрите.
   Уверенность Бородина подействовала - шустрый выскочил за дверь.
   - Если соврал, оторву башку, - мрачно пообещал толстяк.
   Бородин подошел к окну и сделал приглашающий жест рукой.
   - Можешь удостовериться.
   Тяжело скрипя половицами, толстяк подошел к подоконнику и, наклонясь, выглянул во двор. Удар по затылку оглушил его, и он соскальзывая с подоконника, осел на пол. Бородин извлек у него из карманов наручники, мобильный телефон и записную книжку, а из-за пояса девятимиллиметровый короткоствольный автомат "Mini Usi" израильского производства. Едва успел проверить, заряжен ли магазин, как хлопнула дверь.
   - Ну, гад! - заорал шустрый и осекся.
   Черный зрачок ствола и лязг затвора моментально остудили его. Приказав надеть наручники оглушенного напарника, Бородин забрал у него пистолет Макарова, портативный диктофон, вторую пару наручников и мобильный телефон.
   - Тебя как завут?
   - Виктор.
   - Ну, вот что, Виктор, внимательно послушай, что скажу. Тебя мне совсем не жалко - маму твою жалко. Она тебя в муках родила, настрадалась, наверное, пока вырастила, надеялась, а ты стал бандитом. Лично я не хотел бы, чтобы она снова страдала - по поводу твоей безвременной кончины... Короче говоря, чтобы сохранить свою шкуру, сделай одно дело...
   Тихий голос и пронзительный, холодный взгляд этого седого человека с усталым лицом выражали такую жесткую решимость, что Виктор, перетрусив, потерянно сник.
   - А -а... что нужно? - пролепетал он.
   - Позвони Одинцову, скажи, что мы тут мило беседуем и я готов выдать то, что его интересует, но только в том случае, если он лично приедет сюда. И добавь, что разговор будет наедине. Голос твой должен быть спокойным, уверенным и чтоб без шуток.
   ... Тревожное ожидание затягивалось. Когда стало совсем невмоготу, зазвенел дверной звонок. Бородин впустил гостя, запер дверь и рывком вытащил из-за пояса автомат. Увидев оружие в руках Бородина и своих молодцов в наручниках, Аркадий Петрович рванулся, было, к выходу, но удар кулаком в челюсть поверг его на пол. Оружия при нем не оказалось - подвела самоуверенность.
   Не привыкший к такому обращению Одинцов пришел в ярость и готов был наброситься на обидчика, но вовремя сдержался, поняв, что может нарваться на еще большую неприятность. "Купился как последний лох, - с отчаянной злобой думал он, вытирая носовым платком кровь на губах. - Ну, ничего, этот отставной мент мне дорого заплатит".
   - Перейдем к делу, - сказал Бородин, усадив Одинцова в кресло. - Меня интересуют обстоятельства смерти Костича.
   - Я не врач.
   - Знаю. Вы - палач.
   - Ложь. Вашего Костича никто и пальцем не трогал.
   - Значит, просто гостил у вас, хотите сказать?
   - Был, не был... Вот вы у нас в гостях обязательно побываете. И разговор будет особый.
   - Угрожаете? Но сначала надо заполучить меня.
   - Под землей сыщем, не спрячетесь. И тогда позавидуете Костичу.
   Подвели-таки Аркадия Петровича нервы, сорвался, сказал лишнее и не заметил включенный диктофон.
   Бородин позвонил Мудрову и попросил прислать оперативную группу для задержания лиц, подозреваемых в причастности к похищению профессора Костича и уличенных в незаконном ношении огнестрельного оружия.
   Арест Одинцова наделал много шума. Бородин понимал, какое осиное гнездо разворошил, и пришел к выводу, что оставаться в городе опасно. Пока он прикидывал, куда отправиться, его снова начали "пасти". В одну из ночей разбудил телефонный звонок. Хриплый голос с издевкой спросил:
   - Ты еще живой? Ну-ну...
   Провокационный звонок не слишком напугал его, но ускорил приготовления к отъезду. Бородин продал контору и ценные вещи. Потом попросил Мудрова оказать еще одну услугу - дать на пару часов машину.
   В предрассветных сумерках он простился со своей старой квартирой и попросил водителя передать дубликаты ключей Мудрову, чтобы присматривал за ней. Стремительно поколесив по городу, машина выскочила на загородную автотрассу. Навстречу изредка проносились машины, но сзади ни одной не было видно. Бородин облегченно вздохнул. Через час на железнодорожной станции соседнего города он сел в купе поезда, следовавшего в Алма-Ату.
   Давно знавшие Евгения коллеги из алма-атинского уголовного розыска на неделю гостеприимно приютили его, свозили на Медео и помогли сесть в самолет, улетавший в Ганновер.
   ...Прилетевшие с ним шоп-туристы моментально испарились, а ему спешить было некуда. На ломанном английском языке (немецкого не знал) Бородин кое-как навел справки в аэропорту о недорогом жилье.
   Гостиница, которую ему порекомендовали, была человек на шесть, с крохотными комнатушками, зато чистая и самое главное - с полным пансионом. Хозяйка фрау Хильде, вдова лет пятидесяти пяти, одна управлялась с гостиницей и с кормлением постояльцев. Скромность, вежливость и обходительность нового клиента пришлись ей по душе. Узнав, что он ищет работу, фрау Хильде предложила поработать у нее. В обязанности Бородина входили подсобные кухонные работы, покупка продуктов и доставка белья в стирку. Он был весь день на ногах, но платила вдова так скупо, что на жизнь едва хватало.
   По вечерам фрау Хильде любила пропустить рюмку-другую ликера с чашечкой кофе и иногда за компанию приглашала Евгения. Они разговаривали о разных разностях каждый на своем языке, но каким-то образом ухитрялись понимать друг друга. Эти беседы немного скрашивали жизнь Бородина. Одиночество в чужой стране, оторванность от привычных дел все больше угнетали его. Просыпаясь в серых сумерках, он с тоской отгонял тягучие мысли о том, что вот и наступил еще один день - такой же безликий, долгий, как вчера, позавчера... Никто его не ждет и не с кем даже поговорить по-русски. В последние дни он несколько раз вдруг замечал, что разговаривает сам с собой. "Здесь, пожалуй заскучаешь и по российской грязи", - с горькой иронией думал он. Экономя деньги, Бородин отказался от многих маленьких удовольствий, оставив неизменной лишь привычку делать по утрам зарядку с пятнадцатиминутной пробежкой и прогуливаться в вечерние часы по улицам, удивлявшим его чисто вымытыми тротуарами, нарядными домами, обилием цветов и аккуратно обрезанными деревьями.
   Как-то один из постояльцев гостиницы, немного говоривший по-русски, поведал Бородину, что собирается уехать во Францию, чтобы подзаработать на уборке винограда. "А не поехать ли и мне туда?" - задумался Бородин. Оставаться здесь не имело смысла. Но не только безысходная тоска укрепляла его решимость. С некоторых пор он начал замечать, что его седина покрывается каким-то сероватым налетом, разглаживается кожа на лице, исчезают складки под подбородком и на шее, наливаются молодой упругостью мышцы. Сомнений не могло быть - запущенный Кастусем механизм омоложения заработал! Исподволь совершающийся переход к состоянию, в котором Евгений находился больше тридцати лет назад, постепенно становился все более заметным, настолько заметным, что фрау Хильде стала с нескрываемым любопытством поглядывать на него.
   С германским видом на жительство Бородин держал путь во Францию - в облюбованную им виноградную провинцию в междуречье Соны и Роны. Он не отходил от вагонного окна, вбирая в память пейзажи ухоженной объединенной Европы. Сейчас трудно было поверить, что не в таком уж далеком прошлом ее заливала кровь варварской резни, войн, революций и пылали костры инквизиции. Европа сполна заплатила за цивилизацию и первой прошла свой путь к ней. Теперь за цивилизацию платит Африка хаосом междоусобных войн, тысячами и тысячами жертв. А Россия? Страна с великой духовной и материальной культурой, богатая талантами, слишком много накопила взрывчатой энергии, которую безответственные политики ради захвата власти обратили против собственного народа. И это тоже страшная плата за цивилизацию, которая все еще продолжает вноситься. Раздираемая политическими и региональными противоречиями, борьбой за власть, растущей преступностью, разграбляемая олигархами и чиновничьей коррумпированной верхушкой, не до конца порвавшая с тоталитарным прошлым, трагически опаздывающая задействовать свой огромный духовный и природный потенциал перед все новыми вызовами бурного и жестокого ХХ века, Россия надолго замерла в ожидании то ли бури, то ли божьей благодати.
   С каждым часом все большее расстояние отделяло Бородина от Родины. Колеса поезда уже стучали по рельсам Франции.
   Этот обласканный солнцем край издавна славился своими виноградниками и превосходными винами. В поисках работы он объездил Бургундию, побывал в Вильфранше, Бурн-ан-Бресе, Маконе - типичных провинциальных городах в окружении зеленых виноградных холмов и, наконец, остановился в уютном, со всеми современными удобствами городке, который мало походил на знаменитый Клошмерль Габриеля Шевалье, где некогда разыгрались шумные события по поводу строительства общественного писсуара.
   Страда на виноградниках была в разгаре. Евгения сразу же приняли на уборку винограда.
   Нашлось и место в такой же маленькой, как у фрау Хильде, гостинице.
   Через несколько дней он мало-помалу освоился с работой и со своим новым житьем-бытьем.
   Вечером к его столику в кафе подсела девушка.
   -Почему тебя не видно на дискотеке? - спросила она. С трудом уловив смысл вопроса, Бородин был готов возмутиться ее фамильярности, но вовремя спохватился. В пустом вестибюле гостиницы он подошел к большому настенному зеркалу и увидел себя, каким был на старых фотографиях. На него смотрел статный симпатичный молодой человек лет тридцати не больше, с пышной каштановой шевелюрой...
   В ту ночь он долго не мог уснуть. Рой то тревожных, то приятных и радостных мыслей будоражил его. "Надо начинать новую жизнь, научиться чувствовать себя молодым",- подумал он с облегчающей душу определенностью.
   Через две недели Евгений уже знал десятка три слов, несколько обиходных фраз и мог кое-как объясняться по-французски. Он стал завсегдатаем винного погребка, где степенные виноделы за бутылкой молодого "Божоле" или "Бургундского" неторопливо беседовали о ценах на вина и видах на будущий урожай.
   Однажды Евгений, переселив себя, решил сходить в дискотеку. Переполненный зал дрожал от грохота, было душно. Он нерешительно остановился недалеко от двери. Задевая его, крутились и дергались разгоряченные тела, звучали выкрики и громкий смех. Преодолев скованность, Евгений поискал глазами, кого бы пригласить на танец, как вдруг кто-то тронул его за локоть. Он обернулся и увидел приветливо улыбающуюся маленькую блондинку.
   - Потанцуем ? - спросила она.
   Кларин - так звали блондинку - не отпускала его до конца вечера. Она была худощава, почти миниатюрна, не красавица, но в ней было нечто такое, что привлекает мужчин. Кружась с ней, Евгений все больше поддавался исходящему от нее непонятному возбуждению.
   Когда стали расходиться, Кларин попросила проводить ее домой. Она первой взяла его под руку и вообще вела себя очень естественно и просто. Пока шли, Евгений успел узнать, что Кларин живет в своем доме, с мужем разошлась год назад по причине его постоянных запоев и одна занимается небольшим собственным винодельческим бизнесом. Так же просто она пригласила его распить по стаканчику "Божоле". Ароматное вино с острым сыром было бесподобно и приятно возбуждало. Кларин, поджав под себя ноги, уютно расположилась на диванчике и напоминала ласковую пушистую кошечку, которую так и хочется погладить. Их разделял маленький столик. Евгений пересел к ней и начал расстегивать ее домашний халатик. Кларин потянулась к его губам.
   - Тебе, правда, со мной хорошо? - спросила она утром. - Я такая сумасшедшая.
   Ее неистовую страсть, стоны и крики в постели Евгений сначала принял за притворство. Он знал эти хитрые уловки некоторых дам. Но теперь сомнений не оставалось - Кларин действительно была редкостно пылкой натурой.
   Она ревновала своего Евгения - Эжена чуть ли не к каждой юбке и иногда ее подозрения выливались в бурные сцены.
   - Ты такой сексуальный, а эти стервы только бы пялились на тебя. Ты тоже хорош! - кипятилась она.
   При всем при том Кларин была очень деловой, расчетливой женщиной, вела свой бизнес толково, с присущим ей галльским здравым смыслом.
   Любил ее Евгений? Скорее это было чувственное увлечение. С тех пор как он повернул вспять свой возраст, его не оставляло странное ощущение призрачности всего, что с ним и вокруг него происходит.
   Сезон уборки винограда близился к концу. Другой работы не предвиделось и надо было что-то решать. Кларин предложила перебраться к ней - дома всегда работа найдется. Евгения такая перспектива не устраивала. Он решил уехать в Париж - там-то уж, казалось ему, что-нибудь обязательно найдется.
   Его решение повергло Кларин в уныние. Она попыталась отговорить его, но он стоял на своем. Хотя Эжен и пообещал скоро вернуться, Кларин, прощаясь на вокзале, сказала: