Головин прошел к холодильнику, высыпал горку льда в стеклянную посудину, капая туда валерьянки, налил на глаз медицинского спирта, а затем, открыв кран на полную мощность, взбил все это ледяной водой.
   - Не думайте, что это просто боевые сто грамм. Это, скорее, наш фирменный коктейль. Не Молотова, конечно, но гарантирую, что вполне зажигательный, - разливая содержимое по мензуркам, гордо произнес Головин. Он был возбужден, как на празднике.
   - И как называется? - спросил сапер. - Я, к примеру, только "Кровавую Мэри" знаю. А этот как слеза.
   - А это - "Слеза бен Ладена", согласны на такое название? - засмеялся офицер.
   - А что, ничего, - согласился Баталов. - Главное - по теме... Ну, за что пьем?
   - За российскую медицину... - сказал сапер.
   - Нет! - возразил ему Виталий Георгиевич. - За дружеский союз медицины и саперного дела. Как раньше сказали бы на первомайской демонстрации: "Товарищи саперы! Выше процент разминирования социальных объектов!"
   Старший фээсбэшник улыбнулся.
   - А вообще-то, скажите, пожалуйста, дорогие герои, что там все-таки было? - когда выпили, поинтересовался Баталов.
   - Да ничего особенного. Стандартно, - сказал офицер. - Гексоген, верно? - И взглянул на сапера.
   Тот молча кивнул.
   - А "секрет" был? - продемонстрировал свою осведомленность Головин.
   - Вроде был... Заправка была занятная. Толовые шашки с мобильником. Пришлось поковыряться с этой "трубой". Никогда ведь не знаешь, какая там начинка, но обошлось. Положил я эту бомбу под наркоз, говоря медицинским языком. Знаете, мужики, а все-таки приятно быть живым...
   - Вот давайте за это и выпьем, - подхватил Головин. - А то как у нас говорят: с опозданием выпитая вторая полностью аннулирует результаты первой.
   Когда гости ушли, Баталов, не удержавшись, все-таки спросил Головина:
   - Скажи, Виталий Георгич, а почему ты все-таки остался?
   - Жалко тебя стало, - тоже перейдя на "ты", вздохнул Головин. - Шумилов сбежал, как Керенский. Ну и что бы ты один сделал? Впрочем, наверно, все бы получилось. Напора в тебе много. Вот я и решил твою славу на двоих разделить. Как ты думаешь: за этот поступок меня на пенсию пораньше не отправят? Хорошо бы...
   - Эх, дружище ты мой лысый. Да ведь это... Это поступок, понимаешь?
   - Что вы все - лысый да лысый, - театрально выпрямил плечи Головин. Моя лысина - это те же твои кудри, но в конечной фазе их развития.
   Посмеялись.
   В конце дня Баталов позвонил главному - не было сил подниматься на верхний этаж. Попросил разрешения уйти пораньше.
   - Конечно, конечно, - согласился главврач, информированный коллегами о происшедшем в хирургическом отделении. - Простите, что сам этого не предложил.
   Такая вежливость была внове. Приятно.
   Он положил трубку, и словно обожгло - а где, собственно, теперь твой дом? Что с Альбиной? Знает ли о случившемся, о том, что обсуждает, наверное, весь город? Пожалуй, нет. Если б знала, позвонила бы или прибежала. Уж он-то знал собственную жену.
   Надел пальто, выключил в кабинете свет и запер дверь. В коридоре слышалась музыка - где-то в палате работал телевизор. Баталов направился к выходу. Но перед стеклянными дверьми столкнулся с Эммой. Ее зеленые глаза смотрели на него вопросительно.
   - Вместе идем?
   - Нет, наверное... Схожу домой, вещи заберу... Хотя бы электробритву...
   - Не ходи! - прошептала, схватив его за руку.
   - Нельзя не идти! - оборвал он ее. - Надо...
   Эмма сникла, кровь отхлынула от щек, обозначились вдруг морщинки на лице.
   - Долго не задерживайся, - выдохнула она и отошла в сторону.
   С тяжелым чувством вошел Баталов в родной подъезд. Отпер дверь. Свет не горел, только в спальне торшер. Альбина не вышла ему навстречу, не помогла, как всегда, раздеться. Баталов разулся и молча прошел в спальню.
   Жена сидела у зеркала за туалетным столиком и растирала крем по щекам, вокруг глаз. Не оглянулась. Двуспальная кровать была разобрана только с ее стороны, а на другой половине аккуратными стопками лежала его одежда рубашки, пижамы, майки... Все выстирано, выглажено. Рядом стоял пустой чемодан.
   Закололо сердце.
   - Все собрала? - выдавил он.
   - Как видишь.
   - Спасибо.
   - Не за что. Не могу же я допустить, чтобы твоя новая жизнь начиналась со стирки.
   - Альбина, прости, что так вышло, - проговорил Баталов. - Это как болезнь. Лечить, конечно, можно, но тогда надо самому чуть-чуть умереть...
   - Конечно, лучше пусть другие умирают, - ответила жена. - Я тебя не держу. Раз так случилось, то какая вместе жизнь. Уходи, не рви душу.
   - Да-да, конечно, - ответил он. - А почему не работает радио, телевизор?
   - Не до них. Весь день собирала мужа в дорогу.
   - Не ерничай, пожалуйста, - попросил он, отодвинув белье и садясь на "свою" половину кровати. - У меня сегодня был тяжелый день... Язва, аппендикс...
   - Легкие?
   - Средней тяжести.
   Он неожиданно ойкнул, схватившись за сердце.
   Альбина встала, наблюдая за ним. Никогда еще муж не был так бледен. Подумала: "Переживает, ничего... Пускай". Почти не сомневалась, что Алексей не уйдет. И дочерям не собиралась сообщать. Отключила телефон, чтобы остаться один на один со своей бедой.
   - Может быть, корвалолу дать?
   - Не знаю... Не знаю... Может, отпустит? - Вспомнил хохла Геращенко, его слова: "Может, промоет?" Хотел улыбнуться, но острая боль вновь пронзила грудную клетку. Зашлось дыхание. И он повалился на неразобранную кровать, роняя на пол стопки белья.
   - Боже мой, - вдруг поняв, что это серьезно, прошептала Альбина. - Я сейчас... Я "скорую"...
   Он терял сознание, погружаясь в кромешную тьму.
   Это был какой-то черный тоннель, и Баталов несся в нем с непостижимой скоростью к ослепительному свету. И вдруг темнота кончилась. И наступил свет. И оттуда, из глубины, послышался шаляпинский голос: "Ты готов?"
   Не было ни времени, ни боли, а только легкость, бесконечная легкость. И Баталов сказал: "Да...". И тут мучительный стыд вновь ожег его нестерпимой волной.
   "У меня же там ребенок должен родиться... Бедная Эмма... Разве любитьэто грех? Стыдно. Получается - я их бросаю..."
   Кто-то бил его по щекам. Баталов открыл глаза. Рядом стояла его Альбина - бледная, перепуганная.
   - что это было? - спросил Баталов.
   - Думаю, ты побывал на том свете.
   Он сел. Странное ощущение пустоты в груди. Пустоты там, где должно быть сердце.
   - Кажется, прошло... - Баталов с трудом поднялся и стал собирать в чемодан разбросанную одежду. Он складывал ее стопкою, разглаживая ладонью, ощущая тепло от этого прикосновения.
   Он не знал, что будет делать в следующий момент.