Страница:
Александра зябко поежилась. Ледяной ветер мгновенно пробрался под накидку, бросил в лицо снежной крупой, рвал с головы капор, и девушка последовала примеру тетки, погрузившись в спасительное тепло кареты. Женщины, накрывшись пледом из лисьих спинок и спрятав руки в муфты, прижались друг к другу, вскоре старшая даже умудрилась задремать, пока лошади резво несли их навстречу разгулявшейся поземке.
Саша всю дорогу просидела необычно тихо, с закрытыми глазами. Тетка сладко посапывала у нее под боком. Карету на поворотах то и дело заносило. Елизавета Михайловна вздрагивала, садилась ровнее, вглядывалась в оконце, затянутое морозным кружевом, и вновь, привалившись к племяннице, начинала дремать. Ей и невдомек было, что сердце ее подопечной бьется непривычно быстро и тревожно.
Впервые в жизни девушка пережила душевное потрясение от встречи с мужчиной. Он прошел мимо и исчез, как призрачное видение, за широкими белыми дверями, не соизволив остановиться и раскланяться. Будь она на месте тети, не преминула бы оскорбиться явной неучтивостью князя, но та, к удивлению Александры, восприняла сие событие как должное и, похоже, сразу о нем забыла. Саша сердито закусила губу, вспомнив, с каким, как ей показалось, пренебрежением князь посмотрел на нее. Она свыклась с восторженными искорками в глазах мужчин, и этот взгляд подействовал на нее будто холодный дождь посреди ясного, солнечного дня.
Александра не понимала, что ее интерес вызван именно таким поведением князя, будь все иначе, он, вероятно, пополнил бы ряды неудачников, о которых графиня Волоцкая забывала в следующую минуту после знакомства. А этот гордец даже представиться не соизволил и потому продолжал занимать ее мысли и будоражить сердце.
За месяц пребывания в Петербурге Саша уже приобрела некоторый опыт и научилась ловко осаживать высокомерных наглецов и чванливых франтов. Ее весьма ехидные замечания, которыми она их наказывала за спесь и гордыню, с удовольствием передавались из уст в уста. Несчастные жертвы ее колючего языка долгое время ощущали себя вроде пробитых пулями мишеней на стрельбище Преображенского полка и в дальнейшем старались держаться от нее на расстоянии пушечного выстрела.
Девушка, вытащив из муфты руку, провела по глазам, словно стряхивая наваждение, которое было совсем некстати. Ей захотелось быстрее от него избавиться. Через несколько дней она вернется в имение и все огорчения, обиды, докучливые кирдягины и навязчивые алтуфьевы останутся в прошлом...
А что касается князя, тетка, наверное, за завтраком выложит всю его подноготную, и от романтических домыслов ничего в помине не останется! И окажется этот невежа точно таким же фатом и любителем богатых невест, как и все остальные. Даже его холодность - сплошное притворство и преследует одну-единственную цель: набить себе цену.
Саша, уверившись в заурядности князя Кирилла, прижалась к тетке и задремала.
3.
Князь Кирилл Адашев откинулся на спинку широкого, обтянутого темно-синим бархатом кресла, устроился поудобнее и вытянул раненую ногу к огню. Он любил эти вечерние часы, когда затихает большой дом, с улицы слышны крики извозчиков, а за дверями прекращается перепалка горничных и лакеев, когда отступают на время заботы и хочется думать, как в юности, о чем-то светлом и безмятежном...
Огонь в камине то затевал веселую плясовую по березовым чуркам, вспыхивая пером жар-птицы, то затихал, как кроткая голубица, и лишь изредка постреливали угольки.
Камин появился совсем недавно вместо старинной голландской печи в чудесных голубых изразцах, о теплые бока которой грелось не одно поколение Адашевых. Но камин не был простой данью английской моде. Более всего на свете князь любил посидеть у открытого огня, почувствовать его живительное тепло. Эта страсть осталась у него с детства, когда вместе с деревенскими мальчишками отправлялся в ночное, делил с ними кусок ржаного хлеба с луком и солью.
Тогда ночная темнота уравнивала всех в правах, и звездное небо принадлежало всем, и речка, и заливные луга, и злющие комары, и костер тоже был один на всех... Во время долгих морских переходов, отстаивая бесконечные штормовые вахты, он часто вспоминал то благословенное время. И более всего ему не хватало этого жаркого, слегка чадящего пламени, подмигивающего синими огнями и согревающего душу и тело.
Вздохнув, князь разворошил кочергой угли. Осталась в прошлом его морская служба, приходится привыкать к жизни сухопутного помещика. И пора уже расстаться с флотскими привычками, заняться имением, найти себе наконец жену, сыновьям - хорошую мать и зажить подобно большинству верноподданных Его Императорского Величества, не утруждая себя государственными заботами и мировыми проблемами.
Подобные мысли все чаще и чаще стали посещать молодого князя, особенно в последнее время, когда его проекты переустройства русского флота встречались в штыки чиновниками из Адмиралтейств-совета и даже в военном ведомстве с некоторых пор на него стали смотреть косо и недоброжелательно.
Адашев встал и прошелся по кабинету. Как ни пытался он себя успокоить, но сегодняшняя встреча с морским министром Моллером основательно выбила его из колеи... Российский флот много лет находился в заброшенном состоянии.
Корабли долго держали в гаванях, они ветшали и гнили, а новые суда строили в постыдно малом количестве, да еще из сырого леса. Никому не было дела, что срок их службы исчислялся пятью-шестью годами. Шведы не дураки, покупают в России добротный лес, который и самим бы ох как пригодился! Сушат его, выдерживают по всем правилам, потому и бороздят их корабли моря и океаны по двадцать и более лет.
Сейчас, при Николае Павловиче, ситуация несколько изменилась. Уже в Наваринском сражении 1827 года русские корабли сыграли решающую роль в разгроме турецко-египетского флота объединенной русско-англо-французской эскадрой.
На днях героя Наваринской битвы Михаила Петровича Лазарева назначили главным командиром флота. Адашев видел его в бою, когда тот был еще в чине капитана первого ранга и командовал линейным кораблем "Азов". По общему признанию, корабль Лазарева был самым доблестным в сражении. Именно он уничтожил египетский флагман Мухтарем-бея и турецкий флагман Тахир-паши. За беспримерную отвагу и героизм "Азову" впервые на русском флоте был вручен Георгиевский кормовой флаг, а бесстрашный командир получил звание контр-адмирала и четыре ордена сразу: русский, английский, французский и греческий.
Но знакомство их началось гораздо раньше, в 1819 году. Морское ведомство запланировало тогда экспедицию в высокие широты Южного полушария. И князю, молоденькому мичману, выпускнику Кронштадтского кадетского корпуса (его же закончил Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, командир шлюпа "Восток", принимавшего участие в этой сложнейшей экспедиции), удалось попасть в подчинение к лейтенанту Лазареву, командовавшему вторым шлюпом - "Мирный".
Князь посмотрел на чучело птицы, напомнившей ему прошлое, потом на большую карту, которая занимала всю стену позади массивного письменного стола. Красным пунктиром отмечен на ней тот далекий, незабываемый маршрут.
Долго еще после возвращения на родину снились Кириллу Адашеву светящиеся аметистами и изумрудами вечные льды и горизонты Южного материка.
Князь подошел к столу, покрытому толстым синим сукном, заваленному рулонами навигационных карт, чертежами, торопливо набросанными заметками. На специальной подставке перед ним стоял макет первого российского стимбота (От английского steamboat - пароход.) "Елизавета". Взяв его в руки, он задумчиво осмотрел и вернул на прежнее место. По его сведениям, воды российских рек бороздят не менее тридцати-сорока пароходов. На товарно-пассажирской линии Одесса - Ялта уже четвертый год исправно совершает рейсы паровое судно "Одесса", но военный флот по-прежнему остается парусным. Англия, Франция и Турция вовсю готовятся к войне, и в ней не будет места парусным кораблям. Их место должны занять не зависящие от капризов погоды, более маневренные и прочные паровые суда...
В нынешней политической ситуации это не должно вызывать никакого сомнения, но твердолобые чиновники из Морского министерства не в состоянии понять или попросту не хотят, не желают знать, что прошли спокойные времена, а посты и награды достаются теперь не за выслугу лет и чинопочитание, но за истинное служение Отечеству под пулями и разрывными снарядами, при ураганном ветре и в ледяном холоде.
В окно ударил очередной снежный заряд. Любимый пес князя Алтай, большой охотник понежиться у камина, поднял голову и некоторое время с недоумением смотрел на хозяина, не понимая своим собачьим умом, и что ему все неймется, и чем он так постоянно озабочен? Но ласковое тепло сделало свое дело, и пес, вновь уронив голову на лапы, задремал, изредка поскуливая во сне и помахивая хвостом.
В дверь тихо постучали, почти поскреблись, и Адашев, улыбнувшись, распахнул ее. На пороге стояла старая нянька Агафья, виновато глядя на него:
- Прости меня, старуху, голубчик! Вижу, свет из-под дверей пробивается, дай, думаю, загляну! На кухне сегодня ватрушки пекли, а ты к ужину не спустился, я и забеспокоилась. Чай не заболел, Кирюша?
- Нет, нянюшка, просто есть не хотелось. Поздно отобедал с друзьями, вот и решил ужин пропустить.
Нянька недовольно поджала губы:
- Совсем ты себя не бережешь! Что я княгине скажу, когда она из-за границы вернется? Матушка твоя мне строго-настрого наказывала, чтобы ты вовремя обедал и ужинал и заботами себя не слишком утруждал, пока не выздоровеешь!
Князь, обняв старушку за плечи, провел в I глубь кабинета и усадил в кресло, в котором I только что сидел у огня:
- Погрей немного косточки, а я пока кое-что почитаю.
- Хочешь, я тебе чайку принесу с малиной и ватрушечек тоже на всякий случай оставила.
Кирилл поцеловал ее в щеку:
- Что бы я без тебя делал, Агафьюшка? Никто так обо мне не хлопочет и не заботится, как ты, милая!
- И-и-и, голубчик! - поднявшись с кресла, нянька направилась к двери, но остановилась на пороге. - Жениться тебе надо поскорее! У меня и силы уже не те, да и за детьми присмотр нужен материнский, а то эта хранцузка опять жаловалась на робят. Учиться не хотят, задания не выполняют, озоруют страсть! Вчера ей пирожное на стул подложили, юбку попортили, а давеча чернил в кофий налили... Я ругаться стала, так Андрюша меня ведьмой обозвал, а Илья вообще велел на глаза не показываться. - Тут нянька углядела искру ярости в глазах князя и испуганно зачастила:
- Прости меня, дуру старую! Болтаю незнамо чего!
- Немедленно прекрати защищать этих негодников! - Адашев в сердцах стукнул кулаком по столу. - Совсем распоясались, мерзавцы! Мало того, что изнеженными лентяями растут, науками совсем не интересуются, так еще и пакости всякие измышляют! Скажи Федосу, чтобы завтра поднял их не позже восьми часов и до завтрака пускай помогут дворнику расчистить двор от снега, а потом обоих ко мне в кабинет на разговор. Мадемуазель Веронике тоже передай, что я жду ее после десяти.
- Ой, батюшки! Что же ты такое надумал, Кирюша?! Виданное ли дело, чтобы барчуки лопатами скребли да метлами махали?
- Вот пусть и машут, коли барчуки! Покрайней мере аппетит нагуляют и в еде копаться не будут! Насмотрелся я уже на эти представления, когда они от всего нос воротят: это им нетак, то не этак! Пока снег не сойдет, каждый день будут двор чистить. Завтра же переговорю с Авдеем, чтобы на конюшне им работу подыскал, а то растолстели, разжирели, как купцы татарские! Ты ведь помнишь, я в их возрасте и в ночное, и на рыбалку, и на охоту с отцом выпрошусь, а эти... - - Князь махнул рукой и огорченно поморщился. Тяжеловато им придется, когда на флот пойдут служить, а все потому, что сызмальства к пуховым перинам да к сладкой еде приучены.
Агафья, несколько раз мелко перекрестившись, склонила голову:
- Конечно, Кирюша, ты можешь осерчать на меня, старую, но я одно скажу. Детки-то твои мужской руки и не ведали. Княгинюшка, Анна Денисовна, болела долго, не до детей ей было. Батюшка да матушка почитай все время по заграницам живут. Вот и выросли робята, как та полынь-трава: сами себе хозяева, что хотят, то и творят! Каюсь, батюшка, баловала я их - детки все-таки, им и ласка требуется, и жалость какая-никакая...
- Вот за эту жалость и оскорбляют они тебя, наверное! Но я с этим быстро разберусь и, клянусь, оба получат от меня по заслугам! Завтра же лично займусь их учебой и воспитанием. Найду наконец хорошую гувернантку из русских, а француженку уволю. Толку от нее никакого, охрану нанимать ей не собираюсь. Что же это за учительница такая, если не в состоянии за себя постоять? Пусть ищет себе другое место. Нянька покачала осуждающе головой:
- Больно сердит ты, голубчик! Они ж еще дети малые, да и хранцузку жалко. Где она посередь зимы место сыщет?
Князь вновь обнял старушку и улыбнулся: I - Всех бы ты жалела да голубила, но одной жалостью да любовью из мальчишек настоящих мужчин не вырастишь, тем более моряков! На их веку еще много войн предстоит, да пострашнее тех, в коих мне пришлось воевать. Так что не к легкой, а тяжелой, полной лишений жизни их надо готовить, а не баловать безмерно. Насчет мадемуазель пока не беспокойся. Сразу на улицу никто ее выгонять не собирается. Рекомендации я дам хорошие, возможно, где-то ее сюсюканье будет в самый раз. Утром велю секретарю все бумаги подготовить, а пока места не найдет, пусть живет в своей комнате.
- Ну, смотри, Кирюша, тебе, должно быть, виднее, - вздохнув, нянька вышла за дверь и только тогда пожала плечами. - Можно подумать, что русские гуверненки лучше хранцузских...
Сев за стол, Адашев взял из ящичка вест-индскую сигару, аккуратно ее обрезал и закурил. Густая струйка горьковатого дыма устремилась к потолку, но потом изменила направление и потянулась к камину. Князь задумчиво проследил за дымовыми маневрами и откинулся на высокую резную спинку старинного кресла, в котором в далекие времена любил сиживать его пращур, верный сподвижник Петра Алексеевича, участник всех его славных кампаний, лихой моряк и покоритель женских сердец Михаил Адашев. Если бы не Петр, спровадивший княжеского сынка Мишку на учебу в Англию, не видать бы его потомкам моря. Из деревенского увальня получился отменный скиппер (От английского skipper - шкипер) и отважный мореплаватель, отлично усвоивший сложную науку строительства кораблей по чертежам и в этом деле обставивший даже самого Петра!
С того времени все мужчины рода Адашевых становились моряками. И моряками превосходными!
Молодой князь Кирилл получил в наследство от предков не только горячую любовь к морю, но и беспримерную отвагу, гордость за прошлые и настоящие победы, и отчаянную надежду на возрождение былой славы российского флота. К великому горю и сожалению его, морская служба закончилась слишком рано после тяжелого ранения, полученного три года назад во время боя его 48-пушечного корабля "Святой Марк" с двумя турецкими линейными кораблями, имевшими на I борту в общей сложности 180 орудий.
Противник обнаружил русский корабль у берегов Босфора, где тот проводил разведку. Турки довольно быстро догнали "Святой Марк" и предложили капитану третьего ранга Адашеву спустить флаг. Тот созвал совещание в кают-компании, на котором, по обычаю, первое слово дали самому младшему офицеру подпоручику корпуса флотских штурманов Алеше Попову. Совсем еще юный моряк предложил драться до последнего, а затем сцепиться с флагманским кораблем турок и взорваться вместе с ним. Матросы все до единого поддержали решение офицерского совета. Князь, в роду которого никогда еще не спускали флаг перед неприятелем, сам зарядил пистолет и положил его у люка крюйт-камеры, где хранился порох. Оставшийся в живых должен в критический момент исполнить принятое всеми решение.
Но пистолет не понадобился. "Святой Марк" сражался так яростно, так умело подставлял туркам корму, что вражеские корабли вскоре прекратили погоню. На флагманском корабле неприятеля была разбита адмиральская каюта, поврежден рангоут и такелаж. Второй потерял крепление грот-мачты и почти все паруса фок-мачты. Конечно, русский корабль был изранен еще больше: около тридцати пробоин в корпусе и более двухсот повреждений в такелаже. Но, к великой гордости командира и экипажа, они вышли из труднейшего боя победителями и привели корабль к родным берегам. За этот подвиг "Святой Марк" был награжден Георгиевским кормовым флагом, а князь в возрасте тридцати трех лет получил сразу звание капитана первого ранга и орден святого Георгия Победоносца четвертой степени, а в конце 1829 года еще и медаль "За турецкую войну", которой гордился и дорожил ею не меньше.
Но этот бой был последним для князя Адашева. Тяжелые ранения заставили его уйти в преждевременную отставку. И один из самых геройских и перспективных офицеров российского флота, по выражению Михаила Петровича Лазарева, вынужден теперь воевать с чинушами-бюрократами, не желавшими видеть пользу в его предложениях. Эти битвы отнимали не меньше сил и здоровья, но ощутимых изменений в жизни флота в лучшую сторону не вызывали.
Попытавшись вытянуть раненую ногу под столом, князь слегка поморщился. Рана затянулась, нога, если не считать легкой хромоты, приобрела былую подвижность, но стала реагировать на погоду. Однако Кирилл не привык поддаваться хворям и по своему опыту знал, что все болезни быстрее проходят и забываются в делах, поэтому и не щадил себя, работая с утра до позднего вечера. И первейшей его заботой был и оставался тщательно разработанный на протяжении последнего года проект перехода российского флота от парусников к паровым фрегатам. Чиновники в Министерстве морских сил и в Адмиралтейств-совете принимали доводы Адашева в штыки, даже многие из его бывших однокашников и соратников резко осудили этот проект, а некоторые вовсе отказались ознакомиться с ним. Противники Адашева сходились в одном: очень уж хорошей мишенью были водяные колеса парохода. Судно можно остановить одним метким выстрелом. Колеса отнимут у пушек лучшую часть палубы и оставят для них лишь нос да корму. Малая мощность паровой машины, необходимость держать на судне запас угля - все это казалось им роковыми изъянами. Но пароход не зависел от ветра, и это качество вдохновляло князя на борьбу за свой проект.
После существенных поправок и дополнений князь на днях представил его синопсис в военно-морской штаб на рассмотрение адмиралу Лазареву с надеждой, что тот в скором времени предложит его на доклад Государю.
В последнем варианте проекта князь предложил поставить пушки на рельсы или даже на вращающуюся площадку, что должно повысить эффективность стрельбы. Для экономии угля можно установить на кораблях паруса и тем самым заткнуть рот всем противникам его доводов - приверженцам быстроходных красавцев в белом облаке парусов...
В дверь постучали, и в кабинет опять вошла нянька Агафья в сопровождении лакея, которого она заставила принести чай, варенье и любимые ватрушки Кирилла. Князь сдвинул бумаги в сторону, и Прохор поставил поднос на стол.
- Может, еще что подать? - спросила нянька.
- Спасибо, голубушка, - ответил ей князь. - Ты ведь знаешь, на ночь я много не ем.
- Ваша светлость, как только покушаете, вызывайте меня. Я быстренько все здесь приберу, чтобы ничего не мешало, - опустил в поклоне голову лакей.
Иди-ка ты, друг ситный, спать, - устало остановил его Адашев. - Я еще поработаю немного, а насчет посуды завтра распорядишься.
- Премного благодарны-с! - склонился еще ниже Прохор. Как и все в доме, он до сих пор не привык к чудачествам молодого князя. Надо же, услуг камердинера не принимает, одевается сам и сыновей к этому приучает, не гнушается порядок в кабинете навести, да и от ужина, не в пример старому князю, частенько отказывается. Завтракает не по русскому обычаю - кашей овсяной да яйцами вареными, рукоприкладством не занимается. И даже плетку, которой его батюшка по заведенному порядку собственной рукой сек по субботам провинившихся членов "экипажа" (так он называл домашних слуг), из кабинета убрал и до сей поры ни разу не воспользовался.
Однако слуги все-таки побаивались князя. Более всего на свете молодой Адашев не любил ложь, лень и воровство и был с провинившимися весьма строг. Двоих конюхов, попавшихся на краже овса, сослал в самую глухую из своих деревень и велел ходить за свиньями.
Агафья, захватив по давней своей привычке вязание, села в кресло у камина, и вскоре Кирилл услышал, как старушка засвистела потихоньку носом. Под этот свист и еле слышное бормотание старой няньки он опять разложил на столе
бумаги и принялся сосредоточенно вчитываться в них.
4.
Миновал второй месяц пребывания Саши Волоцкой в Петербурге. Поддавшись на уговоры Елизаветы Михайловны, она решила остаться еще на пару недель. В середине марта ожидался самый грандиозный бал сезона, который давала княгиня Дуванова, слывшая в свете большой выдумщицей и оригиналкой. Вот и на этот раз дамам предложили нарядиться в восточные тюрбаны, а на плечи накинуть яркие персидские платки или шали. Мужчин тоже попросили опоясаться пестрыми шелковыми шарфами.
Александра задумчиво перебирала пальцами веер, очередной подарок тетушки. Та приглядела его у своей портнихи, мадам Шардоне, и незамедлительно купила модную, красивую вещицу для племянницы. Веер был составлен из белых страусиных перьев и как нельзя кстати подходил к новому бальному платью девушки - произведению мадам Шардоне и ее мастериц, сотворивших белоснежное чудо из шелка и тюля всего за три дня и две ночи.
Впервые в жизни Саша с большим нетерпением считала дни до бала. По слухам, князь Адашев тоже получил приглашение от княгини Дувановой, но ответ с изъявлением благодарности отнюдь не обещал его присутствия.
Очевидное небрежение князя светской жизнью с еще большей силой всколыхнуло живейший к нему интерес. Накануне бала у многих дам и барышень разного возраста, происхождения и состояния тревожно забились сердца, я наряды и драгоценности подбирались на этот раз с особым тщанием. Красавец князь оставался по-прежнему недосягаем, как и год назад, когда, поправившись после тяжелого ранения, он вновь появился на столичном небосклоне. Разволновались и некоторые достопочтенные мамаши из знаменитых петербургских семейств. Говорили, что князь надумал жениться, что вызывало сомнение, ибо не походил на человека, решившего покончить с жизнью вдовца: от приглашений в дома невест отказывался, балы игнорировал. Сообщение о якобы ожидаемом приезде Кирилла Адашева на бал княгини Дувановой вызвало ажиотаж и в кругу прехорошеньких вдовушек, мечтавших о подобном подарке судьбы. Некоторые наиболее предприимчивые молодые люди, перенявшие английскую моду заключать пари по поводу и без повода, склонялись к мысли, что наиболее вероятной претенденткой может оказаться вдова барона Дизендорфа - двадцатипятилетняя красавица Полина.
Саша к подобным разговорам не прислушивалась, ибо частенько сама становилась героиней досужих домыслов. Однако уловить шепоток за своей спиной на сей раз ей все-таки следовало, чтобы понять - она не единственная, кто украдкой поглядывает на входную дверь и ждет появления высокого, слегка прихрамывающего мужчины с чеканным профилем. Девушка вряд ли призналась бы, с каким нетерпением, переходящим в легкую панику, всматривается она в ярко разодетых гостей, появляющихся на пороге бальной залы, и в каком неистовом темпе устремляется по жилам кровь, стоит ей заметить мужчину, похожего на Кирилла Адашева.
Тетка тем не менее отметила несвойственную племяннице задумчивость и выражение покорности, с которыми та принимала знаки внимания от молодых светских балбесов и кавалеров посолиднее. Пару раз графине удалось поймать ее быстрый взгляд в направлении дверей. Похоже, Саша кого-то ждала. Елизавета Михайловна терялась в догадках, но спросить об этом девушку напрямик не решалась. Слава Богу, что племянница немного образумилась и не отказывает желающим потанцевать с нею.
Саша не подозревала, что за мысли бродят в хорошенькой головке графини Буйновской. А вот в ее собственной голове все до единой посвящались князю Адашеву. Девушка представляла, как он появится на пороге бальной залы, пройдет к ручке княгини Дувановой и тут уж заметит ее, просто не сможет не заметить! "Кто эта очаровательная девушка? - тихо спросит он у княгини, и та ответит: "Ах, это Сашенька Волоцкая, племянница моей близкой подруги Елизаветы Буйновской. Позвольте вас представить, князь!" Он тихо коснется ее руки губами, потом поднимет глаза... О том, что произойдет дальше, Александра боялась думать. Только от видения, как он целует ей руку, сердце выскакивало из груди, а щеки охватывало таким жарким румянцем, что приходилось прятаться за новым веером, а когда и это не помогало, Саша принималась яростно им обмахиваться.
Только что главный церемониймейстер бала Луконин объявил небольшой перерыв в танцах, и основная масса приглашенных устремилась в соседний зал к столам, уставленным фруктовой водой и восточными сластями. Александра, оставшись в бальной зале, слегка прислонилась к пальме, росшей в высокой деревянной кадке.
Собрать так много пальм и украсить ими зал> было прихотью княгини, и хотя он приобрел экзотический вид, но князю Дуванову стоил недешево. Престарелый хозяин бала, потакавший! прихотям молодой жены, не поскупился на расходы и уже по своей инициативе закупил диковинных тропических птиц. И теперь они в развешанных под пальмами клетках веселили взоры гостей, но отнюдь не слух: вопреки обещаниям торговца заморской живностью петь они напрочь отказывались и лишь щелкали клювами, верещали, кричали во все горло хриплыми, словно простуженными, голосами.
Саша всю дорогу просидела необычно тихо, с закрытыми глазами. Тетка сладко посапывала у нее под боком. Карету на поворотах то и дело заносило. Елизавета Михайловна вздрагивала, садилась ровнее, вглядывалась в оконце, затянутое морозным кружевом, и вновь, привалившись к племяннице, начинала дремать. Ей и невдомек было, что сердце ее подопечной бьется непривычно быстро и тревожно.
Впервые в жизни девушка пережила душевное потрясение от встречи с мужчиной. Он прошел мимо и исчез, как призрачное видение, за широкими белыми дверями, не соизволив остановиться и раскланяться. Будь она на месте тети, не преминула бы оскорбиться явной неучтивостью князя, но та, к удивлению Александры, восприняла сие событие как должное и, похоже, сразу о нем забыла. Саша сердито закусила губу, вспомнив, с каким, как ей показалось, пренебрежением князь посмотрел на нее. Она свыклась с восторженными искорками в глазах мужчин, и этот взгляд подействовал на нее будто холодный дождь посреди ясного, солнечного дня.
Александра не понимала, что ее интерес вызван именно таким поведением князя, будь все иначе, он, вероятно, пополнил бы ряды неудачников, о которых графиня Волоцкая забывала в следующую минуту после знакомства. А этот гордец даже представиться не соизволил и потому продолжал занимать ее мысли и будоражить сердце.
За месяц пребывания в Петербурге Саша уже приобрела некоторый опыт и научилась ловко осаживать высокомерных наглецов и чванливых франтов. Ее весьма ехидные замечания, которыми она их наказывала за спесь и гордыню, с удовольствием передавались из уст в уста. Несчастные жертвы ее колючего языка долгое время ощущали себя вроде пробитых пулями мишеней на стрельбище Преображенского полка и в дальнейшем старались держаться от нее на расстоянии пушечного выстрела.
Девушка, вытащив из муфты руку, провела по глазам, словно стряхивая наваждение, которое было совсем некстати. Ей захотелось быстрее от него избавиться. Через несколько дней она вернется в имение и все огорчения, обиды, докучливые кирдягины и навязчивые алтуфьевы останутся в прошлом...
А что касается князя, тетка, наверное, за завтраком выложит всю его подноготную, и от романтических домыслов ничего в помине не останется! И окажется этот невежа точно таким же фатом и любителем богатых невест, как и все остальные. Даже его холодность - сплошное притворство и преследует одну-единственную цель: набить себе цену.
Саша, уверившись в заурядности князя Кирилла, прижалась к тетке и задремала.
3.
Князь Кирилл Адашев откинулся на спинку широкого, обтянутого темно-синим бархатом кресла, устроился поудобнее и вытянул раненую ногу к огню. Он любил эти вечерние часы, когда затихает большой дом, с улицы слышны крики извозчиков, а за дверями прекращается перепалка горничных и лакеев, когда отступают на время заботы и хочется думать, как в юности, о чем-то светлом и безмятежном...
Огонь в камине то затевал веселую плясовую по березовым чуркам, вспыхивая пером жар-птицы, то затихал, как кроткая голубица, и лишь изредка постреливали угольки.
Камин появился совсем недавно вместо старинной голландской печи в чудесных голубых изразцах, о теплые бока которой грелось не одно поколение Адашевых. Но камин не был простой данью английской моде. Более всего на свете князь любил посидеть у открытого огня, почувствовать его живительное тепло. Эта страсть осталась у него с детства, когда вместе с деревенскими мальчишками отправлялся в ночное, делил с ними кусок ржаного хлеба с луком и солью.
Тогда ночная темнота уравнивала всех в правах, и звездное небо принадлежало всем, и речка, и заливные луга, и злющие комары, и костер тоже был один на всех... Во время долгих морских переходов, отстаивая бесконечные штормовые вахты, он часто вспоминал то благословенное время. И более всего ему не хватало этого жаркого, слегка чадящего пламени, подмигивающего синими огнями и согревающего душу и тело.
Вздохнув, князь разворошил кочергой угли. Осталась в прошлом его морская служба, приходится привыкать к жизни сухопутного помещика. И пора уже расстаться с флотскими привычками, заняться имением, найти себе наконец жену, сыновьям - хорошую мать и зажить подобно большинству верноподданных Его Императорского Величества, не утруждая себя государственными заботами и мировыми проблемами.
Подобные мысли все чаще и чаще стали посещать молодого князя, особенно в последнее время, когда его проекты переустройства русского флота встречались в штыки чиновниками из Адмиралтейств-совета и даже в военном ведомстве с некоторых пор на него стали смотреть косо и недоброжелательно.
Адашев встал и прошелся по кабинету. Как ни пытался он себя успокоить, но сегодняшняя встреча с морским министром Моллером основательно выбила его из колеи... Российский флот много лет находился в заброшенном состоянии.
Корабли долго держали в гаванях, они ветшали и гнили, а новые суда строили в постыдно малом количестве, да еще из сырого леса. Никому не было дела, что срок их службы исчислялся пятью-шестью годами. Шведы не дураки, покупают в России добротный лес, который и самим бы ох как пригодился! Сушат его, выдерживают по всем правилам, потому и бороздят их корабли моря и океаны по двадцать и более лет.
Сейчас, при Николае Павловиче, ситуация несколько изменилась. Уже в Наваринском сражении 1827 года русские корабли сыграли решающую роль в разгроме турецко-египетского флота объединенной русско-англо-французской эскадрой.
На днях героя Наваринской битвы Михаила Петровича Лазарева назначили главным командиром флота. Адашев видел его в бою, когда тот был еще в чине капитана первого ранга и командовал линейным кораблем "Азов". По общему признанию, корабль Лазарева был самым доблестным в сражении. Именно он уничтожил египетский флагман Мухтарем-бея и турецкий флагман Тахир-паши. За беспримерную отвагу и героизм "Азову" впервые на русском флоте был вручен Георгиевский кормовой флаг, а бесстрашный командир получил звание контр-адмирала и четыре ордена сразу: русский, английский, французский и греческий.
Но знакомство их началось гораздо раньше, в 1819 году. Морское ведомство запланировало тогда экспедицию в высокие широты Южного полушария. И князю, молоденькому мичману, выпускнику Кронштадтского кадетского корпуса (его же закончил Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, командир шлюпа "Восток", принимавшего участие в этой сложнейшей экспедиции), удалось попасть в подчинение к лейтенанту Лазареву, командовавшему вторым шлюпом - "Мирный".
Князь посмотрел на чучело птицы, напомнившей ему прошлое, потом на большую карту, которая занимала всю стену позади массивного письменного стола. Красным пунктиром отмечен на ней тот далекий, незабываемый маршрут.
Долго еще после возвращения на родину снились Кириллу Адашеву светящиеся аметистами и изумрудами вечные льды и горизонты Южного материка.
Князь подошел к столу, покрытому толстым синим сукном, заваленному рулонами навигационных карт, чертежами, торопливо набросанными заметками. На специальной подставке перед ним стоял макет первого российского стимбота (От английского steamboat - пароход.) "Елизавета". Взяв его в руки, он задумчиво осмотрел и вернул на прежнее место. По его сведениям, воды российских рек бороздят не менее тридцати-сорока пароходов. На товарно-пассажирской линии Одесса - Ялта уже четвертый год исправно совершает рейсы паровое судно "Одесса", но военный флот по-прежнему остается парусным. Англия, Франция и Турция вовсю готовятся к войне, и в ней не будет места парусным кораблям. Их место должны занять не зависящие от капризов погоды, более маневренные и прочные паровые суда...
В нынешней политической ситуации это не должно вызывать никакого сомнения, но твердолобые чиновники из Морского министерства не в состоянии понять или попросту не хотят, не желают знать, что прошли спокойные времена, а посты и награды достаются теперь не за выслугу лет и чинопочитание, но за истинное служение Отечеству под пулями и разрывными снарядами, при ураганном ветре и в ледяном холоде.
В окно ударил очередной снежный заряд. Любимый пес князя Алтай, большой охотник понежиться у камина, поднял голову и некоторое время с недоумением смотрел на хозяина, не понимая своим собачьим умом, и что ему все неймется, и чем он так постоянно озабочен? Но ласковое тепло сделало свое дело, и пес, вновь уронив голову на лапы, задремал, изредка поскуливая во сне и помахивая хвостом.
В дверь тихо постучали, почти поскреблись, и Адашев, улыбнувшись, распахнул ее. На пороге стояла старая нянька Агафья, виновато глядя на него:
- Прости меня, старуху, голубчик! Вижу, свет из-под дверей пробивается, дай, думаю, загляну! На кухне сегодня ватрушки пекли, а ты к ужину не спустился, я и забеспокоилась. Чай не заболел, Кирюша?
- Нет, нянюшка, просто есть не хотелось. Поздно отобедал с друзьями, вот и решил ужин пропустить.
Нянька недовольно поджала губы:
- Совсем ты себя не бережешь! Что я княгине скажу, когда она из-за границы вернется? Матушка твоя мне строго-настрого наказывала, чтобы ты вовремя обедал и ужинал и заботами себя не слишком утруждал, пока не выздоровеешь!
Князь, обняв старушку за плечи, провел в I глубь кабинета и усадил в кресло, в котором I только что сидел у огня:
- Погрей немного косточки, а я пока кое-что почитаю.
- Хочешь, я тебе чайку принесу с малиной и ватрушечек тоже на всякий случай оставила.
Кирилл поцеловал ее в щеку:
- Что бы я без тебя делал, Агафьюшка? Никто так обо мне не хлопочет и не заботится, как ты, милая!
- И-и-и, голубчик! - поднявшись с кресла, нянька направилась к двери, но остановилась на пороге. - Жениться тебе надо поскорее! У меня и силы уже не те, да и за детьми присмотр нужен материнский, а то эта хранцузка опять жаловалась на робят. Учиться не хотят, задания не выполняют, озоруют страсть! Вчера ей пирожное на стул подложили, юбку попортили, а давеча чернил в кофий налили... Я ругаться стала, так Андрюша меня ведьмой обозвал, а Илья вообще велел на глаза не показываться. - Тут нянька углядела искру ярости в глазах князя и испуганно зачастила:
- Прости меня, дуру старую! Болтаю незнамо чего!
- Немедленно прекрати защищать этих негодников! - Адашев в сердцах стукнул кулаком по столу. - Совсем распоясались, мерзавцы! Мало того, что изнеженными лентяями растут, науками совсем не интересуются, так еще и пакости всякие измышляют! Скажи Федосу, чтобы завтра поднял их не позже восьми часов и до завтрака пускай помогут дворнику расчистить двор от снега, а потом обоих ко мне в кабинет на разговор. Мадемуазель Веронике тоже передай, что я жду ее после десяти.
- Ой, батюшки! Что же ты такое надумал, Кирюша?! Виданное ли дело, чтобы барчуки лопатами скребли да метлами махали?
- Вот пусть и машут, коли барчуки! Покрайней мере аппетит нагуляют и в еде копаться не будут! Насмотрелся я уже на эти представления, когда они от всего нос воротят: это им нетак, то не этак! Пока снег не сойдет, каждый день будут двор чистить. Завтра же переговорю с Авдеем, чтобы на конюшне им работу подыскал, а то растолстели, разжирели, как купцы татарские! Ты ведь помнишь, я в их возрасте и в ночное, и на рыбалку, и на охоту с отцом выпрошусь, а эти... - - Князь махнул рукой и огорченно поморщился. Тяжеловато им придется, когда на флот пойдут служить, а все потому, что сызмальства к пуховым перинам да к сладкой еде приучены.
Агафья, несколько раз мелко перекрестившись, склонила голову:
- Конечно, Кирюша, ты можешь осерчать на меня, старую, но я одно скажу. Детки-то твои мужской руки и не ведали. Княгинюшка, Анна Денисовна, болела долго, не до детей ей было. Батюшка да матушка почитай все время по заграницам живут. Вот и выросли робята, как та полынь-трава: сами себе хозяева, что хотят, то и творят! Каюсь, батюшка, баловала я их - детки все-таки, им и ласка требуется, и жалость какая-никакая...
- Вот за эту жалость и оскорбляют они тебя, наверное! Но я с этим быстро разберусь и, клянусь, оба получат от меня по заслугам! Завтра же лично займусь их учебой и воспитанием. Найду наконец хорошую гувернантку из русских, а француженку уволю. Толку от нее никакого, охрану нанимать ей не собираюсь. Что же это за учительница такая, если не в состоянии за себя постоять? Пусть ищет себе другое место. Нянька покачала осуждающе головой:
- Больно сердит ты, голубчик! Они ж еще дети малые, да и хранцузку жалко. Где она посередь зимы место сыщет?
Князь вновь обнял старушку и улыбнулся: I - Всех бы ты жалела да голубила, но одной жалостью да любовью из мальчишек настоящих мужчин не вырастишь, тем более моряков! На их веку еще много войн предстоит, да пострашнее тех, в коих мне пришлось воевать. Так что не к легкой, а тяжелой, полной лишений жизни их надо готовить, а не баловать безмерно. Насчет мадемуазель пока не беспокойся. Сразу на улицу никто ее выгонять не собирается. Рекомендации я дам хорошие, возможно, где-то ее сюсюканье будет в самый раз. Утром велю секретарю все бумаги подготовить, а пока места не найдет, пусть живет в своей комнате.
- Ну, смотри, Кирюша, тебе, должно быть, виднее, - вздохнув, нянька вышла за дверь и только тогда пожала плечами. - Можно подумать, что русские гуверненки лучше хранцузских...
Сев за стол, Адашев взял из ящичка вест-индскую сигару, аккуратно ее обрезал и закурил. Густая струйка горьковатого дыма устремилась к потолку, но потом изменила направление и потянулась к камину. Князь задумчиво проследил за дымовыми маневрами и откинулся на высокую резную спинку старинного кресла, в котором в далекие времена любил сиживать его пращур, верный сподвижник Петра Алексеевича, участник всех его славных кампаний, лихой моряк и покоритель женских сердец Михаил Адашев. Если бы не Петр, спровадивший княжеского сынка Мишку на учебу в Англию, не видать бы его потомкам моря. Из деревенского увальня получился отменный скиппер (От английского skipper - шкипер) и отважный мореплаватель, отлично усвоивший сложную науку строительства кораблей по чертежам и в этом деле обставивший даже самого Петра!
С того времени все мужчины рода Адашевых становились моряками. И моряками превосходными!
Молодой князь Кирилл получил в наследство от предков не только горячую любовь к морю, но и беспримерную отвагу, гордость за прошлые и настоящие победы, и отчаянную надежду на возрождение былой славы российского флота. К великому горю и сожалению его, морская служба закончилась слишком рано после тяжелого ранения, полученного три года назад во время боя его 48-пушечного корабля "Святой Марк" с двумя турецкими линейными кораблями, имевшими на I борту в общей сложности 180 орудий.
Противник обнаружил русский корабль у берегов Босфора, где тот проводил разведку. Турки довольно быстро догнали "Святой Марк" и предложили капитану третьего ранга Адашеву спустить флаг. Тот созвал совещание в кают-компании, на котором, по обычаю, первое слово дали самому младшему офицеру подпоручику корпуса флотских штурманов Алеше Попову. Совсем еще юный моряк предложил драться до последнего, а затем сцепиться с флагманским кораблем турок и взорваться вместе с ним. Матросы все до единого поддержали решение офицерского совета. Князь, в роду которого никогда еще не спускали флаг перед неприятелем, сам зарядил пистолет и положил его у люка крюйт-камеры, где хранился порох. Оставшийся в живых должен в критический момент исполнить принятое всеми решение.
Но пистолет не понадобился. "Святой Марк" сражался так яростно, так умело подставлял туркам корму, что вражеские корабли вскоре прекратили погоню. На флагманском корабле неприятеля была разбита адмиральская каюта, поврежден рангоут и такелаж. Второй потерял крепление грот-мачты и почти все паруса фок-мачты. Конечно, русский корабль был изранен еще больше: около тридцати пробоин в корпусе и более двухсот повреждений в такелаже. Но, к великой гордости командира и экипажа, они вышли из труднейшего боя победителями и привели корабль к родным берегам. За этот подвиг "Святой Марк" был награжден Георгиевским кормовым флагом, а князь в возрасте тридцати трех лет получил сразу звание капитана первого ранга и орден святого Георгия Победоносца четвертой степени, а в конце 1829 года еще и медаль "За турецкую войну", которой гордился и дорожил ею не меньше.
Но этот бой был последним для князя Адашева. Тяжелые ранения заставили его уйти в преждевременную отставку. И один из самых геройских и перспективных офицеров российского флота, по выражению Михаила Петровича Лазарева, вынужден теперь воевать с чинушами-бюрократами, не желавшими видеть пользу в его предложениях. Эти битвы отнимали не меньше сил и здоровья, но ощутимых изменений в жизни флота в лучшую сторону не вызывали.
Попытавшись вытянуть раненую ногу под столом, князь слегка поморщился. Рана затянулась, нога, если не считать легкой хромоты, приобрела былую подвижность, но стала реагировать на погоду. Однако Кирилл не привык поддаваться хворям и по своему опыту знал, что все болезни быстрее проходят и забываются в делах, поэтому и не щадил себя, работая с утра до позднего вечера. И первейшей его заботой был и оставался тщательно разработанный на протяжении последнего года проект перехода российского флота от парусников к паровым фрегатам. Чиновники в Министерстве морских сил и в Адмиралтейств-совете принимали доводы Адашева в штыки, даже многие из его бывших однокашников и соратников резко осудили этот проект, а некоторые вовсе отказались ознакомиться с ним. Противники Адашева сходились в одном: очень уж хорошей мишенью были водяные колеса парохода. Судно можно остановить одним метким выстрелом. Колеса отнимут у пушек лучшую часть палубы и оставят для них лишь нос да корму. Малая мощность паровой машины, необходимость держать на судне запас угля - все это казалось им роковыми изъянами. Но пароход не зависел от ветра, и это качество вдохновляло князя на борьбу за свой проект.
После существенных поправок и дополнений князь на днях представил его синопсис в военно-морской штаб на рассмотрение адмиралу Лазареву с надеждой, что тот в скором времени предложит его на доклад Государю.
В последнем варианте проекта князь предложил поставить пушки на рельсы или даже на вращающуюся площадку, что должно повысить эффективность стрельбы. Для экономии угля можно установить на кораблях паруса и тем самым заткнуть рот всем противникам его доводов - приверженцам быстроходных красавцев в белом облаке парусов...
В дверь постучали, и в кабинет опять вошла нянька Агафья в сопровождении лакея, которого она заставила принести чай, варенье и любимые ватрушки Кирилла. Князь сдвинул бумаги в сторону, и Прохор поставил поднос на стол.
- Может, еще что подать? - спросила нянька.
- Спасибо, голубушка, - ответил ей князь. - Ты ведь знаешь, на ночь я много не ем.
- Ваша светлость, как только покушаете, вызывайте меня. Я быстренько все здесь приберу, чтобы ничего не мешало, - опустил в поклоне голову лакей.
Иди-ка ты, друг ситный, спать, - устало остановил его Адашев. - Я еще поработаю немного, а насчет посуды завтра распорядишься.
- Премного благодарны-с! - склонился еще ниже Прохор. Как и все в доме, он до сих пор не привык к чудачествам молодого князя. Надо же, услуг камердинера не принимает, одевается сам и сыновей к этому приучает, не гнушается порядок в кабинете навести, да и от ужина, не в пример старому князю, частенько отказывается. Завтракает не по русскому обычаю - кашей овсяной да яйцами вареными, рукоприкладством не занимается. И даже плетку, которой его батюшка по заведенному порядку собственной рукой сек по субботам провинившихся членов "экипажа" (так он называл домашних слуг), из кабинета убрал и до сей поры ни разу не воспользовался.
Однако слуги все-таки побаивались князя. Более всего на свете молодой Адашев не любил ложь, лень и воровство и был с провинившимися весьма строг. Двоих конюхов, попавшихся на краже овса, сослал в самую глухую из своих деревень и велел ходить за свиньями.
Агафья, захватив по давней своей привычке вязание, села в кресло у камина, и вскоре Кирилл услышал, как старушка засвистела потихоньку носом. Под этот свист и еле слышное бормотание старой няньки он опять разложил на столе
бумаги и принялся сосредоточенно вчитываться в них.
4.
Миновал второй месяц пребывания Саши Волоцкой в Петербурге. Поддавшись на уговоры Елизаветы Михайловны, она решила остаться еще на пару недель. В середине марта ожидался самый грандиозный бал сезона, который давала княгиня Дуванова, слывшая в свете большой выдумщицей и оригиналкой. Вот и на этот раз дамам предложили нарядиться в восточные тюрбаны, а на плечи накинуть яркие персидские платки или шали. Мужчин тоже попросили опоясаться пестрыми шелковыми шарфами.
Александра задумчиво перебирала пальцами веер, очередной подарок тетушки. Та приглядела его у своей портнихи, мадам Шардоне, и незамедлительно купила модную, красивую вещицу для племянницы. Веер был составлен из белых страусиных перьев и как нельзя кстати подходил к новому бальному платью девушки - произведению мадам Шардоне и ее мастериц, сотворивших белоснежное чудо из шелка и тюля всего за три дня и две ночи.
Впервые в жизни Саша с большим нетерпением считала дни до бала. По слухам, князь Адашев тоже получил приглашение от княгини Дувановой, но ответ с изъявлением благодарности отнюдь не обещал его присутствия.
Очевидное небрежение князя светской жизнью с еще большей силой всколыхнуло живейший к нему интерес. Накануне бала у многих дам и барышень разного возраста, происхождения и состояния тревожно забились сердца, я наряды и драгоценности подбирались на этот раз с особым тщанием. Красавец князь оставался по-прежнему недосягаем, как и год назад, когда, поправившись после тяжелого ранения, он вновь появился на столичном небосклоне. Разволновались и некоторые достопочтенные мамаши из знаменитых петербургских семейств. Говорили, что князь надумал жениться, что вызывало сомнение, ибо не походил на человека, решившего покончить с жизнью вдовца: от приглашений в дома невест отказывался, балы игнорировал. Сообщение о якобы ожидаемом приезде Кирилла Адашева на бал княгини Дувановой вызвало ажиотаж и в кругу прехорошеньких вдовушек, мечтавших о подобном подарке судьбы. Некоторые наиболее предприимчивые молодые люди, перенявшие английскую моду заключать пари по поводу и без повода, склонялись к мысли, что наиболее вероятной претенденткой может оказаться вдова барона Дизендорфа - двадцатипятилетняя красавица Полина.
Саша к подобным разговорам не прислушивалась, ибо частенько сама становилась героиней досужих домыслов. Однако уловить шепоток за своей спиной на сей раз ей все-таки следовало, чтобы понять - она не единственная, кто украдкой поглядывает на входную дверь и ждет появления высокого, слегка прихрамывающего мужчины с чеканным профилем. Девушка вряд ли призналась бы, с каким нетерпением, переходящим в легкую панику, всматривается она в ярко разодетых гостей, появляющихся на пороге бальной залы, и в каком неистовом темпе устремляется по жилам кровь, стоит ей заметить мужчину, похожего на Кирилла Адашева.
Тетка тем не менее отметила несвойственную племяннице задумчивость и выражение покорности, с которыми та принимала знаки внимания от молодых светских балбесов и кавалеров посолиднее. Пару раз графине удалось поймать ее быстрый взгляд в направлении дверей. Похоже, Саша кого-то ждала. Елизавета Михайловна терялась в догадках, но спросить об этом девушку напрямик не решалась. Слава Богу, что племянница немного образумилась и не отказывает желающим потанцевать с нею.
Саша не подозревала, что за мысли бродят в хорошенькой головке графини Буйновской. А вот в ее собственной голове все до единой посвящались князю Адашеву. Девушка представляла, как он появится на пороге бальной залы, пройдет к ручке княгини Дувановой и тут уж заметит ее, просто не сможет не заметить! "Кто эта очаровательная девушка? - тихо спросит он у княгини, и та ответит: "Ах, это Сашенька Волоцкая, племянница моей близкой подруги Елизаветы Буйновской. Позвольте вас представить, князь!" Он тихо коснется ее руки губами, потом поднимет глаза... О том, что произойдет дальше, Александра боялась думать. Только от видения, как он целует ей руку, сердце выскакивало из груди, а щеки охватывало таким жарким румянцем, что приходилось прятаться за новым веером, а когда и это не помогало, Саша принималась яростно им обмахиваться.
Только что главный церемониймейстер бала Луконин объявил небольшой перерыв в танцах, и основная масса приглашенных устремилась в соседний зал к столам, уставленным фруктовой водой и восточными сластями. Александра, оставшись в бальной зале, слегка прислонилась к пальме, росшей в высокой деревянной кадке.
Собрать так много пальм и украсить ими зал> было прихотью княгини, и хотя он приобрел экзотический вид, но князю Дуванову стоил недешево. Престарелый хозяин бала, потакавший! прихотям молодой жены, не поскупился на расходы и уже по своей инициативе закупил диковинных тропических птиц. И теперь они в развешанных под пальмами клетках веселили взоры гостей, но отнюдь не слух: вопреки обещаниям торговца заморской живностью петь они напрочь отказывались и лишь щелкали клювами, верещали, кричали во все горло хриплыми, словно простуженными, голосами.