Спустился к бухте Золотой Рог. Пересек понтонный мост. Постоял посередине. На небе ни облачка. Глубокая синева и ясность. Несмотря на декабрь, какая-то восхитительная эластичная атмосфера. Что-то вроде английского июня, охлажденного и приправленного, как шербет, американским октябрем. Чистота и красота лета, лишенного духоты. Вернулся домой через обширные пригороды Галаты. Огромная многонациональная толпа. Менялы. В обращении монеты всех наций. Вывески на четырех-пяти языках (по-турецки, французски, гречески, армянски). Лотерея. То же самое творится у лодок. Чувствуешь себя в центре Вселенной. Великое проклятие этого Вавилона — невозможность перекинуться словом с ближним. Приходится следить за карманами. Мой гид засунул руки в свои. Ужасный, трагический вид улиц. Трухлявые, мрачные дома. Они выглядят настолько угрюмо и угрожающе, что кажется, будто внутри их с каждого стропила свешивается самоубийца. Полнейшее отсутствие открытого пространства — никаких скверов или парков. Задыхаешься от недостатка пространства. Негде разойтись. Турецкие кофейни. Закоптелые дыры, былое процветание, съеденное молью. По обоим сторонам широкие сиденья или диваны, на которых восседают старые, заплесневелые турки, раскуривающие с видом фокусников.
   В некоторых киосках (павильонах) хранятся короны покойных султанов. Смотришь сквозь позолоченные решетки и кружевные занавески на сверкающие вещи. Около мечети султана Сулеймана захоронения его семьи — по площади не уступают небольшой деревеньке. Его жены, дети, слуги. Все позолочено и покрыто резьбой. Гробницы женщин высечены без изголовий (у женщин нет душ). Могилы султана Сулеймана и трех его братьев. Павильоны. Позолочены, как каминный орнамент.
   Воскресенье 14 декабря.
   В Константинополе три «воскресенья» в неделю: в пятницу у турок, в субботу у евреев, в воскресенье у католиков, греков и армян.
   В 8 часов утра перешел через второй мост в Стамбул. Хотелось объехать на лошади вокруг крепостной стены. Проехал между стеной и Золотым Рогом сквозь греческие и еврейские кварталы и очутился напротив земляного вала у «Сладких вод» — долины, которая простирается от берега вглубь и заканчивается красивыми рощами. Проехался вдоль земляного вала. С этой стороны Константинополь был взят турками, и последний из Константинов пал при защите стены. Четыре мили массивности, насыщенной прямоугольными башнями. Примерно через каждые 150 ярдов лондонский Тауэр. Во многих местах укрепления пострадали от землетрясений. Особенно башни. Большие расселины и разломы. В одной башне виднеется узкий просвет входа; расколотые части угрожают падением, словно перевернутые вверх дном пирамиды. Их оплетает вечной зеленью дикий виноград. Четыре стены идут параллельно одна другой — усиленная оборона. Прочность каменной кладки проявляется хотя бы в том, что вершины башен, сброшенные вниз, сползли на землю, не потеряв целостности — не рассыпались на кусочки, а скололись на манер скал, попавших в оползень. В широких проходах выращивают овощи. Огороды. Плодородная почва, изобилие. Здесь падали солдаты Константина. Повергнутые в прах, они взошли в виде картофеля. К стенам примыкают кладбищенские леса. Кипарисы растут так же густо, как ели в шотландской колонии. Очень старые деревья. Вид первозданный, сверхъестественный. Стены стоят неумолимой преградой между жилищами живых и прибежищем мертвых. С внешней стороны стены — греческая церковь. Весьма красивая, выглядит совершенно новой на фоне старины. В память о чудесной рыбе note 14. Украшена знаменами девы и т. д. Прекрасная пещерная часовня. Фонтан со святой водой. Сюда приходят греки, совершают омовение, ставят свечи. Повсюду под деревьями люди. Курят кальян, пьют, едят, катаются на лошадях. Толпа полная веселья. Греческое воскресенье. Подъехал к Мраморному морю, там, где кончается стена. Начиная отсюда, волны разбиваются обоснование стены на протяжении 6 миль вплоть до Сераля. Проник в семибашенный замок. Башни высотой в 200 футов. Две из них обрушены. Необычная толщина. Стены сверху засыпаны землей, поросли травой. Прошелся по террасе. Замкнутое пространство о семи сторонах с башнями по углам. Превосходный вид на город и море. Казематы. Надписи на стенах. Солдаты. Мечеть. Удивительно длительная поездка обратно между стен. Пустынные улицы. Проехал под аркой акведука Валента. В этих высоких арках, поросших плющом и обмытых дождями, кажется, жив еще дух Рима, полный презрения к жалким лачугам Стамбула. Возвышаются отдельные здания и деревья. Снова пересек второй мост в Пера. Опоздал на танцы дервишей note 15. Видел их монастырь. Вспомнил наших трясунов. Поехал на кладбище Пера. В летние вечера они служат местом гуляний. Берег Босфора. Напоминает Бруклинские высоты. Из одной точки открывается особенно великолепный вид на Мраморное море, Принцевы острова и Скутари. Вдоль улиц извивается длинная похоронная процессия армян. Гроб усыпан цветами и покоится на носилках. При свете дня в ногах и в изголовье горят восковые свечи. Попеременно поют мальчики и мужчины. Поразительный эффект. Толпа, петляющая по узким переулкам. Наблюдал обряд погребения. Армяне. Жестикуляция и завывание священников. Делают какие-то знаки. Поблизости увидел женщину, склоненную над свежей могилой, над которой еще не взошла трава. Ничем не прикрытая нищета. Женщина звала умершего, положив голову на могилу как можно ближе к изголовью, словно разговаривая с покойником через подвальный лаз. «Почему ты не говоришь со мной? Боже! Это же я! Сказки только слово!» — умоляла она. Все немо. Утешение здесь бессильно. Эта женщина и ее крики ужасно преследуют меня.
   Уличные зарисовки. Красота человеческих лиц. Безобразные женские лица редки. Примечательно, насколько эти расы превосходят нас в этом отношении. Из каждого второго окна выглядывают лица (греческие, еврейские, армянские), которые в Англии и Америке стали бы центром внимания любого бала. Жалкие домишки и грязные улочки. Приметы нищеты при отсутствии самих нищих. Из хибар выглядывают прекрасные девушки, словно лилии и розы, растущие в разбитых горшках. Выглядят робкими и застенчивыми. Многие дома окружены стенами. На нижних этажах отсутствуют окна. Ворота огромные, словно крепостные. Следы варварства. Грабители. Решетки на окнах турецких домов. Крохотные оконца. Путаница улиц. Нет главной. Никакого указателя. Совершенно заблудился. Носильщики переносят огромные тяжести. Верблюды, ослы, мулы, лошади. Мосты Константинополя намного живописнее лондонских. Контраст между лондонским мостом и этими. Каяки, словно стрелы, проносятся под деревянными арками. Они разбегаются словно куча муравьев из своего разворошенного дома. По обеим сторонам ряды турецких суденышек совершенно одинакового устройства и размеров. Они выстроились рядами, подобно войскам, взявшим на караул. Мачты черных английских пароходов. Мальчишки-гиды на мосту. Греки. Красивые лица. Оживление, болтовня. Кажется, можно без устали разговаривать с людьми, перегнувшись через балюстраду. Большие мечети, видимые с моста, выстроены намеренно на вершинах куполообразных городских холмов. Чудесный эффект. Они кажутся просторными шатрами.
   Понедельник 15 декабря.
   Совершенно обессилел виденным за прошлый вечер. Утром чувствовал себя как будто после колесования. Вышел в 11 часов, не взяв гида. Поднялся на Генуэзскую башню. Громадное сооружение. 60 футов диаметром, 200-высотой. Стены толщиной 12 футов. Лестница устроена прямо в стене, а не по оси башни. Необычный план расположения лестниц. Бакшиш. Башня оканчивается каким-то трубообразным сооружением наподобие минарета. Высоченное гнездилище голубей. С галереи наружу открывается восхитительный вид на окрестности. Знаю три великолепных вида на Константинополь. Было бы полезно познакомиться с планом Пера. После скрупулезного изучения удалось проследить дорогу к двум главным мостам. Спустился вниз, пересек первый мост. До базара нанял мальчика-гида. На протяжении всего пути от Генуэзской башни до моста катится непрерывный людской поток. Огромные толпы со стороны Константинополя. По ступенькам поднялся на широкую площадь, примыкающую к мечети. Здесь продают одежду. Весьма деловая обстановка. Вдоль всего пути к базару толпы, толпы, толпы. Начиная с Фес-Капа, дорога, кажется, вымощена изразцами. Базар образован бесчисленным количеством узких проходов, перекрытых арками. Он похож на ряды балаганов. Перед каждым что-то вроде софы-прилавка (на них присаживаются покупатели-женщины). В каждом балагане — мужчина. Персидский базар. Сплошное великолепие. Ростовщики, менялы-люди с бушелью, а то и двумя, монет всех стран, священнодействующие словно продавцы орехов. Торговцы коврами. Ангорская шерсть. Фунт и десять шиллингов за самый маленький. Отпустив гида, два или три часа подвергался преследованию со стороны какого-то ужасного грека и его сообщников. Они ходили за мной по пятам по всем закоулкам базара. Я не мог ни пугнуть их, ни убежать. Начал ощущать беспокойство; вспомнил, что наибольший интерес в шиллеровском «Духовидце» note 16 вызывает эпизод, когда в Венеции героя преследует армянин. Таинственное, настойчивое и молчаливое сопровождение. Наконец, удалось от них отделаться. Подошел к Ага Джэниссари (башня Сераскира). Что-то вроде пожарной каланчи. Огромная колонна в мавританском духе. Колоссальные сарацины. Наблюдал за учениями турецких солдат. Неудачная попытка дисциплинировать жителей преисподней. Снова залюбовался «Обгоревшей башней». Основание вязнет в перегное. Она покосилась, раскололась, треснула и надломилась. Подкопченного пурпурного цвета. Местами, словно венками, оплетена лавром. (Водопроводная труба Кротонова озера, поставленная торчком.) Уличные сцены. Позолоченные кареты в стиле Хоггарта. Изящные желтые туфельки женщин топчут грязь. Путаница местечка. Нет дороги вдоль берега. Лабиринт обходных путей по задворкам. На базаре у мечети продают странные книги. Англичанин за обедом. Пригласил меня в Байякдерр, чтобы продемонстрировать, как вымогают деньги. Сказал, что ничто на свете не заставит его прогуляться ночью по Галате. Убийства каждую ночь. Его коттедж на берегу Босфора был атакован грабителями. Босфор.
   Вторник 16 декабря.
   В 8.30 утра сел на пароход, чтобы прокатиться по Босфору до Байякдерра. Восхитительно! Пейзаж:— помпезное шествие природы. Европа и Азия выставляют напоказ все самое лучшее. Вызывающие контрасты. Один ландшафт переходит в другой, уступая место новому чуду, однако являясь вновь в еще более пышном, но все же стыдливом величии, не желая проигрывать в этом состязании красоты. Мирты, кипарисы, кедры — вечная зелень. Мимолетный вид на Егзин со стороны Байякдерра. Вода чистая, как в озере Онтарио. Берега — естественные пристани. Они возвышаются над водой полками, словно парапет канала. Большие корабли проходят вплотную к берегу. Султанские дворцы. Домики для увеселений. Посольские дворцы. У подножия белых ступеней пенится вода, будто вдоль кораллового рифа. Место примечательно этим кажущимся вмешательством океана в береговые дела. Корабли становятся на якорь у подножия ущелий, в глубоких зеленых водоемах, сверкая парусиновыми тентами. Целая галерея пристаней и бухт, образованных чередованием мысов и заливов. Многие уголки напоминают высоты на берегах Гудзона, сильно увеличенные в размере. Дельфины играют в синеве, огромные стаи голубей носятся над головой, совершая военные эволюции. Солнце сверкает на дворцах. Вид с высоты Байякдерра. «Ройял Альберт». Просматривается Егзин. Цепочка озера Джорджес. Не удивительно, что цари всегда жаждали завладеть столицей султанов. Не удивительно, что русские посреди своих елей вздыхают по этим миртам [В 1472 г. царевна Зоя, дочь Фомы Палеолога, брата погибшего при осаде турками последнего византийского императора Константина, под именем царевны Софьи стала женой великого московского князя Ивана. С тех пор московские князья и русские цари считали себя законными наследниками «второго Рима» — Константинополя и защитниками христиан в границах бывшей Османской империи.
   В этом направлении же развивалась и военная экспансия царской России, которая претендовала открыто или тайно в зависимости от политической ситуации на проливы Босфор и Дарданеллы. — Прим. ред.]. Кедры и кипарисы — единственные разновидности деревьев, растущие вокруг столицы. Кипарисы — зеленые минареты, перемежающиеся с каменными. Форма минарета (возможно) заимствована у кипариса. Чередование темной листвы дерева с яркими шпилями выразительно подчеркивает контраст между жизнью и смертью. Праздничный Босфор. Верхушки маргариток подернуты пурпуром восхода, и сама почва, где они растут, имеет красноватобурый оттенок. Павильоны и фонтаны. Поражает деликатность и чарующее изящество этих наружных сооружений. Думается, что они слишком хрупки, чтобы противостоять воздействию погоды, и, кажется, вот-вот растают, подобно леденцовым замкам. Обильная скульптура, позолота, живопись. Вокруг амфитеатром растут лавровые деревья. Вернувшись с прогулки по Босфору, постоял на первом мосту. Любопытно оказаться в гуще миллионов человеческих существ, большинство которых, кажется, вовсе не желают приобщаться к нашей цивилизации и по единому согласию отрицают многое из нашей морали и начисто отвергают все наши религии. Толпа на мосту напоминает огромный костюмированный бал. (Гигантский персидский ковер.) 1 500 000 актеров. Банвард не пожалел бы сотен миль полотна, чтобы изобразить эту пышную движущуюся процессию. Лотошники и разносчики всех мастей. Кондитерские изделия носят на голове. Цепочки преступников с железными ошейниками — в затылок друг другу. Они переносят невероятные тяжести — головы выполняют работу мускулов. Некоторые перетаскивают грузы с помощью шестов, уперевшись руками в плечи идущего впереди. Военные чины в сопровождении пеших посыльных. Леди в желтых туфельках. Повозки «Арабас». Лошади такие же обходительные и ручные, как пешеходы. Взимают мостовые сборы (трое или четверо). Великолепные барки пашей проносятся под арками мостика. Джентльмен, сопровождаемый слугой, верхом на лошади. Офицер, разговаривающий со своим преданным слугой. Черный евнух с большой пышностью следует со своими белыми слугами. Негр-мусульманин. Продавцы щербета. Слоняется без дела араб или грузин в высокой шапке. Солдаты. Гурты овец, пастухи, одетые в овечьи шкуры, маршируют впереди. Вереница груженых лошадей. Мешки с мукой. Стадо ослов — каждый старается наподдать им пинка. Вокруг только и слышится: Юсуф, Хассан, Хамет. В конце моста мечеть. Покачивание голов во дворе и т. п. Дорога на базар ведет через этот дворик.
   Посетил мечеть Ахмета (шесть башен). Передний дворик напоминает оранжерею. Двадцать небольших сводов или куполов. Двойная галерея. Снаружи веранда, внутри колоннада. Посередине фонтан. Колонны из разноцветного мрамора и мозаики. Горы старых вещей, нищие отрезают куски от старых одежд. Мешки с отметинами. Куча ржавых обручей. Груды истрепанных мешков, пояса, ложки, чайники. Решетчатое оконце проглядывает между двойными галереями. Чудесный эффект. Снаружи, под галереей, желоба с каменными сидениями для омовения ног верующих. Внутри четыре столбовидные опоры наподобие башен для поддержания свода. (Белый мрамор.) В «башнях» устроены фонтаны. Совершеннейший образец мечети. Внутри прямоугольная площадь. Небольшие купола и полусводы. Птицы гнездятся среди светильников и летают повсюду.
   Карманный компас был бы очень полезен в Константинополе. Пера — штаб-квартира послов, там же гнездятся негласные дипломаты в виде мошенников, игроков, обманщиков. Никакое иное место на земле не собирает такого количества плутов. Контраст Дарданелл и пролива Гибралтар. Салоники после Константинополя — главное торговое место в европейской Турции. Черный ход в Европу. Человек — благородное животное, великолепен в эпитафиях и т. д. (Запись на стене пирамиды Хеопса о стоимости потребленного лука.)


Константинополь


   Вторник 16 декабря 1856 года.
   Почти до темноты бродил около ипподрома. Заблудился и наконец вышел к каким-то воротам на берегу Мраморного моря. Наняв каяк, вернулся в Топханне. Стены в этом месте выглядят очень любопытно. Благодаря большому возвышению берега над морем укрепления, кажущиеся со стороны моря стенами, со стороны суши представляются в виде парапетов. Поэтому с моря дома кажутся необычайно высокими. Любой формы. Иногда окна — крохотные проемы. Кое-где попадаются балконы. Некоторые ворота и арочные въезды замурованы. Колоннады местами открыты, местами заделаны. Падение, вернее, выкрошивание куска стены в углу обнажило одинокую колонну белого мрамора. Она выглядит странным воскресением мертвого тела, замурованного в гробницу. Вспомнились стены Аботсфорда, где можно наблюдать то же только в большем масштабе. Там, где обрушилась большая масса кладки, ее кучки выглядят обломками скал, сваленных в огромные кучи. Известь по крепости не уступает ни камню, ни изразцам. Сегодня за обедом французский атташе оценил население Константинополя, окрестностей и побережья Босфора в 1 500 000. Судя по толпам, довольно скромная цифра. Крепость Махмуда II, план которой воспроизводит арабскую надпись, обозначающую его имя. Это дает некоторое представление о его характере. Найдется немало людей, способных начертить свое имя коньками на льду, но много ли таких, кто сумеет твердо увековечить его в виде крепостных стен, возведенных на вечных скалах. Со стороны моря крепость выглядит необычно.
   Среда 17 декабря.
   Провел целый день, вновь осматривая Сераль и т. п. Благодаря странности формы святая София вблизи кажется частично опустившейся под землю. Будто разглядываешь верхнюю часть какого-то огромного храма, которому только суждено еще быть выкопанным на поверхность. Чтобы попасть внутрь, спускаешься по ступенькам вниз. Купол покрыт щербинами, словно тулья потрепанной шляпы. В один прекрасный день он неизбежно осядет. Изнутри купол имеет (благодаря плоской поверхности) вид огромного резонатора. Прочность каменной кладки. Интерьер — внушительное пространство. Драгоценный мрамор. Боготворение. Прострация мозга. Часть города неподалеку от старого Сераля. Пустынные улицы. Странные здания. Ряды необычных приступок, ниш, высокие Нюренбергские часы. Проходы и проулки. Сераль. Множество запретных мест. Сам Сераль имеет, кажется, прямоугольную форму. Со стороны холма здания выставляют наружу сплошные стены, подкрепленные контрфорсами. Внутри просторно. Кое-где выглядывают из-за стен кипарисы. Великолепный вид с мыса Сераль: Мраморное море, Босфор, Скутари. Дворики и площадки Сераля выглядят странно и носят как бы отпечаток колдовства.
   Собаки. Они бродят внушительными бандами, словно степные волки. Хозяев нет. Турки, кажется, не заводят собак. Не одомашнены. Бродячие. Убийство их противоречит религии. Санитары улиц. Временами слышны ужасные вопли. По ночам собачьи драки. Довольно неприятно наткнуться на такую свору в заброшенном переулке. В основном желтые, с длинными вытянутыми мордами. Многие покрыты шрамами, другие паршой. Видел, как они лежат посреди свалки, почти не отличаясь от куч мусора такого же цвета. Видел, как собаки собрались над трупом лошади на морском берегу. Блуждая по окрестностям, нашел Черную Дыру note 17 прямо на улице. Не осмелился зайти дальше.
   Гарем (неприкосновенный) на борту паровых судов. Решетчатые перегородки. Леди светлокожие, с прямыми носами. Правильные черты лица, отличные бюсты. В своих простых одеждах похожи на монахинь, однако округлость бюста говорит о том, что не принадлежат к этой категории. Между сектами соблюдается отменное приличие. Никаких переглядываний. Никакой развязности. Не ищут взаимного восхищения. Никакой распущенности. Нет пьяных. Не видел никого, хотя спиртное и продается. Здесь заняты делом.