Мэнди Коллинз. Приглашение на танец

   – Мы уже это обсуждали. – Несмотря на охвативший его гнев, Лукас говорил ровным голосом. – Думаю, я не давал повода надеяться, что мое мнение изменится. Сыщик, которого я отправил в Александрию, еще не сообщил, что ему удалось узнать. А пока я не получу от него вестей, мы будем считать Уильяма живым. Возможно, он попросту отстал от остальных участников экспедиции до того, как они отбыли в Англию.
 
   Его тон стал резким, но ему чертовски не нравилось, что Кларисса торопится объявить мертвым его младшего брата, которого он когда-то учил ловить рыбу, ездить на лошади и флиртовать с хорошенькими девушками. Кларисса между тем продолжала гнуть свою линию. Настроение Лукаса она не заметила или предпочла сделать вид, что не заметила.
   – Никто о нем давно ничего не слышал, – упорствовала она. – Он не давал о себе вестей никому из членов группы. Британское консульство вело поиски, и они ничего не дали. У нас нет причин верить, что Уильям вернется. Когда-нибудь.
   Как только Лукас узнал, что брат пропал, он обратился за помощью в министерство иностранных дел, но там тоже были озадачены ситуацией не меньше, чем все остальные. Он даже обращался к лорду Генри Шелби, главному должностному лицу министерства, который к тому же состоял в родстве с лордом Херстоном. У Лукаса не было причин рассчитывать, что Шелби скажет правду, но тот был вторым лицом после министра иностранных дел, и с ним обязательно нужно было проконсультироваться, хотя бы для того, чтобы оценить его искренность. И встреча с дипломатом убедила Лукаса, что сэр Генри говорит правду, когда заявляет, что у него нет новой информации. За время службы в армии Лукас научился разбираться в людях и ошибался редко. А это означало, что у близких Уилла почти нет надежды. Но Лукас все еще не собирался сдаваться. Он по опыту знал, что бывают ситуации, когда нет выбора, когда обстоятельства становятся непреодолимыми, и все же верил, что это не относится к случаю с Уиллом. Что бы ни говорила его не слишком скорбящая жена.
   – Кларисса, почему вам так хочется прекратить поиски вашего мужа? Неужели так не терпится стать вдовой, что вы готовы отказаться от борьбы раньше времени? Возможно, чтобы дать ему умереть до того, как мы найдем возможность его спасти, если он ранен или болен?
   Кларисса вспыхнула от гнева и окинула его суровым взглядом. Лукас отметил про себя, что она все-таки не начисто лишена всяческих эмоций. Вот и хорошо, пусть почувствует то же, что остальные, подумал он.
   – Прошу вас, мадам, будьте откровенны, – продолжал он. – Последние несколько недель я стойко терпел ваш постоянный пессимизм, полагая, что вы боитесь, как бы ваши опасения не оказались ужасной правдой. Но теперь начинаю подозревать, что вы действительно желаете, чтобы Уильям вернулся в Англию в гробу.
   Если бы взгляды могли превращаться в кинжалы, грудь Лукаса была бы изрешечена.
   – Как вы смеете! – прошипела Кларисса. Преисполненная негодования, она выпрямилась как натянутая струна. – Я всего лишь сохраняю трезвый рассудок перед лицом испытания. Я была бы рада возвращению супруга, но знаю, что он любил эту дикую безбожную страну и всякие языческие побрякушки намного больше, чем меня. Если бы он умер в объятиях любовницы, это было бы менее постыдно, чем сознавать, что он предпочитал раз за разом оставлять меня в одиночестве, дабы отправиться в Египет.
   Лукас и раньше чувствовал: Клариссе не нравится, что Уильям так увлечен работой у лорда Херстона, но не догадывался, насколько глубоко ее недовольство и даже презрение к занятиям мужа. Кларисса выросла в семье викария, как и братья Далтон, но сейчас Лукас догадывался, что проповеди их отцов, по-видимому, очень сильно различались. Судя по счетам от модистки, Кларисса ценила материальное благополучие, но при этом относилась с почти пуританским отвращением ко всему, что несло в себе хотя бы намек на язычество.
   – Миссис Далтон, вы можете не одобрять работу моего брата, но как глава этой семьи я сам решу, когда прекратить поиски Уильяма. Поэтому буду крайне признателен, если вы впредь не станете обращаться ко мне с подобной просьбой.
   Кларисса воинственно вздернула подбородок:
   – Я вижу, вы столь же упрямы, как и ваш брат. Будьте покойны, я больше не потревожу вас этим вопросом.
   Не потрудившись даже кивнуть, не говоря уже о том, чтобы сделать реверанс, Кларисса пожелала ему хорошего дня и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
   Лукас с досадой вздохнул, встал, осторожно опираясь на раненую ногу, подошел к буфету и налил себе из графина стакан кларета. Едва он вернулся за письменный стол, как в дверь снова постучали.
   – Войдите!
   Лукас внутренне собрался, готовясь к очередному раунду перепалки с невесткой, но с облегчением увидел, что это не Кларисса, а его мать. Он вновь поднялся, стараясь не показать, как устал.
   – Входи, мама, но предупреждаю: ты рискуешь, потому что у меня отвратительное настроение.
   Мать вошла и закрыла за собой дверь.
   – Дорогой мой, только не говори, что я настолько нежное создание, чтобы испугаться капризов моего милого мальчика.
   Леди Майкл Далтон, все еще прекрасная в свои пятьдесят с лишним лет, управляла хозяйством викария поместья Уинтерсон с той же решимостью и добродушием, которыми было окрашено все, что она делала. Когда ее муж, преподобный лорд Майкл Далтон, умер от сыпного тифа, Лукас учился и жил в Оксфорде. Ей пришлось наблюдать за выселением ее семьи из дома, в котором она жила с тех пор, как вышла замуж, в небольшой коттедж на территории поместья Уинтерсон. Не жалуясь на такое ухудшение условий жизни, она смирилась и с пренебрежением со стороны герцога, брата покойного мужа, с тихим достоинством, которое вскоре заставило родных ее мужа устыдиться. Лукас восхищался матерью, но зачастую рядом с ней чувствовал себя как школьник перед учителем, и это его смущало.
   – Мама, мужчина моего возраста не позволяет себе капризничать. – Он жестом предложил матери сесть на стул, с которого недавно встала Кларисса. – Хотя об этом легко забыть, если ты постоянно заставляешь меня чувствовать себя так, как будто я до сих пор хожу в коротких штанишках.
   – Прошу прощения, ваша светлость. – В голубых глазах, очень похожих на его собственные, вспыхнули насмешливые огоньки, что в последнее время случалось не часто. – Но мне трудно сознавать, что передо мной герой войны и пэр королевства, ведь я до сих пор помню тебя малышом, который тонким голоском просил еще одну конфетку.
   – Умоляю, мама, не говори этого за пределами моего кабинета. Если это просочится в газеты, меня не спасет никакая храбрость. – Они посмеялись вместе, потом мать вернулась к вопросу, который привел ее в кабинет.
   – Я невольно слышала твой разговор с Клариссой, – сказала леди Майкл Далтон бесстрастно. – Ты был с ней очень суров.
   Лукас вздохнул и взъерошил волосы пятерней.
   – Она хочет, чтобы мы прекратили искать Уильяма. А я пока не готов сдаться. По-видимому, Кларисса уже решила, что он не вернется, и хочет начать новую жизнь без него.
   Мать грустно улыбнулась, морщинки вокруг ее глаз стали заметнее.
   – Лукас, я знаю, тебе трудно это понять, но не забывай: несмотря на то что Кларисса и Уильям женаты пять лет, они провели больше времени порознь, чем вместе. Она никогда не разделяла интереса твоего брата к Египту, и сама мысль, что он мог совершить подобный поступок – предпочесть ей Египет, – для нее страшнее, чем предположение, что он там умер. Женщине трудно соперничать с абстрактной идеей, равно как и с увлечением супруга чужой культурой другой страны.
   – Мама, ты говоришь так, словно сама через это прошла. – Лукас всегда считал брак своих родителей идиллическим, и ему было трудно представить его другим. – Тебе разве приходилось соперничать с какой-либо «абстрактной идеей», владевшей вниманием отца?
   Леди Майкл издала короткий смешок.
   – А как, по-твоему, можно назвать церковь Англии? – Она посмотрела перед собой невидящим взором, словно перенеслась в другое место и другое время. – Бывали дни, когда мне хотелось отправиться в Лондон и вызвать на дуэль архиепископа Кентерберийского, настолько я устала от обязанностей, которые он возлагал на твоего отца. Вечно находилась какая-нибудь другая семья, другая мать, другой ребенок, которым, казалось, он был нужнее, чем нам.
   – Но ты же всегда так активно участвовала в делах прихода.
   – Это началось позже. – Мать Лукаса снова печально улыбнулась. – Прошло несколько лет, прежде чем я поняла, что причиняю боль не только супругу, но и самой себе. И тогда я начала делать то, что было в моих силах, когда он помогал нуждающимся семьям в нашем приходе. И вскоре мы снова стали счастливы, и я с удивлением поняла, что нашла и свое призвание. Но между нашими семьями разница в том, что Уильям уезжает работать не в соседнюю деревню, а намного дальше. Даже если бы Кларисса заинтересовалась Египтом, это ей не помогло бы: все равно Уильям проводил бы больше времени в отъезде, чем дома.
   – Я до сих пор не понимаю, почему они вообще стали мужем и женой, – заметил Лукас.
   – В тот момент ты был в армии. Незадолго до женитьбы Уильям поступил на работу к лорду Херстону. Думаю, тогда он не сознавал, что ему придется по многу месяцев отсутствовать. Ну и, как известно, Уильям, подобно многим мужчинам, порой терял голову при виде хорошенького женского личика.
   Лукас покачал головой:
   – Что бы ни говорила Кларисса, я не прекращу поиски.
   – Дорогой мой, я не думаю, что она всерьез ожидает этого от тебя. – Мать наклонилась вперед, чтобы пожать сыну руку. Прикосновение подействовало на него успокаивающе. – Ей очень нужно на ком-то выместить свое недовольство частыми и длительными отлучками мужа, и ты, как глава семьи, оказался удобной мишенью. Ладно, – леди Майкл сменила тон на более оживленный, – давай поговорим о более приятных вещах. Какие меры ты предпринял, чтобы самому обзавестись невестой?
   – Боже правый, я не спешу жениться! Особенно когда перед глазами есть пример младшего брата.
   – А как насчет другого примера, нас с отцом?
   – Я всегда считал вас образцом счастливых супругов, но то, что ты сейчас рассказала, посеяло во мне сомнения.
   – О, это было давно, в самом начале нашей семейной жизни. После того как исчезнет романтический флер первых месяцев, каждой паре требуется какое-то время, чтобы приноровиться друг к другу. И мы с твоим папой были совершенно счастливы, даже не сомневайся. – Взгляд леди Майкл смягчился. – Не проходит дня, чтобы мне не хотелось поделиться с ним какой-то новостью или наблюдением, но я снова с болью вспоминаю, что его больше нет.
   Лукас жалел, что не может утешить мать чем-то более существенным, чем слова.
   – Мне тоже его не хватает.
   – Он бы тобой гордился, в этом можешь быть уверен.
   Некоторое время они сидели в доверительном молчании, погруженные каждый в свои мысли. Затем мать вернулась к прежней теме.
   – Так насчет невесты для тебя, – сказала она. – Сегодня вечером мы идем на бал к герцогине Бьюли. Очень надеюсь, что ты не проведешь весь вечер за картами. Я знаю, тебе тяжело танцевать из-за раны, но ты можешь прогуливаться по залу с юными леди.
   Исчезновение Уилла легло мрачной тенью на жизнь семьи, но и мать, и сын тем не менее продолжали бывать на всевозможных светских мероприятиях. В последнее время Лукас завел обыкновение посещать те приемы, на которых можно было встретить членов Египетского клуба. Что касается сегодняшнего вечера, то, несмотря на то что у него болела нога, он считал, что обязан пойти хотя бы для того, чтобы извиниться перед мисс Херстон. Лукас ждал этой встречи с нетерпением. Он невольно представил себе лицо Сесили, разрумянившееся от волнения, ее женственные округлости, подчеркнутые открытым вечерним платьем. Возможно, увидеть ее снова будет не так уж неприятно.
   – Сегодня вечером я непременно прогуляюсь по залу хотя бы с одной юной леди. – Лукас старался сохранять непроницаемое выражение лица, а то мать, чего доброго, угадав его мысли, сделает необоснованные выводы и начнет готовиться к свадьбе. – Это я тебе обещаю.
   Может быть, нога у него все-таки стала болеть меньше.
 
   – Ты познакомилась с герцогом Уинтерсоном? – Леди Мэдлин Эссекс, хорошенькая миниатюрная блондинка, от возбуждения едва не выронила чашку. – Он правда так красив, как все говорят? Как тебе показалось, он похож на распутника? Я слышала, что, где бы ни появился герцог, от него исходит восхитительное ощущение опасности. Как тебе показалось, это правда?
   – Мэдди, как же она тебе что-то расскажет, если ты засыпала ее вопросами и не даешь рта раскрыть?
   Мисс Джульет Шелби, в высшей степени благоразумная молодая леди, вопреки распространенному мнению о рыжеволосых девушках, наклонилась, чтобы взять с ближайшего стула стопку нот. Трудно остаться равнодушной к новости, что единственный во всей Англии неженатый герцог, у которого еще все зубы на месте, встретился их кузине на улице.
   После знакомства с герцогом Сесили срочно понадобилось преобразиться в модницу, но прежде чем обратиться с этим к мачехе, она велела кучеру отвезти ее к дому лорда Шелби на Гросвенор-сквер. Своих кузин она нашла в маленькой гостиной Джульет. Девушки спорили, какого музыканта лучше пригласить в их Дамский образовательный салон, но как только Сесили рассказала им об утреннем происшествии, этот спор был мгновенно забыт.
   – Мэдди, я все расскажу, если ты нальешь мне чашку чаю.
   Сесили пропустила завтрак, и еще до того, как устроиться на стуле напротив своих двоюродных сестер, нетерпеливо схватила из вазочки имбирное печенье.
   Кузины общались между собой с непринужденностью давних друзей. У каждой было свое место за столом, который они прозвали разговорным – из-за занятия, которому они здесь предавались, когда собирались вместе. Их объединяла взаимная привязанность такого рода, какая складывается только в ходе пережитых вместе испытаний.
   Сесили была еще ребенком, когда ее отец женился на Вайолет, и не могла представить, какое волнение вызвал в свете этот брак. Маленькая Сесили не могла знать, что ее мачеха одна из сестер Физерстоун, которых в обществе прозвали Блистательные Физерстоун. Их появление в Лондоне во время сезона 1799 года произвело настоящий фурор. Хотя происхождение сестер – они были дочерьми скромного деревенского священника из сельской глуши Йоркшира – вряд ли могло произвести впечатление, но Вайолет, Роуз и Поппи обладали весьма существенными качествами: были красивы, элегантны и образованны. Сестры еще и недели не провели в Лондоне, а уже каждая хозяйка светского салона жаждала заполучить их в гости. Браммел объявил их оригинальными, а принц Уэльский, по слухам, волочился за всеми тремя, хотя и без матримониальных намерений. Таковы были Блистательные Физерстоун.
   Когда недавно овдовевший лорд Херстон венчался с Вайолет, старшей из сестер, часовня Святого Георгия ломилась от гостей. Вскоре после этого последовали две другие свадьбы: Роуз вышла за лорда Шелби, известного своей дипломатической деятельностью, а Поппи покорила неукротимого графа Эссекса.
   Когда у младших сестер Физерстоун родились дочери, у Сесили появились подружки по играм на семейных сборищах, непременных в любой большой семье. К тому времени когда девочки доросли до дебютов в свете, все трое стали лучшими подругами. К сожалению, то, что они были дочерьми знаменитых красавиц, породило в свете призрачные ожидания. И, как это часто бывает в случае известных родителей, когда кузины дебютировали в свете, оценки были противоположными. Кузины вовсе не были уродливыми, но в высшем обществе, как водится, немало глупых сплетников и злых языков. Какой-то остряк, словно в пику их матерям, Блистательным Физерстоун, окрестил девушек гадкими утятами, и прозвище закрепилось. И не важно, что в сказке гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. Свет таков, каков он есть, и у трех юных леди было мало шансов оправдаться, и еще меньше – заставить всех признать ошибку. Но кузинам это было безразлично. Сесили мало интересовалась светскими раутами за исключением тех случаев, когда они давали возможность поговорить о ее ученых занятиях. Джульет с куда большим удовольствием проводила вечера за игрой на фортепиано или сочинительством музыки, тем более что из-за травмы, полученной в детстве, не могла танцевать. А Мэдлин была такой прямолинейной, что ей было трудно провести целый вечер в обществе, не оскорбив кого-нибудь ненароком, поэтому она зачастую проводила время в окружении вдов и девиц, которые не пользуются успехом на балах, и собирала материал для романа, который писала.
   Возможно, они не самые модные из юных леди, думала Сесили, но определенно самые интересные.
   – Ну, рассказывай все, – потребовала Джульет. – Не каждый день Гадкий утенок встречается с прекрасным принцем. Или хотя бы с герцогом.
   Сесили нахмурилась:
   – Ну на принца он не похож. Как только узнал, кто я такая, тут же буквально бросился бежать во всю прыть в противоположную сторону.
   – Это несправедливо! – Мэдди нахмурилась так, что светлые брови почти сошлись на переносице. – Ты ведь не участвовала в экспедиции, в которой пропал его брат.
   – С каких это пор джентльмены поступают по справедливости? – Джульет откусила от имбирного печенья. – Особенно джентльмены, которые только что унаследовали герцогский титул.
   Сесили вздохнула:
   – Вряд ли я имею право упрекнуть герцога в холодности, ведь его брат пропал, хотя и ожидала, что он согласится мне помочь, поскольку папа в таком ужасном состоянии.
   При упоминании о лорде Херстоне кузины посерьезнели.
   – Как он сегодня? – спросила Джульет, сжав руку Сесили.
   – Все так же. – Голос Сесили дрогнул. – Он по-прежнему не может говорить, и я уверена, что кровопускания и слабительное, которые ему предписывает доктор Фэрфакс, приносят больше вреда, чем пользы. Он становится все слабее, не видно никаких признаков улучшения.
   – Дорогая, что мы можем для него сделать? – спросила Мэдди. – Чем можем помочь?
   Сесили вздохнула:
   – В том-то и беда, что ничего сделать нельзя. Приходится просто ждать, что будет. Известны случаи, когда больной после удара выздоравливал почти полностью. Но известны и другие…
   Сесили не договорила, но кузины знали, какой исход она имела в виду. Это было то, чего они все боялись.
   – Тем временем я попытаюсь заполучить папины дневники, которые он вел в последней поездке. Я хочу защитить его доброе имя и доказать, что слухи, будто это он виноват в смерти Уильяма Далтона, просто абсурдны. – Сесили надеялась, что ее голос прозвучал уверенно.
   – Меня возмущает, что люди, которые знают лорда Херстона, могут даже предполагать такую нелепость, – сказала Мэдди.
   Она укоризненно покачала головой, отчего ее белокурый шиньон, и так уже слегка растрепанный, пришел в еще больший беспорядок.
   – Это почти так же отвратительно, как поддерживать слухи о древнем проклятии, – вставила Джульет. – Но как ты можешь доказать невиновность отца с помощью его дневников, если тебя не пускают в клуб? Ты же не можешь залезть туда и выкрасть их!
   – О, я их раздобуду, – уверенно заявила Сесили. – И сделаю это, используя правила клуба в своих интересах.
   Она быстро рассказала кузинам о введенном ее отцом правиле, по которому в клуб допускаются только жены его членов.
   – Когда отец устанавливал это правило, – продолжала Сесили, – то полагал, что я скоро выйду замуж за Дэвида. Ему и в голову не приходило, что мы расторгнем помолвку и меня не допустят в клуб.
   – Еще одна неприятность, в которой виноват Дэвид, – сказала Джульет, сдвинув рыжие брови.
   Ни Джульет, ни Мэдлин не питали особых симпатий к неверному избраннику Сесили. Дэвида застали в компрометирующей ситуации с другой юной леди, и ему пришлось сделать ей предложение – вместо того чтобы повести под венец Сесили. Конечно, девушка была на него зла, но сейчас не хотела отвлекаться на обсуждение старых обид и упреков в адрес бывшего жениха.
   – Как бы то ни было, правило существует, и изменить его не в наших силах. Я уверена, что для некоторых членов клуба болезнь лорда Херстона – радость: они только и ждали момента, чтобы сместить его с поста председателя клуба. Вряд ли они захотят, чтобы там появлялась его дочь. И это еще не все. Я попросила лорда Фортенбери отдать мне дневники экспедиции, а он заявил, что у него их нет. Что, разумеется, неправда.
   – Ну и как же ты их вернешь? – Мэдлин подалась вперед с таким видом, словно ей самой хотелось взломать дверь клуба.
   – Очень просто – выйду замуж за члена клуба, а как же еще?
   Джульет рассмеялась:
   – Бог мой, Сесили, на какое-то мгновение я чуть было тебе не поверила!
   – Я говорю серьезно.
   Сесили отпила глоток чаю.
   – Что-о? – изумилась Мэдлин. – Ты выйдешь замуж только для того, чтобы попасть в клуб? Наверняка есть более легкий путь.
   – Такой, который не подразумевает брак, – добавила Джульет.
   – Я думаю, мне понравится свобода, которой пользуются замужние женщины.
   – А как же ограничения? – Джульет нахмурилась. – Ты рассчитываешь выйти за человека, который позволит тебе делать все, что заблагорассудится? Я сомневаюсь, что такой покладистый мужчина вообще существует на свете.
   – Мне все равно, какой у него будет характер, если только он позволит мне продолжить работу в Женском египтологическом обществе.
   – Не понимаю, – воскликнула Мэдлин, – как ты можешь так хладнокровно рассуждать о браке! Даже после того, что натворил Дэвид, неужели ты не хочешь найти человека, которого сможешь полюбить? Или к кому хотя бы будешь испытывать какую-то привязанность?
   – Любовь меня интересует меньше всего, – прямо заявила Сесили. – С Дэвидом Лоуренсом у нас была любовь, и что из этого? Она принесла мне только разочарование. Нет, меня вполне устроит брак по расчету. И если выбирать с умом, может быть, мне даже удастся найти человека, который будет разделять мою страсть к ученым занятиям.
   – Все это звучит так… – Джульет помолчала, пытаясь подобрать слово, которое бы не слишком ранило чувства кузины.
   Сесили, ощутив прилив нежности к ним, взяла их обеих за руки и с улыбкой сказала:
   – Не переживайте. Я не собираюсь вступать в брак очертя голову. Но если хочу завладеть дневниками, другого способа нет. А вдруг папа умрет от болезни – тогда мое замужество позволит мне не обременять Вайолет. Материально зависеть от кузена Руфуса точно не хочу.
   – Если выбирать между замужеством и жизнью под одной крышей с Руфусом и его противной женой, то первое и впрямь кажется более привлекательным, – заметила Джульет, стряхивая с рук крошки печенья.
   – И что же дальше? – спросила Мэдди. – На балу, сидя у стены с пожилыми компаньонками и девушками, которых никто не приглашает танцевать, мужа не поймаешь.
   – Конечно, – согласилась Сесили. – И я не собираюсь сидеть у стены. Мне очень повезло – отец женился на такой красивой, милой, прекрасно знающей свет даме, как Вайолет.
   Вернувшись в Херстон-Хаус, Сесили застала мачеху в гостиной, примыкающей к комнате мужа. Вайолет сидела за вышиванием. Даже в трагической ситуации леди Херстон оставалась прекрасной. Ее черные волосы, отливающие на солнце синевой, были уложены в простую элегантную прическу, утреннее платье благородного голубого цвета подчеркивало фарфоровую белизну лица и синеву глаз. Ей был сорок один год, но возраст выдавали только морщинки вокруг глаз, к которым за время болезни лорда Херстона добавились горькие складки у рта. При появлении Сесили Вайолет поняла голову.
   – Дорогая, как прошел твой визит к девочкам? Ты успела к ленчу? Если хочешь, я попрошу подать чай.
   Сесили кивнула и села напротив Вайолет. Было довольно холодно для весны, и после поездки в карете Сесили с удовольствием устроилась у огня.
   – Джульет и Мэдлин передают вам привет. – Сесили помрачнела. – Как отец? Ему не лучше?
   Возникла небольшая пауза – Вайолет обдумывала ответ. Затем осторожно сказала:
   – Ему не хуже. – Казалось, она боялась, что, если заговорит о состоянии мужа, это навлечет новые беды. – Но и не лучше. Мне даже показалось, что, после того как ему в последний раз делали кровопускание, он стал слабее.
   Так продолжалось с тех пор, как к парадной двери их лондонского дома прибыли носилки, на которых лежал разбитый параличом лорд Херстон. Тем, кто помнил, каким живым, проницательным умом всегда отличался этот человек, тяжелее всего было сознавать, как сильно апоплексический удар повлиял на его мозг. Шли месяцы, а состояние больного не менялось. Переживания за лорда Херстона и долгие часы, проведенные Вайолет и Сесили у его постели, плохо влияли и на их самочувствие.
   Сесили сменила тему, зная, что это немного отвлечет мысли Вайолет от плачевного состояния супруга.
   – Что вы скажете, если я попрошу вас помочь мне в одном деле? – Не дожидаясь ответа и боясь, что она утратит решимость, если помедлит, Сесили продолжила: – Я бы хотела обновить гардероб, и мне нужна ваша помощь.