Страница:
При этом он пояснил, что пальмы и острова им с Колупаевым без надобности, а вот на морском солнышке погреться, да бесхозными заморскими фруктами Колупаева подкормить, это очень даже ничего было бы.
Полукрымский попробовал было протестовать, но под взглядом Рыжей Женьки быстро сник, только надулся очень. Но после того, как Стигматик зазвал его в "лабораторию", которая находилась в погребе, и они там долго чем-то звенели и булькали, отношение Полукрымского к хозяину резко переменилось в лучшую сторону...
Перед дальней дорогой легли все пораньше спать, чтобы утром быть отдохнувшими и бодрыми.
А утром в двери вошел без стука высокий худой человек, встал посреди комнаты, набрал в грудь воздуха, поднял вверх сморщенное, словно заплакать собирающееся, лицо, и загнусавил:
- Опять-Стигматик-с-Очень-Ветхим-Колупаевым-самогонку-гонят-и-пьют-ееозрительными-личностями-во-множественном-числе-надо-заявить-куда-следует-что -здеcь-столько-безобразиев-творится...
Проснувшийся Полукрымский обошел вокруг этого гундосящего человека, рассматривая его со всех сторон с неподдельным интересом.
- Он что - с приветом? - закончив осмотр, поинтересовался он.
- Да нет, - вздохнул хозяин. - Это наш Плаксин, человек-понедельник. Одни слезы и уныния всяческие.
- Что же мы с ним делать будем? Он же донесет!
- Как пить дать - донесет! - уныло подтвердил хозяин.
- А давайте мы его тоже... - вступил в беседу Фуняев.
- Что - тоже? - насторожился Полукрымский. - На самогонку перегоним?
- Зачем же на самогонку? - возразил посмелее Фуняев. - Давайте мы его тоже с собой возьмем.
Полукрымский даже присел от такого предложения:
- Да ты в своем уме, Фуняев?! Куда же мы такого зануду потащим? Он нас всех по дороге достанет!
- Не всегда же он таким был! - возразил неожиданно заупрямившийся Фуняев. - Может, он в дороге повеселеет?
Полукрымский хотел что-то весьма энергичное произнести, но неожиданно передумал, махнул рукой и повернулся к Стигматику:
- Поедем, проверим, как там у нас горючее получилось? Градус соответствует?
И они удалились в "лабораторию", усомнившись в способности своих спутников к здравомыслию. Проверяли она качество горючего на совесть: вдумчиво и основательно. Это стало окончательно ясно, когда танк был заправлен, и настала пора отъезда.
Несмотря на все усилия, весьма героические, "проверяющие" самостоятельно забраться на броню не смогли, поочередно скатываясь с нее. Пришлось грузить их вручную.
Когда с погрузкой вещей, Полукрымского, и Стигматика было покончено, Женька вывела из избы, осторожно поддерживая под руку, Очень Ветхого Колупаева. Что самое странное, так это то, что Плаксин, несмотря на непрекращающееся брюзжание, весьма старательно помогал в погрузке. В танк он влез последним, оставшись стоять во весь рост, высунув голову из башни, сурово и зорко оглядывая окрестности.
Женька что-то повертела, что-то покрутила, мотор зачихал, заворчал, и танк - двинулся! Через некоторое время дорога соскользнула под горку и запетляла по лесу, где за одним из поворотов ее перегородило бревно, положенное поперек.
- Опять дед Мазаев фулиганит. - заворчал Плаксин.
- Какой еще дед Мазаев? - недовольная потерей времени, проворчала Женька.
- Да есть тут у нас один бессменный партизан, все никак не навоюется. - пояснил проспавшийся Стигматик.
- Что же он, с самой войны партизанит? Может, ему не сказали, что война кончилась? - забеспокоился альтруист Фуняев.
- Да все он, дармоед, знает. Ему из леса вылезать неохота. Вылезет работать придется, а он это дело страсть как не любит. А так выскочил из леса, напугал прохожих, отдали ему, что у них было, и до следующего раза в нору - жрать. Ни забот, ни хлопот...
Очухавшийся следом за Стигматиком Полукрымский выслушал рассказ Стигматика, молча втянул за штаны торчащего из танка Плаксина внутрь, сам же вылез на броню и заорал на весь лес:
- Эй, дед! Выходи! Выходи, сморчок старый, портянка занюханная! Выходи, пока я тебя за уши не вытащил, пенек трухлявый!
Кусты у обочины зашевелились, и на дорогу вышел дед, одетый в китайский, до самых пяток, пуховик, джинсы, а на голове имел ветхую буденовку. В руках он держал берданку, а на груди у него висел новенький транзистор.
- Вы чего это тут шуметь удумали? Заслуженному партизану сопротивление оказываете? - Попробовал зашуметь дед, опасливо косясь на внушительную фигуру Полукрымского.
- Ты, дед, мне мозги не пудри! - оборвал тот причитания деда. - Ты же, гад, радио слушаешь, как же ты не можешь знать, что война кончилась?!
- Как это так - кончилась?! - возмутился дед. - Я как эту штуковину не включу - все время война, все воюют. А я что - рыжий?! Везде война происходит, вот слушай...
- В голове у тебя, дед, война происходит. Некогда мне с тобой спорить. Если через две минуты эта палка будет дорогу перегораживать пеняй на себя.
- Ну вот. Сразу угрожать. Нет, чтобы по-человечески, по-хорошему... заскулил дед.
- А по-хорошему это, дед, как? - зло прищурился Полукрымский. - Это отдай тебе все, что имеешь в наличии, и ступай себе подальше?! Какой ты, к едрене Матрене, партизан? Бандит ты самый натуральный! Убирай, говорю, полено с дороги, пока я поперек спины тебя им не огрел!
Не на шутку рассердился Полукрымский.
- Да я сейчас, сейчас... - засуетился партизан. - Может, поможете?
- Ага, сейчас! - живо откликнулся Полукрымский. - Уберешь бегом, как Ленин на субботнике...
- Ленин-то не один был! - возразил Мазаев.
- Вот станешь таким, как Ленин, тоже не один будешь бревна таскать.
- Ладно, ладно... - забормотал дед. - Закурить, случайно, не дадите? - спросил дед, без всякой, впрочем, надежды в голосе, покосившись на Полукрымского, который молча показал ему кулак.
- Значит не дадите, - сделал правильный вывод многоопытный партизан.
Вздохнул он, легко поднял бревно, вскинул на плечо и что-то ворча под нос, зашагал в чащу.
- Напрасно вы с ним так, - завел Плаксин. - Он фулиган, но очень вредный. Он теперь обязательно мстить будет, всяческие зловредные пакости устраивать...
Как бы в подтверждение его слов из чащи раздался голос деда:
- Ну, зайцы, погодитееее!
Полукрымский отодвинул Женьку от рычагов управления:
- Ну, поехали! Броня крепка и ноги наши быстры!
- А сколько нам добираться? - спросила озабоченно Женька.
- На танке недельки за две доберемся.
- Ты что, Полукрымский?! С ума сошел?! Ты моей смерти хочешь! Какие две недели?! Мы же опоздаем!
- Есть еще вариант пешего похода. Другие имеются?!
- Есть! - заорала Женька. - Есть варианты! Имеются! Нам нужен самолет!
- И только-то?! - радостно изумился Полукрымский.
- Конечно! А как же иначе мы успеем в Гибралтар?!
- Нам нужен всего-навсего самолет, это я понял. - покорно согласился Полукрымский. - И что же дальше?
Глава седьмая
А дальше... Юрисконсульт Прохиндеев. Заложник по телефону. "Если для
вас самолет важнее..." Полковник Ломов против майора Громилина. "Все
бы вам захватывать, да захватывать..." "Вот наше разрешение!" Парламентеры.
"За кого попроще самолеты не дают..." Месть партизана. "Садимся или
падаем?" "Дальше - то, куда мы падаем."
- А дальше - нам все равно нужен самолет. Купить мы его не можем, в долг самолеты не дают... Давай, поворачивай машину в город, который по пути ближе всего. Нам нужен заложник, а самолет мы получим в обмен!
Полукрымский только крякнул:
- Втягиваете вы меня в какую-то низкопробную уголовщину...
Но танк в город завернул. Когда миновали домишки предместий, он спросил:
- Куда теперь? Где будем брать заложника?
- Как - куда? К мэрии, там начальство городское...
Мэрия находилась в большом сером здании, увешанном снаружи множеством табличек, с указанием отделов и этажей.
- Пока тут разберешься, год пройдет, - почесал в затылке Полукрымский.
- А вот на первом этаже юридическая консультация. - вмешался в разговор Плаксин.
- Ну и что? - удивился Фуняев.
- Как это - что? Вот написано: "справки по любым вопросам".
- А что? - подключилась Женька. - Давайте попробуем.
Подталкивая один другого, они ввалились в комнату консультации тесной оравой.
- Прохиндеев. Консультант, - представился, выбираясь с трудом из кресла, человек в темных очках.
Шлепая по плечам щеками, он подошел, и остановился напротив Полукрымского, глядя ему в живот.
- Нам нужен самолет! - выпалил Фуняев.
- Короче, мужик. Нам нужен заложник. Но не просто заложник, а такой, за которого дадут самолет. Усек? - спросил Полукрымский.
- Усек. Что тут не усечь? - вполне буднично отреагировал Прохиндеев.
Он вернулся к столу, набрал номер.
- Дундукова Охламон Охламоновича, пожалуйста. - проворковал он в трубку. - Охламон Охламонович?! День добрый! Прохиндеев беспокоит... Не могли бы вы спуститься на минуточку? Жду...
Он положил трубку на рычаги.
- Ну вот, через минуту к вам спустится заложник...
- А ведь он вам верит, - проворчал Плаксин.
- Доверие клиента - вот что главное в нашей работе!
В двери вкатился плотный, полный человек.
- Дундуков. - представился он с порога. - Чем могу быть полезен?
- Самолетом вы можете быть полезны, Охламон Охламонович. Моим клиентам самолет нужен. Забирайте его, за мэра самолет гарантирован. А я позвоню в аэропорт, чтобы самолет приготовили. Чао!
Только затихли шаги в коридоре, он набрал номер:
- Группа захвата? Террористы захватили мэра. Полковник Ломов? Да, террористы. Что им нужно? Самолет им нужен, товарищ полковник. Что, что им вместо самолета? Ну, если для вас самолет важнее, можете пожертвовать... Хотя, я думаю, что этого добра у них своего хватает...
Танк еще не отъехал от мэрии, а к аэропорту уже подкатывал большой, ярко-желтый импортный мусоровоз. Развернувшись около входа, он наклонил мусоросборник, и оттуда как горох посыпались люди в камуфляже, с короткими автоматами и в черных шапочках, закрывающих лицо, с дырками для глаз. Выреза для рта на этот раз не было, поступил строжайший приказ до конца операции ртов не открывать.
Вся эта орава бросилась через зал ожидания, топча ноги и чемоданы. Впереди всех - к победе и наградам, рвался полковник Ломов...
И все это: награды и победы, было так близко, так возможно, если бы не майор Громилин, который отсыпался в мягких аэрофлотовских креслах на пути к новому месту службы, протянув натруженные пограничной работой ноги в проход между кресел. И снился майору пограничный сон, про то, что несет он охрану Границы. Несет ее, несет, а поставить некуда. И видит он верблюда. И кричит ему:
- Иди сюда, верблюжья кавалерия!
А тот жует себе колючку и никакого внимания на майора. Тот не на шутку рассердился на такое неуважение со стороны верблюда, и плюнул на облезлого, но гордого сына пустыни дромадера. Тот возмутился и пнул его несколько раз копытом по трудовым пограничным мозолям. Не взвидевший белого цвета от боли майор схватил верблюда за копыто и несколько раз плюнул ему в удивленное лицо...
Полковник Ломов упал, споткнувшись об ноги майора Громилина, когда же он стянул с лица съехавшую шапочку, то оказалось, что на нем сидит верхом здоровенный майор, и почему-то плюет ему в лицо, выкрикивая при этом:
- Ах ты, верблюжья твоя морда!
Решив дома обязательно заглянуть в зеркало, полковник вступил в схватку. Майор, на которого в придачу бросились спецназовцы в камуфляже и в шапочках, решил, что это террористы, и замолотил кулаками с удвоенной силой. Он схватил за ноги полковника Ломова и завертел им вокруг себя, сбивая налево и направо группу захвата.
Разгоряченные схваткой, ни майор Громилин, ни группа захвата во главе с полковником Ломовым, не заметили, как тихо и скромно прошли через зал, обходя дерущихся, наши путешественники, проследовав на взлетную полосу, где и остановились в растерянности, не видя ни самолета, ни обещанной встречи, да и в переговоры никто с ними вступать не собирался...
- Все бы вам захватывать, да захватывать. - заговорил Стигматик. Вон стоит себе самолет, и на фиг никому не нужен...
На поле действительно стоял самолет, готовый к отправке. По иронии судьбы, именно на нем должен был лететь к месту новой своей службы майор Громилин.
Путешественники переглянулись, и направились к самолету.
- Куда летим? - деловито спросила Женька у летчика.
- Вы - не знаю, а мы к границе с Гибралтаром, - покосился на них летчик.
- Во! Нам туда и нужно! - обрадовался Полукрымский.
- А билеты у вас имеются? - скучно поинтересовался летчик.
- А вот наши билеты! - потомок ушкуйников поднес к носу пилота кулак.
- Так бы сразу и говорили, что угон, - проворчал летчик. - Садитесь, проездные документы у вас в порядке, убедительные документы у вас...
Сами еще не до конца поверив в неслыханную удачу, они полезли в самолет.
- А этому чего? Отпустить, пуская катится? - показывая на мэра, спросил Полукрымский.
- Ой, боюсь, что рановато. - Плаксин показал пальцем на толпу, выбегающую из здания аэропорта.
- Зря мы мэра в заложники брали! - в сердцах воскликнул стигматик. Надо было кого попроще!..
- За кого попроще самолетов не дают, - резонно заметил Фуняев.
- Тоже верно, - согласился Полукрымский. - Люди! Мы вашего мэра не тронем! Мы улетим без него!
Народ при этих словах пришел в еще большее волнение. Из толпы вышел мужик и решительно подошел к самолету:
- Значит, так, - без предисловий начал он, подходя вплотную. Договариваемся следующим образом: если вы дадите честное слово, что заберете этого деятеля, трам-там-там-тарарам. - он указал на мэра. - Тогда можете лететь куда хотите. Желательно подальше. У нас его по три раза в месяц похищают, все деньги из бюджета на выкупы ушли. Слава Богу, последний самолет остался. Забирайте его и летите куда вздумаете, а мы к трам-там-там-тарарам такой-то матери закроем этот трах-тара-рах-трах-тах! Аэропорт. Лады?
- А что нам остается? Лады?! - протянул руку Полукрымский.
Он подтолкнул мэра в самолет, и махнул рукой летчику: заводи!Когда же он сам собирался последовать за мэром, парламентер задержал его за рукав и зашептал на ухо:
- Слышь, братан, ты его при случае продай там в рабство, если оно есть там у них. А то прямо беда! Его возвращают, а самолеты - фиг...!
Самолет разбежался, присел на корточки, оттолкнулся и - прыгнул в небо! И полетел!
- Гляди-ка, летим, - восторгался Стигматик.
- Взлететь - это еще не значит лететь, - изрек совсем непонятное Плаксин.
- А может тебя лучше выбросить? - поинтересовался Полукрымский.
В это время самолет сильно тряхнуло. Потом еще раз, и еще...
Все прилипли к окнам: картина была ужасной, оба крыла у самолета отвалились! А по взлетной полосе, зажав в руке ножовку, убегал, воровато озираясь, вечный партизан - дед Мазаев.
- Подпилил, гад, крылья, теперь мы падаем! - заскулил Плаксин.
- Не падаем, а садимся! - возразил из кабины летчик.
- Почему это мы садимся, когда падаем? - вступил в беседу Стигматик.
- Потому, - ответил пилот, - что садиться - это лучше, чем падать.
- Мысль, конечно, очень даже интересная, - подключилась Женька, - Но мы все-таки падаем...
- И что же дальше? - спросил вконец растерянный Фуняев.
- А дальше то, что мы падаем, - ответил летчик.
И он был прав.
Глава восьмая
"Мы садимся, или падаем?" "Ни креста, ни поминок" Самолет врезается
в землю. "У верблюдов есть хвосты?" Пилот подземной авиации. Лицом
к лицу со страусом.
- Все-таки, мы садимся, или падаем? - спросил Фуняев.
- Да не слушайте Вы Полукрымского, Фуняев. - махнула рукой Женька. Идите ко мне, я Вас лучше по головке поглажу...
Фуняев не заставил просить себя дважды, и его как-то сразу перестало интересовать, садятся ли они, или падают.
Стигматик пристраивал у себя на коленях Очень Ветхого Колупаева, убирая его от окошка.
- Вот что бывает, когда идешь на поводу у совершенно безответственных людей, - бормотал человек-понедельник, неожиданно добавив. - Впрочем, несмотря на мелкие неприятности, я попал в неплохую компанию. И хотел бы, чтобы об этом узнали еще до того, как...
Он замялся.
- Приземлимся, - фыркнул Полукрымский, направляясь в кабину пилотов. - А приземлимся мы так, что от нас пыли не останется. Ни креста, ни поминок...
- Куда это ты, Полукрымский?
- Куда, куда. На кудыкину гору...
- Ты, кажется, несколько расстроен? - поинтересовалась Женька.
- Это вам только кажется, Женечка, - рассмеялся сын итальянки. - На самом деле я просто счастлив. А в кабину я иду, чтобы посмотреть в глаза той даме, которая пригласила всех нас сегодня на свидание. Оттуда, знаете ли, виднее.
Еще через несколько мгновений самолет со свистом врезался в землю. Все послетали со своих мест, полетели куда-то в нос самолета, в никуда, в темноту, наступившую сразу и навсегда...
А майор Громилин выяснял отношения с полковником Ломовым.
- Да, браток, наделал ты делов. - прикладывая к голове лед, говорил Ломов. - Сорвал нам, понимаешь, операцию, помог террористам самолет захватить. А террористы те самые, которые у тебя границу нарушали, из-за которых тебя на новое место послали... А ты, майор, случаем не знаешь, у верблюдов хвосты есть? Не знаешь? Ну да ладно, это к делу не относящееся. Главное, майор, это то, что я тебя сажаю в самолет, и ты успеваешь на новое место службы до того, как туда прилетят твои знакомые. А летят они в Гибралтар. Это агентура сообщила. А с тобой мы никогда не встречались. Понял? Все! Точка! Лети, майор...
И майор полетел готовиться к встрече опозоривших его нарушителей.
По прибытии на заставу он поднял всех по тревоге, все затихло в напряженном ожидании, но... нарушители не появлялись...
А как они могли появиться, если самолет врезался носом в землю? Самое странное это то, что он не разбился. Мало того, он продолжал... лететь... Он летел вглубь земли, взвинчивая пропеллером пласты геологии.
Первым опомнился многоопытный во всякого рода переделках Полукрымский.
- Эй, эй, браток! - заорал он пилоту. - Ты не зарывайся! Не зарывайся! Выравнивай, выравнивай машину! А то мы хрен вылезем из этого самолета!
- Горючее у нас - зверь, а не горючее! - пояснил летчик. - Мы это горючее слили с танка.
- Так похоже, что мы под землей летим. Только как мы курс найдем?
- Вот это - пара пустяков! - откликнулся пилот. Как в ночном полете по приборам.
- Тогда вперед - в Гибралтар! - скомандовала Женька.
И пилот зарулил. Самолет вгрызался в землю, выл, рычал и... двигался вперед! Вел первый в мире такой самолет самый первый летчик подземной авиации - Петр Фомич Ползунков.
Внезапно винт захрустел, взвыл и рассыпался...
- Как же нам теперь выбраться? На какой мы глубине? Что случилось? посыпались вопросы.
- Да откуда я знаю, на какой мы глубине?
Вдруг темнота за стеклом кабины зашевелилась, и к стеклу прислонилась чья-то голова, с большим носом и выпученными глазами. Голова повертелась-повертелась и исчезла.
- Кто это? - в ужасе спросил Фуняев.
- Это страус, - пояснил пилот.
- А раз страус, значит, мы неглубоко! - обрадовалась Женька. - Шея-то у него не десять метров...!
Глава девятая
О некоторых особенностях службы в верблюжьей кавалерии. "Как же на
слонах ездят". Самолет в огороде. "Бабуся, вам раб, случайно, не нужен?"
Маруся Бесприданная и Дон Жуан местного значения Васька Блудилин.
"Сегодня - картошка. Кокосы - завтра"
Вот как получилось, что самолет, который майор Громилин собирался перехватить на Границе, так сказать, "в полете" подлетал к ней подземными дорогами. Сам же майор, решив, что нарушители избрали другой путь, осваивался на новой для него службе.
Кроме материальной части все остальное было знакомо до мелочей.
За долгие годы службы на границе майор научился многому: управлять любыми видами транспорта, даже средствами малой механизации, мог даже скакать без седла и без лошади. Но вот управлять верблюдом ему не приходилось. Что ж! Не впервой ему было осваивать новое.
- Нельзя ждать милостей от природы - создать ей трудности, вот наша задача! - воскликнул бравый майор, вскарабкиваясь на верблюда в третий раз.
Он поерзал, устраиваясь между горбами, потянул уздечку, и... о, Боже! пришпорил верблюда каблуками. Лучше бы он этого не делал!
Верблюд сплюнул, фыркнул, и... поскакал! В течение следующего часа, до тех пор, пока не поймали верблюда, самыми счастливыми были для майора те секунды, когда он, подбрасываемый скачкой, висел в воздухе. Все остальное была сплошная мука. Он обрушивался на позвоночник кораблю пустыни, похожий на огромную пилу, стоявшую зубьями вверх. Горбы при скачке то сжимались, то разжимались, ребра майора трещали, он с трудом успевал глотать воздух, чтобы через мгновение со свистом его выплюнуть, будучи сжатым этими чудовищными горбами.
К тому же верблюд был, как оказалось, значительно шире лошади, и вспомнив кавалеристов, майор решил, что к окончанию скачки его ноги должны будут иметь форму круга.
- Как же на слонах ездят?! - это было последнее, что пришло ему в голову...
Пока майора вытаскивали из горбов с трудом пойманного дромадера, в нескольких километрах от заставы вышла в собственный огород бабка Оладья.
Вышла она морковки надергать, очень она уважала грызть эту овощь, когда смотрела по телевизору семисотые серии мозамбикского телесериала "Черные тоже бывают белыми"...
А к пилоту подземной авиации Ползункову подошел контрабандист Полукрымский и сказал:
- А не пора ли нам на землю? Судя по страусам, мы вроде как в Гибралтаре. Давай, попробуй потихоньку вырулить на поверхность...
- Ну, если пора, значит пора, - согласился пилот, и стал выруливать...
Когда у бабки Оладьи земля под ногами задрожала, она слегка испугалась, а когда из-под земли, прямо на ее грядки, выполз переломанный, без крыльев, самолет, вот тут она просто-напросто охренела...
Стояла она и смотрела, открыв рот, как из этого самолета выходят прямо на ее любимые грядки странные люди... А тут еще вышедший последним мэр подобрал выроненную бабкой морковь, вытер об штаны, и захрустел, захрумкал ею быстро, как кролик.
- Во имя... во имя... - пыталась сначала безуспешно вспомнить нужные слова бабушка, но увидев, как трескают ее любимую овощь, сразу же вспомнила все соответствующие моменту слова:
- Чтоб у тебя, толстого, на голове зубы выросли, а во рту волосы! Да чтоб у тебя на лбу...
Далее последовало такое, что не только в молитву, но и в книжку вставить нельзя.
Но на многоопытного мэра это действия не возымело. Схрупав морковь он потянулся к соседней грядке за огурцами.
- Вы хотя и мэр, но чувство меры должно присутствовать! Не дома все-таки! - попытался его урезонить Плаксин.
Да куда там! Слямзил, обжора, огурец, и даже не покраснел.
- Теперь я понимаю, почему нас просили продать его в рабство, произнес Полукрымский. - Одна надежда на то, что жители его города испытывают сейчас воистину без мэрное счастье. Да прекрати, гад, огурцы трескать! - тряхнул он мэра за шкирку. - Бабуся, вам случайно раб не требуется? Бесплатно.
- Да какой из него раб? - махнула рукой бабка Оладья. - Он столько не наработает, сколько съест... Ежели только для моей Маруси в мужья...?
- Бабуся, а мы уже в Гибралтаре? - перебила нетерпеливая Женька.
- Промахнулись вы чуток, милая. Гибралтар вон там. За пригорочком погранзастава, а за ней и он, родимый, Гибралтар. А вы, милая, туда или оттеда?
- Да разве оттуда кто побежит? - усомнился Стигматик.
- А отчего же? - даже обиделась бабка. - Еще как бегают! Мой мужик покойный оттеда был. Очень они наших баб уважают. А потом, у нас если и едят друг друга, то только в переносном смысле, а у них там без всяких переносов. Сказано - съедено. Мой муж говорил, что лучше ходить голодным здесь, чем кто-то будет ходить сытый тобой там. Да чего мы на улице стоим? Пошли в избу, с дочкой вас познакомлю...
Она пристально и оценивающе посмотрела на дородного мэра.
Уставших и изголодавшихся путников дважды в дом приглашать не пришлось. Они протолкались в избу, и... застыли у порога, наблюдая не совсем обычную картину.
По всей избе валялись перевернутые скамейки, табуреты, весь пол был устелен битыми черепками. Прислонясь спиной к печке, сжимая в руках могучий ухват, стояла дородная негритянка. Кофта на ней порвана, а напротив нее, наклонившись, как бычок для атаки, держась за распухающую на глазах щеку, в рубахе до колен, из-под которой торчали как две спички тоненькие ножки, стоял плюгавенький мужичок, молоденький, почему-то без штанов.
- Во, глядите, люди добрые, что деется! - всплеснула руками бабка Оладья. - Среди бела дня кидается! Ах ты, Дон Иван проклятущий...!
- Маманя! - загудела басом от печки негритянка. - Вы не подумайте чего, маманя! Я оборону держала! Я не далась! Я оборону держала...!
- Оборону! - передразнил плюгавенький. - Тоже мне, нашла от кого оборону держать! Что я - враг, что ли? И почему Дон Иван? Ежели по-книжному желаете, то Дон Жуан, а ежели по паспорту, то Василий Васильевич Блудилин...
- Во-во, то-то и есть, что Блудилин. Ты бы хоть портки натянул, что ли? Полна изба людей, постеснялся бы... - вздохнула бабка, берясь за веник.
- А чего мне стесняться? - возмутился Блудилин. - Мне от народа свои достижения прятать нечего. Я вот он: весь как есть на виду. А дочка твоя, бабка Оладья, как есть дура. Чего ей, дуре, оборону держать? Чего оборону устраивать? Природа-мать зовет! Понимать надо! Сама потом прибегит, а я пренебрегу... Один я на дерене мужик.
Полукрымский попробовал было протестовать, но под взглядом Рыжей Женьки быстро сник, только надулся очень. Но после того, как Стигматик зазвал его в "лабораторию", которая находилась в погребе, и они там долго чем-то звенели и булькали, отношение Полукрымского к хозяину резко переменилось в лучшую сторону...
Перед дальней дорогой легли все пораньше спать, чтобы утром быть отдохнувшими и бодрыми.
А утром в двери вошел без стука высокий худой человек, встал посреди комнаты, набрал в грудь воздуха, поднял вверх сморщенное, словно заплакать собирающееся, лицо, и загнусавил:
- Опять-Стигматик-с-Очень-Ветхим-Колупаевым-самогонку-гонят-и-пьют-ееозрительными-личностями-во-множественном-числе-надо-заявить-куда-следует-что -здеcь-столько-безобразиев-творится...
Проснувшийся Полукрымский обошел вокруг этого гундосящего человека, рассматривая его со всех сторон с неподдельным интересом.
- Он что - с приветом? - закончив осмотр, поинтересовался он.
- Да нет, - вздохнул хозяин. - Это наш Плаксин, человек-понедельник. Одни слезы и уныния всяческие.
- Что же мы с ним делать будем? Он же донесет!
- Как пить дать - донесет! - уныло подтвердил хозяин.
- А давайте мы его тоже... - вступил в беседу Фуняев.
- Что - тоже? - насторожился Полукрымский. - На самогонку перегоним?
- Зачем же на самогонку? - возразил посмелее Фуняев. - Давайте мы его тоже с собой возьмем.
Полукрымский даже присел от такого предложения:
- Да ты в своем уме, Фуняев?! Куда же мы такого зануду потащим? Он нас всех по дороге достанет!
- Не всегда же он таким был! - возразил неожиданно заупрямившийся Фуняев. - Может, он в дороге повеселеет?
Полукрымский хотел что-то весьма энергичное произнести, но неожиданно передумал, махнул рукой и повернулся к Стигматику:
- Поедем, проверим, как там у нас горючее получилось? Градус соответствует?
И они удалились в "лабораторию", усомнившись в способности своих спутников к здравомыслию. Проверяли она качество горючего на совесть: вдумчиво и основательно. Это стало окончательно ясно, когда танк был заправлен, и настала пора отъезда.
Несмотря на все усилия, весьма героические, "проверяющие" самостоятельно забраться на броню не смогли, поочередно скатываясь с нее. Пришлось грузить их вручную.
Когда с погрузкой вещей, Полукрымского, и Стигматика было покончено, Женька вывела из избы, осторожно поддерживая под руку, Очень Ветхого Колупаева. Что самое странное, так это то, что Плаксин, несмотря на непрекращающееся брюзжание, весьма старательно помогал в погрузке. В танк он влез последним, оставшись стоять во весь рост, высунув голову из башни, сурово и зорко оглядывая окрестности.
Женька что-то повертела, что-то покрутила, мотор зачихал, заворчал, и танк - двинулся! Через некоторое время дорога соскользнула под горку и запетляла по лесу, где за одним из поворотов ее перегородило бревно, положенное поперек.
- Опять дед Мазаев фулиганит. - заворчал Плаксин.
- Какой еще дед Мазаев? - недовольная потерей времени, проворчала Женька.
- Да есть тут у нас один бессменный партизан, все никак не навоюется. - пояснил проспавшийся Стигматик.
- Что же он, с самой войны партизанит? Может, ему не сказали, что война кончилась? - забеспокоился альтруист Фуняев.
- Да все он, дармоед, знает. Ему из леса вылезать неохота. Вылезет работать придется, а он это дело страсть как не любит. А так выскочил из леса, напугал прохожих, отдали ему, что у них было, и до следующего раза в нору - жрать. Ни забот, ни хлопот...
Очухавшийся следом за Стигматиком Полукрымский выслушал рассказ Стигматика, молча втянул за штаны торчащего из танка Плаксина внутрь, сам же вылез на броню и заорал на весь лес:
- Эй, дед! Выходи! Выходи, сморчок старый, портянка занюханная! Выходи, пока я тебя за уши не вытащил, пенек трухлявый!
Кусты у обочины зашевелились, и на дорогу вышел дед, одетый в китайский, до самых пяток, пуховик, джинсы, а на голове имел ветхую буденовку. В руках он держал берданку, а на груди у него висел новенький транзистор.
- Вы чего это тут шуметь удумали? Заслуженному партизану сопротивление оказываете? - Попробовал зашуметь дед, опасливо косясь на внушительную фигуру Полукрымского.
- Ты, дед, мне мозги не пудри! - оборвал тот причитания деда. - Ты же, гад, радио слушаешь, как же ты не можешь знать, что война кончилась?!
- Как это так - кончилась?! - возмутился дед. - Я как эту штуковину не включу - все время война, все воюют. А я что - рыжий?! Везде война происходит, вот слушай...
- В голове у тебя, дед, война происходит. Некогда мне с тобой спорить. Если через две минуты эта палка будет дорогу перегораживать пеняй на себя.
- Ну вот. Сразу угрожать. Нет, чтобы по-человечески, по-хорошему... заскулил дед.
- А по-хорошему это, дед, как? - зло прищурился Полукрымский. - Это отдай тебе все, что имеешь в наличии, и ступай себе подальше?! Какой ты, к едрене Матрене, партизан? Бандит ты самый натуральный! Убирай, говорю, полено с дороги, пока я поперек спины тебя им не огрел!
Не на шутку рассердился Полукрымский.
- Да я сейчас, сейчас... - засуетился партизан. - Может, поможете?
- Ага, сейчас! - живо откликнулся Полукрымский. - Уберешь бегом, как Ленин на субботнике...
- Ленин-то не один был! - возразил Мазаев.
- Вот станешь таким, как Ленин, тоже не один будешь бревна таскать.
- Ладно, ладно... - забормотал дед. - Закурить, случайно, не дадите? - спросил дед, без всякой, впрочем, надежды в голосе, покосившись на Полукрымского, который молча показал ему кулак.
- Значит не дадите, - сделал правильный вывод многоопытный партизан.
Вздохнул он, легко поднял бревно, вскинул на плечо и что-то ворча под нос, зашагал в чащу.
- Напрасно вы с ним так, - завел Плаксин. - Он фулиган, но очень вредный. Он теперь обязательно мстить будет, всяческие зловредные пакости устраивать...
Как бы в подтверждение его слов из чащи раздался голос деда:
- Ну, зайцы, погодитееее!
Полукрымский отодвинул Женьку от рычагов управления:
- Ну, поехали! Броня крепка и ноги наши быстры!
- А сколько нам добираться? - спросила озабоченно Женька.
- На танке недельки за две доберемся.
- Ты что, Полукрымский?! С ума сошел?! Ты моей смерти хочешь! Какие две недели?! Мы же опоздаем!
- Есть еще вариант пешего похода. Другие имеются?!
- Есть! - заорала Женька. - Есть варианты! Имеются! Нам нужен самолет!
- И только-то?! - радостно изумился Полукрымский.
- Конечно! А как же иначе мы успеем в Гибралтар?!
- Нам нужен всего-навсего самолет, это я понял. - покорно согласился Полукрымский. - И что же дальше?
Глава седьмая
А дальше... Юрисконсульт Прохиндеев. Заложник по телефону. "Если для
вас самолет важнее..." Полковник Ломов против майора Громилина. "Все
бы вам захватывать, да захватывать..." "Вот наше разрешение!" Парламентеры.
"За кого попроще самолеты не дают..." Месть партизана. "Садимся или
падаем?" "Дальше - то, куда мы падаем."
- А дальше - нам все равно нужен самолет. Купить мы его не можем, в долг самолеты не дают... Давай, поворачивай машину в город, который по пути ближе всего. Нам нужен заложник, а самолет мы получим в обмен!
Полукрымский только крякнул:
- Втягиваете вы меня в какую-то низкопробную уголовщину...
Но танк в город завернул. Когда миновали домишки предместий, он спросил:
- Куда теперь? Где будем брать заложника?
- Как - куда? К мэрии, там начальство городское...
Мэрия находилась в большом сером здании, увешанном снаружи множеством табличек, с указанием отделов и этажей.
- Пока тут разберешься, год пройдет, - почесал в затылке Полукрымский.
- А вот на первом этаже юридическая консультация. - вмешался в разговор Плаксин.
- Ну и что? - удивился Фуняев.
- Как это - что? Вот написано: "справки по любым вопросам".
- А что? - подключилась Женька. - Давайте попробуем.
Подталкивая один другого, они ввалились в комнату консультации тесной оравой.
- Прохиндеев. Консультант, - представился, выбираясь с трудом из кресла, человек в темных очках.
Шлепая по плечам щеками, он подошел, и остановился напротив Полукрымского, глядя ему в живот.
- Нам нужен самолет! - выпалил Фуняев.
- Короче, мужик. Нам нужен заложник. Но не просто заложник, а такой, за которого дадут самолет. Усек? - спросил Полукрымский.
- Усек. Что тут не усечь? - вполне буднично отреагировал Прохиндеев.
Он вернулся к столу, набрал номер.
- Дундукова Охламон Охламоновича, пожалуйста. - проворковал он в трубку. - Охламон Охламонович?! День добрый! Прохиндеев беспокоит... Не могли бы вы спуститься на минуточку? Жду...
Он положил трубку на рычаги.
- Ну вот, через минуту к вам спустится заложник...
- А ведь он вам верит, - проворчал Плаксин.
- Доверие клиента - вот что главное в нашей работе!
В двери вкатился плотный, полный человек.
- Дундуков. - представился он с порога. - Чем могу быть полезен?
- Самолетом вы можете быть полезны, Охламон Охламонович. Моим клиентам самолет нужен. Забирайте его, за мэра самолет гарантирован. А я позвоню в аэропорт, чтобы самолет приготовили. Чао!
Только затихли шаги в коридоре, он набрал номер:
- Группа захвата? Террористы захватили мэра. Полковник Ломов? Да, террористы. Что им нужно? Самолет им нужен, товарищ полковник. Что, что им вместо самолета? Ну, если для вас самолет важнее, можете пожертвовать... Хотя, я думаю, что этого добра у них своего хватает...
Танк еще не отъехал от мэрии, а к аэропорту уже подкатывал большой, ярко-желтый импортный мусоровоз. Развернувшись около входа, он наклонил мусоросборник, и оттуда как горох посыпались люди в камуфляже, с короткими автоматами и в черных шапочках, закрывающих лицо, с дырками для глаз. Выреза для рта на этот раз не было, поступил строжайший приказ до конца операции ртов не открывать.
Вся эта орава бросилась через зал ожидания, топча ноги и чемоданы. Впереди всех - к победе и наградам, рвался полковник Ломов...
И все это: награды и победы, было так близко, так возможно, если бы не майор Громилин, который отсыпался в мягких аэрофлотовских креслах на пути к новому месту службы, протянув натруженные пограничной работой ноги в проход между кресел. И снился майору пограничный сон, про то, что несет он охрану Границы. Несет ее, несет, а поставить некуда. И видит он верблюда. И кричит ему:
- Иди сюда, верблюжья кавалерия!
А тот жует себе колючку и никакого внимания на майора. Тот не на шутку рассердился на такое неуважение со стороны верблюда, и плюнул на облезлого, но гордого сына пустыни дромадера. Тот возмутился и пнул его несколько раз копытом по трудовым пограничным мозолям. Не взвидевший белого цвета от боли майор схватил верблюда за копыто и несколько раз плюнул ему в удивленное лицо...
Полковник Ломов упал, споткнувшись об ноги майора Громилина, когда же он стянул с лица съехавшую шапочку, то оказалось, что на нем сидит верхом здоровенный майор, и почему-то плюет ему в лицо, выкрикивая при этом:
- Ах ты, верблюжья твоя морда!
Решив дома обязательно заглянуть в зеркало, полковник вступил в схватку. Майор, на которого в придачу бросились спецназовцы в камуфляже и в шапочках, решил, что это террористы, и замолотил кулаками с удвоенной силой. Он схватил за ноги полковника Ломова и завертел им вокруг себя, сбивая налево и направо группу захвата.
Разгоряченные схваткой, ни майор Громилин, ни группа захвата во главе с полковником Ломовым, не заметили, как тихо и скромно прошли через зал, обходя дерущихся, наши путешественники, проследовав на взлетную полосу, где и остановились в растерянности, не видя ни самолета, ни обещанной встречи, да и в переговоры никто с ними вступать не собирался...
- Все бы вам захватывать, да захватывать. - заговорил Стигматик. Вон стоит себе самолет, и на фиг никому не нужен...
На поле действительно стоял самолет, готовый к отправке. По иронии судьбы, именно на нем должен был лететь к месту новой своей службы майор Громилин.
Путешественники переглянулись, и направились к самолету.
- Куда летим? - деловито спросила Женька у летчика.
- Вы - не знаю, а мы к границе с Гибралтаром, - покосился на них летчик.
- Во! Нам туда и нужно! - обрадовался Полукрымский.
- А билеты у вас имеются? - скучно поинтересовался летчик.
- А вот наши билеты! - потомок ушкуйников поднес к носу пилота кулак.
- Так бы сразу и говорили, что угон, - проворчал летчик. - Садитесь, проездные документы у вас в порядке, убедительные документы у вас...
Сами еще не до конца поверив в неслыханную удачу, они полезли в самолет.
- А этому чего? Отпустить, пуская катится? - показывая на мэра, спросил Полукрымский.
- Ой, боюсь, что рановато. - Плаксин показал пальцем на толпу, выбегающую из здания аэропорта.
- Зря мы мэра в заложники брали! - в сердцах воскликнул стигматик. Надо было кого попроще!..
- За кого попроще самолетов не дают, - резонно заметил Фуняев.
- Тоже верно, - согласился Полукрымский. - Люди! Мы вашего мэра не тронем! Мы улетим без него!
Народ при этих словах пришел в еще большее волнение. Из толпы вышел мужик и решительно подошел к самолету:
- Значит, так, - без предисловий начал он, подходя вплотную. Договариваемся следующим образом: если вы дадите честное слово, что заберете этого деятеля, трам-там-там-тарарам. - он указал на мэра. - Тогда можете лететь куда хотите. Желательно подальше. У нас его по три раза в месяц похищают, все деньги из бюджета на выкупы ушли. Слава Богу, последний самолет остался. Забирайте его и летите куда вздумаете, а мы к трам-там-там-тарарам такой-то матери закроем этот трах-тара-рах-трах-тах! Аэропорт. Лады?
- А что нам остается? Лады?! - протянул руку Полукрымский.
Он подтолкнул мэра в самолет, и махнул рукой летчику: заводи!Когда же он сам собирался последовать за мэром, парламентер задержал его за рукав и зашептал на ухо:
- Слышь, братан, ты его при случае продай там в рабство, если оно есть там у них. А то прямо беда! Его возвращают, а самолеты - фиг...!
Самолет разбежался, присел на корточки, оттолкнулся и - прыгнул в небо! И полетел!
- Гляди-ка, летим, - восторгался Стигматик.
- Взлететь - это еще не значит лететь, - изрек совсем непонятное Плаксин.
- А может тебя лучше выбросить? - поинтересовался Полукрымский.
В это время самолет сильно тряхнуло. Потом еще раз, и еще...
Все прилипли к окнам: картина была ужасной, оба крыла у самолета отвалились! А по взлетной полосе, зажав в руке ножовку, убегал, воровато озираясь, вечный партизан - дед Мазаев.
- Подпилил, гад, крылья, теперь мы падаем! - заскулил Плаксин.
- Не падаем, а садимся! - возразил из кабины летчик.
- Почему это мы садимся, когда падаем? - вступил в беседу Стигматик.
- Потому, - ответил пилот, - что садиться - это лучше, чем падать.
- Мысль, конечно, очень даже интересная, - подключилась Женька, - Но мы все-таки падаем...
- И что же дальше? - спросил вконец растерянный Фуняев.
- А дальше то, что мы падаем, - ответил летчик.
И он был прав.
Глава восьмая
"Мы садимся, или падаем?" "Ни креста, ни поминок" Самолет врезается
в землю. "У верблюдов есть хвосты?" Пилот подземной авиации. Лицом
к лицу со страусом.
- Все-таки, мы садимся, или падаем? - спросил Фуняев.
- Да не слушайте Вы Полукрымского, Фуняев. - махнула рукой Женька. Идите ко мне, я Вас лучше по головке поглажу...
Фуняев не заставил просить себя дважды, и его как-то сразу перестало интересовать, садятся ли они, или падают.
Стигматик пристраивал у себя на коленях Очень Ветхого Колупаева, убирая его от окошка.
- Вот что бывает, когда идешь на поводу у совершенно безответственных людей, - бормотал человек-понедельник, неожиданно добавив. - Впрочем, несмотря на мелкие неприятности, я попал в неплохую компанию. И хотел бы, чтобы об этом узнали еще до того, как...
Он замялся.
- Приземлимся, - фыркнул Полукрымский, направляясь в кабину пилотов. - А приземлимся мы так, что от нас пыли не останется. Ни креста, ни поминок...
- Куда это ты, Полукрымский?
- Куда, куда. На кудыкину гору...
- Ты, кажется, несколько расстроен? - поинтересовалась Женька.
- Это вам только кажется, Женечка, - рассмеялся сын итальянки. - На самом деле я просто счастлив. А в кабину я иду, чтобы посмотреть в глаза той даме, которая пригласила всех нас сегодня на свидание. Оттуда, знаете ли, виднее.
Еще через несколько мгновений самолет со свистом врезался в землю. Все послетали со своих мест, полетели куда-то в нос самолета, в никуда, в темноту, наступившую сразу и навсегда...
А майор Громилин выяснял отношения с полковником Ломовым.
- Да, браток, наделал ты делов. - прикладывая к голове лед, говорил Ломов. - Сорвал нам, понимаешь, операцию, помог террористам самолет захватить. А террористы те самые, которые у тебя границу нарушали, из-за которых тебя на новое место послали... А ты, майор, случаем не знаешь, у верблюдов хвосты есть? Не знаешь? Ну да ладно, это к делу не относящееся. Главное, майор, это то, что я тебя сажаю в самолет, и ты успеваешь на новое место службы до того, как туда прилетят твои знакомые. А летят они в Гибралтар. Это агентура сообщила. А с тобой мы никогда не встречались. Понял? Все! Точка! Лети, майор...
И майор полетел готовиться к встрече опозоривших его нарушителей.
По прибытии на заставу он поднял всех по тревоге, все затихло в напряженном ожидании, но... нарушители не появлялись...
А как они могли появиться, если самолет врезался носом в землю? Самое странное это то, что он не разбился. Мало того, он продолжал... лететь... Он летел вглубь земли, взвинчивая пропеллером пласты геологии.
Первым опомнился многоопытный во всякого рода переделках Полукрымский.
- Эй, эй, браток! - заорал он пилоту. - Ты не зарывайся! Не зарывайся! Выравнивай, выравнивай машину! А то мы хрен вылезем из этого самолета!
- Горючее у нас - зверь, а не горючее! - пояснил летчик. - Мы это горючее слили с танка.
- Так похоже, что мы под землей летим. Только как мы курс найдем?
- Вот это - пара пустяков! - откликнулся пилот. Как в ночном полете по приборам.
- Тогда вперед - в Гибралтар! - скомандовала Женька.
И пилот зарулил. Самолет вгрызался в землю, выл, рычал и... двигался вперед! Вел первый в мире такой самолет самый первый летчик подземной авиации - Петр Фомич Ползунков.
Внезапно винт захрустел, взвыл и рассыпался...
- Как же нам теперь выбраться? На какой мы глубине? Что случилось? посыпались вопросы.
- Да откуда я знаю, на какой мы глубине?
Вдруг темнота за стеклом кабины зашевелилась, и к стеклу прислонилась чья-то голова, с большим носом и выпученными глазами. Голова повертелась-повертелась и исчезла.
- Кто это? - в ужасе спросил Фуняев.
- Это страус, - пояснил пилот.
- А раз страус, значит, мы неглубоко! - обрадовалась Женька. - Шея-то у него не десять метров...!
Глава девятая
О некоторых особенностях службы в верблюжьей кавалерии. "Как же на
слонах ездят". Самолет в огороде. "Бабуся, вам раб, случайно, не нужен?"
Маруся Бесприданная и Дон Жуан местного значения Васька Блудилин.
"Сегодня - картошка. Кокосы - завтра"
Вот как получилось, что самолет, который майор Громилин собирался перехватить на Границе, так сказать, "в полете" подлетал к ней подземными дорогами. Сам же майор, решив, что нарушители избрали другой путь, осваивался на новой для него службе.
Кроме материальной части все остальное было знакомо до мелочей.
За долгие годы службы на границе майор научился многому: управлять любыми видами транспорта, даже средствами малой механизации, мог даже скакать без седла и без лошади. Но вот управлять верблюдом ему не приходилось. Что ж! Не впервой ему было осваивать новое.
- Нельзя ждать милостей от природы - создать ей трудности, вот наша задача! - воскликнул бравый майор, вскарабкиваясь на верблюда в третий раз.
Он поерзал, устраиваясь между горбами, потянул уздечку, и... о, Боже! пришпорил верблюда каблуками. Лучше бы он этого не делал!
Верблюд сплюнул, фыркнул, и... поскакал! В течение следующего часа, до тех пор, пока не поймали верблюда, самыми счастливыми были для майора те секунды, когда он, подбрасываемый скачкой, висел в воздухе. Все остальное была сплошная мука. Он обрушивался на позвоночник кораблю пустыни, похожий на огромную пилу, стоявшую зубьями вверх. Горбы при скачке то сжимались, то разжимались, ребра майора трещали, он с трудом успевал глотать воздух, чтобы через мгновение со свистом его выплюнуть, будучи сжатым этими чудовищными горбами.
К тому же верблюд был, как оказалось, значительно шире лошади, и вспомнив кавалеристов, майор решил, что к окончанию скачки его ноги должны будут иметь форму круга.
- Как же на слонах ездят?! - это было последнее, что пришло ему в голову...
Пока майора вытаскивали из горбов с трудом пойманного дромадера, в нескольких километрах от заставы вышла в собственный огород бабка Оладья.
Вышла она морковки надергать, очень она уважала грызть эту овощь, когда смотрела по телевизору семисотые серии мозамбикского телесериала "Черные тоже бывают белыми"...
А к пилоту подземной авиации Ползункову подошел контрабандист Полукрымский и сказал:
- А не пора ли нам на землю? Судя по страусам, мы вроде как в Гибралтаре. Давай, попробуй потихоньку вырулить на поверхность...
- Ну, если пора, значит пора, - согласился пилот, и стал выруливать...
Когда у бабки Оладьи земля под ногами задрожала, она слегка испугалась, а когда из-под земли, прямо на ее грядки, выполз переломанный, без крыльев, самолет, вот тут она просто-напросто охренела...
Стояла она и смотрела, открыв рот, как из этого самолета выходят прямо на ее любимые грядки странные люди... А тут еще вышедший последним мэр подобрал выроненную бабкой морковь, вытер об штаны, и захрустел, захрумкал ею быстро, как кролик.
- Во имя... во имя... - пыталась сначала безуспешно вспомнить нужные слова бабушка, но увидев, как трескают ее любимую овощь, сразу же вспомнила все соответствующие моменту слова:
- Чтоб у тебя, толстого, на голове зубы выросли, а во рту волосы! Да чтоб у тебя на лбу...
Далее последовало такое, что не только в молитву, но и в книжку вставить нельзя.
Но на многоопытного мэра это действия не возымело. Схрупав морковь он потянулся к соседней грядке за огурцами.
- Вы хотя и мэр, но чувство меры должно присутствовать! Не дома все-таки! - попытался его урезонить Плаксин.
Да куда там! Слямзил, обжора, огурец, и даже не покраснел.
- Теперь я понимаю, почему нас просили продать его в рабство, произнес Полукрымский. - Одна надежда на то, что жители его города испытывают сейчас воистину без мэрное счастье. Да прекрати, гад, огурцы трескать! - тряхнул он мэра за шкирку. - Бабуся, вам случайно раб не требуется? Бесплатно.
- Да какой из него раб? - махнула рукой бабка Оладья. - Он столько не наработает, сколько съест... Ежели только для моей Маруси в мужья...?
- Бабуся, а мы уже в Гибралтаре? - перебила нетерпеливая Женька.
- Промахнулись вы чуток, милая. Гибралтар вон там. За пригорочком погранзастава, а за ней и он, родимый, Гибралтар. А вы, милая, туда или оттеда?
- Да разве оттуда кто побежит? - усомнился Стигматик.
- А отчего же? - даже обиделась бабка. - Еще как бегают! Мой мужик покойный оттеда был. Очень они наших баб уважают. А потом, у нас если и едят друг друга, то только в переносном смысле, а у них там без всяких переносов. Сказано - съедено. Мой муж говорил, что лучше ходить голодным здесь, чем кто-то будет ходить сытый тобой там. Да чего мы на улице стоим? Пошли в избу, с дочкой вас познакомлю...
Она пристально и оценивающе посмотрела на дородного мэра.
Уставших и изголодавшихся путников дважды в дом приглашать не пришлось. Они протолкались в избу, и... застыли у порога, наблюдая не совсем обычную картину.
По всей избе валялись перевернутые скамейки, табуреты, весь пол был устелен битыми черепками. Прислонясь спиной к печке, сжимая в руках могучий ухват, стояла дородная негритянка. Кофта на ней порвана, а напротив нее, наклонившись, как бычок для атаки, держась за распухающую на глазах щеку, в рубахе до колен, из-под которой торчали как две спички тоненькие ножки, стоял плюгавенький мужичок, молоденький, почему-то без штанов.
- Во, глядите, люди добрые, что деется! - всплеснула руками бабка Оладья. - Среди бела дня кидается! Ах ты, Дон Иван проклятущий...!
- Маманя! - загудела басом от печки негритянка. - Вы не подумайте чего, маманя! Я оборону держала! Я не далась! Я оборону держала...!
- Оборону! - передразнил плюгавенький. - Тоже мне, нашла от кого оборону держать! Что я - враг, что ли? И почему Дон Иван? Ежели по-книжному желаете, то Дон Жуан, а ежели по паспорту, то Василий Васильевич Блудилин...
- Во-во, то-то и есть, что Блудилин. Ты бы хоть портки натянул, что ли? Полна изба людей, постеснялся бы... - вздохнула бабка, берясь за веник.
- А чего мне стесняться? - возмутился Блудилин. - Мне от народа свои достижения прятать нечего. Я вот он: весь как есть на виду. А дочка твоя, бабка Оладья, как есть дура. Чего ей, дуре, оборону держать? Чего оборону устраивать? Природа-мать зовет! Понимать надо! Сама потом прибегит, а я пренебрегу... Один я на дерене мужик.