Страница:
Мэри Блейни
Пропавший в раю
1
Лето 2009 г.
Исла Пердида[1],
Малые Антильские острова
– Нам не следовало даже пытаться попасть туда. Это проклятие никогда не утратит свою силу. – Отец Жубэ осенил себя крестным знамением.
– Проклятие? Какое проклятие? – «Почему он вдруг об этом заговорил?» – с удивлением подумала Изабель. День выдался великолепный. Катер с пыхтением двигался по спокойной, прозрачной воде, в которой плавали рыбы и колыхались водоросли.
Небо над головой было ослепительно-синим – таким ярким, каким только может быть небо; видневшийся впереди остров, целиком покрытый буйной растительностью, выглядел именно так, как, по всеобщему мнению, и должен выглядеть остров в Карибском море. В воздухе было разлито тепло. Нависавший над заливом старый форт был тем немногим, что отличало представшую перед путниками картину от той, которую обычно изображают на стандартной почтовой открытке с надписью «С приветом из тропического рая!». Полноправным хозяином острова был Себастьян Дюшейн – властный, привыкший к роскоши красавец, о котором на материке никто ничего не знал.
Когда Изабель повернулась, чтобы спросить отца Жубэ, что тот имел в виду, то увидела, что он, словно завороженный, не отрывает взгляда от чего-то, находящегося сзади.
Посмотрев на корму, Изабель потрясенно ахнула. Небо на горизонте стремительно темнело. Быстро формирующиеся облака прямо на глазах затмевали дневной свет.
– Разве может шторм прийти сюда с запада? – Изабель сложила перед собой руки. – Это, должно быть, всего лишь шквал.
Катер внезапно заходил ходуном. Двигатель по-прежнему работал ровно, но усиливавшиеся волны создавали все большую тряску.
– Шквалы быстро проходят. Помоги, Господи! – Изабель шептала слова молитвы, а волны вокруг вздымались все выше и выше.
– Мы его опередим! – обернувшись, крикнул капитан.
Маленький катер заметно прибавил ход. Штормовые облака озарила вспышка молнии, протянувшая к судну с десяток своих зубцов.
– Мы не сможем это опередить, – сказал отец Жубэ, и Изабель с ним мысленно согласилась. Конечно, они не были синоптиками, но в любом случае оставались реалистами.
Изабель отвернулась и, схватившись за стойку, которая поддерживала навес над машинным отделением, посмотрела на берег.
Волны сильно увеличились в размерах. Было не только трудно стоять – волны стали настолько высокими, что Изабель уже не видела ни береговой линии, ни деревьев – лишь возвышающийся над гаванью форт. Несмотря на мерцавшие в темноте огни, вид его скорее внушал страх, чем ободрял и успокаивал.
Начался дождь, под давлением ветра его струи жалили путников, словно иглы. Изабель и отец Жубэ переместились под ненадежную защиту лишенной окон кабины и прижались к деревянным стенам, все же дававшим некоторое укрытие.
«Есть ли здесь спасательные жилеты?» – подумала Изабель.
– Спасательные жилеты в ящике с крышкой! – крикнул им капитан.
Изабель нашла только два. Оранжевый – с набивкой из капока[2] – был, вероятно, старше ее самой и кишел насекомыми, но все же это было лучше, чем ничего. – Возьмите их. Вы и капитан. Я-то умею плавать.
– Нет! – крикнул Жубэ и оттолкнул от себя жилет с таким видом, словно тот был сделан из раскаленного металла. – На сей раз я сделаю правильный выбор. – Второй жилет отец Жубэ бросил капитану, но тот не обратил на это никакого внимания.
Сильная волна окатила их водой и отбросила на другую сторону убежища. Отец Жубэ упал на палубу, и Изабель, соскользнув вниз, уселась рядом с ним.
– Вы не ранены?
– Нет-нет, Изабель! – Он потянулся за своей шляпой, но вода унесла ее прочь. – Да поможет тебе Бог, дитя. Что касается меня, я готов принять смерть, но от всей души молюсь за то, чтобы ты выжила, даже если этот остров в самом деле проклят.
– О чем вы говорите? – снова спросила она. – Отец, вы же знаете, что подобных вещей не существует.
– Дорогая, неужели ты думаешь, что только Бог может творить чудеса? На это способен и дьявол – отсюда и проклятие. Чудо, сотворенное нечистой силой.
Изабель не видела страха в его глазах, хотя дождь и ветер становились все сильнее, а белые барашки на гребнях волн вздымались уже выше самого катера.
– Скажите же, что вы имеете в виду! – настаивала она, изо всех сил пытаясь преодолеть страх. Она должна верить в мудрость Господа и свою собственную находчивость.
– Рано или поздно ты об этом узнаешь, Изабель. А сейчас у нас нет времени.
Она встала, чтобы оценить, сможет ли катер добраться до берега, прежде чем развалится на части, но не смогла ничего разглядеть. Волны и дождь – вот все, что сейчас осталось в их мире.
Катер внезапно взлетел вверх, и, прежде чем он опять рухнул в воду, Изабель увидела впереди огни. Они стали гораздо ближе, но все-таки недостаточно для того, чтобы катер успел достичь берега, прежде чем сильнейший шторм их погубит.
Деревянный траулер то вздымался вверх, то падал вниз, содрогаясь и грохоча, меж разошедшихся досок просачивалась вода. Изабель с трудом поднялась на ноги и помогла встать отцу Жубэ, плескавшаяся вокруг вода доходила уже почти до колен.
Катер снова содрогнулся, крыша кабины отлетела прочь. Когда шторм разломит судно на части, они смогут зацепиться за какой-нибудь крупный обломок. Вода достаточно теплая, чтобы можно было продержаться несколько часов.
– Послушай, Изабель! – крикнул отец Жубэ. Схватив за руку, он притянул ее вниз, под защиту рулевой рубки – так, чтобы Изабель могла его слышать. – Себастьян Дюшейн ведь разрешил нам в течение года оказывать на своем острове медицинскую и миссионерскую помощь?
– Ну да. – «Скорее, – подумала она. – У нас мало времени».
– Есть два момента, о которых ты должна знать, Изабель. Один из них довольно странный.
– Странный? – эхом отозвалась она, беспокоясь, что он не успеет закончить до того, как волны поглотят катер.
– Во-первых, живущая на острове знахарка, скорее всего, не захочет сотрудничать с тобой, а во-вторых, Дюшейн настаивал на том, что я должен привезти врача, который умеет петь.
– Петь? Врача, который умеет петь? Но это же абсурд! А кроме того… Я не умею петь, к тому же я медсестра, а не врач.
– Ты не хуже врача, Изабель, и у тебя приятный голос.
– Но я пою только в церкви. Я ничего не знаю, кроме псалмов.
Он ожесточенно замотал головой, словно волны уже контролировали его движения.
– Себастьян любит музыку, особенно музыку, которая сопровождается пением! – крикнул он. – Мне показалось неуместным задавать лишние вопросы. К тому же я был уверен, что если суждено, то человек, отвечающий его требованиям, обязательно появится. Так и случилось – я встретил тебя. Впрочем, не думаю, что сейчас это имеет значение. Преклоним колени.
Отец Жубэ положил руку на голову Изабель и начал молиться о ее спасении.
– Да сохранит тебя Бог, Изабель! Докажи Ему, что твоя любовь истинная, чистая и бескорыстная.
Мысли Изабель отчаянно путались: «Докажи Ему, что твоя любовь истинная». Отец Жубэ действительно так сказал? Один Бог знает, что у него на сердце.
Катер вновь погрузился в волны, но вместо того, чтобы затем вскарабкаться на водяную гору, увяз в котловине.
Вой ветра уже не давал им возможности разговаривать. Губы отца Жубэ шевелились, но Изабель не слышала слов. Скорее всего, он молился. Они обнялись, и, когда катер захлестнула гигантская волна, Изабель прошептала:
– Благослови вас Бог, отец!
Шторм был таким мощным, что Себастьян Дюшейн едва смог удержаться на ногах. Стоя у открытого окна, он смотрел на гавань. Дождь хлестал ему в лицо, но Себастьян лишь немного прищурил глаза, не желая уступать стихии.
Внутри у него все содрогалось от гнева, по силе не уступавшего бушующему вокруг шторму. То, что катер утонет, Себастьян понял, едва только на солнце стали набегать тучи, а слуги принялись зажигать свечи.
Проклятие не позволит находящимся на борту траулера добраться до берега. Жубэ и врач умрут вместе с идиотом, за большие деньги позволившим убедить себя в том, что его судно сможет преодолеть проклятие.
Шторм принес с собой ранние сумерки, но Себастьян все же мог видеть, как катер отчаянно борется с волнами.
В отличие от Жубэ, Себастьян и не думал молиться, прекрасно осознавая тщетность подобных попыток. Здесь нет места Богу – это владения дьявола. Свидетельством тому служили веселые крики, доносившиеся из соседней комнаты. Слуги Господа здесь не приветствуются, да они и остаются таковыми лишь до тех пор, пока не соблазнятся мирскими удовольствиями.
Судно исчезло из вида, и в памяти Себастьяна вдруг всплыли слова проклятия – так ясно, словно это было вчера: «Жубэ, поскольку ты любишь этот остров, я изгоняю тебя. Если же ты посмеешь вернуться, то примешь смерть».
Даже если Жубэ возвращался сюда, зная, как одолеть проклятие, эта тайна умрет вместе с ним. «Как же можно было хотя бы на секунду поверить в то, что я смогу вырваться с этого острова, из этой своей тюрьмы?» – думал Себастьян. Он по-прежнему смотрел на помутневшую гавань. Внезапно его окружила тишина – словно стена молчания встала между его реальностью и внешним миром.
Из воды поднялись два эфемерных силуэта, окутанных пеленой дождя и вздымавшихся все выше и выше под звуки песни, которую исполнял приятный голос – что-то среднее между контральто и сопрано: «Я всегда буду с тобой, в свете и любви. Мой свет льется на тебя сверху». Песня закончилась, и ветер задул с новой силой.
Черт побери! Себастьян закрыл ставни, налегая на них со всей силой, пытаясь противостоять хлеставшему в окно восточному ветру.
После этого он вернулся в большую гостиную, где тем временем продолжалось празднество, все участники которого не подозревали о том, что кто-то умирает едва ли не у них на глазах. Ни к чему им об этом знать, подумал он. Это всего лишь туристы, приехавшие сюда в поисках развлечений, желающие почувствовать атмосферу другой эпохи – словно в 1810 году у людей была более радостная, полная событиями жизнь.
Если бы он рассказал этой группе, что здесь происходит, все были бы шокированы, и от их нынешнего радостного настроения не осталось бы и следа.
Себастьян уже столько раз видел, как умирают люди, что почти успел к этому привыкнуть. Сейчас ему достаточно было уложить к себе в постель какую-нибудь женщину, чтобы отвлечься от увиденного.
Самая хорошенькая из веселящейся группы – Себастьян был совершенно уверен, что ее зовут Жанетта, – потянулась к последнему пирожному с кремом и с пьяной жадностью допила последнее шампанское.
Никто не высказал недовольства. Туристам уже наскучила созданная для их развлечения иллюзия жизни в девятнадцатом веке, им хотелось обыкновенных плотских удовольствий.
Жанетта соблазнительно улыбнулась, и Себастьян кивнул ей в ответ. Пожалуй, она подойдет. Золотистые волосы, хорошенькая фигурка, стройные ноги. Тем не менее Себастьян уже заранее знал, каким будет секс с ней.
Она не доставит ему особого удовольствия. Нет, она совсем не порочная, но пустая и самовлюбленная. И не очень изобретательная.
Пообещав принести еще шампанского, Себастьян покинул гостиную и прошел в открытый внутренний дворик, некогда являвшийся частью крепости.
К тому времени буря уже полностью миновала, а дождь больше походил на легкий туман.
Открыв калитку в огромных железных воротах, преграждавших путь к морю, Себастьян увидел плавающие обломки кораблекрушения – какие-то куски дерева, корабельный штурвал – и среди них фигуру в черном с раскинутыми в стороны руками.
Себастьян Дюшейн уже давно жил под властью проклятия, в котором сам же и был повинен. Он не сомневался, что оно будет длиться вечно, но все, что он мог сделать, – это послать в деревню распоряжение подготовить достойные похороны.
Исла Пердида[1],
Малые Антильские острова
– Нам не следовало даже пытаться попасть туда. Это проклятие никогда не утратит свою силу. – Отец Жубэ осенил себя крестным знамением.
– Проклятие? Какое проклятие? – «Почему он вдруг об этом заговорил?» – с удивлением подумала Изабель. День выдался великолепный. Катер с пыхтением двигался по спокойной, прозрачной воде, в которой плавали рыбы и колыхались водоросли.
Небо над головой было ослепительно-синим – таким ярким, каким только может быть небо; видневшийся впереди остров, целиком покрытый буйной растительностью, выглядел именно так, как, по всеобщему мнению, и должен выглядеть остров в Карибском море. В воздухе было разлито тепло. Нависавший над заливом старый форт был тем немногим, что отличало представшую перед путниками картину от той, которую обычно изображают на стандартной почтовой открытке с надписью «С приветом из тропического рая!». Полноправным хозяином острова был Себастьян Дюшейн – властный, привыкший к роскоши красавец, о котором на материке никто ничего не знал.
Когда Изабель повернулась, чтобы спросить отца Жубэ, что тот имел в виду, то увидела, что он, словно завороженный, не отрывает взгляда от чего-то, находящегося сзади.
Посмотрев на корму, Изабель потрясенно ахнула. Небо на горизонте стремительно темнело. Быстро формирующиеся облака прямо на глазах затмевали дневной свет.
– Разве может шторм прийти сюда с запада? – Изабель сложила перед собой руки. – Это, должно быть, всего лишь шквал.
Катер внезапно заходил ходуном. Двигатель по-прежнему работал ровно, но усиливавшиеся волны создавали все большую тряску.
– Шквалы быстро проходят. Помоги, Господи! – Изабель шептала слова молитвы, а волны вокруг вздымались все выше и выше.
– Мы его опередим! – обернувшись, крикнул капитан.
Маленький катер заметно прибавил ход. Штормовые облака озарила вспышка молнии, протянувшая к судну с десяток своих зубцов.
– Мы не сможем это опередить, – сказал отец Жубэ, и Изабель с ним мысленно согласилась. Конечно, они не были синоптиками, но в любом случае оставались реалистами.
Изабель отвернулась и, схватившись за стойку, которая поддерживала навес над машинным отделением, посмотрела на берег.
Волны сильно увеличились в размерах. Было не только трудно стоять – волны стали настолько высокими, что Изабель уже не видела ни береговой линии, ни деревьев – лишь возвышающийся над гаванью форт. Несмотря на мерцавшие в темноте огни, вид его скорее внушал страх, чем ободрял и успокаивал.
Начался дождь, под давлением ветра его струи жалили путников, словно иглы. Изабель и отец Жубэ переместились под ненадежную защиту лишенной окон кабины и прижались к деревянным стенам, все же дававшим некоторое укрытие.
«Есть ли здесь спасательные жилеты?» – подумала Изабель.
– Спасательные жилеты в ящике с крышкой! – крикнул им капитан.
Изабель нашла только два. Оранжевый – с набивкой из капока[2] – был, вероятно, старше ее самой и кишел насекомыми, но все же это было лучше, чем ничего. – Возьмите их. Вы и капитан. Я-то умею плавать.
– Нет! – крикнул Жубэ и оттолкнул от себя жилет с таким видом, словно тот был сделан из раскаленного металла. – На сей раз я сделаю правильный выбор. – Второй жилет отец Жубэ бросил капитану, но тот не обратил на это никакого внимания.
Сильная волна окатила их водой и отбросила на другую сторону убежища. Отец Жубэ упал на палубу, и Изабель, соскользнув вниз, уселась рядом с ним.
– Вы не ранены?
– Нет-нет, Изабель! – Он потянулся за своей шляпой, но вода унесла ее прочь. – Да поможет тебе Бог, дитя. Что касается меня, я готов принять смерть, но от всей души молюсь за то, чтобы ты выжила, даже если этот остров в самом деле проклят.
– О чем вы говорите? – снова спросила она. – Отец, вы же знаете, что подобных вещей не существует.
– Дорогая, неужели ты думаешь, что только Бог может творить чудеса? На это способен и дьявол – отсюда и проклятие. Чудо, сотворенное нечистой силой.
Изабель не видела страха в его глазах, хотя дождь и ветер становились все сильнее, а белые барашки на гребнях волн вздымались уже выше самого катера.
– Скажите же, что вы имеете в виду! – настаивала она, изо всех сил пытаясь преодолеть страх. Она должна верить в мудрость Господа и свою собственную находчивость.
– Рано или поздно ты об этом узнаешь, Изабель. А сейчас у нас нет времени.
Она встала, чтобы оценить, сможет ли катер добраться до берега, прежде чем развалится на части, но не смогла ничего разглядеть. Волны и дождь – вот все, что сейчас осталось в их мире.
Катер внезапно взлетел вверх, и, прежде чем он опять рухнул в воду, Изабель увидела впереди огни. Они стали гораздо ближе, но все-таки недостаточно для того, чтобы катер успел достичь берега, прежде чем сильнейший шторм их погубит.
Деревянный траулер то вздымался вверх, то падал вниз, содрогаясь и грохоча, меж разошедшихся досок просачивалась вода. Изабель с трудом поднялась на ноги и помогла встать отцу Жубэ, плескавшаяся вокруг вода доходила уже почти до колен.
Катер снова содрогнулся, крыша кабины отлетела прочь. Когда шторм разломит судно на части, они смогут зацепиться за какой-нибудь крупный обломок. Вода достаточно теплая, чтобы можно было продержаться несколько часов.
– Послушай, Изабель! – крикнул отец Жубэ. Схватив за руку, он притянул ее вниз, под защиту рулевой рубки – так, чтобы Изабель могла его слышать. – Себастьян Дюшейн ведь разрешил нам в течение года оказывать на своем острове медицинскую и миссионерскую помощь?
– Ну да. – «Скорее, – подумала она. – У нас мало времени».
– Есть два момента, о которых ты должна знать, Изабель. Один из них довольно странный.
– Странный? – эхом отозвалась она, беспокоясь, что он не успеет закончить до того, как волны поглотят катер.
– Во-первых, живущая на острове знахарка, скорее всего, не захочет сотрудничать с тобой, а во-вторых, Дюшейн настаивал на том, что я должен привезти врача, который умеет петь.
– Петь? Врача, который умеет петь? Но это же абсурд! А кроме того… Я не умею петь, к тому же я медсестра, а не врач.
– Ты не хуже врача, Изабель, и у тебя приятный голос.
– Но я пою только в церкви. Я ничего не знаю, кроме псалмов.
Он ожесточенно замотал головой, словно волны уже контролировали его движения.
– Себастьян любит музыку, особенно музыку, которая сопровождается пением! – крикнул он. – Мне показалось неуместным задавать лишние вопросы. К тому же я был уверен, что если суждено, то человек, отвечающий его требованиям, обязательно появится. Так и случилось – я встретил тебя. Впрочем, не думаю, что сейчас это имеет значение. Преклоним колени.
Отец Жубэ положил руку на голову Изабель и начал молиться о ее спасении.
– Да сохранит тебя Бог, Изабель! Докажи Ему, что твоя любовь истинная, чистая и бескорыстная.
Мысли Изабель отчаянно путались: «Докажи Ему, что твоя любовь истинная». Отец Жубэ действительно так сказал? Один Бог знает, что у него на сердце.
Катер вновь погрузился в волны, но вместо того, чтобы затем вскарабкаться на водяную гору, увяз в котловине.
Вой ветра уже не давал им возможности разговаривать. Губы отца Жубэ шевелились, но Изабель не слышала слов. Скорее всего, он молился. Они обнялись, и, когда катер захлестнула гигантская волна, Изабель прошептала:
– Благослови вас Бог, отец!
Шторм был таким мощным, что Себастьян Дюшейн едва смог удержаться на ногах. Стоя у открытого окна, он смотрел на гавань. Дождь хлестал ему в лицо, но Себастьян лишь немного прищурил глаза, не желая уступать стихии.
Внутри у него все содрогалось от гнева, по силе не уступавшего бушующему вокруг шторму. То, что катер утонет, Себастьян понял, едва только на солнце стали набегать тучи, а слуги принялись зажигать свечи.
Проклятие не позволит находящимся на борту траулера добраться до берега. Жубэ и врач умрут вместе с идиотом, за большие деньги позволившим убедить себя в том, что его судно сможет преодолеть проклятие.
Шторм принес с собой ранние сумерки, но Себастьян все же мог видеть, как катер отчаянно борется с волнами.
В отличие от Жубэ, Себастьян и не думал молиться, прекрасно осознавая тщетность подобных попыток. Здесь нет места Богу – это владения дьявола. Свидетельством тому служили веселые крики, доносившиеся из соседней комнаты. Слуги Господа здесь не приветствуются, да они и остаются таковыми лишь до тех пор, пока не соблазнятся мирскими удовольствиями.
Судно исчезло из вида, и в памяти Себастьяна вдруг всплыли слова проклятия – так ясно, словно это было вчера: «Жубэ, поскольку ты любишь этот остров, я изгоняю тебя. Если же ты посмеешь вернуться, то примешь смерть».
Даже если Жубэ возвращался сюда, зная, как одолеть проклятие, эта тайна умрет вместе с ним. «Как же можно было хотя бы на секунду поверить в то, что я смогу вырваться с этого острова, из этой своей тюрьмы?» – думал Себастьян. Он по-прежнему смотрел на помутневшую гавань. Внезапно его окружила тишина – словно стена молчания встала между его реальностью и внешним миром.
Из воды поднялись два эфемерных силуэта, окутанных пеленой дождя и вздымавшихся все выше и выше под звуки песни, которую исполнял приятный голос – что-то среднее между контральто и сопрано: «Я всегда буду с тобой, в свете и любви. Мой свет льется на тебя сверху». Песня закончилась, и ветер задул с новой силой.
Черт побери! Себастьян закрыл ставни, налегая на них со всей силой, пытаясь противостоять хлеставшему в окно восточному ветру.
После этого он вернулся в большую гостиную, где тем временем продолжалось празднество, все участники которого не подозревали о том, что кто-то умирает едва ли не у них на глазах. Ни к чему им об этом знать, подумал он. Это всего лишь туристы, приехавшие сюда в поисках развлечений, желающие почувствовать атмосферу другой эпохи – словно в 1810 году у людей была более радостная, полная событиями жизнь.
Если бы он рассказал этой группе, что здесь происходит, все были бы шокированы, и от их нынешнего радостного настроения не осталось бы и следа.
Себастьян уже столько раз видел, как умирают люди, что почти успел к этому привыкнуть. Сейчас ему достаточно было уложить к себе в постель какую-нибудь женщину, чтобы отвлечься от увиденного.
Самая хорошенькая из веселящейся группы – Себастьян был совершенно уверен, что ее зовут Жанетта, – потянулась к последнему пирожному с кремом и с пьяной жадностью допила последнее шампанское.
Никто не высказал недовольства. Туристам уже наскучила созданная для их развлечения иллюзия жизни в девятнадцатом веке, им хотелось обыкновенных плотских удовольствий.
Жанетта соблазнительно улыбнулась, и Себастьян кивнул ей в ответ. Пожалуй, она подойдет. Золотистые волосы, хорошенькая фигурка, стройные ноги. Тем не менее Себастьян уже заранее знал, каким будет секс с ней.
Она не доставит ему особого удовольствия. Нет, она совсем не порочная, но пустая и самовлюбленная. И не очень изобретательная.
Пообещав принести еще шампанского, Себастьян покинул гостиную и прошел в открытый внутренний дворик, некогда являвшийся частью крепости.
К тому времени буря уже полностью миновала, а дождь больше походил на легкий туман.
Открыв калитку в огромных железных воротах, преграждавших путь к морю, Себастьян увидел плавающие обломки кораблекрушения – какие-то куски дерева, корабельный штурвал – и среди них фигуру в черном с раскинутыми в стороны руками.
Себастьян Дюшейн уже давно жил под властью проклятия, в котором сам же и был повинен. Он не сомневался, что оно будет длиться вечно, но все, что он мог сделать, – это послать в деревню распоряжение подготовить достойные похороны.
2
Когда Изабель очнулась, ей показалось, что она находится на небесах и лежит на облаке. «Да нет, что за чепуха! Небеса – это не только идеальная постель», – подумала она.
Кроме того, Изабель знала, что жива: ее грудь поднималась и опускалась, с каждым вздохом девушка ощущала, как боль отзывается во всех клеточках ее тела.
Где же отец Жубэ и капитан траулера? Изабель надеялась, что, открыв глаза, она обнаружит их лежащими рядом, но увидела лишь большую кровать с пологом и приглушенный свет свечей, стоящих на соседнем столике.
Изабель повернула голову к свету, и приятные иллюзии тут же рассеялись. Окутанный тьмой, возле кровати стоял какой-то мужчина. Почему он в тени, когда в комнате горит столько свечей? Сердце учащенно забилось, внутри шевельнулось беспокойство.
Мужчина был невысок, но могучего телосложения – впрочем, больше она ничего не могла разглядеть. «Вот бы он сказал хоть что-нибудь», – подумала Изабель. Но поняла, что в словах нет необходимости – его тело буквально излучало гнев.
«Может, это мне нужно что-нибудь сказать?» — предположила Изабель, но тут же осознала, что слишком устала, чтобы говорить. Все, что на что она способна, – это с надеждой смотреть на мужчину и ждать утешения.
– Пока поспите. Вы едва не умерли, но теперь будете жить.
Изабель слабо кивнула и закрыла глаза. Проваливаясь в забытье, она поняла, что этого человека зовут Себастьян Дюшейн.
Во сне девушка вновь переживала все ужасы кораблекрушения. Волны нещадно швыряли ее, то удерживая под водой до тех пор, пока легкие не начинали лопаться, то отпуская для того, чтобы дать возможность сделать еще один вдох.
Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь добраться до берега, но в конце концов, выбившись из сил, сдалась и лишь держалась на поверхности воды до тех пор, пока ее, словно щепку, не выбросило на камни.
Она почувствовала, как кто-то положил руку ей на голову, и услышала шепот: «Вы будете жить. Вы в безопасности. Вам удалось спастись».
Очевидно, он и произнес эти слова. Она совершенно точно их слышала, но окончательно убедило ее в этом прикосновение руки, гладившей ее волосы. Если бы она выпила воды, то смогла бы спросить, выжили остальные или нет.
Затем она почувствовала, как он отводит с ее лица волосы, подсовывает руку под шею и осторожно приподнимает, словно понимая, какую боль может причинить даже такое слабое движение.
Его руки были прохладными, но от их прикосновения по телу прошла теплая волна, которая заставила забыть об ушибах и ссадинах. Это ощущение было настолько приятным, что Изабель уткнулась лицом в его плечо.
– Попейте немного. – Себастьян Дюшейн поднес стакан к ее губам. Изабель начала пить, глядя ему в глаза, хотя Себастьян смотрел только на стакан с водой.
Это был красивый неулыбчивый мужчина, с прямым носом, изящным ртом и вмятиной на подбородке. «Должно быть, когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки, – предположила Изабель. – Если он вообще когда-нибудь улыбается».
Оперев ее спиной о подушки, он налил еще воды.
– Через несколько минут можете выпить еще немного.
«Видимо, Себастьян Дюшейн знает, как лечить подобные травмы», – подумала она. Иногда в таких случаях желудок не может выдержать даже небольшое количество воды.
Передвинув кресло, Себастьян сел. Его пристальный взгляд, устремленный на Изабель, не показался ей дружелюбным. Ни тепла, ни утешения, которые ощущались в его прикосновении. Себастьян, немного помолчав, произнес:
– Жубэ погиб. Погиб и катер вместе с его владельцем.
К глазам Изабеллы подступили слезы. Она понимала, что это правда, хотя ее сердце продолжало молить об их спасении.
Он подал ей носовой платок и встал с кресла.
– Вы врач?
– Медсестра, – хриплым голосом ответила она.
– Это не имеет особого значения. Вы ведь женщина. Жубэ прекрасно знает, что я не позволю женщине здесь жить. А теперь уже никто не может его спросить, о чем он думал.
– Мне нужен телефон. Нужно позаботиться об их похоронах.
– Сначала вам нужно восстановить силы. Вот тогда и поговорим, что вы можете делать, а что нет.
«И куда только делась его доброта?» – думала она.
– Мне нужно кое-что узнать. – Перед этим она откашлялась и теперь надеялась, что ее голос прозвучит решительно.
– Сегодня вы ничего не узнаете. – По его виду можно было понять, что он собирается уйти, не сказав ни единого слова.
– Отец Жубэ говорил о каком-то проклятии. Что он имел в виду?
– Жубэ жил как дурак и умер по-дурацки. – Себастьян Дюшейн решительно направился к двери, но возле порога остановился и спросил: – Вы умеете петь?
Если бы отец Жубэ ее не предупредил, она решила бы, что Себастьян сошел с ума.
– Я пою только церковные гимны. – Судя по ощущениям в горле, сейчас она вряд ли спела бы даже «Плыви, плыви, лодочка»![3]
Он цинично засмеялся.
– Разумеется, вы поете гимны! Скажите еще, что вы девственница с сердцем чистым, как снег.
Изабель хотела спросить, чем она заслужила это унижение, но Себастьян не дал ей заговорить.
– Мне все равно, что вы поете. Уже много лет я не слышал новых голосов, новых песен. А может, ваши псалмы обратят меня в веру!
И прежде чем Изабель успела согласиться, возразить или попросить еще воды, он вышел из комнаты.
Изабель тут же провалилась в сон.
Когда она открыла глаза, Дюшейн снова был рядом, поэтому она решила не терять времени даром. Изабель с усилием села, но, обнаружив, что совершенно обнажена, подтянула простыню повыше, чтобы прикрыть грудь. Дюшейн не отвернулся, но смотрел на нее безо всякого интереса, и Изабель поняла, что смутилась только она.
Она потянулась за водой и тут же застонала, когда боль от раненых мышц пробежала от пальцев к шее. Сделав пару глотков, она возблагодарила Бога за то, что струя воды прочистила горло и дала возможность говорить.
– Вы Себастьян Дюшейн?
– Да, а вы кто?
– Изабель Рейно.
Он поклонился со старомодной вежливостью.
– Здравствуйте, миссис Рейно.
– Я не замужем.
– Да, я знаю, но мы называем «миссис» всех взрослых женщин.
– Где я?
– В Кастильо де Геррерос на Исла Пердида.
– В Замке воинов на Затерянном острове?
Дюшейн кивнул, и Изабель задумалась о том, как бы получить от него более подробные ответы.
– Деревенская целительница прислала бальзам, чтобы успокоить ваши ушибы и боль в мышцах. Садитесь, я нанесу его вам на спину, на те места, до которых вы не сможете дотянуться.
Изабель хотела отказаться, но поняла, что это может быть превратно истолковано Себастьяном, целительницей и даже слугами. Кто-то из них уже подсматривал из-за двери.
– Пусть этим займется служанка.
– Боитесь, что я вас соблазню? – Такой прямолинейный вопрос заставил ее покраснеть. – Поверьте, миссис Рейно, меня ни в малейшей степени не интересует женщина, у которой тело представляет собой один сплошной синяк, а волосы полны песка и водорослей.
Девушка машинально потянулась к своей голове. Руку тут же пронзила сильная боль, но Изабель успела понять, что сейчас ее волосы похожи на пальмовые волокна. Кто знает, что там находится, кроме песка?
– Мне нужно их вымыть. Ненавижу песок! Мне нужно их вымыть прямо сейчас!
– Хорошо, я пришлю свою домоправительницу вам помочь. Но сначала бальзам. После него вам будет гораздо легче двигаться. – И, словно некий пароль, добавил «пожалуйста!», после чего Изабель слегка кивнула и отвела взгляд от его улыбки. На его щеках действительно появлялись ямочки, когда он улыбался.
Она наклонилась вперед – даже это вызывало боль. Подавив стон, Изабель прижала к груди простыню. Воздух казался горячим – каким же горячим будет прикосновение его руки!
Изабель не видела его лица, но могла наблюдать за тем, как Себастьян зачерпывает с каменного блюда порцию бальзама и растирает ее по рукам. Руки у него были сильные, красиво очерченные, загорелые, с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями, с ярко выраженными белыми кутикулами. На одном пальце виднелся шрам, ярко-белый на фоне загорелой кожи и, похоже, не очень старый.
Он поднес руки к ее спине, и Изабель принялась смотреть в окно, где вода в заливе выглядела такой же спокойной, как в детской ванночке.
Себастьян Дюшейн рассредоточил нагретый его же руками бальзам по всей спине Изабеллы и начал втирать его весьма чувственными движениями – не слишком нажимая, чтобы не сделать больно, и вместе с тем достаточно твердо, чтобы она могла ощущать эти прикосновения. Может, он и не собирался ее соблазнять, но это не означало, что она могла не обращать внимания на его действия.
Дюшейн медленно провел пальцами по внешним сторонам ее рук, затем, еще медленнее, – по внутренним сторонам так, что кончики пальцев коснулись ее грудей.
Она инстинктивно выпрямилась, но ничего не сказала, думая о том, что, возможно, чересчур остро реагирует на происходящее. Когда он на миг отодвинулся, чтобы взять еще мази, она окончательно решила, что так оно и есть.
Дюшейн обеими руками втирал мазь в поясницу. Это так расслабляло, что Изабель уронила голову на постель, длинные волосы разметались вокруг лица, на простыню посыпались кристаллы соли.
Проведя руками по ее бедрам, он обхватил ягодицы. «В чем же заключается магический эффект – в бальзаме или в движениях его рук?» – думала Изабель.
– Этого вполне достаточно! – как можно тверже сказала она. Во всяком случае, она надеялась, что это прозвучало решительно.
Дюшейн тут же остановился. В следующую секунду она почувствовала его дыхание возле своего уха.
– Нет, – прошептал он. – Не лгите. Этого совсем недостаточно, и мы оба это знаем.
Изабель говорила правду. Удовольствия было недостаточно, но вот искушения вполне хватало. Она повернулась, чтобы сказать ему об этом, но увидела, как за ним закрывается дверь.
И как только она могла подумать о чем-то столь плотском в то время, как все ее тело изнывает от боли, а душа скорбит о погибшем друге. Кроме того, она совсем недавно познакомилась с Себастьяном Дюшейном и еще совсем на знает его.
Сейчас она хочет только спать. Запах мази так успокаивает…
Натянув простыню до самой шеи, Изабель вознесла молитву о том, чтобы Господь придал ей силы, и попыталась вспомнить все вопросы, на которые еще не получила ответы.
Себастьян тихо прикрыл за собой дверь.
– Садись, – сказал он служанке, указав на стоящее возле двери кресло. – Позови меня на помощь, если понадобится. – Служанка кивнула, и Себастьян направился на берег. Ему, как никогда, хотелось забыться в женских объятиях, но теперь он желал только одну женщину – Изабель Рейно. Но, похоже, холодная вода сейчас единственное, чем он может остудить свой пыл. Девушка пока недоступна для него, но только пока.
Изабель Рейно – весьма милое создание. Миниатюрная, но не столь невысокая, сколь изящная и прекрасно сложенная – то, что в эпоху Регентства[4] назвали бы «карманной Венерой». Волосы у нее такие темные и такие длинные, что Себастьян удивлялся тому, как ее шея выдерживает такую тяжесть. Он не мог дождаться того момента, когда сможет потрогать ее чисто вымытые волосы, когда сможет попробовать Изабель на вкус, стать частью ее.
Конечно, какое-то время женщине нужно погоревать – он понимал это, хотя у него самого чужая смерть больше не вызывала особого сочувствия.
Ожидание сделает ее капитуляцию еще более сладкой. Он готов потратить не одну неделю, обучая ее тонкостям эротических наслаждений.
Какой приятный сюрприз преподнес ему Жубэ! Видимо, это был утешительный приз на тот случай, если не удастся избавиться от проклятия.
Черт, черт, черт! О чем это он? Старый священник теперь свободен. Хуже того, без него решение не найти – на это нет никакой надежды. Тут и десяток женщин не смогут дать никакого утешения.
Сбросив с себя одежду, Себастьян вошел в воду, нырнул в небольшую волну и поплыл в более глубокую часть гавани, где было прохладнее.
Кроме того, Изабель знала, что жива: ее грудь поднималась и опускалась, с каждым вздохом девушка ощущала, как боль отзывается во всех клеточках ее тела.
Где же отец Жубэ и капитан траулера? Изабель надеялась, что, открыв глаза, она обнаружит их лежащими рядом, но увидела лишь большую кровать с пологом и приглушенный свет свечей, стоящих на соседнем столике.
Изабель повернула голову к свету, и приятные иллюзии тут же рассеялись. Окутанный тьмой, возле кровати стоял какой-то мужчина. Почему он в тени, когда в комнате горит столько свечей? Сердце учащенно забилось, внутри шевельнулось беспокойство.
Мужчина был невысок, но могучего телосложения – впрочем, больше она ничего не могла разглядеть. «Вот бы он сказал хоть что-нибудь», – подумала Изабель. Но поняла, что в словах нет необходимости – его тело буквально излучало гнев.
«Может, это мне нужно что-нибудь сказать?» — предположила Изабель, но тут же осознала, что слишком устала, чтобы говорить. Все, что на что она способна, – это с надеждой смотреть на мужчину и ждать утешения.
– Пока поспите. Вы едва не умерли, но теперь будете жить.
Изабель слабо кивнула и закрыла глаза. Проваливаясь в забытье, она поняла, что этого человека зовут Себастьян Дюшейн.
Во сне девушка вновь переживала все ужасы кораблекрушения. Волны нещадно швыряли ее, то удерживая под водой до тех пор, пока легкие не начинали лопаться, то отпуская для того, чтобы дать возможность сделать еще один вдох.
Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь добраться до берега, но в конце концов, выбившись из сил, сдалась и лишь держалась на поверхности воды до тех пор, пока ее, словно щепку, не выбросило на камни.
Она почувствовала, как кто-то положил руку ей на голову, и услышала шепот: «Вы будете жить. Вы в безопасности. Вам удалось спастись».
Очевидно, он и произнес эти слова. Она совершенно точно их слышала, но окончательно убедило ее в этом прикосновение руки, гладившей ее волосы. Если бы она выпила воды, то смогла бы спросить, выжили остальные или нет.
Затем она почувствовала, как он отводит с ее лица волосы, подсовывает руку под шею и осторожно приподнимает, словно понимая, какую боль может причинить даже такое слабое движение.
Его руки были прохладными, но от их прикосновения по телу прошла теплая волна, которая заставила забыть об ушибах и ссадинах. Это ощущение было настолько приятным, что Изабель уткнулась лицом в его плечо.
– Попейте немного. – Себастьян Дюшейн поднес стакан к ее губам. Изабель начала пить, глядя ему в глаза, хотя Себастьян смотрел только на стакан с водой.
Это был красивый неулыбчивый мужчина, с прямым носом, изящным ртом и вмятиной на подбородке. «Должно быть, когда он улыбается, у него на щеках появляются ямочки, – предположила Изабель. – Если он вообще когда-нибудь улыбается».
Оперев ее спиной о подушки, он налил еще воды.
– Через несколько минут можете выпить еще немного.
«Видимо, Себастьян Дюшейн знает, как лечить подобные травмы», – подумала она. Иногда в таких случаях желудок не может выдержать даже небольшое количество воды.
Передвинув кресло, Себастьян сел. Его пристальный взгляд, устремленный на Изабель, не показался ей дружелюбным. Ни тепла, ни утешения, которые ощущались в его прикосновении. Себастьян, немного помолчав, произнес:
– Жубэ погиб. Погиб и катер вместе с его владельцем.
К глазам Изабеллы подступили слезы. Она понимала, что это правда, хотя ее сердце продолжало молить об их спасении.
Он подал ей носовой платок и встал с кресла.
– Вы врач?
– Медсестра, – хриплым голосом ответила она.
– Это не имеет особого значения. Вы ведь женщина. Жубэ прекрасно знает, что я не позволю женщине здесь жить. А теперь уже никто не может его спросить, о чем он думал.
– Мне нужен телефон. Нужно позаботиться об их похоронах.
– Сначала вам нужно восстановить силы. Вот тогда и поговорим, что вы можете делать, а что нет.
«И куда только делась его доброта?» – думала она.
– Мне нужно кое-что узнать. – Перед этим она откашлялась и теперь надеялась, что ее голос прозвучит решительно.
– Сегодня вы ничего не узнаете. – По его виду можно было понять, что он собирается уйти, не сказав ни единого слова.
– Отец Жубэ говорил о каком-то проклятии. Что он имел в виду?
– Жубэ жил как дурак и умер по-дурацки. – Себастьян Дюшейн решительно направился к двери, но возле порога остановился и спросил: – Вы умеете петь?
Если бы отец Жубэ ее не предупредил, она решила бы, что Себастьян сошел с ума.
– Я пою только церковные гимны. – Судя по ощущениям в горле, сейчас она вряд ли спела бы даже «Плыви, плыви, лодочка»![3]
Он цинично засмеялся.
– Разумеется, вы поете гимны! Скажите еще, что вы девственница с сердцем чистым, как снег.
Изабель хотела спросить, чем она заслужила это унижение, но Себастьян не дал ей заговорить.
– Мне все равно, что вы поете. Уже много лет я не слышал новых голосов, новых песен. А может, ваши псалмы обратят меня в веру!
И прежде чем Изабель успела согласиться, возразить или попросить еще воды, он вышел из комнаты.
Изабель тут же провалилась в сон.
Когда она открыла глаза, Дюшейн снова был рядом, поэтому она решила не терять времени даром. Изабель с усилием села, но, обнаружив, что совершенно обнажена, подтянула простыню повыше, чтобы прикрыть грудь. Дюшейн не отвернулся, но смотрел на нее безо всякого интереса, и Изабель поняла, что смутилась только она.
Она потянулась за водой и тут же застонала, когда боль от раненых мышц пробежала от пальцев к шее. Сделав пару глотков, она возблагодарила Бога за то, что струя воды прочистила горло и дала возможность говорить.
– Вы Себастьян Дюшейн?
– Да, а вы кто?
– Изабель Рейно.
Он поклонился со старомодной вежливостью.
– Здравствуйте, миссис Рейно.
– Я не замужем.
– Да, я знаю, но мы называем «миссис» всех взрослых женщин.
– Где я?
– В Кастильо де Геррерос на Исла Пердида.
– В Замке воинов на Затерянном острове?
Дюшейн кивнул, и Изабель задумалась о том, как бы получить от него более подробные ответы.
– Деревенская целительница прислала бальзам, чтобы успокоить ваши ушибы и боль в мышцах. Садитесь, я нанесу его вам на спину, на те места, до которых вы не сможете дотянуться.
Изабель хотела отказаться, но поняла, что это может быть превратно истолковано Себастьяном, целительницей и даже слугами. Кто-то из них уже подсматривал из-за двери.
– Пусть этим займется служанка.
– Боитесь, что я вас соблазню? – Такой прямолинейный вопрос заставил ее покраснеть. – Поверьте, миссис Рейно, меня ни в малейшей степени не интересует женщина, у которой тело представляет собой один сплошной синяк, а волосы полны песка и водорослей.
Девушка машинально потянулась к своей голове. Руку тут же пронзила сильная боль, но Изабель успела понять, что сейчас ее волосы похожи на пальмовые волокна. Кто знает, что там находится, кроме песка?
– Мне нужно их вымыть. Ненавижу песок! Мне нужно их вымыть прямо сейчас!
– Хорошо, я пришлю свою домоправительницу вам помочь. Но сначала бальзам. После него вам будет гораздо легче двигаться. – И, словно некий пароль, добавил «пожалуйста!», после чего Изабель слегка кивнула и отвела взгляд от его улыбки. На его щеках действительно появлялись ямочки, когда он улыбался.
Она наклонилась вперед – даже это вызывало боль. Подавив стон, Изабель прижала к груди простыню. Воздух казался горячим – каким же горячим будет прикосновение его руки!
Изабель не видела его лица, но могла наблюдать за тем, как Себастьян зачерпывает с каменного блюда порцию бальзама и растирает ее по рукам. Руки у него были сильные, красиво очерченные, загорелые, с длинными пальцами и коротко остриженными ногтями, с ярко выраженными белыми кутикулами. На одном пальце виднелся шрам, ярко-белый на фоне загорелой кожи и, похоже, не очень старый.
Он поднес руки к ее спине, и Изабель принялась смотреть в окно, где вода в заливе выглядела такой же спокойной, как в детской ванночке.
Себастьян Дюшейн рассредоточил нагретый его же руками бальзам по всей спине Изабеллы и начал втирать его весьма чувственными движениями – не слишком нажимая, чтобы не сделать больно, и вместе с тем достаточно твердо, чтобы она могла ощущать эти прикосновения. Может, он и не собирался ее соблазнять, но это не означало, что она могла не обращать внимания на его действия.
Дюшейн медленно провел пальцами по внешним сторонам ее рук, затем, еще медленнее, – по внутренним сторонам так, что кончики пальцев коснулись ее грудей.
Она инстинктивно выпрямилась, но ничего не сказала, думая о том, что, возможно, чересчур остро реагирует на происходящее. Когда он на миг отодвинулся, чтобы взять еще мази, она окончательно решила, что так оно и есть.
Дюшейн обеими руками втирал мазь в поясницу. Это так расслабляло, что Изабель уронила голову на постель, длинные волосы разметались вокруг лица, на простыню посыпались кристаллы соли.
Проведя руками по ее бедрам, он обхватил ягодицы. «В чем же заключается магический эффект – в бальзаме или в движениях его рук?» – думала Изабель.
– Этого вполне достаточно! – как можно тверже сказала она. Во всяком случае, она надеялась, что это прозвучало решительно.
Дюшейн тут же остановился. В следующую секунду она почувствовала его дыхание возле своего уха.
– Нет, – прошептал он. – Не лгите. Этого совсем недостаточно, и мы оба это знаем.
Изабель говорила правду. Удовольствия было недостаточно, но вот искушения вполне хватало. Она повернулась, чтобы сказать ему об этом, но увидела, как за ним закрывается дверь.
И как только она могла подумать о чем-то столь плотском в то время, как все ее тело изнывает от боли, а душа скорбит о погибшем друге. Кроме того, она совсем недавно познакомилась с Себастьяном Дюшейном и еще совсем на знает его.
Сейчас она хочет только спать. Запах мази так успокаивает…
Натянув простыню до самой шеи, Изабель вознесла молитву о том, чтобы Господь придал ей силы, и попыталась вспомнить все вопросы, на которые еще не получила ответы.
Себастьян тихо прикрыл за собой дверь.
– Садись, – сказал он служанке, указав на стоящее возле двери кресло. – Позови меня на помощь, если понадобится. – Служанка кивнула, и Себастьян направился на берег. Ему, как никогда, хотелось забыться в женских объятиях, но теперь он желал только одну женщину – Изабель Рейно. Но, похоже, холодная вода сейчас единственное, чем он может остудить свой пыл. Девушка пока недоступна для него, но только пока.
Изабель Рейно – весьма милое создание. Миниатюрная, но не столь невысокая, сколь изящная и прекрасно сложенная – то, что в эпоху Регентства[4] назвали бы «карманной Венерой». Волосы у нее такие темные и такие длинные, что Себастьян удивлялся тому, как ее шея выдерживает такую тяжесть. Он не мог дождаться того момента, когда сможет потрогать ее чисто вымытые волосы, когда сможет попробовать Изабель на вкус, стать частью ее.
Конечно, какое-то время женщине нужно погоревать – он понимал это, хотя у него самого чужая смерть больше не вызывала особого сочувствия.
Ожидание сделает ее капитуляцию еще более сладкой. Он готов потратить не одну неделю, обучая ее тонкостям эротических наслаждений.
Какой приятный сюрприз преподнес ему Жубэ! Видимо, это был утешительный приз на тот случай, если не удастся избавиться от проклятия.
Черт, черт, черт! О чем это он? Старый священник теперь свободен. Хуже того, без него решение не найти – на это нет никакой надежды. Тут и десяток женщин не смогут дать никакого утешения.
Сбросив с себя одежду, Себастьян вошел в воду, нырнул в небольшую волну и поплыл в более глубокую часть гавани, где было прохладнее.
3
Изабель закрыла глаза и принялась молиться за отца Жубэ, за хозяина судна, за себя и за Себастьяна Дюшейна. Она не знала, кто из них больше нуждается в такого рода молитве.
Ее думы были наполнены скорбью. Перед глазами стояли плавающие мертвые, раздувшиеся тела отца Жубэ и капитана, а также Себастьян Дюшейн, которого не волновало, станут ли они пищей для птиц. Думы эти граничили с кошмаром. Восстав из воды, отец Жубэ вышел на берег – он был очень похож на свою смертную ипостась.
– Не печалься! Мы похоронены, и наши души отошли к Богу.
Она еще глубже погрузилась в сон, уверенная в том, что ощущает утешающую руку отца Жубэ.
– Ты помнишь тот момент в Новом Орлеане? – спросил он. – Когда я отложил в сторону заранее заготовленную проповедь и стал говорить о том, как сильно нуждается в помощи этот маленький Карибский остров?
– Конечно, помню. О том, что там никому не делали даже самых элементарных прививок и жители остро нуждаются в элементарной медицинской помощи.
Изабель вспомнила, как их взгляды встретились, когда священник объявил, что ищет человека с медицинской подготовкой, который сможет поехать с ним, чтобы в течение года работать на острове добровольцем. Изабель улыбнулась, отец Жубэ улыбнулся ей в ответ – вот так и было заключено их соглашение.
Ее думы были наполнены скорбью. Перед глазами стояли плавающие мертвые, раздувшиеся тела отца Жубэ и капитана, а также Себастьян Дюшейн, которого не волновало, станут ли они пищей для птиц. Думы эти граничили с кошмаром. Восстав из воды, отец Жубэ вышел на берег – он был очень похож на свою смертную ипостась.
– Не печалься! Мы похоронены, и наши души отошли к Богу.
Она еще глубже погрузилась в сон, уверенная в том, что ощущает утешающую руку отца Жубэ.
– Ты помнишь тот момент в Новом Орлеане? – спросил он. – Когда я отложил в сторону заранее заготовленную проповедь и стал говорить о том, как сильно нуждается в помощи этот маленький Карибский остров?
– Конечно, помню. О том, что там никому не делали даже самых элементарных прививок и жители остро нуждаются в элементарной медицинской помощи.
Изабель вспомнила, как их взгляды встретились, когда священник объявил, что ищет человека с медицинской подготовкой, который сможет поехать с ним, чтобы в течение года работать на острове добровольцем. Изабель улыбнулась, отец Жубэ улыбнулся ей в ответ – вот так и было заключено их соглашение.