Мы выехали из города и двинулись по широкой дороге между двумя стенами растительности. Светящиеся мотыльки летали вокруг нас, как волшебные самолетики; на мгновение я ощутил укол памяти, передо мной всплыло лицо Эвали. Но не продержалось и секунды. Серый шел ровно, и я запел старую киргизскую песню о юноше, который ночью едет к своей девушке, и что его ждет там, куда он едет. Люр рассмеялась и зажала мне рот рукой.
– Тише, Двайану. Опасность еще не миновала.
Тогда я понял, что пою не на киргизском, а на уйгурском. Вероятно, киргизы заимствовали эту песню у уйгуров. И тут мне пришло в голову, что я никогда не слышал уйгурских песен. Я удивился, но это удивление продержалось не дольше лица Эвали.
Время от времени мелькала белая река. Потом мы выехали на длинную полосу, где дорога так сузилась, что мы ехали цепочкой между покрытыми зеленью утесами. Когда мы выехали из них, дорога разделилась. Одна дорога шла направо, другая резко сворачивала налево. Мы проехали по второй дороге три или четыре мили, вероятно, через самую середину странного леса. Далеко над головами расстилали свои ветви большие деревья; в бледном свете виднелись многочисленные цветы, чешуйчатые стволы напоминали стоящих на страже воинов. А тяжелые ароматы, странно оживляющие испарения были сильны, сильны. Лес ритмично дышал ими, как будто это был пульс его пьяного от жизни сердца.
Наконец мы пришли к концу дороги и увидели озеро Призраков.
Нет во всем мире, я думаю, другого места с такой захватывающей дух, неземной красотой, как это озеро под миражом, на котором ведьма Люр устроила свой дом. И если бы она не была ведьмой перед тем, как поселиться здесь, озеро превратило бы ее в ведьму.
По форме оно напоминало головку стрелы, в длину около мили. Окружено низкими холмами, поросшими древовидными папоротниками. Перистые кроны укрывали холмы, будто это груди гигантских райских птиц; выбрасывались с них, как фонтаны; парили над ними на зеленоватых крыльях. Вода бледно-изумрудного цвета и сверкала, как изумруд, безмятежная, спокойная. Но под этой спокойной поверхностью всегда движение – блестящие круги серебряно-зеленого цвета быстро появлялись и исчезали, лучи переплетались в фантастических, но правильных геометрических формах, ни один из них не достигал поверхности и не нарушал ее спокойствия. Тут и там в воде светились гроздья огоньков, как парообразные рубины, туманные сапфиры и опалы и блестящие жемчужины – ведьмины огни. Сверкающие лилии озера Призраков.
Там, где кончалось острие, не росли папоротники. Широкий водопад вуалью закрывал поверхность утеса, он падал с шепотом. Тут поднимались туманы, смешиваясь с падающей водой, раскачиваясь навстречу ей, протягивая к ней призрачные руки. А с берегов озера поднимались другие туманные призраки, они быстро скользили над зеленой поверхностью и соединялись с танцующими, приветствующими их призраками водопада. Таким я впервые увидел озеро Призраков под ночью миража, но днем оно было не менее прекрасно.
Дорога уходила в озеро, как древко стрелы. У ее оконечности находилось то, что когда-то было, как я решил, маленьким островом. Над покрывавшими его деревьями виднелись башни замка.
Мы свели лошадей по откосу к узкому месту, где дорога превращалась в древко стрелы. Здесь не было папоротников, которые скрывали бы приближение; они были вырублены, и склон порос голубыми цветами. Когда мы достигли узкой части, я увидел, что это дорога, построенная из камня. Место, к которому мы направлялись, действительно было островом. Мы подъехали к концу каменной дороги, и между нею и причалом на противоположном берегу была сорокафутовая брешь. Люр достала из-за пояса маленький рог и затрубила. Послышался скрип, и на брешь опустился подъемный мост. Мы проехали по нему и были встречены женским гарнизоном замка. Мы двинулись дальше по извилистой дороге, и за собой я услышал скрип поднимаемого моста. И вот мы остановились перед домом женщины-ведьмы.
Я смотрел на него с интересом, не потому, что он был мне незнаком, напротив, только я подумал, что никогда не видел замок, построенный из такого странно зеленого камня и с таким количеством башенок. Я знал, что это такое. «Женские замки», называли мы их; «ланарада», жилища любовниц, место отдыха, место любви после войны или когда устанешь от государственных дел.
Подошли женщины и увели лошадей. Распахнулись широкие двери полированного дерева. Люр провела меня через порог.
Пришли девушки с вином. Я пил с жадностью. Росли странная легкость в голове и чувство отчужденности. Казалось, я просыпаюсь от долгого, долгого сна и еще не вполне проснулся, и сонные воспоминания еще живы во мне. Но я уверен, что не все они сон. Старый жрец, разбудивший меня в пустыне, которая когда-то была плодородной родиной айжиров, он не был сном. Но люди, среди которых я проснулся, не были айжирами. Это не была земля айжиров, но меня окружали люди с древней кровью. Как я сюда попал? Должно быть, снова уснул в храме после… после… клянусь Зардой, нужно быть осторожным! Потом приступ беззаботности смел все сомнения и мысли об осторожности, я почувствовал наслаждение жизнью, дикую свободу человека, долго томившегося в тюрьме, и вдруг решетки сломаны, и перед ним жизнь со всем тем, чего он был лишен. И вдруг осознание того, что я Лейф Ленгдон, что мне нужно выбраться отсюда и вернуться к Эвали, к Джиму. Быстро, как молния, мелькнула эта мысль и тут же погасла.
Я увидел, что нахожусь не в холле замка, а в маленькой комнатке. восьмиугольной, со створчатыми окнами, увешанной коврами. В комнате широкая низкая кровать. Стол, блестящий золотом и хрусталем, на нем высокая свеча. Вместо рубашки на мне легкое шелковое одеяние. Окна открыты, и в них проходит ароматный воздух. Я выглянул из окна. Подо мной башенки и крыша замка. Выглянул из другого. Далеко внизу озеро. Из третьего. В тысяче футов от меня шелестел водопад, плясали туманные призраки.
Я почувствовал прикосновение руки к своей голове, она скользнула мне на плечо, я обернулся. Рядом со мной ведьма.
Впервые, кажется, я осознал ее красоту, увидел ее ясно. Ее рыжие волосы убраны в толстую корону; они сверкают, как красное золото, перевитое нитями сапфира. Глаза ее сверкают еще ярче. Ее легкая одежда прозрачна, как голубая паутина, и не скрывает чувственных линий тела. Белые плечи и изящная грудь обнажены. Полные красные губы обещают… все, и даже отпечатавшаяся на них тень жестокости соблазняет.
Существовала смуглая девушка… кто же она… Эв… Эва… имя ускользало от меня… неважно… она как призрак рядом с этой женщиной. Как один из туманных призраков, размахивающих руками у водопада…
Ведьма прочла все это в моих глазах. Рука ее соскользнула с моего плеча и застыла на сердце. Она склонилась ближе, голубые глаза томны – но странно напряжены.
– Ты на самом деле Двайану?
– Да… кто же еще, Люр?
– Кто был Двайану… давным-давно назад?
– Не могу сказать тебе, Люр… я очень долго спал и во сне многое забыл. Однако… я – это он.
– Тогда посмотри – и вспомнишь.
Рука ее оставила мое сердце и легла на голову; она указала на водопад. Медленно его шепот изменился. Он стал биением барабанов, топотом лошадей, грохотом марширующих отрядов. Громче и громче становились эти звуки. Водопад задрожал и распростерся по темной стене утеса, как огромный занавес. Со всех сторон к нему устремились туманные призраки, вливались в него. Громче и ближе звучали барабаны. Неожиданно водопад исчез. Его место занял большой обнесенный стеной город. Здесь сражались две армии, и я знал, что армия атакующих отброшена. Я слышал топот копыт сотен коней. На защитников города обрушилась река всадников. Их предводитель был одет в сверкающую кольчугу. У него не было шлема, и желтые волосы летели за ним. Он повернулся ко мне лицом. Это было мое собственное лицо. Я услышал рев: «Двайану!» Нападающие ударили, как река в наводнение, и поглотили защищающихся.
Я увидел сражающиеся армии, броски метательных молотов.
Вместе с желтоволосым предводителем я въехал в завоеванный город. Вместе с ним сидел на завоеванном троне, и он жестоко, безжалостно осуждал на смерть мужчин и женщин, которых приводили к нему, и улыбался звукам насилия и грабежа, доносившимся отовсюду. Я ехал и сидел с ним, говорю я, потому что я больше не был в комнате ведьмы, я был с этим светловолосым человеком, моим двойником, видел то же, что и он, слышал, как он, – да, и думал так, как думал он.
Битва за битвой, путешествия, пиры и триумфы, охоты с соколами и охоты с большими псами в прекрасной земле айжиров, игра молотов и игра наковален – я все это видел, всегда находясь рядом с Двайану, как невидимая тень Я шел с ним в храмы, где он служил богам. Я шел с ним в храм Растворителя, Черного Калкру, Большего, чем боги, и он носил кольцо, которое теперь находилось у меня на груди. Но когда он прошел в храм Калкру, я не пошел с ним. То же упрямое, глубокое сопротивление, которое остановило меня перед храмом в оазисе, остановило и на этот раз. Я слышал два голоса. Один заставлял войти с Двайану. Другой шептал, что я не должен заходить. И этого голоса я не смел ослушаться.
И вдруг неожиданно земля айжиров исчезла. Я смотрел на водопад и скользящие туманные призраки. Но – я был Двайану.
Я был Двайану! Лейф Ленгдон перестал существовать.
Но он оставил воспоминания – как полузабытые сны, воспоминания, чей источник я не осознавал, но понимал, что они истинны. Они говорили мне, что земля айжиров, которой я правил, исчезла так же полно, как призрачные изображения. Столетие за столетием минули с тех пор, империи поднимались и падали, теперь там чужая земля лишь с обломками древней славы.
Я был воин-царь и воин-жрец, я держал в своих руках империю и жизнь народов.
Больше этого нет!..
– Тише, Двайану. Опасность еще не миновала.
Тогда я понял, что пою не на киргизском, а на уйгурском. Вероятно, киргизы заимствовали эту песню у уйгуров. И тут мне пришло в голову, что я никогда не слышал уйгурских песен. Я удивился, но это удивление продержалось не дольше лица Эвали.
Время от времени мелькала белая река. Потом мы выехали на длинную полосу, где дорога так сузилась, что мы ехали цепочкой между покрытыми зеленью утесами. Когда мы выехали из них, дорога разделилась. Одна дорога шла направо, другая резко сворачивала налево. Мы проехали по второй дороге три или четыре мили, вероятно, через самую середину странного леса. Далеко над головами расстилали свои ветви большие деревья; в бледном свете виднелись многочисленные цветы, чешуйчатые стволы напоминали стоящих на страже воинов. А тяжелые ароматы, странно оживляющие испарения были сильны, сильны. Лес ритмично дышал ими, как будто это был пульс его пьяного от жизни сердца.
Наконец мы пришли к концу дороги и увидели озеро Призраков.
Нет во всем мире, я думаю, другого места с такой захватывающей дух, неземной красотой, как это озеро под миражом, на котором ведьма Люр устроила свой дом. И если бы она не была ведьмой перед тем, как поселиться здесь, озеро превратило бы ее в ведьму.
По форме оно напоминало головку стрелы, в длину около мили. Окружено низкими холмами, поросшими древовидными папоротниками. Перистые кроны укрывали холмы, будто это груди гигантских райских птиц; выбрасывались с них, как фонтаны; парили над ними на зеленоватых крыльях. Вода бледно-изумрудного цвета и сверкала, как изумруд, безмятежная, спокойная. Но под этой спокойной поверхностью всегда движение – блестящие круги серебряно-зеленого цвета быстро появлялись и исчезали, лучи переплетались в фантастических, но правильных геометрических формах, ни один из них не достигал поверхности и не нарушал ее спокойствия. Тут и там в воде светились гроздья огоньков, как парообразные рубины, туманные сапфиры и опалы и блестящие жемчужины – ведьмины огни. Сверкающие лилии озера Призраков.
Там, где кончалось острие, не росли папоротники. Широкий водопад вуалью закрывал поверхность утеса, он падал с шепотом. Тут поднимались туманы, смешиваясь с падающей водой, раскачиваясь навстречу ей, протягивая к ней призрачные руки. А с берегов озера поднимались другие туманные призраки, они быстро скользили над зеленой поверхностью и соединялись с танцующими, приветствующими их призраками водопада. Таким я впервые увидел озеро Призраков под ночью миража, но днем оно было не менее прекрасно.
Дорога уходила в озеро, как древко стрелы. У ее оконечности находилось то, что когда-то было, как я решил, маленьким островом. Над покрывавшими его деревьями виднелись башни замка.
Мы свели лошадей по откосу к узкому месту, где дорога превращалась в древко стрелы. Здесь не было папоротников, которые скрывали бы приближение; они были вырублены, и склон порос голубыми цветами. Когда мы достигли узкой части, я увидел, что это дорога, построенная из камня. Место, к которому мы направлялись, действительно было островом. Мы подъехали к концу каменной дороги, и между нею и причалом на противоположном берегу была сорокафутовая брешь. Люр достала из-за пояса маленький рог и затрубила. Послышался скрип, и на брешь опустился подъемный мост. Мы проехали по нему и были встречены женским гарнизоном замка. Мы двинулись дальше по извилистой дороге, и за собой я услышал скрип поднимаемого моста. И вот мы остановились перед домом женщины-ведьмы.
Я смотрел на него с интересом, не потому, что он был мне незнаком, напротив, только я подумал, что никогда не видел замок, построенный из такого странно зеленого камня и с таким количеством башенок. Я знал, что это такое. «Женские замки», называли мы их; «ланарада», жилища любовниц, место отдыха, место любви после войны или когда устанешь от государственных дел.
Подошли женщины и увели лошадей. Распахнулись широкие двери полированного дерева. Люр провела меня через порог.
Пришли девушки с вином. Я пил с жадностью. Росли странная легкость в голове и чувство отчужденности. Казалось, я просыпаюсь от долгого, долгого сна и еще не вполне проснулся, и сонные воспоминания еще живы во мне. Но я уверен, что не все они сон. Старый жрец, разбудивший меня в пустыне, которая когда-то была плодородной родиной айжиров, он не был сном. Но люди, среди которых я проснулся, не были айжирами. Это не была земля айжиров, но меня окружали люди с древней кровью. Как я сюда попал? Должно быть, снова уснул в храме после… после… клянусь Зардой, нужно быть осторожным! Потом приступ беззаботности смел все сомнения и мысли об осторожности, я почувствовал наслаждение жизнью, дикую свободу человека, долго томившегося в тюрьме, и вдруг решетки сломаны, и перед ним жизнь со всем тем, чего он был лишен. И вдруг осознание того, что я Лейф Ленгдон, что мне нужно выбраться отсюда и вернуться к Эвали, к Джиму. Быстро, как молния, мелькнула эта мысль и тут же погасла.
Я увидел, что нахожусь не в холле замка, а в маленькой комнатке. восьмиугольной, со створчатыми окнами, увешанной коврами. В комнате широкая низкая кровать. Стол, блестящий золотом и хрусталем, на нем высокая свеча. Вместо рубашки на мне легкое шелковое одеяние. Окна открыты, и в них проходит ароматный воздух. Я выглянул из окна. Подо мной башенки и крыша замка. Выглянул из другого. Далеко внизу озеро. Из третьего. В тысяче футов от меня шелестел водопад, плясали туманные призраки.
Я почувствовал прикосновение руки к своей голове, она скользнула мне на плечо, я обернулся. Рядом со мной ведьма.
Впервые, кажется, я осознал ее красоту, увидел ее ясно. Ее рыжие волосы убраны в толстую корону; они сверкают, как красное золото, перевитое нитями сапфира. Глаза ее сверкают еще ярче. Ее легкая одежда прозрачна, как голубая паутина, и не скрывает чувственных линий тела. Белые плечи и изящная грудь обнажены. Полные красные губы обещают… все, и даже отпечатавшаяся на них тень жестокости соблазняет.
Существовала смуглая девушка… кто же она… Эв… Эва… имя ускользало от меня… неважно… она как призрак рядом с этой женщиной. Как один из туманных призраков, размахивающих руками у водопада…
Ведьма прочла все это в моих глазах. Рука ее соскользнула с моего плеча и застыла на сердце. Она склонилась ближе, голубые глаза томны – но странно напряжены.
– Ты на самом деле Двайану?
– Да… кто же еще, Люр?
– Кто был Двайану… давным-давно назад?
– Не могу сказать тебе, Люр… я очень долго спал и во сне многое забыл. Однако… я – это он.
– Тогда посмотри – и вспомнишь.
Рука ее оставила мое сердце и легла на голову; она указала на водопад. Медленно его шепот изменился. Он стал биением барабанов, топотом лошадей, грохотом марширующих отрядов. Громче и громче становились эти звуки. Водопад задрожал и распростерся по темной стене утеса, как огромный занавес. Со всех сторон к нему устремились туманные призраки, вливались в него. Громче и ближе звучали барабаны. Неожиданно водопад исчез. Его место занял большой обнесенный стеной город. Здесь сражались две армии, и я знал, что армия атакующих отброшена. Я слышал топот копыт сотен коней. На защитников города обрушилась река всадников. Их предводитель был одет в сверкающую кольчугу. У него не было шлема, и желтые волосы летели за ним. Он повернулся ко мне лицом. Это было мое собственное лицо. Я услышал рев: «Двайану!» Нападающие ударили, как река в наводнение, и поглотили защищающихся.
Я увидел сражающиеся армии, броски метательных молотов.
Вместе с желтоволосым предводителем я въехал в завоеванный город. Вместе с ним сидел на завоеванном троне, и он жестоко, безжалостно осуждал на смерть мужчин и женщин, которых приводили к нему, и улыбался звукам насилия и грабежа, доносившимся отовсюду. Я ехал и сидел с ним, говорю я, потому что я больше не был в комнате ведьмы, я был с этим светловолосым человеком, моим двойником, видел то же, что и он, слышал, как он, – да, и думал так, как думал он.
Битва за битвой, путешествия, пиры и триумфы, охоты с соколами и охоты с большими псами в прекрасной земле айжиров, игра молотов и игра наковален – я все это видел, всегда находясь рядом с Двайану, как невидимая тень Я шел с ним в храмы, где он служил богам. Я шел с ним в храм Растворителя, Черного Калкру, Большего, чем боги, и он носил кольцо, которое теперь находилось у меня на груди. Но когда он прошел в храм Калкру, я не пошел с ним. То же упрямое, глубокое сопротивление, которое остановило меня перед храмом в оазисе, остановило и на этот раз. Я слышал два голоса. Один заставлял войти с Двайану. Другой шептал, что я не должен заходить. И этого голоса я не смел ослушаться.
И вдруг неожиданно земля айжиров исчезла. Я смотрел на водопад и скользящие туманные призраки. Но – я был Двайану.
Я был Двайану! Лейф Ленгдон перестал существовать.
Но он оставил воспоминания – как полузабытые сны, воспоминания, чей источник я не осознавал, но понимал, что они истинны. Они говорили мне, что земля айжиров, которой я правил, исчезла так же полно, как призрачные изображения. Столетие за столетием минули с тех пор, империи поднимались и падали, теперь там чужая земля лишь с обломками древней славы.
Я был воин-царь и воин-жрец, я держал в своих руках империю и жизнь народов.
Больше этого нет!..
16. ПОЦЕЛУИ ЛЮР
Черная печаль и горький пепел были в моем сердце, когда я отвернулся от окна. Я посмотрел на Люр. Осмотрел ее всю, от длинных стройных ног до сверкающей головы, и черная печаль посветлела, а горький пепел развеялся.
Я положил руки ей на плечи и рассмеялся. Люка повернула свое колесо и сбросила мою империю с его обода, как пыль с гончарного круга. Но она дала мне кое-что взамен. Во всей старой земле айжиров не было подобной женщины.
Слава Люке! Жертвоприношение ей на следующее утро, если эта женщина окажется такой, какой я ее считаю!
Моя исчезнувшая империя! Что она мне? Я создам другую. Довольно того, что я жив.
Я снова рассмеялся. Взял Люр за подбородок, приподнял ее голову, прижал свои губы к ее губам. Она оттолкнула меня, в ее глазах был гнев, но и сомнение.
– Ты просила меня вспомнить. Что ж, я вспомнил. Зачем же ты открыла ворота моей памяти, если отказываешься от того, что следует за этим? Или ты знаешь о Двайану меньше, чем считаешь?
Она отступила на шаг, ответила яростно:
– Я отдаю свои поцелуи. Никто не берет их у меня силой.
Я схватил ее в объятия, прижал ее рот к своему, потом отпустил.
– Я беру их.
Я перехватил ее правую руку. В ней был зажат кинжал. Я забавлялся. Интересно, где она его спрятала. Я вырвал у нее кинжал и сунул себе за пояс.
– И отбираю шипы у тех, кого целую. Так поступал Двайану в прежние дни, так он поступит и сейчас.
Она все отступала, глаза ее расширились. Ай, но я читаю ее мысли. Она считала меня другим, думала, что я опрометчивый самозванец, обманщик. И хотела обмануть меня, подчинить своей воле. Обмануть меня. Меня, Двайану, который знал женщин, как знал войну! И все же…
Она прекрасна… и она все, что у меня есть в этом чуждом мире, где я должен начать заново создавать свою власть. Я подвел итог, пока она стояла, глядя на меня. Я заговорил, и слова мои были так же холодны, как мысли.
– Не играй больше кинжалом – не со мной. Позови своих слуг. Я голоден и жажду. Когда поем и выпью, поговорим.
Она поколебалась, потом хлопнула в ладоши. Вошли женщины с дымящимися блюдами, с кувшинами вина, с фруктами. Я жадно ел. Я много пил. Пил и ел и мало думал о Люр – но много о том колдовстве, которое заставило меня видеть, я сопоставлял все, что помнил из пустынного оазиса, с тем, что увидел. Немного. Я ел и пил молча. Чувствовал на себе ее взгляд. Посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– Ты хотела сделать меня рабом своей воли, Люр. Никогда не пытайся сделать это.
Она положила голову на руки и смотрела на меня через стол.
– Двайану умер давным-давно. Может ли увядший лист снова зазеленеть?
– Я – он, Люр.
Она не ответила.
– С какой мыслью ты привела меня сюда, Люр?
– Я устала от Тибура, устала от его смеха, устала от его глупости.
– Еще что?
– Я устала от Йодина. Мы с тобой – вдвоем – могли бы править Караком, если…
– В этом «если» самая суть, ведьма. Что это?
Она встала, приблизилась ко мне.
– Если ты можешь вызвать Калкру.
– А если не могу?
Она пожала белыми плечами, снова опустилась в кресло. Я рассмеялся.
– В таком случае Тибур не столь утомителен, и Йодина можно выносить. Теперь послушай меня, Люр. Твой ли голос призывал меня входить в храмы Калкру? Видела ли ты то, что видел я? Можешь не отвечать. Я вижу тебя насквозь, Люр. Ты хотела бы избавиться от Тибура. Что ж, я мог бы его убить. Ты хочешь избавиться от Йодина. Кем бы я ни был, если я сумею вызвать Большего, чем боги, в Йодине нет никакой необходимости. Когда Тибура и Йодина не станет, будем только мы с тобой. И ты решила, что сможешь править мной. Не сможешь, Люр.
Она слушала спокойно, спокойно и ответила.
– Все это правда…
Помолчала; глаза ее сверкнули; розовая краска поползла по груди и щекам.
– Но… есть и другая причина, почему я привела тебя сюда…
Я не спрашивал ее, что это за другая причина: женщины и раньше пытались поймать меня в эту западню. Она отвела взгляд, жестокость ее рта внезапно выступила очень ярко.
– Что ты обещала Йодину, ведьма?
Она встала, протянула ко мне руки, голос ее задрожал…
– Неужели ты не мужчина? Почему ты так говоришь со мной? Разве я не предложила тебе разделить со мной власть? Разве я не прекрасна? Не желанна?
– Прекрасна и очень желанна. Но прежде чем взять город, я всегда изучаю ожидающие меня ловушки.
Глаза ее сверкнули голубым пламенем. Она сделала быстрый шаг к двери. Я был быстрее. Я держал ее, удерживая руку, которой она хотела ударить меня.
– Что ты пообещала верховному жрецу, Люр?
Я поднес кинжал к ее горлу Глаза ее яростно блестели. Люка, поверни свое колесо, чтобы мне не нужно было убивать эту женщину!
Ее тело расслабилось, она рассмеялась.
– Опусти кинжал, я тебе расскажу.
Я выпустил ее и вернулся к своему креслу. Она изучала меня со своего места за столом; с недоверием сказала:
– Ты мог убить меня!
– Да.
– Я тебе верю. Кто бы ты ни был, Желтоволосый, мужчины, подобного тебе, здесь нет.
– А кто бы я мог быть, ведьма?
Она нетерпеливо ответила:
– Незачем больше играть друг с другом. – В голосе ее звучал гнев. – Я покончила с ложью, для нас обоих будет лучше, если ты поступишь так же. Кто бы ты ни был, ты не Двайану. Я снова утверждаю, что увядший лист не может зазеленеть, мертвые не возвращаются.
– Если я не он, откуда же эти воспоминания? Они пришли в мой мозг из твоего, ведьма, или из моего в твой?
Она покачала головой, и вновь я заметил в ее взгляде беглое сомнение.
– Я ничего не говорила. Ты видел… что-то. Ты ушел от меня. Что бы ты ни видел, я не участвовала в этом. И не могла подавить твою волю. Я ничего не видела.
– Я видел древнюю землю, Люр.
Она мрачно сказала:
– Я не могла пройти дальше портала.
– Что ты посылала меня искать для Йодина в земле айжиров, ведьма?
– Калкру, – ровно ответила она.
– Почему?
– Потому что тогда я бы точно, вне всякого сомнения знала, что ты можешь вызвать его. Это я и пообещала Йодину установить.
– А если я могу его вызвать?
– Тогда ты был бы убит раньше, чем тебе представится такая возможность.
– А если не могу?
– Тогда тебя принесли бы ему в жертву в храме.
– Клянусь Зардой! Не так принимали Двайану в старину; вы считаете, что ваше гостеприимство поможет удержать от вас чужеземцев? Разберемся в вопросе об устранении Тибура и жреца. Но почему бы не начать с тебя, ведьма?
Она улыбнулась.
– Во-первых, потому что это не принесет тебе добра, Желтоволосый. Взгляни.
Она поманила меня к одному из окон. Из него я увидел дорогу и гладкий холм, по которому мы вышли из леса. Вдоль всей дороги и на вершине холма стояли солдаты. Я почувствовал, что она права: я не мог бы выбраться отсюда без помех. Во мне начал подниматься старый холодный гнев. Она насмешливо смотрела на меня.
– Во-вторых, – сказала она. – Во-вторых… послушай меня, Желтоволосый.
Я налил вина, поднял кубок и выпил.
Она продолжала:
– Жизнь приятна в этой земле. Приятна по крайней мере для тех из нас, кто правит. У меня нет желания изменять ее – кроме вопроса о Тибуре и Йодине. И других дел, о которых мы сможем поговорить позже. Я знаю, что мир изменился, с тех пор как давным-давно наши предки бежали из земли айжиров. Я знаю, что жизнь существует и помимо этого тайного места, куда Калкру привел наших предков. Это знают и Йодин, и Тибур, и кое-кто еще. Остальные догадываются. Но никто из нас не хочет покинуть это приятное место… и мы не хотим пришельцев. Особенно мы не хотим, чтобы отсюда уходили наши люди. А это может случиться, если они узнают; и это случится, если они узнают о зеленых полях, лесах, быстрых реках и мире, кишащем людьми. Бесчисленные годы их учили, что нигде в мире нет жизни, только здесь. Что Калкру, разгневанный великим святотатством, когда земля айжиров поднялась против него и уничтожила его храмы, уничтожил жизнь повсюду, кроме этого места, и что здесь жизнь существует только благодаря молчаливой покорности Калкру; и так будет только до тех пор, пока ему приносят жертвы. Ты следишь за мной, Желтоволосый?
Я кивнул.
– Существует древнее пророчество о Двайану. Он был величайшим из айжирских царей. Жил за сто лет и больше до того, как айжиры начали отворачиваться от Калкру, отказываться от жертвоприношений, и в наказание пустыня начала наступление на плодородные земли. И вот, когда начались волнения, когда начиналась война, уничтожившая великую землю айжиров, родилось пророчество. Двайану вернется, чтобы восстановить древнюю славу. Это не ново, Желтоволосый. У других тоже были свои Двайану – Свершители судьбы, Освободители, я читала об этом в свитках, которые захватили с собой наши предки. Я не верю в эти истории: новые Двайану могут возникать, но старые не возвращаются. Но народ знает об этом пророчестве, и народ поверит всему, что обещает ему свободу от того, что он не любит. А жертвы для Калкру берутся из народа, и он не любит жертвоприношения. Но терпит, потому что боится последствий непослушания.
И вот тут, Желтоволосый, появляешься ты. Впервые услышав, как ты заявляешь, что ты Двайану, я устроила совет с Йодином и Тибуром. Я думала, что ты из Сирка. Скоро я уже знала, что это не так. С тобой был другой…
– Другой? – с искренним удивлением спросил я.
Она подозрительно посмотрела на меня.
– Ты его не помнишь?
– Нет. Я помню, как увидел тебя. С тобой был белый сокол. И другие женщины. Я увидел тебя с реки.
Она внимательно смотрела на меня.
– Ты помнишь рррллия… малый народ. Смуглую девушку, называвшую себя Эвали?
Малый народ… смуглая девушка… Эвали? Да, кое-что я помнил, но смутно. Вероятно, я видел их в забытых снах. Нет… они реальны… или нет?
– Мне кажется, я что-то припоминаю, Люр. Но четко ничего не помню.
В ее глазах горело странное возбуждение.
– Неважно, – сказала она. – Не думай о них. Ты проснулся. Позже поговорим и о них. Они наши враги. Теперь слушай меня. Если бы ты был из Сирка и выдавал себя за Двайану, вокруг тебя могли объединиться недовольные. Им нужен только предводитель. А если ты снаружи… ты еще опаснее, так как можешь доказать, что мы обманываем. Не только народ, но и солдаты могли бы поддержать тебя. И, вероятно, поддержали бы. Что нам оставалось? Только убить тебя.
– Верно, – ответил я. – удивляюсь, почему вы этого не сделали. Ведь возможность была.
– Ты усложнил дело, – сказала она. – Ты показал кольцо. Его многие видели, многие слышали, как ты называл себя Двайану…
Да! Теперь я вспомнил… как выбрался из реки. А как я в нее попал? Мост… Нансур… там что-то случилось… все в тумане, ничего не видно четко… малый народ… да, я кое-что о нем помню… они меня боялись… но я ничего не имел против них… напрасно я старался оживить смутные видения прошлого. Голос Люр прервал эти попытки
– И вот, – продолжала она, – я убедила Йодина, что тебя нельзя убивать сразу. Это стало бы известно и вызвало бы большое беспокойство. С одной стороны, укрепило бы Сирк. С другой – привело в смятение солдат. Как же, Двайану пришел, а его убили!
– Я возьму его, – сказала я Йодину. – Я не доверяю Тибуру, который своей глупостью и высокомерием может уничтожить нас всех. Есть лучший выход. Пусть Калкру съест его и докажет, что мы правы, а он всего лишь обманщик и хвастун. Тогда не скоро появится другой Двайану.
– Значит верховный жрец тоже не верит, что я Двайану?
– Меньше, чем я, Желтоволосый, – с улыбкой сказала она. – И Тибур не верит. Но кто ты, откуда, как пришел и почему – это занимает их, да и меня тоже. Ты похож на айжира, но это ничего не значит. На твоих руках древние знаки – значит, в тебе древняя кровь. Но у Тибура тоже, а он не Освободитель, – смех ее прозвучал, как маленькие колокольчики. – У тебя кольцо. Где ты его взял, Желтоволосый? Ты мало знаешь о его использовании. Йодин обнаружил это. Когда ты спал. И Йодин утверждает, что ты побледнел и чуть не убежал, когда впервые увидел Калкру в его комнате. Не отказывайся, Желтоволосый. Я сама это видела. Нет, Йодин не боится соперника перед Растворителем. Но… он не вполне уверен. Остается слабая тень сомнения. Я сыграла на этом. И вот – ты здесь.
Я с откровенным восхищением смотрел на нее, потом поднял свой кубок и выпил в ее честь. Хлопнул в ладоши, вошла служанка.
– Очисть стол. Принеси вина.
Принесли еще кувшины и кубки. Когда слуги вышли, я подошел к двери. На ней был засов. Я задвинул его. Взял один из кувшинов и наполовину опустошил его.
– Я могу вызывать Растворителя, ведьма.
Она резко перевела дыхание; тело ее задрожало; синий огонь в глазах горел ярко, ярко…
– Показать?
Я достал из ящичка кольцо, надел на палец, поднял в приветствии руки…
Холодный ветер пронесся по комнате. Ведьма подскочила ко мне, схватила за руку, потянула ее вниз. Губы ее побелели.
– Нет! Нет! Я верю… Двайану!
Я рассмеялся. Странный холод вкрадчиво отступил.
– А что теперь, ведьма, ты скажешь жрецу?
Кровь медленно прихлынула к ее губам и лицу. Она подняла кувшин и осушила его. Руки ее не дрожали. Восхитительная женщина, эта Люр.
Она сказала:
– Я скажу ему, что ты безвластен.
Я ответил.
– Я вызову Растворителя. Я убью Тибура. Убью Йодина. Кого еще?
Она подошла ко мне, коснулась грудью.
– Уничтожь Сирк. Сотри с лица земли карликов. Тогда мы с тобой будем править… одни.
Я выпил еще.
– Я вызову Калкру. Устраню Тибура и жреца. Разгромлю Сирк и начну войну против карликов… если…
Она долго смотрела мне в глаза, рука ее легла мне на плечо…
Протянув руку, я погасил свечи. Сквозь окна проходила зеленая полутьма ночи миража. Шепчущий водопад, казалось, смеется.
– Беру свою плату авансом, – сказал я. – Так поступал Двайану в старину – и разве я не Двайану?
– Да! – прошептала ведьма.
Она сорвала нить сапфиров с головы, корона развернулась, и рыжие волосы свободно упали на плечи. Руки ее обхватили мою шею. Мягкие губы прижались к моим.
На дороге послышался конский топот. Отдаленный вызов. Стук в дверь. Ведьма проснулась, сонно село под шелковым покровом своих волос.
– Это ты, Овадра?
– Да, госпожа. Посыльный от Тибура.
Я рассмеялся.
– Скажи ему, что ты занята, Люр.
Она склонила ко мне голову, так что мы оба оказались под шелковым покровом ее волос.
– Скажи ему, что я занята, Овадра. Он может подождать до утра – или вернется к Тибуру вместе со своим посланием.
Она опустилась и прижалась ко мне губами.
Клянусь Зардой! Как в старину… есть враги, которых нужно убить, есть город, который нужно взять, есть народ, которым нужно править, и мягкие руки женщины вокруг меня.
Я очень доволен!
Я положил руки ей на плечи и рассмеялся. Люка повернула свое колесо и сбросила мою империю с его обода, как пыль с гончарного круга. Но она дала мне кое-что взамен. Во всей старой земле айжиров не было подобной женщины.
Слава Люке! Жертвоприношение ей на следующее утро, если эта женщина окажется такой, какой я ее считаю!
Моя исчезнувшая империя! Что она мне? Я создам другую. Довольно того, что я жив.
Я снова рассмеялся. Взял Люр за подбородок, приподнял ее голову, прижал свои губы к ее губам. Она оттолкнула меня, в ее глазах был гнев, но и сомнение.
– Ты просила меня вспомнить. Что ж, я вспомнил. Зачем же ты открыла ворота моей памяти, если отказываешься от того, что следует за этим? Или ты знаешь о Двайану меньше, чем считаешь?
Она отступила на шаг, ответила яростно:
– Я отдаю свои поцелуи. Никто не берет их у меня силой.
Я схватил ее в объятия, прижал ее рот к своему, потом отпустил.
– Я беру их.
Я перехватил ее правую руку. В ней был зажат кинжал. Я забавлялся. Интересно, где она его спрятала. Я вырвал у нее кинжал и сунул себе за пояс.
– И отбираю шипы у тех, кого целую. Так поступал Двайану в прежние дни, так он поступит и сейчас.
Она все отступала, глаза ее расширились. Ай, но я читаю ее мысли. Она считала меня другим, думала, что я опрометчивый самозванец, обманщик. И хотела обмануть меня, подчинить своей воле. Обмануть меня. Меня, Двайану, который знал женщин, как знал войну! И все же…
Она прекрасна… и она все, что у меня есть в этом чуждом мире, где я должен начать заново создавать свою власть. Я подвел итог, пока она стояла, глядя на меня. Я заговорил, и слова мои были так же холодны, как мысли.
– Не играй больше кинжалом – не со мной. Позови своих слуг. Я голоден и жажду. Когда поем и выпью, поговорим.
Она поколебалась, потом хлопнула в ладоши. Вошли женщины с дымящимися блюдами, с кувшинами вина, с фруктами. Я жадно ел. Я много пил. Пил и ел и мало думал о Люр – но много о том колдовстве, которое заставило меня видеть, я сопоставлял все, что помнил из пустынного оазиса, с тем, что увидел. Немного. Я ел и пил молча. Чувствовал на себе ее взгляд. Посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– Ты хотела сделать меня рабом своей воли, Люр. Никогда не пытайся сделать это.
Она положила голову на руки и смотрела на меня через стол.
– Двайану умер давным-давно. Может ли увядший лист снова зазеленеть?
– Я – он, Люр.
Она не ответила.
– С какой мыслью ты привела меня сюда, Люр?
– Я устала от Тибура, устала от его смеха, устала от его глупости.
– Еще что?
– Я устала от Йодина. Мы с тобой – вдвоем – могли бы править Караком, если…
– В этом «если» самая суть, ведьма. Что это?
Она встала, приблизилась ко мне.
– Если ты можешь вызвать Калкру.
– А если не могу?
Она пожала белыми плечами, снова опустилась в кресло. Я рассмеялся.
– В таком случае Тибур не столь утомителен, и Йодина можно выносить. Теперь послушай меня, Люр. Твой ли голос призывал меня входить в храмы Калкру? Видела ли ты то, что видел я? Можешь не отвечать. Я вижу тебя насквозь, Люр. Ты хотела бы избавиться от Тибура. Что ж, я мог бы его убить. Ты хочешь избавиться от Йодина. Кем бы я ни был, если я сумею вызвать Большего, чем боги, в Йодине нет никакой необходимости. Когда Тибура и Йодина не станет, будем только мы с тобой. И ты решила, что сможешь править мной. Не сможешь, Люр.
Она слушала спокойно, спокойно и ответила.
– Все это правда…
Помолчала; глаза ее сверкнули; розовая краска поползла по груди и щекам.
– Но… есть и другая причина, почему я привела тебя сюда…
Я не спрашивал ее, что это за другая причина: женщины и раньше пытались поймать меня в эту западню. Она отвела взгляд, жестокость ее рта внезапно выступила очень ярко.
– Что ты обещала Йодину, ведьма?
Она встала, протянула ко мне руки, голос ее задрожал…
– Неужели ты не мужчина? Почему ты так говоришь со мной? Разве я не предложила тебе разделить со мной власть? Разве я не прекрасна? Не желанна?
– Прекрасна и очень желанна. Но прежде чем взять город, я всегда изучаю ожидающие меня ловушки.
Глаза ее сверкнули голубым пламенем. Она сделала быстрый шаг к двери. Я был быстрее. Я держал ее, удерживая руку, которой она хотела ударить меня.
– Что ты пообещала верховному жрецу, Люр?
Я поднес кинжал к ее горлу Глаза ее яростно блестели. Люка, поверни свое колесо, чтобы мне не нужно было убивать эту женщину!
Ее тело расслабилось, она рассмеялась.
– Опусти кинжал, я тебе расскажу.
Я выпустил ее и вернулся к своему креслу. Она изучала меня со своего места за столом; с недоверием сказала:
– Ты мог убить меня!
– Да.
– Я тебе верю. Кто бы ты ни был, Желтоволосый, мужчины, подобного тебе, здесь нет.
– А кто бы я мог быть, ведьма?
Она нетерпеливо ответила:
– Незачем больше играть друг с другом. – В голосе ее звучал гнев. – Я покончила с ложью, для нас обоих будет лучше, если ты поступишь так же. Кто бы ты ни был, ты не Двайану. Я снова утверждаю, что увядший лист не может зазеленеть, мертвые не возвращаются.
– Если я не он, откуда же эти воспоминания? Они пришли в мой мозг из твоего, ведьма, или из моего в твой?
Она покачала головой, и вновь я заметил в ее взгляде беглое сомнение.
– Я ничего не говорила. Ты видел… что-то. Ты ушел от меня. Что бы ты ни видел, я не участвовала в этом. И не могла подавить твою волю. Я ничего не видела.
– Я видел древнюю землю, Люр.
Она мрачно сказала:
– Я не могла пройти дальше портала.
– Что ты посылала меня искать для Йодина в земле айжиров, ведьма?
– Калкру, – ровно ответила она.
– Почему?
– Потому что тогда я бы точно, вне всякого сомнения знала, что ты можешь вызвать его. Это я и пообещала Йодину установить.
– А если я могу его вызвать?
– Тогда ты был бы убит раньше, чем тебе представится такая возможность.
– А если не могу?
– Тогда тебя принесли бы ему в жертву в храме.
– Клянусь Зардой! Не так принимали Двайану в старину; вы считаете, что ваше гостеприимство поможет удержать от вас чужеземцев? Разберемся в вопросе об устранении Тибура и жреца. Но почему бы не начать с тебя, ведьма?
Она улыбнулась.
– Во-первых, потому что это не принесет тебе добра, Желтоволосый. Взгляни.
Она поманила меня к одному из окон. Из него я увидел дорогу и гладкий холм, по которому мы вышли из леса. Вдоль всей дороги и на вершине холма стояли солдаты. Я почувствовал, что она права: я не мог бы выбраться отсюда без помех. Во мне начал подниматься старый холодный гнев. Она насмешливо смотрела на меня.
– Во-вторых, – сказала она. – Во-вторых… послушай меня, Желтоволосый.
Я налил вина, поднял кубок и выпил.
Она продолжала:
– Жизнь приятна в этой земле. Приятна по крайней мере для тех из нас, кто правит. У меня нет желания изменять ее – кроме вопроса о Тибуре и Йодине. И других дел, о которых мы сможем поговорить позже. Я знаю, что мир изменился, с тех пор как давным-давно наши предки бежали из земли айжиров. Я знаю, что жизнь существует и помимо этого тайного места, куда Калкру привел наших предков. Это знают и Йодин, и Тибур, и кое-кто еще. Остальные догадываются. Но никто из нас не хочет покинуть это приятное место… и мы не хотим пришельцев. Особенно мы не хотим, чтобы отсюда уходили наши люди. А это может случиться, если они узнают; и это случится, если они узнают о зеленых полях, лесах, быстрых реках и мире, кишащем людьми. Бесчисленные годы их учили, что нигде в мире нет жизни, только здесь. Что Калкру, разгневанный великим святотатством, когда земля айжиров поднялась против него и уничтожила его храмы, уничтожил жизнь повсюду, кроме этого места, и что здесь жизнь существует только благодаря молчаливой покорности Калкру; и так будет только до тех пор, пока ему приносят жертвы. Ты следишь за мной, Желтоволосый?
Я кивнул.
– Существует древнее пророчество о Двайану. Он был величайшим из айжирских царей. Жил за сто лет и больше до того, как айжиры начали отворачиваться от Калкру, отказываться от жертвоприношений, и в наказание пустыня начала наступление на плодородные земли. И вот, когда начались волнения, когда начиналась война, уничтожившая великую землю айжиров, родилось пророчество. Двайану вернется, чтобы восстановить древнюю славу. Это не ново, Желтоволосый. У других тоже были свои Двайану – Свершители судьбы, Освободители, я читала об этом в свитках, которые захватили с собой наши предки. Я не верю в эти истории: новые Двайану могут возникать, но старые не возвращаются. Но народ знает об этом пророчестве, и народ поверит всему, что обещает ему свободу от того, что он не любит. А жертвы для Калкру берутся из народа, и он не любит жертвоприношения. Но терпит, потому что боится последствий непослушания.
И вот тут, Желтоволосый, появляешься ты. Впервые услышав, как ты заявляешь, что ты Двайану, я устроила совет с Йодином и Тибуром. Я думала, что ты из Сирка. Скоро я уже знала, что это не так. С тобой был другой…
– Другой? – с искренним удивлением спросил я.
Она подозрительно посмотрела на меня.
– Ты его не помнишь?
– Нет. Я помню, как увидел тебя. С тобой был белый сокол. И другие женщины. Я увидел тебя с реки.
Она внимательно смотрела на меня.
– Ты помнишь рррллия… малый народ. Смуглую девушку, называвшую себя Эвали?
Малый народ… смуглая девушка… Эвали? Да, кое-что я помнил, но смутно. Вероятно, я видел их в забытых снах. Нет… они реальны… или нет?
– Мне кажется, я что-то припоминаю, Люр. Но четко ничего не помню.
В ее глазах горело странное возбуждение.
– Неважно, – сказала она. – Не думай о них. Ты проснулся. Позже поговорим и о них. Они наши враги. Теперь слушай меня. Если бы ты был из Сирка и выдавал себя за Двайану, вокруг тебя могли объединиться недовольные. Им нужен только предводитель. А если ты снаружи… ты еще опаснее, так как можешь доказать, что мы обманываем. Не только народ, но и солдаты могли бы поддержать тебя. И, вероятно, поддержали бы. Что нам оставалось? Только убить тебя.
– Верно, – ответил я. – удивляюсь, почему вы этого не сделали. Ведь возможность была.
– Ты усложнил дело, – сказала она. – Ты показал кольцо. Его многие видели, многие слышали, как ты называл себя Двайану…
Да! Теперь я вспомнил… как выбрался из реки. А как я в нее попал? Мост… Нансур… там что-то случилось… все в тумане, ничего не видно четко… малый народ… да, я кое-что о нем помню… они меня боялись… но я ничего не имел против них… напрасно я старался оживить смутные видения прошлого. Голос Люр прервал эти попытки
– И вот, – продолжала она, – я убедила Йодина, что тебя нельзя убивать сразу. Это стало бы известно и вызвало бы большое беспокойство. С одной стороны, укрепило бы Сирк. С другой – привело в смятение солдат. Как же, Двайану пришел, а его убили!
– Я возьму его, – сказала я Йодину. – Я не доверяю Тибуру, который своей глупостью и высокомерием может уничтожить нас всех. Есть лучший выход. Пусть Калкру съест его и докажет, что мы правы, а он всего лишь обманщик и хвастун. Тогда не скоро появится другой Двайану.
– Значит верховный жрец тоже не верит, что я Двайану?
– Меньше, чем я, Желтоволосый, – с улыбкой сказала она. – И Тибур не верит. Но кто ты, откуда, как пришел и почему – это занимает их, да и меня тоже. Ты похож на айжира, но это ничего не значит. На твоих руках древние знаки – значит, в тебе древняя кровь. Но у Тибура тоже, а он не Освободитель, – смех ее прозвучал, как маленькие колокольчики. – У тебя кольцо. Где ты его взял, Желтоволосый? Ты мало знаешь о его использовании. Йодин обнаружил это. Когда ты спал. И Йодин утверждает, что ты побледнел и чуть не убежал, когда впервые увидел Калкру в его комнате. Не отказывайся, Желтоволосый. Я сама это видела. Нет, Йодин не боится соперника перед Растворителем. Но… он не вполне уверен. Остается слабая тень сомнения. Я сыграла на этом. И вот – ты здесь.
Я с откровенным восхищением смотрел на нее, потом поднял свой кубок и выпил в ее честь. Хлопнул в ладоши, вошла служанка.
– Очисть стол. Принеси вина.
Принесли еще кувшины и кубки. Когда слуги вышли, я подошел к двери. На ней был засов. Я задвинул его. Взял один из кувшинов и наполовину опустошил его.
– Я могу вызывать Растворителя, ведьма.
Она резко перевела дыхание; тело ее задрожало; синий огонь в глазах горел ярко, ярко…
– Показать?
Я достал из ящичка кольцо, надел на палец, поднял в приветствии руки…
Холодный ветер пронесся по комнате. Ведьма подскочила ко мне, схватила за руку, потянула ее вниз. Губы ее побелели.
– Нет! Нет! Я верю… Двайану!
Я рассмеялся. Странный холод вкрадчиво отступил.
– А что теперь, ведьма, ты скажешь жрецу?
Кровь медленно прихлынула к ее губам и лицу. Она подняла кувшин и осушила его. Руки ее не дрожали. Восхитительная женщина, эта Люр.
Она сказала:
– Я скажу ему, что ты безвластен.
Я ответил.
– Я вызову Растворителя. Я убью Тибура. Убью Йодина. Кого еще?
Она подошла ко мне, коснулась грудью.
– Уничтожь Сирк. Сотри с лица земли карликов. Тогда мы с тобой будем править… одни.
Я выпил еще.
– Я вызову Калкру. Устраню Тибура и жреца. Разгромлю Сирк и начну войну против карликов… если…
Она долго смотрела мне в глаза, рука ее легла мне на плечо…
Протянув руку, я погасил свечи. Сквозь окна проходила зеленая полутьма ночи миража. Шепчущий водопад, казалось, смеется.
– Беру свою плату авансом, – сказал я. – Так поступал Двайану в старину – и разве я не Двайану?
– Да! – прошептала ведьма.
Она сорвала нить сапфиров с головы, корона развернулась, и рыжие волосы свободно упали на плечи. Руки ее обхватили мою шею. Мягкие губы прижались к моим.
На дороге послышался конский топот. Отдаленный вызов. Стук в дверь. Ведьма проснулась, сонно село под шелковым покровом своих волос.
– Это ты, Овадра?
– Да, госпожа. Посыльный от Тибура.
Я рассмеялся.
– Скажи ему, что ты занята, Люр.
Она склонила ко мне голову, так что мы оба оказались под шелковым покровом ее волос.
– Скажи ему, что я занята, Овадра. Он может подождать до утра – или вернется к Тибуру вместе со своим посланием.
Она опустилась и прижалась ко мне губами.
Клянусь Зардой! Как в старину… есть враги, которых нужно убить, есть город, который нужно взять, есть народ, которым нужно править, и мягкие руки женщины вокруг меня.
Я очень доволен!
КНИГА ДВАЙАНУ
17. ИСПЫТАНИЕ КАЛКРУ
Дважды зеленая ночь заполняла чашу земли под миражом, а я пировал с Люр и ее женщинами. Мы занимались фехтованием, метанием молота, борьбой. Они были воины, эти женщины! Закаленная сталь под шелковой кожей – хоть я силен и быстр, но мне доставалось от них. Если такие же защищают Сирк, его нелегко будет покорить.
По взглядам, которые они бросали на меня, по их шепоту я знал, что не останусь в одиночестве, если Люр уедет в Карак. Но она не уезжала; она всегда была рядом со мной, а от Тибура больше посыльных не было; или если и были, я о них не знал. Она тайно сообщила Йодину, что он оказался прав: я не могу вызывать Большего, чем боги, я либо самозванец, либо сумасшедший. Так она мне сказала. Я не знал, солгала ли она ему или лжет мне, но меня это не беспокоило. Я был слишком занят – я жил.
Но больше она не звала меня Желтоволосым. Всегда Двайану. И все искусство любви – а она не была новичком в этом искусстве, эта женщина-ведьма, – она использовала, чтобы привязать меня к себе.
По взглядам, которые они бросали на меня, по их шепоту я знал, что не останусь в одиночестве, если Люр уедет в Карак. Но она не уезжала; она всегда была рядом со мной, а от Тибура больше посыльных не было; или если и были, я о них не знал. Она тайно сообщила Йодину, что он оказался прав: я не могу вызывать Большего, чем боги, я либо самозванец, либо сумасшедший. Так она мне сказала. Я не знал, солгала ли она ему или лжет мне, но меня это не беспокоило. Я был слишком занят – я жил.
Но больше она не звала меня Желтоволосым. Всегда Двайану. И все искусство любви – а она не была новичком в этом искусстве, эта женщина-ведьма, – она использовала, чтобы привязать меня к себе.