Но еще до того, как он прикоснулся к Сияющему Богу, сейчас совершенно молчаливому и неподвижному, - и невозможно вообразить себе ничего отвратительнее и ужаснее этой твари, подобно человеку опешившей от неожиданности, - Ларри отбросил Олафа в сторону.
   Я кинулся было следом, но Радор удержал меня.
   Он весь дрожал, но вовсе не от страха: на лице светилась невероятная надежда, страстное нетерпение.
   - Подожди! - сказал он мне. - Подожди.
   Сияющий Бог неуверенно вытянул вперед сверкающую спираль... и я скажу вам, что не всякий храбрец решился бы сделать то, что я потом увидел.. Не задумываясь ни на миг, О'Киф, вытащив пистолет, кинулся между этой тварью и норвежцем. Щупальце коснулось Ларри, и его тускло-голубое одеяние вспыхнуло ослепительно ярким лазурным светом.
   Подняв пистолет рукой, затянутой в перчатку, Ларри разрядил его в Двеллера. Сияющее Нечто отпрянуло назад; перезвон колокольчиков нарастал и убывал, нарастал и убывал.
   Лугур остановился, резко выбросив вперед руку, в ней тускло блеснул серебристый конус кеза. Но прежде чем карлик успел ударить из него по норвежцу, Ларри распахнул свое одеяние, накинул полу плаща на Олафа и, придерживая его одной рукой, чтобы тот не бросился на Сияющего Бога, наставил пистолет, который он держал в другой руке, на живот Лугура. Губы ирландца задвигались, но я не слышал, что он сказал. Видимо, Лугур понял, потому что опустил руку с кезом.
   Там уже была Йолара.. все происшедшее не заняло и пяти секунд. Она бросилась между тремя мужчинами и Сияющим Богом. Женщина что-то прошептала ему, и раздраженное жужжание затихло, снова раздался взрыв хрустального звона. Эта Тварь что-то ответила жрице неразборчивым бормотанием, и начала опять кружиться... все быстрее и быстрее, двинулась по пирсу из слоновой кости, спустилась на воду и побежала, унося с собой свои жертвы, опутанные светящимися вихрями и спиралями. Так неслась она, сопровождаемая торжествующим перезвоном, и все вертелась, вертелась вместе со своей страшной добычей, пока не скрылась за радужной Вуалью.
   В тот же миг с резким щелчком исчезла многоцветная дорожка. Со всех сторон лился серебристый свет. На ярусах амфитеатра поднялась невообразимая суматоха, крики и шум. Маракинов, блестя очками, высунулся из своей ложи, он внимательно прислушивался к происходящему. Радор ослабил свои железные объятия, я перескочил через барьер и помчался к своим ребятам. Но прежде я успел услышать, как зеленый карлик пробормотал:
   - Выходит, есть кое-что, над чем не властен Сияющий Бог! Да, две вещи сильней него, смелое сердце и и ненависть...
   Весь дрожа и задыхаясь, Олаф с горящими глазами кинулся ко иве и схватил меня за руку.
   - Это тот дьявол, который забрал мою Хельму! - услышал я его возбужденный шепот. - Это Сияющий Дьявол!
   - Оба эти человека, - Лугур был вне себя от бешенства, - оба они будут танцевать с Сияющим Богом. И этот тоже, - он свирепо ткнул в меня пальцем.
   - Этот человек - мой! - произнесла жрица угрожающим тоном. Она положила руку на плечо Ларри. - Он танцевать не будет. Ни он, ни его друг. А с этим, - она показала на Олафа, - я уже говорила тебе - можешь делать что пожелаешь.
   - Никому из них, Йолара, - твердо сказал О'Киф, - не причинят никакого вреда. Запомни мое слово.
   - Да будет так, как ты сказал, - покорно ответила жрица и добавила: Мой господин.
   Я заметил, что Маракинов с каким-то странным выражением лица уставился на Ларри, словно ему в голову пришла неожиданная мысль. Лугур, дико вращая глазами, взмахнул рукой, будто собирался ударить жрицу. Пистолет Ларри, уткнувшийся в грудь карлика, мигом охладил его пыл.
   - Эй, парнишка, не надо хамить даме, - сказал О'Киф по-английски.
   Все еще дрожа от ярости, красный карлик повернулся, выхватил свою одежду из рук стоящего рядом жреца и, что-то злобно прошипев сквозь зубы, набросил ее на себя. "Ладала" с криками и бранью дралась с солдатами, на ярусах амфитеатра творилось настоящее столпотворение.
   - Пойдем, - сказала Йолара, не отрывая от Ларри восхищенных глаз. Сердце твое и в самом деле велико, мой господин, - прошептала она голосом сладким, словно мед. - Пойдем.
   - Этот человек пойдет вместе с нами, Йолара, - сказал О'Киф, показывая на Олафа.
   - Бери его с собой, - сказала жрица. - Бери, но только скажи ему, чтобы он больше не смотрел на меня такими глазами, как прежде, - грозно добавила она.
   Все вместе мы прошли следом за жрицей вдоль ряда лож, мимо сидевших в молчании и задумчивости белокурых господ, вид у них был недоумевающий.
   Олаф молча шагал рядом со мной. Радор куда-то подевался. Спустившись по лестничному маршу, мы прошли через зал, наполненный голубоватым маревом, перебрались по мостику над бушующим потоком морской воды и остановились перед стеной, сквозь которую попали сюда. Людей в белых одеждах уже не было.
   Йолара на что-то нажала рукой; проход открылся.
   Все зашли в машину, жрица встала перед панелью управления, и мы помчались по слабо светящемуся коридору прямо к ее дому.
   В одном я теперь уверился окончательно: с щемящей болью в сердце я знал теперь, что мне ужа больше не нужно искать Трокмартина. Там, за радужной вуалью, в логове Двеллера, и мертвые и живые одновременно, как те люди, что окутанные сияющим шлейфом проплыли мимо нас, - там теперь находились и Трокмартин со своей Эдит, и Стентон с Торой, и жена Олафа Халдриксона...
   Машина остановилась, раздвинулись входные двери, и мы вышли наружу. Йолара, легко выпрыгнув из машины, сделала нам знак следовать за ней и птичкой порхнула по коридору. Остановившись перед угольно-черной ширмой, она прикоснулась к ней, и ширма исчезла, обнаружив за собой маленькую комнатушку, пронизанную насквозь голубыми лучами, словно вся она была вырезана из цельного куска огромного сапфира. Комната была совершенно пуста, если не считать, что в самом центре, на низком постаменте, стояла огромная полупрозрачная глыба горного хрусталя в форме гигантского шара. На его поверхности прослеживались смутные очертания морей и континентов, но если это и вправду было что-то вроде глобуса, то либо какого-то иного, неизвестного нам мира, либо это была наша Земля, но в очень далеком прошлом, ибо никоим образом он не походил на привычную глазу карту нашей планеты.
   Взявшись за руки и прижавшись друг к другу губами, на шаре, слабо покачиваясь, стояли, устремившись телами в небо две фигуры - мужчины и женщины. На какое-то мгновение я подумал, что они живые, не заметив, что они тоже выточены из хрусталя: столь тонко искусная рука мастера поработала над ними. А перед этой святыней - ибо ничем иным, как я сразу догадался, и не могло быть это место - возвышались три остроконечных конуса: один - из чистейшего яркого огня, другой - из молочно-белой воды, а третий... третий состоял из лунного света.
   Ошибиться было невозможно, но каким образом вода, пламя и свет сохраняли устойчивую остроконечную форму (ведь высота каждого из них равнялась человеческому росту) - я не мог объяснить.
   Йолара трижды низко поклонилась. Потом, не удостаивая всех остальных ни словом, ни взглядом, она повернулась к О'Кифу. Ставшие бездонными голубые глаза жрицы расширились, она подошла к ирландцу вплотную и, положив ему на плечи белые руки, поглядела в глаза проникновенным взглядом.
   - О мой господин, - прошептала она, - слушай меня внимательно, ибо я, Йолара, дарю тебе три вещи: себя, Сияющего Бога и силу, которой обладает Сияющий Бог. И еще одну вещь я дам тебе в придачу к этим трем - власть над всем тем миром, из которого ты пришел! Все это ты получишь от меня, мой господин! Я клянусь тебе в этом, - она повернулась к алтарю и вскинула вверх руки, - клянусь Сийей и Сийаной, клянусь огнем, водой и светом [У меня нет здесь возможности обрисовать вам подробно ни эсхатологические представления этих людей, ни составить каталог пантеона их богов. Сийа и Сийана символизируют мировую любовь. Ритуал поклонения этим богам, однако, совершенно свободен от унизительных обрядов, которыми обычно изобилуют любовные культы. Жрицы и жрецы этих богов проживают в том огромном храме с семью террасами, сторона которого, обращенная к воде, представляет собой джетовый амфитеатр. Священным изображением Сийа и Сийаны служат хрустальный глобус и две устремившиеся ввысь фигуры на нем. Они символизируют собой человеческую любовь, ибо ноги их прикованы к земле, а глаза устремлены к звездам. Я никогда не слышал, чтобы в Мурии упоминали рай и ад, или же какие-нибудь другие, эквивалентные им понятия - если не считать, что владения Сияющего Бога служат собирательным образом сразу и того и другого. Над этими богами находится Танароа. Этот очень далекий и уже почти позабытый бог по-прежнему считается создателем и властителем всего сущего, персонифицируя собой первопричину создания мира - божество, которое сотворив мир, потом устранилось от управления им, передав эти функции другим богам. Кажется, бог Танароа являлся одним из ключевых пунктов в вероучении солдат Мурии - наш Радор с его почитанием Древних Богов был исключением. Как бы то ни было, но это далекое верховное божество вызывало у иуриан при упоминании его имени всплеск неподдельного религиозного восторга. Я нахожу сей факт исключительно интересным, ибо он прекрасно иллюстрирует мою теорию, которую я сформулирую в излюбленном для меня виде математической формулы: сила притяжения между богами и человеком возрастает равномерно и пропорциональна квадрату расстояния, разделяющего их. (У. Т. Г)].
   В глазах жрицы сгустилась пурпурная тьма.
   - Никто не посмеет забрать тебя у меня! - грозно прошептала она. - И сам ты не уйдешь от меня, даже если захочешь!
   Потом быстрым движением, по-прежнему игнорируя наше присутствие, она обвила руками шею О'Кифа, прижавшись к его груди всем своим великолепным телом. Ларри крепко схватил жрицу в объятия.
   Опустил голову,- нашел ее губы: они слились в страстном поцелуе!
   Олаф глубоко, судорожно вздохнул, почти простонал. Но я... даже в глубине сердца я не мог осудить ирландца...
   Наконец жрица, открыв ставшие дымчато-голубыми глаза, отстранилась от Ларри и пристально поглядела на него. О'Киф, смертельно-бледный, поднял к лицу трясущуюся руку.
   - Вот этим я скрепила свою клятву, о мой господин! - прошептала она.
   И кажется только сейчас впервые заметила наше присутствие. Скользнув по мне с Олафом пустым равнодушным взглядом, она снова повернулась к О'Кифу.
   - А теперь - идите! - сказала она. - Скоро за вами придет Радор. И потом... потом пусть случится все, что должно случиться.
   Она еще раз улыбнулась ирландцу, все той же сладостной улыбкой, и, повернувшись к фигурам, парящим над огромным шаром, опустилась на колени.
   Тихонько мы вышли из комнаты и, не произнеся ни одного слова, направились к нашему павильону. По дороге мы слышали какой-то непонятный шум на зеленой автостраде: крики мужчин время от временя прорезал пронзительный женский визг. Сквозь щель в садовой ограде я мельком разглядел суматоху в толпе, образовавшейся на одном из мостов; зеленые карлики сражались с "ладала", оттуда, как из развороченного гигантского улья, доносилось громкое монотонное гудение.
   Едва лишь мы вошли в нашу комнату, как Ларри, закрыв лицо руками, повалился на один из диванчиков. Олаф с немым упреком смотрел на него. Ларри опустил руки и поглядел ему в лицо, потом перевел взгляд на меня.
   - Я ничего не мог с собой поделать! - чуть ли не с вызовом сказал он. Боже, что за женщина! Я не мог ничего сделать!
   - Ларри, - осторожно спросил я, - почему бы тебе не сказать ей, что ты не любишь ее? Почему?
   Он изумленно уставился на меня и, как прежде, озорные смешинки запрыгали в голубых глазах.
   - Вас, ученых, ничем не прошибешь! - воскликнул он. - Если вам на голову свалится огненный ангел и потащит вас за собой, воображаю, док, с каким достойным видом вы приметесь объяснять ему, что вовсе не хотите гореть в пламени. Ради всего святого, Гудвин, не городите ерунду! - закончил он почти раздраженно.
   - Нечистая сила! Нечистая сила! - монотонно бубнил норвежец, произнося эти слова, как заклинание. - Все здесь порождение зла: Трольдом и Хельведе вот что это такое. Ja! И эта djavelsk красоты, она просто шлюха этого Сияющего дьявола, которому они все тут поклоняются. Я, Олаф Халдриксон, я знаю, что она имела в виду, когда обещала тебе, Ларри, власть над всем миром! Ja... можно подумать, что в нашем мире и сейчас мало всякой нечисти.
   - Что? - одновременно вскричали мы с Ларри.
   Олаф предостерегающим жестом прижал палец к губам и снова замолчал с угрюмым видом. Снаружи послышались шаги по мозаичной дорожке, и перед нами возник Радор.. до неузнаваемости переменившийся. На необычайно торжественном лице не осталось и следа от обычной его глумливой ухмылочки.
   Он отдал честь О'Кифу и Олафу, приветствуя их тем же образом, каким (я видел это раньше) он обращался только к Йоларе или Лугуру. За стеной вспыхнул шум драки и замер в отдалении.
   - "Ладала" разбушевалась! - сказал он. - Вот что могут натворить двое храбрых мужчин! - Он помолчал в задумчивости. - Кости и прах не станут драться друг с другом за место у кладбищенской стены, - загадочно изрек Радор, - но если кости и прах вдруг обнаружат, что они еще живьц.
   Он резко оборвал себя, обратившись глазами к внезапно пробудившемуся шару, из которого послышалось неразборчивое бормотание.
   - Афио Майя прислала меня приглядеть за вами, пока она не призовет вас к себе, - громко и четко объявил он. - Там будет пиршество! Ты, Ларри, и ты, Гудвин, - пойдете туда. Я останусь здесь, с Олафом.
   - Смотри, чтобы с ним не случилось ничего плохого! - вырвалось у Ларри.
   Радор прикоснулся руками к глазам, приложил их к груди.
   - Я клянусь тебе в этом Древними Богами, моей любовью к вам и тем, что вы совершили перед лицом Сияющего Бога, - прошептал он.
   Радор хлопнул в ладоши. Вошел солдат, держа в руках длинный плоский ларец из полированного дерева. Взяв его в руки, зеленый карлик отпустил солдата, и только потом приподнял крышку.
   - Здесь твое платье для праздника, Ларри, - сказал он, поднося ирландцу ларец.
   Заглянув внутрь, Ларри запустил в ящик руку и вытащил оттуда отливающую мягким металлическим блеском белую тунику с длинными рукавами, широкий серебряный пояс, полосы ткани из такого же серебристого материала для оборачивания ног по здешней моде и, под конец, достал сандалии, будто вырезанные целиком из серебра. Повертев все это в руках, Ларри с раздражением бросил одежду обратно в ящик.
   - Нет, Ларри, нет, - прошептал карлик. - Надень это, я прошу тебя, я умоляю тебя- не спрашивай, зачем это надо, - быстро добавил он, снова поглядев на шар.
   О'Киф, так же как и я, был сражен его страстной просьбой. Карлик смешно и трогательно сложил руки в умоляющем жесте. Ларри, сплюнув в сторону, резко схватил одежду и вышел в соседнюю комнату, с фонтаном.
   - Что, снова будет танцевать Сияющий Бог? - спросил я.
   - Нет, - ответил Радор, - это обычное пиршество, которым отмечают... таинство! Лугур и этот двуличный, что пришел с вами, тоже будут там.
   - Лугур? - поперхнулся я от изумления. - После всего, что случилось? Он придет туда?
   - Может быть именно из-за того, что случилось, он обязательно придет туда, Гудвин, друг мой, - ответил Радор, глаза его снова коварно заблестели. - Там будут еще другие-, друзья Йолары и друзья Лугура, и очень может случиться, что там будет еще одна - голос его понизился до почти неслышимого шепота, - та, которую они не ждут.
   Радор замолчал, бросив на шар боязливый взгляд; прижал многозначительно палец к губам и развалился на одном из диванчиков.
   - Оркестр - туш! - раздался голос Ларри. - К вам идет герой!
   О'Киф решительным шагом вошел в комнату и встал, подбоченясь. Мы все невольно ахнули; даже Олаф не смог скрыть своего восхищения, не говоря уже о нас с Радором.
   - Сын Сийаны, - прошептал ошеломленный Радор.
   Встав на одно колено, он достал из поясного кармашка что-то обернутое в носовой платок, развернул сверток и, не поднимаясь с колен, протянул О'Кифу узкий кинжал из блестящего белого металла; рукоятку кинжала украшали драгоценные камни голубого цвета. Заткнув кинжал за пояс О'Кифу, Радор проворно вскочил на ноги и, повторяя тот же самый своеобразный жест, которым он приветствовал его, снова отдал ему честь.
   - Пошли, - скомандовал Радор и привел нашу компанию к мозаичной тропинке.
   - Ну что же, - угрюмо пробурчал он, - пусть теперь Молчащие Боги покажут свою силу... если она у них есть, конечно!
   И напутствовав нас таким странным образом, удалился назад, в дом.
   - Ради всего святого, Ларри, - заволновался я, когда мы подошли к дому жрицы, - прошу тебя, будь осторожен.
   Он послушно кивнул головой, но я заметил, что какое-то растерянное недоумение промелькнуло у него в глазах, и от недоброго предчувствия у меня заныло сердце.
   Когда мы поднялись по лестнице и пошли к фигурам крылатых змей, стоящих у входа, из дверей дома появился Маракинов. Он небрежно махнул рукой солдатам, охраняющим вход, и те, не задавая никаких вопросов, быстро скрылись. Удивительно, до чего быстро русский стал здесь влиятельной персоной, с неприязнью подумал я. .
   Маракинов озарил меня любезной улыбкой.
   - Вы нашли уже своих друзей здесь? - заговорил он, и я содрогнулся - до того зловещим показался мне его голос. - Нет? Ай-яй-яй, какая жалость. Ну что ж, не будем ронять надежду! - И повернулся к О'Кифу.
   - Лейтенант, мне хотелось бы разговаривать с вами наедине.
   - У меня нет секретов от Гудвина, - холодно ответил Ларри.
   - Вот как? - вопросительно вскинул брови русский и, наклонившись, что-то прошептал на ухо Ларри.
   Ирландец вздрогнул, поглядел на него с недоумением, затем повернулся ко мне.
   - Семь секунд, док, - сказал он, незаметно подмигнув мне.
   Они отошли в сторонку, так чтобы мне не было слышно, и тихо заговорили. Вернее, говорил русский, и очень быстро. Ларри внимательно слушал. Маракинов говорил, все более оживляясь; О'Киф время от времени прерывал его вопросами. В какой-то момент русский, повернув голову, бросил на меня взгляд, и когда он отвел глаза от Ларри, я увидел в глазах последнего неподдельные отвращение и ненависть.
   Наконец ирландец о чем-то глубоко задумался, потом, словно придя к определенному решению, кивнул, и Маракинов пожал ему руку.
   И должно быть только я заметил, как непроизвольно скривился Ларри, на какой-то миг заколебавшись, прежде чем он принял протянутую руку, и как инстинктивно, словно прикоснулся к чему-то нечистому, он отряхнул руку, когда рукопожатие закончилось.
   Не уделив мне на прощание ни слова, ни взгляда, Маракинов повернулся и быстро вошел в дом. Стража заняла свое место. Я вопросительно посмотрел на Ларри.
   - Не спрашивайте меня сейчас ни о чем, док, - сквозь зубы процедил он. - Подождите, пока мы не вернемся домой. Но то, что нам нужно чертовски торопиться., это я могу сказать вам прямо сейчас..
   ГЛАВА 20 ИСКУШЕНИЕ ЛАРРИ
   Мы остановились перед плотными портьерами, изза которых пробивался неразборчивый шум множества голосов. Портьеры раздвинулись, и к нам вышли двое: я так полагаю, что они выполняли роль привратников, встречающих гостей. Карлики были одеты в короткие юбочки и латы: я впервые видел здесь такое военное облачение, чем-то напоминающее кольчугу. Они приподняли занавеси, приглашая нас войти.
   Комната, на пороге которой мы стояли, значительно превышала по размеру холл для аудиенции или приемную залу, которые мы видели в доме Йолары.
   Она протянулась футов на триста в длину, не меньше, и занимала около половины этого расстояния в ширину. На всю ее длину, из конца в конец, тянулись два изогнутых дугой стола, симметрично расположенные друг другу; столы разделял широкий проход.
   Всевозможные незнакомые мне яства, огромные букеты цветов и груды фруктов, сверкающие хрустальные графины, кубки и бокалы, окрашенные в самые разнообразные цвета и оттенки, - великолепная картина ослепила мой взор! Повсюду были расставлены светильники: испускающие розоватое излучение шары, уже знакомые мне.
   На заваленных пестрыми яркими подушками низких диванах, расположенных вдоль столов, полулежали, развалившись в томных, ленивых позах десятки, если не сотни белокурых представителей правящего класса Мурии. Наше появление вызвало среди них легкий переполох: к восторженному шепоту примешивались слабые возгласы испуганного изумления - все взоры были устремлены на Ларри в его великолепном серебристо-белом платье Облаченные в латы карлики повели нас через проход между столами. Внутри образованного ими полукруга стоял, сверкая блестящей поверхностью, еще один, овальной формы стол. Все сидящие за ним молча уставились на нас, но мои глаза видели только одну - Йолару! Она помахала рукой, приветствуя Ларри.
   Господи, как она была хороша. Словно одна из тех дев с нежной лилейной кожей, которые своей красотой, (как рассказывает Хуанг-Ку), превратили Гоби сначала в рай, а позднее своей похотливостью - в выжженную бесплодную пустыню. Она протянула к Ларри руки, и на ее лице появилось бесстыдное, нескрываемое вожделение.
   Это была Цирцея! И Цирцея - победительница!
   Тончайшая белая ткань плотно облегала тело, просвечивающее сквозь нее, словно лепесток розы. Шелковистые, пшеничного цвета волосы охватывала диадема из ярко сверкающих сапфиров, но они меркли рядом с глазами Йолары. O'Киф, наклонившись к ней, поцеловал белоснежные ручки, и что-то большее, нежели простое восхищение, показалось на лице ирландца. Она посмотрела ему в глаза долгим взглядом и, улыбнувшись, усадила рядом с собой.
   И только сейчас я заметил, что из всех присутствующих лишь эти двое Йолара и О'Киф - были в белом. Не успел я как следует поразмыслить над этим обстоятельством, как вошел Лугур - и все мои мысли как ветром сдуло, - я сжался и оцепенел. Одетый в ярко-алую тунику, Лугур размашистым шагом пересек мгновенно притихший зал..
   Наступила резкая напряженная тишина. Красный карлик, пристально поглядев на Йолару, перевел взгляд на О'Кифа, и внезапно лицо его стало ужасно, - нет другого слова, чтобы точнее выразить выражение его лица. Маракинов, сидевший за тем же столом, что и я, наклонившись вперед, схватил Лугура за руку и что-то прошептал ему на ухо. С видимым усилием карлик овладел собой: с легкой насмешкой (так, во всяком случае, мне показалось) он приветствовал жрицу и занял место на дальнем конце овального стола. И тут я заметил, что сидевшие между ним и Йоларой фигуры представляли собой Совет Девяти, который возглавляли жрица Сияющего Бога и его Прорицатель.
   Напряжение немного спало, но атмосфера в зале по-прежнему казалась зловещей: так бывает, когда гроза, обойдя стороной, все еще пугает издалека нависшей на краю горизонта темной тучей.
   Я обернулся и посмотрел назад. Дальний конец зала был задрапирован роскошными, затканными изысканными узорами и украшенными великолепными цветочными гирляндами занавесями. Между этими портьерами и столом, за которым сидел Ларри с девятью важными персонами, располагалось круглое возвышение, на несколько футов приподнятое над полом, что-то около десяти ярдов в диаметре; вся его блестящая поверхность была засыпана чудной красоты нежными лепестками цветов.
   Со всех сторон помост окружали стоявшие внизу низкие, с изогнутыми спинками стульчика Занавеси раздвинулись, и оттуда плавным, неслышным шагом вышли девушки. Они держали в руках разнообразные музыкальные инструменты: флейты, арфы и эти необычные, возбуждающие чувственность двухоктавные барабанчики. Девушки уселись на стульчики, тронули инструменты, и розовый воздух завибрировал в такт странной тягучей мелодии.
   Сцена была готова. Какую же пьесу собирались на ней сыграть?
   Появились другие темноволосые девушки, одетые в короткие, приподнятые над коленями юбочки, в низко вырезанных корсажах белели полуобнаженные груди. Девушки прошли вдоль длинных столов, наливая вина пирующим.
   Я поискал глазами О'Кифа. Что же такое сказал ему Маракинов? По лицу Ларри было видно, что его мысли витают где-то далеко, потому что даже прекрасные женщины, сидевшие в зале, не привлекали его внимания. В глазах ирландца застыло холодное, суровое раздумье, и, когда, время от времени, он поглядывал на Маракинова, в них появлялось какое-то странное выражение. Йолара, хмурясь, наблюдала за О'Кифом. Вдруг она что-то тихо приказала стоявшей за ее спиной прислужнице.
   Девушка быстро ушла и вскоре вернулась, держа в руках светло-желтый, словно вырезанный из куска янтаря, кувшин. Жрица налила из него в бокал Ларри прозрачную жидкость, сразу же засверкавшую крохотными искорками. Прикоснувшись к бокалу губами, она передала его в руки Ларри. Рассеянно улыбаясь, Ларри взял бокал, с отрешенным видом дотронулся губами до того места, где его целовали губы Йолары, и выпил до дна. Кивок Йолары - и девушка вновь наполнила бокал.
   И в тот же миг ирландца словно подменили. Куда только подевалась вся его рассеянность, мрачная задумчивость - глаза засверкали и заискрились. Он ласково склонился к Йоларе, что-то нашептывая ей на ушко. Голубые глаза торжествующе вспыхнули, мелодичный смех звенел, не умолкая. Она подняла вверх свой бокал, но его наполнял совсем не тот напиток, что наливали в кубок Ларри. И снова, едва лишь ирландец осушил свой бокал, ему незамедлительно налили из желтого кувшина. Ларри поймал брошенный на него Лугуром недобрый взгляд, дерзко усмехнулся в ответ. Йолара придвинулась ближе, соблазнительная как никогда.
   Ларри вскочил на ноги, в лице мелькнула бесшабашная удаль, он был похож на расшалившегося мальчишку.