Мэтер Энн. Наслаждение и боль

Глава 4

   Во второй половине дня, после сиесты, Лаура спросила у Элизабет Латимер, есть ли какой-нибудь спуск к скалам, на берег моря. Она сама провела время сиесты, отдыхая на кровати, а еще написала открытку Линдсей. Теперь она чувствовала себя оживленной и бодрой. Элизабет внимательно посмотрела на нее в течение минуты, а затем сказала:
   — Обычно те, кто спускаются на берег, выбирают легкий путь вниз, мимо деревни. Наша береговая линия очень скалиста и опасна. Правда, когда-то были ступеньки для спуска, в прежние времена сюда причаливали суда и люди вытаскивали на берег свои лодки. По ступенькам они поднимались к дому Мадралена. Это был доступ к дому, минуя власти. Суда выходили в море, в залив, а ночью эта часть мыса не охранялась. Сейчас же ступеньки разрушились, ими давно никто не пользовался…
   — Как интересно звучит! Здесь занимались контрабандой? — Глаза Лауры расширились.
   — Думаю, что да. Хотя мне кажется, что контрабандным товаром были, главным образом, люди.
   — Мавры? — хлопнула в ладоши Лаура.
   — Конечно. Без сомнения, много семейств на побережье занималось этим, но тщательно скрывали следы…
   — Вы мне хотите сказать, что это… возможно?
   — Более чем возможно, я полагаю, — ответила Элизабет сухо. — Семейство Мадралена было в прежние времена довольно безжалостным. Во времена инквизиции ходили разные слухи, я читала об этом. Возможно, если вам придется столкнуться с доном Рафаэлем, вы почувствуете эту безжалостность сами. — Лаура вздрогнула. Внезапно она поняла, что имеет в виду Элизабет, а та продолжала: — Никто не подвергает сомнению авторитет и власть Рафаэля здесь. Еще когда он был не сформировавшимся мальчиком, я знала об этом.
   Лаура взглянула на нее:
   — Вы думаете, что я зря теряю время?
   — С Рафаэлем? — Элизабет пожала плечами. — Я не знаю. Думаю, что это зависит от ряда обстоятельств. Я, когда была молодой, боролась за самого Рафаэля. Полагаю, что некоторого успеха я добилась, но в те времена была жива его мать, и только позже, когда она умерла, отец его стал более строгим. Но даже тогда Рафаэль отличался добрыми чертами характера. Мне кажется, что он переменился после того, как вернулся из Англии и женился на Елене. А еще больше, как умерла Елена. Он стал жестким…
   Лаура почувствовала, как внутри у нее что-то напряглось, и она рискнула спросить:
   — Он, вероятно, очень любил Елену?
   — Да, возможно, — пожала плечами Элизабет и переменила тему разговора.
 
   Позже, вооружившись инструкциями Элизабет, Карлос и Лаура начали исследование отвесных скал над бухтой. Если там был спуск, Рафаэль, без сомнения, знал о нем, но Лаура не рискнула спрашивать его об этом, как и не осмелилась добиться у него разрешения есть в детской, решив, что с этим можно немного подождать.
   Карлос отнесся к ее затее как к увлекательному приключению. Раньше ему ничего подобного не позволяли и не предлагали. Он всячески демонстрировал теперь свой энтузиазм. Он даже пытался перелезть через забор, отделявший дом от скал, и она с трудом удержала его и позволила выйти только через ворота. Они стояли на оголенной ветром полоске торфа, которая отлого спускалась к концу мыса, и там, где она заросла травой и дикими цветами, обнаружили то, что искали.
   Покрытая мхом и разрушившаяся от времени каменная лестница круто шла вниз, и Лаура испытала порыв восторга при виде открывшейся картины. Однако она понимала, что глупо пытаться спускаться здесь с таким маленьким мальчиком. Она взглянула на Карлоса и вздохнула.
   — Мы не можем здесь спуститься, милый, — сказала она печально, — это слишком опасно. Ты видишь, как раскрошились ступеньки? Ниже, у моря, они разрушены еще сильнее.
   Лицо Карлоса заметно вытянулось.
   — О! — воскликнул он разочарованно. — Я думал, что нам предстоит такое приключение! У меня никогда не было приключений!
   Лаура не успела ему ответить — откуда-то появился дон Рафаэль Мадралена и оттащил своего сына от гувернантки.
   — Так! — воскликнул он сердито. — За двадцать четыре часа вы умудрились подвергнуть себя, а на этот раз и моего сына самой безответственной опасности!
   Лаура уставилась на него в недоумении.
   — Простите, — выдохнула она.
   — Какие уроки вы преподаете моему сыну у разрушенной лестницы, которая может обвалиться в любое мгновение?
   — Не уроки, сеньор! И конечно, Карлос не подвергался опасности.
   — Вы хотите сказать, что не намеревались продолжить свои открытия? — Голос его прозвучал жестко.
   — Конечно нет. Я не настолько глупа, сеньор! — Лаура поджала губы, стараясь сдержать себя, хотя чувства ее рвались наружу.
   Дон Рафаэль посмотрел на нее скептически, но Карлос потянул его за рукав:
   — Мисс Флеминг сказала, что мы не можем спуститься вниз. Она сказала, что это слишком опасно!
   — Правда? — Темные глаза дона Рафаэля снова повернулись в сторону Лауры. — Тогда, пожалуйста, скажите мне, что вы здесь делали?
   — Мы… мы искали лестницу. Но только потому, что мне казалось, что Карлосу будет интересно исследовать побережье.
   — Исследовать! Исследовать! Я устал от этого слова! — отрезал дон Рафаэль. — В Лондоне можно исследовать — здесь можно подвергнуться опасности!
   — Конечно! — возразила Лаура, сдерживая переполнявший ее гнев. — Господи, ребенок не подвергался никакой опасности! Он вполне нормальный четырехлетний мальчик, который устал от того, что его все время охраняют. Между естественным любопытством и безответственностью существует разница. Почему нам нельзя гулять здесь? Пока я слежу за ним, ничего плохого не случится!
   Дон Рафаэль отпустил сына и засунул руки в карманы темного пиджака. Он, очевидно, только что вернулся домой после посещения виноградников, и Лауре было интересно узнать, кто проинформировал его о том, где они находятся. Возможно, Элизабет, хотя она сомневалась в этом. Когда они уходили, женщина дремала и даже не заметила, как они ушли. Ненависть, которую проявила Розета, запомнилась Лауре, и она почти уверилась в том, что это она заметила, куда они направились, и по-своему информировала об этом дона Рафаэля, чтобы настроить его против гувернантки. Если бы дон Рафаэль только знал, подумала Лаура, с какой радостью она бы уехала!
   И хотя эти мысли теснились в ее голове, она сознавала, что это не совсем правда. Карлос уже стал ей небезразличен, как и его отец. Оба они — заложники местных традиций. Она должна бросить им вызов как педагог, ведь мальчик нуждается в современном воспитании. Только как убедить в этом дона Рафаэля?
   — Значит, так, — чеканил слова дон Рафаэль, ведя их в сторону дома. — Вы должны помнить, что наняты, чтобы работать гувернанткой, а не компаньонкой моего сына.
   — А разве я не могу быть и тем и другим? — спросила она сдержанно.
   — А если я вас уволю?
   — Это, конечно, ваше право, — пожала плечами Лаура.
   — Черт тебя возьми! — пробурчал он с горечью и ускорил шаг, оставив их и направляясь к входу в дом.
   Лаура неуверенно приостановилась. Маленькая ручка Карлоса крепко вцепилась в ее руку. Она тяжело дышала, но совсем не из-за быстрой ходьбы.
   Она чувствовала какой-то спазм в горле и понимала, что снова неравнодушна к Рафаэлю, что он волнует ее своим холодным высокомерием.
   Карлос взволнованно смотрел на нее:
   — Все в порядке? Вы не уезжаете, нет?
   Лаура вздохнула и затем покачала головой.
   — Нет, — сказала она, хотя думала о том, сколько же может такая ситуация продолжаться.
   Карлос обычно ужинал рано вечером, а потом проводил час в обществе отца, перед тем как Элизабет укладывала его спать. Лаура в это время была свободна. Она приняла ванну и переоделась в кремовое шелковое платье с подолом в мелкую складку, длиной на несколько дюймов выше колен. Она причесалась, уложив волосы в пышный пучок на шее, и слегка коснулась нескольких точек пузырьком с любимыми духами. Она не радовалась предстоящему ужину. Присутствие дона Рафаэля превратит его в настоящую пытку, и она решила предпринять какие-то шаги, чтобы получить разрешение есть в детской. Но для этого неизбежен разговор с Рафаэлем, что не доставит особой радости, особенно после утреннего происшествия.
   Почему она всегда оказывалась перед ним в невыгодном положении? Он ведь фактически заставил ее остаться здесь, почему же еще нужно донимать ее придирками? Она покачала головой. Раньше он не был таким, что-то случилось с ним, после чего он стал таким желчным. Она почему-то не верила, что причиной тому только смерть Елены. Она вздохнула, вспомнив тот сумбур в мыслях, который произошел в то утро, когда она прочла злополучное объявление в «Тайме», где предлагалась эта должность. Безусловно, она не предполагала, что может возникнуть такая сложная ситуация.
 
   Она спустилась вниз по лестнице в семь пятнадцать. Лиза говорила ей, что семья обычно ужинает в семь тридцать и у них принято собираться в гостиной заранее для аперитива. Лаура, конечно, с удовольствием избежала бы такой церемонии, но она должна повиноваться: у нее нет выбора, поскольку распоряжение исходит от самой доньи Луизы.
   Войдя в гостиную, она застала там одного дона Рафаэля. В большой комнате с высоким лепным потолком царил дух роскоши и элегантности. Длинные золотистые занавеси обрамляли высокие, закругленные сверху окна. Их было много, и они тянулись вдоль всего здания — одни выходили в сад, другие — во внутренний двор, а некоторые — на отвесные скалы, спускавшиеся к берегу моря. Пол покрывал узорный персидский ковер, гармонировавший со всей обстановкой гостиной, где стояли стулья с высокими спинками и кожаные темно-коричневые кресла, большой буфет ломился от коллекции фигурок из нефрита и слоновой кости.
   Дон Рафаэль, черноволосый и изысканно красивый в своем смокинге, сидел, погруженный в глубокое раздумье, около небольшого резного бара, лениво вертя в руках стакан с напитком. Когда она вошла, он взглянул на нее оценивающе и чуть цинично. Лауре было все равно, как он оценивает ее облик. Его дерзкий взгляд словно приподнимал ей юбку, вполне консервативную для Лондона, но здесь выглядевшую неприлично короткой. Крепко сжав кулаки, она вошла в комнату, подошла к полированному буфету, где стояла коллекция статуэток, и сделала вид, что они интересуют ее. Она предпочла бы даже появление Ро-зеты Бургос, чтобы прервать неловкое молчание. Его нарушил дон Рафаэль, он поднялся и произнес с прохладной вежливостью:
   — Могу я предложить вам, сеньорита, какой-нибудь напиток? Шерри? Коктейль?
   Лаура повернулась к нему с небрежностью, на какую только была способна, и покачала отрицательно головой:
   — Спасибо, ничего не нужно. — И она снова принялась изучать статуэтки. — Эти вещи очень красивы, не правда ли?
   Он отошел от бара, подошел к ней и встал позади так, что она все время чувствовала его внимательный, прикованный к ней взгляд. Затем он заговорил:
   — Мой отец начал собирать эту коллекцию около сорока лет тому назад. После его смерти я добавил к ней очень немного.
   — Вас это не интересует, сеньор? — Голос Лауры слегка дрожал.
   — Не очень. Мои таланты направлены на более практические дела. Я занимаюсь поместьем и виноградником.
   — Но конечно, поместье не может занимать все ваше время. Мужчине нужно расслабляться.
   Он повернулся к ней так, что она уже видела его лицо.
   — А вы, конечно, специалист по мужским потребностям, — съязвил он.
   Лаура почувствовала гнев. Он так самоуверен, насмешлив, полон сознания своего превосходства. Это буквально взбесило ее.
   — Я не утверждаю этого, сеньор, — осторожно возразила она. — И неужели мы будем продолжать разговор в таком духе? Возможно, мое присутствие раздражает вас. Но зачем унижать меня?
   — Наши отношения никогда не станут отношениями работодателя и служащей, — сказал он угрюмо. — Слишком многое предшествовало им. Я согласен, что раздражен, но вы сами виноваты в этом. Я не пойму, действительно ли вы поглупели, или ваше поведение — сознательная попытка заставить меня освободить вас от контракта?
   — Мое поведение! — в сердцах воскликнула Лаура. — Только из-за утренней прогулки среди ваших ужасных быков вы обрушиваете на меня свой гнев, а позднее я привлекаю вашего сына к нормальным для ребенка действиям, а вы ведете себя со мной как со слабоумной!
   — Довольно! — гневно остановил он.
   — О нет, не довольно! — Гнев вытеснил всякое чувство сдержанности, которым она владела. — Вы думаете, что я не могу позаботиться о себе! Вероятно, ваш нелепый контроль над маленькой жалкой жизнью Карлоса создает вам репутацию диктатора в глазах всех других — родственников и подчиненных!
   — Молчать! — Он сделал шаг к ней, но она не обратила на это внимания.
   — Я не буду молчать! И не думайте, что, наняв меня за деньги, вы имеете право распоряжаться моей жизнью, как другими…
   — Замолчи! — Он шагнул к ней и грубо схватил за плечи, со злостью заглядывая ей в глаза. — Не воображай, что наши прежние отношения дают тебе право вести себя непристойно!
   — Наши прежние отношения! — воскликнула она. — Они у меня были с совершенно другим мужчиной, которого я знала в Лондоне. Теперь его больше нет! Я даже сомневаюсь, что он когда-нибудь вообще существовал… Разве что в моем воображении!
   — Что ты хочешь сказать? — в бешенстве выдавил он.
   — Мужчина, которого я знала, был человеком из плоти и крови, из ошибок и слабостей, но больше всего — из сердца! Или я так глупо думала? — Она криво усмехнулась. — Это было глупо с моей стороны, не правда ли, дон Рафаэль?
   — Ты не понимаешь сложности нынешней ситуации, — произнес он хрипло, отпуская ее плечи, и она совсем освободилась, ощущая прилив спокойствия.
   И это было очень кстати, потому что в комнату вошла Розета Бургос, и ее пристальный любопытный взгляд попеременно ощупал их лица. Она заметила, что щеки Лауры горят, а у Рафаэля мрачное выражение лица. Слегка нахмурившись, она спросила:
   — Что-нибудь не так? — Она посмотрела на своего кузена. — Рафаэль, ты и… мисс Флеминг поспорили?
   Рафаэль шагнул к бару и налил себе крепкий напиток. Затем он облокотился на бар и произнес:
   — Можно и так сказать, Розета. Скажи мне, где сегодня моя тетушка? Она обычно появляется первой.
   — К сожаленью, у доньи Луизы болит голова, — ответила Розета, — она не будет с нами ужинать.
   — Понятно. — Рафаэль пропотил свой напиток. — Тогда нам больше нечего ждать. Я занят сегодня вечером.
   Это сообщение, казалось, несколько расстроило Розету, а Лаура испытала облегчение. По крайней мере, когда трапеза закончится, она наконец-то уединится в своей комнате.
   Во время длительной смены блюд беседа была отрывочной. Сначала Розета была достаточно разговорчива, но, когда из односложных ответов дона Рафаэля стало ясно, что он не настроен беседовать, она замолчала и вместо этого стала наблюдать внимательно за Лаурой, отчего та почувствовала, что ее нервы на пределе.
   Наконец, решив, что лучше разговаривать, чем хранить это ужасное молчание, Лаура сказала, обращаясь к своему хозяину:
   — Нельзя ли мне после этого раза питаться в детской, сеньор? — Она довольно резко отодвинула свою тарелку и перехватила его задумчивый взгляд. — Я… я предпочла бы это, если вы не возражаете.
   Дон Рафаэль покончил с огромным бифштексом, с которым уже расправлялся продолжительное время, и поднял свои темные брови.
   — Я думал, что вы будете рады на какое-то время освободиться от своих учительских обязанностей, — заметил он насмешливо.
   — Возможно, вы, сеньор, не очень цените общество вашего сына, но я — напротив, — проговорила она спокойно и испытала удовольствие, заметив, как глаза Розеты удивленно расширились.
   — Тем не менее, сеньорита, я не собирался предоставлять моему сыну двух компаньонок, когда вас нанимал, — возразил дон Рафаэль, вытирая губы салфеткой.
   Лаура тщательно продумала свой ответ.
   — Я не думаю, что речь идет о компании, сеньор, — медленно заговорила Лаура. — И если я не буду компаньонкой для вашего сына, тогда кому я буду должна уделять внимание?
   Глаза ее сверкнули в ответ на его взгляд, и затем она опустила их прежде, чем увидела в его взгляде удивленное недоверие. Она не сознавала, какой злой демон толкал ее на эту словесную пикировку. Возможно, это было связано с поведением Розеты. Дон Рафаэль выглядел явно возмущенным, в то время как Розета, казалось, не могла поверить своим ушам.
   — Я думаю, что, пожалуй, вы не ведете этот разговор серьезно, — сказал в конце концов дон Рафаэль, давая ей возможность отступить. Однако она не собиралась этого делать. Ей так хотелось вызвать его раздражение, разрушить раз и навсегда маску безразличия и равнодушия на его лице. Где-то должны ведь сохраниться следы того мужчины, которого она некогда знала и любила! Сердце учащенно билось.
   — Я говорю совершенно серьезно, сеньор, — сказала она. — Какие у вас могут быть возражения против того, чтобы я ела в детской? Я уверена, что сеньорита Бургос не разделяет вашей точки зрения.
   — Я думаю, сеньорита, что вы забываетесь, — откликнулась Розета. — Не дело гувернантки решать, каковы ее обязанности.
   Лаура вздохнула. Она думала, что Розета подпрыгнет от радости, когда предоставится возможность избавиться от нее за столом, но та предпочла во всем соглашаться со своим кузеном. Дон Рафаэль нетерпеливо допил свое вино. Поставив небрежно бокал на стол, он сказал:
   — Мне кажется, что это просто глупая трата времени на такой разговор, сеньорита. Однако, раз вам хочется проводить больше времени с моим сыном, я предлагаю вам завтракать и обедать с ним, но ужинать вы будете с нами. Понятно?
   Лаура наклонила голову. Это была частичная победа. Конечно, самая главная трапеза вечером, и то, что Рафаэль настаивал на ее присутствии, определенно означало, что ему нравилось, помимо всего прочего, мучить ее.
   Когда наконец трапеза закончилась, она резко поднялась и попросила извинить ее. Поскольку не было никакого явного повода задерживать ее, ей было разрешено удалиться. Однако, вернувшись в свою комнату, она опустилась на кровать с дрожащими руками и ногами. Пикировка с Рафаэлем могла развлечь на какое-то время, но она вызывала также напряжение нервов — Лаура чувствовала себя совершенно изможденной! Представить, что это будет длиться четыре недели, казалось невыносимым; пожалуй, лучше набраться силы воли и разорвать контракт, чтобы немедленно возвратиться в Лондон.
   Однако утром все ее опасения развеялись сами по себе, и она с легким сердцем отправилась завтракать с Карлосом и Элизабет. По крайней мере, Карлос при виде ее выразил восторг, и она испытала определенное удовлетворение, увидев его чистосердечное внимание к ней.
   После завтрака Элизабет показала ей помещение, специально отведенное для занятий Карлоса. Это была большая светлая классная комната с партой и столом, за которым она могла работать, а также с длинной черной доской.
   — Все удобно, — сухо заметила Лаура. — Безусловно, прогулки и походы, встречи с людьми, особенно с другими детьми, больше подходили бы ему! Как вы думаете, дон Рафаэль будет возражать, если попросить Вилланда отвезти нас в Косталь? Я думаю, что у нас могла бы получиться интересная экспедиция.
   — Лиза говорит, что дон Рафаэль собирается ехать сегодня в Кадис, — ответила Элизабет. — Лучше предпринять эту экспедицию без его разрешения. Донья Луиза, несомненно, согласится, если вы попросите ее вежливо.
   — Вы так думаете? — улыбнулась Лаура.
   — А почему бы и нет? В конце концов, что такое вы предлагаете? Маленькую вылазку, посещение гавани. Может быть, выпить шоколада в кондитерской?
   — Да, — кивнула Лаура, — хорошо, я спрошу у нее разрешения.
 
   К счастью, донья Луиза была одна, когда Лаура обратилась к ней, и ей не пришлось выдерживать убийственный взгляд Розеты. Вместо этого донья Луиза, обратив внимание на чудесный день, захотела сама сопровождать их.
   — Косталь — очаровательный маленький городок, — сказала она, — и, очевидно, чем скорее Карлос познакомится с людьми, проживающими в усадьбе, тем лучше.
   — Вы хотите сказать, что этого не было до сих пор?
   — Ну, дело в том, что он еще слишком мал, сеньорита. Его поездки обычно ограничивались визитами к друзьям семьи в Севилью и Кадис, и один раз он провел несколько недель со своими двоюродными братьями и сестрами в Хересе.
   Лаура вспомнила, как тоскливо Карлос вспоминал свой визит к кузенам, и решила, что она сделает все возможное, чтобы найти ему товарищей для игр.
   По дороге в Косталь, когда они ехали по целинной земле, Лаура смотрела на быков с большим уважением. То, что они свободно бродили и паслись там, где им хотелось, явно воспринималось всеми нормально, и как-то забывалось, что всем им предстоит закончить жизнь на арене корриды.
   Визит в Косталь удался. Донья Луиза, тяжело опираясь на трость, сопровождала их в кондитерскую, где им подали чашки дымящегося шоколада и подносы с пирожными, покрытыми кремом и обсыпанными орехами, при виде которых текли слюнки. Лаура позволила Карлосу съесть пирожное под одобрительным, благосклонным взглядом его тетушки. Было видно, что ему не часто приходится переживать подобное. После этого донья Луиза осталась сидеть в машине, в то время как Лаура и Карлос обошли гавань и узенькие улочки, которые вели к воде. Деревня располагалась у устья реки, и вдоль ее низ-когочберега тянулась грязевая отмель, где они искали раковины и крабов.
   Карлос посмотрел на нее недоуменно, когда она преложила ему снять туфли и гольфы, но когда она сбросила свои собственные сандалии, он послушался, и они пошли по влажному песку. Для Карлоса это было великолепное приключение, и Лаура совсем не думала, что скажет его отец, когда об этом узнает. Может быть, Рафаэль ощущал особую ответственность за Карлоса из-за того, что его мать умерла, но мальчику всего четыре года, и в его жизни должно присутствовать интересное, помимо сидения на стульях, возни с игрушками, слушания разговоров взрослых, часто далеких от детской психологии. В конце концов, что она теряла? Дон Рафаэль может только уволить ее, и если это случится, то у Карлоса, по крайней мере, останется в памяти еще один счастливый день, помимо воспоминаний о визите к кузенам в Херес. Он был здоровым мальчиком, крепким и подвижным, и почему ему нельзя получать те же удовольствия, которые имеют другие дети? Она подумала, а захватил он плавки? Это было сомнительно, и она не стала предлагать ему искупаться.
   Они вернулись в поместье Мадралена в час дня с большим запасом времени, чтобы переодеться к обеду. За обедом рассказывали Элизабет о своих открытиях, щеки Карлоса горели от возбуждения и глаза счастливо сверкали, что отметила Элизабет. После того как мальчика отправили на послеобеденный отдых, Элизабет сказала:
   — Я думаю, вы согласитесь, Лаура, что в лице доньи Луизы нашли союзника.
 
   Лаура кивнула, лениво вытянувшись в низком кресле с сигаретой в руке и чашкой кофе:
   — Да, я согласна. Возможно, именно поэтому донья Луиза и наняла меня. Ведь испанская гувернантка была бы более осмотрительной.
   — Возможно, хотя я считаю, что английская гувернантка предпочтительнее. Карлос говорит по-английски так же хорошо, как и по-испански, и его отец хочет, чтобы со временем он поступил в английский университет. Естественно, что его надо готовить к этому.
   — Понятно. — Лаура кивнула. А затем, будто направляемая какой-то силой, которая сильнее ее, сказала: — Расскажите мне о доне Рафаэле. Вы говорили, что он провел какое-то время в Англии. — Она покраснела. — Когда это было?
   — Ну, это было до его женитьбы, значит, что-то около пяти лет тому назад, а что?
   — Я работала в то время у семьи Вальдес. Донья Луиза упомянула, что он их посещал, — сказала Лаура, затягиваясь сигаретой.
   — А, понятно. Вы встречались с ним?
   Лаура с трудом проглотила слюну и обрадовалась, когда вошедшая Лиза прервала их, чтобы сказать, что дон Рафаэль хочет немедленно видеть сеньориту Флеминг в своем кабинете. Сердце Лауры упало.
   — О боже! — воскликнула она. — Я думаю, что донья Луиза рассказала ему про сегодняшнее утро.
   — Не торопитесь с выводами, Лаура. Речь может идти о чем-нибудь совершенно другом.
   — А о чем еще может быть речь? — сухо спросила Лаура, гася сигарету и приглаживая волосы, собранные в гладкий пучок. Она была рада, что успела переодеться в зеленое полосатое хлопчатобумажное платье, так как утреннее платье было забрызгано морской водой и обсыпано песком.
   Лиза проводила ее к кабинету дона Рафаэля и удалилась. Лаура деликатно постучала в дверь, надеясь, что дон Рафаэль не услышит этого стука. Однако он сразу откликнулся: «Входите!» — и она вошла с бьющимся сердцем.
   Кабинет ярко освещало послеполуденное солнце, слепившее ей глаза, и она не сразу сообразила, что при ее входе поднялись двое мужчин. Затем, когда ее глаза привыкли к свету, она узнала во втором мужчине Педро Армеса, человека из самолета, художника, которого донья Луиза отвергла с такой горячностью. Лицо ее, видимо, выражало удивление, и Педро Армес сказал: