Страница:
Черт бы побрал эти крылья, они повинуются ветру, заставляя тебя парить. Тихо… тихо… прими немного на себя. Теперь резко вверх и скользи, теперь сделай петлю… Силы небесные, получается!
На земле радостно прыгали крохотные фигурки. Он исполнил для них вполне натуральное помахивание крыльями и громко засмеялся.
— Прощайте, друзья, покидаю вас! Объятия и поцелуи потом. А пока старый звездный волк поучится водить эту машину.
Он врубил ро-поле на полную мощность и вертикально вонзился в ионосферу.
ГЛАВА 9
ГЛАВА 10
На земле радостно прыгали крохотные фигурки. Он исполнил для них вполне натуральное помахивание крыльями и громко засмеялся.
— Прощайте, друзья, покидаю вас! Объятия и поцелуи потом. А пока старый звездный волк поучится водить эту машину.
Он врубил ро-поле на полную мощность и вертикально вонзился в ионосферу.
ГЛАВА 9
А придут ли они, волонтеры, кто их знает?
Близился конец сентября, завершались подготовительные работы в Скрытых Ручьях, и этот вопрос все больше одолевал соратников мадам Гудериан. Ее влияние и достигнутый союз между людьми и фирвулагами распространились лишь на мелкие поселения в Вогезах и редконаселенные области в верховьях Соны, где наберется от силы сто человек. Сообщение с другими колониями первобытных сводилось к минимуму из страха перед Охотой, патрулями серых, ревунами и даже номинальными подданными короля Йочи, которые не могли преодолеть привычного недоверия к людям.
Перед тем как покинуть Высокую Цитадель, мадам и вождь Бурке обсудили проблему со старым хитрым Стратегом Пейлолом Одноглазым. Ответственность за привлечение людей из отдаленных районов была целиком и полностью возложена на фирвулагов. Лишь иллюзионистам под силу согнать первобытных бойцов из глуши в Скрытые Ручьи ко времени нападения на Финию. Причем простым призывом к войне вряд ли убедишь запуганных, одичавших людей покинуть свои болота и лесные чащобы, особенно если такой призыв будет исходить от гуманоидов.
Мадам Гудериан написала текст воззвания на керамических плитках и оставила их у Пейлола; однако прежде посланцам необходимо было как-то расположить людей к себе, и Стратег предложил некий маневр, а мадам и вождь по достоинству оценили его. Одновременно с тем, как экспедиция оставила замок Йочи, направляясь к могиле Корабля, специальные отряды фирвулагов, в состав коих входили наиболее умудренные дипломаты и арбитры Великой Битвы, двинулись на юг и на запад вербовать первобытных Всем Известного Мира в поход на Финию.
Представители маленького народа вышли в путь не с пустыми руками. И, к удивлению жителей, их затерянные среди вулканических пород Центрального массива хижины стали посещать по ночам добрые феи. Мешки с мукой тонкого помола, бочонки меда и вина, нежнейшие сыры, сласти, другие невиданные деликатесы чудесным образом появлялись у бедных порогов. Украденные гуси и овцы возвращались на свои дворы, и даже пропавших детей будто вновь приносили аисты. На горных склонах Юра вывешенные сушиться одежда и обувь из грубо выделанных овечьих шкур превращались в крепкие башмаки, меховые куртки, вышитые замшевые жилеты. Среди болот Парижского бассейна на месте подгнивших челноков обитатели находили великолепные надувные лодки и полные ягдташи дичи. На подоконниках типичных для этой заболоченной местности избушек на курьих ножках, куда, по идее, не мог забраться ни один прохожий, появлялись плексигласовые пузырьки лучшего галактического средства для борьбы с насекомыми, что ценилось дороже драгоценных камней. В десятках первобытных поселений невидимые помощники выполняли самую тяжелую работу. Добрые волшебники излечивали больных, исчезая на рассвете; пустые амбары наполнялись; везде были подарки, подарки, подарки.
Когда наконец посланцы фирвулагов отважились явиться при свете дня и подробно изложить грандиозный план мадам Гудериан (это имя, разумеется, было известно всем беглым), первобытные, во всяком случае, внимательно их выслушивали. Откликнулись, ясное дело, не все: среди людей много увечных, и физически и духовно, а иные пеклись лишь о собственной шкуре. Но самые доверчивые, здоровые и рисковые воодушевились известием о готовящемся ударе против ненавистных тану; некоторые же согласились участвовать, когда им деликатно намекнули на возможность пограбить город. Эмиссары фирвулагов один за другим возвращались, и народ в Скрытых Ручьях ликовал, поскольку они привели с собой почти четыреста мужчин и женщин из Бордо, Альбиона, с заливных лугов вблизи Антверпенского моря. Волонтеров приветствовали от имени свободного человечества, спешно обучали и вооружали мечами и копьями из бронзы и небьющегося стекла. Было решено, что до выступления ни один из вновь прибывших не узнает о железе и только самым отважным и умелым доверят драгоценный металл.
За последнюю неделю секретный лагерь базирования в низине Рейна, прямо против Финии, был приведен в состояние боевой готовности. Первобытные воины и богатыри-фирвулаги переправились на тот берег на судах маленького народа, замаскированных под клочья тумана. К счастью, они не привлекли внимания ясновидцев тану. Еще одно подразделение фирвулагов окопалось чуть выше по реке, откуда должно было нанести второй удар по крепостным стенам, прямо противоположный первому.
Были выработаны цели, задачи и тактика. Оставалось ждать прибытия Копья и птицы.
— Вот она, Летучая Охота.
В болотной низине, среди кипарисов, было темно; луна зашла. Вождь Бурке навел прибор ночного видения на узкую полоску суши, как всегда сиявшую многоцветными огнями. Пейлол Одноглазый своим острым зрением уже различил то, на что вождь направил свои окуляры, — лучезарную вереницу, поднимающуюся с карниза дворца Велтейна. Она медленно ввинчивалась в небо в направлении зенита; фигуры белых иноходцев и всадников были различимы на расстоянии двух километров. Граненые доспехи сверкали всеми цветами радуги. Копыта ритмично рассекали темный воздух. Кавалькада состояла из двадцати одного рыцаря; повелитель гарцевал впереди, и его развевающийся плащ походил на хвост кометы.
— Вроде на юг повернули, а, Стратег?
Одноглазый, переживший шестьсот зим в своем далеком мире и более тысячи круговращений почти бессезонной плиоценовой Земли, кивнул. Он был выше индейца и почти вдвое массивнее, а двигался так же плавно и бесшумно, словно черная речная выдра, чье обличье он избрал для своих иллюзий. Правый глаз его был огромным шаром с окрашенной в багровый цвет радужной оболочкой, а левый скрывала усыпанная драгоценными камнями кожаная повязка. По слухам, когда он в пылу сражения приподнимал повязку, из глаза вылетали убийственные молнии, и это означало, что разрушительно-творческий потенциал его правого полушария сильнее, чем у кого бы то ни было из фирвулагов и тану. Однако Пейлол Одноглазый давно числился среди ветеранов; уже двадцать лет нога его не ступала на поле Великой Битвы, ибо он был не в силах терпеть ежегодный позор своего племени. План француженки показался ему забавным, но не более того; он не стал противиться, когда и Йочи, и юный чемпион Шарн Мес решили поддержать первобытных. Пейлол изъявил готовность помочь своими советами и сдержал слово, но о личном его участии в том, что он именовал «маленькой войной мадамы», и речи быть не могло. Да, скорее всего, она и не состоится: едва ли женщина успеет привезти жизненно важное оружие, а если и привезет, куда с ним справиться убогим людишкам! Ведь это оружие для героя, а в нынешних изнеженных поколениях героев поди поищи!
— Пересекают Рейн, — докладывал Бурке, — направляются к Бельфорской впадине. — Видно, будут сопровождать последний до перемирия караван из Надвратного замка.
Пейлол опять ограничился кивком.
— Тану до сих пор ни сном ни духом не ведают о наших приготовлениях. Мы провели их в строжайшей конспирации.
На сей раз у Пейлола вырвался скрежещущий смех, словно стронулись с места глыбы застывшей лавы.
— Не хвались идучи на рать, людской вождь… Вот не вернется мадам, и все ваши заговоры против головорезов тану пропадут втуне…
— Возможно, Стратег фирвулагов. Но мы уже совершили такое, о чем прежде и не мечтали. Почти пятьсот первобытных собрались вместе на общее дело. Еще месяц назад я бы счел это пустыми фантазиями. Мы были разобщены, запуганы, ни во что не верили. Теперь иное дело. Теперь у нас есть шанс покончить с властью тану над человечеством. Если фирвулаги помогут нам — цель будет достигнута быстрее. Но и без вашей помощи, и без Копья мы все равно будем бороться. После всего, что было, люди уже не смогут вернуться к своим рабским страхам. Не выйдет у мадам — другие отправятся к могиле Корабля. Мы найдем древнее оружие и заставим его работать. Согласись, вам это не под силу. А если Копья там нет, если мы никогда его не найдем, то используем другое оружие против поработителей.
— Кровавый металл, да?
Вождь Бурке несколько опешил.
— Так ты знаешь о железе?
— У нашего врага нюх никуда не годится, ему нужны приборы, чтобы учуять кровавый металл, а нас, фирвулагов, не проведешь. Ваш лагерь так и ломится от него.
— Но мы ни за что не повернем его против друзей, если твой народ сам не вынашивает предательских планов — ему нечего бояться. Мы ведь союзники, братья по оружию.
— Тану — наши братья не только по оружию, но и по крови, однако мы обречены вечно сражаться с ними. Может ли быть иначе между фирвулагами и людьми? Земля предназначена вам, вы это знаете. Не думаю, чтобы человечество согласилось с нами поделиться. Нет, не быть нам братьями. Рано или поздно вы скажете, что мы незваные гости, и попытаетесь разделаться с нами.
— Я только за себя могу говорить, — произнес Бурке. — Все мы смертны, и со мной вымрет мое родное племя уалла-уалла. Но покуда я главнокомандующий первобытных, люди не изменят фирвулагам. Клянусь своей кровью, которая так же красна, как и твоя, Пейлол Одноглазый. Вот ты говоришь, не быть нам братьями… я бы не стал заявлять это с такой уверенностью. Есть разные степени родства.
— То же самое утверждал наш Корабль, — вздохнул старый Стратег и вскинул огромную голову к звездам. — Не знаю, зачем ему понадобилось доставить нас сюда. На небе столько звезд, столько планет — почему сюда, к вам?.. Кораблю было велено отыскать лучшую, неужели эта и впрямь лучшая?
— Возможно, Корабль был дальновиднее вас, — откликнулся Луговой Жаворонок Бурке.
Весь день кружили над землей хищные птицы, и каждая стая придерживалась своей высоты. Ниже всех летали соколы с раздвоенными, как у ласточек хвостами; над ними парили бронзовые канюки, затем пара огненных орлов, еще выше — одинокий бородач-ягнятник, самый сильный костодробитель. А надо всеми на невозможной высоте планировала, неподвижно расставив крылья, та, что первой вступила на утреннюю вахту и привлекла остальных. Ее и не видно было с земли.
Сестра Амери наблюдала за птицами сквозь сосны, держа на руках свою золотисто-коричневую кошку.
— Где труп, там соберутся и орлы note 41.
— Цитируешь ваши христианские постулаты? — проговорил старик Каваи, заслоняя глаза от солнца дрожащей рукой. — По-твоему птицы и вправду ясновидящие? Или только питают надежду — как мы? Уже поздно, слишком поздно…
— Успокойся, Каваи-сан, если они прибудут до ночи, в распоряжении фирвулагов останутся целые сутки. Времени вполне достаточно. Положим, послезавтра они уйдут с поля битвы, но ведь у нас есть железо, не забывай.
Но Каваи продолжал свое стариковское нытье:
— Что же могло их задержать? Выходит, зря мы надеялись, зря не щадили себя!
Амери погладила кошку.
— Если они вернутся на рассвете, то все равно выступят, как и было намечено.
— Если… Ты подумала о трудностях перелета? Ведь Ричарду надо сначала доставить машину в Скрытые Ручьи. А как он их найдет? Маленькие горные долины с воздуха выглядят одинаково, наша к тому же замаскирована. С большой высоты Ричард не различит каньона и спуститься не сможет, иначе тану его обнаружат.
— Успокойся, — терпеливо повторила монахиня. — Мадам их прикроет. Тебе вредно волноваться. На-ка вот, погладь кошку, это очень успокаивает. Прикоснешься к шерстке — и в тебе сразу начнут вырабатываться отрицательно заряженные ионы.
— Да ну?
— Аппарат наверняка оснащен инфракрасным сканером ночного видения, как машины двадцать второго века. Даже если все бойцы уйдут, тридцать горячих душ останутся здесь и будут посылать Ричарду сигналы.
Каваи задержал дыхание. Новая мысль ужаснула его.
— Прикрытие! Если объем аппарата более десяти кубометров, мадам не сможет сделать его невидимым! Только слегка завуалирует, так что любому сильному экстрасенсу не составит труда сорвать этот щит. Да, на большую машину метафункций мадам может не хватить! Что тогда?
— Она что-нибудь придумает.
— Очень опасно! — простонал японец. Кошка одарила его взглядом великомученицы, когда он принялся нервно похлопывать ее по спинке. — Летучая Охота может заметить машину даже здесь, на посадке! Велтейну достаточно как следует присмотреться к моим убогим камуфляжным сеткам.
— Ночью-то? У Велтейна, слава Богу, не инфракрасное зрение. Да он и не залетает так далеко на запад. Прекрати каркать! Доведешь себя до инфаркта. Где твои мужество и вера?
— Я глупый и никчемный старик. Начнем с того, что меня бы не занесло сюда, когда бы дзэн помогал мне себя обуздывать. Сетки! Они ничего не прикроют, и вся вина, весь позор падут на меня!
Амери устало вздохнула:
— Пойди покорми Дею, там у нее еще осталась рыба. А потом посади ее на колени, закрой глаза и думай о тех счастливых минутах, что когда-то пережил у себя в Осаке.
Старик хохотнул:
— Вместо того, чтобы считать слонов? А вдруг правда поможет? Раз ты так уверена, что время есть… Пойдем, киска! Поделишься со мной своими отрицательно заряженными ионами. — Он засеменил по дорожке, но, сделав несколько шагов, с лукавой усмешкой оглянулся. — И все же ты ничего не смыслишь в технике, Амери-сан. Даже начинающий электронщик знает, что у кошки не может быть отрицательно заряженных ионов.
— Пошел прочь, глупый старик!
Он исчез в доме. Амери спустилась к руслу каньона мимо хижин и коттеджей, по пути здороваясь с теми, кто, подобно ей, не мог удержаться, чтобы не глядеть с ожиданием и мольбой в небо. Самые крепкие мужчины и женщины уже три дня назад ушли с отрядом Уве, однако перспектива двухдневной войны растаяла как дым. Возможно, завтра на рассвете люди начнут свою первую в Изгнании битву против угнетателей.
О Боже, дай сему свершиться! Пусть мадам и остальные прибудут вовремя!
Солнце клонилось к горизонту, повеяло прохладой. Скоро теплые воздушные массы рассеются, и крылатые хищники вернутся в гнезда. Амери забралась в свое тайное укрытие под низким раскидистым кустом можжевельника и опустилась на колени, чтобы помолиться. Какой удивительный месяц довелось ей пережить! Рука быстро срослась, а люди, что ее окружают… О Творец, как неразумна она была в своем стремлении к отшельничеству! Жители Скрытых Ручьев и другие первобытные приняли ее — как врача, как духовника, как друга. Здесь она занимается делом, которому обучена. Куда девалась та истерзанная душа, самостийно наложившая на себя епитимью, обрекшая себя на покаянное одиночество? Здесь столько уединенных мест для молитв, здесь она все время чувствует себя нужной. А люди всегда готовы ей помочь. И среди них — он. Воистину, чаяния сбылись. Пусть она не так это себе представляла, зато язык ее молитв теперь стал живым.
На Господа уповаю;
как же вы говорите душе моей:
«улетай на гору вашу, как птица»?
Ибо вот, нечестивые натянули лук,
стрелу свою приложили к тетиве,
чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
Когда разрушены основания,
что сделает праведник?..
Господь испытывает праведного,
а нечестивого и любящего насилие
ненавидит душа его.
Дождем прольет он на нечестивых
горящие угли, огонь и серу;
и палящий ветер — их доля из чаши…
note 42
Бородач-ягнятник отыскал свое логово в складках скал, орлы за час до заката уселись на деревья, соколам пришлось довольствоваться ужином из мошкары, перед тем как отправиться на покой, и даже канюки в конце концов скрылись из виду, недоумевая, что заставило их позариться на добычу странного пришельца. Он один остался кружить высоко в небе, нечувствительный к холодному воздуху.
Амери, сидя под кустом, не сводила глаз с чуть заметной точки, которая, вселив надежду в хищников, разочаровала их. На птицу с неподвижными крыльями.
Наконец с бьющимся сердцем она вскочила и бросилась обратно к каньону поднимать народ.
— Отойдите! — крикнул кто-то. — Ничего не трогать, пока поле не исчезнет!
Огромная, отливающая фиолетовым птица, казалось, заполнила собой все русло. Едва стемнело, она опустилась на дозвуковой скорости, взметнув перед собой ураганный вихрь, сорвавший соломенную кровлю с нескольких крыш и закруживший в воздухе стаю гусей старика Пеппино, словно ворох осенних листьев. Потом застыла над высокими деревьями с приспущенным клювом, крыльями, как у чайки, и веерообразным хвостом. Старик Каваи, забыв о недавних тревогах, отдавал короткие распоряжения: мальчишек послал за мокрыми мешками, взрослым велел стать возле скатанной камуфляжной сетки.
Все, окаменев, смотрели, как парящее чудовище складывает крылья вдоль тридцатиметрового фюзеляжа и ощупью пробирается вниз. Вот оно скособочилось между парой высоких елей, немного покачалось над землей, затем выпустило длинное шасси. Раздался пронзительный свист, ближние кусты задымились, над тропой повисли клубы пара, и птица поменяла цвет на угольно-черный.
Тогда стоявшая в столбняке толпа взорвалась громом приветствий. Многие истерично всхлипывали, но, повинуясь приказам Каваи, гасили тут и там вспыхивавшие очажки, устанавливали шесты, натягивали канаты для сетки.
Открылся люк, из чрева птицы выползла лестница. Первой спустилась мадам Гудериан.
— С благополучным прибытием, — сказала Амери.
— Копье у нас, — откликнулась мадам.
— Мы готовы. Все по плану.
Стотрехлетняя полуслепая хромоногая старуха схватила руку мадам и поцеловала ее, но француженка даже не заметила этого. Сверху, из машины, донесся предупреждающий окрик. Фелиция и Ричард появились из люка с носилками.
— Нужна твоя помощь, ma Soeur, — проронила мадам и, как сомнамбула, проследовала к своему коттеджу.
Амери наклонилась и пощупала хрупкое запястье Марты. Ричард стоял рядом в разодранной рубахе и потертых кожаных штанах; кулаки его были сжаты, слезы градом катились по грязным опаленным щекам.
— Она не позволила нам вылететь, пока не наладила Копье. И теперь истекает кровью. Спаси ее, Амери.
— Ступайте за мной, — распорядилась монахиня.
Они устремились к дому, оставив Клода наблюдать за тем, как укрывают на ночлег черную хищную птицу.
Близился конец сентября, завершались подготовительные работы в Скрытых Ручьях, и этот вопрос все больше одолевал соратников мадам Гудериан. Ее влияние и достигнутый союз между людьми и фирвулагами распространились лишь на мелкие поселения в Вогезах и редконаселенные области в верховьях Соны, где наберется от силы сто человек. Сообщение с другими колониями первобытных сводилось к минимуму из страха перед Охотой, патрулями серых, ревунами и даже номинальными подданными короля Йочи, которые не могли преодолеть привычного недоверия к людям.
Перед тем как покинуть Высокую Цитадель, мадам и вождь Бурке обсудили проблему со старым хитрым Стратегом Пейлолом Одноглазым. Ответственность за привлечение людей из отдаленных районов была целиком и полностью возложена на фирвулагов. Лишь иллюзионистам под силу согнать первобытных бойцов из глуши в Скрытые Ручьи ко времени нападения на Финию. Причем простым призывом к войне вряд ли убедишь запуганных, одичавших людей покинуть свои болота и лесные чащобы, особенно если такой призыв будет исходить от гуманоидов.
Мадам Гудериан написала текст воззвания на керамических плитках и оставила их у Пейлола; однако прежде посланцам необходимо было как-то расположить людей к себе, и Стратег предложил некий маневр, а мадам и вождь по достоинству оценили его. Одновременно с тем, как экспедиция оставила замок Йочи, направляясь к могиле Корабля, специальные отряды фирвулагов, в состав коих входили наиболее умудренные дипломаты и арбитры Великой Битвы, двинулись на юг и на запад вербовать первобытных Всем Известного Мира в поход на Финию.
Представители маленького народа вышли в путь не с пустыми руками. И, к удивлению жителей, их затерянные среди вулканических пород Центрального массива хижины стали посещать по ночам добрые феи. Мешки с мукой тонкого помола, бочонки меда и вина, нежнейшие сыры, сласти, другие невиданные деликатесы чудесным образом появлялись у бедных порогов. Украденные гуси и овцы возвращались на свои дворы, и даже пропавших детей будто вновь приносили аисты. На горных склонах Юра вывешенные сушиться одежда и обувь из грубо выделанных овечьих шкур превращались в крепкие башмаки, меховые куртки, вышитые замшевые жилеты. Среди болот Парижского бассейна на месте подгнивших челноков обитатели находили великолепные надувные лодки и полные ягдташи дичи. На подоконниках типичных для этой заболоченной местности избушек на курьих ножках, куда, по идее, не мог забраться ни один прохожий, появлялись плексигласовые пузырьки лучшего галактического средства для борьбы с насекомыми, что ценилось дороже драгоценных камней. В десятках первобытных поселений невидимые помощники выполняли самую тяжелую работу. Добрые волшебники излечивали больных, исчезая на рассвете; пустые амбары наполнялись; везде были подарки, подарки, подарки.
Когда наконец посланцы фирвулагов отважились явиться при свете дня и подробно изложить грандиозный план мадам Гудериан (это имя, разумеется, было известно всем беглым), первобытные, во всяком случае, внимательно их выслушивали. Откликнулись, ясное дело, не все: среди людей много увечных, и физически и духовно, а иные пеклись лишь о собственной шкуре. Но самые доверчивые, здоровые и рисковые воодушевились известием о готовящемся ударе против ненавистных тану; некоторые же согласились участвовать, когда им деликатно намекнули на возможность пограбить город. Эмиссары фирвулагов один за другим возвращались, и народ в Скрытых Ручьях ликовал, поскольку они привели с собой почти четыреста мужчин и женщин из Бордо, Альбиона, с заливных лугов вблизи Антверпенского моря. Волонтеров приветствовали от имени свободного человечества, спешно обучали и вооружали мечами и копьями из бронзы и небьющегося стекла. Было решено, что до выступления ни один из вновь прибывших не узнает о железе и только самым отважным и умелым доверят драгоценный металл.
За последнюю неделю секретный лагерь базирования в низине Рейна, прямо против Финии, был приведен в состояние боевой готовности. Первобытные воины и богатыри-фирвулаги переправились на тот берег на судах маленького народа, замаскированных под клочья тумана. К счастью, они не привлекли внимания ясновидцев тану. Еще одно подразделение фирвулагов окопалось чуть выше по реке, откуда должно было нанести второй удар по крепостным стенам, прямо противоположный первому.
Были выработаны цели, задачи и тактика. Оставалось ждать прибытия Копья и птицы.
— Вот она, Летучая Охота.
В болотной низине, среди кипарисов, было темно; луна зашла. Вождь Бурке навел прибор ночного видения на узкую полоску суши, как всегда сиявшую многоцветными огнями. Пейлол Одноглазый своим острым зрением уже различил то, на что вождь направил свои окуляры, — лучезарную вереницу, поднимающуюся с карниза дворца Велтейна. Она медленно ввинчивалась в небо в направлении зенита; фигуры белых иноходцев и всадников были различимы на расстоянии двух километров. Граненые доспехи сверкали всеми цветами радуги. Копыта ритмично рассекали темный воздух. Кавалькада состояла из двадцати одного рыцаря; повелитель гарцевал впереди, и его развевающийся плащ походил на хвост кометы.
— Вроде на юг повернули, а, Стратег?
Одноглазый, переживший шестьсот зим в своем далеком мире и более тысячи круговращений почти бессезонной плиоценовой Земли, кивнул. Он был выше индейца и почти вдвое массивнее, а двигался так же плавно и бесшумно, словно черная речная выдра, чье обличье он избрал для своих иллюзий. Правый глаз его был огромным шаром с окрашенной в багровый цвет радужной оболочкой, а левый скрывала усыпанная драгоценными камнями кожаная повязка. По слухам, когда он в пылу сражения приподнимал повязку, из глаза вылетали убийственные молнии, и это означало, что разрушительно-творческий потенциал его правого полушария сильнее, чем у кого бы то ни было из фирвулагов и тану. Однако Пейлол Одноглазый давно числился среди ветеранов; уже двадцать лет нога его не ступала на поле Великой Битвы, ибо он был не в силах терпеть ежегодный позор своего племени. План француженки показался ему забавным, но не более того; он не стал противиться, когда и Йочи, и юный чемпион Шарн Мес решили поддержать первобытных. Пейлол изъявил готовность помочь своими советами и сдержал слово, но о личном его участии в том, что он именовал «маленькой войной мадамы», и речи быть не могло. Да, скорее всего, она и не состоится: едва ли женщина успеет привезти жизненно важное оружие, а если и привезет, куда с ним справиться убогим людишкам! Ведь это оружие для героя, а в нынешних изнеженных поколениях героев поди поищи!
— Пересекают Рейн, — докладывал Бурке, — направляются к Бельфорской впадине. — Видно, будут сопровождать последний до перемирия караван из Надвратного замка.
Пейлол опять ограничился кивком.
— Тану до сих пор ни сном ни духом не ведают о наших приготовлениях. Мы провели их в строжайшей конспирации.
На сей раз у Пейлола вырвался скрежещущий смех, словно стронулись с места глыбы застывшей лавы.
— Не хвались идучи на рать, людской вождь… Вот не вернется мадам, и все ваши заговоры против головорезов тану пропадут втуне…
— Возможно, Стратег фирвулагов. Но мы уже совершили такое, о чем прежде и не мечтали. Почти пятьсот первобытных собрались вместе на общее дело. Еще месяц назад я бы счел это пустыми фантазиями. Мы были разобщены, запуганы, ни во что не верили. Теперь иное дело. Теперь у нас есть шанс покончить с властью тану над человечеством. Если фирвулаги помогут нам — цель будет достигнута быстрее. Но и без вашей помощи, и без Копья мы все равно будем бороться. После всего, что было, люди уже не смогут вернуться к своим рабским страхам. Не выйдет у мадам — другие отправятся к могиле Корабля. Мы найдем древнее оружие и заставим его работать. Согласись, вам это не под силу. А если Копья там нет, если мы никогда его не найдем, то используем другое оружие против поработителей.
— Кровавый металл, да?
Вождь Бурке несколько опешил.
— Так ты знаешь о железе?
— У нашего врага нюх никуда не годится, ему нужны приборы, чтобы учуять кровавый металл, а нас, фирвулагов, не проведешь. Ваш лагерь так и ломится от него.
— Но мы ни за что не повернем его против друзей, если твой народ сам не вынашивает предательских планов — ему нечего бояться. Мы ведь союзники, братья по оружию.
— Тану — наши братья не только по оружию, но и по крови, однако мы обречены вечно сражаться с ними. Может ли быть иначе между фирвулагами и людьми? Земля предназначена вам, вы это знаете. Не думаю, чтобы человечество согласилось с нами поделиться. Нет, не быть нам братьями. Рано или поздно вы скажете, что мы незваные гости, и попытаетесь разделаться с нами.
— Я только за себя могу говорить, — произнес Бурке. — Все мы смертны, и со мной вымрет мое родное племя уалла-уалла. Но покуда я главнокомандующий первобытных, люди не изменят фирвулагам. Клянусь своей кровью, которая так же красна, как и твоя, Пейлол Одноглазый. Вот ты говоришь, не быть нам братьями… я бы не стал заявлять это с такой уверенностью. Есть разные степени родства.
— То же самое утверждал наш Корабль, — вздохнул старый Стратег и вскинул огромную голову к звездам. — Не знаю, зачем ему понадобилось доставить нас сюда. На небе столько звезд, столько планет — почему сюда, к вам?.. Кораблю было велено отыскать лучшую, неужели эта и впрямь лучшая?
— Возможно, Корабль был дальновиднее вас, — откликнулся Луговой Жаворонок Бурке.
Весь день кружили над землей хищные птицы, и каждая стая придерживалась своей высоты. Ниже всех летали соколы с раздвоенными, как у ласточек хвостами; над ними парили бронзовые канюки, затем пара огненных орлов, еще выше — одинокий бородач-ягнятник, самый сильный костодробитель. А надо всеми на невозможной высоте планировала, неподвижно расставив крылья, та, что первой вступила на утреннюю вахту и привлекла остальных. Ее и не видно было с земли.
Сестра Амери наблюдала за птицами сквозь сосны, держа на руках свою золотисто-коричневую кошку.
— Где труп, там соберутся и орлы note 41.
— Цитируешь ваши христианские постулаты? — проговорил старик Каваи, заслоняя глаза от солнца дрожащей рукой. — По-твоему птицы и вправду ясновидящие? Или только питают надежду — как мы? Уже поздно, слишком поздно…
— Успокойся, Каваи-сан, если они прибудут до ночи, в распоряжении фирвулагов останутся целые сутки. Времени вполне достаточно. Положим, послезавтра они уйдут с поля битвы, но ведь у нас есть железо, не забывай.
Но Каваи продолжал свое стариковское нытье:
— Что же могло их задержать? Выходит, зря мы надеялись, зря не щадили себя!
Амери погладила кошку.
— Если они вернутся на рассвете, то все равно выступят, как и было намечено.
— Если… Ты подумала о трудностях перелета? Ведь Ричарду надо сначала доставить машину в Скрытые Ручьи. А как он их найдет? Маленькие горные долины с воздуха выглядят одинаково, наша к тому же замаскирована. С большой высоты Ричард не различит каньона и спуститься не сможет, иначе тану его обнаружат.
— Успокойся, — терпеливо повторила монахиня. — Мадам их прикроет. Тебе вредно волноваться. На-ка вот, погладь кошку, это очень успокаивает. Прикоснешься к шерстке — и в тебе сразу начнут вырабатываться отрицательно заряженные ионы.
— Да ну?
— Аппарат наверняка оснащен инфракрасным сканером ночного видения, как машины двадцать второго века. Даже если все бойцы уйдут, тридцать горячих душ останутся здесь и будут посылать Ричарду сигналы.
Каваи задержал дыхание. Новая мысль ужаснула его.
— Прикрытие! Если объем аппарата более десяти кубометров, мадам не сможет сделать его невидимым! Только слегка завуалирует, так что любому сильному экстрасенсу не составит труда сорвать этот щит. Да, на большую машину метафункций мадам может не хватить! Что тогда?
— Она что-нибудь придумает.
— Очень опасно! — простонал японец. Кошка одарила его взглядом великомученицы, когда он принялся нервно похлопывать ее по спинке. — Летучая Охота может заметить машину даже здесь, на посадке! Велтейну достаточно как следует присмотреться к моим убогим камуфляжным сеткам.
— Ночью-то? У Велтейна, слава Богу, не инфракрасное зрение. Да он и не залетает так далеко на запад. Прекрати каркать! Доведешь себя до инфаркта. Где твои мужество и вера?
— Я глупый и никчемный старик. Начнем с того, что меня бы не занесло сюда, когда бы дзэн помогал мне себя обуздывать. Сетки! Они ничего не прикроют, и вся вина, весь позор падут на меня!
Амери устало вздохнула:
— Пойди покорми Дею, там у нее еще осталась рыба. А потом посади ее на колени, закрой глаза и думай о тех счастливых минутах, что когда-то пережил у себя в Осаке.
Старик хохотнул:
— Вместо того, чтобы считать слонов? А вдруг правда поможет? Раз ты так уверена, что время есть… Пойдем, киска! Поделишься со мной своими отрицательно заряженными ионами. — Он засеменил по дорожке, но, сделав несколько шагов, с лукавой усмешкой оглянулся. — И все же ты ничего не смыслишь в технике, Амери-сан. Даже начинающий электронщик знает, что у кошки не может быть отрицательно заряженных ионов.
— Пошел прочь, глупый старик!
Он исчез в доме. Амери спустилась к руслу каньона мимо хижин и коттеджей, по пути здороваясь с теми, кто, подобно ей, не мог удержаться, чтобы не глядеть с ожиданием и мольбой в небо. Самые крепкие мужчины и женщины уже три дня назад ушли с отрядом Уве, однако перспектива двухдневной войны растаяла как дым. Возможно, завтра на рассвете люди начнут свою первую в Изгнании битву против угнетателей.
О Боже, дай сему свершиться! Пусть мадам и остальные прибудут вовремя!
Солнце клонилось к горизонту, повеяло прохладой. Скоро теплые воздушные массы рассеются, и крылатые хищники вернутся в гнезда. Амери забралась в свое тайное укрытие под низким раскидистым кустом можжевельника и опустилась на колени, чтобы помолиться. Какой удивительный месяц довелось ей пережить! Рука быстро срослась, а люди, что ее окружают… О Творец, как неразумна она была в своем стремлении к отшельничеству! Жители Скрытых Ручьев и другие первобытные приняли ее — как врача, как духовника, как друга. Здесь она занимается делом, которому обучена. Куда девалась та истерзанная душа, самостийно наложившая на себя епитимью, обрекшая себя на покаянное одиночество? Здесь столько уединенных мест для молитв, здесь она все время чувствует себя нужной. А люди всегда готовы ей помочь. И среди них — он. Воистину, чаяния сбылись. Пусть она не так это себе представляла, зато язык ее молитв теперь стал живым.
На Господа уповаю;
как же вы говорите душе моей:
«улетай на гору вашу, как птица»?
Ибо вот, нечестивые натянули лук,
стрелу свою приложили к тетиве,
чтобы во тьме стрелять в правых сердцем.
Когда разрушены основания,
что сделает праведник?..
Господь испытывает праведного,
а нечестивого и любящего насилие
ненавидит душа его.
Дождем прольет он на нечестивых
горящие угли, огонь и серу;
и палящий ветер — их доля из чаши…
note 42
Бородач-ягнятник отыскал свое логово в складках скал, орлы за час до заката уселись на деревья, соколам пришлось довольствоваться ужином из мошкары, перед тем как отправиться на покой, и даже канюки в конце концов скрылись из виду, недоумевая, что заставило их позариться на добычу странного пришельца. Он один остался кружить высоко в небе, нечувствительный к холодному воздуху.
Амери, сидя под кустом, не сводила глаз с чуть заметной точки, которая, вселив надежду в хищников, разочаровала их. На птицу с неподвижными крыльями.
Наконец с бьющимся сердцем она вскочила и бросилась обратно к каньону поднимать народ.
— Отойдите! — крикнул кто-то. — Ничего не трогать, пока поле не исчезнет!
Огромная, отливающая фиолетовым птица, казалось, заполнила собой все русло. Едва стемнело, она опустилась на дозвуковой скорости, взметнув перед собой ураганный вихрь, сорвавший соломенную кровлю с нескольких крыш и закруживший в воздухе стаю гусей старика Пеппино, словно ворох осенних листьев. Потом застыла над высокими деревьями с приспущенным клювом, крыльями, как у чайки, и веерообразным хвостом. Старик Каваи, забыв о недавних тревогах, отдавал короткие распоряжения: мальчишек послал за мокрыми мешками, взрослым велел стать возле скатанной камуфляжной сетки.
Все, окаменев, смотрели, как парящее чудовище складывает крылья вдоль тридцатиметрового фюзеляжа и ощупью пробирается вниз. Вот оно скособочилось между парой высоких елей, немного покачалось над землей, затем выпустило длинное шасси. Раздался пронзительный свист, ближние кусты задымились, над тропой повисли клубы пара, и птица поменяла цвет на угольно-черный.
Тогда стоявшая в столбняке толпа взорвалась громом приветствий. Многие истерично всхлипывали, но, повинуясь приказам Каваи, гасили тут и там вспыхивавшие очажки, устанавливали шесты, натягивали канаты для сетки.
Открылся люк, из чрева птицы выползла лестница. Первой спустилась мадам Гудериан.
— С благополучным прибытием, — сказала Амери.
— Копье у нас, — откликнулась мадам.
— Мы готовы. Все по плану.
Стотрехлетняя полуслепая хромоногая старуха схватила руку мадам и поцеловала ее, но француженка даже не заметила этого. Сверху, из машины, донесся предупреждающий окрик. Фелиция и Ричард появились из люка с носилками.
— Нужна твоя помощь, ma Soeur, — проронила мадам и, как сомнамбула, проследовала к своему коттеджу.
Амери наклонилась и пощупала хрупкое запястье Марты. Ричард стоял рядом в разодранной рубахе и потертых кожаных штанах; кулаки его были сжаты, слезы градом катились по грязным опаленным щекам.
— Она не позволила нам вылететь, пока не наладила Копье. И теперь истекает кровью. Спаси ее, Амери.
— Ступайте за мной, — распорядилась монахиня.
Они устремились к дому, оставив Клода наблюдать за тем, как укрывают на ночлег черную хищную птицу.
ГЛАВА 10
Перед рассветом Амери отслужила заутреню, а после мадам передала зашифрованное телепатическое послание Пейлолу. «Мы идем», подтверждая, что намеченная бомбардировка Финии состоится. Восход был близок, и если тану не нарушили нынешней ночью своих традиций, то лорд Велтейн и его Летучая Охота должны быть уже в крепости.
Клод плелся в хвосте шествия, направлявшегося к летательному аппарату, и в душе молил Бога, чтобы Фелиция поскорее от него отстала. Она снова была в своей черной хоккейной форме, заново отреставрированной подручными Каваи, и горела нетерпением вступить в войну.
— Ну я же совсем мало места занимаю! Клянусь быть тише воды, ниже травы! Позволь мне полететь с вами, Клод! Не могу я здесь оставаться, как ты не поймешь?
— Если Велтейн засечет машину, тебя собьют вместе с нами.
— Ну и пусть! Но в случае удачи вы меня выбросите у стен Финии, где-нибудь возле бреши в стене. И я пройду туда со второй волной фирвулагов! Ну пожалуйста, Клод!
— К этому времени нас наверняка заметят. Приземляться было бы равносильно самоубийству — а оно пока не входит в наши с мадам планы. Финия — только начало борьбы. А у Ричарда теперь тоже есть смысл в жизни.
Первобытные уже сворачивали маскировочные сетки. В сумраке колыхались огоньки свечей — это Амери освящала птицу.
— Я бы помогла тебе управиться с Копьем, — настаивала Фелиция. — Ведь ты можешь и не совладать с такой махиной. Ей-Богу, я вам пригожусь!
Она ухватилась за лацканы его мохнатой куртки, он резко остановился и взял ее за плечи.
— Послушай меня, девочка. Ричард совсем измучен. Он не спал больше суток и сходит с ума от тревоги за Марту. Даже после переливания крови Амери считает, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят. Ричарду предстоит вести экзотическую машину с двумя старыми развалинами на борту, а на хвосте у него будущее всего человечества. По-моему, ты в курсе, как он к тебе относится… Если ты в полете будешь мозолить ему глаза, это может стать последней каплей. Сейчас ты обещаешь держать себя в руках, но я-то знаю: как только запахнет жареным, тебе удержу нет. В общем, останешься тут — и весь сказ. Вот закончим бомбить, вернемся, если повезет, тогда сделаем еще один рейс. Обещаю, если все будет хорошо, мы доставим тебя на битву еще до начала массированного удара.
— Клод… Клод… — Ее глаза выглядывали из прорези шлема, и разум в них мешался с паникой, яростью и другими потусторонними эмоциями.
Клод молчал, понимая, что от нее можно всего ожидать: к примеру, одним ударом вышибет из него дух и полетит сама. Но он был так измучен, что уже не мог трястись за свою шкуру. У Фелиции действительно было такое желание, но умом она понимала, что старик заслуживает лучшей участи.
— Ох, Клод! — сверкающие карие глаза скрылись под темными ресницами. По фарфоровым щекам побежали слезы. Она резко повернулась, так что зеленые перья на шлеме встали дыбом, и кинулась к дому Анжелики.
Палеонтолог перевел дух.
— Жди нас! — крикнул он ей вслед и поспешил догонять остальных.
Огромная птица медленно выползла из укрытия. Едва она очутилась на ровной площадке, как взмыла в предрассветное небо фиолетовой искрой из невидимой трубы, молниеносным безынерционным рывком набрав высоту в пять тысяч метров. Анжелика Гудериан стояла возле Ричарда, вцепившись одной рукой в спинку кресла, другой в золотой торквес. Ричард переоделся в свой космический комбинезон.
— Вы прикрыли нас, мадам? — спросил он.
— Да, — еле слышно отозвалась француженка. (С момента их относительно благополучного возвращения она почти не открывала рта.)
— Клод! Готов?
— Жду команды, сынок.
— Выходим на цель.
Через секунду крышка люка бесшумно отодвинулась. Они нависли над россыпью микроскопических алмазов, по форме напоминающей головастика, чей хвост увяз в Рейне.
— Так она, стало быть, на Кайзерштуле! — сказал Клод, обращаясь к самому себе.
Головастик разрастался, звездная дымка превращалась в отдельные мерцающие огни, по мере того как машина снижалась. Наконец она зависла метрах в двухстах над самым высоким зданием города тану.
— Ну, давай, — сказал Ричард, — угости их!
Клод направил Копье и взял на прицел линию огненных точек, что отмечала крепостную стену, обращенную к Рейну. Где-то там, в серых сумерках, пряталась флотилия фирвулаговых судов, перевозившая войска людей и гуманоидов.
Аккуратно, старик! Гляди не свари в реке собственный народ! Он откинул затвор. Так, вон туда. Нажимай вторую кнопку. Из люка беззвучно вырвалась зеленовато-белая полоска.
Внизу расцвел оранжевый цветок, но линия огненных точек осталась неразрывной.
— Сучье вымя! — прошипел Ричард. — Мазила! Бери выше.
Не теряя спокойствия, Клод снова прицелился и нажал кнопку. На этот раз вместо вспышки оранжевого огня появилось приглушенно-красное сияние. Оно поглотило дюжину светящихся точек.
— Во! Самое оно! — обрадовался пират. — Давай еще раз, старый черт! Прицел один-восемьдесят! Бей теперь в задние ворота!
Машина развернулась на вертикальной оси, и Клод прицелился в точку где-то возле хвоста головастика. Выстрелил: перелет! Еще удар — и опять промах: недолет!
— Да быстрей же, черт тебя! — взвыл Ричард.
Третий выстрел точно поразил стену, втоптал ее в дорогу, идущую от подножия потухшего Кайзерштульского вулкана.
Мадам застонала. Клод почувствовал себя так, будто в его внутренности вгрызся дракон.
— Что, настигают? — окликнул Ричард. — Держитесь, мадам! Ну, давай же, Клод, заканчивай! Бог с ним с центром — летим прямо к шахте!
Старик развернул Копье, руки стали почему-то липкими и скользили по стволу. Изношенные мышцы свело судорогой, когда он пытался навести оружие на небольшое голубоватое созвездие, которое светилось над выработками бария.
— Ричард! Метров триста южнее!
— Угу, — отозвался пират. В мгновение ока машина переместилась. — Так лучше?
— Стоп!.. Лучше! Я почти ее сделал. Сразу бы так. А теперь у меня осталась только одна обойма.
— Merde alors. note 43
Старуха отлетела от кресла, ударившись в правую переборку. Прижав кулаки к вискам, начала визжать. Клод еще не слышал от человека таких звуков, такой квинтэссенции тревоги, страха, отчаяния.
Клод плелся в хвосте шествия, направлявшегося к летательному аппарату, и в душе молил Бога, чтобы Фелиция поскорее от него отстала. Она снова была в своей черной хоккейной форме, заново отреставрированной подручными Каваи, и горела нетерпением вступить в войну.
— Ну я же совсем мало места занимаю! Клянусь быть тише воды, ниже травы! Позволь мне полететь с вами, Клод! Не могу я здесь оставаться, как ты не поймешь?
— Если Велтейн засечет машину, тебя собьют вместе с нами.
— Ну и пусть! Но в случае удачи вы меня выбросите у стен Финии, где-нибудь возле бреши в стене. И я пройду туда со второй волной фирвулагов! Ну пожалуйста, Клод!
— К этому времени нас наверняка заметят. Приземляться было бы равносильно самоубийству — а оно пока не входит в наши с мадам планы. Финия — только начало борьбы. А у Ричарда теперь тоже есть смысл в жизни.
Первобытные уже сворачивали маскировочные сетки. В сумраке колыхались огоньки свечей — это Амери освящала птицу.
— Я бы помогла тебе управиться с Копьем, — настаивала Фелиция. — Ведь ты можешь и не совладать с такой махиной. Ей-Богу, я вам пригожусь!
Она ухватилась за лацканы его мохнатой куртки, он резко остановился и взял ее за плечи.
— Послушай меня, девочка. Ричард совсем измучен. Он не спал больше суток и сходит с ума от тревоги за Марту. Даже после переливания крови Амери считает, что ее шансы пятьдесят на пятьдесят. Ричарду предстоит вести экзотическую машину с двумя старыми развалинами на борту, а на хвосте у него будущее всего человечества. По-моему, ты в курсе, как он к тебе относится… Если ты в полете будешь мозолить ему глаза, это может стать последней каплей. Сейчас ты обещаешь держать себя в руках, но я-то знаю: как только запахнет жареным, тебе удержу нет. В общем, останешься тут — и весь сказ. Вот закончим бомбить, вернемся, если повезет, тогда сделаем еще один рейс. Обещаю, если все будет хорошо, мы доставим тебя на битву еще до начала массированного удара.
— Клод… Клод… — Ее глаза выглядывали из прорези шлема, и разум в них мешался с паникой, яростью и другими потусторонними эмоциями.
Клод молчал, понимая, что от нее можно всего ожидать: к примеру, одним ударом вышибет из него дух и полетит сама. Но он был так измучен, что уже не мог трястись за свою шкуру. У Фелиции действительно было такое желание, но умом она понимала, что старик заслуживает лучшей участи.
— Ох, Клод! — сверкающие карие глаза скрылись под темными ресницами. По фарфоровым щекам побежали слезы. Она резко повернулась, так что зеленые перья на шлеме встали дыбом, и кинулась к дому Анжелики.
Палеонтолог перевел дух.
— Жди нас! — крикнул он ей вслед и поспешил догонять остальных.
Огромная птица медленно выползла из укрытия. Едва она очутилась на ровной площадке, как взмыла в предрассветное небо фиолетовой искрой из невидимой трубы, молниеносным безынерционным рывком набрав высоту в пять тысяч метров. Анжелика Гудериан стояла возле Ричарда, вцепившись одной рукой в спинку кресла, другой в золотой торквес. Ричард переоделся в свой космический комбинезон.
— Вы прикрыли нас, мадам? — спросил он.
— Да, — еле слышно отозвалась француженка. (С момента их относительно благополучного возвращения она почти не открывала рта.)
— Клод! Готов?
— Жду команды, сынок.
— Выходим на цель.
Через секунду крышка люка бесшумно отодвинулась. Они нависли над россыпью микроскопических алмазов, по форме напоминающей головастика, чей хвост увяз в Рейне.
— Так она, стало быть, на Кайзерштуле! — сказал Клод, обращаясь к самому себе.
Головастик разрастался, звездная дымка превращалась в отдельные мерцающие огни, по мере того как машина снижалась. Наконец она зависла метрах в двухстах над самым высоким зданием города тану.
— Ну, давай, — сказал Ричард, — угости их!
Клод направил Копье и взял на прицел линию огненных точек, что отмечала крепостную стену, обращенную к Рейну. Где-то там, в серых сумерках, пряталась флотилия фирвулаговых судов, перевозившая войска людей и гуманоидов.
Аккуратно, старик! Гляди не свари в реке собственный народ! Он откинул затвор. Так, вон туда. Нажимай вторую кнопку. Из люка беззвучно вырвалась зеленовато-белая полоска.
Внизу расцвел оранжевый цветок, но линия огненных точек осталась неразрывной.
— Сучье вымя! — прошипел Ричард. — Мазила! Бери выше.
Не теряя спокойствия, Клод снова прицелился и нажал кнопку. На этот раз вместо вспышки оранжевого огня появилось приглушенно-красное сияние. Оно поглотило дюжину светящихся точек.
— Во! Самое оно! — обрадовался пират. — Давай еще раз, старый черт! Прицел один-восемьдесят! Бей теперь в задние ворота!
Машина развернулась на вертикальной оси, и Клод прицелился в точку где-то возле хвоста головастика. Выстрелил: перелет! Еще удар — и опять промах: недолет!
— Да быстрей же, черт тебя! — взвыл Ричард.
Третий выстрел точно поразил стену, втоптал ее в дорогу, идущую от подножия потухшего Кайзерштульского вулкана.
Мадам застонала. Клод почувствовал себя так, будто в его внутренности вгрызся дракон.
— Что, настигают? — окликнул Ричард. — Держитесь, мадам! Ну, давай же, Клод, заканчивай! Бог с ним с центром — летим прямо к шахте!
Старик развернул Копье, руки стали почему-то липкими и скользили по стволу. Изношенные мышцы свело судорогой, когда он пытался навести оружие на небольшое голубоватое созвездие, которое светилось над выработками бария.
— Ричард! Метров триста южнее!
— Угу, — отозвался пират. В мгновение ока машина переместилась. — Так лучше?
— Стоп!.. Лучше! Я почти ее сделал. Сразу бы так. А теперь у меня осталась только одна обойма.
— Merde alors. note 43
Старуха отлетела от кресла, ударившись в правую переборку. Прижав кулаки к вискам, начала визжать. Клод еще не слышал от человека таких звуков, такой квинтэссенции тревоги, страха, отчаяния.