Сандра Мэй
Под созвездием Любви

Пролог

   Волны, шипя, накатывали на берег и убегали обратно, обжигаясь о раскаленный белый песок. Высоко в бирюзовом небе парил альбатрос. Или чайка. Или еще какая-нибудь птица.
   Пейзаж выглядел нереальным – именно в силу своей… традиционности, что ли? Подобные пейзажи можно встретить на любой почтовой открытке – «Привет с Багам» или «Встретимся на Карибах»…
   Пожалуй, единственное, что несколько выбивалось из общего стиля, это двое людей, не спеша бредущих по белому пустынному пляжу. «Несколько выбивалось» – это фигура речи. На самом деле эти двое здесь выглядели так же неуместно, как, скажем, красотки в бикини – верхом на айсберге, мирно дрейфующем среди полярных льдов.
   Высокий молодой мужчина, очень загорелый, атлетически сложенный, невозмутимый и бесстрастный, шел чуть впереди. Позади него вышагивал мужчина постарше, дородный и осанистый. Если не знать, что пляж, а соответственно и остров находятся в нескольких милях от береговой линии штата Флорида, США, то второй мужчина подозрительно напоминал типичного английского дворецкого.
   Высокий и молодой был в светлых льняных брюках, белоснежной рубашке, застегнутой до самого горла, и в мягких мокасинах из светлой замши. Дородный и осанистый, как и полагается дворецкому, был в черном фраке с бабочкой. Общее впечатление немного портили легкомысленные шорты-бермуды – впрочем, их отлично уравновешивали черные ботинки и носки.
   «Дворецкий» нес в руках громадный зонт, стараясь, чтобы тень полностью закрывала молодого мужчину. На лице последнего застыло выражение… очень странное выражение, вот, пожалуй, и все, что можно сказать. Такое ощущение, что мысли молодого мужчины были где-то очень далеко…
   Медленно и размеренно эти двое прошагали по пляжу и поднялись на небольшой холм. Здесь в тени гибискуса стоял складной столик, сервированный примерно так, как он мог бы быть сервирован где-нибудь в графстве Кент. Или Девоншир. Или в любом другом английском графстве.
   Молодой мужчина сел и дождался, пока «дворецкий» сложит зонт и откупорит бутылку, торчащую из серебряного ведерка со льдом. Пригубив вино, молодой мужчина произнес приятным мягким баритоном:
   – Благодарю вас, Арбетнот. Вы можете вернуться в дом. Я посижу здесь до сумерек.
   – Простите, милорд, но погода портится и…
   – Шторм будет завтра, Арбетнот. Только завтра. Можете идти.
   Дородный Арбетнот поклонился и величаво удалился. Молодой мужчина устремил взгляд своих больших черных глаз на океан. Лицо его оставалось столь же бесстрастным и отрешенным, однако губы шептали странное:
   – Зачем, Сесили? Зачем? Неужели нельзя было иначе?..

1

   Дженнифер Аргайл сломала ноготь на указательном пальце и расстроилась. Этот был одним из самых удачных ее ногтей – в смысле маникюра. Совершенно идеальная миндалевидная форма. Собственно, только на этом пальце и удалось ее достичь – остальные ногти выглядели просто ужасно. Ну то есть… не то чтобы совсем УЖАСНО, просто… когда все время возишься с пыльными книгами и мелкими безделушками, которые надо отмыть, подклеить…
   Дженнифер Аргайл было двадцать пять лет, и она совсем недавно стала владелицей крохотного антикварного магазинчика в Старом городе. Саванна в принципе была старым городом, но к самой древней своей части относилась крайне ревностно. Именно здесь в первозданной своей красе сохранились белоснежные особнячки истинных южан, именно по этим улочкам все так же гуляли дамы в шляпках и под кружевными летними зонтиками, а афроамериканцы в Саванне были тихими и почтительными – никакого сравнения с горластыми и опасными рэперами Нью-Йорка.
   Про Нью-Йорк Дженнифер знала не понаслышке – училась там и жила целых три с половиной года. Большое Яблоко ей нравилось, но стать там своей она так и не смогла. Зато набралась знаний – и опыта, который пригодился ей в Саванне два года назад, когда погибли в автокатастрофе ее родители и старший брат.
   Два года назад она осталась совсем одна на белом свете. Даже страшно представить – ни одного родственника Дженнифер Аргайл на всем огромном земном шаре…
   Наследство оказалось на удивление внушительным. Дженнифер приобрела магазинчик и положила на счет в банке вполне приличную сумму – не миллионерша, но и не средний класс. Во всяком случае, на зимние каникулы она смогла съездить в Европу и своими глазами увидеть родину фарфоровых статуэток, стоявших в одной из ее витрин, а также венецианской роскошной люстры, которую никто не собирался покупать по причине ее размеров.
   Еще в ее магазинчике были книги, и здесь Дженнифер постоянно испытывала внутренний конфликт: деловая женщина регулярно сражалась в ее душе с девочкой, всем на свете подаркам предпочитающей хорошую книгу…
   Читать ее приучил отец, художественный вкус она унаследовала от матери. А от брата Мика… что ж, от него тоже кое-что осталось. Умение лихо, по-мальчишески водить машину и легко управляться с любой яхтой. Яхта, кстати, тоже осталась. «Нелл Гвинн», красавица и умница, хрупкая на вид, но удивительно надежная и ходкая. Жаль только, что в последнее время Дженнифер нечасто удавалось выходить на ней в море.
   Первый год после гибели родных она прожила, словно в тумане. Машинально занималась магазином, машинально ела, машинально одевалась-раздевалась и чистила зубы. Пожалуй, только полгода с небольшим назад кончилось ее забытье, потому что в ее жизни появился Дойл…
   Дженнифер нахмурилась и посмотрела в зеркало. Из серебряной мглы на нее испуганно таращилась хорошенькая и перепуганная девушка с синими, как небо, глазами, черными кудрявыми волосами и…
   И в свадебном платье.
   Сегодня Дженнифер Аргайл выходит замуж за Дойла Каннинга. Сегодня наступает конец ее одиночеству. Ура. Ура?
   Дженнифер Аргайл с сомнением посмотрела на свою зеркальную визави. Неужели все невесты чувствуют в этот день то же самое?
 
   Дойл появился из ничего, из тумана и пустоты, словно с Луны свалился. Саванна странным образом ухитряется быть и вполне крупным, и на удивление маленьким городком, где все так или иначе знают друг друга. По крайней мере, ходят по одним улицам, посещают одни и те же театры и галереи…
   Дойл Каннинг вошел в магазинчик и в жизнь Дженнифер семь месяцев назад. Просто зашел с улицы, отряхнулся от дождя и улыбнулся своей чарующей улыбкой. Глаза у него были зеленые и нахальные, голос звонкий, улыбка искренняя, и после закрытия магазина Дженнифер обнаружила, что уже согласилась выпить с Дойлом кофе, а на третьем свидании так же легко и незаметно впустила его в свой дом и свою постель.
   Дженнифер нахмурилась, вспомнив их первую ночь. Нельзя сказать, что это было так уж… волшебно. Пожалуй, тогда ей даже и не понравилось. Ну… не то чтобы не понравилось совсем, просто… что-то такое было в поведении Дойла… Нет, он не был грубым, не был настойчивым, не был чересчур опытным или слишком неловким, но вот впечатление…
   Разумеется, все это ерунда и глупости, уж не с ее сексуальным опытом утверждать что-то наверняка, но Дойл… Он в постели оказался совсем другим. Просто – другим. Существовали два разных Дойла Каннинга – ночной и дневной, и тут даже самая бестолковая девушка на свете вполне способна задать себе вопрос: а какой же из них настоящий?
   Впрочем, она таких вопросов не задавала. Она радовалась тому, что больше не одинока, что у нее все, «как у людей», что ее парень красив и обаятелен, что у него есть хорошая работа – правда, жаль, что он вынужден часто уезжать по делам. Словом, она на многое закрыла глаза, а открыла их, фигурально выражаясь, только когда Дойл уже зачитывал список приглашенных на венчание гостей.
   Гости были в основном с его стороны, потому что у Дженнифер почти никого из близких не было. Подруга детства Джулия не в счет, она слишком занята собственными проблемами. Дойл Джулии не слишком нравился, но она попросту отмахнулась от этих ощущений, справедливо рассудив, что главное – чтобы Дойл нравился Дженнифер.
   И вот теперь этот день настал. Дженнифер Аргайл, одна-одинешенька, сидит в комнатке для новобрачных старинного собора на берегу океана и кусает губы, чтобы не разрыдаться из-за сломанного ногтя. Как-то это… не слишком романтично, не находите?
   Если бы Дженнифер Аргайл могла хотя бы приблизительно предполагать, какое количество самой дурной романтики обрушится на ее голову в ближайшие сутки… О, она бы вышла за Дойла не сегодня, а неделю назад.
   Впрочем, тогда никакой истории про Дженнифер Аргайл не случилось бы. Собственно, не было бы и самой Дженнифер Аргайл…
 
   Джулия влетела, как всегда запыхавшись и как всегда раскрасневшаяся. Можно было даже не сомневаться, что она ухитрилась застрять в пробке – Джулия Монро находила пробки даже на проселочных дорогах.
   Окинув критическим взглядом расстроенную Дженнифер и услышав трагическую историю загубленного маникюра, Джулия нетерпеливо взмахнула рукой, вытащила из сумки косметичку размером с чемодан и принялась выкладывать на столик пузырьки, бутылочки, салфетки и разную блестящую дребедень. Через пару минут Дженнифер была усажена за стол, и Джулия принялась колдовать над ее холодными и дрожащими пальцами.
   – Ты как лягушка, Дженни! Взбодрись, сегодня лучший день в твоей жизни.
   – Ну… да…
   – Не слышу энтузиастических воплей! Можно подумать, сегодня тебя продают в рабство… хотя в принципе так и есть.
   – Спасибо за моральную поддержку. Ты всегда найдешь доброе слово, а главное – к месту…
   – Не дрожи пальцем! Прекрасная вещь – пластиковые когти.
   – Особенно когда они отваливаются и попадают в салат.
   – Снял когти – порезал салат – прилепил когти обратно. И вообще, можно подумать, что ты часто готовишь!
   – Теперь буду часто.
   – Ой, держите меня! Семейное гнездышко, да? Индейка на День благодарения, тыквенный пирог на Рождество… Держите меня, а то стошнит.
   – Ничего, что я попросила тебя быть подружкой невесты? Может, еще не поздно отказаться?
   – Вот только не надо, ладно? Если тебе охота совершить глупость – соверши и успокойся. Иначе ты до самой смерти так и не поймешь, глупостью ли это было.
   – Я вот не пойму, ты же сама говорила про своего Шона…
   – Я никогда не говорила, что не люблю мужчин. Более того, я их обожаю. Мне нравится с ними спать, нравится получать от них подарки, нравится устраивать им скандалы и ходить с ними в кино. Но жить с ними в одном доме, не имея возможности просто отключить телефон и притвориться, что тебя нет дома, – увольте!
   – И ты не хочешь замуж?
   – Нет! Возможно, лет через десять – но не сейчас.
   Дженнифер вздохнула.
   – Знаешь, пока я тут одна сидела… мне вдруг показалось, что и я тоже…
   – Что?
   – Не хочу. Замуж не хочу.
   – Приехали. Впрочем, у невест это бывает. Что-то вроде ПМС. Скажи мне лучше вот что: а ты любишь Дойла?
   Дженнифер с недоумением посмотрела на подругу.
   – Естественно!
   – Правда?
   – Джу, я сегодня выхожу замуж за симпатичного, обаятельного молодого человека, который предложил мне стать его женой. Дойл мне нравится, я с Дойлом сплю, наконец, я хочу, чтобы у меня была нормальная семья, дом, где меня ждут…
   – Дженни, я прекрасно понимаю, что последние два года дались тебе нелегко. Именно поэтому я спрашиваю: ты выходишь за Дойла, потому что любишь его, или потому, что тебе осточертело приходить в пустой дом и слушать песню под названием «Тишина»?
   – А разве это не одно и то же?
   – Нет! Любовь – это мурашки от одного прикосновения, это – не спать на рассвете, слушая его дыхание, это – считать минуты до следующей встречи, это – ангелочки с трубами и звездопад средь бела дня, это – ноги, как желе, и кровь, как огонь…
   – Джулия! Да ты романтик! Это же мультфильм Уолта Диснея, а не любовь. Разве нельзя любить друг друга спокойно и тихо? Просто уважать?
   – Можно. Например, если бы вы с Дойлом ходили в один детский сад, а потом сидели бы за одной партой, а потом впервые поцеловались на школьной вечеринке и потом, в поту от смущения, потеряли бы невинность на заднем сиденье автомобиля, после чего не расставались бы еще много лет и наконец решили пожениться – вот тогда хватило бы и простой симпатии. Уважения – потому что вы бы знали друг друга как облупленных. Но даже и тогда все вышеперечисленные ангелочки, звезды и фейерверки в вашей жизни все равно были бы – хоть на том самом заднем сиденье его автомобиля.
   – Джулия, ты хочешь сказать, что я не знаю Дойла достаточно хорошо, чтобы…
   Джулия решительно сгребла пузырьки обратно в косметичку и энергично подула на законченную работу.
   – Ничего я не хочу сказать. Это твое решение. Дойл мне не нравится – но я за него и не выхожу. У меня свое мнение на сей счет, только и всего. Я – развратная молодая особа, но я горжусь тем, что ни разу в жизни не легла в койку с человеком, которого не любила бы. Как ты знаешь, у меня таких было несколько и наверняка будет еще сколько-то. Я – за чувства, а не за разум, за порывы, а не за трезвый расчет. Вот и все, что я могу сказать по поводу твоей свадьбы.
   – Вот спасибо!
   – Пожалуйста. И знай: пока падре не помахал над вами белым полотенчиком, все еще можно переиграть. Конечно, если ты уверена… Ой, цветы! Я побежала за цветами, их же надо расставить вокруг алтаря. Сиди, сохни!
   С этими словами Джулия умчалась, а Дженнифер в бессильной ярости повалилась в кресло.
   Самое противное, что эта балаболка права, во всем права! Нет тут никакой страсти, просто Дойл все решил – а она согласилась.
   Почему она сомневается? Дойл хороший парень, воспитанный, образованный, прилично одетый…
   Боже, какая ерунда. Мама вышла замуж за папу, когда он был хиппи, носил драные джинсы и принципиально не желал работать. Они жили в трейлере, даже когда у них родился Мик. Это уже потом папа стал профессором и стал носить приличные костюмы…
   Дженнифер осторожно сжала пальцами виски. В этот момент дверь бесшумно отворилась, и на пороге возникла пожилая, хорошо одетая дама в трауре. Интересно, это одна из родственниц Дойла? Судя по костюму, ее не слишком радует факт свадьбы… Хотя она вполне может оказаться обычной посетительницей церкви.
   – Добрый день. Если вы ищете падре Маркуса…
   Женщина не сводила с Дженнифер пылающих глаз. Голос у нее оказался хриплым – словно перед этим она долго молчала.
   – Мне не нужен падре Маркус. Мне нужны вы – если ваше имя Дженнифер Аргайл.
   Дженнифер почувствовала, как по спине у нее побежали мурашки. В этом хриплом голосе звучало что-то жуткое…
   – Да, я Дженнифер Аргайл, но я не понимаю…
   Пожилая женщина решительно шагнула в комнату. Нам даже как-то неловко об этом упоминать, но именно в это мгновение где-то вдалеке громыхнул раскат грома…

2

   Дженнифер попыталась взять себя в руки.
   – Послушайте, я сейчас немного занята, в том смысле, что у меня сегодня свадьба и все такое, так что если вы по поводу покупки…
   – Я ничего не продаю и не покупаю. Я здесь, чтобы вас спасти.
   Приехали. Сумасшедшая старушка из какого-нибудь Общества Невестоотрицателей Пятнадцатого Дня…
   – Простите, но… Я могу узнать ваше имя, мэм?
   – Мое имя значения не имеет. Значение имеет только одно: вы не можете выйти замуж.
   – То есть как это? Почему я не могу выйти замуж, если я именно это и собираюсь сделать?
   – Ваше имя – Дженнифер Аргайл…
   – И поэтому я не должна выходить замуж? Луна в седьмом доме Меркурия рекомендует мне заняться сегодня стиркой и уборкой? Или девушки, рожденные под моим знаком зодиака, не могут выходить за молодых людей, чье имя начинается на букву Д?
   – Значит, инициалы он не поменял?
   – Слушайте, у меня нет ни малейшего желания продолжать этот разговор. Пожалуйста, уходите, или я буду вынуждена…
   – И как его теперь зовут?
   – Кого?!
   – Вашего жениха.
   – Его зовут Дойл Каннинг, и я совершенно…
   – Когда он женился на моей дочери, его звали Дермот Катнер.
   Дженнифер прикрыла глаза и досчитала на всякий случай не до десяти, а до пятнадцати. Потом открыла глаза и доверительно сообщила зловещей собеседнице:
   – Дойл никогда не был женат. Инициалы совпадают у тысяч людей, так что я…
   В голове тревожно зазвенело: а откуда ты, собственно, знаешь, что Дойл никогда не был женат? Это он так говорит, но ведь на самом деле ты понятия не имеешь, откуда он взялся в Саванне и какую жизнь вел до встречи с тобой.
   Женщина села на стул, достала из серебряного портсигара тонкую сигариллу, закурила, сильно, по-мужски, затягиваясь, кивнула, словно прочитав мысли встревоженной девушки.
   – Разумеется, так он вам сказал. Он же не имбецил. Вот, посмотрите сами.
   С этими словами она раскрыла сумочку и достала свернутый в трубку пластиковый файл. Дженнифер взяла его, мимоходом отметив, что пальцы трясутся все сильнее.
 
   Это были вырезки из газет и журналов. На некоторых были даты – год назад все это происходило, но газетная бумага уже пожелтела.
   Улыбающаяся красотка в пышном подвенечном платье. Влюбленные новобрачные целуются на фоне собора. Жених и невеста смотрят в объектив фотографа, девушка явно привыкла позировать, а у жениха…
   А у жениха лицо Дойла.
   Вернее, это именно Дойл Каннинг улыбается, целует невесту, выходит вместе с ней из резных дверей собора…
   Пол внезапно покачнулся под ногами у Дженнифер Аргайл, хотя она и сидела на стуле. Дрожащим голосом, полным слез, она пролепетала:
   – Это какая-то ошибка… Этого не может быть! Это нелепая, злая ошибка…
   – Да. И именно ты, милая, ее совершаешь. В данный момент. А я здесь для того, чтобы остановить и спасти тебя.
   – Это не может быть Дойл!
   – Это именно он. Я следила за ним. Я видела его несколько раз за последние пять дней. Я фотографировала его из своей машины. Собственно, тут никаких подтверждений и не требуется.
   Дженнифер вскинула голову.
   – Хорошо. Допустим. Странно, что он изменил имя, но… почему ваша дочь развелась с ним?
   – Она с ним не разводилась.
   Дженнифер вытаращила глаза.
   – Вы хотите сказать, что Дойл… Дермот… этот человек все еще женат?!
   На тонких, бесцветных губах пожилой женщины появилась страшноватая улыбка.
   – Нет, в этом смысле все в порядке. Он не двоеженец. Он вдовец.
   – О! Простите… Я не знала… Мне очень жаль…
   – Еще больше ты пожалеешь, девочка, когда выйдешь за него замуж. Дермот Катнер убил мою дочь.
   Дженнифер почувствовала, как вся кровь отхлынула от ее щек. Чтобы не упасть в обморок, она прижала ледяные пальцы к вискам.
   – Послушайте… Если он убийца, то он должен был сесть за решетку, это же нельзя сделать так запросто – женился, убил, переехал, опять женился…
   Женщина наклонилась к ней, взяла за руку и зашептала страстно и яростно:
   – Он не просто убийца, моя дорогая! Он – очень умный убийца. Он изворотлив и хитер, но я – я знаю наверняка. Скажи, ты подписывала какие-нибудь бумаги на этой неделе?
   – Я не знаю… это были обычные документы, я в них плохо разбираюсь, вернее совсем не разбираюсь, но Дойл все взял на себя, ведь он юрист, и я…
   – Если бы моя дочь меня послушалась, возможно, она была бы сейчас жива. Слушай. Ее дед по отцу оставил ей много денег. Не миллионы, но вполне достаточно, чтобы не работать и валяться на пляже в ближайшие десять лет. Дед, мой свекор, был умным человеком, он очень грамотно составил завещание. Однако моя девочка была влюблена, а этот мерзавец уговорил ее… словом, за три дня до свадьбы она подписала брачный договор. По нему все ее деньги принадлежали бы им с Дермотом в равных долях, а в случае смерти одного из них переходили к оставшемуся… О, это ведь тоже типовой документ, не так ли? Никто не заподозрил ничего криминального.
   – У Дойла есть свои деньги, ему незачем…
   – Вот именно. Это и успокаивало наших нотариусов. У него большое состояние – около полумиллиона. Жаль, что ни нотариусы, ни ты не хотят понять простую вещь: некоторым людям никогда не бывает ДОСТАТОЧНО денег. – Женщина откинулась на спинку стула и вздохнула. – Словом, они с Карлой поженились и уехали в свадебное путешествие. Через три недели Карла утонула в озере Комо, в Италии.
   – Но полиция…
   – Полиция, разумеется, провела расследование. Все выглядело достаточно подозрительно, но… с десяток свидетелей показали, что Дермот был на берегу в тот момент, когда аквабайк Карлы перевернулся на середине озера.
   – Вот видите! Это был несчастный случай!
   – Для всех – но не для меня. Дермот рыдал на похоронах, а сразу после них уехал из города. В неизвестном направлении, не сказав никому ни слова.
   – Возможно, он переживал утрату…
   – Что ж, тогда он быстро утешился.
   – Когда это произошло?
   – Семь с половиной месяцев назад.
   Дженнифер затошнило. Дойл появился в ее жизни семь с небольшим месяцев назад. И он ничем, ну абсолютно ничем не напоминал безутешного молодого вдовца, трагически потерявшего жену во время медового месяца…
   Пожилая женщина неожиданно потянулась к ней и погладила ее по щеке холодными сухими пальцами.
   – Девочка, поверь, я вовсе не выжила из ума и не пытаюсь приглушить свою боль, обвиняя во всем Дермота Катнера. Во-первых, эту боль не унять ничем. Во-вторых… у меня больное сердце, и мне осталось не так уж много. В-третьих – я предприняла собственное частное расследование и выяснила, что за последние три года в разных штатах произошло несколько подобных случаев. Ты скажешь, что это совпадение – правда, преступления совершаются ежесекундно, кто с этим спорит? Но меня больше всего заинтересовали те, в которых фигурировал убитый горем муж с инициалами Д и К. Дермот Катнер. Дойл Каннинг. А еще – Дерек Клозингер, Дью Каллахан, Дон Клейвер и Диего Калаброза. Врать не буду, не по всем эпизодам удалось собрать доказательства, но еще за два случая я могу ручаться.
   – Боже мой…
   – Я не прошу тебя верить мне на слово. Все материалы у меня в Чикаго, я перешлю их тебе, но сейчас я прошу, умоляю тебя только об одном: в память о своих родителях, в память о моей дочери – не спеши выходить за этого человека. Проведи собственное расследование – если хочешь, я дам тебе денег. Убедись во всем сама. Прошу тебя, Дженнифер Аргайл. Карле было всего двадцать лет. Она была красивой и доброй девочкой…
   Голос женщины прервался, она порывисто встала и вышла из комнаты. Дженнифер тупо смотрела на газетные вырезки, разбросанные по столу.
   В памяти стали всплывать обрывки их с Дойлом разговоров, его расспросы, его внимание к судьбе Дженнифер. Тогда это казалось таким… правильным, таким желанным – на свете нашелся вдруг человек, которого действительно интересовала Дженнифер Аргайл. Так она думала.
   На самом деле – сейчас она это вспомнила – Дойл, казалось, совсем не удивился известию о гибели всей ее семьи. Сочувствовал – но как будто уже знал об этом. Больше его интересовало, есть ли у нее другие родственники. И еще он пару раз обмолвился, что профессор Аргайл, по слухам, оставил приличное состояние – а ведь деньги на самом деле были мамины, это же она заработала их на организации аукционов и выставок…
   То есть он ЗНАЛ, что Дженнифер, осиротев, унаследовала большую сумму, но не знал подробностей. И она сама выложила ему эти подробности, доверчивая идиотка, потому что даже и в мыслях не могла представить себя в роли богатой наследницы и завидной невесты, за чьим состоянием охотится брачный аферист…
   И убийца.
   Холодный пот покатился по спине, свадебное платье мерзко прилипло к коже. Дженнифер била крупная дрожь.
   Она сама не понимала, что с ней происходит, поэтому и все последующие действия проделала словно в забытьи.
   Вскочила, сбросила узкие и неудобные туфли, больно стукнулась бедром о край стола, зашипела от боли – потом распахнула дверь и бросилась вон из церкви.
   На счастье, никого в коридоре и на заднем дворике не было, так что никто и не видел бледную, растрепанную, перепуганную до смерти девушку в подвенечном платье и фате, стремительно перебежавшую дорогу и влетевшую на причал, где уже давно пребывала на приколе яхта «Нелл Гвинн».
   Пожилой, бронзовый от солнца и ветра дядя Джонни, знавший Дженнифер еще крохой с косичками, недоуменно выпрямился и растерянно всплеснул руками.
   – Дженни! Куда, ненормальная?! Вернись, шторм идет!
   Шторм уже пришел, дядя Джонни. Шторм уже накрыл Дженнифер Аргайл с головой и разметал всю ее жизнь на мелкие клочки.
   Все нужные манипуляции проделались сами собой. Мик хорошо ее выучил. Яхта мягко и покорно вышла на открытую воду и заскользила вдоль причала. Где-то далеко, в тяжелом от духоты синем небе маячило крошечное белое облачко, при виде которого бывалые рыбаки и яхтсмены сокрушенно качали головой и спешили к берегу. Однако Дженнифер Аргайл не смотрела на небо. Единственное, что сейчас имело значение, – успокаивающая незыблемость штурвала и свежий ветер, пахнущий океаном. Остальное – бред, кошмар и наваждение.
   Она проплывет вдоль берега, успокоится и вернется. Потом попросит Джулию переночевать у нее, а завтра утром свяжется с полицией и адвокатом.
   Она уже взрослая самостоятельная женщина, у нее все получится. В конце концов, сейчас не Средневековье, ее защитят, ей помогут…
   Погруженная в свои мысли Дженнифер даже не обратила внимания, что правит в открытое море…
 
   Дойл Каннинг метался по церкви, очень напоминая разъяренного кота, у которого из-под носа удрала полудохлая мышь, приготовленная им на обед. Джулия Монро хмуро смотрела на него, а потом откашлялась.