Страница:
Михаил Барановский
Джинса
1
Даша приехала в Москву из маленького города, где все знали друг друга. По крайней мере, у нее часто возникало такое чувство, что всех этих людей, которых она встречает на улицах, в кинотеатрах, на рынке или в магазинах, она уже где-то видела…
Однажды она зашла в кафе, и тут же с ней поздоровался какой-то мужчина. Даша попыталась быстро вспомнить, откуда она его знает, но не смогла, хотя лицо показалось ей знакомым.
– Простите, – сказала Даша, – я не помню, как вас зовут…
– Вася! – ответил мужчина с внезапным сарказмом и всем своим видом дал понять, что на самом деле зовут его как-то иначе. Уж точно не Вася. Что у него какое-то более возвышенное и благородное имя – Иннокентий или Артемий, например. Он обиделся, что Даша его не запомнила.
Она смущенно улыбнулась и села за столик у окна, стараясь не смотреть в сторону Неваси, повернула голову к большому окну, через которое открывался вид на улицу.
Там было солнечно, тротуар устилали желтые листья с просвечивающимися прожилками. Слетев с каштанов и тополей, они млели на солнце, подрагивали и шевелились, иногда переползая с одного места на другое. Даша мучительно пыталась вызволить из памяти историю своего возможного знакомства с Невасей, но память отказывалась выбросить из глубин на поверхность бутылку с экстренным сообщением.
Внезапно в окно постучали. Какая-то девушка, заслонив собой вид на бульвар, прильнув к стеклу, махала ей рукой. Ее лицо показалось Даше знакомым. Девушка улыбалась и что-то говорила, но через стекло было не слышно. Вскоре она уже сидела за столиком напротив.
– Сто лет тебя не видела! – радостно сообщила девушка. – Ты что пьешь, капучино? – И обратилась к официанту: – И мне капучино, пожалуйста! Только без корицы! – И снова к Даше: – Ну как ты? Рассказывай.
– Простите, – сказала Даша. – Я не помню, как вас зовут.
– Совсем не помнишь? – Незнакомка засмеялась.
Даша смутилась и на всякий случай несмело предположила:
– Маша?
– Нет, – засмеялась та еще громче. – Слушай, ты Семушкина давно видела?
– Давно, – немного помедлив, ответила Даша.
Не хватало еще признаться, что она не помнит Семушкина.
– Вы что, поссорились? – встревоженно спросила Немаша. – Он тебя не пригласил? У него же день рождения на следующей неделе, седьмого!
– Седьмого? – зачем-то переспросила Даша.
– Ну да! Меня число «семь» просто преследует по жизни! У меня самой день рождения тоже двадцать пятого.
Даша почувствовала, что теряет логику течения диалога, и решила уточнить:
– Тоже двадцать пятого?
– Ну да! Два плюс пять – сколько будет?
– А-а-а… Теперь понятно.
Немаша заулыбалась, обнажив сверкающий верхний зубной ряд:
– Ты не поверишь, но и моя мама тоже родилась восемнадцатого!
Тут дверь в кафе открылась, и на пороге появилась женщина средних лет в клетчатом пальто. Она огляделась по сторонам и, заметив Дашу, улыбнулась. Эта улыбка показалась Даше знакомой. Женщина сняла с себя пальто, перекинула его через спинку свободного стула, но прежде чем сесть за стол, подошла к Даше и сказала:
– А Ленка-то в Лондоне! – и подмигнула.
Даша снова нерешительно улыбнулась, и как-то само собой получилось, словно нечаянно пролилось изо рта:
– Простите, я не помню, как вас зовут…
Даше показалось, что она сходит с ума. Перед глазами вертелись, словно на детской карусели, лица посетителей кафе, которые казались ей знакомыми. Теперь уже до боли знакомыми.
Она вышла на улицу. Листья шарахались над асфальтом то в одну, то в другую сторону, заставляя суматошно вспархивать с земли голубей и воробьев. Солнце светило несмело, спрятавшись за мрачного вида скептически настроенную тучу. Даша старалась дышать спокойно, глубоко и ровно. Воздух был свежим и влажным. Внезапно она почувствовала, как что-то холодное и мокрое коснулось ее пальцев. Даша опустила глаза и обнаружила стоявшую рядом немолодую дворнягу. Собака цвета опавших листьев уткнулась носом ей в руку, завиляла хвостом и пристально заглянула в глаза.
Даша погладила ее по голове и вздохнула:
– Прости, я не помню, как тебя зовут…
Однажды она зашла в кафе, и тут же с ней поздоровался какой-то мужчина. Даша попыталась быстро вспомнить, откуда она его знает, но не смогла, хотя лицо показалось ей знакомым.
– Простите, – сказала Даша, – я не помню, как вас зовут…
– Вася! – ответил мужчина с внезапным сарказмом и всем своим видом дал понять, что на самом деле зовут его как-то иначе. Уж точно не Вася. Что у него какое-то более возвышенное и благородное имя – Иннокентий или Артемий, например. Он обиделся, что Даша его не запомнила.
Она смущенно улыбнулась и села за столик у окна, стараясь не смотреть в сторону Неваси, повернула голову к большому окну, через которое открывался вид на улицу.
Там было солнечно, тротуар устилали желтые листья с просвечивающимися прожилками. Слетев с каштанов и тополей, они млели на солнце, подрагивали и шевелились, иногда переползая с одного места на другое. Даша мучительно пыталась вызволить из памяти историю своего возможного знакомства с Невасей, но память отказывалась выбросить из глубин на поверхность бутылку с экстренным сообщением.
Внезапно в окно постучали. Какая-то девушка, заслонив собой вид на бульвар, прильнув к стеклу, махала ей рукой. Ее лицо показалось Даше знакомым. Девушка улыбалась и что-то говорила, но через стекло было не слышно. Вскоре она уже сидела за столиком напротив.
– Сто лет тебя не видела! – радостно сообщила девушка. – Ты что пьешь, капучино? – И обратилась к официанту: – И мне капучино, пожалуйста! Только без корицы! – И снова к Даше: – Ну как ты? Рассказывай.
– Простите, – сказала Даша. – Я не помню, как вас зовут.
– Совсем не помнишь? – Незнакомка засмеялась.
Даша смутилась и на всякий случай несмело предположила:
– Маша?
– Нет, – засмеялась та еще громче. – Слушай, ты Семушкина давно видела?
– Давно, – немного помедлив, ответила Даша.
Не хватало еще признаться, что она не помнит Семушкина.
– Вы что, поссорились? – встревоженно спросила Немаша. – Он тебя не пригласил? У него же день рождения на следующей неделе, седьмого!
– Седьмого? – зачем-то переспросила Даша.
– Ну да! Меня число «семь» просто преследует по жизни! У меня самой день рождения тоже двадцать пятого.
Даша почувствовала, что теряет логику течения диалога, и решила уточнить:
– Тоже двадцать пятого?
– Ну да! Два плюс пять – сколько будет?
– А-а-а… Теперь понятно.
Немаша заулыбалась, обнажив сверкающий верхний зубной ряд:
– Ты не поверишь, но и моя мама тоже родилась восемнадцатого!
Тут дверь в кафе открылась, и на пороге появилась женщина средних лет в клетчатом пальто. Она огляделась по сторонам и, заметив Дашу, улыбнулась. Эта улыбка показалась Даше знакомой. Женщина сняла с себя пальто, перекинула его через спинку свободного стула, но прежде чем сесть за стол, подошла к Даше и сказала:
– А Ленка-то в Лондоне! – и подмигнула.
Даша снова нерешительно улыбнулась, и как-то само собой получилось, словно нечаянно пролилось изо рта:
– Простите, я не помню, как вас зовут…
Даше показалось, что она сходит с ума. Перед глазами вертелись, словно на детской карусели, лица посетителей кафе, которые казались ей знакомыми. Теперь уже до боли знакомыми.
Она вышла на улицу. Листья шарахались над асфальтом то в одну, то в другую сторону, заставляя суматошно вспархивать с земли голубей и воробьев. Солнце светило несмело, спрятавшись за мрачного вида скептически настроенную тучу. Даша старалась дышать спокойно, глубоко и ровно. Воздух был свежим и влажным. Внезапно она почувствовала, как что-то холодное и мокрое коснулось ее пальцев. Даша опустила глаза и обнаружила стоявшую рядом немолодую дворнягу. Собака цвета опавших листьев уткнулась носом ей в руку, завиляла хвостом и пристально заглянула в глаза.
Даша погладила ее по голове и вздохнула:
– Прости, я не помню, как тебя зовут…
2
В Москве у Даши не было не только реальных, но даже мнимых знакомых. Если, конечно, не считать новых коллег – сотрудников рекламного агентства, в которое она устроилась секретаршей. Поэтому чувствовала себя очень одиноко. Особенно после работы, когда возвращалась в съемную квартиру недалеко от станции метро «Кантемировская».
Даша мечтала завести какой-нибудь роман, чтобы симпатичный молодой человек, чтобы романтика, кафе, театры, выставки и все такое… А потом она бы съехала с квартиры на Кантемировской и стала жить у него дома. Желательно в центре. Однако претендентов было немного, и все какие-то не те…
В этом огромном городе люди знакомились по Интернету. Они все делали с помощью компьютера: оплачивали коммунальные платежи, заказывали продукты, совершали всевозможные покупки, скачивали фильмы, книги и музыку, общались, знакомились и даже занимались сексом… В этом мегаполисе люди старались лишний раз не выходить из дому. Даше поначалу казалось это странным. В своем маленьком городе она любила бывать на рынке – нюхать, щупать, выбирать… Ей нравилось ходить в кино, дожидаться того момента, когда постепенно гас свет в зале, оживал большой экран, и у зрителей начинали блестеть глаза… Даже поход в сберкассу не доставлял ей никаких хлопот.
– Я тут анкету заполнила на сайте знакомств. Посмотришь? – обратилась Даша к Инне, работавшей в агентстве главным бухгалтером.
– Давай.
Инна склонилась над монитором. От нее всегда приятно пахло дорогими духами. Она была старше Даши лет на десять, имела дочь-школьницу и собственное мнение по любому вопросу. Инна в отличие от Даши была не так извилиста фигурой, а даже напротив, отличалась резкими формами, выделялась гранями, а не окружностями. Казалось даже, что можно озанозиться, случайно прикоснувшись к ее сухому телу. Голос и интонации Инны продолжали прямолинейность ее конституции. Взгляд был резким, а речь плоской, без особых витиеватостей. Мир казался Инне устроенным просто, происходящее – объяснимым, а будущее – прогнозируемым. И по этим прогнозам будущее не сулило ей ничего хорошего. В то время как Даша никогда не знала не только того, что можно ожидать от мира, но и в первую очередь – от себя самой.
– Ну что ты пишешь? В графе «имя» что ты пишешь?
– Что? – недоуменно поинтересовалась Даша. – Даша…
– Даша – не подходит.
– Как?
Инна давно работала в рекламном агентстве, и у нее всегда было собственное представление о том, как правильно продавать тот или иной неходовой товар.
– Так. Скучно, безлико, никакой интриги! Надо было писать – Стелла. Или Марго. Что тебе больше нравится?
– Даша… – бесхитростно ответила Даша.
– Ты издеваешься? Я ж тебе русским языком говорю: Даша – не подходит.
– Но меня же так зовут! – Даша не понимала, что вызвало у Инны такой протест.
– Максим Горький на самом деле по паспорту – Алексей Пешков, а Ленин – Ульянов, Сталин – Джугашвили! А Корней Иванович Чуковский – вообще Николай Васильевич Корнейчук! – выпалила на одном дыхании Инна. И приказным тоном рявкнула: – Пиши – Марго!
– Ладно, – смиренно согласилась Даша и написала.
– В графе «рост, вес» надо было написать просто: девяносто – шестьдесят – девяносто.
Даша машинально ощупала себя соответственно:
– Да какие там девяносто – шестьдесят – девяносто… – Но, поймав на себе укоризненный взгляд Инны, тут же согласилась: – Ладно-ладно… Только про Ленина не надо!
Даша мечтала завести какой-нибудь роман, чтобы симпатичный молодой человек, чтобы романтика, кафе, театры, выставки и все такое… А потом она бы съехала с квартиры на Кантемировской и стала жить у него дома. Желательно в центре. Однако претендентов было немного, и все какие-то не те…
В этом огромном городе люди знакомились по Интернету. Они все делали с помощью компьютера: оплачивали коммунальные платежи, заказывали продукты, совершали всевозможные покупки, скачивали фильмы, книги и музыку, общались, знакомились и даже занимались сексом… В этом мегаполисе люди старались лишний раз не выходить из дому. Даше поначалу казалось это странным. В своем маленьком городе она любила бывать на рынке – нюхать, щупать, выбирать… Ей нравилось ходить в кино, дожидаться того момента, когда постепенно гас свет в зале, оживал большой экран, и у зрителей начинали блестеть глаза… Даже поход в сберкассу не доставлял ей никаких хлопот.
– Я тут анкету заполнила на сайте знакомств. Посмотришь? – обратилась Даша к Инне, работавшей в агентстве главным бухгалтером.
– Давай.
Инна склонилась над монитором. От нее всегда приятно пахло дорогими духами. Она была старше Даши лет на десять, имела дочь-школьницу и собственное мнение по любому вопросу. Инна в отличие от Даши была не так извилиста фигурой, а даже напротив, отличалась резкими формами, выделялась гранями, а не окружностями. Казалось даже, что можно озанозиться, случайно прикоснувшись к ее сухому телу. Голос и интонации Инны продолжали прямолинейность ее конституции. Взгляд был резким, а речь плоской, без особых витиеватостей. Мир казался Инне устроенным просто, происходящее – объяснимым, а будущее – прогнозируемым. И по этим прогнозам будущее не сулило ей ничего хорошего. В то время как Даша никогда не знала не только того, что можно ожидать от мира, но и в первую очередь – от себя самой.
– Ну что ты пишешь? В графе «имя» что ты пишешь?
– Что? – недоуменно поинтересовалась Даша. – Даша…
– Даша – не подходит.
– Как?
Инна давно работала в рекламном агентстве, и у нее всегда было собственное представление о том, как правильно продавать тот или иной неходовой товар.
– Так. Скучно, безлико, никакой интриги! Надо было писать – Стелла. Или Марго. Что тебе больше нравится?
– Даша… – бесхитростно ответила Даша.
– Ты издеваешься? Я ж тебе русским языком говорю: Даша – не подходит.
– Но меня же так зовут! – Даша не понимала, что вызвало у Инны такой протест.
– Максим Горький на самом деле по паспорту – Алексей Пешков, а Ленин – Ульянов, Сталин – Джугашвили! А Корней Иванович Чуковский – вообще Николай Васильевич Корнейчук! – выпалила на одном дыхании Инна. И приказным тоном рявкнула: – Пиши – Марго!
– Ладно, – смиренно согласилась Даша и написала.
– В графе «рост, вес» надо было написать просто: девяносто – шестьдесят – девяносто.
Даша машинально ощупала себя соответственно:
– Да какие там девяносто – шестьдесят – девяносто… – Но, поймав на себе укоризненный взгляд Инны, тут же согласилась: – Ладно-ладно… Только про Ленина не надо!
3
Тем временем за стеной шло очередное совещание. Во главе длинного стола сидел Кирилл Кириллович. А у него на носу вот уже лет двадцать сидели одни и те же очки в толстой роговой оправе, чрезвычайно модные в прошлом веке.
Кирилл Кириллович был аккуратен и консервативен. Это касалось не только очков, а вообще взглядов на жизнь. Он был давно и безнадежно женат, никогда не увольнял сотрудников, ездил на старенькой машине, ходил в видавшем виды костюме… Одним словом, боялся всего нового. И вот по какому-то недоразумению, по какой-то изощренной иронии судьбы ему случилось быть директором рекламного агентства и каждый день иметь дело с новыми только что выпущенными на рынок товарами и услугами. Более того, каждый день ему приходилось искать свежие рекламные ходы, новаторские подходы и инновационные решения.
– Коллеги, – Кирилл Кириллович снял очки, два раза жарко и влажно дыхнул на стекла и принялся протирать их внутренней стороной галстука, – мы получили новый заказ на рекламу шампуня для окрашенных и чувствительных волос. Давайте приступим к мозговому штурму.
Директор водрузил очки на прежнее место и в полной тишине обвел резким взглядом присутствующих. Никто из них не подал ни единой реплики. У Кирилла Кирилловича зазвонил мобильный телефон.
– Прошу вас, приступайте, – обратился он к коллегам. Затем, понизив голос, ответил на звонок: – Да, дорогая. Ты не очень вовремя, у меня тут сейчас… мозговой штурм.
Голос жены в телефонном динамике звучал резко и совершенно некстати.
– Что значит подозрительно тихо?
Приступы ревности случались с ней в последнее время все чаще. Кирилла Кирилловича это раздражало. Он полагал, что это у нее, скорее всего, от безделья. За все совместно прожитые с ним годы Нелли – так звали его жену – ходила на службу всего несколько недель. Уже через пару дней после трудоустройства она почувствовала себя плохо. Обошли всех существующих в природе врачей, сделали миллион анализов, провели все возможные и невозможные исследования – ничего не нашли – абсолютно здорова. Хоть завтра в космос ее отправляй, а ей все хуже и хуже… Она уже было решила, что скоро умрет, и перестала ходить на работу, готовясь к неминуемой смерти. И тут случилось чудо.
Как только она написала заявление с просьбой уволить ее по собственному желанию и забрала из отдела кадров свою трудовую книжку – сразу пошла на поправку… «Вероятно, это что-то психосоматическое», – так сказал ее лечащий врач.
– Тихо, потому что тебя здесь нет!
Эти приступы ревности возникали у Нелли на ровном месте, безо всякого повода, совершенно безосновательно. С таким же успехом можно было ревновать Фому Аквинского или святого Шарбеля. «Вероятно, это что-то психосоматическое».
– Нет, я и не думал тебе хамить!
Возможно, он был с ней недостаточно нежен, не дарил цветов и подарков без особого на то случая, не говорил, что любит и разных комплиментов… Кирилл Кириллович, безусловно, знал, что все это надо делать, но как-то само собой не выходило, а совершать над собой усилия было сложно. Особенно после работы.
– Да, милая. Целую. – Директор положил трубку на стол, снова обвел всех взглядом и тихо пробормотал: – Да-а-а… Это и правда не штурм, а какая-то засада…
– Шампунь-шампунь… – задумчиво напел себе под нос креативный директор Лазарь Моисеевич. – Давайте для начала обратимся к истории вопроса…
– Давайте, – согласился Кирилл Кириллович.
– Чем, как вы думаете, люди мыли голову до того, как был изобретен шампунь? – обратился ко всем Лазарь Моисеевич.
– Яйцами! – смело предположил дизайнер Жора.
– Почему вы так решили, Георгий? – поинтересовался Лазарь Моисеевич.
– Моя бабушка мыла голову яйцами. Она всю жизнь мыла голову только яйцами. Вернее, желтками.
– Я имел в виду – до вашей бабушки. Что заменяло людям шампунь в древности?
– Понятия не имею, – легко сдался Жора.
– Для мытья волос разные народы пользовались различными средствами, – продолжил Лазарь Моисеевич. – Китайские женщины, например, мыли голову экстрактом кедра, в Индонезии для ухода за волосами применяли пепел рисовой соломы и кокосовое масло, арабские красавицы использовали отвар айвы, а филиппинки – настойку из стеблей алоэ. В Европе же пользовались смесью золы, мыла, уксуса и бензина…
– Это все, конечно, очень интересно, но как нам это может помочь? – поинтересовался Кирилл Кириллович.
Лазарь Моисеевич развел руками и, некоторое время поразмыслив, предложил:
– Может, посмотрим, что на эту тему есть у конкурентов? Ираклий, – обратился он к молодому режиссеру, – не знаете, есть ли у нас что-нибудь из этой серии?
Ираклий с явной неохотой поднялся из-за стола и подошел к полке с кассетами:
– А вот интересно, конкуренты смотрят наши ролики?
– Еще бы! – усмехнулся Кирилл Кириллович. – Засматривают до дыр. Вот, например, ваш лучший ролик «Наплевин» – новое отхаркивающее средство для всей семьи. Это же просто классика жанра!
– Да, незабываемое зрелище, – поддержал директора Жора.
Ираклий нашел нужную кассету и вставил ее в видеомагнитофон:
– Вот. Наслаждайтесь.
На экране появился грязный бомж в ушанке под стенами Казанского вокзала. В руках он держал бутылку шампуня.
– Раньше я никогда не мыл голову, – признался бомж надломленным, потертым об асфальт голосом, – не верил, что мои волосы могут быть легкими и шелковистыми…
– По крайней мере, на кастинге хорошо сэкономили, – подметил Ираклий.
– Действительно думаешь, бомж настоящий? – усомнился Жора. – Кажется, я даже знаю этого артиста…
Выдержав театральную паузу, бомж продолжил:
– Но однажды я попробовал шампунь… (Всмотрелся в этикетку.) «Вошь гоу хоум»… Скажу честно, на вкус он мне не понравился. И тогда я решил помыть им голову…
– Вряд ли это артист, – высказал мнение Кирилл Кириллович и вздохнул: – Так сейчас уже никто не сыграет…
– Да… – согласился с ним Лазарь Моисеевич. – На такое были способны только великие: Смоктуновский, Плятт, Леонов, Гердт…
Бомж с экрана цыкнул зубом и почесал ушанку:
– С тех пор прошло лет пять, а мои волосы по-прежнему сияют здоровьем и красотой – от корней до самых кончиков.
Заиграла бравурная музыка. Бомж снял ушанку, эффектно встряхнул шикарными, блестящими кудрями, отвернулся от камеры и в замедленной съемке направился в сторону поджидавших его приятелей. Некоторое время камера шла за ним, с предельной резкостью подмечая, как колышется в такт шагам, переливаясь на солнце, излучая энергию каждым волоском, его роскошная шевелюра.
Ираклий выключил телевизор.
– Так, какие у кого есть соображения? – поинтересовался Кирилл Кириллович.
Лазарь Моисеевич потер ладонью по лысине, словно вызывая обитающего внутри джинна:
– Ну, прежде всего, наверное, надо понять, что входит в состав шампуня.
– «В состав входят: ZPT-комплекс, масло жожоба и керамиды…» – прочитал по бумажке Кирилл Кириллович.
– Какая еще жожоба?
– Можно подумать, вы, Ираклий, знаете, что такое ZPT – комплекс, не говоря уже о керамидах… – оскалился Кирилл Кириллович.
– Если я не ошибаюсь, любой шампунь состоит из веществ, создающих пену, а также из загустителей, консервантов, красителей и ароматизаторов, – как всегда блеснул эрудицией Лазарь Моисеевич.
Ираклий заметно оживился:
– То есть если убрать из шампуня пену, то получится йогурт?
Жора его поддержал:
– Точно-точно, технология в принципе одна и та же… Только вместо пены они используют взбитые сливки и добавляют немного сахара.
– Так, прошу по существу! – Директор постучал костяшками пальцев по столу.
Через несколько секунд тишины Ираклий как бы нехотя, задумчиво произнес:
– Есть у меня одна идея…
Жора радостно подхватил:
– В кадре две длинноногие блондинки?
– Блондинки крашеные? – зачем-то спросил Кирилл Кириллович.
Ираклий задумался:
– Вот не знаю… Алиса-то точно натуральная, а вот по поводу Ларисы не уверен…
– Мы не о том говорим. Нужна концепция, а не блондинки, – спохватился директор.
– Блондинки тоже нужны, – настаивал Ираклий, – для концепции и всякого такого…
– Может быть, попробуем так… – взял инициативу Лазарь Моисеевич. – Представьте себе: солидный, с благородной проседью доктор в очках, в белом халате…
– А как называется доктор, который по волосам? – внезапно поинтересовался Ираклий.
– Дерматолог! – выкрикнул Жора, чтобы быть первым.
– Дерматолог лечит кожу, – отмахнулся от него Ираклий.
Но Жора стоял на своем:
– А волосы растут из кожи!
– А ноги из задницы. И несмотря на это, ноги лечит ортопед, а совсем даже не проктолог! – возразил Ираклий.
– Волосы лечит врач-трихолог, – как всегда авторитетно, уточнил Лазарь Моисеевич.
– Точно-точно! – ухватился Жора. – Вот пусть этот трихолог из независимой ассоциации трихологов… Пусть он на фоне микроскопов, протезов и клизм скажет что-нибудь вроде: «Многие мои пациенты жалуются на повышенную чувствительность волос. Их волосы болезненно реагируют на жару и на холод, на перепады атмосферного давления, на изменения индекса Доу-Джонса…» Вот и вся трихому… в смысле – трихология!
Кирилл Кириллович поморщился:
– Нет, рекламодателю это не понравится. Скучно, заезженно… Нужен неожиданный рекламный ход.
На этот раз воспрял Ираклий:
– То-то! Тут без блондинок не обойтись!
– Ираклий, у нас здесь мозговой штурм… Не хочу углубляться в физиологию… Особенно в вашу… Постарайтесь штурмовать… как бы это сказать? Головой! – пробурчал директор и вышел из кабинета.
Жора склонился к уху Лазаря Моисеевича и доверительно прошептал:
– А вот то, о чем он сейчас говорил, лечит врач-уролог…
Кирилл Кириллович был аккуратен и консервативен. Это касалось не только очков, а вообще взглядов на жизнь. Он был давно и безнадежно женат, никогда не увольнял сотрудников, ездил на старенькой машине, ходил в видавшем виды костюме… Одним словом, боялся всего нового. И вот по какому-то недоразумению, по какой-то изощренной иронии судьбы ему случилось быть директором рекламного агентства и каждый день иметь дело с новыми только что выпущенными на рынок товарами и услугами. Более того, каждый день ему приходилось искать свежие рекламные ходы, новаторские подходы и инновационные решения.
– Коллеги, – Кирилл Кириллович снял очки, два раза жарко и влажно дыхнул на стекла и принялся протирать их внутренней стороной галстука, – мы получили новый заказ на рекламу шампуня для окрашенных и чувствительных волос. Давайте приступим к мозговому штурму.
Директор водрузил очки на прежнее место и в полной тишине обвел резким взглядом присутствующих. Никто из них не подал ни единой реплики. У Кирилла Кирилловича зазвонил мобильный телефон.
– Прошу вас, приступайте, – обратился он к коллегам. Затем, понизив голос, ответил на звонок: – Да, дорогая. Ты не очень вовремя, у меня тут сейчас… мозговой штурм.
Голос жены в телефонном динамике звучал резко и совершенно некстати.
– Что значит подозрительно тихо?
Приступы ревности случались с ней в последнее время все чаще. Кирилла Кирилловича это раздражало. Он полагал, что это у нее, скорее всего, от безделья. За все совместно прожитые с ним годы Нелли – так звали его жену – ходила на службу всего несколько недель. Уже через пару дней после трудоустройства она почувствовала себя плохо. Обошли всех существующих в природе врачей, сделали миллион анализов, провели все возможные и невозможные исследования – ничего не нашли – абсолютно здорова. Хоть завтра в космос ее отправляй, а ей все хуже и хуже… Она уже было решила, что скоро умрет, и перестала ходить на работу, готовясь к неминуемой смерти. И тут случилось чудо.
Как только она написала заявление с просьбой уволить ее по собственному желанию и забрала из отдела кадров свою трудовую книжку – сразу пошла на поправку… «Вероятно, это что-то психосоматическое», – так сказал ее лечащий врач.
– Тихо, потому что тебя здесь нет!
Эти приступы ревности возникали у Нелли на ровном месте, безо всякого повода, совершенно безосновательно. С таким же успехом можно было ревновать Фому Аквинского или святого Шарбеля. «Вероятно, это что-то психосоматическое».
– Нет, я и не думал тебе хамить!
Возможно, он был с ней недостаточно нежен, не дарил цветов и подарков без особого на то случая, не говорил, что любит и разных комплиментов… Кирилл Кириллович, безусловно, знал, что все это надо делать, но как-то само собой не выходило, а совершать над собой усилия было сложно. Особенно после работы.
– Да, милая. Целую. – Директор положил трубку на стол, снова обвел всех взглядом и тихо пробормотал: – Да-а-а… Это и правда не штурм, а какая-то засада…
– Шампунь-шампунь… – задумчиво напел себе под нос креативный директор Лазарь Моисеевич. – Давайте для начала обратимся к истории вопроса…
– Давайте, – согласился Кирилл Кириллович.
– Чем, как вы думаете, люди мыли голову до того, как был изобретен шампунь? – обратился ко всем Лазарь Моисеевич.
– Яйцами! – смело предположил дизайнер Жора.
– Почему вы так решили, Георгий? – поинтересовался Лазарь Моисеевич.
– Моя бабушка мыла голову яйцами. Она всю жизнь мыла голову только яйцами. Вернее, желтками.
– Я имел в виду – до вашей бабушки. Что заменяло людям шампунь в древности?
– Понятия не имею, – легко сдался Жора.
– Для мытья волос разные народы пользовались различными средствами, – продолжил Лазарь Моисеевич. – Китайские женщины, например, мыли голову экстрактом кедра, в Индонезии для ухода за волосами применяли пепел рисовой соломы и кокосовое масло, арабские красавицы использовали отвар айвы, а филиппинки – настойку из стеблей алоэ. В Европе же пользовались смесью золы, мыла, уксуса и бензина…
– Это все, конечно, очень интересно, но как нам это может помочь? – поинтересовался Кирилл Кириллович.
Лазарь Моисеевич развел руками и, некоторое время поразмыслив, предложил:
– Может, посмотрим, что на эту тему есть у конкурентов? Ираклий, – обратился он к молодому режиссеру, – не знаете, есть ли у нас что-нибудь из этой серии?
Ираклий с явной неохотой поднялся из-за стола и подошел к полке с кассетами:
– А вот интересно, конкуренты смотрят наши ролики?
– Еще бы! – усмехнулся Кирилл Кириллович. – Засматривают до дыр. Вот, например, ваш лучший ролик «Наплевин» – новое отхаркивающее средство для всей семьи. Это же просто классика жанра!
– Да, незабываемое зрелище, – поддержал директора Жора.
Ираклий нашел нужную кассету и вставил ее в видеомагнитофон:
– Вот. Наслаждайтесь.
На экране появился грязный бомж в ушанке под стенами Казанского вокзала. В руках он держал бутылку шампуня.
– Раньше я никогда не мыл голову, – признался бомж надломленным, потертым об асфальт голосом, – не верил, что мои волосы могут быть легкими и шелковистыми…
– По крайней мере, на кастинге хорошо сэкономили, – подметил Ираклий.
– Действительно думаешь, бомж настоящий? – усомнился Жора. – Кажется, я даже знаю этого артиста…
Выдержав театральную паузу, бомж продолжил:
– Но однажды я попробовал шампунь… (Всмотрелся в этикетку.) «Вошь гоу хоум»… Скажу честно, на вкус он мне не понравился. И тогда я решил помыть им голову…
– Вряд ли это артист, – высказал мнение Кирилл Кириллович и вздохнул: – Так сейчас уже никто не сыграет…
– Да… – согласился с ним Лазарь Моисеевич. – На такое были способны только великие: Смоктуновский, Плятт, Леонов, Гердт…
Бомж с экрана цыкнул зубом и почесал ушанку:
– С тех пор прошло лет пять, а мои волосы по-прежнему сияют здоровьем и красотой – от корней до самых кончиков.
Заиграла бравурная музыка. Бомж снял ушанку, эффектно встряхнул шикарными, блестящими кудрями, отвернулся от камеры и в замедленной съемке направился в сторону поджидавших его приятелей. Некоторое время камера шла за ним, с предельной резкостью подмечая, как колышется в такт шагам, переливаясь на солнце, излучая энергию каждым волоском, его роскошная шевелюра.
Ираклий выключил телевизор.
– Так, какие у кого есть соображения? – поинтересовался Кирилл Кириллович.
Лазарь Моисеевич потер ладонью по лысине, словно вызывая обитающего внутри джинна:
– Ну, прежде всего, наверное, надо понять, что входит в состав шампуня.
– «В состав входят: ZPT-комплекс, масло жожоба и керамиды…» – прочитал по бумажке Кирилл Кириллович.
– Какая еще жожоба?
– Можно подумать, вы, Ираклий, знаете, что такое ZPT – комплекс, не говоря уже о керамидах… – оскалился Кирилл Кириллович.
– Если я не ошибаюсь, любой шампунь состоит из веществ, создающих пену, а также из загустителей, консервантов, красителей и ароматизаторов, – как всегда блеснул эрудицией Лазарь Моисеевич.
Ираклий заметно оживился:
– То есть если убрать из шампуня пену, то получится йогурт?
Жора его поддержал:
– Точно-точно, технология в принципе одна и та же… Только вместо пены они используют взбитые сливки и добавляют немного сахара.
– Так, прошу по существу! – Директор постучал костяшками пальцев по столу.
Через несколько секунд тишины Ираклий как бы нехотя, задумчиво произнес:
– Есть у меня одна идея…
Жора радостно подхватил:
– В кадре две длинноногие блондинки?
– Блондинки крашеные? – зачем-то спросил Кирилл Кириллович.
Ираклий задумался:
– Вот не знаю… Алиса-то точно натуральная, а вот по поводу Ларисы не уверен…
– Мы не о том говорим. Нужна концепция, а не блондинки, – спохватился директор.
– Блондинки тоже нужны, – настаивал Ираклий, – для концепции и всякого такого…
– Может быть, попробуем так… – взял инициативу Лазарь Моисеевич. – Представьте себе: солидный, с благородной проседью доктор в очках, в белом халате…
– А как называется доктор, который по волосам? – внезапно поинтересовался Ираклий.
– Дерматолог! – выкрикнул Жора, чтобы быть первым.
– Дерматолог лечит кожу, – отмахнулся от него Ираклий.
Но Жора стоял на своем:
– А волосы растут из кожи!
– А ноги из задницы. И несмотря на это, ноги лечит ортопед, а совсем даже не проктолог! – возразил Ираклий.
– Волосы лечит врач-трихолог, – как всегда авторитетно, уточнил Лазарь Моисеевич.
– Точно-точно! – ухватился Жора. – Вот пусть этот трихолог из независимой ассоциации трихологов… Пусть он на фоне микроскопов, протезов и клизм скажет что-нибудь вроде: «Многие мои пациенты жалуются на повышенную чувствительность волос. Их волосы болезненно реагируют на жару и на холод, на перепады атмосферного давления, на изменения индекса Доу-Джонса…» Вот и вся трихому… в смысле – трихология!
Кирилл Кириллович поморщился:
– Нет, рекламодателю это не понравится. Скучно, заезженно… Нужен неожиданный рекламный ход.
На этот раз воспрял Ираклий:
– То-то! Тут без блондинок не обойтись!
– Ираклий, у нас здесь мозговой штурм… Не хочу углубляться в физиологию… Особенно в вашу… Постарайтесь штурмовать… как бы это сказать? Головой! – пробурчал директор и вышел из кабинета.
Жора склонился к уху Лазаря Моисеевича и доверительно прошептал:
– А вот то, о чем он сейчас говорил, лечит врач-уролог…
4
Кирилла Кирилловича мучили смутные предчувствия. Накануне ему приснился до чрезвычайности неприятный сон. А именно – вареные красные раки с отлитыми в панцире мурашками. Раки расползались по всей квартире. Неприятно шевелили длинными розовыми усами, быстро, с характерным цокотом перебирали своими многочисленными лапками. Залезали в разные укромные места – под диван, в щели между мебелью и стенами… А один даже пытался спрятаться в ботинке. Кирилл Кириллович был охвачен тихой паникой. Он не знал, что делать: пока ловил одних – другие ухитрялись разбежаться по самым заповедным углам квартиры… А пойманные – угрожающе-ловко орудовали зловещими клешнями – так и норовили оттяпать случайно подвернувшийся палец…
В дверь постучали. В кабинет вошла Инна.
Кирилл Кириллович обрадовался:
– Инна, не знаете случайно – к чему снятся вареные раки?
Вопрос, похоже, не застал ее врасплох:
– Думаю, к пиву.
– Но я не пью пива, – возразил Кирилл Кириллович. – Мне кажется, это к чему-то не очень хорошему…
– Не берите в голову! Кирилл Кириллович, у меня к вам просьба…
– Дайте я догадаюсь? Хотите снова отпроситься с работы?
– Как вам это удалось?
Директор хмыкнул:
– Это было не сложно. И что за повод на этот раз?
– Честно? – играя в простодушие, спросила Инна.
– По возможности.
– Ладно, не стану ничего придумывать. Хотя могла бы…
– Я знаю, – согласился Кирилл Кириллович.
– Мне нужно к косметологу.
– Понятно, – сочувственно кивнул директор. – Я вас не отпускаю.
– Как? – чуть не подпрыгнула бухгалтерша, будто ее внезапно бросили в кипяток, как рака.
– Так, – спокойно отвечал директор. – Это не повод уходить с работы.
– Я же правду сказала.
– Лучше бы что-нибудь соврали, – с легкой садистской улыбкой парировал Кирилл Кириллович.
– Кирилл Кириллович, мне очень нужно, – взмолилась ошпаренная.
– Нет! – директор был нехарактерно для себя тверд. – К косметологу – это уж слишком… Сходите к косметологу после работы. Что за срочность такая?
– Да, Кирилл Кириллович, такая вот срочность. Потому что мне уже тридцать пять, молодость позади, и у меня осталось очень, очень мало времени для того, чтобы подготовиться к старости… – На глаза Инны навернулись слезы. Она шмыгнула носом, отвернулась от начальственного взгляда и по-детски обиженно пробурчала: – Хорошо вам рассуждать. Вам не нужно ходить к косметологу.
– Нет, – как на духу подтвердил директор.
– Угу, – хмыкнула Инна сквозь слезы, словно факир, достала из рукава платочек и оскорбленно сморкнулась: – Вы вообще хорошо устроились!
– Я?
– Вы – мужчины! У вас и так все хорошо, и без косметолога… – Инна метнула в директора влажный, обличающий укор: – Вот взять, к примеру, вас, Кирилл Кириллович. В вашем возрасте вы вполне можете закрутить роман с какой-нибудь двадцатичетырехлетней девицей. А я не могу!
– Зачем вам двадцатичетырехлетняя девица? – простодушно недоумевал Кирилл Кириллович. – А у меня есть жена – Нелли Николаевна, сорока девяти лет…
За дверью директорского кабинета из коридора послышались голоса.
В дверь постучали. В кабинет вошла Инна.
Кирилл Кириллович обрадовался:
– Инна, не знаете случайно – к чему снятся вареные раки?
Вопрос, похоже, не застал ее врасплох:
– Думаю, к пиву.
– Но я не пью пива, – возразил Кирилл Кириллович. – Мне кажется, это к чему-то не очень хорошему…
– Не берите в голову! Кирилл Кириллович, у меня к вам просьба…
– Дайте я догадаюсь? Хотите снова отпроситься с работы?
– Как вам это удалось?
Директор хмыкнул:
– Это было не сложно. И что за повод на этот раз?
– Честно? – играя в простодушие, спросила Инна.
– По возможности.
– Ладно, не стану ничего придумывать. Хотя могла бы…
– Я знаю, – согласился Кирилл Кириллович.
– Мне нужно к косметологу.
– Понятно, – сочувственно кивнул директор. – Я вас не отпускаю.
– Как? – чуть не подпрыгнула бухгалтерша, будто ее внезапно бросили в кипяток, как рака.
– Так, – спокойно отвечал директор. – Это не повод уходить с работы.
– Я же правду сказала.
– Лучше бы что-нибудь соврали, – с легкой садистской улыбкой парировал Кирилл Кириллович.
– Кирилл Кириллович, мне очень нужно, – взмолилась ошпаренная.
– Нет! – директор был нехарактерно для себя тверд. – К косметологу – это уж слишком… Сходите к косметологу после работы. Что за срочность такая?
– Да, Кирилл Кириллович, такая вот срочность. Потому что мне уже тридцать пять, молодость позади, и у меня осталось очень, очень мало времени для того, чтобы подготовиться к старости… – На глаза Инны навернулись слезы. Она шмыгнула носом, отвернулась от начальственного взгляда и по-детски обиженно пробурчала: – Хорошо вам рассуждать. Вам не нужно ходить к косметологу.
– Нет, – как на духу подтвердил директор.
– Угу, – хмыкнула Инна сквозь слезы, словно факир, достала из рукава платочек и оскорбленно сморкнулась: – Вы вообще хорошо устроились!
– Я?
– Вы – мужчины! У вас и так все хорошо, и без косметолога… – Инна метнула в директора влажный, обличающий укор: – Вот взять, к примеру, вас, Кирилл Кириллович. В вашем возрасте вы вполне можете закрутить роман с какой-нибудь двадцатичетырехлетней девицей. А я не могу!
– Зачем вам двадцатичетырехлетняя девица? – простодушно недоумевал Кирилл Кириллович. – А у меня есть жена – Нелли Николаевна, сорока девяти лет…
За дверью директорского кабинета из коридора послышались голоса.
5
Голоса принадлежали двум модельной внешности блондинкам, томно переминавшимся на длинных ногах. Одна из них (Алиса) читала другой (Ларисе) из книжки с потрепанным, выцветшим переплетом:
– «Система Станиславского приобрела значение эстетической и профессиональной основы искусства сценического реализма. В противоположность ранее существовавшим театральным системам она строится не на изучении конечных результатов творчества, а на выяснении причин, порождающих тот или иной результат. В ней впервые решается проблема сознательного овладения подсознательными творческими процессами, исследуется путь органического перевоплощения актера в образ…»
Когда в приемную вошла Даша, Лариса подскочила к ней и радостно сообщила:
– Мы на кастинг ролика про прокладки!
Тут в силу важности затронутого аспекта необходим небольшой экскурс, как говорит Лазарь Моисеевич, в историю вопроса. Ибо до появления прокладок женскому полу необходимо было проявлять мастерство изобретательности в этом вопросе.
В Древнем Египте, к примеру, в качестве прокладок использовали папирус, в Древнем Риме – шерсть, в Древней Греции – фетр, шелк и холст. А что касается России, то в Средние века девушки носили здесь плотные панталоны, которые прямо в себя впитывали все выделения. В средневековой Европе женщины попросту заправляли нижние юбки между ног. Зато в Японии, Китае и Индии в те времена уже использовали бумажные салфетки…
И лишь в начале двадцатого века появились первые одноразовые прокладки, которые и дали начало индустрии женской гигиенической продукции.
Дело в том, что во время Первой мировой войны американской фирмой «Кимберли – Кларк» был изобретен перевязочный материал для раненых, который впитывал в пять раз больше, чем обычная вата. Это был целлюкотон, то есть целлюлозная вата. Французские сестры милосердия это сразу заметили и стали использовать «в личных интересах».
– Ролик про прокладки? – удивилась Даша. – Но у нас сейчас кастинг на роль капли моющего средства.
– А как же прокладки? – отчаянно недоумевала Алиса. – Нам Ираклий сказал – прокладки…
– Мы готовились к прокладкам, – стояла на своем Лариса, – сознательно овладевали подсознательными творческими процессами… А вы говорите – моющее средство…
– «Система Станиславского приобрела значение эстетической и профессиональной основы искусства сценического реализма. В противоположность ранее существовавшим театральным системам она строится не на изучении конечных результатов творчества, а на выяснении причин, порождающих тот или иной результат. В ней впервые решается проблема сознательного овладения подсознательными творческими процессами, исследуется путь органического перевоплощения актера в образ…»
Когда в приемную вошла Даша, Лариса подскочила к ней и радостно сообщила:
– Мы на кастинг ролика про прокладки!
Тут в силу важности затронутого аспекта необходим небольшой экскурс, как говорит Лазарь Моисеевич, в историю вопроса. Ибо до появления прокладок женскому полу необходимо было проявлять мастерство изобретательности в этом вопросе.
В Древнем Египте, к примеру, в качестве прокладок использовали папирус, в Древнем Риме – шерсть, в Древней Греции – фетр, шелк и холст. А что касается России, то в Средние века девушки носили здесь плотные панталоны, которые прямо в себя впитывали все выделения. В средневековой Европе женщины попросту заправляли нижние юбки между ног. Зато в Японии, Китае и Индии в те времена уже использовали бумажные салфетки…
И лишь в начале двадцатого века появились первые одноразовые прокладки, которые и дали начало индустрии женской гигиенической продукции.
Дело в том, что во время Первой мировой войны американской фирмой «Кимберли – Кларк» был изобретен перевязочный материал для раненых, который впитывал в пять раз больше, чем обычная вата. Это был целлюкотон, то есть целлюлозная вата. Французские сестры милосердия это сразу заметили и стали использовать «в личных интересах».
– Ролик про прокладки? – удивилась Даша. – Но у нас сейчас кастинг на роль капли моющего средства.
– А как же прокладки? – отчаянно недоумевала Алиса. – Нам Ираклий сказал – прокладки…
– Мы готовились к прокладкам, – стояла на своем Лариса, – сознательно овладевали подсознательными творческими процессами… А вы говорите – моющее средство…
6
– Видите ли, Инна, – задумчиво отозвался Кирилл Кириллович, – конечно, я понимаю, что есть более симпатичные, более молодые женщины… Понимаю, о чем вы говорите… Замечаю определенные тенденции – мужчины в последнее время все чаще выбирают себе юных спутниц… Как сказал мне один знакомый: среди новых подруг все чаще встречаются дети старых друзей…
– Это точно!
– Но зрелая женщина более опытна. У зрелой женщины много других достоинств…
– Вы действительно так считаете? – Глаза Инны тут же просохли, и снова каким-то неуловимым движением она дематериализовала свой промокший платок.
– Конечно! Как бы вам это объяснить? Мы столько прожили вместе с моей супругой, так изучили друг друга, что стали практически одним целым… А как можно изменить самому себе? – задался философским вопросом Кирилл Кириллович и как-то загрустил…
Инна хотела было улыбнуться и сказать начальнику что-то хорошее, ободряющее, но тут раздался телефонный звонок. И улыбка на лице бухгалтера так и не появилась, и ни одна из пятидесяти трех мышц, обычно задействованных в этой мимической гримасе, так и не сократилась, и слова, уже выскочившие, казалось, на кончик языка, не были проартикулированы.
– Да, милая, – устало сказал Кирилл Кириллович в трубку. – Голос такой, потому что сотрудники мои, что ни день, отпрашиваются с работы. А тебе-то куда отпрашиваться? К маме? Нет-нет, поезжай, конечно. Я не против. Нет, ты не правильно поняла. Конечно, я против, но если тебе надо… Да, хорошо. Я понял. Понял, загляну в холодильник. Хорошо, полью. Хорошо, сделаю. Да, уберу. Ладно, выброшу. Счастливо. – Он положил трубку, некоторое время смотрел на Инну, задумавшись, после чего спросил обреченно: – Ну, что мне с вами делать?
– Отпустите меня к косметологу, пожалуйста.
– Идите уже.
– Это точно!
– Но зрелая женщина более опытна. У зрелой женщины много других достоинств…
– Вы действительно так считаете? – Глаза Инны тут же просохли, и снова каким-то неуловимым движением она дематериализовала свой промокший платок.
– Конечно! Как бы вам это объяснить? Мы столько прожили вместе с моей супругой, так изучили друг друга, что стали практически одним целым… А как можно изменить самому себе? – задался философским вопросом Кирилл Кириллович и как-то загрустил…
Инна хотела было улыбнуться и сказать начальнику что-то хорошее, ободряющее, но тут раздался телефонный звонок. И улыбка на лице бухгалтера так и не появилась, и ни одна из пятидесяти трех мышц, обычно задействованных в этой мимической гримасе, так и не сократилась, и слова, уже выскочившие, казалось, на кончик языка, не были проартикулированы.
– Да, милая, – устало сказал Кирилл Кириллович в трубку. – Голос такой, потому что сотрудники мои, что ни день, отпрашиваются с работы. А тебе-то куда отпрашиваться? К маме? Нет-нет, поезжай, конечно. Я не против. Нет, ты не правильно поняла. Конечно, я против, но если тебе надо… Да, хорошо. Я понял. Понял, загляну в холодильник. Хорошо, полью. Хорошо, сделаю. Да, уберу. Ладно, выброшу. Счастливо. – Он положил трубку, некоторое время смотрел на Инну, задумавшись, после чего спросил обреченно: – Ну, что мне с вами делать?
– Отпустите меня к косметологу, пожалуйста.
– Идите уже.
7
Пока Лариса сидела на кожаном диване у ресепшн, прижав к юной груди ветхий учебник «Актерского мастерства», другая претендентка на роль капли моющего средства была прижата молодым режиссером к стене соседней комнаты и вяло сопротивлялась, причитая:
– Я не могу так сразу… Я так сразу не могу.
– Сразу?! – аж вскрикнул Ираклий и в негодовании отступил. – Да мы знакомы уже четыре дня! – Для наглядности он продемонстрировал Алисе четыре пальца (по два на каждой руке) и гневно потряс ими перед лицом начинающей артистки. – Это, по-твоему, сразу? А постепенно – это сколько? Неделя? А может, месяц?! – саркастично вопрошал режиссер.
– Я не могу так сразу… Я так сразу не могу.
– Сразу?! – аж вскрикнул Ираклий и в негодовании отступил. – Да мы знакомы уже четыре дня! – Для наглядности он продемонстрировал Алисе четыре пальца (по два на каждой руке) и гневно потряс ими перед лицом начинающей артистки. – Это, по-твоему, сразу? А постепенно – это сколько? Неделя? А может, месяц?! – саркастично вопрошал режиссер.