Страница:
Л. Д. Как ни странно, я был для него авторитетом…
К. Л. Ой, простите, вы для него. Конечно. Я оговорилась.
Л. Д. Нет, не оговорились. И он был для меня авторитетом. Он это тоже ощущал. Но он долго не мог сказать мне «ты». Я говорю: Миша, ну кончай, ну перестань. – «Деда, тихо, тихо. Все, никаких разговоров». И как-то случайно, когда мы уже снимались во второй картине, когда мы уже были друзьями, самыми близкими, он неожиданно сказал «ты». Я думаю, ага, все нормально. Все хорошо.
К. Л. А его привычка, что называется, правду-матку рубить? Он в этом смысле не стеснялся. Если его что не устраивало, он мог сразу сказать.
Л. Д. Когда один коллега при мне стал рассказывать, как он его любил и как он ему помог, Миша неожиданно оборвал: «Кончай, кончай, я тебе сказал. Ты был абсолютно равнодушен к моим просьбам. И когда я попросил у тебя руку помощи, ты просто нагло отвернулся». Тот скукожился немножко, и Миша не мог сразу выйти из этого состояния. Он еще посидел, а потом спустя некоторое время, мы разговорились, и он про этого же человека сказал: «Нет, артист замечательный, конечно, очень хороший». Он умел различать и прощать и в то же время, я так понимал, у него шрамы оставались. Они оставались, если что-то по отношению к нему было несправедливо, грубо, некрасиво, нехорошо. А там была именно такая ситуация, как я понял.
К. Л. Он часто повторял в интервью: «я мужик». По любому поводу. «А что, я мужик». С разными интонациями. На ваш взгляд, что он вкладывал в это понятие? Это же не только сила физическая. Наверное, что-то еще?
Л. Д. Тут он немножко кокетничал.
К. Л. Ему очень нравилось в это играть?
Л. Д. Конечно. Он любил рассказывать про своего отца замечательные масенькие заметочки. Отец у него кузнец. Говорит, стоит у наковальни, кует, я подхожу и говорю: отец, у тебя трех рублей нет? Он без паузы говорит: «Отгадал». Приходит сосед и говорит: «Сережа, у меня у вил отломался зуб, ты не прикуешь?» Отец посмотрел так долго-долго сказал: «Ну чего, Коль, ювелирная работа». Тот говорит: «Да я понимаю». – «Ну, три рубля». Тот говорит: «Конечно, конечно». Вынимает три рубля. Уходит. Отец говорит: «Ну, послезавтра зайдешь». Потом – Мишке: «Беги в сельпо, купи этому дураку вилы. Нам вилы, и в запас третьи положишь. Они рубль стоят».
К. Л. А вы бывали там, в его краях?
Л. Д. Я в тех местах бывал. До него никак мы не могли доехать, потому что там масса всяких друзей. Я на Шукшинские чтения ездил, мы там с ним встречались. Он регулярно там бывал и очень сердился на людей, которые приезжали просто с праздными намерениями. Когда он говорил: «Ну да, приехали и сразу отправились водку пить – как следует вспомнить, отметить. Нет, они сразу за стол». И это его сильно расстраивало. Он называл фамилии очень известных писателей, к которым из-за этого у него было сильное неприятие.
К. Л. Вообще, конечно, он сумел себя сохранить. Потому что, вспоминая его путь, хотя это вообще все ужасно, потому что ему пятидесяти лет даже нет. Жуть какая-то.
Л. Д. Неполных сорок восемь.
К. Л. Вот человек, действительно, мы уже сегодня говорили, из деревни, из многодетной семьи, работал с молодых ногтей, мальчишкой начал. Потом, насколько я понимаю, все его актерские таланты проявились в абсолютной самодеятельности. КВН, танцплощадки, пародии…
Л. Д. Если посмотреть кассеты ранние, они такие наивные. В общем, самодеятельные…
К. Л. Я так понимаю, что вся округа там сбегалась: «Пойдем, на Мишку посмотрим. Он сейчас нам прикинется». Это все такое восприятие народное.
Л. Д. Потом, я думаю, наложило отпечаток на его творчество, и на него самого, общение со многими хорошими артистами и интеллигентными людьми. Он ведь, как сказать, слово-то детское, но он был очень любознательным. Он с большим вниманием относился к людям и разбирался в них как психолог. Очень хорошо разбирался. Это важно для актера. И постепенно, конечно, он в своем творчестве очень сильно вырастал. И его новеллы, рассказы тоже взрослели вместе с ним и становились более мудрыми, более объемными, мощными.
К. Л. Москва, конечно, на него повлияла. Это трудно, наверное, заметить. Но все равно у меня осталось ощущение, что он не стал столичным человеком. Артистом в московском смысле этого слова. Богемным человеком. Но при этом его не назовешь и провинциалом дремучим. Какая-то в нем отдельность, самостийность присутствовала.
Л. Д. Вы тут совершенно правы. Я думаю, что он не мог и никогда не хотел расстаться…
К. Л. С родиной во всех смыслах. И внутренне тоже.
Л. Д. Да. И в то же время понимал, что он живет в городе, и тут ничего не поделаешь. И нужно внутренне тоже несколько перестроиться. Вот это противоречие в нем сидело.
К. Л. Шукшин такой же…
Л. Д. И Белов такой же. И Виктор Петрович Астафьев тоже не захотел из Овсянки уезжать. Потому что, думаю, как ни банально это прозвучит, а все равно – от родной почвы оторвешься и начнешь писать хуже. Думать хуже. Чувствовать хуже. Это такая странная штука – земля, на которой ты родился и с которой ты просто уже породненный могилами за спиной и огородом, и хатой, и речкой, и чем угодно.
К. Л. Возвращаясь все-таки к его политической, губернаторской деятельности… Произошла такая трагическая история, авария, почему все, кто его хорошо знал, и вы в том числе, говорите, что в таком финале есть какая-то закономерность, как бы страшно это ни звучало. Почему все повторяют: «Ведь предупреждали, зачем он туда пошел? Если бы не пошел, ничего бы не было. Почему так?
Л. Д. Это отголоски любой трагедии. Они потом анализируются. И каждый хочет думать, что это можно было предотвратить… Понимаете, это же такая вещь, жизнь. Если честно говорить, наверное, и у Миши были какие-то ощущения амбициозные: ага, вот теперь я, Мишка из…
К. Л. Он смешно рассказывал: а чего, пришли деды ко мне. Сынок, ну помоги, без тебя никак, сынок. Давай.
Л. Д. И конечно, это тоже подогревает ощущения твоей необходимости на этом посту. А когда, наверное, попал туда, там уже начинаются размышления и в обратную сторону. Тут трудно анализировать. Да, Шварценеггер. А что, он и ничего себе работает и работает. Это, опять же, по Евдокимову – судьба. Вот такова его судьба. От и до. Я знал, то есть не то что знал, чувствовал, что все это должно закончиться… конечно, не так трагично, но что это будет для него какой-то мучительный финал, нехороший, я это ощущал. Ему надо было оставаться среди нас.
К. Л. Я хочу вернуться к телеграммам наших слушателей. Мне кажется, это очень важно. Люди же отовсюду пишут. Вот, пожалуйста, Геннадий из Канады, из Торонто. «Скорблю, рыдаю и не могу с этим смириться! Михаил Сергеевич ушел от нас очень рано и вдруг. Не нахожу слов. Сколько можно терять в России талантливых людей? Артист стремился играть не только на сцене, но и в жизни, в политике и в бизнесе. А зачем? Почему?» Владимир, тоже из Канады: «Нет вопроса. Единственно у меня сожаление о случившемся и соболезнование всем знавшим его, по крайней мере, по его выступлениям. Земля ему пухом». Татьяна из Екатеринбурга: «Благородство и отвага такого особого, героического уровня недосягаема для рук убийцы и опасна для преступников, даже после совершения нападения. Настоящее безумие – пытаться уничтожить легенду. И великая честь встретить в реальной жизни такого потрясающего Евдокимова». Владимир из Эстонии пишет: «Был на концерте господина Евдокимова лет 5–6 назад в Таллинне. Он тогда болел, извинился за качество программы из-за температуры 38°. Но отпахал 2 часа по полной. Не знаю, каким он был губернатором, но работал, по-моему, на совесть. Царство ему Небесное». Петров из России: «Почему такие люди чести и совести, как Евдокимов, так редко соглашаются идти во власть, ведь только на них вся наша надежда и только в них спасение погибающего народа России». Сергей из Плесецка: «Идеология и методы «бандитского Петербурга» в полной мере перенесены на всю страну. Нет в России сейчас жизни нормальным, честным людям, и никто не заботится об их физической и моральной защите». Вот такие разные телеграммы.
Л. Д. Ну, я думаю, принимать такое стопроцентное суждение о гибели мы тоже не были бы правы, потому что, вполне возможно, это трагическая случайность. Все бывает. Поэтому я бы опасался бросать такие обвинения. Есть ощущение, конечно, но все равно тут самим нельзя вставать на такую жесткую максималистскую точку зрения. Мы все правы, мы знаем. Вот я говорю, это просто трагический финал. И, наверное, кто-то будет разбираться в этом, а может быть, и не будет. Не знаю. Просто потеря, конечно, невосполнимая. Такого, как Евдокимов, больше не будет. Вот и все. Его ячейку никто не займет. Вот она так и будет: ячеечка Евдокимова. На всю оставшуюся жизнь для всех.
Михаил Румер-Зараев
Юрий Чернышов
КАКИМ ОН БЫЛ И КАК ВСЕ БЫЛО
Галина Евдокимова
К. Л. Ой, простите, вы для него. Конечно. Я оговорилась.
Л. Д. Нет, не оговорились. И он был для меня авторитетом. Он это тоже ощущал. Но он долго не мог сказать мне «ты». Я говорю: Миша, ну кончай, ну перестань. – «Деда, тихо, тихо. Все, никаких разговоров». И как-то случайно, когда мы уже снимались во второй картине, когда мы уже были друзьями, самыми близкими, он неожиданно сказал «ты». Я думаю, ага, все нормально. Все хорошо.
К. Л. А его привычка, что называется, правду-матку рубить? Он в этом смысле не стеснялся. Если его что не устраивало, он мог сразу сказать.
Л. Д. Когда один коллега при мне стал рассказывать, как он его любил и как он ему помог, Миша неожиданно оборвал: «Кончай, кончай, я тебе сказал. Ты был абсолютно равнодушен к моим просьбам. И когда я попросил у тебя руку помощи, ты просто нагло отвернулся». Тот скукожился немножко, и Миша не мог сразу выйти из этого состояния. Он еще посидел, а потом спустя некоторое время, мы разговорились, и он про этого же человека сказал: «Нет, артист замечательный, конечно, очень хороший». Он умел различать и прощать и в то же время, я так понимал, у него шрамы оставались. Они оставались, если что-то по отношению к нему было несправедливо, грубо, некрасиво, нехорошо. А там была именно такая ситуация, как я понял.
К. Л. Он часто повторял в интервью: «я мужик». По любому поводу. «А что, я мужик». С разными интонациями. На ваш взгляд, что он вкладывал в это понятие? Это же не только сила физическая. Наверное, что-то еще?
Л. Д. Тут он немножко кокетничал.
К. Л. Ему очень нравилось в это играть?
Л. Д. Конечно. Он любил рассказывать про своего отца замечательные масенькие заметочки. Отец у него кузнец. Говорит, стоит у наковальни, кует, я подхожу и говорю: отец, у тебя трех рублей нет? Он без паузы говорит: «Отгадал». Приходит сосед и говорит: «Сережа, у меня у вил отломался зуб, ты не прикуешь?» Отец посмотрел так долго-долго сказал: «Ну чего, Коль, ювелирная работа». Тот говорит: «Да я понимаю». – «Ну, три рубля». Тот говорит: «Конечно, конечно». Вынимает три рубля. Уходит. Отец говорит: «Ну, послезавтра зайдешь». Потом – Мишке: «Беги в сельпо, купи этому дураку вилы. Нам вилы, и в запас третьи положишь. Они рубль стоят».
К. Л. А вы бывали там, в его краях?
Л. Д. Я в тех местах бывал. До него никак мы не могли доехать, потому что там масса всяких друзей. Я на Шукшинские чтения ездил, мы там с ним встречались. Он регулярно там бывал и очень сердился на людей, которые приезжали просто с праздными намерениями. Когда он говорил: «Ну да, приехали и сразу отправились водку пить – как следует вспомнить, отметить. Нет, они сразу за стол». И это его сильно расстраивало. Он называл фамилии очень известных писателей, к которым из-за этого у него было сильное неприятие.
К. Л. Вообще, конечно, он сумел себя сохранить. Потому что, вспоминая его путь, хотя это вообще все ужасно, потому что ему пятидесяти лет даже нет. Жуть какая-то.
Л. Д. Неполных сорок восемь.
К. Л. Вот человек, действительно, мы уже сегодня говорили, из деревни, из многодетной семьи, работал с молодых ногтей, мальчишкой начал. Потом, насколько я понимаю, все его актерские таланты проявились в абсолютной самодеятельности. КВН, танцплощадки, пародии…
Л. Д. Если посмотреть кассеты ранние, они такие наивные. В общем, самодеятельные…
К. Л. Я так понимаю, что вся округа там сбегалась: «Пойдем, на Мишку посмотрим. Он сейчас нам прикинется». Это все такое восприятие народное.
Л. Д. Потом, я думаю, наложило отпечаток на его творчество, и на него самого, общение со многими хорошими артистами и интеллигентными людьми. Он ведь, как сказать, слово-то детское, но он был очень любознательным. Он с большим вниманием относился к людям и разбирался в них как психолог. Очень хорошо разбирался. Это важно для актера. И постепенно, конечно, он в своем творчестве очень сильно вырастал. И его новеллы, рассказы тоже взрослели вместе с ним и становились более мудрыми, более объемными, мощными.
К. Л. Москва, конечно, на него повлияла. Это трудно, наверное, заметить. Но все равно у меня осталось ощущение, что он не стал столичным человеком. Артистом в московском смысле этого слова. Богемным человеком. Но при этом его не назовешь и провинциалом дремучим. Какая-то в нем отдельность, самостийность присутствовала.
Л. Д. Вы тут совершенно правы. Я думаю, что он не мог и никогда не хотел расстаться…
К. Л. С родиной во всех смыслах. И внутренне тоже.
Л. Д. Да. И в то же время понимал, что он живет в городе, и тут ничего не поделаешь. И нужно внутренне тоже несколько перестроиться. Вот это противоречие в нем сидело.
К. Л. Шукшин такой же…
Л. Д. И Белов такой же. И Виктор Петрович Астафьев тоже не захотел из Овсянки уезжать. Потому что, думаю, как ни банально это прозвучит, а все равно – от родной почвы оторвешься и начнешь писать хуже. Думать хуже. Чувствовать хуже. Это такая странная штука – земля, на которой ты родился и с которой ты просто уже породненный могилами за спиной и огородом, и хатой, и речкой, и чем угодно.
К. Л. Возвращаясь все-таки к его политической, губернаторской деятельности… Произошла такая трагическая история, авария, почему все, кто его хорошо знал, и вы в том числе, говорите, что в таком финале есть какая-то закономерность, как бы страшно это ни звучало. Почему все повторяют: «Ведь предупреждали, зачем он туда пошел? Если бы не пошел, ничего бы не было. Почему так?
Л. Д. Это отголоски любой трагедии. Они потом анализируются. И каждый хочет думать, что это можно было предотвратить… Понимаете, это же такая вещь, жизнь. Если честно говорить, наверное, и у Миши были какие-то ощущения амбициозные: ага, вот теперь я, Мишка из…
К. Л. Он смешно рассказывал: а чего, пришли деды ко мне. Сынок, ну помоги, без тебя никак, сынок. Давай.
Л. Д. И конечно, это тоже подогревает ощущения твоей необходимости на этом посту. А когда, наверное, попал туда, там уже начинаются размышления и в обратную сторону. Тут трудно анализировать. Да, Шварценеггер. А что, он и ничего себе работает и работает. Это, опять же, по Евдокимову – судьба. Вот такова его судьба. От и до. Я знал, то есть не то что знал, чувствовал, что все это должно закончиться… конечно, не так трагично, но что это будет для него какой-то мучительный финал, нехороший, я это ощущал. Ему надо было оставаться среди нас.
К. Л. Я хочу вернуться к телеграммам наших слушателей. Мне кажется, это очень важно. Люди же отовсюду пишут. Вот, пожалуйста, Геннадий из Канады, из Торонто. «Скорблю, рыдаю и не могу с этим смириться! Михаил Сергеевич ушел от нас очень рано и вдруг. Не нахожу слов. Сколько можно терять в России талантливых людей? Артист стремился играть не только на сцене, но и в жизни, в политике и в бизнесе. А зачем? Почему?» Владимир, тоже из Канады: «Нет вопроса. Единственно у меня сожаление о случившемся и соболезнование всем знавшим его, по крайней мере, по его выступлениям. Земля ему пухом». Татьяна из Екатеринбурга: «Благородство и отвага такого особого, героического уровня недосягаема для рук убийцы и опасна для преступников, даже после совершения нападения. Настоящее безумие – пытаться уничтожить легенду. И великая честь встретить в реальной жизни такого потрясающего Евдокимова». Владимир из Эстонии пишет: «Был на концерте господина Евдокимова лет 5–6 назад в Таллинне. Он тогда болел, извинился за качество программы из-за температуры 38°. Но отпахал 2 часа по полной. Не знаю, каким он был губернатором, но работал, по-моему, на совесть. Царство ему Небесное». Петров из России: «Почему такие люди чести и совести, как Евдокимов, так редко соглашаются идти во власть, ведь только на них вся наша надежда и только в них спасение погибающего народа России». Сергей из Плесецка: «Идеология и методы «бандитского Петербурга» в полной мере перенесены на всю страну. Нет в России сейчас жизни нормальным, честным людям, и никто не заботится об их физической и моральной защите». Вот такие разные телеграммы.
Л. Д. Ну, я думаю, принимать такое стопроцентное суждение о гибели мы тоже не были бы правы, потому что, вполне возможно, это трагическая случайность. Все бывает. Поэтому я бы опасался бросать такие обвинения. Есть ощущение, конечно, но все равно тут самим нельзя вставать на такую жесткую максималистскую точку зрения. Мы все правы, мы знаем. Вот я говорю, это просто трагический финал. И, наверное, кто-то будет разбираться в этом, а может быть, и не будет. Не знаю. Просто потеря, конечно, невосполнимая. Такого, как Евдокимов, больше не будет. Вот и все. Его ячейку никто не займет. Вот она так и будет: ячеечка Евдокимова. На всю оставшуюся жизнь для всех.
Михаил Румер-Зараев
ЛЕГЕНДА
Погожим августовским днем на перекрестке автотрассы Барнаул – Бийск, у поворота на деревню Плешково, работали эксперты-криминалисты. Шестеро мужчин и женщин собирали и клали в картонные коробки все то, что потом будет называться вещдоками – вещественными доказательствами автомобильной катастрофы, – осколки стекла, куски металла, обрывки ткани. Тела трех погибших мужчин уже были извлечены из расплющенного «мерседеса» и отправлены в Барнаул, в морг.
День был теплый, ясный. Проезжающие мимо автомобили замедляли свой бег, словно отдавая дань памяти погибшим. У березы, в которую врезался «мерседес», лежали живые цветы. Все здесь напоминало события дня минувшего, когда автомобиль алтайского губернатора Евдокимова, на огромной скорости обгоняя поворачивающую налево небольшую «тойоту», ушел от столкновения, но все-таки, задев «тойоту», вылетел в трехметровой глубины кювет и врезался в землю, в дерево, убив трех из четырех своих пассажиров. Удар был так силен, что подушки безопасности лопнули.
Впоследствии все обстоятельства этого столкновения будут изучаться под увеличительным стеклом следствия, а некоторые трудно объяснимые подробности рождать тревожные слухи. Казалось бы, при соприкосновении трехтонного губернаторского «мерседеса» с «тойотой», масса которой едва превышала тонну, улететь должна бы была именно она, а не массивный «мерседес». Тем не менее как сама «тойота», так и ее пассажиры – двое взрослых и двое детей – не пострадали. Средства массовой информации упоминали вначале о третьей машине, двигавшейся по встречной полосе. Но потом никаких сведений о ней не обнаружилось. Все эти неувязки будоражили воображение, рождали слухи, усугубленные предчувствия самого Евдокимова, о которых он говорил незадолго перед смертью. «Меня убьют, батя», – приводил его слова уже после автокатастрофы руководитель Союза промышленников и предпринимателей Аркадий Иванович Вольский, с которым Евдокимова, судя по всему, связывали дружеские отношения.
Так и ушел он в пелену слухов, в легенду, окружающую его личность, его помыслы, обстоятельства его гибели. И уже потом, после торжественных многолюдных похорон в его родном селе Верх-Обское, куда съехались тысячи самых разных людей – от знаменитых артистов и государственных деятелей до простых крестьян, – все ходило и ходило: да жив он, не погиб, не похоронен, видели его в Бийске, в Барнауле. «Да точно я вам говорю: жив!» И даже в «Комсомолку» письма пошли: человек двадцать разных алтайских жителей сообщали, что видели-де Михаила Сергеевича живого и здорового. А одна пенсионерка даже просила расследовать информацию о том, что лежит, мол, губернатор и артист наш любимый в Рубцовске в больнице, его сильно охраняют, так как у него что-то с головой. Весь Рубцовск об этом говорит. Настолько убежденно писала старая женщина, что из редакции даже позвонили в рубцовскую больницу. «Да что вы… – горько рассмеялся главный врач. – Полная чушь. Кто только это выдумывает». Но легенда есть легенда.
День был теплый, ясный. Проезжающие мимо автомобили замедляли свой бег, словно отдавая дань памяти погибшим. У березы, в которую врезался «мерседес», лежали живые цветы. Все здесь напоминало события дня минувшего, когда автомобиль алтайского губернатора Евдокимова, на огромной скорости обгоняя поворачивающую налево небольшую «тойоту», ушел от столкновения, но все-таки, задев «тойоту», вылетел в трехметровой глубины кювет и врезался в землю, в дерево, убив трех из четырех своих пассажиров. Удар был так силен, что подушки безопасности лопнули.
Впоследствии все обстоятельства этого столкновения будут изучаться под увеличительным стеклом следствия, а некоторые трудно объяснимые подробности рождать тревожные слухи. Казалось бы, при соприкосновении трехтонного губернаторского «мерседеса» с «тойотой», масса которой едва превышала тонну, улететь должна бы была именно она, а не массивный «мерседес». Тем не менее как сама «тойота», так и ее пассажиры – двое взрослых и двое детей – не пострадали. Средства массовой информации упоминали вначале о третьей машине, двигавшейся по встречной полосе. Но потом никаких сведений о ней не обнаружилось. Все эти неувязки будоражили воображение, рождали слухи, усугубленные предчувствия самого Евдокимова, о которых он говорил незадолго перед смертью. «Меня убьют, батя», – приводил его слова уже после автокатастрофы руководитель Союза промышленников и предпринимателей Аркадий Иванович Вольский, с которым Евдокимова, судя по всему, связывали дружеские отношения.
Так и ушел он в пелену слухов, в легенду, окружающую его личность, его помыслы, обстоятельства его гибели. И уже потом, после торжественных многолюдных похорон в его родном селе Верх-Обское, куда съехались тысячи самых разных людей – от знаменитых артистов и государственных деятелей до простых крестьян, – все ходило и ходило: да жив он, не погиб, не похоронен, видели его в Бийске, в Барнауле. «Да точно я вам говорю: жив!» И даже в «Комсомолку» письма пошли: человек двадцать разных алтайских жителей сообщали, что видели-де Михаила Сергеевича живого и здорового. А одна пенсионерка даже просила расследовать информацию о том, что лежит, мол, губернатор и артист наш любимый в Рубцовске в больнице, его сильно охраняют, так как у него что-то с головой. Весь Рубцовск об этом говорит. Настолько убежденно писала старая женщина, что из редакции даже позвонили в рубцовскую больницу. «Да что вы… – горько рассмеялся главный врач. – Полная чушь. Кто только это выдумывает». Но легенда есть легенда.
Юрий Чернышов
ДЕЛО ЩЕРБИНСКОГО СТРАННЫМ ОБРАЗОМ ЗАСЛОНИЛО СОБОЙ ДЕЛО ЕВДОКИМОВА
23 марта 2006 года коллегия Алтайского краевого суда вынесла решение прекратить дело о гибели Михаила Евдокимова и освободить из-под стражи Олега Щербинского, который до этого был приговорен судом Зонального района к четырем годам колонии-поселения. Комментаторы расходятся в оценках такого резкого поворота во мнениях судей. Многие приветствуют это как победу движения автомобилистов, выступавших против чиновничьих «мигалок», против запрета «правого руля» и в защиту Щербинского. Однако у тех, кто внимательно наблюдал за развитием событий, эта история оставляет еще очень много вопросов. «Дело Щербинского» странным образом заслонило собой «дело Евдокимова».
Затем «зональное правосудие», отклонив ходатайства защиты о проведении дополнительных экспертиз, вынесло обвинительный приговор, который вызвал бурные протесты автомобилистов. Эти люди, выступавшие под лозунгом «Все мы – Щербинские», по сути, протестовали против собственного бесправия на дорогах. А когда акция приобрела широкий размах по всей стране, политтехнологи «в верхах», судя по всему, приняли решение перехватить и «оседлать» эту инициативу, чтобы ее не использовала оппозиция.
В поддержку Щербинского неожиданно выступили федеральные телеканалы, а также партия «Единая Россия», организовавшая накануне суда в Барнауле массовый митинг по специально для этого написанному сценарию. От Общественной палаты на суд приехал адвокат А. Кучерена, к кампании присоединились С. Миронов, А. Хинштейн и другие «знаковые фигуры».
Интересно, что как раз накануне заседания суда определились и лауреаты на звание «Сибиряк года». Вопреки протестам общественности в число кандидатов, «внесших большой вклад в жизнь Сибири и работавших на благо России», был внесен… О. Щербинский. В результате он, наряду с погибшим после столкновения с его машиной М. Евдокимовым, оказался в семерке лауреатов.
Решение суда было принято под мощным давлением хорошо скоординированной пиар-кампании. Можно еще упомянуть, что некоторые федеральные СМИ не побрезговали напечатать сплетни о московских «любовницах» Евдокимова. Создается впечатление, что кому-то было нужно, чтобы образ Щербинского как «народного героя и страдальца» вытеснил бы из общественного сознания образ погибшего «народного губернатора».
Для того чтобы лучше понять контекст событий, необходимо вспомнить, как складывалась история губернаторства Михаила Евдокимова. В ней можно выделить три этапа.
Весна – осень 2004 г.: приход во власть. Федеральный центр попытался использовать популярного артиста для того, чтобы как-то раскачать позиции засидевшегося в губернаторском кресле Александра Сурикова, создавшего региональный режим личной власти. Евдокимов получил негласную поддержку из Москвы, и это позволило ему выдержать прессинг суриковской команды и выйти во второй тур. А дальше произошло непредвиденное. Население, уставшее от суриковского восьмилетнего «застоя», увидело в Евдокимове реальный шанс обновления власти. На поднявшейся волне протестных настроений Евдокимов и сумел победить. Эта победа шокировала многих, в том числе и тех, кто подтолкнул артиста к участию в выборах. Это выглядело как стихийная «цветная революция», приведшая к власти «человека из народа». И именно это и насторожило Кремль. Вскоре на прецедент выборов в Алтайском крае, приведших к власти «шута», стали ссылаться для обоснования необходимости отмены всенародных выборов губернаторов.
Осень 2004 – весна 2005 г.: неудача с созданием собственной команды. Евдокимов заменил почти весь верхний эшелон чиновников, однако его попытки создать собственную работоспособную команду принесли мало результатов. Ситуация во многом напоминала ту, которая сложилась в Красноярском крае при Александре Лебеде. Кадровая чехарда, приглашение на работу из разных регионов страны некоторых людей с сомнительной репутацией быстро настроили против Евдокимова почти всю местную элиту во главе с председателем краевого Совета народных депутатов Александром Назарчуком. К тому же Евдокимов перекрыл существовавшие в прежние годы теневые каналы распределения денег и нажил себе этим массу смертельных врагов. Губернатору так и не удалось наладить диалог с прежней элитой. Однако Кремль в это время все еще надеялся на урегулирование конфликта.
Весна – лето 2005 г.: кризис и развязка. Ситуация зашла в тупик весной 2005 г., когда депутаты краевого Совета дважды вынесли вотум недоверия губернатору. Этим был создан весьма нежелательный для Путина прецедент, поскольку ему предлагалось отстранить губернатора от должности по требованию «снизу», по инициативе местного парламента. Это никак не вписывалось в логику выстроенной властной вертикали. Евдокимов был приглашен в Москву, где ему было предложено добровольно сложить полномочия или написать письмо президенту с просьбой о «выражении доверия». Однако ни то, ни другое Евдокимов делать не стал, ссылаясь на то, что он всенародно избран. Именно тогда он и дал интервью на «Эхе Москвы» о том, что «если народ пойдет, я, конечно, пойду с народом». Говорили также о его намерении участвовать в президентских выборах. К этому времени многие «соратники» уже использовали его в меркантильных интересах и «вовремя сбежали». По имеющимся свидетельствам, сам Евдокимов накануне гибели замечал за собой слежку и высказывал опасения, что его «наверное, шлепнут». В начале августа он был лишен машин сопровождения и охраны.
Опрос социологического Центра Ю. Левады показал, что более половины (52 %) респондентов считали произошедшее 7 августа покушением на жизнь губернатора. Однако эта версия следствием и судом не проверялась и не рассматривалась. Дело о причинах гибели Евдокимова» было сразу трансформировано в «дело Щербинского». Это оставило без ответа многие вопросы.
Еще больше загадок добавляют сопутствующие истории. Например, в Рубцовске за несколько часов до гибели губернатора произошел подрыв милицейской машины, повлекший гибель одного из сотрудников. Комментаторы отмечают, что это событие должно было отвлечь внимание краевой милиции от Бийской трассы. Впоследствии по делу об этом «теракте» был привлечен чеченец, работающий в Рубцовске санитаром, однако суд доказал его непричастность к данному событию. Вопрос о том, кому был нужен этот единственный в новейшей истории Алтая «теракт», так и остался без ответа.
Не менее странная история связана с «подложно-подлинным» письмом выжившей после катастрофы вдовы Евдокимова. Как известно, еще до вынесения приговора Зонального суда в СМИ было распространено письмо, в котором она говорила: «Наверное, подобное настойчивое указание на «виновника ДТП» – это лишь повод скрыть истинные причины трагедии. Для меня ясно одно: Михаилу Сергеевичу была положена машина сопровождения. Ее не было. Поэтому справедливее судить чиновников, решение которых косвенно или явно стало причиной случившегося. А судить простого человека – это похоже на попытку уйти от ответственности тех, кто заинтересован, чтобы правда никогда не была обнародована. Сегодня речь идет не просто об умалчивании каких бы то ни было объективных фактов. Идет искажение действительности. Хочется, наконец, получить ясные ответы на вопросы, которые возникают не только у меня». Однако под давлением неких обстоятельств Галина Евдокимова, находившаяся тогда в больнице, публично отказалась от авторства этого письма. Во всех СМИ оно тут же было объявлено «фальшивкой». Теперь же выяснилось, что такое письмо она все-таки составляла.
Показателен еще один факт. Официальное утверждение о том, что суд в Зональном районе провели в закрытом режиме по требованию потерпевшей стороны, тоже оказалось неправдой. Представители этой стороны заявили, что такого требования они не выдвигали. Подобных неувязок в «деле Евдокимова» очень много.
Особенностью многих явлений политической жизни в современной России становится их имитационный характер. В них почти не осталось «настоящего», подлинного содержания. Они выполняют функцию пиар-проектов и «муляжей», предназначенных для изображения того, что «у нас тоже все есть»: и независимые суды, и свободные СМИ, и оппозиционные партии, и демократичные выборы… В деле Евдокимова и Щербинского это все проявилось в самой полной мере.
Теперь, после решения прекратить дело, народу послан сигнал: «Следствие закончено, забудьте!» Однако опыт показывает, что общество все равно будет обсуждать самые разные версии – до тех пор, пока ему не будут даны правдивые и полные ответы на все оставшиеся вопросы.
«ДЕЛО ЩЕРБИНСКОГО»
С самого начала следствие и суд, проходивший в закрытом режиме, рассматривали только одну версию – о случайном ДТП, в котором Щербинский допустил «преступную небрежность», приведшую к гибели трех человек. Еще до суда на самом высоком уровне по Центральному телевидению был обозначен виновник – водитель «праворульной» иномарки. Сам Щербинский во время суда предпочитал угрюмо отмалчиваться и отвечал, что он «ничего не видел».Затем «зональное правосудие», отклонив ходатайства защиты о проведении дополнительных экспертиз, вынесло обвинительный приговор, который вызвал бурные протесты автомобилистов. Эти люди, выступавшие под лозунгом «Все мы – Щербинские», по сути, протестовали против собственного бесправия на дорогах. А когда акция приобрела широкий размах по всей стране, политтехнологи «в верхах», судя по всему, приняли решение перехватить и «оседлать» эту инициативу, чтобы ее не использовала оппозиция.
В поддержку Щербинского неожиданно выступили федеральные телеканалы, а также партия «Единая Россия», организовавшая накануне суда в Барнауле массовый митинг по специально для этого написанному сценарию. От Общественной палаты на суд приехал адвокат А. Кучерена, к кампании присоединились С. Миронов, А. Хинштейн и другие «знаковые фигуры».
Интересно, что как раз накануне заседания суда определились и лауреаты на звание «Сибиряк года». Вопреки протестам общественности в число кандидатов, «внесших большой вклад в жизнь Сибири и работавших на благо России», был внесен… О. Щербинский. В результате он, наряду с погибшим после столкновения с его машиной М. Евдокимовым, оказался в семерке лауреатов.
Решение суда было принято под мощным давлением хорошо скоординированной пиар-кампании. Можно еще упомянуть, что некоторые федеральные СМИ не побрезговали напечатать сплетни о московских «любовницах» Евдокимова. Создается впечатление, что кому-то было нужно, чтобы образ Щербинского как «народного героя и страдальца» вытеснил бы из общественного сознания образ погибшего «народного губернатора».
«ДЕЛО ЕВДОКИМОВА»
Между тем вокруг дела о причинах и обстоятельствах гибели Евдокимова с самого начала было очень много «неудобных» версий, которые до сих пор активно обсуждаются в народе. Мы не утверждаем, что эти версии истинны, поскольку они нуждаются в проверке. Но никто пока так и не дал ответов на вопросы, которые волнуют общество.Для того чтобы лучше понять контекст событий, необходимо вспомнить, как складывалась история губернаторства Михаила Евдокимова. В ней можно выделить три этапа.
Весна – осень 2004 г.: приход во власть. Федеральный центр попытался использовать популярного артиста для того, чтобы как-то раскачать позиции засидевшегося в губернаторском кресле Александра Сурикова, создавшего региональный режим личной власти. Евдокимов получил негласную поддержку из Москвы, и это позволило ему выдержать прессинг суриковской команды и выйти во второй тур. А дальше произошло непредвиденное. Население, уставшее от суриковского восьмилетнего «застоя», увидело в Евдокимове реальный шанс обновления власти. На поднявшейся волне протестных настроений Евдокимов и сумел победить. Эта победа шокировала многих, в том числе и тех, кто подтолкнул артиста к участию в выборах. Это выглядело как стихийная «цветная революция», приведшая к власти «человека из народа». И именно это и насторожило Кремль. Вскоре на прецедент выборов в Алтайском крае, приведших к власти «шута», стали ссылаться для обоснования необходимости отмены всенародных выборов губернаторов.
Осень 2004 – весна 2005 г.: неудача с созданием собственной команды. Евдокимов заменил почти весь верхний эшелон чиновников, однако его попытки создать собственную работоспособную команду принесли мало результатов. Ситуация во многом напоминала ту, которая сложилась в Красноярском крае при Александре Лебеде. Кадровая чехарда, приглашение на работу из разных регионов страны некоторых людей с сомнительной репутацией быстро настроили против Евдокимова почти всю местную элиту во главе с председателем краевого Совета народных депутатов Александром Назарчуком. К тому же Евдокимов перекрыл существовавшие в прежние годы теневые каналы распределения денег и нажил себе этим массу смертельных врагов. Губернатору так и не удалось наладить диалог с прежней элитой. Однако Кремль в это время все еще надеялся на урегулирование конфликта.
Весна – лето 2005 г.: кризис и развязка. Ситуация зашла в тупик весной 2005 г., когда депутаты краевого Совета дважды вынесли вотум недоверия губернатору. Этим был создан весьма нежелательный для Путина прецедент, поскольку ему предлагалось отстранить губернатора от должности по требованию «снизу», по инициативе местного парламента. Это никак не вписывалось в логику выстроенной властной вертикали. Евдокимов был приглашен в Москву, где ему было предложено добровольно сложить полномочия или написать письмо президенту с просьбой о «выражении доверия». Однако ни то, ни другое Евдокимов делать не стал, ссылаясь на то, что он всенародно избран. Именно тогда он и дал интервью на «Эхе Москвы» о том, что «если народ пойдет, я, конечно, пойду с народом». Говорили также о его намерении участвовать в президентских выборах. К этому времени многие «соратники» уже использовали его в меркантильных интересах и «вовремя сбежали». По имеющимся свидетельствам, сам Евдокимов накануне гибели замечал за собой слежку и высказывал опасения, что его «наверное, шлепнут». В начале августа он был лишен машин сопровождения и охраны.
Опрос социологического Центра Ю. Левады показал, что более половины (52 %) респондентов считали произошедшее 7 августа покушением на жизнь губернатора. Однако эта версия следствием и судом не проверялась и не рассматривалась. Дело о причинах гибели Евдокимова» было сразу трансформировано в «дело Щербинского». Это оставило без ответа многие вопросы.
ОСТАВШИЕСЯ ВОПРОСЫ
Именно то, что гибель Евдокимова выглядит как произошедшая «очень кстати» для его многочисленных противников, подогревает распространение неофициальных версий о его гибели. В народе и на Интернет-форумах рассказывают о простреленном заднем колесе «Мерседеса», об исчезнувшей с места происшествия третьей машине и т. д. Очень многих волнует вопрос, почему руководитель краевого УВД генерал В. Вальков накануне трагедии распорядился снять машины сопровождения и охрану и почему он не появился в суде даже в качестве свидетеля.Еще больше загадок добавляют сопутствующие истории. Например, в Рубцовске за несколько часов до гибели губернатора произошел подрыв милицейской машины, повлекший гибель одного из сотрудников. Комментаторы отмечают, что это событие должно было отвлечь внимание краевой милиции от Бийской трассы. Впоследствии по делу об этом «теракте» был привлечен чеченец, работающий в Рубцовске санитаром, однако суд доказал его непричастность к данному событию. Вопрос о том, кому был нужен этот единственный в новейшей истории Алтая «теракт», так и остался без ответа.
Не менее странная история связана с «подложно-подлинным» письмом выжившей после катастрофы вдовы Евдокимова. Как известно, еще до вынесения приговора Зонального суда в СМИ было распространено письмо, в котором она говорила: «Наверное, подобное настойчивое указание на «виновника ДТП» – это лишь повод скрыть истинные причины трагедии. Для меня ясно одно: Михаилу Сергеевичу была положена машина сопровождения. Ее не было. Поэтому справедливее судить чиновников, решение которых косвенно или явно стало причиной случившегося. А судить простого человека – это похоже на попытку уйти от ответственности тех, кто заинтересован, чтобы правда никогда не была обнародована. Сегодня речь идет не просто об умалчивании каких бы то ни было объективных фактов. Идет искажение действительности. Хочется, наконец, получить ясные ответы на вопросы, которые возникают не только у меня». Однако под давлением неких обстоятельств Галина Евдокимова, находившаяся тогда в больнице, публично отказалась от авторства этого письма. Во всех СМИ оно тут же было объявлено «фальшивкой». Теперь же выяснилось, что такое письмо она все-таки составляла.
Показателен еще один факт. Официальное утверждение о том, что суд в Зональном районе провели в закрытом режиме по требованию потерпевшей стороны, тоже оказалось неправдой. Представители этой стороны заявили, что такого требования они не выдвигали. Подобных неувязок в «деле Евдокимова» очень много.
Особенностью многих явлений политической жизни в современной России становится их имитационный характер. В них почти не осталось «настоящего», подлинного содержания. Они выполняют функцию пиар-проектов и «муляжей», предназначенных для изображения того, что «у нас тоже все есть»: и независимые суды, и свободные СМИ, и оппозиционные партии, и демократичные выборы… В деле Евдокимова и Щербинского это все проявилось в самой полной мере.
Теперь, после решения прекратить дело, народу послан сигнал: «Следствие закончено, забудьте!» Однако опыт показывает, что общество все равно будет обсуждать самые разные версии – до тех пор, пока ему не будут даны правдивые и полные ответы на все оставшиеся вопросы.
КАКИМ ОН БЫЛ И КАК ВСЕ БЫЛО
Глазами родных и друзей
Галина Евдокимова
«ДО НАШЕЙ СЕРЕБРЯНОЙ СВАДЬБЫ МИША НЕ ДОЖИЛ ЧУТЬ БОЛЬШЕ ГОДА»
Память Галины Евдокимовой не сохранила последние 15 минут перед тем, как случилась страшная автокатастрофа, в которой погиб ее муж… В разговоре с корреспондентом «Известий» на Алтае Сергеем Тепляковым Галина Николаевна вспоминала не только эти минуты, но и все годы их совместной жизни.
– Галина Николаевна, а с какого момента Михаил Евдокимов вам понравился?
– Ну, не с первого взгляда! Больше того, как раз в тот момент я дружила с другим молодым человеком. Но Миша меня отбил. Даже не знаю, как это было, но тот поклонник пропал.
Его воинская часть была от нашего дома через забор. Был вечер, я стояла на балконе, а он подошел к забору. Так и пообщались в первый раз. А ради первой встречи он ушел в самоволку. Переоделся в гражданское, и я его не сразу и узнала. Ждала-то солдата… Посидели в парке на скамеечке. Он был тогда худенький, светловолосый.
– Как ухаживал?
– «Серенады» пел. Подходил к забору с гитарой и пел песни разные.
– Михаил Сергеевич бойкий был в ухаживании? Целоваться когда начали?
– Ну, эту тему не хочу освещать (смеется). Он был нормальный, не скромный, мягко говоря. Он сам делал первые шаги.
– А цветы-то дарил?
– Он портрет мой нарисовал. Правда, я выглядела так, будто мне уже лет сорок. Но портрет храню – он сейчас в Москве. Подарки делал, правда, не самые романтичные – чеканку, доску разделочную. Он мастеровитый был, уже когда стал артистом, он все делал запросто и основательно. Это у него в крови.
– Так и было. Кроме денег надо было ведь еще отгулы заработать. Я подрабатывала на «скорой», кровь сдавала, чтобы отгулы были.
– Вы четыре года «дружили» – даже по советским меркам это долго…
– Так получилось. В начале июня 1981 года умер мой папа. Я Мишу вызвала телеграммой. Во время поминок он встал и моим родственникам сказал, что мы решили пожениться. А 22 августа 1981 года сыграли свадьбу. Мы этот день почти всегда отмечали. Чаще всего на Алтае – покупали шарики в виде сердечек, развешивали на доме, девчонки нам писали плакаты с поздравлениями…
– Покорять Москву он отправился с девятью рублями в кармане…
– Да, накоплений у нас не было. Он всегда хотел быть артистом, еще до свадьбы говорил мне, что пробьется на эстраду. На первом месте у него тогда были пародии. Поступал в 1979 году в эстрадно-цирковое училище – не поступил. А в Институт советской торговли его взяли, хотя в те годы еще неизвестно, куда было проще попасть.
Он учился и работал. Сначала – администратор кафе «Спутник» в Новосибирске, потом – замдиректора столовой. А по вечерам в выходные играл на танцах. Я понимала, что торговля – не его призвание.
«Он подходил к забору и пел»
В 1977 году в Нижнем Тагиле 16-летняя Галина Зубарева перешла в десятый класс. Жила она возле воинской части, где художником-оформителем в солдатском клубе служил рядовой Евдокимов.– Галина Николаевна, а с какого момента Михаил Евдокимов вам понравился?
– Ну, не с первого взгляда! Больше того, как раз в тот момент я дружила с другим молодым человеком. Но Миша меня отбил. Даже не знаю, как это было, но тот поклонник пропал.
Его воинская часть была от нашего дома через забор. Был вечер, я стояла на балконе, а он подошел к забору. Так и пообщались в первый раз. А ради первой встречи он ушел в самоволку. Переоделся в гражданское, и я его не сразу и узнала. Ждала-то солдата… Посидели в парке на скамеечке. Он был тогда худенький, светловолосый.
– Как ухаживал?
– «Серенады» пел. Подходил к забору с гитарой и пел песни разные.
– Михаил Сергеевич бойкий был в ухаживании? Целоваться когда начали?
– Ну, эту тему не хочу освещать (смеется). Он был нормальный, не скромный, мягко говоря. Он сам делал первые шаги.
– А цветы-то дарил?
– Он портрет мой нарисовал. Правда, я выглядела так, будто мне уже лет сорок. Но портрет храню – он сейчас в Москве. Подарки делал, правда, не самые романтичные – чеканку, доску разделочную. Он мастеровитый был, уже когда стал артистом, он все делал запросто и основательно. Это у него в крови.
«Чтобы заработать отгул для свидания,
я сдавала кровь»
– Вы учились в Нижнем Тагиле в медучилище, он – в Новосибирске в Институте советской торговли. Это правда, что на свидания вы летали самолетами, а на билеты подрабатывали: вы – техничкой, а он – грузчиком?– Так и было. Кроме денег надо было ведь еще отгулы заработать. Я подрабатывала на «скорой», кровь сдавала, чтобы отгулы были.
– Вы четыре года «дружили» – даже по советским меркам это долго…
– Так получилось. В начале июня 1981 года умер мой папа. Я Мишу вызвала телеграммой. Во время поминок он встал и моим родственникам сказал, что мы решили пожениться. А 22 августа 1981 года сыграли свадьбу. Мы этот день почти всегда отмечали. Чаще всего на Алтае – покупали шарики в виде сердечек, развешивали на доме, девчонки нам писали плакаты с поздравлениями…
– Покорять Москву он отправился с девятью рублями в кармане…
– Да, накоплений у нас не было. Он всегда хотел быть артистом, еще до свадьбы говорил мне, что пробьется на эстраду. На первом месте у него тогда были пародии. Поступал в 1979 году в эстрадно-цирковое училище – не поступил. А в Институт советской торговли его взяли, хотя в те годы еще неизвестно, куда было проще попасть.
Он учился и работал. Сначала – администратор кафе «Спутник» в Новосибирске, потом – замдиректора столовой. А по вечерам в выходные играл на танцах. Я понимала, что торговля – не его призвание.