Страница:
– И что у нас на юге? – ехидно спросил Урусов. – Африка?
– Неа, в Африке негры. Нам туда нельзя, но юг – он везде юг. Шо у нас на юге, командиры? Вы же тут умные самые? – Если стравить Урусова с Федосеевым, еще неизвестно, кто кого заплевал бы ехидством. Скорее всего, все же старший соперник. За счет опыта.
– Алтай на юге, – ответил Мезенцев, – а за ним Китай.
– А в Китае нам ловить нечего, – добавил Урусов, – да и на Алтае тоже. Разве что в Кош-Агач дернуть. Если он стоит еще. Эх, помню, мы там с Грачом накидались…
– Андрей, по делу! – одернул капитана Пчелинцев.
– А ежели по делу, – тут же собрался Урусов, – то загрузил я всю имеющуюся информацию в наш главный аналитический компьютер. И поимел на выходе интересный расклад.
– У вас имеется программное обеспечение и спецы такого уровня? – удивился Сухов и откинулся на спинку стула.
– У нас много чего имеется, – подмигнул капитан. – Даже свой гроссмейстер есть. Тот самый, которому один мэр десять лет назад автоколонну проиграл, даже не успев расставить фигуры… Мы до сих пор больных на тех «скорых» возим. А в свободное время шахматист наш подрабатывает аналитическим компьютером. За банку сгущенки в день. Очень выгодно, так что и вам советую поискать по закромам. Так вот что за расклад выдал ефрейтор Юринов. С которым, кстати, согласен не только я, но и все ознакомленные. Есть три места, куда стоит идти. Первое – це ридна моя ненька Украйна. Минимум ее юго-восточная часть. Присутствуют чернозем, относительно теплый климат, развитая инфраструктура, выход к морю и тому подобные плюшки. – Урусов обвел присутствующих взглядом и, не дождавшись возражений, продолжил: – Второе – славная страна Таджикистония, куда так рвется интеллектуальная элита нашего зоопарка…
– А кто у вас тут элита? – спросил Сухов.
– Да он же. Компьютер наш, в смысле.
– Андрей! – прорычал Пчелинцев.
– Продолжаю, – невозмутимо откликнулся Урусов. – В плюс уходит то, что там еще теплее, чем в незалежной, и было намного меньше целей для ЯО. В минусах – население и практически полная непонятка с энергетическим ресурсом. Третье место в нашем хит-параде – Астраханские степи. – Присутствующие дружно закивали. – И Кавказские горы.
– Это четыре места, а не три, – вставил Федосеев. До этого всем казалось, что он уже уснул.
– А нам и это по фигу, – отмахнулся капитан, – интересно другое…
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Окрестности Новосибирска, Заимка
Таджикистан, Фанские горы
Окрестности Новосибирска, Заимка
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Окрестности Новосибирска, Заимка
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
2023 год
Окрестности Новосибирска, Заимка
Таджикистан, Фанские горы
– Неа, в Африке негры. Нам туда нельзя, но юг – он везде юг. Шо у нас на юге, командиры? Вы же тут умные самые? – Если стравить Урусова с Федосеевым, еще неизвестно, кто кого заплевал бы ехидством. Скорее всего, все же старший соперник. За счет опыта.
– Алтай на юге, – ответил Мезенцев, – а за ним Китай.
– А в Китае нам ловить нечего, – добавил Урусов, – да и на Алтае тоже. Разве что в Кош-Агач дернуть. Если он стоит еще. Эх, помню, мы там с Грачом накидались…
– Андрей, по делу! – одернул капитана Пчелинцев.
– А ежели по делу, – тут же собрался Урусов, – то загрузил я всю имеющуюся информацию в наш главный аналитический компьютер. И поимел на выходе интересный расклад.
– У вас имеется программное обеспечение и спецы такого уровня? – удивился Сухов и откинулся на спинку стула.
– У нас много чего имеется, – подмигнул капитан. – Даже свой гроссмейстер есть. Тот самый, которому один мэр десять лет назад автоколонну проиграл, даже не успев расставить фигуры… Мы до сих пор больных на тех «скорых» возим. А в свободное время шахматист наш подрабатывает аналитическим компьютером. За банку сгущенки в день. Очень выгодно, так что и вам советую поискать по закромам. Так вот что за расклад выдал ефрейтор Юринов. С которым, кстати, согласен не только я, но и все ознакомленные. Есть три места, куда стоит идти. Первое – це ридна моя ненька Украйна. Минимум ее юго-восточная часть. Присутствуют чернозем, относительно теплый климат, развитая инфраструктура, выход к морю и тому подобные плюшки. – Урусов обвел присутствующих взглядом и, не дождавшись возражений, продолжил: – Второе – славная страна Таджикистония, куда так рвется интеллектуальная элита нашего зоопарка…
– А кто у вас тут элита? – спросил Сухов.
– Да он же. Компьютер наш, в смысле.
– Андрей! – прорычал Пчелинцев.
– Продолжаю, – невозмутимо откликнулся Урусов. – В плюс уходит то, что там еще теплее, чем в незалежной, и было намного меньше целей для ЯО. В минусах – население и практически полная непонятка с энергетическим ресурсом. Третье место в нашем хит-параде – Астраханские степи. – Присутствующие дружно закивали. – И Кавказские горы.
– Это четыре места, а не три, – вставил Федосеев. До этого всем казалось, что он уже уснул.
– А нам и это по фигу, – отмахнулся капитан, – интересно другое…
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Санька
– Держи!!!
Валюсь на склон, с разгону вбивая в фирн клюв ледоруба, и всем телом наваливаюсь сверху. Веревка резко дергает за систему, пытаясь оторвать руки от древка. А вот фиг получится! Удержу! Ой, блин, Асадка, какой же ты тяжелый… Плевать! Удержу! Куда он там влетел?
– Санька! Держи! Он в трещине!
– Держу!..
Еще сильнее прижимаюсь к склону. Перед глазами только снег. Скашиваю взгляд вниз: мой анорак и головка ледоруба. Сбоку появляется Петькина задница. Его самого не видно, наверное, сидит на корточках и крутит бур в десяти сантиметрах от моего бока. Не вижу….
– Держи, Санечка, держи, – шепчет Петька, – я сейчас…
– Не болтай, крути давай! – терпеть не могу эти телячьи нежности…
Где этот дурак тяжеленный умудрился трещину найти?! Я же только что там прошла, даже намека не было! Но умудрился, нашел. И теперь висит на мне, а я – на ледорубе. Ледоруб выдержит, а я? Всем телом, особенно плечами и руками, ощущаю тяжесть Асада… Держать!.. На тренировках больше держала!..
– Страховка готова! Санька, отпускай!
Ну наконец-то, копуши, уже руки болят! Кое-как встаю, перещелкиваюсь и усаживаюсь на рюкзак. Теперь хоть гляну, что они без меня наворотили. Хотя смотреть особо не на что: веревка уходит в дыру в склоне. Собственно, уже две веревки. Акрам с Петькой работают быстро, минут через пять вытащат. Пока разминаю себе плечи и руки. Боль потихоньку уходит. Зато приходит Асад.
– Сань, спасибо!
– Проехали. Ты как?
– Нормально. А ты?
– Сказала же – проехали! Хватит сидеть, пошли, что ли?
Валюсь на склон, с разгону вбивая в фирн клюв ледоруба, и всем телом наваливаюсь сверху. Веревка резко дергает за систему, пытаясь оторвать руки от древка. А вот фиг получится! Удержу! Ой, блин, Асадка, какой же ты тяжелый… Плевать! Удержу! Куда он там влетел?
– Санька! Держи! Он в трещине!
– Держу!..
Еще сильнее прижимаюсь к склону. Перед глазами только снег. Скашиваю взгляд вниз: мой анорак и головка ледоруба. Сбоку появляется Петькина задница. Его самого не видно, наверное, сидит на корточках и крутит бур в десяти сантиметрах от моего бока. Не вижу….
– Держи, Санечка, держи, – шепчет Петька, – я сейчас…
– Не болтай, крути давай! – терпеть не могу эти телячьи нежности…
Где этот дурак тяжеленный умудрился трещину найти?! Я же только что там прошла, даже намека не было! Но умудрился, нашел. И теперь висит на мне, а я – на ледорубе. Ледоруб выдержит, а я? Всем телом, особенно плечами и руками, ощущаю тяжесть Асада… Держать!.. На тренировках больше держала!..
– Страховка готова! Санька, отпускай!
Ну наконец-то, копуши, уже руки болят! Кое-как встаю, перещелкиваюсь и усаживаюсь на рюкзак. Теперь хоть гляну, что они без меня наворотили. Хотя смотреть особо не на что: веревка уходит в дыру в склоне. Собственно, уже две веревки. Акрам с Петькой работают быстро, минут через пять вытащат. Пока разминаю себе плечи и руки. Боль потихоньку уходит. Зато приходит Асад.
– Сань, спасибо!
– Проехали. Ты как?
– Нормально. А ты?
– Сказала же – проехали! Хватит сидеть, пошли, что ли?
Окрестности Новосибирска, Заимка
Владимир Пчелинцев
– А нам и это по фигу, – отмахнулся капитан, – интересно другое. С учетом сложившейся обстановки товарищ компьютер предложил послать три группы. И идти всем вместе через Уфу на Астрахань, обходя обе казахские группировки: и Карагандинскую, и Актюбинскую, ибо обоим доверия нет ни на грош. С Уфой проблем не будет. Наладили наконец устойчивый радиоконтакт. Хорошие люди там сидят.
– Тоже хунта… – скорбно заметил Сухов.
– Что делать. Не везде же братва рвется к власти! – напомнил Урусов старый «бандитский» сериал. – Продолжаем. Доходим до Астрахани и разделяемся. Первая группа пойдет в Среднюю Азию, через Узбекистан в Тадж. Вторая через Кавказ на Украину. А третья либо усилит одну из групп, либо вернется сюда с информацией. Если связи не будет. В общем, по ситуации.
– Сложноват план, – проворчал Федосеев под ободряющий кивок Сухова. – Не ищете легких путей.
– Никак нет, герр заместитель гауляйтера! Как раз легких и ищем. До Уфы, а то и до Астрахани докатимся как по маслу. С Омском и Уфой мы дружим, про то уже говорил. Единственное непонятное место – Петропавловск, так его и объехать можно. Там на весь Урал «дикие земли», никакой двуногой живности не водится. Правда, и дорог тоже. По крайней мере, это утверждают и омичи, и башкиры. С двух сторон, так сказать.
– От Уфы до Таджикистана не ближе, чем от нас, – произнес Федосеев.
– Зато остальным ближе, – парировал капитан, – а гуртом и батьку легше бить. Вдоль Волги не столь прозрачно, на месте придется уточнять. Для таджикской группы крюк большой. Но как по мне, намного проще тратить бензин, а не здоровье. По прямой, скорее всего, вообще не прорвемся. Или кто-нибудь верит, что казахские банды не имеют поддержки из Астаны?
Урусов замолчал.
– Еще какие мнения есть? – спросил Пчелинцев. – Или вопросы?
– Есть, – заговорил Мезенцев. – Насколько я понимаю, Башкортостан жив и здоров.
– Так и есть. Информацию только от них получаем, а они в этом вопросе несколько темнят. Но проскакивало, что ни одной бомбы башкирам не досталось. То ли ПВО у них сработало на «ять», то ли просто повезло. В целом, за рожи не скажу, но голоса у них шибко довольные.
– Тогда естественный вопрос: а почему бы к ним не перебраться? И поближе, и хозяйство там налаженное… Опять же что башкиры, что татары – все едино, русские. Не таджики с узбеками. И Афганистан далеко.
– Чем вам так не нравится Афганистан, товарищ подполковник? – с интересом спросил Сундуков.
– Не знаю, но как-то… Воевали мы с ними… Но, все-таки, насчет Уфы?
Ответил не Урусов, а Пчелинцев.
– Говорили мы с ними. Темнят. Похоже, им эта идея не нравится. Утверждают, что возможности региона используют под завязку, и больше ни одного человека прокормить не смогут.
– Вот прямо ни одного человека? – удивился Федосеев. – Непострадавший регион?
– Свежо предание, – пропел Соловьев, – но верится с трудом…
– И я про то, – вздохнул полковник, – темнят. Лично говорить надо, не по рации. Но боюсь, бесполезно. Поубеждаем еще, конечно, пока готовиться будем… Ну, а если разведка с ними сварит, то ей же лучше, не пойдет дальше, и всех проблем.
– Мда, не слишком оптимистично… – вздохнул Сухов. – А какое направление ваш аналитик считает наиболее перспективным?
– Астрахань и Таджикистан. Каспий ближе, и места там хватает. А в Азии должно быть теплее. Украина – слишком далеко, да и достаться ей должно было не слабо. А Кавказ… Он всегда Кавказ…
– Принято. Согласен по всем пунктам, – кивнул «голова». – В чем мое участие заключается?
– На данном этапе – сидеть и ждать. Начиная попутно подготавливать все на будущее.
– Те еще орды получатся…
– Великое Переселение народов, однако…
– Тоже хунта… – скорбно заметил Сухов.
– Что делать. Не везде же братва рвется к власти! – напомнил Урусов старый «бандитский» сериал. – Продолжаем. Доходим до Астрахани и разделяемся. Первая группа пойдет в Среднюю Азию, через Узбекистан в Тадж. Вторая через Кавказ на Украину. А третья либо усилит одну из групп, либо вернется сюда с информацией. Если связи не будет. В общем, по ситуации.
– Сложноват план, – проворчал Федосеев под ободряющий кивок Сухова. – Не ищете легких путей.
– Никак нет, герр заместитель гауляйтера! Как раз легких и ищем. До Уфы, а то и до Астрахани докатимся как по маслу. С Омском и Уфой мы дружим, про то уже говорил. Единственное непонятное место – Петропавловск, так его и объехать можно. Там на весь Урал «дикие земли», никакой двуногой живности не водится. Правда, и дорог тоже. По крайней мере, это утверждают и омичи, и башкиры. С двух сторон, так сказать.
– От Уфы до Таджикистана не ближе, чем от нас, – произнес Федосеев.
– Зато остальным ближе, – парировал капитан, – а гуртом и батьку легше бить. Вдоль Волги не столь прозрачно, на месте придется уточнять. Для таджикской группы крюк большой. Но как по мне, намного проще тратить бензин, а не здоровье. По прямой, скорее всего, вообще не прорвемся. Или кто-нибудь верит, что казахские банды не имеют поддержки из Астаны?
Урусов замолчал.
– Еще какие мнения есть? – спросил Пчелинцев. – Или вопросы?
– Есть, – заговорил Мезенцев. – Насколько я понимаю, Башкортостан жив и здоров.
– Так и есть. Информацию только от них получаем, а они в этом вопросе несколько темнят. Но проскакивало, что ни одной бомбы башкирам не досталось. То ли ПВО у них сработало на «ять», то ли просто повезло. В целом, за рожи не скажу, но голоса у них шибко довольные.
– Тогда естественный вопрос: а почему бы к ним не перебраться? И поближе, и хозяйство там налаженное… Опять же что башкиры, что татары – все едино, русские. Не таджики с узбеками. И Афганистан далеко.
– Чем вам так не нравится Афганистан, товарищ подполковник? – с интересом спросил Сундуков.
– Не знаю, но как-то… Воевали мы с ними… Но, все-таки, насчет Уфы?
Ответил не Урусов, а Пчелинцев.
– Говорили мы с ними. Темнят. Похоже, им эта идея не нравится. Утверждают, что возможности региона используют под завязку, и больше ни одного человека прокормить не смогут.
– Вот прямо ни одного человека? – удивился Федосеев. – Непострадавший регион?
– Свежо предание, – пропел Соловьев, – но верится с трудом…
– И я про то, – вздохнул полковник, – темнят. Лично говорить надо, не по рации. Но боюсь, бесполезно. Поубеждаем еще, конечно, пока готовиться будем… Ну, а если разведка с ними сварит, то ей же лучше, не пойдет дальше, и всех проблем.
– Мда, не слишком оптимистично… – вздохнул Сухов. – А какое направление ваш аналитик считает наиболее перспективным?
– Астрахань и Таджикистан. Каспий ближе, и места там хватает. А в Азии должно быть теплее. Украина – слишком далеко, да и достаться ей должно было не слабо. А Кавказ… Он всегда Кавказ…
– Принято. Согласен по всем пунктам, – кивнул «голова». – В чем мое участие заключается?
– На данном этапе – сидеть и ждать. Начиная попутно подготавливать все на будущее.
– Те еще орды получатся…
– Великое Переселение народов, однако…
Таджикистан, Фанские горы
Дмитрий Алябьев
От Артуча остались лишь фундамент главного здания и немного каменной кладки забора. Патрульные внимательно осмотрели окрестности. Тишина.
– Дмитри, у тебя первый патруль, – тихо сказал Хорхе, – сходи, Артуч руками потрогай. На удачу. Традиция есть.
Митька спустился к развалинам, прикоснулся рукой к нагретой солнцем каменной кладке. Когда-то здесь жили люди. Большинство приезжали на один сезон, но кто-то оставался постоянно. Пришел Большой Писец, и все кончилось… Вот еще одна лингвистическая загадка: почему прижилось длинное и неудобное сочетание «Большой Писец», а не что-нибудь короткое, типа «Война»… Может, точнее выражало случившееся?
Возникший звук сначала воспринялся как жужжание шмеля. Такое мирное звучание, почти и забытое за столько лет… Подождите, здесь же не водятся шмели вроде бы? Не водятся!!! А кто жужжит тогда?! Митька, наконец, вынырнул из затянувшего его болота лингвистики и тут же опознал звук: машина! И приближается! Парень было заметался, но взял себя в руки. Бежать обратно к товарищам далеко, могут засечь. А главный принцип Лагеря – незаметность. Надо прятаться здесь. Но не в развалинах, их осмотрят обязательно, кто бы и зачем сюда ни ехал. Значит… Митька бросился к ближайшей каменной грядке, прикрытой от бывших строений тремя деревцами.
– Хорхе – Митьке!
– Хорхе здесь.
– Машина! Я спрятался в камнях к северо-востоку. Не вызывайте.
– Принял. До твоего выстрела молчим.
Митька приник к камню, с благодарностью вспоминая дядю Жору, под руководством которого делал свой боевой костюм…
Два «УАЗа» вынырнули из-за поворота и неторопливо подрулили к развалинам. С машин посыпались автоматчики, занимая оборонительные позиции. В каждом «козлике» осталось по одному у пулемета.
«Десять, – сосчитал Митька, – много…»
Прибывшие достаточно оперативно брали под контроль местность. Не искали кого-то конкретно, а выполняли стандартную обязательную процедуру. Наконец шестеро автоматчиков определились с позициями. Оставшиеся двое, явно старшие в группе, долго осматривали развалины, пока, наконец, не остановились возле угла бывшего лагерного забора, метрах в тридцати от Митькиного укрытия.
– Ты думаешь, ака, здесь кто-то есть? – по-таджикски спросил огромный бородатый мужчина невысокого крепыша.
– Не знаю. Мне важнее, не есть ли кто-нибудь тут сейчас, а бывает ли вообще.
– Никаких следов. Сам видишь. Если тут кто бывал, осталось бы хоть что-то. Люди не умеют не оставлять следов.
– Здесь никто не живет. Это факт. Но…
– По той логике, что ты мне излагал, надо ехать в Пасруд или Чоре.
– Сам понимаешь, что это невозможно. Кое-кто просто мечтает увидеть меня на своей земле.
– Значит, надо ехать без тебя.
– А вот это не годится! Если я прав, то без меня там делать нечего. Одно неверное слово, и вместо союзников получим врагов… Или, скорее, трупы своих людей. Здесь единственное место, куда можно подъехать с нашей территории.
– Тебе виднее, великий умелец. Так или иначе, но здесь пусто. Все разграблено лет пять назад, а то и больше.
Разговор настолько заинтересовал Митьку, что он чуть не высунулся из своего укрытия, опомнившись в последний момент. В словах таджиков крылась какая-то важная мысль, важная для всего Лагеря, но какая…
– Ладно, – произнес невысокий, – вверх не пойдем. Если я прав – это слишком опасно. А если нет – бессмысленно. Впустую съездили.
– Не совсем впустую. Теперь знаем, что здесь делать нечего…
Собеседники отправились к машинам. Вслед за начальством туда начали стягиваться автоматчики. Через десять минут рокот моторов затих внизу.
– Дмитри Хорхе.
– Здесь.
– Ты как?
– Нормально.
– Отходим.
– Две минуты.
Лучший и единственный лингвист Лагеря, старательно вспоминая каждое слово, записывал в блокнот патрульного подслушанный разговор. Записывал на таджикском, боясь потерять при переводе даже намек на интонацию…
– Дмитри, у тебя первый патруль, – тихо сказал Хорхе, – сходи, Артуч руками потрогай. На удачу. Традиция есть.
Митька спустился к развалинам, прикоснулся рукой к нагретой солнцем каменной кладке. Когда-то здесь жили люди. Большинство приезжали на один сезон, но кто-то оставался постоянно. Пришел Большой Писец, и все кончилось… Вот еще одна лингвистическая загадка: почему прижилось длинное и неудобное сочетание «Большой Писец», а не что-нибудь короткое, типа «Война»… Может, точнее выражало случившееся?
Возникший звук сначала воспринялся как жужжание шмеля. Такое мирное звучание, почти и забытое за столько лет… Подождите, здесь же не водятся шмели вроде бы? Не водятся!!! А кто жужжит тогда?! Митька, наконец, вынырнул из затянувшего его болота лингвистики и тут же опознал звук: машина! И приближается! Парень было заметался, но взял себя в руки. Бежать обратно к товарищам далеко, могут засечь. А главный принцип Лагеря – незаметность. Надо прятаться здесь. Но не в развалинах, их осмотрят обязательно, кто бы и зачем сюда ни ехал. Значит… Митька бросился к ближайшей каменной грядке, прикрытой от бывших строений тремя деревцами.
– Хорхе – Митьке!
– Хорхе здесь.
– Машина! Я спрятался в камнях к северо-востоку. Не вызывайте.
– Принял. До твоего выстрела молчим.
Митька приник к камню, с благодарностью вспоминая дядю Жору, под руководством которого делал свой боевой костюм…
Два «УАЗа» вынырнули из-за поворота и неторопливо подрулили к развалинам. С машин посыпались автоматчики, занимая оборонительные позиции. В каждом «козлике» осталось по одному у пулемета.
«Десять, – сосчитал Митька, – много…»
Прибывшие достаточно оперативно брали под контроль местность. Не искали кого-то конкретно, а выполняли стандартную обязательную процедуру. Наконец шестеро автоматчиков определились с позициями. Оставшиеся двое, явно старшие в группе, долго осматривали развалины, пока, наконец, не остановились возле угла бывшего лагерного забора, метрах в тридцати от Митькиного укрытия.
– Ты думаешь, ака, здесь кто-то есть? – по-таджикски спросил огромный бородатый мужчина невысокого крепыша.
– Не знаю. Мне важнее, не есть ли кто-нибудь тут сейчас, а бывает ли вообще.
– Никаких следов. Сам видишь. Если тут кто бывал, осталось бы хоть что-то. Люди не умеют не оставлять следов.
– Здесь никто не живет. Это факт. Но…
– По той логике, что ты мне излагал, надо ехать в Пасруд или Чоре.
– Сам понимаешь, что это невозможно. Кое-кто просто мечтает увидеть меня на своей земле.
– Значит, надо ехать без тебя.
– А вот это не годится! Если я прав, то без меня там делать нечего. Одно неверное слово, и вместо союзников получим врагов… Или, скорее, трупы своих людей. Здесь единственное место, куда можно подъехать с нашей территории.
– Тебе виднее, великий умелец. Так или иначе, но здесь пусто. Все разграблено лет пять назад, а то и больше.
Разговор настолько заинтересовал Митьку, что он чуть не высунулся из своего укрытия, опомнившись в последний момент. В словах таджиков крылась какая-то важная мысль, важная для всего Лагеря, но какая…
– Ладно, – произнес невысокий, – вверх не пойдем. Если я прав – это слишком опасно. А если нет – бессмысленно. Впустую съездили.
– Не совсем впустую. Теперь знаем, что здесь делать нечего…
Собеседники отправились к машинам. Вслед за начальством туда начали стягиваться автоматчики. Через десять минут рокот моторов затих внизу.
– Дмитри Хорхе.
– Здесь.
– Ты как?
– Нормально.
– Отходим.
– Две минуты.
Лучший и единственный лингвист Лагеря, старательно вспоминая каждое слово, записывал в блокнот патрульного подслушанный разговор. Записывал на таджикском, боясь потерять при переводе даже намек на интонацию…
Окрестности Новосибирска, Заимка
Владимир Пчелинцев
– Списки готовы? – уточнил Пчелинцев. – Скидок на нехватку времени не принимаю. До хрена его было.
– Тогда, значит, готовы, – задумчиво почесал затылок Сундуков. – Раз отмазаться не вышло. Набросали тут кое-что. Все добровольцы, как положено.
Полковник взял тщательно расчерченный лист, выуженный майором из планшета. Вчитался…
– Майор, да вы что, в конец все трое охренели?
– А что не так? – не понял причин командирского возмущения Урусов. – Как и прикидывали, по десять человеческих рыл. По четыре «кардана» на группу, толковый «связюк», остальные стрелки. И батька-атаман впереди всех на лихом коне.
– Атаманы, млять…. – скомкал список Пчелинцев и запустил его в мусорный ящик, стоящий у входа. – На лихом коне…
– Товарищ полковник, в самом деле! – решил принять удар на себя Соловьев. – Вы же сами команду дали: «Отобрать лучших!»
Полковник с нескрываемым презрением посмотрел на него.
– Вот гляжу я на вас, товарищ лейтенант, и думаю. Вроде бы взрослый человек, в армии который год, а приказы дословно понимаете…
– Ну, так ведь… – растерянно протянул Соловьев.
– Эх, ты, надежда российской химии… Вы же меня с голым задом оставить решили, обалдуи!
Офицеры переглянулись, не зная, что и сказать. Вроде как прямой и недвусмысленный приказ был. Они и отобрали….
– Короче! Доставайте блокноты и записывайте! У кого нету – запоминайте! – Пчелинцев начал ходить по своему кабинету взад-вперед.
– Так, из «карданов» берите кого угодно, тут уж на ваше усмотрение! Да, кроме Гогена, мне Безручков самому пригодится…
– Михайлова не возьму! – тут же вскинулся Урусов. – Я этого придурка на первом перегоне из кабины выкину на фиг. И пристрелю для спасения генофонда.
– Герман идти хочет, – отозвался Соловьев, – он ко мне просился, если что.
– Во, на Ваньку согласен!
Пчелинцев остановился точно посредине кабинета.
– Так, идея была неудачная. Вы как обычно все в цирк превратите. Со мной в роли коверного. Птиц, через час зайдешь, дам список тех, кого не отдам ни в коем разе. Понял?
– Так точно, товарищ полковник! – козырнул лейтенант.
– Вот и хорошо, что так точно, – устало ответил полковник. – Только ровно через час, не раньше. Все, свободны!
Хлопнула дверь за старшими. Ушли ребята. А ты, полковник, сиди и думай, кого можно отпускать, а кто загнется… А без кого ты сам, товарищ полковник, взвоешь на безликую Луну серым волком…
– Тогда, значит, готовы, – задумчиво почесал затылок Сундуков. – Раз отмазаться не вышло. Набросали тут кое-что. Все добровольцы, как положено.
Полковник взял тщательно расчерченный лист, выуженный майором из планшета. Вчитался…
– Майор, да вы что, в конец все трое охренели?
– А что не так? – не понял причин командирского возмущения Урусов. – Как и прикидывали, по десять человеческих рыл. По четыре «кардана» на группу, толковый «связюк», остальные стрелки. И батька-атаман впереди всех на лихом коне.
– Атаманы, млять…. – скомкал список Пчелинцев и запустил его в мусорный ящик, стоящий у входа. – На лихом коне…
– Товарищ полковник, в самом деле! – решил принять удар на себя Соловьев. – Вы же сами команду дали: «Отобрать лучших!»
Полковник с нескрываемым презрением посмотрел на него.
– Вот гляжу я на вас, товарищ лейтенант, и думаю. Вроде бы взрослый человек, в армии который год, а приказы дословно понимаете…
– Ну, так ведь… – растерянно протянул Соловьев.
– Эх, ты, надежда российской химии… Вы же меня с голым задом оставить решили, обалдуи!
Офицеры переглянулись, не зная, что и сказать. Вроде как прямой и недвусмысленный приказ был. Они и отобрали….
– Короче! Доставайте блокноты и записывайте! У кого нету – запоминайте! – Пчелинцев начал ходить по своему кабинету взад-вперед.
– Так, из «карданов» берите кого угодно, тут уж на ваше усмотрение! Да, кроме Гогена, мне Безручков самому пригодится…
– Михайлова не возьму! – тут же вскинулся Урусов. – Я этого придурка на первом перегоне из кабины выкину на фиг. И пристрелю для спасения генофонда.
– Герман идти хочет, – отозвался Соловьев, – он ко мне просился, если что.
– Во, на Ваньку согласен!
Пчелинцев остановился точно посредине кабинета.
– Так, идея была неудачная. Вы как обычно все в цирк превратите. Со мной в роли коверного. Птиц, через час зайдешь, дам список тех, кого не отдам ни в коем разе. Понял?
– Так точно, товарищ полковник! – козырнул лейтенант.
– Вот и хорошо, что так точно, – устало ответил полковник. – Только ровно через час, не раньше. Все, свободны!
Хлопнула дверь за старшими. Ушли ребята. А ты, полковник, сиди и думай, кого можно отпускать, а кто загнется… А без кого ты сам, товарищ полковник, взвоешь на безликую Луну серым волком…
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Алексей Верин
Вмешиваться не пришлось: дети сработали по высшему разряду. С крика «Держи!» до извлечения клиента из трещины прошло не больше десяти минут. В довоенные времена такой результат сделал бы честь «мастерской» группе. Здесь это так, норма для двенадцатилетних детей…
«Кого мы растим? – думал Алексей. – Они же монстры! Десятилетняя девочка удерживает на срыве пацана в полтора раза тяжелее себя. И это воспринимается как само собой разумеющееся. После такого скоростью организации полиспаста уже не впечатлить. А ведь… Но это ладно. А что они творят на скалах? Та же Санька лазает на уровне камээса. Технически – даже лучше, но длины рук и ног не хватит для «мастерского» времени. Но ей же всего десять! Через пару лет, не напрягаясь, выиграла бы Мир. Да сам факт этого восхождения, если разобраться! Четыре участника не старше двенадцати и руководитель, которому всего четырнадцать, идут на пятитысячник! По Правилам, только Акрама можно было взять в «единичку». Остальных – через два года. Впрочем, у нас свои Правила. Старые не предусматривали ни восьмилетней акклиматизации, ни утренних пробежек до Алаудинского перевала наперегонки с собаками… И того, что это у них третий пятитысячник… Система подготовки Виктора Юринова… «Ребенок может все, если знает, что может». Эти знают…»
Верин взвалил на плечи рюкзак и потопал следом за группой, не прерывая своих размышлений.
«Вот я здесь наблюдатель. Несу только свое личное. У детей рюкзаки того же веса. Только ни разу не ощущаю, что удерживаюсь за ними легко и непринужденно. Прут, как танки, не сбрасывая темп даже при тропежке. Мощны и неудержимы…
Интересно, кого ВэВэ хочет вырастить? Ведь, кроме альпинизма, деток на что только не гоняют… Рукопашка, арбалеты, холодное оружие, стрельба… Как ту же Саньку с ее двадцатью пятью килограммами не уносит отдачей при выстреле?! Но не уносит. И ключицу не ломает. Еще и попадает ведь, чертовка мелкая… Маскировка. Тактика боя и с людьми, и с животными. Всего не упомнишь!
Своими глазами видел их новую игру: выпускают кружку с водой и той же рукой ловят у земли. Сам попробовал – только облился весь. А для них это развлечение! Ну вот, опять большими переходами пошли, третий час прут без привалов, супермены хреновы!.. Таким темпом скоро на вершине будем… Решили, что ли, сегодня в Лагерь вернуться? С них станется!..»
Алексей тяжело вздохнул. Пора, пожалуй, отменять институт сопровождающих. Скоро просто не останется взрослых, которым будет по силам детский темп. «Кого мы растим?.. Или это уже мутация?.. Так вроде и радиоактивности здесь не было, чтобы на нее списать… Это вообще довоенное поколение… Ладно, с моими близнятами сопровождающими будут ходить Акрам и Санька… А пока надо постараться не отстать от детей. Негоже нас, заслуженных стариков, позорить…»
«Кого мы растим? – думал Алексей. – Они же монстры! Десятилетняя девочка удерживает на срыве пацана в полтора раза тяжелее себя. И это воспринимается как само собой разумеющееся. После такого скоростью организации полиспаста уже не впечатлить. А ведь… Но это ладно. А что они творят на скалах? Та же Санька лазает на уровне камээса. Технически – даже лучше, но длины рук и ног не хватит для «мастерского» времени. Но ей же всего десять! Через пару лет, не напрягаясь, выиграла бы Мир. Да сам факт этого восхождения, если разобраться! Четыре участника не старше двенадцати и руководитель, которому всего четырнадцать, идут на пятитысячник! По Правилам, только Акрама можно было взять в «единичку». Остальных – через два года. Впрочем, у нас свои Правила. Старые не предусматривали ни восьмилетней акклиматизации, ни утренних пробежек до Алаудинского перевала наперегонки с собаками… И того, что это у них третий пятитысячник… Система подготовки Виктора Юринова… «Ребенок может все, если знает, что может». Эти знают…»
Верин взвалил на плечи рюкзак и потопал следом за группой, не прерывая своих размышлений.
«Вот я здесь наблюдатель. Несу только свое личное. У детей рюкзаки того же веса. Только ни разу не ощущаю, что удерживаюсь за ними легко и непринужденно. Прут, как танки, не сбрасывая темп даже при тропежке. Мощны и неудержимы…
Интересно, кого ВэВэ хочет вырастить? Ведь, кроме альпинизма, деток на что только не гоняют… Рукопашка, арбалеты, холодное оружие, стрельба… Как ту же Саньку с ее двадцатью пятью килограммами не уносит отдачей при выстреле?! Но не уносит. И ключицу не ломает. Еще и попадает ведь, чертовка мелкая… Маскировка. Тактика боя и с людьми, и с животными. Всего не упомнишь!
Своими глазами видел их новую игру: выпускают кружку с водой и той же рукой ловят у земли. Сам попробовал – только облился весь. А для них это развлечение! Ну вот, опять большими переходами пошли, третий час прут без привалов, супермены хреновы!.. Таким темпом скоро на вершине будем… Решили, что ли, сегодня в Лагерь вернуться? С них станется!..»
Алексей тяжело вздохнул. Пора, пожалуй, отменять институт сопровождающих. Скоро просто не останется взрослых, которым будет по силам детский темп. «Кого мы растим?.. Или это уже мутация?.. Так вроде и радиоактивности здесь не было, чтобы на нее списать… Это вообще довоенное поколение… Ладно, с моими близнятами сопровождающими будут ходить Акрам и Санька… А пока надо постараться не отстать от детей. Негоже нас, заслуженных стариков, позорить…»
Окрестности Новосибирска, Заимка
Владимир Пчелинцев
Состав групп все же кое-как определили. Не без ругани, конечно. Кто-то не хотел, а его отправляли, кто-то хотел, но оставляли с мотивацией «такие люди нужны в тылу». Добровольность-то в армии понятие крайне растяжимое и зачастую пасующее перед насущной необходимостью данного момента.
Естественно, что сколачивались по личным предпочтениям и целой куче условий и причин. И получилось в итоге, что у майора «в бой пошли одни старики», то есть никого не было младше тридцати пяти. Сундуков даже двух запасных водителей взял не из военных, а из городских мужиков, прибившихся еще при первом переезде.
– А что, – ответил майор на прямой вопрос Пчелинцева, – мне молодняк тупоголовый даром не нужен. Пусть с ними Седьмой возится. Он салабонов гонять любит…
– Неа, – флегматично отозвался Урусов. – С молодыми проще. Не так тормозят. И пенсию за выслугу лет не требуют. Хотя в гололед не так удобно. Песок не сыпется.
Сам капитан, не мучая себя долгим выбором, взял почти все свое бывшее отделение. Еще бы и Птица взял. Но хитрый москвич выбился в люди и сам шел старшим. Ну и Юринов к Урусову вошел. Куда ж от него денешься… Собственно, направление движения капитанского отряда тоже было определено наличием шахматиста.
В каждую группу планировалось по «шишиге» и джипу. Андрей решил покрасоваться на трофейном «Тигре», остальные ограничились «уазиками».
Сундуков еще хотел БТР взять, но сумели отговорить: запчасти дефицитные, и горючки не напасешься… Лучше уж рисковать на грузовике. «Газоны» к тому же не должны были отделаться тщательным осмотром и перебранными двигателями. Предстояло доварить дополнительные листы металла, приделать «кенгурятники»… Про замену колес на «несдувайки» и говорить не стоит. И так понятно.
Тяжелее всего подготовка предстоящего рейда сказывалась на Васильеве. Бедный зампотыл даже с лица спал от одних только мыслей о ближайшем будущем. Сами прикиньте, из огромного подчиненного ему хозяйства с мясом и кровью вырывают столько нужного и полезного. Как не похудеть с горя? И это пока только планируют. А что потом будет!!!
Естественно, что сколачивались по личным предпочтениям и целой куче условий и причин. И получилось в итоге, что у майора «в бой пошли одни старики», то есть никого не было младше тридцати пяти. Сундуков даже двух запасных водителей взял не из военных, а из городских мужиков, прибившихся еще при первом переезде.
– А что, – ответил майор на прямой вопрос Пчелинцева, – мне молодняк тупоголовый даром не нужен. Пусть с ними Седьмой возится. Он салабонов гонять любит…
– Неа, – флегматично отозвался Урусов. – С молодыми проще. Не так тормозят. И пенсию за выслугу лет не требуют. Хотя в гололед не так удобно. Песок не сыпется.
Сам капитан, не мучая себя долгим выбором, взял почти все свое бывшее отделение. Еще бы и Птица взял. Но хитрый москвич выбился в люди и сам шел старшим. Ну и Юринов к Урусову вошел. Куда ж от него денешься… Собственно, направление движения капитанского отряда тоже было определено наличием шахматиста.
В каждую группу планировалось по «шишиге» и джипу. Андрей решил покрасоваться на трофейном «Тигре», остальные ограничились «уазиками».
Сундуков еще хотел БТР взять, но сумели отговорить: запчасти дефицитные, и горючки не напасешься… Лучше уж рисковать на грузовике. «Газоны» к тому же не должны были отделаться тщательным осмотром и перебранными двигателями. Предстояло доварить дополнительные листы металла, приделать «кенгурятники»… Про замену колес на «несдувайки» и говорить не стоит. И так понятно.
Тяжелее всего подготовка предстоящего рейда сказывалась на Васильеве. Бедный зампотыл даже с лица спал от одних только мыслей о ближайшем будущем. Сами прикиньте, из огромного подчиненного ему хозяйства с мясом и кровью вырывают столько нужного и полезного. Как не похудеть с горя? И это пока только планируют. А что потом будет!!!
Таджикистан, Фанские горы, вершина Большая Ганза
Санька
Классно! Ничего лучше вершины не бывает! Простор какой, а! Которая гора уже, а каждый раз как первый! Классно! Классно! Классно! Здорово! Здорово! Здорово! Кра-а-а-асиво!!! Небо синее, снег белый, скалы рыжие!!! А-а-а-а!!! И мальчишки у нас в группе хорошие! Третью вершину вместе идем, а я до сих пор никого не побила! Все Фаны видно! Вон Чимтарга! А вон то – пик Москва! А рядом – Сахарная Голова! Вот бы «голодовку» на Москву сходить… Классно!!!
Что, уже? Ну, Акрамчик, родненький, еще пять минуток, это же ВЕРШИНА! Здесь так здоровски!!!
Что, уже? Ну, Акрамчик, родненький, еще пять минуток, это же ВЕРШИНА! Здесь так здоровски!!!
2023 год
Окрестности Новосибирска, Заимка
Раньше или позже все кончается. Абсолютно все. Подготовку к рейду затянули на два с половиной года. Не из-за необходимости. Просто страшно было. Очень страшно. Не хотелось отправлять людей в неизвестность. Да что «в неизвестность», почти на верную смерть. А уж идти… Вот и тянули время все кто мог, начиная от рядовых-добровольцев до самого Пчелинцева. Не специально, конечно. Получалось так. Подсознательно.
Только Борис Юринов носился, высунув язык, подгоняя всех и вся. Боря не боялся смерти. Просто не думал ни о чем подобном. Он уже шел к своей семье, и все задержки на пути воспринимал как досадное недоразумение, которое надо немедленно устранить. Все, что мог, ефрейтор делал лично, своими руками. А что не мог…
Куда исчез вежливый и культурный мальчик-шахматист, тихоня и образец примерного поведения? Ефрейтор, отчаянно матерясь, то устраивал форменный разнос какому-нибудь «сверчку» из технарей за задержку с переоборудованием «шишиг», то «наезжал» на всесильного майора Васильева из-за задержки с выдачей каких-то особых покрышек, то гонял по всему парку бедного мехвода. А уж работягам-рядовым доставалось от него совсем не по-детски. Один раз дело чудом не дошло до рукоприкладства, и то только потому, что здоровенный солдат просто побоялся связываться с «этим чокнутым» и отправился выполнять указания.
Борю уже не только за глаза, но и в открытую называли «чокнутым», «бешеным», «психом» и «собакой страшной», а кое-кто предложил поменять ему позывной с «Шаха» на «Псих» или «Зверь». Типа каким надо быть зверем, чтобы тебя зампотыл боялся. А Васильев действительно при одном виде Юринова бледнел и пытался куда-нибудь скрыться.
Вряд ли именно энергия и целеустремленность Бориса победила неосознанный саботаж, скорее всего просто пришло время, но больше поводов оттягивать отъезд не имелось.
Накануне вечером собрались маленькой компанией: сам Пчелинцев с Дмитровским и старшие «рейдовики». Больше никого. Официоз решили не разводить, поэтому ни речей, ни прочего пафоса не было. Да и сидели не в штабе, а в пристройке у парка. Из-за стены были слышны маты технарей, доводивших «последние штрихи» на одном из «газонов». Но никто особо не вслушивался.
Две литровые банки «кедрача», нехитрая закуска… Молча выпили по первой. Повторили…
– Лишний раз языком трепать не буду. Сами понимаете, – тихо сказал полковник. – Мало ли как сложится, как повернется. Не хочется о плохом.
– И не надо, – так же тихо отозвались остальные. Разнокалиберные стаканы с глухим звоном соприкоснулись гранеными боками. Наливали на донышко, не напиваться же. Коричневая жидкость мягко обожгла горло. Заели олениной и моченой морошкой. Со временем пришлось менять многие привычки, в том числе и пищевые.
После третьей немного расслабились, распуская внутренние пружины. Сундуков задымил огромной самокруткой. Чем-то его солдатские папиросы не устраивали, вот и изгалялся, закручивая жуткие конструкции.
– Саныч, занесет до Украины, сала Андрюхе привези. А то бледный ходит, как смерть! – подмигнул майору Пчелинцев.
– Млять! – От удара по столу аж посуда подпрыгнула. Невезучая тарелка, стоявшая на краю, со звоном разлетелась о бетон пола. Урусов молча налил себе «по полной», мрачно выцедил сквозь зубы и швырнул стаканом в стену.
– Всем добрых снов. До завтра.
Все только молча переглянулись. Соловьев, недолго думая, ухватил банку, разлил остатки на четверых. Подняли, выдохнули, зажевали…
– Седьмой как? – с трудом прокашлялся Пчелинцев. Не в то горло, видно, пошла… – Вытянет? А то как-то…
– Вытянет, – сухо ответил Сундуков, – он такой. Крышу мужику рвет, и все дела…
– Всем рвет, – рванул зубами кусок оленины лейтенант.
– Тебе рвет, мне рвет, а у капитана жена третьего под сердцем таскает… Он только сегодня узнал. Влада до последнего молчала.
Только Борис Юринов носился, высунув язык, подгоняя всех и вся. Боря не боялся смерти. Просто не думал ни о чем подобном. Он уже шел к своей семье, и все задержки на пути воспринимал как досадное недоразумение, которое надо немедленно устранить. Все, что мог, ефрейтор делал лично, своими руками. А что не мог…
Куда исчез вежливый и культурный мальчик-шахматист, тихоня и образец примерного поведения? Ефрейтор, отчаянно матерясь, то устраивал форменный разнос какому-нибудь «сверчку» из технарей за задержку с переоборудованием «шишиг», то «наезжал» на всесильного майора Васильева из-за задержки с выдачей каких-то особых покрышек, то гонял по всему парку бедного мехвода. А уж работягам-рядовым доставалось от него совсем не по-детски. Один раз дело чудом не дошло до рукоприкладства, и то только потому, что здоровенный солдат просто побоялся связываться с «этим чокнутым» и отправился выполнять указания.
Борю уже не только за глаза, но и в открытую называли «чокнутым», «бешеным», «психом» и «собакой страшной», а кое-кто предложил поменять ему позывной с «Шаха» на «Псих» или «Зверь». Типа каким надо быть зверем, чтобы тебя зампотыл боялся. А Васильев действительно при одном виде Юринова бледнел и пытался куда-нибудь скрыться.
Вряд ли именно энергия и целеустремленность Бориса победила неосознанный саботаж, скорее всего просто пришло время, но больше поводов оттягивать отъезд не имелось.
Накануне вечером собрались маленькой компанией: сам Пчелинцев с Дмитровским и старшие «рейдовики». Больше никого. Официоз решили не разводить, поэтому ни речей, ни прочего пафоса не было. Да и сидели не в штабе, а в пристройке у парка. Из-за стены были слышны маты технарей, доводивших «последние штрихи» на одном из «газонов». Но никто особо не вслушивался.
Две литровые банки «кедрача», нехитрая закуска… Молча выпили по первой. Повторили…
– Лишний раз языком трепать не буду. Сами понимаете, – тихо сказал полковник. – Мало ли как сложится, как повернется. Не хочется о плохом.
– И не надо, – так же тихо отозвались остальные. Разнокалиберные стаканы с глухим звоном соприкоснулись гранеными боками. Наливали на донышко, не напиваться же. Коричневая жидкость мягко обожгла горло. Заели олениной и моченой морошкой. Со временем пришлось менять многие привычки, в том числе и пищевые.
После третьей немного расслабились, распуская внутренние пружины. Сундуков задымил огромной самокруткой. Чем-то его солдатские папиросы не устраивали, вот и изгалялся, закручивая жуткие конструкции.
– Саныч, занесет до Украины, сала Андрюхе привези. А то бледный ходит, как смерть! – подмигнул майору Пчелинцев.
– Млять! – От удара по столу аж посуда подпрыгнула. Невезучая тарелка, стоявшая на краю, со звоном разлетелась о бетон пола. Урусов молча налил себе «по полной», мрачно выцедил сквозь зубы и швырнул стаканом в стену.
– Всем добрых снов. До завтра.
Все только молча переглянулись. Соловьев, недолго думая, ухватил банку, разлил остатки на четверых. Подняли, выдохнули, зажевали…
– Седьмой как? – с трудом прокашлялся Пчелинцев. Не в то горло, видно, пошла… – Вытянет? А то как-то…
– Вытянет, – сухо ответил Сундуков, – он такой. Крышу мужику рвет, и все дела…
– Всем рвет, – рванул зубами кусок оленины лейтенант.
– Тебе рвет, мне рвет, а у капитана жена третьего под сердцем таскает… Он только сегодня узнал. Влада до последнего молчала.
Таджикистан, Фанские горы
Человек вынырнул из-за камня. Тенью промелькнул по осыпи… На мгновение проявился, пересекая снежный склон. Растворился в нагромождении камней…
Осторожно выглянул из-за валуна. Вроде никого. Человек задумался: на предстоящем участке пути нет ни одного укрытия от любопытных глаз. Конечно, и к нему никто не сможет подкрасться, но это и неважно. Намного важнее остаться незамеченным. Выход, конечно, есть. Надо вернуться немного назад и обойти верхом, по скальному хребту. Там намного сложнее, есть риск сорваться, но никто не сможет увидеть ни из ущелья, ни с противоположных склонов.
Риск присутствует в любом случае. Проскочить просматриваемый участок можно за пятнадцать минут, а по скалам придется лезть не меньше часа, да еще потом столько же на обход и спуск. Лень недолго боролась с осторожностью: человек неслышно скользнул к скалам. Поднялся вверх по «камину», прячась за выступами, прошел по наклонной скальной полке. Прополз открытый участок. Перетек через гребень и оказался на длинном осыпном склоне, усеянном крупными камнями. Наискосок – опять к скалам. Здесь можно передохнуть, место укрытое, а сам он заметит любого издалека. Разве что по воздуху доберутся. Или по стене сверху. Что почти одно и то же: там не пройти. Человек вырос недалеко от здешних краев и горы знал. И знал, что может сделать человек, а что нет.
Осторожно выглянул из-за валуна. Вроде никого. Человек задумался: на предстоящем участке пути нет ни одного укрытия от любопытных глаз. Конечно, и к нему никто не сможет подкрасться, но это и неважно. Намного важнее остаться незамеченным. Выход, конечно, есть. Надо вернуться немного назад и обойти верхом, по скальному хребту. Там намного сложнее, есть риск сорваться, но никто не сможет увидеть ни из ущелья, ни с противоположных склонов.
Риск присутствует в любом случае. Проскочить просматриваемый участок можно за пятнадцать минут, а по скалам придется лезть не меньше часа, да еще потом столько же на обход и спуск. Лень недолго боролась с осторожностью: человек неслышно скользнул к скалам. Поднялся вверх по «камину», прячась за выступами, прошел по наклонной скальной полке. Прополз открытый участок. Перетек через гребень и оказался на длинном осыпном склоне, усеянном крупными камнями. Наискосок – опять к скалам. Здесь можно передохнуть, место укрытое, а сам он заметит любого издалека. Разве что по воздуху доберутся. Или по стене сверху. Что почти одно и то же: там не пройти. Человек вырос недалеко от здешних краев и горы знал. И знал, что может сделать человек, а что нет.