Страница:
Именно для этих целей американцы первоначально предполагали использовать Троцкого. Конечно, они не верили в реальную возможность организации троцкистами мировой революции, однако троцкистские идеи об абсолютном интернационализме, об отмирании государства действительно способны были раскачать национальную государственность противников США, а имея в «союзниках» троцкистский марионеточный режим в России, Соединенные Штаты Америки на самом деле могли решить проблему установления мирового экономического господства.
Необходимо отметить, что Великобритания, уловив, куда движется корабль американской внешней политики, поспешила пристроиться к нему в кильватер, рассчитывая, действуя в своем привычном стиле, проломить американской головой русскую стену и ликвидировать, таким образом, опасность своим интересам как со стороны Советского Союза, так и со стороны Соединенных Штатов. Следуя данной установке, Intelligence service также активизировало контакты с Троцким.
Однако вскоре ситуация вновь изменилась. Переход в оппозицию и изгнание из СССР осложнили взаимоотношения Троцкого с Западом, поскольку лишенный власти в Советском Союзе прежнего интереса для англо-американцев он уже не представлял – идеи Троцкого ведь могли жить и без него. Поэтому неудивительно, что после прихода к власти в Берлине нацистов и оглашения ими своей внешнеполитической программы, Троцкий все больше тяготел именно к Германии, полагая, что германские штыки раньше всех прочих могут решить задачу «освобождения» России от сталинизма. Впрочем, в этой мысли Троцкий не был оригинален – она не давала покоя многим головам как в Европе, так и в СССР.
Союз троцкизма с фашизмом не являлся фантазией Сталина, но был вполне реальным фактом. В июне 1941 года, когда с самим Троцким уже было покончено, И. Геббельс записал в своем дневнике: «Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого – троцкистская, второго – сепаратистская и третьего – националистическая русская. Все три – резко против сталинского режима».
Ослепленный успехом большевизма в России, Троцкий совершенно утратил чувство реальности – он готов был сотрудничать хоть с дьяволом, лишь бы учинить мировую революцию. Россию же Троцкий и троцкисты считали пройденным этапом, а ее народам цинично отводили роль хвороста, потребного, чтобы разжечь мировой революционный пожар. Таким образом, интересы реакционных, агрессивных кругов за рубежом и троцкизма в отношении России совпадали, что представляло для нашей страны прямую и непосредственную угрозу.
Троцкистская мафия
Репрессии против крестьян
Коллективизация
Раскулачивание
Необходимо отметить, что Великобритания, уловив, куда движется корабль американской внешней политики, поспешила пристроиться к нему в кильватер, рассчитывая, действуя в своем привычном стиле, проломить американской головой русскую стену и ликвидировать, таким образом, опасность своим интересам как со стороны Советского Союза, так и со стороны Соединенных Штатов. Следуя данной установке, Intelligence service также активизировало контакты с Троцким.
Однако вскоре ситуация вновь изменилась. Переход в оппозицию и изгнание из СССР осложнили взаимоотношения Троцкого с Западом, поскольку лишенный власти в Советском Союзе прежнего интереса для англо-американцев он уже не представлял – идеи Троцкого ведь могли жить и без него. Поэтому неудивительно, что после прихода к власти в Берлине нацистов и оглашения ими своей внешнеполитической программы, Троцкий все больше тяготел именно к Германии, полагая, что германские штыки раньше всех прочих могут решить задачу «освобождения» России от сталинизма. Впрочем, в этой мысли Троцкий не был оригинален – она не давала покоя многим головам как в Европе, так и в СССР.
Союз троцкизма с фашизмом не являлся фантазией Сталина, но был вполне реальным фактом. В июне 1941 года, когда с самим Троцким уже было покончено, И. Геббельс записал в своем дневнике: «Мы работаем на Россию при помощи трех тайных радиопередатчиков. Тенденция первого – троцкистская, второго – сепаратистская и третьего – националистическая русская. Все три – резко против сталинского режима».
Ослепленный успехом большевизма в России, Троцкий совершенно утратил чувство реальности – он готов был сотрудничать хоть с дьяволом, лишь бы учинить мировую революцию. Россию же Троцкий и троцкисты считали пройденным этапом, а ее народам цинично отводили роль хвороста, потребного, чтобы разжечь мировой революционный пожар. Таким образом, интересы реакционных, агрессивных кругов за рубежом и троцкизма в отношении России совпадали, что представляло для нашей страны прямую и непосредственную угрозу.
Троцкистская мафия
Неизбежно возникает вопрос: какова могла быть реальная численность троцкистского подполья в СССР? Вероятнее всего, на непосредственной связи с Троцким состояли десятки, в крайнем случае, сотни человек, однако поскольку большинство из них являлись крупными руководителями наркоматов, партийных и советских органов, то общая численность боевой троцкистской сети, по-видимому, могла исчисляться в несколько тысяч или даже десятков тысяч человек.
В наше время некоторые авторы сравнивают троцкистское подполье с сетевыми структурами, такими как мафия в США. Как известно, отличительная черта мафии в том, что членство в ней, не закрепленное формально, в то же время строго регламентировано по сути. Мафиози может быть врачом, священником, студентом, инвалидом или крестьянином. По внешним признакам нельзя определить, кто из членов мафии «крестный отец», кто осведомитель, а кто – просто сочувствующий. При этом родственники члена мафии – это, по сути, тоже мафиози, ибо с самого детства, из поколения в поколение, мафия воспитывает в них не преданность родине, а верность своей паразитической корпорации. Мафия, таким образом, это даже не организация, а образ мысли, стиль жизни, религия целого слоя общества, который живет тем, что паразитирует на государстве и терроризирует народ. При этом, как показывает история, уничтожить мафию нельзя, а нанести ей поражение, заставить временно отступить можно, только наложив запрет на образующий ее образ жизни и направив против нее самый безжалостный террор.
В Советском Союзе такой паразитической прослойкой в значительной степени стал бюрократический аппарат. По своему национальному происхождению (преимущественно нерусскому), уровню образования и другим качествам представители аппарата не способны были обеспечить руководство подведомственными им структурами в период того бурного национального развития, которое развернулось под руководством Сталина. Представители бюрократии прекрасно понимали, что должны быть замещены новыми кадрами, однако привыкшие в 1920-е годы к полной бесконтрольности, практически абсолютной власти и значительным привилегиям не собирались сдаваться без боя. Таким образом, большинство старого аппарата, даже не относясь напрямую к троцкистскому подполью, именно с Троцким связывало надежды на укрепление своего положения и именно на него делало ставку в борьбе со Сталиным. В результате круг «скрытого троцкизма» неимоверно расширялся и поистине охватывал всю страну, во всяком случае ее правящую верхушку.
Как и классическая мафия, троцкистская бюрократия состояла из множества земляческих и родственных кланов, способствовавших выдвижению на высокие должности бездарных и аморальных личностей исключительно по принципу клановой принадлежности. Не трудно вообразить, сколь огромным и могущественным стал к концу 1920-х годов этот спрут, сколь ужасна была его сила, раз он не таился в подполье, а на законных основаниях безраздельно контролировал государство и органы безопасности СССР. В этих условиях уничтожать только единицы наиболее явных, вооруженных врагов народа из числа троцкистов было недостаточно, требовалось, по существу, полностью менять государственный аппарат.
Между тем роль отставной козы барабанщика Троцкого не устраивала – после его выезда за границу активность троцкистов в Советском Союзе не только не пошла на убыль, но, и напротив, стала резко усиливаться. При самой активной и разнообразной помощи иностранных разведок, предоставлявших ему свои каналы секретной связи и дипломатической почты, Троцкий продолжал непосредственно руководить подпольем в СССР. Более того, опираясь на ресурсы мощных троцкистских центров в Народном комиссариате по иностранным делам (НКИД) СССР и советских внешнеторговых объединениях, Троцкий создал так называемый Четвертый интернационал, который, раскинув свои секции по всему миру, развернул работу по проникновению в жизненно важные центры других стран.
Выслав самого Троцкого из Советского Союза еще в двадцать девятом году, Сталин, тем не менее, долго не мог избавиться от троцкистского по своей сути государственного аппарата, принужденный мириться с ним в силу того обстоятельства, что коренная российская интеллигенция была разгромлена в годы «красного террора». Однако к середине тридцатых годов на обагренной кровью, обожженной войной и революцией русской почве стало подниматься новое боеспособное и образованное национальное поколение. Именно на него предстояло опереться Сталину в борьбе за свободу страны.
В начале 1930-х годов старая Россия с ее патриархальными пережитками была разрушена, наступило время для созидания, и, следовательно, троцкистский государственный аппарат окончательно исчерпал себя. Россия, готовая встать в полный рост, требовала перемен. Троцкисты же, напротив, стремились во что бы то ни стало законсервировать государство, основанное на диктатуре пролетариата, которая, по существу, выродилась в диктатуру троцкистской мафии. С этой целью они готовы были безжалостно расправиться с поколением новых национальных кадров.
В наше время нередко говорят, что репрессии были вызваны боязнью Сталина потерять власть. Известная доля правды в этом есть, ибо троцкизм в самом деле угрожал Сталину, причем не только потерей власти, но и потерей жизни. При этом, разумеется, те, кто судит Сталина по себе, полагая, что власть требуется только для того, чтобы развратничать и бездельничать, жестоко ошибаются. Сталину власть необходима была для дела, в которое он верил и которому служил. Так или иначе, чтобы не остаться один на один с троцкизмом, Сталину нужен был союзник, и единственным таким союзником мог стать только русский народ, не принимавший троцкистской диктатуры и готовый пойти в борьбе с ней до конца. Это был надежный и взаимовыгодный союз, ибо Сталин так же нуждался в помощи русского народа, как и русский народ нуждался в защите Сталина от троцкистов и иностранных грабителей. Именно эта общая опасность выделила Сталина в сознании русских из большевистских рядов, сблизила и породнила его с народом.
Тем временем возрождение под знаменем НСДАП прусского милитаризма коренным образом изменило ситуацию в мире. До предела обострились противоречия в стане врагов России, сделав невозможным возникновение сильной военной коалиции для агрессии против нее. Запад, встревоженный нарастающей германской угрозой, стал смотреть на Россию более благосклонно. В новых политических условиях Англия и особенно граничившая с рейхом Франция были готовы к широкому компромиссу с Москвой. Сталин решил использовать сложившуюся благоприятную ситуацию, чтобы освободить страну от троцкистской диктатуры.
Потенциальная энергия грядущего противостояния была колоссальной. По существу, речь шла о начале новой гражданской войны, скрывавшей значительный элемент национально-освободительной борьбы народа России против троцкистской диктатуры, пошедшей на прямой сговор с агрессивными силами за рубежом. Ценой этой борьбы должно было стать само существование Российского государства, нашей нации. Борьба на этом пути предстояла страшная и жестокая.
В наше время некоторые авторы сравнивают троцкистское подполье с сетевыми структурами, такими как мафия в США. Как известно, отличительная черта мафии в том, что членство в ней, не закрепленное формально, в то же время строго регламентировано по сути. Мафиози может быть врачом, священником, студентом, инвалидом или крестьянином. По внешним признакам нельзя определить, кто из членов мафии «крестный отец», кто осведомитель, а кто – просто сочувствующий. При этом родственники члена мафии – это, по сути, тоже мафиози, ибо с самого детства, из поколения в поколение, мафия воспитывает в них не преданность родине, а верность своей паразитической корпорации. Мафия, таким образом, это даже не организация, а образ мысли, стиль жизни, религия целого слоя общества, который живет тем, что паразитирует на государстве и терроризирует народ. При этом, как показывает история, уничтожить мафию нельзя, а нанести ей поражение, заставить временно отступить можно, только наложив запрет на образующий ее образ жизни и направив против нее самый безжалостный террор.
В Советском Союзе такой паразитической прослойкой в значительной степени стал бюрократический аппарат. По своему национальному происхождению (преимущественно нерусскому), уровню образования и другим качествам представители аппарата не способны были обеспечить руководство подведомственными им структурами в период того бурного национального развития, которое развернулось под руководством Сталина. Представители бюрократии прекрасно понимали, что должны быть замещены новыми кадрами, однако привыкшие в 1920-е годы к полной бесконтрольности, практически абсолютной власти и значительным привилегиям не собирались сдаваться без боя. Таким образом, большинство старого аппарата, даже не относясь напрямую к троцкистскому подполью, именно с Троцким связывало надежды на укрепление своего положения и именно на него делало ставку в борьбе со Сталиным. В результате круг «скрытого троцкизма» неимоверно расширялся и поистине охватывал всю страну, во всяком случае ее правящую верхушку.
Как и классическая мафия, троцкистская бюрократия состояла из множества земляческих и родственных кланов, способствовавших выдвижению на высокие должности бездарных и аморальных личностей исключительно по принципу клановой принадлежности. Не трудно вообразить, сколь огромным и могущественным стал к концу 1920-х годов этот спрут, сколь ужасна была его сила, раз он не таился в подполье, а на законных основаниях безраздельно контролировал государство и органы безопасности СССР. В этих условиях уничтожать только единицы наиболее явных, вооруженных врагов народа из числа троцкистов было недостаточно, требовалось, по существу, полностью менять государственный аппарат.
Между тем роль отставной козы барабанщика Троцкого не устраивала – после его выезда за границу активность троцкистов в Советском Союзе не только не пошла на убыль, но, и напротив, стала резко усиливаться. При самой активной и разнообразной помощи иностранных разведок, предоставлявших ему свои каналы секретной связи и дипломатической почты, Троцкий продолжал непосредственно руководить подпольем в СССР. Более того, опираясь на ресурсы мощных троцкистских центров в Народном комиссариате по иностранным делам (НКИД) СССР и советских внешнеторговых объединениях, Троцкий создал так называемый Четвертый интернационал, который, раскинув свои секции по всему миру, развернул работу по проникновению в жизненно важные центры других стран.
Выслав самого Троцкого из Советского Союза еще в двадцать девятом году, Сталин, тем не менее, долго не мог избавиться от троцкистского по своей сути государственного аппарата, принужденный мириться с ним в силу того обстоятельства, что коренная российская интеллигенция была разгромлена в годы «красного террора». Однако к середине тридцатых годов на обагренной кровью, обожженной войной и революцией русской почве стало подниматься новое боеспособное и образованное национальное поколение. Именно на него предстояло опереться Сталину в борьбе за свободу страны.
В начале 1930-х годов старая Россия с ее патриархальными пережитками была разрушена, наступило время для созидания, и, следовательно, троцкистский государственный аппарат окончательно исчерпал себя. Россия, готовая встать в полный рост, требовала перемен. Троцкисты же, напротив, стремились во что бы то ни стало законсервировать государство, основанное на диктатуре пролетариата, которая, по существу, выродилась в диктатуру троцкистской мафии. С этой целью они готовы были безжалостно расправиться с поколением новых национальных кадров.
В наше время нередко говорят, что репрессии были вызваны боязнью Сталина потерять власть. Известная доля правды в этом есть, ибо троцкизм в самом деле угрожал Сталину, причем не только потерей власти, но и потерей жизни. При этом, разумеется, те, кто судит Сталина по себе, полагая, что власть требуется только для того, чтобы развратничать и бездельничать, жестоко ошибаются. Сталину власть необходима была для дела, в которое он верил и которому служил. Так или иначе, чтобы не остаться один на один с троцкизмом, Сталину нужен был союзник, и единственным таким союзником мог стать только русский народ, не принимавший троцкистской диктатуры и готовый пойти в борьбе с ней до конца. Это был надежный и взаимовыгодный союз, ибо Сталин так же нуждался в помощи русского народа, как и русский народ нуждался в защите Сталина от троцкистов и иностранных грабителей. Именно эта общая опасность выделила Сталина в сознании русских из большевистских рядов, сблизила и породнила его с народом.
Тем временем возрождение под знаменем НСДАП прусского милитаризма коренным образом изменило ситуацию в мире. До предела обострились противоречия в стане врагов России, сделав невозможным возникновение сильной военной коалиции для агрессии против нее. Запад, встревоженный нарастающей германской угрозой, стал смотреть на Россию более благосклонно. В новых политических условиях Англия и особенно граничившая с рейхом Франция были готовы к широкому компромиссу с Москвой. Сталин решил использовать сложившуюся благоприятную ситуацию, чтобы освободить страну от троцкистской диктатуры.
Потенциальная энергия грядущего противостояния была колоссальной. По существу, речь шла о начале новой гражданской войны, скрывавшей значительный элемент национально-освободительной борьбы народа России против троцкистской диктатуры, пошедшей на прямой сговор с агрессивными силами за рубежом. Ценой этой борьбы должно было стать само существование Российского государства, нашей нации. Борьба на этом пути предстояла страшная и жестокая.
Репрессии против крестьян
Коллективизация
Нет ничего удивительного в том, что линия фронта в этой борьбе пролегла прежде всего по русской деревне, ибо все ресурсы, необходимые стране для развития, были сосредоточены именно там.
Вряд ли у кого-либо из серьезных людей есть сегодня сомнения в том, что осуществление коллективизации сельского хозяйства отвечало коренным интересам нашей страны. Вполне естественно также и то, что проведение столь гигантского комплекса мероприятий не могло обойтись без сопротивления со стороны крестьянства, без перегибов со стороны властей и, соответственно, без массы отдельных человеческих трагедий. Не отвлекаясь на подробности, заметим, что подобных трагедий на Западе в тот же исторический период было ничуть не меньше.
Что касается России, то перед ней, как мы помним, встал вопрос – быть или не быть, существовать нашей нации или погибнуть. Противостоять усиливавшейся иностранной экспансии, не имея национальной промышленности и располагая сельским хозяйством, застывшим на уровне семнадцатого века, Россия не могла.
Другой вопрос, чем объяснялись случаи перегибов при проведении коллективизации сельского хозяйства, возможно ли было обойтись без репрессий в отношении крестьянства и, наконец, соответствуют ли исторической правде все те ужасы, которые в наши дни нередко можно слышать о коллективизации и раскулачивании?
В 1928 году в сельскохозяйственном производстве СССР было сосредоточено 75% трудоспособного населения страны. При этом количество рабочих дней крестьянина составляло в среднем всего 90 – 100 в год. Об эффективности труда русского крестьянства можно судить по тому, что 74,4% яровых культур в тот период высевалось вручную, а 44% из них позднее сжималось и скашивалось серпом либо ручной косой. Даже ребенку понятно, что, где 75% населения работали вручную, там справились бы и 30%, вооруженных необходимой техникой и агрокультурой. Выходило, что пока страна больше воздуха нуждалась в рабочих руках для строительства заводов и иных промышленных объектов, нуждалась, наконец, в хлебе, несколько десятков миллионов человек занимались совершенно непроизводительным, сизифовым, по сути, трудом.
Что требовалось в этих условиях от Советской власти? Во-первых, перенаправить лишние трудовые ресурсы из деревни в город, во-вторых, объединить оставшихся крестьян в крупные жизнеспособные хозяйства и, в-третьих, кулаков, препятствовавших проведению этих мероприятий, лишить экономической почвы, а в случае сопротивления – репрессировать.
Когда XV съезд ВКП(б) объявил о том, что страна берет курс на коллективизацию сельского хозяйства, мало кто в СССР или за его пределами всерьез полагал, что заявленный процесс не затянется на десятилетия, а будет завершен за три-четыре года. В самом деле – мало ли обещаний давалось народу властями – построить коммунизм, предоставить каждому квартиру, удвоить, утроить и т. п. Кстати, давали своим народам обещания не только руководители России. Так, президент США Линдон Джонсон обещал американцам в ХХ веке построить «Великое общество», своего рода американский аналог коммунизма, а между тем, как известно, «американский воз» в этом вопросе и ныне там.
Сталин же быстро показал, что бросаться словами он не намерен. Если в 1928 году до 80% тракторов, работавших на полях Советского Союза, имели импортное происхождение, то уже в 1932 году ввоз тракторов в СССР полностью прекратился. В 1930–1933 годах в нашей стране в строй вошли Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, заводы сельхозмашин «Ростсельмаш», запорожский «Коммунар» и другие. Техника на село пошла сплошным потоком. В 1932 году в сельском хозяйстве уже работало 148 тысяч тракторов и 14 тысяч зерновых комбайнов, а к 1940 году их число возросло до 684 тысяч и 182 тысяч соответственно. Излишне напоминать, что СТЗ, ХТЗ и ЧТЗ могли в массовых количествах строить не одни только трактора – это именно их продукция несколько лет спустя дала немцам шороху под Курском.
Именно процесс коллективизации помогает понять, почему в борьбе с троцкизмом Сталин на первых порах ограничился только высылкой «демона революции» из СССР и его политическим осуждением, тогда как никто даже из наиболее явных сторонников Троцкого не был репрессирован. Более того – троцкисты продолжали контролировать важнейшие структуры государства, как, например, комендант Московского Кремля Рудольф Петерсон или руководитель службы государственной охраны Карл Паукер. Некоторые историки делают из этого вывод о том, что Сталин на самом деле не опасался выступления троцкистов (раз даже коменданта Кремля не поменял), а значит, и троцкистского заговора на деле не существовало. Это не так.
Сталин продолжал терпеливо «хлебать с троцкистами из одного партийного котелка» потому, что еще нуждался в них. Только старый революционно-большевистский аппарат мог безжалостно и твердо в столь короткие сроки провести мероприятия против кулачества, применив при этом испытанные в годы Гражданской войны методы. Новое поколение кадров, люди, ставшие сталинскими наркомами, генералами и конструкторами к началу Великой Отечественной войны, были иначе воспитаны и не годились для проведения чрезвычайных мероприятий в деревне. Эти молодые кадры Сталин берег и в то же время, не смущаясь, использовал троцкистов в своих политических интересах, зная наперед, что вскоре наступит момент, когда их придется уничтожить.
А то, что проблемы в ходе коллективизации будут, Сталин, задавая этому процессу столь невероятные темпы, конечно, знал. Не мог он не понимать и того, что отрывать крестьян от единоличного хозяйства придется силой, допуская при этом массовые случаи «нарушения добровольности вступления в колхозы». Все возможные последствия он предвидел и сознательно шел вперед – выхода другого у Сталина и у России не было. Конечно, слова Сталина о перегибах, о «ретивых обобществителях», «льющих воду на мельницу наших врагов», о «политике унтера Пришибеева», о чем шла речь в статье «Головокружение от успехов», в значительной степени были тактическим ходом, маневром Сталина, спасавшего идею коллективизации от недовольства крестьян. Что было, то было.
Вряд ли у кого-либо из серьезных людей есть сегодня сомнения в том, что осуществление коллективизации сельского хозяйства отвечало коренным интересам нашей страны. Вполне естественно также и то, что проведение столь гигантского комплекса мероприятий не могло обойтись без сопротивления со стороны крестьянства, без перегибов со стороны властей и, соответственно, без массы отдельных человеческих трагедий. Не отвлекаясь на подробности, заметим, что подобных трагедий на Западе в тот же исторический период было ничуть не меньше.
Что касается России, то перед ней, как мы помним, встал вопрос – быть или не быть, существовать нашей нации или погибнуть. Противостоять усиливавшейся иностранной экспансии, не имея национальной промышленности и располагая сельским хозяйством, застывшим на уровне семнадцатого века, Россия не могла.
Другой вопрос, чем объяснялись случаи перегибов при проведении коллективизации сельского хозяйства, возможно ли было обойтись без репрессий в отношении крестьянства и, наконец, соответствуют ли исторической правде все те ужасы, которые в наши дни нередко можно слышать о коллективизации и раскулачивании?
В 1928 году в сельскохозяйственном производстве СССР было сосредоточено 75% трудоспособного населения страны. При этом количество рабочих дней крестьянина составляло в среднем всего 90 – 100 в год. Об эффективности труда русского крестьянства можно судить по тому, что 74,4% яровых культур в тот период высевалось вручную, а 44% из них позднее сжималось и скашивалось серпом либо ручной косой. Даже ребенку понятно, что, где 75% населения работали вручную, там справились бы и 30%, вооруженных необходимой техникой и агрокультурой. Выходило, что пока страна больше воздуха нуждалась в рабочих руках для строительства заводов и иных промышленных объектов, нуждалась, наконец, в хлебе, несколько десятков миллионов человек занимались совершенно непроизводительным, сизифовым, по сути, трудом.
Что требовалось в этих условиях от Советской власти? Во-первых, перенаправить лишние трудовые ресурсы из деревни в город, во-вторых, объединить оставшихся крестьян в крупные жизнеспособные хозяйства и, в-третьих, кулаков, препятствовавших проведению этих мероприятий, лишить экономической почвы, а в случае сопротивления – репрессировать.
Когда XV съезд ВКП(б) объявил о том, что страна берет курс на коллективизацию сельского хозяйства, мало кто в СССР или за его пределами всерьез полагал, что заявленный процесс не затянется на десятилетия, а будет завершен за три-четыре года. В самом деле – мало ли обещаний давалось народу властями – построить коммунизм, предоставить каждому квартиру, удвоить, утроить и т. п. Кстати, давали своим народам обещания не только руководители России. Так, президент США Линдон Джонсон обещал американцам в ХХ веке построить «Великое общество», своего рода американский аналог коммунизма, а между тем, как известно, «американский воз» в этом вопросе и ныне там.
Сталин же быстро показал, что бросаться словами он не намерен. Если в 1928 году до 80% тракторов, работавших на полях Советского Союза, имели импортное происхождение, то уже в 1932 году ввоз тракторов в СССР полностью прекратился. В 1930–1933 годах в нашей стране в строй вошли Сталинградский, Харьковский и Челябинский тракторные заводы, заводы сельхозмашин «Ростсельмаш», запорожский «Коммунар» и другие. Техника на село пошла сплошным потоком. В 1932 году в сельском хозяйстве уже работало 148 тысяч тракторов и 14 тысяч зерновых комбайнов, а к 1940 году их число возросло до 684 тысяч и 182 тысяч соответственно. Излишне напоминать, что СТЗ, ХТЗ и ЧТЗ могли в массовых количествах строить не одни только трактора – это именно их продукция несколько лет спустя дала немцам шороху под Курском.
Именно процесс коллективизации помогает понять, почему в борьбе с троцкизмом Сталин на первых порах ограничился только высылкой «демона революции» из СССР и его политическим осуждением, тогда как никто даже из наиболее явных сторонников Троцкого не был репрессирован. Более того – троцкисты продолжали контролировать важнейшие структуры государства, как, например, комендант Московского Кремля Рудольф Петерсон или руководитель службы государственной охраны Карл Паукер. Некоторые историки делают из этого вывод о том, что Сталин на самом деле не опасался выступления троцкистов (раз даже коменданта Кремля не поменял), а значит, и троцкистского заговора на деле не существовало. Это не так.
Сталин продолжал терпеливо «хлебать с троцкистами из одного партийного котелка» потому, что еще нуждался в них. Только старый революционно-большевистский аппарат мог безжалостно и твердо в столь короткие сроки провести мероприятия против кулачества, применив при этом испытанные в годы Гражданской войны методы. Новое поколение кадров, люди, ставшие сталинскими наркомами, генералами и конструкторами к началу Великой Отечественной войны, были иначе воспитаны и не годились для проведения чрезвычайных мероприятий в деревне. Эти молодые кадры Сталин берег и в то же время, не смущаясь, использовал троцкистов в своих политических интересах, зная наперед, что вскоре наступит момент, когда их придется уничтожить.
А то, что проблемы в ходе коллективизации будут, Сталин, задавая этому процессу столь невероятные темпы, конечно, знал. Не мог он не понимать и того, что отрывать крестьян от единоличного хозяйства придется силой, допуская при этом массовые случаи «нарушения добровольности вступления в колхозы». Все возможные последствия он предвидел и сознательно шел вперед – выхода другого у Сталина и у России не было. Конечно, слова Сталина о перегибах, о «ретивых обобществителях», «льющих воду на мельницу наших врагов», о «политике унтера Пришибеева», о чем шла речь в статье «Головокружение от успехов», в значительной степени были тактическим ходом, маневром Сталина, спасавшего идею коллективизации от недовольства крестьян. Что было, то было.
Раскулачивание
Особо ожесточенное сопротивление сталинскому курсу, как и следовало ожидать, оказали кулаки. Либеральной литературой в наше время часто приводятся неизвестно где ею почерпнутые «высказывания крестьян» вроде, например, таких: «Никаких ни бедняков, ни кулаков у нас нет: все в обществе одинаковы, есть только труженики-хлеборобы да лодыри, которых советская власть считает бедняками».
Подобная позиция тщится поддержать миф, согласно которому советская власть, сделав ставку на этих «тружеников-хлеборобов», могла решить все вопросы с продовольствием в стране и без коллективизации.
Кулачество существовало и до революции, однако по эффективности и, соответственно, по товарности кулацкие хозяйства вдвое уступали помещичьим. Ничего удивительного здесь нет, поскольку кулак при всем желании, даже надорвав пупок, не мог сравниться с крупным хозяйством ни в агрокультуре, ни в механизации, ни в персональном культурном развитии. Для того чтобы кулак стал фермером, необходимо было сначала вытащить его из тьмы невежества, а затем льготным кредитованием за государственные (т. е. народные) деньги дать ему возможность разорить соседей и, скупив их земли, создать крупное хозяйство. Другое, не сталинское, государство так бы и поступило, причем половину денег дало бы кулаку, а половину украло бы. В результате кулак на народные же деньги превращался в паразита, а 95% крестьян возвращались в состояние батраков. Еще дальше было бы то, что происходит во всех странах мира – сельскохозяйственное производство оказывалось монополизированным дюжиной компаний, следы акционерного капитала которых скрывались бы далеко за границей. Дали бы эти монополисты народу, их породившему из ничего, деньги на индустриализацию? А на войну? Естественно, что пойти на поддержку кулачества на таких условиях советское правительство не могло, не имело права.
Коллективизация и борьба с кулачеством – тяжелый и болезненный процесс, никто не спорит. Однако его необходимость для страны настолько очевидна, что даже самые решительные критики сталинских реформ не в силах ее оспаривать по существу, скатываясь зачастую на позиции откровенного злобствования. Собственно, ничего удивительного здесь нет, как говорится, а судьи, кто?
Родился 17 апреля 1933 года в Москве, в семье художника, формировался в кругу творческой интеллигенции, часть этого круга исчезла в годы репрессий. Оканчивая среднюю школу, был лишен серебряной медали за «недооценку роли тов. Сталина в Гражданской войне» и не принят ни в один московский вуз (1951). Два года учился в Латвийском университете. Здесь увлекся сценой и некоторое время служил актером в Рижском русском драмтеатре. Осенью 1953 года вернулся в Москву. В студенческие годы подрабатывал на хлеб фотографией, журналистикой, стажировался в архиве, где в обязанности входило разыскивать документы о трудовом стаже для получения пенсий реабилитированным из лагерей. Окончил «историко-филологич. ф-т» «Московского гос. пединститута».
Это отрывок из автобиографии некого Юрия Альперовича (Дружникова), именовавшего себя русским писателем и издавшего в 1987 году в Лондоне книжку-пасквиль о Павлике Морозове. Это вполне типичный антисоветский и антирусский «правдоискатель», вскормленный нашим соленым хлебом. Сначала он был Дружниковым и славил, захлебываясь, пионерию. Уехав затем в Америку, Дружников вспомнил, что он таки Альперович, а пионеров принялся хаять и проклинать, сделавшись буквально из Савла Павлом. Враг это нашего народа или нет? Позор нам с вами, раз мы судим о своей истории по нашептываниям таких вот «русских писателей»!
Подобная позиция тщится поддержать миф, согласно которому советская власть, сделав ставку на этих «тружеников-хлеборобов», могла решить все вопросы с продовольствием в стране и без коллективизации.
Кулачество существовало и до революции, однако по эффективности и, соответственно, по товарности кулацкие хозяйства вдвое уступали помещичьим. Ничего удивительного здесь нет, поскольку кулак при всем желании, даже надорвав пупок, не мог сравниться с крупным хозяйством ни в агрокультуре, ни в механизации, ни в персональном культурном развитии. Для того чтобы кулак стал фермером, необходимо было сначала вытащить его из тьмы невежества, а затем льготным кредитованием за государственные (т. е. народные) деньги дать ему возможность разорить соседей и, скупив их земли, создать крупное хозяйство. Другое, не сталинское, государство так бы и поступило, причем половину денег дало бы кулаку, а половину украло бы. В результате кулак на народные же деньги превращался в паразита, а 95% крестьян возвращались в состояние батраков. Еще дальше было бы то, что происходит во всех странах мира – сельскохозяйственное производство оказывалось монополизированным дюжиной компаний, следы акционерного капитала которых скрывались бы далеко за границей. Дали бы эти монополисты народу, их породившему из ничего, деньги на индустриализацию? А на войну? Естественно, что пойти на поддержку кулачества на таких условиях советское правительство не могло, не имело права.
Коллективизация и борьба с кулачеством – тяжелый и болезненный процесс, никто не спорит. Однако его необходимость для страны настолько очевидна, что даже самые решительные критики сталинских реформ не в силах ее оспаривать по существу, скатываясь зачастую на позиции откровенного злобствования. Собственно, ничего удивительного здесь нет, как говорится, а судьи, кто?
Родился 17 апреля 1933 года в Москве, в семье художника, формировался в кругу творческой интеллигенции, часть этого круга исчезла в годы репрессий. Оканчивая среднюю школу, был лишен серебряной медали за «недооценку роли тов. Сталина в Гражданской войне» и не принят ни в один московский вуз (1951). Два года учился в Латвийском университете. Здесь увлекся сценой и некоторое время служил актером в Рижском русском драмтеатре. Осенью 1953 года вернулся в Москву. В студенческие годы подрабатывал на хлеб фотографией, журналистикой, стажировался в архиве, где в обязанности входило разыскивать документы о трудовом стаже для получения пенсий реабилитированным из лагерей. Окончил «историко-филологич. ф-т» «Московского гос. пединститута».
Это отрывок из автобиографии некого Юрия Альперовича (Дружникова), именовавшего себя русским писателем и издавшего в 1987 году в Лондоне книжку-пасквиль о Павлике Морозове. Это вполне типичный антисоветский и антирусский «правдоискатель», вскормленный нашим соленым хлебом. Сначала он был Дружниковым и славил, захлебываясь, пионерию. Уехав затем в Америку, Дружников вспомнил, что он таки Альперович, а пионеров принялся хаять и проклинать, сделавшись буквально из Савла Павлом. Враг это нашего народа или нет? Позор нам с вами, раз мы судим о своей истории по нашептываниям таких вот «русских писателей»!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента